Спецпосёлки на побережье Белого моря



ДНЕВНИК-ВОСПОМИНАНИЯ Кадыровой Алимы Касымовны

(редактировал сын Николай)

1930 г. Через всю страну хлынул многомиллионный поток раскулаченных. Поток этот отличался еще тем, что здесь не цацкались брать сперва главу семьи, а там посмотреть, как быть с остальной семьей. Напротив, здесь сразу выжигали только гнездами, брали только семьями и даже ревниво следили, чтобы никто из детей четырнадцати, десяти или шести лет не отбился бы в сторону: все должны были идти в одно место, на одно общее уничтожение. Это был первый такой опыт, во всяком случае, в Новой истории. Его потом повторит Гитлер с евреями и опять же Сталин с неверными или подозреваемыми нациями.
 В 1930 г. термин «кулак» не миновал вообще всех крепких крестьян – крепких в хозяйстве, крепких в труде и даже просто в своих убеждениях. Кличку «кулак» использовали для того, чтобы размножить в крестьянстве крепость. Великий Декрет о земле. Тот самый, без которого крестьянство не пошло бы за большевиками и Октябрьская революция бы не победила. Земля была роздана по едокам, равно. Всего лишь девять лет, как мужики вернулись из Красной армии и накинулись на свою завоеванную землю. И вдруг – кулаки, бедняки. Откуда это? Иногда – от неравенства инвентаря, иногда от счастливого или несчастливого состава семьи. Но не больше ли всего – от трудолюбия и упорства? И вот теперь-то этих мужиков, чей хлеб Россия и ела в 1928 году, бросились искоренять свои местные неудачники и приезжие городские люди. Как озверев, потеряв всякое представление о «человечности», потеряв людские понятия, набранные за тысячелетия – лучших хлеборобов стали схватывать вместе с семьями и безо всякого имущества, голыми, выбрасывать в северное безлюдье, в тундру и тайгу. Так расправились с теми, кто составлял суть деревни, ее энергию, смекалку и трудолюбие, ее сопротивление и совесть.
До 1930 г. наша крестьянская семья, каких много было тогда в многонациональном Крыму, проживала в деревне Салын (ныне Чистополье). Словно злой рок увековечил некогда людную деревню распаханной пашней, очевидно отсюда и названье – Чистополье.
За день до выселения, т.е. 7 марта 1930 г. энкеведэшники забрали наших мужчин, отца – Касимова Кадыра, старшего брата – Пакрыя, среднего – Эвлияя. Отец подвергся пыткам, после которых тяжело заболел и по дороге в Керчь умер.

16 марта 1930 г. всех нас, с другими такими же переселенцами погрузили в грязные вагоны из-под угля и повезли в Архангельскую область. Как часто досадуем мы, оказавшись в вагоне без элементарных удобств! Тысячи проклятий шлем мы на головы обслуживающего персонала, пытаясь всунуть их в свою шкуру!!! А каково было нам: мужчинам и женщинам, старым и малым, голодным и раздетым – всем в одном товарном вагоне, без тепла, а главное, без малейшей надежды на выживание. В дорогу не разрешили взять ни теплых вещей, ни продуктов, заведомо обрекая на гибель. На всю жизнь запомнилась дорога от ст. Семь Колодезей, что в Крыму до ст. Емца в Архангельской области. Дорога, означенная сотнями человеческих жизней на каждой станции, а остановки были вынужденными, именно из-за удаления умерших.

Из щадящего крымского климата мы окунулись в двадцатиградусные морозы на ст. Емца. В двух километрах от станции, вглубь леса, начали строить подобие бараков-землянок. Бараки без отопления при – 20 С имели одно лишь достоинство: не сыпался снег на голову. Зато снега вокруг по пояс. 3-х этажные нары в бараке вмещали до 250-300 человек. Каждое утро свидетельствовало: ряды переселенцев редеют. Умирали дети, старики. Полнейшая антисанитария способствовала этому. А если вспомнить, что и хлеб мерзлый на пайки разделить можно было только при помощи топора, то господин Голод щедро делился с безносой.

В Емцу наша семья приехала в следующем составе: мать наша Зайде, брат Шимшидин (самый старший из детей нашей семьи), сестра – Имене, затем я – Алиме и младшая сестра Зийнег. Месяца через два по приезду разрешено было детей до 7 лет возвращать обратно в Крым (т.к. особенно массово гибли дети в жестоких условиях Севера), в сопровождении с одним взрослым до 40 детей, которых на юге могли взять на воспитание оставшиеся там родственники, близкие. Две моих сестры Хатизе и Асис жили в Крыму, в 2-х километрах от Салына в д. Аджелин и были замужем за турецкими подданными.  

В силу этих обстоятельств переселение не коснулось моих старших сестер. И вот, воспользовавшись разрешением, отправили в Керчь свою младшую сестричку Зийнеб. Впоследствии она и уехала со старшими сестрами в Турцию (1934 г.), где и живет сейчас.
1 мая 1930 г. оставшееся в живых население переселенцев стали рассредотачивать по побережью Белого моря. Кто-то оказался на Зимнем берегу (Терский берег), а нас пароходом привезли в деревню Красная Гора, что в 8 км от Пертоминска. Определили нас постояльцами к местным старикам в комнату, где уже проживали две семьи. Вряд ли уместна здесь поговорка «в тесноте – да не в обиде»: в комнате площадью 15-16 кв. м. нас проживало девять человек.

С раннего утра и до позднего вечера все мы работали на вырубке леса, заготовке его. Изматывала непосильная работа, холод, да и снег, который еще долго остается лежать в северных лесах, несмотря на ясные майские дни. На ноги приходится изобретать импровизированную обувь из мешковины, именуемую в народе «обмотками», не лучше обстоит дело и с одеждой. Весь гардероб при себе: он и рабочий, он и выходной, собственно, выход действительно был в мир – в мир иной… Немногие выживали, получив сто пятьдесят граммов хлеба – эрзаца в сутки.

Итак, ровно год. Это был год тяжелых испытаний и, похоже, мы их осилили. В 1932 г. нас перевезли в поселок Конюхово, что на Летнем берегу Белого моря. Брат занимался драгировкой морских водорослей, а мы – лесоразработками. От неудачно выполненной операции по удалению аппендицита умер мой брат. Операцию делал молодой местный фельдшер, более квалифицированной медицинской помощи мы не удостаивались. И пошли несчастья одно за другим. Через полтора месяца после смерти брата (1932 г.) похоронили мы свою мать, а затем, вскоре, и сестру Имене, которая была старше меня на два года. Осталась я совершенно одна среди чужих людей. Через два года переселили нас в поселок Лопатка, что в двадцати пяти километрах от п. Конюхово в направлении северо-восток. И снова – лесоразработки в течении трех лет. И снова переселение, только теперь на двадцать километров, но ближе к югу. И был это поселок Кега. Вполне цивилизованный, по тем временам, поселок из переселенцев со школой-семилеткой и маленьким заводиком по выработке агар-агара. Часто приходилось работать на близлежащих участках Ухт-Наволок, Костылиха, где жгли ламинарию, а золу переправляли на Жижгинский производственный участок. Там из золы получали йод, который потом в специальных глиняных горшках санным путем переправляли в Архангельск. Да разве только этим мы делали свой вклад в оборону страны? Агаровый участок также поставлял сырье для медицины. Манитный участок целевым назначением отправлял свое сырье в Ленинград. В августе 1939 г. вышла я замуж за Крестлинга Александра Александровича. 7 ноября 1939 г. у нас родился сын Саша. Жили мы в это время на Ухт-Наволоке. Участок этот – летняя провинция, в трех километрах от Кега. Роды начались ночью, пришлось срочно грузиться на конную подводу и старый рабочий – немец Рейнгольд отвез меня в местную больницу на Кега. Конечно, тогда мне было не до экзотики, но вспоминая ту ночь с благодарностью, вспоминаю и этого старика – немца, который отважился везти меня по бездорожью, в кромешной ночной тьме. У больницы нас ожидала сестра – акушерка Ольга Федоровна Русман. Так благополучно появился в этом мире сын Александр. После больницы с сыном мы возвратились уже в п. Лопатка, там и жили до отъезда на остров Жижгин.

30 августа 1941 года наша семья пополнилась новым человеком. Родился сын Николай. Дети росли трудно, болезненно. Заболел воспалением легких Саша в возрасте 1 года и едва не умер, такая тяжелая форма воспаления, да еще отсутствие квалифицированной помощи со стороны поселковой медицины. Коля вообще рос рахитиком. Большая голова на теле с тоненькими ручками и ножками. Военные годы во все времена оставляли свой отпечаток на детстве, дети скорее напоминали собой старичков, нежели беспечных, озорных ребятишек. Целый арсенал болезней пропустил через себя и сын Николай. Свинкой переболел в возрасте 3 лет, в возрасте 10 лет – корью, затем воспалением легких и т.д. и т.п.

Конечно, сказывались голодные довоенные, военные, послевоенные годы, да и просто неурожайные годы, под стать военным. Все это было…! Пусть не коснутся эти невзгоды поколения идущие за нами!
В 1945 г. мы с мужем Александром Александровичем расстались, он забрал с собой сына Александра, со мной же остался младший сын Николай. Около девяти лет я проработала на агаровом участке в поселке Лопатка, а в 1948 г. переехали с сыном Колей на о. Жижгин, где также устроилась на работу на агаровый завод. В 1956 г. перешла работать уборщицей в контору жижгинского производственного участка, там и поселилась с семьей. 5 мая 1950 г. родилась дочь Зина. Переход на другую работу (уборщицей) связан с травмой ноги. Сказывались простудные заболевания ног (последствия лесозаготовок), чаще стал напоминать о себе открытый ревматизм. Срост перелома ноги произошел неправильно. Квалифицированной медицинской помощи в поселке не было, а спустя годы при прохождении медкомиссии в Архангельске врачи констатировали: время упущено.

В 1968 г. переехали в г. Керчь. Произвели капитальный ремонт дома, построили времянку с баней, сделали ремонт летней кухни, благоустроили двор.

Примечание: Родители мои – зажиточные крестьяне. В хозяйстве было две лошади и две коровы, птица. Работников не было. Работали всей семьей, от того и был определенный достаток. Из многочисленной семьи остались я да сестра Зейнаб.
Родилась я 15 марта 1914 г., хотя день рождения весьма приблизительный, потому что метрика сгорела в архиве во время войны (Великой Отечественной войны), на руки нам никаких документов при выселении из Крыма не дали. В 1946 г. нам впервые в Пертоминске выдали паспорта, а до этого были на руках только справки, которые ограничивали выезд за пределы поселка, в котором проживали. За паспортами из Лопатки в Пертоминск ходили пешком, это более сотни километров бездорожья. В марте пришлось переходить пертоминскую губу по подтаявшему льду – целых семь километров река. На утро весь лед из губы вынесло в море…

 


Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 214; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!