Группа Успенского. Беседы с Успенским 5 страница
Гюрджиев принес главу из Второй серии, Встречи с замечательными людьми, попросил кого-нибудь почитать ее и вышел. Ее взял Райт со словами: «Я не хотел бы обижать чувства старого человека», (они были почти одного возраста с Гюрджиевым) и начал читать. Гюрджиев вернулся, и Райт сказал ему: «Это очень интересно, м-р Гюрджиев. Жаль что только написано не очень хорошо. Вы хорошо говорите по-английски, жаль, что вы не можете диктовать. Если бы у меня было время, вы могли бы диктовать мне, и я переложил бы все это для вас на хороший английский».
Он продолжил чтение главы некоторое время, а потом заявил, что должен остановиться, поскольку очень устал, и его дочь тоже устала, и что им лучше вернуться в отель. Гюрджиев сказал: «Лучше остановитесь ради нее, она все еще молода и только начинает жить, а вы уже старик и ваша жизнь окончена».
Лицо Райта покраснело, и он злобно ответил: «Моя жизнь отнюдь не закончена, я еще много чего могу сделать!» - или что-то в этом роде. Он поднялся и удалился вместе с семьей в, что называется, «крайнем возмущении». Как и у всех нас перед Гюрджиевым Райт снял свою маску. Все без исключений, когда ели и пили вместе с ним, раскрывали свою сущностную природу. Возможно, поэтому многие из нас временами проглатывали язык; боясь выдать себя.
Вскоре после нашего приезда в Нью-Рошелл я написал Ольгиванне Ллойд Райт о том, что мы в Америке и хотели бы увидеться с ней, если она приедет в Нью-Йорк. Она ответила, вновь повторив свое приглашение всем нам провести лето в Талиесине. Итак, мое глубокое желание, которое казалось только еще год назад на просмотре в Лондоне фильма о Талиесине совершенно недостижимым, было вознаграждено, она даже предложила прислать одного из студентов на автомобиле-универсале, чтобы привезти нас. Но у меня был Крайслер, в июне мы упаковались и оставили нашу съемную квартиру мрачных ассоциаций, отбыв в самое сердце Америки.
|
|
|
Поездка началась в жару, которая становилась все хуже по мере продвижения на запад; мы поехали вверх к Медвежьей Горе, пересекли Гудзон по мосту через эту прекрасную реку, по которой плавал Генри Гудзон, затем по вверх и вниз обычному шоссе, такому узкому и извилистому, что мы могли ехать не быстрее тридцати пяти миль в час. Мы проезжали лесистую местность, перемежающуюся фермами, расчищенными от деревьев двести пятьдесят лет назад. Дорога пролегала через штат Нью-Йорк, далее через Вуртсборо, Монтичелло, Депозит, Бингэмптон и Элмиру – где жил Марк Твен, а также мои старые друзья Макс и Кристалл Истманы, в Хорсхед, Пэйнтед Пост, Олеан, к озеру Чатакуа. От Вестфилда мы поехали по дороге вдоль берега озера Эри, с мыслью о том, что сотню миль или около того мы сможем наслаждаться его великолепным видом; но увидели озеро мы лишь однажды, отъехав на несколько миль, а вся дорога оказалась обычной и неинтересной. В Пенсильвании мы проехали через земли пенсильванских голландцев, старейшего германского поселения в Америке; это красивые люди с желтыми волосами и интересным типом лица. Еще мы видели амишей, строгую религиозную секту, чьи мужчины носят широкополые черные войлочные шляпы и длинные черные бороды. В городе на северо-востоке мы переехали в северный тип Пенсильвании, в Конниауте мы въехали в штат Огайо, по дороге на Пэйнсвилл и Оберлин.
|
|
|
Поездка обходилась нам недорого, поскольку останавливались мы в туристических лагерях – группе раскрашенных хижин, обычно удобно расположенных. В изобилии хватало и хорошо выглядящих домов с обозначением «Турист». За 75 центов с каждого мы располагали хорошим приютом на ночь, где было чисто и где люди были доброжелательными. Завтрак мы готовили на открытом воздухе, обедали мы сэндвичами и фруктами, а по вечерам мы старались полноценно поужинать в придорожной «закусочной»; еда здесь обычно была просто съедобной, а кофе таким же плохим, как в английских пансионатах, несмотря на то, что в городских супермаркетах он был неплохим. Все города выглядели достаточно похоже – трех полосные дороги и приятные деревянные дома с открытыми не огороженными газонами. Торговые и деловые районы обладали некоторыми характерными чертами, тогда как индустриальные сектора походили на такие же между Бирмингемом и Волвергемптоном - унылые и заброшенные. Далее мы въехали в кукурузный пояс, протянувшийся от Фремонта, Боулинг Грина и Наполеона до Форт-Вейна в Индиане, - сотни и сотни миль индианской кукурузы на плоской степной местности с бесконечно повторяющимися белыми фермами и красными амбарами; небольшие городки столь походили друг на друга, будто бы из выписали по почте.
|
|
|
В одном из небольших городков мы встретили пример знаменитого американского дружелюбия. Я зашел в местный банк, чтобы спросить дорогу, и менеджер, неопрятный молодой человек, с радостным лицом воскликнул: «Вы англичане, не так ли?» «Да», - ответил я. «Ах, вы говорите… Эй, Билл, - бросил он, окликая уже уходящего посетителя, - здесь англичанин. Ну, как там дела? - начал он. - По-моему, ваши люди сделали великую вещь возле Дюнкёрка». Он засыпал меня вопросами и был настолько естественен, что я по-настоящему поверил, что он может попросить нас остаться на обед и отдых, чтобы горожане могли встретиться с нами. Я даже мог бы поделиться своим опытом в импровизированной лекции, но мы очень хотели добраться до Висконсина. Люди, которых мы встретили в такой дальней дороге, оказались почти такими же скрытыми, какими представляют англичан, и гораздо менее сердечными, чем французские или русские селяне.
|
|
|
В другом небольшом городке несколькими милями дальше мы впервые увидели этот неформальный символ Америки – девушку – барабанщицу, хорошо выглядящую, крепкую молодую женщину, руководящую духовым оркестром мужчин и мальчишек; она горделиво выступала вперед, вращая своим жезлом с широкой застывшей ухмылкой на лице. Моя жена подумала, что это подходящий символ пути, на котором женщина берет на себя лидерство в Америке; я был скорее в замешательстве.
Опустившаяся на нас жара походила на раскаленное облако, и хотя я и носил большую соломенную шляпу, я не мог находиться на солнце больше нескольких минут без того, чтобы не почувствовать тошноту. Жара стояла лютая, ночью даже хуже чем днем, так как было слишком жарко, чтобы спать. Но это был обычный жаркий период, и местные поговаривали - бывает хуже, когда коровы и лошади иногда падают мертвыми на полях, а птица замертво падает с насестов. Позже приходил сезон ужасных штормов, потом - столь же холодной зима, насколько жарким было лето – жестокие холода до -70[1] градусов мороза. Климат здесь как очень эмоциональная персона – иногда жаркий и неистовый, иногда холодный и тяжелый. В этом агрессивном климате органическая жизнь быстро достигала зрелости. В Вайоминге говорили, что у них восемь месяцев зимы и четыре месяца холодной погоды.
Два дня мы ехали по чистой прерии Индианы и Иллинойса, в которой сотню лет назад существовали только трава, буйволы и индейцы.
В некоторых самых маленьких городках дома и магазины, построенные давно, имели снаружи большое подобие заграждений из лесоматериалов, которые делали здание с виду больше и значительнее. Эти «фальшивые фасады» являлись разновидностью защиты от и вызовом для бесконечной прерии; в любом случае, они не могли служить украшением.
Здесь не было придорожных заправок, наподобие наших АА или RAC. В Англии, сравнительно небольшой стране, с деревней через каждые несколько миль, каждая машина, кажется, обладает знаком АА, и заправки располагаются повсюду; тем не менее, тогда как англичанин будет возиться со своей машиной, и обычно ремонтирует ее, американец бросит ее и отправиться договариваться с авто мастерской, возможно, расположенной в двадцати милях.
Большинство пейзажа испортили и закрыли бесчисленные вывески, умоляющие нас купить что-то ненужное, построенные здесь человеком из «Алкер Галч» (Мэндисон Авеню) Нью-Йорк, для которого ничего не имело ценности, кроме того, что можно использовать для рекламы в целях получения прибыли.
По дороге из Индианы в Иллинойс, около пятидесяти миль дороги окрестности будто поразила болезнь. Не было ни городов, ни деревень; люди больше не были приветливыми и смотрели на нас, путешественников, почти с подозрением; здесь располагались дальние окраины Чикаго – второго по величине и богатейшего города в Соединенных Штатах. Жара по-прежнему стояла удушающая, мы обогнули Чикаго и поехали через Валпарайзо, Перу, Марсель и Рокфорд в Мэдисон, Висконсин, - приятный город, построенный на берегу двух озер. Здесь мы отдохнули в приятной, обставленной под старину кофейной комнате одного из отелей; в вестибюле, чтобы мы чувствовали себя как дома, располагался портрет королевы Виктории в полный рост при тусклом свете масляных подсвечников.
В Висконсине я почувствовал, что мы наконец-то покинули восточные штаты. Здесь была другая, более хорошая атмосфера. Мы находились за тысячу миль от Нью-Йорка и чувствовали себя лучше от этого. В разных штатах, через которые проезжали, мы заметили одну особенность: хотя города выглядели в основном одинаково, дома были более или менее похожими и люди схоже одевались, каждый штат обладал своей собственной атмосферой и акцентом. Возможно, через пять или шесть столетий, Американские штаты станут столь же разнообразными и интересными, как страны в Европе.
В супермаркет, где мы лакомились мороженым, вошла группа людей – юноша и девушка с их родителями и нескольким друзьями; свадебная церемония молодой пары, явно только что из регистрационной конторы. Казалось, никто не знал, что нужно делать помимо употребления кока-колы, так что один из них включил радио, из которого донесся не человечески стонущий голос эстрадного певца. Все это выглядело достаточно прискорбно; разновидность автоматической свадебной церемонии. Я сравнил ее с крестьянскими свадьбами, на которых я бывал в досоветской России - прекрасное пение в церкви, водка и народные танцы в завершение. Эта же была одной из тех свадеб, которая нужна не более чем для получения двумя молодыми людьми авторитетного разрешения спать вместе. Разрешение от чиновника, которым мог быть негодяй или пьяница, совершенно необходимо, так как в противном случае пара будет жить во «грехе» и, соответственно представлению некоторых людей, под угрозой адского огня.
Висконсин нас очаровал. Есть что-то лирическое в индейском наименовании «Висконсин», окрестности также носили романтические названия – Блэк Ёс, Блю Маундс, Арена, Мэзомэйни, Блэк Хоук, Лоун Рок, Твин Блаффс, Доджвилл, Френдшип, Фэйрплей, Форвард, Эндевор, Дикивилл![2] Кто-нибудь мог бы написать про них стихи; некоторые автомобили ездили с эмблемами «Висконсин – Американская молочная страна».
Я снова вспомнил русского, который мне говорил: «Часть американской жизни иногда столь непривлекательна, что их пресса, фильмы, радио и публичные выступления заставляют меня этого ожидать, и когда я вижу что-то по-настоящему новое и необыкновенно хорошее, я с трудом могу в это поверить». Таким был Висконсин. А Талиесин, Спринг Грин[3], даже превосходил его.
Мы прибыли после полудня, проехав по длинному крутому склону к дому, несколько учеников встретили нас и проводили к холму, где м-р и мс-с Райт беседовали с группой. Ольгиванна тепло приветствовала нас, м-р Райт, в голубом берете и ниспадающем голубом плаще выглядевший скорее актером, поприветствовал нас легким кивком и ушел. Это оказался всего лишь случай; позже он всегда был дружелюбен.
В первые два дня мы ничего не делали, только осматривались вокруг в сопровождении одного из учеников.
Талиесин, «Сияющий Выступ», - это тысячеакровое владение, заселенное валлийскими предками Френка Ллойд Райта по материнской линии (его отец был англичанином), в красивой холмистой местности с зарослями деревьев. В миле неподалеку протекала широкая река Висконсин, поросшая первозданным лесом. В отдалении виднелись высокие холмы с каменистыми утесами. Часть поместья занимала ферма – коровы, свиньи, кукуруза, ячмень, виноград, дыни, разнообразные овощи и фрукты. Земля изобиловала молоком и медом, и, в довершении всего, сыром; изобилие сидра и вина радовало человеческое сердце. Здания были построены в архитектурном стиле, которого я никогда не видел, они произвели на меня впечатление удовольствия и благополучия, которое красота, старая и новая, всегда производит. Они были не функциональными, не колониальными, не копиями чего-либо, а новым качеством архитектуры – такой же ясный разрыв с прошлым, как разрыв Тюдоров с готикой, а Георгов с Тюдорами. Тем не менее, как и в их случае, они оставались в рамках традиции, поскольку своими корнями уходили в прошлое. И что в этом самого странного, хотя стиль зданий был таким разным, в стиле присутствовало больше современного, чем в современности, они производили эффект доверия, ассоциировались со зрелыми старыми зданиями в Европе; не ощущалось резких грубых и вибраций, исходящих от большинства современной коммерчески-индустриально-военного барачного типа архитектуры, серых бетонных ульев нашего времени.
Каждый день преподносил что-то новое, некий свежий аспект видения радовал нас; а окрестный пейзаж будто сошел с картины итальянского художника.
Но все это без «жизни» могло остаться только красивой картинкой. Здесь энергия сорока или пятидесяти молодых людей, ведомых старшими к реальной цели, производила удовлетворительное чувство «созидания».
Поместье управлялось как товарищество – «Талиесинское товарищество» под руководством м-ра и мс-с Фрэнк Ллойд Райт, целью его было привнесение натуральной архитектуры в натуральную жизнь; идея заключалась в следующем: чтобы привести общество в натуральное состояние, женщины и мужчины должны жить, поддерживая три жизненные линии одновременно: инстинкты, чувства и ум. Они должны крепко стоять на ногах и уметь работать руками; должны быть в состоянии оценивать чувственные вещи – музыку, поэзию, изобразительное искусство и т.д.; и должны интересоваться идеями, уметь мыслить. Трехнаправленная активность придавала месту неординарную жизненность. Это была настоящая архитектурная школа, в которой ученики жили рядом с Учителем, он учил их, что если они хотят проектировать дома, то должны уметь построить их своими руками, знать и ощущать материал, с которым работают.
Коммуна состояла из Райтов и их семьи, молодых мужчин и женщин – некоторые из которых были женаты, двух или трех плотников, человека, присматривавшего за регулярной работой на ферме, и нескольких посетителей.
Приготовление пищи и обслуживание за столом производили ученики, они же помогали в саду и на ферме, водили трактора, грузовики, грейдеры и так далее, в то время как женщины стирали и гладили. Здесь имелись все виды современных машин; и в первый раз после нашего прибытия в США я увидел стиральную машину и электрический утюг – последний был в доме моего брата в Англии. Здесь всегда было много работы по ремонту и возведению новых зданий; все время пробовались новые материалы от производителей и образцы материалов.
На одном из холмов располагалась большая группа зданий, вырастающих прямо из возвышенности. Здесь находились квартиры м-ра и мс-с Райт, столовая для студентов, офисы, галереи, конюшни, амбары, сараи и несколько жилых комнат. Вниз по склону на втором холме, в миле от первого, располагалась другая группа строений – макетная комната, театр, художественная галерея и остальные жилые помещения. На следующем стояла похожая на маяк ветряная мельница - очень высокая и стройная деревянная структура с конструкцией, через которую ветра сильнейших штормов проходили не повреждая. Крыша макетной комнаты была настолько светла и изящна, что, казалось, вы можете поднять ее одной рукой, но при этом достаточно крепкой, чтобы выдерживать бушующие на Среднем Западе сильные бури.
Что касается человеческих существ, невозможно было встретить более очаровательную и интеллигентную группу людей где бы то ни было еще; все они были вежливы, рациональны и готовы помочь, в них было нечто «юное» среди этого старого мира, и эта «юность» придавала им особый шарм, у них отсутствовала та внешняя изощренность, которой «образованные» американцы в городах прикрывают свою молодость. Эта «юность», эта потенциальная возможность американской молодежи учиться, предоставляла им большие возможности; в то же время она оставляла им нечто простодушное во взгляде на огромный мир за пределами Америки - мир, который хотя они и могли знать снаружи, обладал чем-то недоступным для них внутри. В целом, по сравнению с европейцами, американцы были молоды, они обладали опытом юношеского отношения к жизни и к мировым событиям.
В Талиесине будильник звенел в 6.30, завтрак подавался в 7.00, а в 7.30 все отправлялись к своим разнообразным занятиям до обеда в полдень, его обычно привозили на грузовике в какую-нибудь часть поместья, где мы ели на свежем воздухе, слушая, как говорит Френк Ллойд Райт. В дождливые дни обед проходил в театре, сопровождаемый музыкой и пением. После пятичасового чая обычно была хоровая практика в одном месте и оркестровая практика в другом; а за пианино, которых было несколько, практиковались весь день. После ужина мы собирались в том или ином месте или учились чему-нибудь. Очень часто перед обедом мы спускались к реке Висконсин и купались в прохладной воде, поскольку погода стояла очень жаркая, временами более 100[4] градусов в тени.
После обеда в субботу приезжали посетители, известные мужчины и женщины из различных сфер, или «потоков», жизни. По воскресеньям устраивались пикники. Примерно в 10 часов в грузовик загружали еду, а уже через час мы выезжали вереницей машин, чтобы обнаружить ревущий костер в некотором приятном месте на каменистом утесе или высоком холме, где на угле уже жарилось мясо, картофель и кукуруза. Затем мы возвращались Талиесин, чтобы посмотреть в театре фильм, на который приходили также фермеры и другие местные жители. На ужин каждый надевал свою вечернюю одежду и прибывал в жилые покои Райтов где, после коктейлей на террасе, в большой гостиной сервировался ужин: прекрасная еда и питье, домашнее вино и сидр; м-р и мс-с Райт сидели в больших креслах, как король и королева на своих тронах.
За ужином происходили многочисленные дружелюбные беседы, и после того как тарелки были очищены, хор пел Палестрину и Баха, или негритянские духовные, или английские и американские песни, затем вступал камерный оркестр, игравший при свете свечей отрывки из ранних английских композиторов. Потом Баха или Генделя могли сыграть моя жена на пианино и дочь м-ра и мс-с Райт Йованна на большой арфе. Редко я наслаждался камерной музыкой в такой степени.
Хорошей чертой жизни здесь был ее патриархальный характер, основа натуральной жизни, поскольку патриархальность, подорванная Гражданской Войной, незаметно исчезала из американской жизни. В России ее смыла революция, в Германии – нацизм. Она исчезала и в Англии, в Китае рассматривалась как «буржуазно-империалистическая». Исчезновение патриархальности - всего лишь часть современной глобальной ломки не только Западной цивилизации, но и древних цивилизаций Востока; в Америке и Англии уже проявлялись признаки, что матриархат (или даже жено-архат) занимает ее место.
После Нью-Рошелла Талиесин представлялся земным раем, и наши сыновья начали цвести как пересаженные с бесплодной на хорошую почву цветы; будто они вернулись к своей жизни в Англии с добавлением чего-то из этого нового, и по-настоящему американского, образа жизни. Они, вместе с другими детьми, отправлялись по утрам в сад, после обеда помогали в макетных комнатах с моделями «города широкого простора» м-ра Райта. Они также находили время покататься на пони и изучать рисование и музыку.
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 135; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!