Состояние тенденции выживания
КМ СПП не рассматривает тенденцию выживания в качестве некой объективно верифицируемой силы, однако она создается игрой соответствующих сил и психических механизмов как некая интегральная функция. При этом функционирование этих механизмов у конкретного человека может быть различным вследствие их соответствующей генетической детерминации, что и определяет состояние тенденции выживания. Вместе с тем, необходимо иметь в виду, что сама по себе генетическая детерминация не является собственно патогенной, таковой она может стать лишь во взаимодействии со средой, в которой оказывается носитель данной генетической структуры. С другой стороны, элементы континуума поведения, возникшие в этом взаимодействии, могут оказывать влияние друг на друга и образовывать новые обстоятельства уже вне границ, установленных генетической детерминацией. Таким образом, все содержание континуума поведения образуется, с одной стороны, на основе имеющейся генетической структуры в ее взаимодействии со средой, а с другой стороны, через различное сочетание этих возникших и возникающих (по обоим путям) содержательных элементов.
Таким образом, состояние тенденции выживания (которая представляет собой результирующую работы континуума поведения) в зависимости от содержательных аспектов может как благотворно, так и пагубно сказываться на психической адаптации индивида. В данном контексте этот «пагубный» эффект выступает как этиологический фактор дезадаптивного поведения. Если рассмотреть всю психопатологию с точки зрения тенденции выживания, образованной генетически детерминированными психическими механизмами, то все это многообразие может быть описано, с одной стороны, как локальное ослабление или усиление одного из трех векторов единой тенденции выживания (индивида, группы, вида); либо, с другой стороны, как генерализованное ослабление или усиление этой целостной тенденции. Локальное усиление или ослабление какого‑то из векторов целостной тенденции выживания обеспечивает нас «пограничной психопатологией» (неврозы, психопатии, собственно реактивные состояния и т. п.) и относится к сфере компетенции «малой психиатрии». Если же поражение столь велико, что страдают все векторы целостной тенденции выживания, то речь идет уже о «большой психиатрии» и, по сути, о психотических расстройствах.
|
|
|
Указание на локальное ослабление или усиление тенденции выживания у психопата не противоречит знаменитой «триаде П.Б. Ганнушкина»: тотальность, стойкость, выраженность. Скорее, напротив, этот тезис делает более отчетливыми и ясными позиции клиницистов. П.Б. Ганнушкин не говорит, что при психопатии нарушены все психические функции, он говорит «о таких чертах и особенностях» психопата, которые «накладывают на весь его душевный склад свой властный отпечаток»338. Такой «особенностью» и является локальное ослабление или усиление тенденции выживания,[85] что лишь при терминологическом сличении кажется противоречащим тезису о «тотальности» личностных дисфункций при психопатии, поскольку изменение одной, но существенной «черты» неизбежно влечет за собой изменение и всех остальных, связанных между собой в континууме поведения не только как «сообщающиеся сосуды», но и как «электромагнитные поля». В этой связи следовало бы говорить не столько о «властном отпечатке», сколько о формировании составляющих континуума поведения в измененных, необычных обстоятельствах, где одна (или несколько) изначальных констант отличается от типичных для большей части людей, что неизбежно влечет за собой и определенный «перекос» структуры в целом[86]339. Поэтому неудивительно, что отсутствие или, напротив, усиление у психопата в этих (каких‑то, в зависимости от формы) «точках» соответствующих интенций «к » (интерес) и «от » (страх) удивляет любого «нормального» («формально здорового») человека.
|
|
|
Однако страдающие невротическими расстройствами не менее «удивительны», впрочем, здесь эта «удивительность» куда более «понятна» (хотя и удивляет порой своей вычурностью), поскольку, в отличие от психопатов, лица, страдающие невротическими расстройствами обязаны им не столько генетической основой, сколько собственно условно ‑рефлекторной природой заболевания. Вместе с тем, при тщательном клиническом анализе любого больного неврозом всегда можно определить те «точки», где у него наблюдается локальное усиление или ослабление тенденции выживания, то есть интенции «от » (страха) и, соответственно, интенции «к » (интереса).[87] При этом если невроз развился от ситуации непосредственной «угрозы инстинктам самосохранения»340, как говорит Э. Кречмер, то эти условно‑рефлекторные «точки» усиленного или, реже, ослабленного инстинкта самосохранения (тенденция выживания), как правило, лежат «на поверхности». В тех же случаях, когда «реактивное душевное расстройство основано на половых комплексах»341, определить их оказывается значительно труднее, еще труднее увидеть их причинную роль в формировании «симптома», предоставляемого на суд специалиста в качестве «основной проблемы».
|
|
|
Кроме общеизвестных симптоматических комплексов психотического расстройства необходимо также отметить и специфическое функционирование тенденции выживания у данного контингента больных. При шизофрении, как правило, отмечается генерализованное ослабление этой основополагающей тенденции, что выражается, прежде всего, в своеобразном расщеплении «картины» и «схемы» у этих больных.[88] Если эта дезинтеграция уровней психического отсутствует, то реакция на стрессор (коим и являются галлюцинаторные образы и бредовые представления) должна проявляться четко очерченной группой психических и, главное, физиологических реакций (прежде всего – реакцией вегетативной нервной системы и характерным мышечным напряжением), у психотиков же этого не наблюдается. Парадоксальность функционирования ослабленной тенденции выживания проявляется, например, тем, что такие больные испытывают значительно большее физическое напряжение при необходимости сообщить о своих переживаниях другому человеку (врачу), нежели от того, что на них, например, проводятся какие‑то сверхъестественные эксперименты инопланетянами. Так или иначе, но телесные, физические проявления[89] страха (интенция «от ») абсолютно неадекватны содержанию переживаний больного[90]342. Интересы психотических больных вычурны и нелепы, однако было бы ошибкой относить их на счет усиленной тенденции выживания (ее интенции «к »), поскольку принципиальной особенностью этих интересов является их неадекватность, «оторванность от жизни».
|
|
|
При этом больные с аффективными расстройствами психотического уровня, напротив, как правило, явственно демонстрируют признаки генерализованного усиления тенденции выживания, зачастую возникает впечатление, что они буквально поражены своими динамическими стереотипами и доминантами.[91] Даже при депрессивных расстройствах «внутренний тонус» больных крайне велик, они необычайно тревожны (интенция «от »), хотя зачастую и не представляют свое состояние с помощью этого означающего. Их болезненное напряжение «физиологично», хотя и достигает в ряде случаев таких величин, что кажется почти полным бездействием. При мании ситуация меняется: заостряется интерес («освоение», интенция «к »), он непоследователен, временами абсолютно поверхностен, однако формальная поверхностность интереса не означает его отсутствия, тогда как его интенсивность безусловно свидетельствует в пользу тезиса о генерализации тенденции выживания. Причудливость, извращенность, неадекватность, бесцельность проявлений этой тенденции как раз и говорят о болезненности состояния.[92]
Усиление или ослабление тенденции выживания реализуется посредством содержательных аспектов, составляющих континуум поведения. Различное сочетание этих составляющих создает причудливую игру, дающую все многообразие поведений. При этом нельзя не учитывать, что само сочетание (то или иное) этих элементов континуума поведения может стать этиологическим фактором, вызывающим ту или иную степень дезадаптации, оказавшись неадекватным континууму поведения в целом. Это патологическое по итогу сочетание различных элементов континуума существования рассматривается в КМ СПП как психотравмирующие факторы.
Психотравмирующие факторы
КМ СПП трактует понятие «психотравмирующие факторы» в соответствии с понятием «поведения» и в контексте его морфологии; таким образом, психотравмирующими факторами являются не сами фактические события как таковые, но отображения этих событий,[93] то есть психотравмирующие факторы – это всегда и только индивидуально ‑стрессовые события343. Таким образом, анализ психотравмирующих факторов должен быть смещен из плоскости событийной в плоскость характера отображения, то есть отображающей структуры – континуума поведения[94]344.
Разъяснению этого вопроса служат, с одной стороны, понятие о тенденции выживания, вырастающее из учения И.П. Павлова о неадекватности «возбуждающего» и «тормозного» процессов в этиологии психических расстройств345; с другой стороны, представленная выше структура континуума поведения, выработанная КМ СПП на основе взглядов Л.С. Выготского; и наконец, понимание функционального характера доминанты, представленное в работах А.А. Ухтомского.
Континуум поведения человека, с одной стороны, характеризуется крайним разнообразием составляющих его элементов,[95] с другой стороны – тем своеобразным «расколом», который обозначился с момента начала использования знака как означающего и завершился выделением «картины» психического из «схемы», отображающей фактическую действительность. Оба эти фактора в совокупности создали крайне неблагоприятную ситуацию для функционирования тенденции выживания, что выразилось во множестве феноменов – от способности к образованию «виртуальных» угроз до общей тенденциозности сознательных функций[96]346, что значительно снизило адекватность человека.
Поскольку сознание оперирует «предметами», но не «вещами», каковыми они даны в «схеме», отображающей фактическую действительность, установленные в нем (сознании) закономерности, являющиеся императивами целенаправленной деятельности человека, неадекватны «схеме», то есть самой психике человека, что выражается естественной для такой ситуации неадекватностью поведения. Иными словами, индивид, определяющий свои действия, исходя из обстоятельств «виртуальной» (предметной) среды («картина»), по самой конфигурации своей психической организации оказывается неадекватным собственному же континууму поведения.
Если же учесть, ко всему прочему, что сознание относительно «слепо» к положению дел в «схеме» (на что указывает выделенное в КМ СПП неосознанное[97]), то очевидно, что сознательно и самолично принимаемые человеком решения по самой природе своей ведут его к дезадаптационным сбоям. «Переменная» неосознанного позволяет тенденции выживания манипулировать конструктами «картины» психического, однако предпринимаемые ею меры не являются результатом «тщательного продумывания» или «взвешенным решением» – они устраняют лишь актуальную часть возникающих диспропорций, при этом неизменно следуют по пути наименьшего сопротивления, так что система в целом от таких «решений», как правило, страдает.
Специфическая для данного индивида констелляция условий существования (сигналы, потребности, механизмы адаптации) создает своего рода предуготованность (тропность) континуума поведения к определенного рода факторам[98]347. В процессе своей жизни индивид формирует целый набор сложных динамических стереотипов и доминант (наличествующих затем латентно), происходит своего рода «сенсибилизация» континуума поведения к определенным воздействиям. В дальнейшем соответствующие факторы способны активизировать эти латентно существующие доминанты и динамические стереотипы, формируя тем самым симптом (состояние хронизирующейся дезадаптации).
Однако активизация тех или иных латентных прежде доминант и динамических стереотипов в соответствующих условиях – процесс вполне естественный. Собственно, патологический его характер определяется не тем, что он был «запущен», но рядом других факторов. Во‑первых, вновь возникшая ситуация может требовать «большего» или «меньшего» по «габаритам» динамического стереотипа или иную интенсивность доминанты. Во‑вторых, возможно отсутствие в арсенале континуума поведения соответствующего динамического стереотипа. В‑третьих, возможна активизация доминанты, которая потенцирует динамический стереотип, не отвечающий реалиям вновь возникшей ситуации. И наконец, в‑четвертых, актуализированные возникшей ситуацией динамические стереотипы и доминанты могут выполнять роль замещения какой‑то другой, требуемой обстоятельствами активности, тормозящейся, в свою очередь, другими доминантами и динамическими стереотипами, «разбуженными» иным аспектом возникшей ситуации.
Тенденция выживания оказывается словно между «двух огней»: «схемой» и «картиной». При этом ей необходимо лавировать между сигналами (к которым относятся, как уже говорилось, и проблемные сами по себе рече‑мыслительные процессы), с одной стороны, и потребностями (а в их числе могут быть не только потребности в привычном понимании этого слова, но и, например, «застарелые» динамические стереотипы), с другой. Возникающие здесь противоречия система решает несколькими путями: за счет собственного дробления, что автоматически снижает уровень адаптации, или посредством выработки третьих, компромиссных вариантов, которые, не разрешая возникшего противоречия в системе, хронизируют дезадаптацию, а также «отодвигая» на задний план трудно разрешимые задачи за счет постановки новых, но «виртуальных», чье решение по самой логике этих проблем оказывается невозможным, что еще более усугубляет дезадаптацию.
Кроме того, работа системы приводит к постоянным изменениям внутри нее самой, а потому единичные перемены в одной ее части неизбежно влекут за собой непреднамеренные изменения и в ряде других областей, это, в свою очередь, требует принятия новых мер и т. д.[99]348 Необходимо помнить, что инерционность системы тем выше, чем система больше. Сложность организации континуума поведения, призванная решать встающие перед субъектом поведения, движимого тенденцией выживания, проблемы, начинает, таким образом, «забивать в собственные ворота». Тенденция выживания, решая одну трудность, моментально оказывается перед множеством новых, поскольку система в целом реагирует на частные изменения в самой себе, а эти вновь возникшие изменения требуют последующих. Отсюда всякие новые отображаемые психическим внешние воздействия (вне зависимости от их «потенциального качества») оказываются психотравмирующими. А если они еще и попадают на «сенсибилизированную» почву, то эффект многократно усиливается. Поскольку же каждое такое «событие» автоматически и неизбежно (в силу сложности организации континуума поведения) отображается несколькими разными уровнями психического (и, разумеется, вовсе не идентично, потому что каждый уровень видоизменяет это отображение под себя), то внутри психического возникает естественный разлад. Последующее совмещение этих разнородных отображений само по себе составляет тяжелейшую проблему для адаптационных механизмов, вынужденных находить компромиссы и неустойчивые балансы.
В этом движущемся клубке бесчисленных переплетений угодить каждой из действующих сил системы практически невозможно – только избранным и за счет других. Причем, учитывая относительную самостоятельность ряда действующих агентов, обеспеченную «летучестью» доминанты, внутренние конфликты континуума поведения оказываются и вовсе неизбежными, именно они и создают патогенную почву. Таким образом, речь идет уже не о «сенсибилизации» структуры к определенным внешним воздействиям, а о своего рода «аутоиммунном процессе», в результате чего даже при отсутствии каких‑либо действующих на настоящий момент стрессовых факторов достичь оптимального уровня адаптации оказывается делом невозможным.
Наконец, сама по себе тенденция выживания создает в континууме поведения своеобразный «генетический дефект». Необходимо учитывать, что современный человек (и человек вообще в отличие от любого другого живого существа) нуждается в куда меньшей интенсивности тенденции выживания, нежели в прежние времена, однако данные ее параметры закрепились эволюционно. Возникающая таким образом диспропорция между силами и средствами тенденции выживания, с одной стороны, и возможностью их реализации, с другой, автоматически ведет к дезадаптации. Этим объясняется общий высокий уровень невротизации, это также позволяет понять, что степень «внешних угроз» определяется не реальными опасностями, грозящими человеку, но его предуготованностью с этими опасностями бороться. Вот почему даже на общем благоприятном фоне жизненных обстоятельств количество невротических расстройств не уменьшается, но даже увеличивается, а отсутствующие угрозы подменяются их «виртуальными» эквивалентами[100]349.
Впрочем, нельзя отрицать и психотравмирующего воздействия собственно тяжелых жизненных обстоятельств, особенно характеризующихся внезапностью своего появления, однако их значение в развитии пролонгированных дезадаптационных расстройств все‑таки не стоит преувеличивать; последние связаны лишь с особенностями строения континуума поведения, не позволяющими тенденции выживания выполнить свои «генетические» функции. Собственно дезадаптивный сбой (например, в виде невротических реакций), вызванный такими неблагоприятными изменениями жизненного пространства, должен был бы приводить в ближайшее же время к мобилизации возможностей психики в целях адаптации к новому, измененному жизненному пространству, но никак не к хронической дезадаптации. Однако представленные выше структурные особенности континуума поведения, напротив, не только не способствуют, но, как правило, мешают полноценной и необходимой в таких случаях адаптации.
Воздействие поведения
Традиционно и по понятным причинам поведение рассматривается как действие субъекта, однако, противопоставив субъекта поведения его поведению, мы оказываемся в принципиально иной ситуации: теперь поведение – есть нечто, что воздействует на субъекта, определяет его положение в своем собственном континууме. Действительно, то, что представляет из себя человек, определяется тем, как он себя ведет, – как и что он думает, чувствует, каково его отношение к самому себе, к событиям и явлениям, наконец, какую позицию он занимает в отношении других людей. То есть, субъект оказывается в каком‑то смысле заложником своего поведения.[101] Единственное, что можно было бы без всяких оговорок сказать о субъекте, так это то, что он стремится к выживанию (тенденция выживания). Однако то, как реализуется эта его тенденция, зависит не от него собственно, но от его поведения, то есть содержания континуума поведения.
Таким образом, КМ СПП рассматривает субъекта как точку, «движение» которой определяется, с одной стороны, тенденцией выживания, а с другой, воздействием на него (нее) его собственного поведения. При этом, если поведение – это всякая психическая и психически опосредованная активность, то, следовательно, мы получаем сложную систему, в которой поведение определяется тенденцией выживания, однако по факту отнюдь не обязательно способствует этой цели, то есть в самом поведении субъекта заложено очевидное противоречие, которое и надлежит разъяснить.
Как следует из сказанного выше, всякое поведение субъекта обслуживает его тенденцию выживания, при этом формируются динамические стереотипы и доминанты, чья стабильность обеспечивается игрой «элементарных», по И.П. Павлову (или «главных», по У. Кеннону), эмоций. С другой стороны, данные динамические стереотипы и доминанты формируются в соответствии с настоящими (существующими на данный момент времени) условиями существования. Однако, во‑первых, само их появление изменяет эти условия существования, а во‑вторых, последние, постоянно меняясь, и сами не характеризуются какой‑либо стабильностью.[102]
Таким образом, КМ СПП получает два неизбежных следствия этой проблемной ситуации. Во‑первых, полная адаптация оказывается делом невозможным, поскольку формирующиеся структуры адаптации всегда запаздывают, то есть всегда хороши, но «для вчера», а потому, можно сказать, дезадаптивны. Во‑вторых, описывая поведение человека, мы вместо одной получаем две системы с разными движущими силами: субъект и его тенденция выживания, с одной стороны, и субъект с его поведением и, соответственно, адаптивной тенденцией, с другой.
КМ СПП, описывая две системы, соответственно, с двумя различными движущими тенденциями – выживания и адаптации – вынуждена признать действие здесь принципа относительности (А. Эйнштейн): один и тот же процесс протекает по‑разному в двух различных инерциальных системах отсчета. Иными словами, редуцируя «субъекта» указанным выше образом до положения геометрической точки в геометрии, мы должны были бы получить ситуацию, где субъект поведения предстает для рассмотрения исследователя подобием «броуновского тела», атакуемого молекулами окружающей среды[103]350, что, казалось бы, позволяет нам выявить фактическую «траекторию» его движения – поведение. То есть, рассматривая субъекта в отношении к его поведению, можно было бы говорить о том, что он – субъект – испытывает на себе воздействие множества факторов: стимулов, собственных потребностей и психических механизмов. Результат воздействий на субъекта поведения его поведения (то есть психической и психически опосредованной активности) – есть его «движение», или, проще говоря, сама его жизнь. Однако в свете представленных выше положений ситуация оказывается принципиально иной. С одной стороны, субъект поведения действительно адаптируется к своему континууму поведения; с другой стороны, сам субъект поведения, движимый тенденцией выживания, занимает активное положение по отношению к собственной же адаптационной стратегии.
Адаптация обеспечивает «настройку» той или иной психической составляющей для того или иного поведенческого аспекта, то есть она идет словно бы от частного к общему. Однако адаптация лишь в одной сфере активности отнюдь не гарантирует адаптации во всех остальных областях, где реализуется поведение человека, а потому к «общему» можно так и не прийти (по факту такой «общей» адаптации мы действительно не наблюдаем).[104] Тенденция выживания же, не ограниченная и не знающая конкретной содержательности, напротив, идет в этом смысле от общего к частному, а потому всегда словно противоречит адаптационным стратегиям и, будучи всегда неудовлетворенной (по причине отсутствия «общей» адаптации), является внутренней проблематизирующей силой.
Таким образом, решение этого парадокса не может не быть парадоксальным: субъекту поведения следует отказаться от одной из этих сил – от тенденции выживания или от адаптационной стратегии – в пользу другой. Причем ясно, что от тенденции выживания отказаться невозможно хотя бы в силу ее виртуальности, тогда как адаптационная стратегия, представляющая собою функционирование всех элементов континуума поведения, действительно может быть подвергнута существенной трансформации. Удивительно в этой ситуации то, что, жертвуя адаптационной стратегией, то есть модернизируя ее с помощью технологии СПП, создаются условия для реальной адаптации. В противном же случае само поведение в том виде, в котором оно существует, выступает в роли этиологического фактора дезадаптации.
Теперь, определив эти обстоятельства, можно обратиться к «экспериментальным неврозам» И.П. Павлова, который показал, что поведение животного становится болезненным «при трудной встрече раздражительного и тормозного процессов» (то ли преобладание раздражительного процесса, нарушающего тормозный, – «длительное повышение тонуса раздражения»; то ли преобладание тормозного процесса, нарушающего раздражительный, – длительное «повышение тонуса торможения»)[105]351. Иными словами, речь идет об одновременной («встреча») актуализации двух взаимоисключающих динамических стереотипов. Если бы субъект поведения был подобием «броуновского тела», то в этом случае он бы или остановился (если интенсивность этих двух доминант была бы одинаковой), или двигался в направлении доминанты большей интенсивности (за «вычетом длины вектора» доминанты меньшей интенсивности). Однако этого не происходит, субъект поведения, «атакуемый» своими же динамическими стереотипами, активно ищет выход из сложившегося положения, что следует отнести на счет тенденции выживания, остановиться же субъект поведения никак не может.
К сожалению, этот «выход» редко оказывается адекватным, поскольку, как уже говорилось, всякая ассимиляция окажется плодотворной при осуществленной аккомодации, но не в обход последней. Данный «выход» и есть симптом, который предъявляется пациентом, обратившимся за психотерапевтической помощью. Конечно, психотерапевту можно и нужно разъяснить пациенту «природу» его симптома, однако это не повлечет за собой излечения, на что уповают психоанализ и ряд других психотерапевтических направлений. Для фактической психической адаптации необходимо не только понимание пациентом виртуальности его симптома, но и, прежде всего, освоение им навыков работы с собственным поведением, поскольку сами по себе психотравмирующие факторы – ничто вне систем психического опосредования и активизации соответствующих динамических стереотипов и доминант.
Глава десятая
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 219; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!