Правление Российским государством



 

20 июля 1605 года Лжедмитрий молодой царь торжественно въехал в столицу при радостных восклицаниях бесчисленного народа, столпившегося в Москву с разных сторон. Въехавши в Кремль, Дмитрий молился сначала в Успенском соборе, а потом в Архангельском, где припавши к гробу Грозного так плакал, что никто не мог допустить сомнения в том, что это не истинный сын Ивана.

Вступивши во дворец, Дмитрий принимал поздравления с новосельем, а «…Богдан Бельский вошел на лобное место, снял с себя образ, на котором был крест и изображение Николая Чудотворца, и сказал: «Православные! Благодарите Бога за спасение нашего солнышка, государя царя, Димитрия Ивановича. Как бы вас лихие люди не смущали, ничему не верьте. Это истинный сын царя Ивана Васильевича. В уверение я целую перед вами животворящий крест и св. Николу Чудотворца». Народ отвечал громкими восклицаниями: «Боже, сохрани царя нашего, Димитрия Ивановича! Подай ему, Господи, здравия и долгоденственного жития. Покори под ноги его супостатов, которые не верят ему»[24,c.286].

Через четыре дня (24 июня) был поставлен новый патриарх, грек Игнатий, одним из первых признавший самозванца. За инокиней Марфой Нагой, матерью Дмитрия, был отправлен знаменитый впоследствии князь М. В. Скопин-Шуйский. Признание самозванца со стороны Марфы сыном и царевичем должно было окончательно утвердить его на московском престоле.

18 июля прибыла царица, инокиня Марфа. Царь встретил ее в селе Тайнинском. Бесчисленное множество народа побежало смотреть на такое зрелище. Когда карета, где сидела царица, остановилась, царь быстро соскочил с лошади. Марфа отдернула занавес, покрывший окно кареты. Дмитрий бросился к ней в объятия. Оба рыдали. Так прошло несколько минут на виду всего народа.

Потом царь до самой Москвы шел пешком подле кареты. Марфа выезжала при звоне колоколов и при ликованиях народа: тогда уже никто в толпе не сомневался в том, что на московском престоле истинный царевич, такое свидание могло быть только свиданием сына с матерью. Царица Марфа была помещена в Вознесенском монастыре. Дмитрий ежедневно посещал ее, и, при начале каждого важного дела, испрашивал ее благословения.

30 июля Дмитрий венчался царским венцом от нового патриарха Игнатия. Посыпались милости. Скоро были возвращены из ссылки Нагие и Романовы. Старший из Романовых, монах Филарет, был поставлен митрополитом Ростовским.

В одном из первых своих распоряжений Лжедмитрий, как верный и почтительный сын, велел заплатить долги Ивана Грозного. Практически всех, кто был репрессирован при Годунове, вернули из ссылки, многим вернули конфискованное имущество, восстанавливали в должностях. Он «…удвоил жалованье сановникам и войску; …отменил многие торговые и судные пошлины; строго запретил всякое мздоимство и наказал многих судей бессовестных; обнародовал, что в каждую Среду и Субботу будет сам принимать челобитные от жалобщиков на Красном крыльце. Он издал также достопамятный закон о крестьянах и холопах: указал всех беглых возвратить их отчинникам и помещикам, кроме тех, которые ушли во время голода, бывшего в Борисово Царствование, не имев нужного пропитания; объявил свободными слуг, лишенных воли насилием, без крепостей внесенных в Государственные книги. Чтобы оказать доверенность к подданным, Лжедимитрий отпустил своих иноземных телохранителей и всех Ляхов, дав каждому из них в награду за верную службу по сороку злотых, деньгами и мехами…»[16,T.11,c.392].

Таким образом, всем служилым удвоенно было содержание; помещикам удвоили их земельные наделы, все судопроизводство было объявлено бесплатным; всем должностным лицам удвоено содержание и строго вопрошено брать посулы и помины.

Дмитрий преобразовал боярскую думу и назвал ее сенатом: «…он спешил, …изменить состав нашей древней Государственной Думы: указал заседать в ней, сверх Патриарха (что в важных случаях и дотоле бывало), четырем Митрополитам, семи Архиепископам и трем Епископам, надеясь, может быть, обольстить тем мирское честолюбие Духовенства (при прежних царях высшее православное духовенство приглашалось в Боярскую думу лишь в исключительных случаях, но Лжедмитрий отвел патриарху и архиереям постоянные места), а более всего желая следовать уставу Королевства Польского; назвал всех мужей Думных Сенаторами, умножил число их до семидесяти, сам ежедневно там присутствовал, слушал и решал дела, как уверяют, с необыкновенною легкостию. Пишут, что он, имея дар краснословия, блистал им в совете, говорил много и складно, любил уподобления, часто ссылался на Историю, рассказывал, что сам видел в иных землях, то есть в Литве и в Польше; изъявлял особенное уважение к Королю Французскому, Генрику IV; хвалился, подобно Борису, милосердием, кротостию, великодушием и твердил людям ближним: «Я могу двумя способами удержаться на престоле: тиранством и милостию; хочу испытать милость и верно исполнить обет, данный мною Богу: не проливать крови»[16,T.11,c.401].

Политика, выбранная Лжедмитрием, носила компромиссный характер. Сознательно он избрал образцом, в стиле правления, период Избранной рады. Царь объявил свободу торговли, промыслов и ремесел, отменив все прошлые ограничения. Он говорил: «От свободной торговли, дозволенной всем и каждому, государство богатеет…»[21,c.308]. Англичане того времени замечают, что это был первый государь в Европе, который сделал свое государство в такой степени свободным. Свобода торговли и обращения в каких-нибудь полгода произвела то, что в Москве все подешевело, и небогатым людям стали доступны такие предметы житейских удобств, какими прежде пользовались только богатые люди и бояре.

В Россию стали во множестве приглашать иностранцев, которые могут оказаться полезными для Московского государства.

«Дмитрий более всего любил беседовать со своими боярами о том, что нужно дать народу образование, убеждал их путешествовать по Европе, посылать детей для образования за границу, заохочивал их к чтению и приобретению сведений; Сам Димитрий хорошо знал Св. писание и любил приводить из него места, но не терпел исключительности. «У нас, - говорил он духовным и мирянам, - только одни обряды, а смысл их укрыть. Вы поставляете благочестие только в том, что сохраняете посты, поклоняетесь мощам, почитаете иконы, а никакого понятия не имеете о существе веры, вы называете себя новым Израилем, считаете себя самым праведным народом в мире, а живете совсем не по христиански, мало любите друг друга, мало расположены делать добро. Зачем вы презираете иноверцев? Что же такое латинская, лютерская вера? Все такие же христианские, как и греческая. И они в Христа веруют». Когда ему заговорили о семи соборах и о неизменяемости их постановлений, он на это сказал: «Если было семь соборов, но отчего же не может быть и восьмого, и десятого и более? Пусть всякий верит по своей совести. Я хочу, чтоб в моем государстве все отправляли богослужение по своему обряду»[23,c.315].

Дмитрий не любил монахов, называл их тунеядцами и лицемерами, приказал сделать опись монастырским имениям и заранее заявлял, что хочет оставить им необходимое на содержание, а все прочее отберет в казну и эти денежные средства пойдут на защиту Святой веры и православных христиан против турок. Наслушавшись толков о всеобщем христианском ополчении и крестовом походе против турок, о котором во всей Европе только говорили, но не приступали к делу, Дмитрий хотел привести эту мысль в исполнение.

Он считал, что русских идея борьбы с турками касается ближе, чем других народов:

- во-первых, по духовному родству с порабощенными греками;

- во-вторых, из-за соседства с крымским ханством, от которого московская Русь находилась постоянно в страхе и в бедственном положении, т.к. ее лучшие земли оставались малонаселенными, ее жители постоянно уводились в плен, а пограничные селения уничтожались.

С самого прибытия в Москву намерение воевать с турками и татарами не сходило с языка у Дмитрия. На пушечном дворе делали новые пушки, мортиры, ружья. Дмитрий часто ездил туда, сам пробовал оружие и устраивал военные маневры, которые вместе были и потехой, и упражнением в военном деле. Царь, забывая свой сан, работал вместе с другими, не сердился, когда его в давке толкали или сбивали с ног.

Дмитрий надеялся на союз с немецким императором, с Венецией, с французским королем Генрихом IV, к которому Дмитрий чувствовал особое расположение. Война с Турцией побуждала его вести дружеские сношения с папой, но он не поддавался папским уловкам по вопросу о соединении церквей, и на все заявления со стороны папы в своих ответах искусно обходил этот вопрос. «Таким образом, в дошедших до нас письмах Дмитрия к папе нет даже намека, похожего на обещание вводить католичество в русской земле. Московский государь толковал с папой только о союзе против турок, и вскоре иезуиты совершенно разочаровались насчет своих блестящих надежд, а папа писал ему выговор за то, что он окружает себя еретиками и не слушается благочестивых мужей»[23,c.319].

В самом деле, предоставляя католикам свободу совести в своем государстве, Дмитрий, равным образом, предоставлял ее протестантам всех толков. Домашний секретарь его Бучинский был протестант. Относясь к папе дружелюбно, Дмитрий вместе с тем, посылал денежную помощь и ласковую грамоту русскому львовскому братству, задачей которого было охранять в польско-русских областях русскую веру от покушений папизма. Ясно было, что Дмитрий не думал исполнять тех обещаний иезуитам, которые он поневоле давал, будучи в Польше. Также мало расположен был он исполнять свои вынужденные обещания Сигизмунду III отдать Польше Смоленск и Северскую область. Когда к нему приехал посол от Сигизмунда Корвин-Гонсевский, Дмитрий напрямик объявил ему, что отдача русских земель решительно невозможна, но обещал, что, вместо этих земель, он, по дружбе, в лучшем случае нужды, готов помочь Сигизмунду денежной суммою. И это обещание давалось, вероятно, только потому, что невеста царя находилась пока в Польше, и он не хотел раздражать Сигизмунда. Но если бы он не исполнил и этого обещания, данного Марии Мнишек, то возможно бы остался жив, тем более, какие-то чувства связывали его в тот момент с дочерью Годунова Ксенией.

Объявляя, что он предоставляет всем иноверцам одинаковую свободу совести в своем государстве, Дмитрий отказал польскому королю и в требовании заводить костелы, вводить римско-католическое духовенство, особенно иезуитов, во вред православной вере. Увидевши, что Сигизмунд хочет обращаться с ним, как с вассалом, он принял гордый тон и требовал, чтобы его называли цезарем; ни за что не хотел он в угоду Сигизмунду удалить Густава, сына Ерика, короля шведского.

Готовился новый законодательный кодекс, причем в нем обобщалось законодательство за вторую половину XVI века. Лжедмитрий намеревался собрать выборных представителей от уездных дворянских корпораций, с изложением нужд. Показательно, что при нем не видно массовых беспорядков и жестоких репрессий. Правда, претенденты на трон все-таки были. Через несколько дней после приезда Дмитрия в столицу, Басманов, вошедший в милость нового царя, поймал купца Федора Конева и несколько торговых людей, которые показали, что князь Василий Шуйский давал им наставление вооружить против царя народ. Во время «обыска» они показали на Шуйского, что тот велел народу указать на то, что царь дозволяет не крещенным иноземцам входить в церковь, что он подослан Сигизмундом и польскими панами, что царь не Дмитрий, а расстрига Гришка Отрепьев, который хочет разорить церкви, искоренить веру. Но народ, видя, что действия молодого царя, совершенно не согласуются с обвинениями, не поддержал заговорщиков. Царь Дмитрий отстранил себя от дела, касавшегося его чести и престола, и отдал Шуйского с братьями суду, составленному из лиц всех сословий, который приговорил Василия Шуйского к смерти, а братьев его к ссылке. Когда осужденного привели к плахе на Красную площадь, прискакавший из Кремля вестовой, остановил казнь и объявил, что государь, не желая проливать крови даже важных преступников, заменяет смертную казнь Василия Шуйского ссылкой в Вятку. Народ был в восторге от такого великодушия. Мало того, вскоре Лжедмитрий помиловал всех, вернул Шуйских ко двору - что его впоследствии и погубило.

Василий Шуйский избежав смерти, не успокаивается, а продолжает свою политическую игру. Вместе с братьями и Голицыными, через верных людей начинает переписку с королем Сигизмундом, «…жалуясь на то, что тот навязал им в цари совершенно неподходящую и недостойную личность, а посему они, князья, намеренны в ближайшее время свергнуть самозванца и на его место желают посадить Владислава, сына Сигизмунда»[23,c.327].

Таким образом, получается, что именно Шуйский и сотоварищи пытались привести к власти в России поляков. В это время в Речи Посполитой возникла сильная оппозиция, недовольная Сигизмундом за его женитьбу на австрийской принцессе, эрцгерцогине Констанции Габсбург, в чем многие усматривали усиление «немецкой партии» в стране. Посланцы оппозиции побывали в Кремле и предложили Лжедмитрию корону Речи Посполитой. Дав согласие, Лжедмитрий стал опаснейшим врагом Сигизмунду.

Весной 1606 года должны были состояться свадебные торжества, по поводу венчания Марии Мнишек и царя Дмитрия Ивановича. На них съехалось свыше 2000 поляков, которые своим гонором и высокомерием, непривычным для москвичей поведением, восстановил против себя народ. Урок, полученный Шуйскими при первом заговоре против Дмитрия, не пропал даром, князья Шуйские вместе с Голицыными начали действовать гораздо осторожнее; любые разногласия и стычки, между москвичами и иноземцами (не только поляками), старательно ими раздувались и списывались на то, что поляки ведут себя в столице как хозяева, в тоже время они успели привлечь на свою сторону часть войск, стоящих около Москвы.

В ночь с 16 на 17 мая 1606 года, от имени царя удалив 70 из 100 немецких телохранителей из построенного для Лжедмитрия и Марии Мнишек хором, выпустив из тюрьмы сброд бродяг и вооружив их, с отрядов в 200 человек верных войск, заговорщики двинулись к Кремлю. Зная, что далеко не все в Москве непримиримо настроены против самозванца, заговорщики сочли нужным обмануть народ и бунт подняли якобы за царя, против поляков, его обижавших. Направив основную массу восставших громить поляков, Шуйский со своими приверженцами, подавив сопротивление небольшого числа телохранителей и верных Дмитрию стрельцов, захватил, пытавшегося бежать раненого царя Дмитрия Ивановича. Перед смертью раненный Лжедмитрий требовал вызвать его мать, Марфу Нагую, требует, чтобы его вывели на Лобное место и там обвинили в самозванстве принародно. Но так как большинство горожан полагало, что взбунтовалось против поляков, а не против царя, ему в просьбе отказали, несколько человек бросаются па Лжедмитрия и открывают стрельбу. Молодой царь правил всего 331 день. Горожанам позже сказали, что Гришка Отрепьев принародно признался в своем самозванстве. «Истинный царевич», которого еще так недавно трогательно встречали и спасению, которого так радовались, сделался «расстригой», «еретиком» и «польским свистуном». В Москве начинается вакханалия. Убивают не только поляков, но и вообще иноземцев. В то же время посольство Речи Посполитой, с находящимися там поляками, не пострадало. По приказу Василия Шуйского к посольству, после начала восстания, были высланы 500 стрельцов для охраны; правда поляков, служивших у Лжедмитрия, внутрь посольства не пустили. Число жертв с обеих сторон составляло от двух до трех тысяч.

 

Выводы по 2 главе

 

16 октября 1604 года неизвестный 20-22 летний молодой человек, назвавшийся царевичем Дмитрием, во главе четырехтысячного войска, состоящего преимущественно из наемников и казаков, перешел границу Российского государства, а через 279 дней вошел в Москву как победитель и законный наследник престола. За эти дни он проявил себя как умный дипломат и храбрый полководец.

21 декабря 1604 года одержал практически победу под Новгородом Северским над воеводами Бориса Годунова князем Ф.И. Мстиславским и боярином П.Ф. Басмановым. Не смотря на поражение 21 января 1605 года под Добрыничами (15000 пеших и конных против 70000 обученного царского войска), смог в Путивле организовать практически второе российское правительство. Из-за смерти Бориса Годунова 13 апреля 1605 года, измены Московского войска под руководством П.Ф. Басманова и поддержки народа стал единовластным правителем Всея Руси.

331 день правил огромнейшей державой, носил звание императора, а после своей смерти стал по официальной версии «расстригой», «еретиком» и «польским свистуном» Гришкой Отрепьевым.

За время своего правления провел преобразования правительства, которые через 100 лет повторил Петр Великий. Попытался добиться большей экономической открытости России перед Западом. Эти экономические реформы привели к тому, что через полгода товары в Московском государстве значительно подешевели. Законодательные акты улучшили положение мелкопоместного дворянства и служивого люда. Планировались реформы по совершенствованию крепостного права на Руси.

Его политика носила явный компромиссный характер. Не исключено, что, удержись он у власти, быть может, реализовался бы вариант постепенного преодоления раскола общества путем компромиссов. Но этого не случилось из-за отсутствия поддержки верхушки аристократии российского государства.

«Лжедмитрий сослужил свою службу, к которой предназначался своими творцами, уже в момент своего воцарения, когда умер последний Годунов — Федор Борисович. С минуты его торжества в нем боярство уже не нуждалось. Он стал как бы орудием, отслужившим свою службу и никому более не нужным, даже лишней обузой, устранить которую было бы желательно, ибо, если ее устранить, путь к престолу будет свободен достойнейшим в царстве»[26,c.285]. Это мнение одного из лучших знатоков смутного времени С.Ф. Платонова объясняет заговор и смерть человека, назвавшегося сыном Ивана Грозного.


Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 97; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!