Диалектика, эристика и софистика



Развитие общих мест – процесс, в котором участвуют все этические установки речи, принятые в монологах и диалогах. В условиях античной риторики еще можно было думать, что в выработке общих мест играют роль только диалектические диалоги. Наверное, это неправильно и для условий античной риторики.

Судебные диалоги в принципе эристичны, а показательные не могут исключить софистику. Таким образом, и в античности общие места вырабатывались не только в диалектическом диспуте.

Авторитет канонического текста в гомилетике средних веков не мог исключить эристических и софистических приемов ни в проповеди, ни в учебной, ни в ученой речи на диспутах. Это демонстрируют церковные расколы, разнообразие толков и ересей.

В научном тексте представлены не только истина в определенном приближении, но и заблуждения и логические ошибки. Что касается художественной речи, то в ней широко применяется ирония, алогичные построения и нередко пренебрежение не только фактами, но и положениями морали.

Массовая информация ведущим своим приемом, без которого она не может обойтись по природе формирования текстов, имеет «просеивание фактов». Она эристична по способу построения, а информатика содержит разные стили программирования, которые не допускают полемики, и потому их отношения не диалектичны.

Это значит, что эристика и софистика по самой своей сущности не могут быть исключены. Мало того, и эристика, и софистика, представляя интересы отдельных людей и групп людей, должны и существовать и развиваться для того, чтобы выразить эти интересы. Но поскольку интересы отдельных групп представляют собой продукты общественного развития в мыслях, речах и делах, то это, можно сказать, необходимо, несмотря на то, что философская и логическая мысль неоднократно предавали анафеме эристику и софистику. Несмотря на это, и эристика, и софистика продолжали и продолжают существовать не только как виды пафоса, но и по самому существу конструирования фактуры речи.

Эристика и софистика, отражая интересы отдельных людей и групп, сталкиваются в виде монологов, составляющих разные диалоги. Эти столкновения эристических диалогов могут быть названы речевой конкуренцией.

Речевая конкуренция не может и не должна быть отменяема. Речевая конкуренция есть проявление разных интересов в политике, экономике, науке, религии. Общества, где речевая конкуренция приглушалась, испытывали стагнацию. Ярчайшим примером этого является Римская империя с ее обожествлением императоров, государственным культом, затиханием риторической борьбы. Ближайшим к нам примером является стагнация общественной жизни в десятилетия правления Л.И. Брежнева, во время которой формировалось плановое отставание в развитии не только смыслов речи, но и речевой техники.

Речевая конкуренция – источник изобретения мысли. Немецкий экономист Ойкен видит в экономической конкуренции источник изобретения мысли, источник развития не столько экономики в разных ее стоимостных и организационных формах (монополия, олигополия, отдельные фирмы, домашнее хозяйство), сколько общую динамику общественной жизни.

Этот взгляд экономиста фактически состоит в том, что деньги и денежная эквивалентность есть только результирующая процессов столкновения идей. Экономист Сорос определяет психологию людей как важнейший фактор рынка. Таким образом, изобретение мыслей с точки зрения экономистов – основа конкуренции, но изобретение мыслей социализируется через речь.

Экономической (денежной) борьбе на рынке предшествует речевая борьба. Всякое экономическое и хозяйственное действие социализируется в условиях рынка через речь. Экономическому действию предшествует речевое действие.

Психологическим стимулом конкуренции совсем не обязательно является денежная прибыль. Более мощным стимулом является авторитет действователя, неважно кто он: политик, актер, ученый или бандит. Авторитет завоевывается в конкурентной борьбе. Ведущей формой такой борьбы является речевая конкуренция. Примером острейшей речевой конкуренции являет писательская конкуренция за авторитет в сфере художественного слова, который совсем необязательно воплощается в категории прибыли.

Речевая конкуренция по большей части ведется софистикой и эристикой, но также и диалектикой. При этом в массиве речи диалектика занимает по времени, отводимому на речь (письменную и устную), сравнительно скромное место. Однако оценка диалектики только по числу слов и времени в общественном диалоге не является оценкой ее реальной значимости.

Эристические и софистские столкновения диалогов в конце концов приводят к выявлению общих мест, на основании которых живет диалектика. Эти общие места оправдываются, очищаются и канонизируются диалектикой, а в наше время, прежде всего наукой как текстом, наиболее близким к диалектике по своим задачам и технике составления.

Рассмотрение истории общих мест как культурного отбора в предшествующем параграфе заставляет сделать вывод, что центральной и неизменной частью общих мест являются гносеологические общие места, начатые еще в фольклоре и отработанные в рациональной риторике (Готшед, Ломоносов, Харрис). Рациональная риторика была построена прежде всего в интересах научного текста, поэтому эти общие места незыблемы для диалектики и благодаря ей имеют руководящее значение и для софистики, и для эристики.

Общие места закономерно развиваются от практической морали к духовной, а затем к профессиональной. Современное состояние общества, которое характеризуется как информационное, хотело бы получить вместо туманного понятия «ценность» твердые моральные правила, дающие ясное понимание современного состояния дел.

Современное состояние дел представляется смутным. С одной стороны, прокламируются денежные интересы как центр стремлений человека (правда, не очень ясно из экономических теорий, что такое «современные деньги»). С другой стороны, экологические теории прокламируют здоровый образ жизни планеты и советуют установить лимиты на производство и население.

С одной стороны, общество ругает тиранов XX века: Гитлера, Муссолини, Сталина, Мао и др., с другой, тираны возможны только тогда, когда их делают средствами массовой информации. Массовая информация создает культ и произвол и вместе с тем требует для себя всяких свобод, в том числе и свобод от морали. Свободу от морали она блестяще доказывает конъюнктурностью и сервильностью.

В этой ситуации общество выдвигает тезис о правах человека. Данный тезис сформулирован смутно, но причина его ясна: бедствия, которые претерпел обыватель под воздействием СМИ и массовой коммуникации в XX в., столь велики, что обыватель, наконец, несмотря на свои частные интересы как противоречащие интересам другого обывателя, все же хочет чего-то прочного.

Эта прочность предполагает его способность к самозащите. Обыватель хочет, чтобы мощные коллегиальные и коллективные речедеятели не одурачивали его, не толкали его к участию в экономических, политических и психологических аферах (вспомним «Белое братство» и подобные). Обывателю нужны те общие места, с помощью которых он мог бы распознавать содержание речей, прежде всего эристических и софистических, необходимых, но опасных.

90-е годы в России – это плач обывателя не по благам, а по спокойствию души. Блага уходят и приходят, но что в них толку, если душа, что называется, не на месте?

В этой ситуации долгом филологии является создание «Риторики для слушающего» – риторики для реципиента речи. С помощью этой риторики обыватель мог бы видеть в массе обрушивающихся на него слов картину реальности, сознавать свои интересы, интересы других людей, сознательно строить свою жизнь и свое будущее. Опыт «Лени Голубкова» – это история всего населения России.


Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 229; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!