Что ты не способен давать тепло.
Андрюшкевич Алиса
Лет
Доктор велел завести дневник,
Ворд-файл, блокнот, тетрадь.
И кропотливо, вдумчиво в них
Каждый вечер себя писать.
Только в блокнотах моих всегда
Словам не хватает страниц.
Только чернила мои — вода,
И разбавлены солью с ресниц.
***
Я переживаю твоё «привет»
Снова, по числам и по минутам.
Оно отдаётся в моих ушах и нет
Сил ни держать, ни отдать кому-то.
Я переживаю твоё «не верь»
Фомой огорошенным, сжав до хруста –
Не скорлупы, а звука, с которым дверь
Из лабиринта выводит меня на пустошь.
Я переживаю твоё «иди» –
И годы спустя нет слов страшнее.
Ты мне не равный, не господин,
Ты мне – никто.
Уходи.
Быстрее.
Ундина
Очаруй меня, дыхание укради,
Распусти по нитке алые паруса,
Для того, чтоб ундиною из ундин
Я из толщи по следу всплыла спасать.
Тебя в ночь, тебя в предрассветный мрак
Я прижму ненадолго к своей груди,
Прежде, чем отпустить – о, да будет так! –
Тебя из полумрака страны ундин.
Спой мне в час, когда гребень мой
По волнам золотым скользит неустанно.
Скину туфли и стану пеной морской,
Невесомой и безымянной.
Призови меня, убаюкай в своих руках,
Запрети им мне подносить платок,
Напишу тебе письма на пятистах листах -
Только ты научись читать между строк.
Зачаруй меня, глади коснись воды –
Это я, от конца до края, я, я навечно!
Позови меня – и счастливейшей из ундин
Я всплыву из мрака тебе навстречу.
|
|
|
Аптека
В тесном зале витает прилипчивый запах вейпа,
Тошнотворно-сладкий запашок равнодушной лжи.
Я стою у окошка провизора, сутулясь нелепо,
Пока женщина по ту сторону разрешает мне жить.
Пальцы мелко дрожат, достаю из кармана,
Словно бабочек, бережно – стопку своих рецептов.
Через Стикс леденцов и буклетов для наркоманов
Прямо в руки безжалостные фармацевта.
Сзади очередь дышит в спину, я смотрю на цветные блики
Для реакции! Памяти! Красивой фигуры! Сна!
Сердце стиснуто спазмом в горле, застывшим криком,
По ту сторону изучающе смотрит вязкая белизна.
Сзади кто-то шипит, я, краснея, диктую адрес,
Повторяю, что за таблетки, повторяю имя врача,
Пока очередь, стены, витрины всматриваются
Через стиснутый унижением изгиб моего плеча.
Обнажённая перед их любопытством жадным,
Недоверием фармацевта, гудящих ламп,
Разноцветной насмешкой, от которой не убежать мне,
Я смотрю, как на бланках шрамом взбухает штамп.
Но, прикованная к изнанке мира,
Я по эту сторону слышу твоё «держись».
Расправляю плечи, как солдатик в дешёвом тире,
Пока женщина по ту сторону продаёт мне – жизнь.
Чудовища
Чем шире открываю я глаза,
Чем больше вглядываюсь в толщу подо мной,
Тем птиц надлёдные всё тише голоса,
Тем легче трепет ветра ледяной.
Чудовища в зелёной глубине,
Неспешно раздвигая брюхом тьму
Неслышно, не тревожа ил на дне,
Плывут, как я: нигде и ни к кому.
Меж их чешуй ракушки проросли.
Столетний мрак клубится в их глазах.
Как на прожилистую соль, на ось земли
Налипла горько плоть на их хребтах.
Не отвернуться, глаз не оторвать.
Не встать, колени приросли ко льду,
Пока он не растает – буду в гладь
Смотреть. И с места не сойду.
|
|
|
***
Из семисот прошедших дней
Я двести провела в пути.
Я столько видела смертей,
Стольким дала произойти.
Я столько видела надежд,
Убористо и второпях
Начерканных рукой невежд
На нелинованных полях.
Урывками впадая в сон
В такси, в вокзалах, в поездах, –
Я столько видела имён;
Как птиц, держала их в руках.
И может, счастье не должно
Холодным ливнем штормовым
Стучаться по ночам в окно, –
Но я своё люблю таким.
***
Какая тихая прелесть в весенних днях,
В предсумрачном, золотисто-медовом свете,
В порывах тёплого ветра – они пьянят,
Зовут и чаруют, как будто мы Гамельна дети.
Какую радость таит в себе новый день,
Беспечно алея над иглами спящих сосен.
Как нежно поёт от ветра их оперенье!
Как трудно поверить, что скоро наступит осень!
И радость безмолвная выражена стократно
И в запахе прелой земли, и в глубинах неба,
И кажется мне, что уходит горечь утраты,
И пахнет мне не больницей, а свежим хлебом.
Есть тихая сила в невинности дней весенних,
И я не могу надышаться ей, чистой, скорой,
Чтоб сбросить оковы горя, боли и лени –
И взмыть на крыльях зари над туманным морем.
|
|
|
Сжимая ключи
Я засунула руки в карманы, шагая домой в ночи,
И озябшими пальцами сжала – резьбой наружу – ключи.
Я укрыла лицо капюшоном, тяжело ступая на лёд.
Я чувствую твою поступь и готовность прыгнуть вот-вот.
В каждой тени сбоку дороги, в каждой выбоине на пути –
Я слышу твоё дыхание: вонь из гнилой груди.
Каждый мой случайный попутчик, каждый встречный,
отвлекшись от дел, –
Смотрит в спину глазами волчьими, какими глядят в
прицел.
Как наученный красться в страхе, битый, пуганый, хитрый
зверь –
Я иду по улицам города, я ныряю в каждую дверь.
В этой чаще, где я готова по щелчку перейти на бег,
Ты – капканы, ты – топь, ты – хищник, выстрел – ты.
Я – человек.
***
Твоё дыханье ещё витало
В тени не успевшей остыть груди.
Но – опоздавший к тебе! – сказал он:
«Встань и иди».
|
|
|
И замерли все, ожидая чуда,
И воздух, пронизанный светом, застыл.
И голос, бьющийся властно над грудью,
Единственным звуком был.
И в этой секунде звенящей силы,
Где всё было – воздух, молчанье, тело –
Против тебя, ты глаза открыла
Потому, что хотела.
Скажи, ты знала ли о распятье?
О гвоздях и титле? Чаше Грааля?
Проснулась бы? – вот, что желаю знать я...
Если б я знала…
Мой мир
В моем доме тепло и спокойно, и детские книги
Отчётливо веют невинностью и надеждой.
В моём доме все двери заперты, и безликий
Страх не сможет загнать меня в угол, как было прежде.
В моём доме из зеркала смотрит заспанный мной ребёнок
(Он навеки со мной, где-то в тёмных спиралях мозга),
В моём доме можно вскарабкаться на подоконник
И разглядывать мир – мой собственный, дивный, плоский.
Здесь не слышно шагов очумелого в злобе беса,
Темнота приходит с печалью, без зла и мрака,
Из окна видно небо, чужие окна, кусочек леса,
И легко и весело верить вездесущим знакам.
Защитите меня, мои стены, от воя ветра.
Сохрани меня, мой порог, от лихого шага.
Помоги мне, небо в окне, не оставить неспетым
Ни единого слова из тех, что мне дал Всеблагий.
***
По рубчато-мёрзлым колючим дорогам,
Так тихо, так непозволительно много –
Всегда в одиночку, всегда налегке –
Застенчивых, робких теней босоногих
Блуждает, монеты зажав в кулаке.
Случайный прохожий, себе освещая
Мерцающим светом от края до края
Все ямы и рытвины в позднем пути,
Их тронутый инеем оттиск кровавый
Не сможет в грязи отверделой найти,
И в круге тепла след незримый растает.
Беззвучно, смущенные жаждой тепла,
Прозрачные их затрепещут крыла
Со стёртым узором опавших чешуй.
И сумрак еловых просмоленных лап
На миг всколыхнётся, тенями рисуя
Надежд и печалей их хрупкий коллапс.
Под иглами звёзд в темноте равнодушной
Их стелется шёпот: «Мы были послушны,
Мы были так счастливы в нашем пути,
Мы смело шагали под небом бездушным,
И сердце стучало в горячей груди,
О, странник полночный, о, неосторожный,
По этой дороге пройти невозможно.
Ты дом свой забудешь, и счастье, и имя,
Твой шаг станет зыбким, и сон твой – тревожным,
О, странник! Мы знаем, мы были живыми!
О, путник на зимней, проклятой дороге,
Назад не вернуться, мы просим немного –
Пригрей на груди нас, избавь нас от боли!
О, сжалься над нами! Наги, босоноги,
Мы были живыми. Мы просим подмоги».
***
Я бесцельно брожу по берегу
Опоздавшей Лонгрена дочерью.
Надо мной в низком небе сереньком
Чайки кружатся тонким росчерком.
Я не слышу их голос жалобный,
Поцелуи прибоя не чувствую.
Этой жизни так было мало мне!
Этих правил, сыпучим бруствером
Под моими ногами тающих,
Было мало мне! Было тесно мне!
«Вот безумная, – скажут, – та ещё!
Всё подай ей бездны небесные!»
Что ещё они смогут выдумать
Из окопов – от жизни прятаться?
Разве плохо – любить невидимое?
«Вот дурная, – скажут (оскалятся!)»
«Ей набить бы карманы звёздами,
Ей рассветами бы укутаться!»
Мне бы, мне бы, мне бы... да поздно мне.
Стрелка компаса уж не крутится.
Я смотрю, тоскою терзаема,
В горизонт, где ни мачт, ни паруса.
«Так и сгинула, – скажут, – знаем мы,
Ни письма не оставив, ни адреса».
Не раздевшись, войду неспешно я,
В тёплый лепет солёной зелени.
Опоздавшая, безутешная,
Навсегда, навсегда потерянная.
***
Потерялась, как чёртова Гретель, в чаще писем и встреч.
Заблудилась, и надо бежать бы, но тянет прилечь;
Чтобы лапы иссохшей хвои легли на лицо,
Чтобы первый пожар лесной меня взял в кольцо.
Задыхаюсь, как Белая Ведьма, учуявши запах львиный –
Ариэль, приколоченная к сосне; Златовласка, набитая тиной.
По ступеням, которых живым не счесть,
Я качусь, теряя хрусталь и честь.
Оглянуться некуда, по пятам догоняет тьма.
Прикоснусь к доспехам твоим, прошепчу: «снимай».
И когда нас настигнет буря, ты вспыхнешь первым,
А я даже не оглянусь. Ни злорадства ради, ни для согрева
Слово
Несколько лун назад, в самое чёрное время,
Словно в окно впорхнувши, сквозь крышу протекши
словно,
Невидимыми коготками вцепившись в моё темя,
Тёплое и тяжёлое, пришло заветное Слово.
Возжглось круглыми каплями, вписалось кривыми буквами,
Вспухло багровыми полосами, растеклось потёками краски,
Село у изголовья, будто меня убаюкивая,
Злобную, неприкаянную, заспанную, неласковую.
Коснулось нежным дыханием моей головы горячечной,
Рыжим огнём увенчанной, отмеченной грязным льдом.
И в душном мраке комнаты – чужой, на месяц оплаченной,
Я вдруг вздохнула свободно, глубоким забывшись сном.
Слово моё волшебное, тьмой предрассветной дарованное,
Ветром в спину ведёт меня, нежит грудь облегчением.
Дует прохладой на ссадины, кем-то недоцелованные,
Бьёт по щекам наотмашь, отгоняя изнеможение.
Нет языка такого, чтобы тебя выразить,
Скажет кто – «невиновна», – молвит «свободна» другой.
«Бесценна», – на глине третий вырежет тонким стилусом,
Четвёртый нахмурится: то ли «себе» оно, то ли "собой".
Знаю, что прав каждый, знаю, что каждый неправ.
Нет их вины в том, что они тебя не поймут.
Я тебя, вылюбив, выплакала, из пустоты создав.
Чтобы понять, пусть каждый – они своего ждут.
Арнгольд Марианна
Лет
Поддаваясь слепой неизбежности,
Забываем о том, что
Мгновение всего ближе к вечности
Незнакомец
Не смотря на тебя,
Я глядела с тобой в одну сторону
И случайно заметила мир,
Управляемый двумя дирижёрами,
Но в оркестре все были слепы.
И тогда, позабыв о сомнениях,
Я увидела бездну, морей глубину.
Ты ещё не смотрел в мою сторону,
Я уже ощущала, как быстро тону.
На кудрявые тёмные волосы
Дул весенний сырой ветерок,
И ты смог накормить моих демонов,
И открыть тот тяжёлый замок.
А сейчас растопи свою твёрдость
И меня узнавать не спеши.
Стань же теплым лучиком света
Для моей потускневшей души!
Будни
И не радует солнечный свет
В этом сером, тоскливом, безлюдном доме
На кухне ждёт остывший обед,
А я вмиг засыпаю, впадая в кому
И слой пыли лежит на столе,
Вместо книг полезных лишь хлам ненужный.
Тошно жить мне на этой земле.
Да не тошно, скорее, а просто душно.
Впустую прошли эти сотни ночей,
И цветок мой засох, на окне погибает…
Только ты с каждым днем для меня всё нужней.
Приходи, я прошу. Мне тебя не хватает.
Роза
Среди жуткого холода и мороза,
Что так стойко пытался мне жизнь погубить,
Хранил ты меня, как хрустальную розу,
От бед и ненастий хотел защитить.
Не помогут от боли шприцы и наркозы,
Разве есть в этом смысл, когда нет смысла жить.
В наш город проникли внезапные грозы –
Ты ушел. Вслед ушла и возможность любить.
И с тех пор по ночам меня губят морозы,
Вырывается сердца пронзительный крик.
Разбился хрусталь, исчезла та роза,
От которой уже, ты, конечно, отвык.
Я стою пред тобой, как бездарный философ,
То начну говорить, то бессильно рыдать…
В лавине сомнений, упрёков, вопросов
Всё пытаюсь найти, чем тебя оправдать.
Только ты оборвал, приобняв меня нежно,
Ты смотрел мне в глаза, будто что-то искал –
И в сердце затеплилась искра надежды,
От которой как будто пожар запылал.
И опять возродилась прекрасная роза
Но в бутоне изъян, в нем глухая печаль.
Не выдержав самых жестоких морозов,
Раскололась вдруг роза – дешёвый хрусталь.
***
И мы молча крутимся в этом
Водовороте пустой беспечности.
Помним о важном,
Но теряем себя в бесконечности,
Открываем глаза,
Поддаваясь слепой неизбежности,
Забываем о том, что
Мгновение всего ближе к вечности.
Иванова Вероника
Лет
То, что ты горишь
Другим пламенем, не значит,
что ты не способен давать тепло.
***
Может, день сегодня такой –
Несчастливый по гороскопу?
Может, это всё серое небо,
Того и гляди, в нём завязнешь.
Этот ветер, пустой и грязный,
Он поёт непривычные ноты…
Всюду люди – спешат угрюмо,
Всюду слякоть, куда не взглянешь.
Капли грязные путешествуют
Сверху вниз по оконным рамам…
Я сижу. Как-то всё бессмысленно,
У мира срок годности вышел.
Кто-то ввысь по привычке стремится,
Прогрызает свой путь упрямо,
А поднимется – рвётся в путь опять,
Лишь увидев гору повыше.
***
Танцует мир, как слабая пылинка
В золотистом утреннем луче,
И сколько бы людей на ней не жили,
Стремиться каждый к собственной мечте.
Мы ничего не сможем изменить –
Сгорит пылинка, врежется в окно,
Подумаешь! А сколько их, таких!
И верит каждая, что чудо ей дано.
Пусть даже боги делают уборку –
Они уже над нами не всесильны.
И тысячи миров, соприкасаясь,
Катаются невидимой картиной.
А мир людей… за штору зацепился.
Не улететь, не двинуться до стирки.
В погоне за деньгами не забудьте,
Что все мы – невесомые пылинки.
***
Опять под вечер, не устав ни капли
В капканах единиц и миллиардов,
Без проблеска эмоций, чувств, желаний
По плоскостям далёких стен скольжу я взглядом.
В туманном трансе прохожу сквозь стены,
И кажется, что всё сейчас под силу,
Но если мысль заговорит словами,
Туман уйдёт, тебя оставив миру.
Лишь он вернётся – ты себя отыщешь
Потерянного средь гирлянд Вселенных,
И миру этому ты выделяешь пищу
По горсточкам рассеянных моментов.
Все эти звёзды, линии и пятна
На потолке, что виден под тобою,
Всё это – ты, ничтожный, необъятный,
Ныряющий в невидимое море.
Всё это – миг. Ты должен возвратиться,
Пусть прошлое вернётся в тесный разум,
И вынужден ты будешь научиться
Вновь телом управлять, пусть и не сразу.
«Мир скучный» - скажешь ты – «Мир грязный, серый».
И будешь прав. Давай пройдём сквозь стену,
Покрасим мир в цвет глаз твоей Венеры,
Лишь только будь своей вселенной предан.
***
Я рассыпаю звёзды, как крупицы
Моих давно забытых детских снов.
Они несут меня, подобно крыльям.
Мечты хранят меня, они – мой хлеб и кров.
Я рассыпаю звёзды, забывая
О том, что в мире мне отнюдь не всё подвластно.
Я помню всех, кто смог прийти на помощь,
Когда тоска душила хуже астмы.
Я рассыпаю звёзды, чтобы небо
Нам с вами осветило ярче путь,
Чтоб засияла нить, связавшая нас вместе,
Чтоб мы могли спокойнее уснуть.
***
– Чего ты желаешь? – Тепла, и побольше.
Чтоб слёзы, как в детстве, накрыли глаза.
Чтоб тихо прижаться, дышать в чью-то душу,
Быть чей-то частью, быть важным всегда.
– О чём ты мечтаешь? – О чём-то внезапном,
Чего ты с восторгом давно ожидал.
Чтоб встретиться взглядами, вздрогнуть неловко,
Жалеть, что тогда ничего не сказал.
– А ты чего хочешь? – Рвануться подальше,
Уехать без цели и мчать просто так,
Коснуться далёкого горизонта,
В лесок завернуть, в тишине поболтать…
– А что тебя держит? Обнять человека
Не сложно, не больно, бесплатно пока.
Влюбиться? Лишь стоит разок оглянуться –
Как много людей окружает тебя!
Для путешествий нужна только смелость,
Не бойся, надейся – ведь это легко!
Вперёд! Ну а ты, всё молчишь, бедолага,
Чего тебе хочется? – Мне? Ничего.
***
***
Этот светлый лес за крошечной станцией,
Куда часто уносят меня мои сны.
Солнце падает медленно, тонкими шторами.
Две дороги – следы деревенских машин.
Между белых стволов павлиньими перьями
Мне кивает неслышно всё дикое царство.
Замороженным дымом сгустки тысячелистников
Где попало мелькают – белым, розовым, красным.
А сорвёшь – пахнут мёдом, травой и бессмыслицей.
Здесь, в беззвучном раю, как с ума не сойти!
Так свободно, по-детски бессовестно дышится,
И от тихой любви смеху тесно в груди.
Вот обрыв – метра три, не отвесный, но страшный.
Раньше он мне казался большим.
Я стоял, озирая широкую реку.
Всё вокруг было светлым, и было моим.
Этот мир был бесшумным, волшебным, гигантским
Для меня – покровителя этой страны.
Мой таинственный лес за крошечной станцией!
Я пришёл, я вернулся! Таким же, как был…
***
От палитры до кисти, от кисти до образа…
Стремятся они угодить своему господину.
Нежно прижалась к холсту усталая кисточка,
Капельки пота покинули тёплую спину.
Творить и творить! И пускай уже ночь, чёрт с ней!
Бьётся гневное пламя свечи в агонии,
Бьётся сам с собой человек, дрожат колени.
Работать, работать до пота и крови!
Этот взгляд до мурашек копает под кожу,
Ни единой в нём мысли – огонь безумия.
Не такой ли был взгляд у творца, когда на Помпеи
Сбрасывал он тонны слёз гиганта Везувия?
Кончились краски. В смятении, в ярости, в буре
Ногой отпихнул человек деревянный стол.
Скорее! Скорее, ещё один ящик,
Ещё один ящик, наполненный кровью цветов…
Как озверевший, художник несётся к кисти,
Будто весь смысл жизни прячется в ней,
И ручка её покрывается сетью трещин
И сжимает её рука всё сильней и сильней…
Растворилось утро в запачканной шторе,
Пробежалось по белому потолку…
Кисть падает на пол, за нею палитра.
Художник без сил опустился на стул,
Глядит на дрожащие грязные руки,
На холст… И, с унынием взгляд опустив,
Сжимает зубы. Не то, всё не то!
От удара мольберт отлетает на стену,
Оторванный холст улетает в окно…
А утро поёт свою сладкую песню,
Стучат каблуки, где-то шумит автотрасса,
Слышится смех, солнце бликами пляшет в глазах…
Лежит в грязной луже кусок недавнего счастья.
Короткова Саша
Лет
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!