Глава XVII Макс Вебер: систематическая теория
В главе XV мы показали, что главной методологической проблемой Вебера было реабилитировать необходимость общих теоретических понятий в социально-исторических науках. Но он сознательно дает методологическое объяснение только одному виду общего понимания — своему идеальному типу. Это, как мы уже говорили, — гипотетически конкретный тип, который может служить единицей системы действия или социальных отношений. Но в методологическом плане он не связан эксплицитно общей теоретической системой ни в одном из двух главных ее аспектов — ни в структурной схеме системы действия, ни в системе элементов. Вебер предпринял, однако, попытку сконструировать систематическую классификацию идеальных типов1, исходя из концепции действия, очень похожей на ту, которая излагается в этом исследовании.
1 Систему в целом можно найти в первой части «Wirtschaft undGesellschatt» ( Weber M . grundriss der Sozialokonomik. Ill Abteilung: Wirtschaft und Gesellschaft. Tubingen, 1912. Далее — просто «Wirtschaft und Gesellschaft». — Прия. перев.). Но для того чтобы оценить ее значение, необходимо не только прочитать абстрактные формулировки, но посмотреть на них также в контексте его работ, как методологических, так и эмпирических. Последние в основной своей массе собраны во второй части "Wirtschaft und Gesellschan", а также в «Gesammelte Aufsatze zur Religionssoziologie», Tubingen, 1920 1922.
По-видимому, можно выдвинуть гипотезу, что в той мере, в какой эти типы могут быть эмпирически верифицированы, а их классификация логически непротиворечива, общая схема понятий, лежащих в основе этой классификации, должна быть тесно связана с обобщенной теоретической системой, даже если ее методологический статус как таковой разработан не эксплицитно. Это будет задачей данной главы — проверить эту гипотезу, систематически анализируя логическую конструкцию веберовской классификации и общую схему структуры системы действия, которая выше уже была изложена.
|
|
Типы социального действия
Логическим исходным пунктом Вебера является понятие действия:
«Действием» (Handeln) мы будем называть любую человеческую установку (attitude) или деятельность (Verhalten) (независимо от того, заключается ли оно во внутренних или внешних актах, терпит ли неудачу акт или достигает успеха), если и поскольку актор или акторы связывают с ним субъективное значение (Sinn)2. Социальное действие — это такое действие, которое, соответственно своему субъективному значению для актора или акторов, имплицитно включает установки и действия других и в своем развитии ориентировано на них»3. Социология же — это «наука, которая пытается дать интерпретирующее представление (deutend Verstehen) о социальном действии, чтобы с помощью этого представления получить причинное объяснение его развития и результаты»4.
|
|
2 Wirtschaft und Gesellschaft, S.I. «Поскольку» предполагает, что он имел дело с абстрактной системой, а не с определенным видом явлений.
3 Ibid.
4 Ibid. В этой главе мы не будем заниматься частным веберовским понятием масштаба социологии (см. гл. XIX). Переводы веберовских текстов, содержащиеся в этой главе, сделаны автором.
Эти знаменитые и фундаментальные определения Вебера требуют краткого комментария. Ясно, что Вебер прямо связывает понятие действия с субъективным аспектом, поддающимся пониманию (Verstehen). Поскольку человеческое «поведение» («behavior»)5 недоступно такому пониманию, исходя из субъективной точки зрения актора, то это — не действие, и Вебер не имеет с ним дела при разработке своей систематической социологической теории. С таким негативным ограничением мы в своей работе соглашаемся. Далее, Вебера интересуют аспекты поведения, поддающиеся осмыслению (understandable), то есть действие, только постольку, поскольку оно релевантно причинному объяснению его процесса и результатов. Таким образом, понятие, с которым имеет дело Вебер, — это понятие эмпирической объяснительной науки, а не нормативной' или любой другой, родственной ей дисциплины. Наконец, из того, что излагалось в предыдущей главе, совершенно ясно, что он, рассматривая Verstehen, не ограничивается только рациональным его видом. Последний играет, как мы увидим, очень важную роль в его схеме, но это только часть ее. Доказательство понимания, говорит он, может быть как рациональным, так и эмоциональным (иногда он говорит — «аффективным»). Мы, например, можем понять вспышку гнева, хотя в терминах ситуации актора она выглядит совершенно иррациональной7.
|
|
В любой науке о действии несубъективные процессы и объекты не исключаются из рассмотрения полностью, но занимают в нем свое место в качестве обстоятельства, условия, результата, окружения, способствуещего или препятствующего действию человека8.
5 «Действие* более предпочтительно при переводе веберовского Handeln, так как оно сходно с терминологией Парето и так как оно не вызывает бихевиористских ассоциаций с термином «поведение», которое использует профессор Абель. «Поведение» может использоваться здесь как более широкое понятие.
6 Как он, например, интерпретирует систематическую юриспруденцию.
7 Wirtschaft und Gesellschaft, S. 2.
|
|
8 Ibid., S. 3.
Возможно, что предметы, которые представляются данному исследователю объяснимыми в субъективных терминах, в конечном счете являются результатом действия законов несубъективных систем, т.е. аспект осознания может быть эпифеноменальным. Там, где субъективное объяснение, например адекватную мотивацию, невозможно обнаружить, там, вероятно, можно отступить от закономерности, которая, как ни велика вероятность ее правильности, все-таки остается неподдающейся интерпретации (unver-stehbar). Мотив — это комплекс значений (Sinn-zusammenenhang), который представляется самому актору или наблюдателю осмысленной (sinnvoll) основой его установки или действия9. Правильная причинная интерпретация конкретного действия предполагает, что как внешний ход его, так и мотивы установлены правильно, а также что их связь друг с другом «поддается пониманию» (understandable).
Для настоящих целей необязательно продолжать разбирать веберовское эксплицитное методологическое обоснование понятия действия, поскольку изложенного достаточно для того, чтобы показать, что это — субстантивное понятие, с которым мы будем иметь дело на протяжении всего нашего исследования. Далее он непосредственно переходит к классификации социального и других видов действия, которая является исходным пунктом в систематически проведенной им дифференциации типов. Приведем соответствующий отрывок полностью10: «Социальное действие, как и любое действие, может быть детерминировано: 1) целерационально (zweckrational) — ожиданиями относительно поведения объектов внешней среды и других лиц, а при помощи этих ожиданий рациональной оценкой и учетом как «условий », так и средств для достижения рациональных целей; 2) ценностнораци-онально (wertrational)11, т.е. благодаря осознанному убеждению в абсолютной (самой по себе) ценности данной линии поведения, совершенно независимо от результатов и независимо от того, интерпретируется она как этическая, эстетическая, рациональная или какая-либо другая; 3) аффективно12 — эмоционально, благодаря аффектам и состоянию эмоций (feeling); 4) традиционно — благодаря установившейся практике».
10 Ibid., S. 5.
11 Ibid., S. 12. Эти два термина мы сознательно оставили без перевода; адеюсь, что их значение станет ясно в ходе изложения.
12 Affectuell(HeM.).
Вебер приводит эти четыре понятия как способы детерминации действия, оставляя открытым вопрос об их методологическом статусе. То, как он пользуется этими понятиями, приводит нас к общему заключению, что они, по определению, — преимущественно идеальные типы конкретного действия, но, употребляя их в более позднее время, он имеет тенденцию помещать их в другом контексте. Это обстоятельство стало источником многих недоразумений.
Во-первых, различение первых двух, по-видимому, определенно относится к типам конкретного действия. На первый взгляд может показаться, что целерациональ-ность относится скорее к опосредующему звену внутренней цепи, т.к. определение средств — это цель предыдущего анализа; ценностную рациональность, с другой стороны, следует отнести к элементу конечных целей. Это, однако, не совпадает с веберовскими определениями, поскольку каждое из них описывает полный тип действия, включая как отношение «средства-цель », так и конечные цели. Оба они — понятия идеального типа.
Ключ к пониманию Вебера содержится в различении, которое обсуждает доктор фон Шелтинг13, двух возможных «формальных» типов этической установки, которые Вебер называет «этикой ответственности» (Verant-wortungethik) и «этикой принципа» (Gesinnungethik)14.
13 Schelting von. Max Weber Wissenschaftslehre. У Вебера это есть в «Politik als Beruf» (Weber M. Gesammelte Politische Schriften. Munchen, 1921).
14 Эти термины трудно перевести; может быть, их следует переводить как «этика ответственности» и «этика абсолютной ценности».
Целерациональность — нормативный тип действия, логически подразумеваемый первой из вышеупомянутых точек зрения, а ценностная рациональность — второй. Это различение в значительной степени может быть описано так. Актор либо признает множество ценностей и законных путей их достижения, хотя они могут быть и не одинаковы по своему значению, либо он ориентирует все свое действие на одну конкретную ценность, например, спасение души, которая абсолютна в том смысле, что все другие потенциальные ценности получают значение только как средства и условия, могущие помогать или мешать при достижении этой главной ценности15.
В первом случае актору приходится иметь дело не только с выбором средств для данной цели — это общая черта для обоих случаев, но также и с оценкой (взвешиванием) ценностей, т.е. конечных целей, сравнением их, а также возможных результатов развития данного действия, не только по отношению к достижению его непосредственной или конечной цели, но также (прямо или косвенно) и других целей16. Потребность в объективном знании для человека в этом случае исключительно велика, поскольку, лишь обладая им, он может сознательно принимать решения. Его действие должно направляться к достижению гармонии, к максимализации осуществления ценностей сразу в нескольких областях в соответствии со степенью их важности.
Вебер был, конечно, очень далек от веры в существование такой предустановленной ценностной гармонии, устраняющей конфликты различных потенциальных ценностей. Напротив, он излагает трагическую точку зрения на ситуацию, утверждая существование очень глубоких конфликтов между различными возможными сферами ценностей17, особенно акцентируя трагические последствия непредвиденных косвенных результатов действия (Schicksal, die Paradoxie der Folgen).
15 Возможно и иное отношение к другим ценностям: они могут быть несовместимыми с высшей ценностью, антогонистичны ей, так что указанная установка — это установка бескорыстной моральной враждебности. Так, в религии это долг сражаться с ересью.
16 Wirtschaft und Gesellschaft, S. 13.
17 См.: Religionssoziologie Vol. I, S. 554 — о напряжении (Spannungen) в рационализированной религии, возникающем между ценностями. См. также: Weber M . Gesammelte Politische Schriften.
Другой способ детерминации действия, названный ценностнорациональным, касается, как было сказано, ситуации действия только как средств и условий для достижения какой-то абсолютной ценности. Разумеется, актор обязан преследовать такую абсолютную ценность с тем успехом, какой только возможен, но это не связано с результатом (успехом) его действия. Может ли он добиться успеха или нет, не ставит вопроса, должен ли он вообще стремиться к достижению своей цели, поскольку нет другой конкурирующей ценности, достижение которой могло бы компенсировать нереализованность первой. Если в объективной ситуации успех невозможен, то остается единственный приемлемый путь — «мученичество». С другой стороны, актор совершенно не ответственен за результат своего действия в том, что касается реализации других ценностей (для себя самого или для других), так как другие ценности просто не принимаются в расчет, или, если и принимаются, то рассматриваются как опасные конкуренты высшей ценнности18. О результатах его действия может судить один Бог19, а актор не несет за них ответственности.
18 Основа аскетической практики в мистических религиях.
19 Автор многим обязан личным беседам с доктором фон Шелтингом в уяснении этого различения и его отношения к двум типам веберовского рационального действия. Доктор фон Шелтинг тем не менее не несет ответственности за изложенную здесь точку зрения. Сходство этого различения с различением, сделанным Парето между скептицизмом и верой, бросается в глаза. Но есть также и существенные различия (см. гл. VII).
Следовательно, в терминах, используемых в нашем исследовании, различение двух типов рационального действия можно рассматривать как основное различение двух полярно противоположных типов систем конечных целей. Существует, разумеется, большое число переходных типов между ними, смягчающих жесткость этого противопоставления. Любая иерархия ценностей содержит элемент «этики принципа», в то время как противоположной крайностью является, например, точка зрения, принятая Бенджаменом в знаменитой формуле: «Кнопка и поэзия — одно и то же ». В рамках «этики принципа » не только любой индивид, но и любая ценность, если уж она делается таковой, считается «одной-единственной».
Что же касается отношения «средства-цель », то здесь различие заключается не в логическом характере, а скорее в степени. Часто рассмотрение отношений средств к целям, существенных для действия целерационального типа, становится в значительной мере иррелевантным на ценностнорациональном полюсе. Но в типах Вебера нет ничего, что так или иначе не согласовывалось бы с вышеописанной схемой структурных элементов рационального действия. Его различение пересекается с этим анализом структуры, имея дело преимущественно с различиями в типах конкретных систем конечных целей. Мы не станем заниматься критикой этого различения, которое как раз очень полезно, а просто укажем на его отличие от схемы, конструируемой в нашем исследовании20.
20 Действительное словоупотребление Вебера, по-видимому, никак нельзя называть последовательным: Zweckrationalitat часто оказывается абстрагированным от всяких конечных целей. Но то, что изложено выше, это просто более четкое осознание, которое можно извлечь из его дефиниций. Отклонения от них можно интерпретировать как сделанное под логическим нажимом, возникающим в ситуации выявления структуры обобщенной системы, а также типов.
Даже несмотря на то, что Вебер расщепляет указанные два типа, его рациональное действие содержит позитивно определенные нормативные элементы. В отличие от «логического действия» Парето, в этих вебе-ровских понятиях речь идет о гипотетически конкретных завершенных типах. Следовательно, действие включает элемент конечной цели, а также конечных средств и условий. Оно не ограничено видом отношений «средства-цель», как таковым, как это имеет место у Парето (в данной выше интерпретации его понятия). Следовательно, остаточные элементы действия, если они у Вебера существуют — а они существуют, — рассматриваются способом, несколько отличным от того, которым рассматривает их Парето. Но дело еще более усложняется тем, что Вебером позитивно определен другой тип норм, существующих наряду с его двумя рациональными типами, а именно — традиционный. Необходимо разобраться с ним, прежде чем переходить к вопросу об остаточных элементах.
Мы уже указывали, что понятие «традиционализм» играет очень большую роль в эмпирических трудах Вебера по социологии. В приведенном выше отрывке он дает только крайне беглое определение: действие обусловлено традиционно «благодаря давно установившейся практике» (durch eingelebte Gewohnheit).
В принципе можно предположить, что традиционализм был для Вебера просто выражением психологического механизма привычки. Но, как бы ни была важна привычка для объяснения механизмов традиционного действия, совершенно очевидно, что такая интерпретация абсолютно неприемлема. Во-первых, пример, широко использованный в предыдущей главе, показывает, что традиционалистическая фиксация не обязательно применяется ко всему комплексу действия — этот термин не обозначает полного «автоматизма», а связан с определенными нормативными аспектами, в данном случае — с фиксированным образом жизни. С другой стороны, по определению, адаптация средств к целям, в этих пределах, рациональна. Традиционное действие — это, по-видимому, тип полного действия, его традиционность заключается в фиксации некоторых существенных аспектов, их иммунитете по отношению к рациональному и вообще к критике.
Вебер, однако, дает и более полное определение традиционного действия как такового. Он делает дальнейшую конкретизацию более общего понятия традиционализма, которая помогает пролить свет на этот вопрос. При разборе понятия законный (легитимный) порядок21 он говорит, что законность порядка может быть признана со стороны актора, в частности, за счет традиции. Традиция22, таким образом, служит санкцией того, что определенно и эксплицитно является нормативным аспектом социальной системы. В самой же привычке как таковой нет абсолютно ничего нормативного.
21 Wirtschaft und Gesellschaft, S. 16. Ниже это понятие будет обсуждаться более обстоятельно, так как оно имеет для нас принципиальное значение.
22 Ibid., S. 19.
Это скорее — механизм или конкретная модель действительного поведения, а не тот способ, которым человек обязан действовать. Кроме того, в принципиально важном разборе типов власти один из трех главных типов легитимной власти — власть традиционная. Определение Вебера следует привести здесь полностью: «Власть можно назвать традиционной, поскольку ее законность покоится на освященности (Heiligkeit) порядка, и эта его освящен-ность, освященность положений власти внутри него, действует убедительно, поскольку она (власть) приходит из прошлого (существовала всегда)»23.
23 Ibid., S. 130.
Для наших целей интересно использование термина «освященность», который комбинируется с законностью при выявлении нормативного аспекта. Привычка как таковая никогда не бывает священной. Это явно предполагает установку морального долга, которая является центральной в концепции Дюркгейма. Наконец, можно сказать, что Вебер устанавливает тесную связь традиционализма с символизмом и ритуалом при обсуждении первобытной религии.
Из всего этого можно вполне законно сделать вывод, что, во-первых, традиционализм теоретически имеет мало общего с психологическим понятием привычки; во-вторых, что он связан в первую очередь с нормативным аспектом действия. Его теснейшая связь с законностью и освященностью устанавливает этот факт вне всякого сомнения. Однако углубление в эту проблему теряет смысл, поскольку речь идет не о разборе этих понятий и тесно связанного с ними понятия харизмы. Кажется очевидным, однако, что традиционализм не является одним из конечных структурных (и других) элементов систем действия. Это понятие сформулировано скорее на описательном уровне. Кроме того, традиционное действие определено как тип, хотя в данном случае трудности, связанные с этой процедурой, становятся очевидными даже более, чем в случае двух рациональных типов. В словоупотреблении Вебера традиционализм как общее понятие, по-видимому, фигурирует в двух основных контекстах: 1) как конкретное содержание норм, принятых без какой бы то ни было рациональной критики из прошлого (традиция) и 2) как качество или свойство определенных конкретных действий (традиционализм действия и власти). По-видимому, адекватному описанию всей конкретной системы действия посредством термина «традиционный», в его значении, включающем нормы, свойственна трудность, которую следует принять во внимание для того, чтобы понять слово «привычка» в веберовском определении.
Наконец, нужно сказать несколько слов и о категории аффективного действия. Трудности, связанные с этой дефиницией конкретного идеального типа, по-видимому, даже больше, чем при рассмотрении определения «традиционного ». Очевидно, Вебер имел в виду такие случаи, как вспышка гнева, традиционного, с точки зрения интересов актора, в данной ситуации. Несомненно, что такие случаи имеют место и что можно сконструировать идеальные типы специфично иррационального действия. Но такие идеальные типы, если их брать на том же уровне, что и два рациональных типа, должны были бы быть определены позитивно. Важно отметить, что веберовское определение здесь, как и при определении «традиционного», очень кратко и неточно, что заметно контрастирует с тем разбором, который он дает двум рациональным типам. Более того, что еще важнее, Вебер нигде вообще не использует этого понятия позитивно в своих эмпирических работах, в отличие от термина «традиционализм».
Отсюда с очевидностью следует вывод, что аффективное действие следует рассматривать как остаточную категорию. Это тем более обоснованно, что Вебер нигде не утверждает, что классификация четырех типов действия является исчерпывающей. Путь, которым он к этому понятию пришел, можно описать так. Реальным исходным пунктом для него, как и для Парето, было понятие рациональности действия. В то же время его методологическая позиция толкала его к формулировке концептуальных типов. Далее, два возможных типа формальной этической установки привели его к различению двух типов рационального действия, каждый из которых мыслился как завершенный, нормативно-идеальный тип.
Очевидно, что традиционные стереотипы некоторых аспектов действия и отношений были эмпирическим фактом, который он не мог не учитывать в своих конкретных исследованиях. Его методологический подход не позволял ему связывать их с обобщенной системой действия, поэтому он просто отмечает их как факт, в конечном счете не сводимый к предыдущим. Поскольку эти стереотипы большей частью оказываются в противоречии с его эмпирическим словоупотреблением, он пытается встроить их, не всегда удачно, в логически симметричную схему типов действия. Они касаются некоторых нерациональных аспектов действия, которые не являются в то же время и традиционными. Позитивный подход с ним, по мнению Вебера, был найден в том, что возможность понимания не ограничивается сферой рациональности. Аффект доступен наблюдателю, например вспышка гнева. Таким образом, этот нерациональный и нетрадиционный остаток (residuum) сформулирован как отличительный критерий четвертого типа действия. Мы не будем пытаться излагать здесь далее, как можно обнаружить элементы, входящие в него. Можно только заметить в качестве предостережения, что, в особенности на основании остаточного характера этого понятия, было бы совершенно необоснованно говорить о психологической иррациональности случая вспышки гнева, проявления инстинкта драчливости, также как и отождествить традиционализм с привычкой. Психологические элементы могут быть включены в действие, но, разумеется, они не исчерпывают вопрос. Интересно отметить, что такое исключительно важное понятие, как харизма, вообще фигурирует в четырех типах действия. Это может помочь нам как-то интерпретировать аффективное действие.
От четырех типов действия Вебер переходит к понятию социальных отношений. Они определены как «состояние установок» (Sichverhalten) 24 множества лиц, которые, согласно их субъективному пониманию, имеют дело Друг с другом и благодаря этому ориентируются друг на друга.
24 Verhalten и Sichverhalten — это термины, очень трудные для перевода. ♦Установка» — грубое замещение.
Социальные отношения, следовательно, большей частью, а может быть, и исключительно заключаются в вероятности того, что при определенных обстоятельствах действие становится предсказуемым, независимо от того, на чем основана эта вероятность»25. Нам нет необходимости анализировать здесь это определение. Мы сделаем по этому поводу только несколько замечаний. Они касаются другой возможности проследить те же факты, включенные в схему действия. По существу, они являются просто способом определить некоторые комплексы действия. Это важно, потому что здесь мы имеем дело с единицей, в терминах которой Вебер потом констатирует большую часть своих более сложных категорий. В ходе конструирования обнаруживается отклонение от строгой схемы действия как таковой, хотя это отклонение допускается имплицитно26.
25 Wirtschaft und Gesellschaft, S. 13.
26 Существует важная причина, по которой схема структуры систем действия у Вебера остается имплицитной.
Но при рассмотрении социальных отношений Вебером предполагается существование элементов регулярности в самом действии, и могут быть очень вероятными такие виды действия, которые имеют место для того, чтобы установить те или иные отношения.
Способы ориентации действия
Из всех элементов регулирования человеческих действий Вебера интересуют те, которые поддаются пониманию в терминах субъективных категорий. Он, таким образом, делает еще один шаг вперед, сужая рассматриваемую сферу посредством сосредоточения внимания на том, что он называет «способами ориентации», обеспечивающими единообразие действия. Такая форма выражения явно предполагает концентрацию интереса на нормативном аспекте данной проблемы. Это впечатление усиливается общим характером веберовского подхода к проблемам действия.
Нормативный аспект анализа очевиден в двух из трех категорий, которые Вебер выдвигает в этой связи. Действие, говорит он, может ориентироваться в терминах: (а) обычая (Brauch), (б) интереса (Interessenlage) или (в) законного порядка27. «Интерес» — это категория, в которой единообразие поведенческих актов можно понять в терминах целерациональных ориентации на сходные ожидания. Понятие законного порядка, с другой стороны, включает ориентацию действия на представление (Vorstellung) части акторов относительно существования такого порядка как нормы, что также предполагает повторяемость поведенческих актов. Здесь уместно сделать несколько замечаний относительно этих двух категорий. Относительно первой Вебер указывает, что единообразие действий, основывающихся на интересе, обеспечивается также и тем, что любой актор, который не учитывает интереса других в своем действии, вызывает тем самым их сопротивление, а это является препятствием для достижения его собственных целей28. Что касается второй, то ориентация на законный порядок включает в себя не только меру соблюдения правил, но такие понятия, как обход этих правил и отклонение от них. Разумеется, существование законного порядка создает различие в отношении к «законным» и «отклоняющимся» действиям, а это различие может быть выведено из мотивов, доступных пониманию.
27 Wirtschaft und Gesellschaft, S. 15.
28 Ibid., S. 16.
Нормативный характер двух рассмотренных видов ориентации, следовательно, ясен. Для первого — это норма рациональности в осуществлении целей, для второго — это правила, включающие элемент законности или обязанности. Статус третьей категории, обычая, в этом отношении более сомнителен. Действительно, собственная, очень краткая веберовская формулировка предполагает, что это понятие создано для ненормативных элементов.
Согласно его определению, обычай включает единообразие действия, «поскольку он (обычай) дан как действительная практика» (durch tatsachliche Ubung). Это предполагает в качестве исходного пункта психологический механизм уже существующей привычки. Но веберовская трактовка, вне всякого сомнения, показывает, что сюда входят также и нормативные элементы, хотя они входят таким способом, который не проанализирован нами. Эксплицитное обсуждение интерпретации этой категории мы отложим, занявшись пока двумя другими, более тесно связанными с предшествовавшим изложением.
Точный логический статус этих трех понятий у самого Вебера не очень четок. Два из них в его собственной дефиниции определяются фразой «поскольку...». О третьем просто констатируется: «Действие... может ориентироваться на идею законного порядка». Можно, по-видимому, рассматривать их как три идеальных типа действия. Но зачем потребовалась вторая их классификация, данная в дополнение к первой, причем ни слова не сказано о связи этих классификаций между собой, а также о том, зачем нужна вторая? Наиболее подходящее объяснение будет, по-видимому, таково: Вебер двигался вперед, создавая эту вторую классификацию как общую конструкцию идеальных типов, очерк обобщенной структуры систем действия. Если такая интерпретация верна, то ни одна из них не может быть признана даже гипотетически описанием конкретных типов действия29.
29 Главный мотив введения этих понятий, как показывает предыдущая глава, видимо, состоит в том, что ему была нужна схема для систематической классификации идеальных типов. Методологически, он, по-видимому, не уяснил себе значения того, что он делает в том контексте, который нас интересует.
Обычай в этой связи на первый взгляд кажется понятием, определенным негативно. Это просто способ, которым что-то делают. Вебером сказано только, что существует отличие того, что «делается», потому что оно «делается всегда одним способом» или потому, что «нет другого способа это делать» (fashion). Но в относительной характеристике, по-видимому, нет специального мотива и нет отношения средств—цели30. Это в конце концов, то же самое, что сказать: эти закономерности не интерпретируются в терминах мотивации.
Два других включают конкретные нормы; эффективное приспособление средств к целям, с одной стороны — норма эффективности; норма законности или моральный долг — с другой. Однако же нет никаких причин, по которым эти две нормы, а также обычай, нельзя было бы включить все вместе в одну и ту же конкретную ситуацию; в действительности так часто и бывает, и если налицо полное отсутствие какой-то одной из них в любом конкретном комплексе действия, то это рассматривают как граничный случай.
Чтобы не вызвать недоразумения, следует указать на одно из отличий31 — отличие факта ориентации на законный порядок от мотивов действия в связи с ним. Два элемента — интерес и законность выступают в сложном переплетении. То, что порядок законен в глазах большей части общины, делает его ipso facto элементом направления интереса любого индивида в отдельности, независимо от того, считает ли он его законным или нет. Для него нет сомнения, что для того, чтобы быть рациональным, его действие должно быть ориентировано не в последнюю очередь на этот порядок. Это основание мы уже обсуждали в главе о Дюркгейме.
30 Здесь, по-видимому, мы видим только элемент, который Парето назвал «la besoin d'uniformite», т.е. диффузная сущность, а не мотив.
31 Сам Вебер не оставляет на этот счет никаких сомнений (Wirtschaft und Gesellschaft, S. 16).
Таким образом, оказывается, что лучшая интерпретация, которую можно дать этим понятиям, — это то, что они — части структурной системы действия. Веберовский подход к ним, однако, кое в чем отличен от подхода, разработанного Парето. Он более напоминает подход Дюрк-гейма, поскольку элемент законности, который, несомненно, прямо соответствует дюркгеймовскому моральному долгу, в первый раз появляется не в форме конечной цели отдельной цепочки «средства—-цель», а как свойство порядка, то есть системы норм, на которые отдельные акторы ориентируются, но которые относятся скорее к «условиям », а не к средствам и целям единичного акта. Установка актора относительно этих норм может быть разной. Нормы могут быть для него морально нейтральными условиями, на которые он ориентирует свое действие, как он поступает относительно любых технических средств. В ином случае нормы могут выступать как «моральная» установка на принятие тех или иных средств, и отсюда — обязанность проводить их в жизнь либо, наоборот, — на отказ от них и соответствующий долг не применять их.
То есть в своих существенных чертах этот подход — тот же самый, какой был к этим явлениям у Дюркгейма. Его можно, пользуясь принятой ранее терминологией, назвать институциональным подходом в отличие от прямого подхода Парето, имевшего дело с элементами действия. При таком подходе возникают три элемента: очевидно ненормативный, просто фактический элемент порядка; обычай; элемент норм эффективности и элемент норм законности. Любой конкретный порядок, как правило, включает все три32. Главная задача теперь проанализировать каждый из них, чтобы увидеть, существует ли возможность дальнейшего их сведения к другим элементам, а также как соотносятся анализируемые элементы со схемой структуры действия, изложенной выше. Но прежде, чем переходить к этому анализу, полезно показать характер веберовского рассуждения.
Вебер развивал шаг за шагом систему идеальных типов социальных отношений33. Исходя из трех элементарных отношений борьбы, общности и общества (Kampf, Vergemeinschaftung und Vergesellschaftung)34, — он строит из них все более и более сложные структуры, достигая кульминации в таких понятиях, как церковь и государство. Нужно сказать, что это не обобщенная теория, в том смысле, в каком мы ее понимаем, это разработка другой воз-
32 См. в особенности: Wirtschaft und Gesellschaft, S. 17.
33 См.: Wirtschaft und Gesellschaft, S. 20 — 30 — четкий очерк, но на протяжении всей первой части освещаются более частные аспекты.
34 Эксплицитный разбор этих двух понятий будет неполным, если не просмотреть дополнительно то приложение, которое связано с Ф. Теннисом (см. в конце данной главы).
можности обобщенной концептуализации — концептуализации через систему понятий, образующих идеальные типы. Единица этой систематизации — социальные отношения. Результат — схема «объективно возможных» типов социальной структуры. Эта работа сама по себе является монументальной, уникальной по своему виду, масштабу и утопичности, а также по богатейшим залежам возможностей, которые можно использовать почти для любого типа эмпирических исследований. Она имела своим результатом (для эмпирических целей, к чему стремился сам Вебер) построение в отчетливой форме структурной дифференциации социальных институтов. Там, где Дюрк-гейм ярко показал только функциональную сторону институтов, их отношение к детерминированию индивидуального актора, Вебер показывает их структурный аспект, в огромной «архитектонической» панораме. Это был наиболее утонченный продукт исторического релятивизма идеалистической традиции. У нас нет места для того, чтобы проследить всю эту экстраординарную систему типов. Некоторые ее аспекты мы обсудим ниже, когда перейдем к иллюстрации важных последствий альтернативного анализа. Последний теперь стоит в центре нашего внимания.
Нет никакой необходимости долго задерживаться на анализе того, что мы назвали элементом норм эффективности. Но неплохо было бы наметить некоторые точки, — что делал Вебер, даже если он делал это в совершенно другой форме, — прежде всего для всех главных различений структурных элементов, которые выявились в предыдущем анализе. Во-первых, его определение направленности интересов (Interessenlage) прямо связывается с целерациональностью. Это значит, что действие детерминировано интересом только постольку, поскольку оно включает адаптацию средств к данным целям, согласно объективным стандартам.
Можно сказать, что именно это и есть ориентация на нормы эффективности. Правда, веберовское понятие "целерациональность" не является прямой абстракцией от элемента конечных целей. В данном случае он использует его, не ссылаясь ни на какой конкретный тип системы конечных целей. Ссылка делается только на характер отношений «средства—цель » в данной ситуации. И хотя в ней могут присутствовать и конечные цели, они не рассматриваются здесь как переменные. Следовательно, можно сделать вывод, что этот структурный элемент четко отличается от того целерационального типа действия, который проанализирован нами в предыдущем разборе характера конечных целей. В данном случае целерацио-нальный тип превращается, следовательно, в эквивалент35 внутренней цепочки «средства—цель».
Но это еще не все. Внутреннюю дифференциацию этого сектора, разработанную выше, также в существенных чертах можно найти у Вебера. Как и следовало ожидать, она отчетливо связана у него с проблемой обсуждения статуса экономического элемента. Действие, говорит он, «экономически ориентировано, поскольку оно касается, в соответствии с его субъективным значением, удовлетворения желаний получения «пользы»36. «Экономическое действие (Wirtschaften) — это мирное применение силы (Vervugungsgewalt), которое ориентировано преимущественно экономически »37. Второе определение имеет особенно сильный уклон к конкретным типам. Но оно, во-первых, эксплицитно исключает насилие из средств экономического действия, как и, возможно, другие виды принуждения. Во-вторых, ориентация на получение пользы точно соответствует проделанному выше анализу. Любопытно, что Вебер еще более эксплицитно исключает особую природу конечных целей этого устремленного к пользе элемента, утверждая, что он не должен приниматься как ограниченный потребительскими желаниями, то есть как если бы он сводился только к «голому приобретательству». Существенно то, что польза в действительности есть то, чего добиваются, а не то, почему это делают38.
35 Поскольку он также абстрагируется от характера любой конкретной ситуации.
36 Wirtschaft und Gesellschaft, S. 31.
37 Ibid.
38 Ibid. К сожалению, это понятие пользы он не разрабатывает дальше.
Значение этого различения при рассмотрении капитализма очевидно. Капиталистическое приобретательство, его безграничный характер нельзя объяснить, оставаясь исключительно на экономической почве.
Более того, Вебер приводит, по существу, такое же различение экономических и технических элементов, аналогичное данному выше. Он говорит: «Не всякое действие, рациональное в том, что касается целей, можно назвать экономическим. Прежде всего «экономика» не тождественна «технике»39. Рациональная техника — это любое использование средств, сознательно ориентированное на практику и анализ ее. Экономический элемент входит в рациональное действие лишь постольку, поскольку сравнительная трудность получения альтернативных средств для достижения данной цели становится релевантной выбору между ними. Он рассматривается всегда как дополнение к техническому элементу, а не вместо него. Это значит, что сравнительная стоимость использования данных средств для данной цели оценивается. А это в свою очередь означает, что необходимость соотнесения данной и альтернативной ей цели входит в рассмотрение40. Таким образом, фундаментальные экономические факторы — это дефицитность, адаптация средств к альтернативным целям и стоимость. Экономический элемент включает оценку относительной необходимости различного использования данных дефицитных средств, чем не занимается техника.
39 Ibid., S. 32.
40 Включая, например, моление и мистическое созерцание.
Проведенный анализ дает нам все основные линии различения. Единственный вывод, к которому можно прийти, заключается в том, что статус этого различения, касающегося структурных элементов, хотя и предполагается, однако, не выясняется. Это связано с тем, что, как отмечалось в предыдущих главах, Вебер говорил о понятиях экономической теории как ведущих для общего идеального типа, подразумевая все методологические трудности, которые он считает свойственными этому понятию. Но учитывая это, а также тот факт, что Вебер оригинально сближает существующие экономические взгляды с антитеоретическими предрассудками исторической школы, можно сказать, что он достиг довольно высокой степени методологического уточнения логического статуса экономической теории — гораздо более четкого, чем у большинства современных ортодоксальных экономистов41.
Статус принудительной силы у Вебера по сравнению с экономическим фактором — это гораздо более сложный вопрос, чем вопрос о техническом аспекте. Можно, однако, довольно четко различить определяющие линии. Во-первых, посредством ограничения «экономического действия» мирными средствами Вебер, как уже указывалось, сознательно исключает использование принуждения42, подчеркивая тем самым элемент соглашения. Принуждение в своем систематическом изложении он отчетливо отделяет от соглашения и рассматривает их в разных главах: «Социологические основы экономической жизни»43 и «Типы власти»44. Поэтому будет полезно исследовать его понятие власти (Herrschaft), которое он представляет так же четко, как и экономическую категорию. Он определяет власть как вероятность гарантированного повиновения конкретным распоряжениям части лиц данной группы45. Это более узкое понятие, чем понятие силы (Macht), которое есть «вероятность внутри социальных отношений быть в состоянии обеспечить достижение собственных целей, невзирая даже на сопротивление »46 В таком самом широком смысле сила никоим образом не может быть исключена из экономического аспекта отношений, но власть — да. Поскольку социальные отношения включают экономический аспект, то это вопрос соглашения, а не распоряжения.
41 Wirtschaft und Gesellschaft, S. 33. Здесь, конечно, не место для того, чтобы искать в этой работе возможную независимую версию доктрины стоимости (opportunity — cost doctrine).
42 Wirtschaft und Gesellschaft, S. 32.
43 Ibid., S. 31 etc.
44 Ibid., S. 122 etc.
45 Ibid., S. 28,122. Независимо от того, нравится повинующемуся содержание приказа или нет.
46 Ibid., S. 28.
Но вместе с тем социальные отношения включают в себя и аспект повиновения власти.
Разумеется, соглашение в таком смысле вовсе не исключает возможности применения насилия47. В то же время вполне возможны такие отношения, которые включают в себя подчинение власти по добровольному согласию. Так, Вебер ясно подчеркивает, что подчинение дисциплине на капиталистическом предприятии — это, в самом строгом смысле, подчинение власти, хотя и в ограниченной сфере. Рабочий должен повиноваться приказам48. Но все это никак не влияет на тот факт, что власть есть особая форма применения силы, включающая возможность принуждения.
Понятие «политический» Вебер тоже сужает, связывая его с властью, осуществляемой внутри данной географической области, с одной стороны, и применяющей или угрожающей применением насилия в случае необходимости — с другой49. Важное различение между политическим и экономическим, с нашей точки зрения, близко к главным экономическим проблемам.
Если принять понятие власти как четкую линию, которую Вебер проводит от той точки, где кончается50 экономическое могущество, то здесь выявляется следующая ситуация: раз активность по приобретению и распределению различных благ имеет место в ситуации, включающей социальные отношения, то возникает вопрос о влиянии отношений силы участников этих конкретных видов активности. От ситуации, обеспечивающей полное равенство силы договаривающихся сторон, которая, по-видимому, является исходным пунктом для ранней фазы классической экономии51, начинается целый ряд ситуаций,
47 Ibid., S. 123.
48 Ibid., S. 123.
49 Ibid., S. 29.
50 Применение власти, по Веберу, может быть либо Wirtschaftsorientiert, связанным с обеспечением благ, либо Wirtschaftsrelevant, влияющим на распределение благ в общине, но оно не Wirtschaften как таковое. Различие этих трех вещей очень полезно для конкретных исследований.
51 Как сказал проф. Т.Х. Найт (Т.Н. Knight), великое открытие, лежащее в основе этого развития, это открытие взаимного благоприятствования при обмене. См. его «Freedom as Fact and Criterion» («International Journal of Ethics», vol. 30, p.129).
включающих все большую и большую степень возможности принуждения одного партнера, участвующего в таких отношениях, со стороны других партнеров52.
В этих отношениях принуждения можно грубо выделить два типа. С одной стороны, отклонение от экономических норм может совершаться благодаря использованию того, что называют неэкономическими средствами. Они могут быть определены как насилие, обман и применение власти (в веберовском смысле этого слова). В вебе-ровской трактовке, по-видимому, можно изложить это как линию связи между экономической и неэкономической силой, принимая власть за наиболее «мягкое» из неэкономических средств53. С другой стороны, остается открытым вопрос о возможности неравенства силы, которое не является прямым результатом большей производительности, но возникает в результате использования преимуществ лучшей ситуации (монополии и пр.), либо большей проницательности и предусмотрительности в использовании экономических средств при сохранении принципа добровольности соглашений в обмене товарами и услугами.
Видимо, именно поэтому выделение роли элемента силы оказывает важное влияние в истории экономической мысли. На одном полюсе находится классическая точка зрения, основывающаяся на постулате «естественной идентичности интересов », совершенно элиминирующая элемент насилия. Другой полюс — это экономическая теория марксистского типа, одна из нескольких теорий, которые делают его главным элементом. Вебер примыкает скорее к последней школе, а не к первым54. Для наших целей (которые заключаются в выделении принципиальных элементов действия) эта проблема — скорее проблема соответствия, а не главного принципа.
52 Вебер, по-видимому, мало занимается обменом в своей концептуальной схеме. Но углубляться в этот вопрос здесь невозможно.
53 Что Вебер удачно называет «доминированием через комплекс интересов» (Wirtschaft und Gesellschaft, S. 604 — 606).
54 Конечно, он вообще не занимался отдельными деталями марксистской экономической теории, такими, как трудовая теория стоимости, прибавоч ная стоимость и пр.
Исключение неэкономических средств из числа переменных в системе экономической теории, с нашей точки зрения, весьма показательно55. По-видимому, вполне возможно построить систему экономической теории на постулате естественного тождества интересов. Следует ли использовать элементы экономического принуждения для расширения границ этой теории, или они требуют самостоятельной систематической проработки — этот вопрос молено решить только в результате практических попыток построить такую систему. И здесь нам не хватит места для критического анализа того, что уже пытались делать в этом направлении.
В заключение следует подчеркнуть, что принцип логической простоты экономической теории, исключающей принуждение, не должен давать оснований для игнорирования исключительно большого практического значения принуждения в действительной экономической жизни. В работах огромного большинства либеральных экономистов этот очевидный факт игнорируется56. Вебер, однако, этой критике не подлежит. У него всегда было глубокое, иногда трагическое понимание значения принуждения в человеческих делах. Любое исследование его политических работ дает достаточное основание для того, чтобы убедиться в этом57.
55 Как говорил Вебер, «Das Pragma der Gewaltsamkeit ist Geist der Wirtschaft sehr stark Entgegengesetz (Wirtschaft und Gesellschaft, S. 32).
56 Ср. особенно замечания о Роббинсе и Соутере у Т. Парсонса — «Некоторые размышления о природе и значении экономии» (Some Reflections on the Nature and Significance of Economics, «Quarterly Journal of Economics», May 1934). Другой яркий пример — Маршалл.
57 См.: Weber M . Gesammelte Politische Schri ft en.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 342; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!