НАПАДЕНИЕ НА «БУРЕВЕСТНИК» 19 11 страница
Вычищая котелок Бейси, Джим думал о том, на самом ли деле моряк его узнал. А если узнал, то, интересно, понял он или нет, как Джим его подставил? В принципе он может рассказать об этом другим заключенным, но, с другой стороны, а что особенного они могут сделать с Джимом? Мысль о том, что теперь в войне с евроазиатками у него появился союзник, его обрадовала, и он опустил голову Бейси на колени…
Очнулся он почувствовав, как Бейси толкает его котелком.
— Время шамать, Джим. Давай-ка в очередь.
Джим сел, искренне надеясь, что ничего не сказал во сне, — и Бейси тут же стер с его щеки какое-то грязное пятнышко. Стюард прошелся взглядом по изможденной фигурке мальчика, и Джим понял, что тот видит его насквозь.
— Попробуй чем-нибудь помочь миссис Блэкберн, Джим. Втереться, так сказать, к ней в доверие. Если женщина разводит костер, ей всегда нужна помощь.
Каким-то образом Бейси уже успел вызнать имя евроазиатки, хотя никуда, кроме уборной, не ходил. Джим выбежал со склада с двумя котелками в руках. За ним шли остальные заключенные; зашевелились старики, с трудом отдирая себя от циновок. Мистер Партридж взял котелок из руки английского солдата, который неподвижно сидел у стены в луже мочи.
Над внутренним двориком за билетным киоском поднимались клубы дыма. Евроазиатка обмахивала веером тлеющие в печи угольные брикеты, но вода в котлах с рисом и сладким картофелем совсем перестала кипеть. Солдат-японец неодобрительно посмотрел на стынущее варево, на голодных заключенных и покачал головой. Они прошаркали между тиковыми скамейками кинотеатра, расселись в первом ряду и стали смотреть, как плывут через экран облака дыма.
|
|
|
Не выпуская котелков из рук, Джим прошелся туда-сюда мимо миссис Блэкберн и одарил ее самой искренней из своих улыбок. Джима она терпеть не могла, но не стала возражать, когда он взялся наколоть и принести ей корзину щепок. Он совал лучину в печь и дул изо всех сил, чтобы она занялась. Он обмахивал угли веером до тех пор, пока брикеты опять не занялись. Получасом позже, при полном одобрении со стороны японского часового, Джима наградили первой за все время полноценной порцией еды.
Бейси был удовлетворен достигнутым, но особого впечатления на него сей подвиг не произвел. Прикончив свою порцию, он привстал на локтях, окинул взглядом товарищей по несчастью — некоторые настолько выбились из сил, что не могли даже есть, — и оборвал последние клочки бинтов с разбитых надбровий. Что бы там ни случилось с ним в Центральной шанхайской тюрьме — а у Джима так ни разу и не хватило смелости спросить о Фрэнке, — Бейси снова стал таким, как был: бывший стюард с «Катай-Америкенлайн», всегда готовый на руинах разваливающегося на глазах мироздания воздвигнуть свой собственный маленький мирок — из попавшихся под руку обломков. Он еще раз внимательно оглядел Джима — похожего на пугало, в обтрепанной одежде, с запавшими желтыми глазами. И без лишних слов протянул ему кусочек картофельной шкурки.
|
|
|
— Ага, спасибо, Бейси.
— Я присматриваю за тобой, Джим.
Джим жадно проглотил коричневый лоскуток.
— Ты присматриваешь за мной, Бейси.
— Ты помог миссис Блэкберн?
— Я втерся к ней в доверие. Я ей так помог, что лучше не бывает.
— Вот и ладно. Если научишься помогать людям, всегда сможешь жить на проценты.
— Вроде этой картофельной шкурки… Бейси, когда ты был в шанхайской Центральной, там никто ничего не говорил о моих родителях?
— Мне кажется, что-то я такое слышал, Джим. — Бейси заговорщицки приставил к губам сложенную ковшиком ладонь. — Хорошие новости: они в одном из лагерей и очень по тебе скучают. А уж для тебя, Джим, я постараюсь разузнать, в каком именно лагере они сидят.
— Спасибо тебе, Бейси!
С этого дня Джим постоянно помогал миссис Блэкберн. Он вставал, чуть только светало, чтобы выгрести из печки золу, наколоть щепы и как следует уложить брикеты. Задолго до того, как успевала закипеть вода в котлах, Джим успевал пометить для себя и для Бейси сладкие картофелины, выбирая наименее гнилые и заплесневелые. Он следил за тем, чтобы рис миссис Блэкберн накладывала им самый разваренный, и чтобы там было как можно меньше воды. После еды, когда все остальные заключенные отправлялись мыть котелки к крану в уборной, Бейси неизменно отправлял Джима набрать в обе посудины тепловатой жижицы, в которой варилась картошка, а потом заставлял его выпить эту мутную, мучнистую жидкость — и пил сам.
|
|
|
Бейси, так же как и все прочие, старался без лишней надобности не подпускать к себе Джима слишком близко, но старания мальчика он ценил. К концу второй недели своего пребывания в фильтрационном центре он позволил ему передвинуть циновку и положить ее рядом со своей собственной. Лежа у ног Бейси, Джим всегда мог перехватить миссис Блэкберн по пути к киоску.
— Будь всегда начеку, Джим. — Бейси откинулся на циновку; Джим обмахивал его веером. — Что бы ни случилось, надо быть тут как тут. Твой отец дал бы тебе тот же самый совет, что и я.
— Конечно, Бейси, тот же самый. После войны вы будете играть с ним в теннис. У него здорово получается.
|
|
|
— Н-да… Я имел в виду, Джим, что я по-своему пытаюсь продолжить твое образование. Твой отец, пожалуй, был бы не против.
— Я думаю, он обязательно тебя за это вознаградит. — Джим решил для себя, что обещание награды подстегнет Бейси в поисках отца. — Однажды он дал пять долларов таксисту, который привез меня домой из Хонкю.
— Да что ты говоришь? — Иногда складывалось такое впечатление, что Бейси и впрямь не знает, верить Джиму или нет. — Скажи-ка, Джим, а сегодня ты самолетов не видел?
— Видел. «Накадзима Секи»[31] и «Зеро-Сен».
— А американские самолеты были?
— Я их больше не видел. С тех самых пор, как ты здесь появился, Бейси. Я видел их три дня подряд, а потом они пропали.
— Я так и думал. Наверное, был какой-нибудь особый разведывательный рейд.
— Посмотреть, как мы тут, да? А откуда они прилетели, Бейси? С острова Уэйк?[32]
— Нет, Джим, это слишком далеко. Они бы не смогли вернуться обратно. — Бейси взял у Джима веер. Подошел пожилой австралиец, поговорить с Бейси о войне. — Иди-ка лучше помоги миссис Блэкберн. И не забудь поклониться сержанту Учида.
— Я всегда ему кланяюсь, Бейси.
Джим пытался было послоняться где-нибудь неподалеку, надеясь услышать последние новости, но Бейси и австралиец прогнали его прочь. Бейси странным образом был неплохо осведомлен о ходе войны — о падении Гонконга,[33] Манилы[34] и Голландской Ост-Индии,[35] о том, что сдали Сингапур[36] и что японцы уверенно прибирают к рукам Тихий океан. Единственной хорошей новостью было появление в небе американских самолетов, которые Джим своими глазами видел над Шанхаем, но об этом Бейси почему-то никогда не упоминал. Ему нравилось этак небрежно, через губу, рассказывать старикам британцам о тех, с кем он сидел в шанхайской Центральной, — кто из них умер, кого передали швейцарскому «Красному Кресту». Иногда он продавал информацию за небольшие порции пищи. Мистер Партридж дал ему картофелину за новости о своем шурине из Нанкина. Джим, вдохновленный его примером, попытался рассказать об американских самолетах миссис Блэкберн, но она просто-напросто велела ему заниматься своим делом — угольными брикетами.
Теперь Джим и сам несколько окреп и понял, насколько это важно — все время думать о еде. Если дневной рацион распределялся между заключенными поровну, его было явно недостаточно, чтобы выжили все. Многие из здешних узников уже умерли, и всякому, кто жертвовал собой ради других, жить тоже оставалось недолго. Единственный способ покинуть фильтрационный центр состоял в том, чтобы остаться в живых. И до тех пор, пока он служит у Бейси мальчиком на побегушках, вкалывает на миссис Блэкберн и кланяется сержанту Учида, все с ним будет в порядке.
Тем не менее, некоторые повадки Бейси были Джиму не по душе. В то самое утро, когда умерла миссис Партридж, Бейси узнал обнадеживающие новости о нанкинском шурине и вскоре после этого смог продать миссис Блэкберн оставшиеся от старухи щетки для волос. Когда бы и кто бы в лагере ни умирал, Бейси всегда был тут как тут, старался утешить, как мог, делился новостями, — впрочем, для бывшего стюарда само слово «смерть» имело смысл весьма растяжимый и трактоваться могло любым удобным на данный момент способом. Джим два дня подряд получал паек рядового Блейка после того, как тот совсем перестал шевелиться, а просто лежал на полу у стены, с ребрами, туго обтянутыми кожей, как китайский фонарик рисовой бумагой. Он знал, что рядовой умер от какой-то болезни, которой заразился и он сам, и многие другие заключенные в фильтрационном центре. Однако он уже стал ловить себя на том, что как-то по-особенному смотрит на стариков-миссионеров, выжидая момент, когда смерть окончательно призовет их под свое знамя. Как только они с Бейси признали за собой право на этот дополнительный способ получать паек, всякое чувство вины улетучилось.
Джим прекрасно понимал, что Бейси в этом смысле очень и очень отличается от отца. Дома, если он что-нибудь делал не так, последствия его неподобающих поступков затмевали все и вся на несколько дней вперед. А вот с Бейси от них в тот же миг не оставалось и следа. Впервые в жизни Джим почувствовал, что свободен делать то, что ему действительно хотелось. В голове у него бродили самые причудливые мысли, а голод и лихорадочное возбуждение от сознания того, что он ворует у стариков еду, только подстегивали их. Отдыхая в перерывах между поручениями в первом ряду, перед огромным пустым полотнищем экрана, Джим думал об американских самолетах, которые он видел летящими меж облаков в шанхайском небе. Теперь он мог одним усилием воли едва ли не заново вызвать их к жизни, заставить серебристый воздушный флот зримо явиться в дальней части неба. Чаще всего он видел их, когда бывал голоден; и в нем жила надежда, что рядовой Блейк, который, судя по всему, голоден был постоянно, — что рядовой Блейк тоже их виде л.
15. ПО ДОРОГЕ В ЛАГЕРЬ
В тот день, когда умерла англичанка, в фильтрационный центр привезли очередную партию заключенных. Джим как раз замешкался в дверях женского склада, где миссис Блэкберн и дочь старика голландца пытались хоть как-то утешить оставшихся сиротами мальчиков. Мать, в мокром насквозь платье, лежала на каменном полу, похожая на утопленницу, которую только что достали из реки. Сыновья то и дело оборачивались и смотрели на нее так, словно ожидали, что она вот-вот начнет давать напоследок какие-то необходимые им советы. Братьев звали Пол и Дэвид, и Джиму было их жаль, хотя и знаком-то он с ними был разве что вприглядку. Они казались гораздо младше его самого, хотя в действительности были старше — оба больше чем на год.
Джим не отрываясь смотрел на котелок мертвой англичанки и на ее теннисные туфли. У большинства заключенных обувь была много лучшего качества, чем у японских солдат, и он уже давно обратил внимание на то, что когда из ворот фильтрационного центра вывозили трупы, ноги у них были босые. Но едва он только бочком протиснулся в комнату, из дворика возле билетной кассы раздался резкий свисток, а за ним череда отрывистых, лающих криков. Сержант Учида старательно вводил себя в очередной пароксизм, без которого, казалось, он был не в состоянии отдать даже самого элементарного распоряжения. Японские солдаты в марлевых повязках начали выгонять из спальных помещений всех, кто еще мог передвигать ноги. Снаружи, перед воротами кинотеатра, остановился грузовик, и на дороге перед ним уже столпились заключенные.
Всякая мысль относительно принадлежавших покойнице теннисных туфель тут же улетучилась у Джима из головы. Наконец-то можно будет уехать в какой-нибудь лагерь в пригородах Шанхая. Протиснувшись мимо Пола и Дэвида, Джим нырнул в зазор между охранниками и побежал по ступенькам вверх. Он встал в очередь вместе с другими заключенными; мистер Партридж взял с собой чемодан жены, так, словно пытался увезти с собой куда-то на другой конец света самую память о ней; еще в очереди стояли оба сына мертвой англичанки, голландка с отцом и старики миссионеры. Бейси маячил где-то позади, уткнув белые щеки в поднятый воротник матросской куртки, стушевавшись настолько, что глаз на нем как-то даже и не останавливался — как будто его вообще здесь не было. Он уже вычеркнул себя из маленького мирка фильтрационного центра, которым дирижировал несколько недель подряд, и теперь, подобно какому-нибудь морскому паразиту, появится из раковины только тогда, когда достигнет более плодородной почвы концентрационных лагерей.
Привезли новую группу узников, двух женщин-аннамиток, горстку британцев и бельгийцев: больных и немощных несли на носилках санитары-китайцы. Приняв во внимание, что у большинства глаза были совершенно желтые, Джим решил, что лишних котелков ждать недолго.
Сержант Учида, с марлевой повязкой на лице, начал отбирать заключенных для отправки в лагеря. Мистеру Партриджу он отрицательно мотнул головой и раздраженно пнул его чемодан. Потом указал на голландку, на ее отца, на Пола с Дэвидом и на две пожилые миссионерские четы.
Джим облизнул пальцы и постарался отереть с лица сажу. Сержант подтолкнул к грузовику Бейси. Даже не оглянувшись на Джима, бывший стюард шагнул вперед, в проход между часовыми; его руки легли на плечи Пола и Дэвида.
Сержант Учида пощупал кончиками пальцев чумазый лоб Джима. Этот мальчишка, который вечно улыбался и кланялся, и в любую минуту был готов сорваться с места, чтобы выполнить какое-нибудь поручение, надоел сержанту хуже горькой редьки, и он явно был рад возможности от него избавиться. Потом он оглянулся на вновь прибывших, которые безучастно смотрели на погасшую печь и на венчик рисовой накипи на ободе котла.
Сержант ухватил Джима сзади за шею. С коротким, приглушенным марлевой повязкой криком, он толкнул его обратно, к печи. Когда Джим поднялся с колен, сержант пнул уставленные рядком мешки с углем и рассыпал брикеты по каменному полу.
Джим выгреб из топки спекшиеся куски угольного шлака. Вновь прибывшие вяло бродили между рядами кинотеатра, рассаживались лицом к экрану, так, словно ждали, что вот-вот им начнут показывать фильм. И Бейси, и голландцы, Пол и Дэвид, и старики миссионеры уже стояли на улице, возле армейского грузовика, и с другой стороны улицы на них глазела толпа кули и крестьянок.
— Бейси!… — крикнул Джим. — Я и дальше буду на тебя работать!…
Но стюард потерял к нему всякий интерес. Он уже успел подружиться с Полом и Дэвидом и включить их в штат своей свиты. Они помогали ему, когда он, осторожно опираясь на разбитые колени, стал перебираться через задний борт грузовика.
— Бейси!… — отчаянно, на высокой вопросительной ноте крикнул Джим. Он оглянулся на пустой экран, на который уже легли первые тени от шанхайских небоскребов. Японский солдат в марлевой повязке отсчитывал стопку котелков. Санитары-китайцы понесли мимо него на склад носилки с больными, и Джим понял, что большая часть обитателей фильтрационного центра попала сюда потому, что эти люди были или слишком старыми, или вот-вот должны были умереть: от дизентерии, от брюшного тифа или от этой, другой болезни, которой он сам и рядовой Блейк заразились через грязную воду. Он знал как дважды два, что скоро многие из этих людей умрут, и что если он здесь останется, то умрет вместе с ними. Женщина-аннамитка уже взяла из рук солдата стопку котелков. Аннамитки чем-то говорили и указывали пальцами на печь и на мешки с брикетами. Значит, рис и сладкий картофель варить станут именно они, и полного пайка Джиму не видать как своих ушей. Он снова увидит американские самолеты в небе над Шанхаем, а потом умрет.
— Бейси?…
Джим уронил решетчатый печной поддон. Последние из отъезжающих заняли места в кузове грузовика. Японский солдат у заднего борта укладывал голландку на деревянный пол. Бейси уселся меж двух английских мальчиков, извлек откуда-то кусок проволоки и принялся мастерить игрушку. Грузовик завелся, проехал несколько метров и снова встал. Водитель-японец что-то крикнул из окна. Он размахивал холщовым планшетом и стучал кулаком о железную дверцу машины. Охранники, стоявшие на тротуаре, начали кричать в ответ, им явно не терпелось поскорее закрыть ворота фильтрационного центра и тихо-мирно отправиться обратно в караулку. Мотор заглох, и осталась только раздраженная многоголосица солдатской перебранки: охранники спорили с шофером о том, куда ему везти свой груз.
— Вусунг… — Сержант Учида приспустил свою марлевую повязку. Лицо у него начало багроветь, и в уголках рта показались капельки слюны — как будто из раны выдавили гной. Взвинтив себя до подобающей отметки, он деревянной походкой пошел через ворота к шоферу. Тот уже успел выскочить из кабины, не подозревая, какой сейчас на него обрушится шквал. Он вытряхнул из планшета карту, развернул ее в воздухе, разложил на крыле автомобиля и безнадежно пожал плечами, вглядываясь в лабиринт прилегающих к кинотеатру улиц.
Джим пошел к воротам, следом за сержантом Учида. Было ясно, что ни сержант, ни шофер-японец понятия не имеют, где находится этот самый Усун, сельскохозяйственный район, примыкавший к северным окраинам Шанхая возле самого устья Янцзы. Шофер махнул рукой куда-то в сторону Дамбы и Наньдао и залез обратно в кабину. И продолжал сидеть, неподвижно и безучастно, когда сержант Учида, растолкав уставших пререкаться солдат, подошел к кабине и принялся осыпать его оскорблениями.
Стоя бок о бок с солдатами, Джим ждал, когда сержант Учида достигнет наивысшей точки кипения, — тогда ему так или иначе придется принять решение. И точно: сержант обвел взглядом горизонт, загроможденный стоявшими впритык друг к другу доходными домами, и наугад ткнул пальцем в улицу с булыжной мостовой, по центру которой шли рельсы заброшенной трамвайной линии. Впрочем, на водителя его тирада явно не произвела большого впечатления. Он прочистил горло, ленивым жестом завел мотор и выплюнул сгусток мокроты прямо Джиму под ноги.
— Прямо туда!… — крикнул ему Джим. — Если в Усун, то нужно ехать прямо в ту сторону!…
Он указал на улицу с ржавеющими посреди мостовой трамвайными рельсами.
Сержант Учида отвесил Джиму затрещину, каким-то образом умудрившись задеть сразу оба уха. А потом ударил еще раз, спереди, и изо рта у Джима пошла кровь. В этот момент из ворот выкатился на улицу большой клуб дыма. Аннамиткам удалось растопить печь сырым, промокшим под дождем деревом, и теперь весь открытый кинотеатр был сплошь полон дыма, как будто ни с того ни с сего занялся экран.
Обрадовавшись, что теперь он может отделаться от Джима, сержант Учида подхватил его на руки и, крикнув что-то охраннику-японцу, который сидел с заключенными в кузове, зашвырнул мальчика через задний борт. Солдат проволок Джима вглубь кузова, прямо через ноги голландки и ее отца. Как только грузовик отъехал от фильтрационного центра и колеса его попали в трамвайную колею, Джим пробрался еще дальше вперед, к раскрашенной камуфляжными пятнами кабине. Он упал на резко скошенную крышу и, не обращая внимания на шофера, который тут же принялся кричать на него изнутри, подставил разбитый рот ветру, дав гнилостным запахам Шанхая промыть себе легкие, счастливый тем, что отправился в путь — навстречу родителям.
16. ГЛОТОК ВОДЫ
Заблудились они, что ли? Машина уже битый час рыскала по промышленным пригородам в северной части Шанхая; Джим вцепился в деревянную перекладину у водительской кабины, и в голове у него сменяли друг друга десятки топографических азимутов. На лице застыла улыбка: болезнь и отчаянная — из недели в неделю — тоска остались позади, в летнем кинотеатре. Колени у него саднило от бесконечных ухабов, и время от времени приходилось даже цепляться за кожаный ремень сидящего рядом японского солдата. Но зато он наконец-то ехал туда, где его ждали открытые сельские горизонты и гостеприимный мир концентрационных лагерей.
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 144; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!