Под эгидой «Камасутры». Индия 3 страница
Тем не менее повторные браки вдов и даже разведенных женщин в те времена, когда создавались законы Ману, случались, хотя и достаточно редко. И даже сами законодатели, противореча себе, предлагают бездетным вдовам «при опасности прекращения линии рода» вступить в связь с собственным свекром, деверем или иным «уполномоченным» родственником «в благоприятное для зачатия время». Закон повелевает: «Уполномоченный, умастившись коровьим маслом, пусть ночью молча произведет от вдовы одного сына, но другого — ни в коем случае». При этом «уполномоченного» особо предупреждают, что он не должен «действовать из похоти», а вдове указывают, что она вправе родить сына только от конкретного уполномоченного, а отнюдь не от другого родственника, хотя бы он и приходился ей деверем. После того как «цель поручения в отношении вдовы достигнута согласно правилам», всякие сексуальные или любовные отношения с ней запрещены.
Если законы Ману допускали для вдовы повторный брак или связь с «уполномоченным», то позднее эти вольности попали под категорический запрет на большей части территории Индии (конечно, для тех, кто исповедовал индуизм). Вдова, если она не решалась последовать за мужем, совершив ритуальное самосожжение «сати», становилась абсолютно бесправным и униженным существом. Она не имела права на наследство и целиком зависела от благотворительности родственников. Обычай предписывал ей брить голову и носить траурные одежды, запрещал надевать украшения, появляться на людях и даже обедать за одним столом со своей семьей. Считалось, что вдова приносит несчастье всем, с кем она общается. Кроме того, поскольку всем было ясно, что у добродетельной женщины боги мужа не отберут, то нравственные качества вдовы подвергались большому сомнению. И даже если она была известна своей добродетелью, это лишь означало, что она грешила в прошлых воплощениях, что нисколько не отменяло ее вины. Поэтому ни один уважающий себя мужчина не женился бы на вдове, тем более что это было прямо запрещено ортодоксальным брахманизмом по крайней мере для высших каст. И тот факт, что «женщина» овдовела, еще лежа в пеленках, ничего не менял — у новорожденной вдовы шансов на повторное замужество не было точно так же, как и у любой другой… Лишь в двадцатом веке вдовы получили право наследовать после мужа часть его имущества. Повторные браки вдов сегодня тоже разрешены, но желающих жениться на них от этого больше не стало.
|
|
|
Разводы и повторные браки разведенных женщин встречались в Индии не намного чаще, чем браки вдов. Законы Ману говорят: «Даже та, которая, оставив своего мужа низкого, сожительствуете высоким, достойна осуждения в мире…»
|
|
|
На зато к полигамии в Индии относились достаточно терпимо. Полигиния (многоженство) была распространена повсеместно. Законы Ману гласят: «Другую жену берут, когда первая жена глупа, дурного нрава, несчастлива, не рожает детей, рожает одних лишь девочек или когда муж непостоянен». Им вторит Ватсьяяна, утверждающий, что, если женщина не рожает детей, она сама должна побуждать мужа взять другую жену. «И будучи замещена другою, пусть по мере сил старается доставить новой жене высшее положение по сравнению с собой. При ее приближении пусть обращается с нею, как с сестрой; пусть с ведома мужа усердно заботится о ее вечернем убранстве…»
Но толерантный автор «Камасутры» не возражает и против полиандрии (которая действительно была распространена в некоторых областях Индии вплоть до последнего времени, хотя, как и полигиния, запрещена современным законодательством). Он пишет: «В области Граманари в Стрираджье и Бахлике многие юноши находятся на равных правах в женских покоях, будучи женаты на одной и той же, и женщины наслаждаются ими или по одному или сразу — сообразно своей природе и обстоятельствам. Один держит ее на коленях, один угождает поцелуями и прочим, один ласкает нижнюю часть, один — лицо, один — туловище, и они действуют так, постоянно чередуясь».
|
|
|
Ничего предосудительного в полиандрии индийцы не видели. Например, одна из главных героинь «Махабхараты» Драупади имела пятерых мужей — братьев Пандавов. Вообще надо сказать, что индийцы традиционно не видели большого греха в тех проступках, которые европейцы традиционно считали грехами смертными. Так, за секс с монахиней и соблазнитель, и сама женщина отделывались весьма скромным штрафом. Каутилья писал: «Если кто-либо сходится с монахиней, то с него следует штраф в 24 пана, и монахиня, если она согласилась на это, подлежит тому же наказанию».
Мужчине, «имевшему сношение с самкой животного» или же с женщиной, но «противоестественным способом», законы Ману предлагают исполнить покаяние-криччхру, которая, как мы уже писали, есть ни что иное, как диета. Кстати, что бы ни имел в виду законодатель под «противоестественным способом», автор «Камасутры», нимало не опасаясь преследования закона, рекомендует своим читателям самые разнообразные способы любви, сообщая в том числе: «„Нижнее“ же наслаждение — через задний проход — распространено у жителей южных областей».
|
|
|
Некоторые нарушения и вовсе не наказуются, а виновным лишь предписывается совершить очищение. Закон гласит: «Дваждырожденный, имев сношение с мужчиной или с женщиной на повозке, влекомой быками, в воде, а также днем, — пусть совершит омовение в одежде». Почему под запрет попал секс именно на повозке, авторам настоящей книги не ведомо. Но интересно, что сам факт мужеложства смущает законодателя значительно меньше, чем пресловутая повозка. Правда, в другом параграфе законы Ману сообщают, что мужеложство приводит к «потере касты». Но например, Каутилья такими ужасами никому не угрожает и за сексуальные преступления, не связанные с насилием и нарушением кастовой чистоты, предлагает ограничиться штрафами: «Если кто имеет сношение с женщиной помимо полового органа, то следует низший вид штрафа… То же следует и за мужеложство… С тех безумцев, которые занимаются скотоложством, взимается штраф в 12 пана, а с тех кто имеет половые сношения с изображениями божеств, должен взиматься штраф в двойном размере».
Современные индийские законодатели, несмотря на то что мир понемногу идет по пути признания гомосексуальных связей и даже браков, в своей толерантности отстали от Европы — сегодня мужеложство в Индии уголовно наказуемо. Что касается лесбийских связей, то к ним индийцы всегда относились не слишком терпимо, хотя и без фанатизма. Каутилья писал: «Если девушка лишена девственности другою женщиною по своему желанию и является равною с нею по положению, то она платит штраф в размере 12 пана, лишившая же ее девственности в двойном размере». Законы Ману были строже: «Для девушки, которая растлит другую девушку, полагается штраф в двести пана, пусть она уплатит двойное брачное вознаграждение, а также пусть получит десять розог… А женщина, которая растлит девушку, заслуживает немедленного обрития головы, отрезания двух пальцев, а также того, чтобы ее провезли на осле».
«Отклонение от этого означает хаос». Китай
Китайцы — самая многочисленная нация в мире. Правда, по плотности населения Китай лидерства не держит — ему далеко не только до Монако, где на каждом из двух квадратных километров проживает больше 17 тысяч человек, но даже и до Японии (337 человек на километр). Китайцев же на одном квадратном километре Поднебесной умещается около 136, что, впрочем, тоже немало — в России на такой же квадрат приходится в среднем 8–9 человек. Но что касается абсолютной численности населения — у Поднебесной нет конкурентов: китайцев насчитывается примерно 1 338 613 000. Для сравнения: во всей Европе не наберется и миллиарда жителей (830,4 миллиона в 2010 году).
Все это наводит на мысли, что китайцы на протяжении своей длинной истории много, небезуспешно и, по всей видимости, бесконтрольно занимались сексом. В какой-то мере это действительно так, но Китай не был бы Китаем, если бы в нем что-то могло происходить без подробных инструкций и наставлений. «Искусству внутренних покоев» китайская (прежде всего даосская) традиция всегда уделяла исключительное внимание, благо искусство это отнюдь не считалось чем-то запретным, предназначенным для непутевого юношества или эпикурействуюших эстетов. Его разрабатывали мудрецы, о нем спорили ученые, им должны были в совершенстве владеть императоры… Почтенные седовласые наставники писали о нем трактаты для своих учеников, мечтающих о духовном подвижничестве, причем употребляли такие выражения, от которых краснеют иные продвинутые европейцы эпохи победившей сексуальной революции (краснели и авторы настоящей книги).
Большое внимание уделялось не только технике секса, но и количеству партнеров. Мудрец Гэ Хун, живший в четвертом веке н. э., рекомендовал китайцам заводить как можно большее число связей, считая, что мужчины «извлекают тем большую пользу и благо, чем с большим количеством женщин они общаются». Традиция утверждает, что Пэн Цзу, легендарный долгожитель, которого называют «прародителем китайской нации», ставил своим ученикам в пример Желтого императора, мифического основателя Китая, жившего в третьем тысячелетии до нашей эры. Пэн Цзу утверждал: «Желтый император имел сношения с тысячью двумястами женщинами и потому взошел в обитель бессмертных».
Сам Пэн Цзу, как известно, имел девятнадцать жен и девятьсот наложниц, что позволило ему прожить более 800 лет и стать одним из подручных бога долголетия. О своих менее продвинутых согражданах мудрец с сожалением говорил: «Обыкновенные люди имеют лишь одну женщину и потому губят свою жизнь».
Для того чтобы китайцы не губили свою жизнь, даосские мудрецы рекомендовали ученикам за одну ночь вступать в связь с десятью женщинами. Законы, царившие в Поднебесной, это в принципе позволяли: жена китайцу полагалась одна, но количество официальных наложниц до начала двадцатого века не ограничивалось. Кроме того, к его услугам были рабыни и жительницы «веселых кварталов». Впрочем, даосы — люди толерантные, и, если кто-то «упорствовал во грехе» и хранил верность единственной жене, анафеме его не предавали, и он волен был жить так, как ему нравится.
Столь же необязательным к исполнению был и другой завет даосских мудрецов — не завершать половой акт выбросом спермы с целью ее сохранения. Даосы рекомендовали эту технику и уделяли ей огромное внимание: запрет на «расход» спермы был одним из основополагающих в даосском «искусстве внутренних покоев». Но в постели даосизм, и, в частности, его призыв к незавершенному половому акту, вступал в непримиримое противоречие с нравственными нормами конфуцианства. А поскольку даосизм и конфуцианство как в стране в целом, так и в жизни каждого отдельно взятого китайца очень часто сосуществовали бок о бок, то этому китайцу приходилось метаться между взаимоисключающими запретами и рекомендациями.
Конфуцианцы вообще стояли за порядок и умеренность во всем, включая половую жизнь. В тексте «Цзо-чжу-ань», созданном на рубеже четвертого и третьего веков до н. э. и входящем в состав канонического конфуцианского «Тринадцатикнижия», говорится: «У женщины есть семья, у мужчины есть опочивальня. И он, и она не оскверняют их. Отклонение от этого означает хаос». Но главное разногласие последователей учителя Куна с даосами заключалось даже не в борьбе с хаосом (что, вероятно, не встречало у даосов принципиальных возражений), а в том, что конфуцианцы целью полового акта считали отнюдь не долголетие и не достижение совершенства, а рождение детей (желательно мальчиков), а в этом деле без расхода спермы не обойтись.
Борьба даосизма и конфуцианства завершилась, судя по количеству китайцев, победой последнего (по крайней мере, в постели). Впрочем, конфуцианство, разрешая жителям Поднебесной свободное семяизвержение, настолько ограничивало их общение с женщинами, что становилось не вполне понятно, где и как можно было этим разрешением воспользоваться.
В то же время, несмотря на все призывы конфуцианства по борьбе с «хаосом» в семье и постели, китайская традиция всегда очень терпимо относилась к любым проявлениям того, что мы называем сексуальными извращениями, и уж тем более к разного рода изыскам вроде, к примеру, трансвестизма и вуайеризма, группового и анального секса, «наблюдения за наблюдателем» и минета, который китайцы поэтически называли «игрой на флейте»… Китаец мог предаваться разнообразным видам любви с каждой из своих жен и наложниц по отдельности или же со всеми одновременно, мог и вовсе отправиться в «веселый квартал», а жена и наложницы, если их это не вполне устраиваю, могли прекрасно утешаться друг с другом, используя для этого достаточно изысканные и отнюдь не запретные приспособления…
Если в европейской традиции особая сексуальная изощренность женщины никогда не входила в число достоинств добродетельной жены, то в Китае дело обстояло наоборот: благонравная жена или наложница должна была уметь ублажать своего мужа самыми изысканными способами, более того, она должна была не только уступать его другим женщинам, но порою и прислуживать во время акта мужа с таковыми. И даже если суровые конфуцианцы и оказыватись чем-то недовольны, геенна огненная никому за эти прегрешения не грозила.
Интересно, что при такой свободе «техник» секса китайцы не знали публичных поцелуев и относились к ним критически-причем как строгие конфуцианцы, так и сексуально раскованные даосы. Даосы категорически не хотели понять, зачем растрачивать энергию в ласках, которые не приведут к естественной кульминации. Для них это было оскорблением начал инь и ян. Чарлз Хьюмана и Ван У в своей работе «Сумеречная сторона любви» писали: «Когда европейцы начали селиться в Шанхае и других городах, то можно было увидеть, как мужья и жены приветствуют друг друга поцелуем или заключают в объятия; китайцы, становившиеся свидетелями этих нежностей, ожидали, что европеец тут же извлечет свой „яшмовый черенок“ и бросится в битву. Еще более конфузили вездесущих китайцев сцены, когда два француза приветствовали друг друга поцелуями в щеки, — это также казалось бесцельными сексуальными приготовлениями». Ну а с точки зрения конфуцианцев, считавших, что мужчины и женщины должны ходить по разным сторонам улицы, публичные поцелуи, даже и супружеские, были признаком крайней распущенности.
В двадцатом веке и даосским традициям, и заветам учителя Куна пришлось потесниться под напором коммунистической нравственности. Институт наложниц был отменен, проституция запрещена, эротическая литература попала под строжайший запрет. Кроме того, государство провозгласило политику «одна семья — один ребенок», что категорически не согласовывалось с традиционными конфуцианскими устоями жителей Поднебесной. На фоне новых, жесточайших запретов все ограничения даосских и конфуцианских мудрецов стали казаться символами утраченного рая. И тем не менее коммунистическая революция оказалась бессильна против революции сексуальной.
Таков краткий общий обзор истории сексуальных запретов, разрешений и рекомендаций, под сенью которых жители Поднебесной занимались любовью в течение последних примерно двух с половиной тысяч лет. Надо сказать, что, несмотря на все соблазнительные в своей полигамности рекомендации даосских наставников и на призывы конфуцианцев к деторождению, несмотря на отсутствие в старом Китае моральных и законодательных запретов на любые виды совокуплений (мужской гомосексуализм был запрещен лишь в правление маньчжурской династии Цин, пришедшей к власти в середине XVII века, а женский всегда был дозволен), несмотря на объявленное коммунистами раскрепощение женщины, сексуальная жизнь китайцев находилась под влиянием множества самых разнообразных (и зачастую взаимоисключающих) инструкций и запретов. И тот факт, что китайцы, несмотря на это, стали самым многочисленным народом мира, лишь говорит о том, что никакие запреты в сфере интимной жизни недействительны и строгость их всегда искупается необязательностью их исполнения.
Впрочем, существовал в Поднебесной человек, которому не удавалось уклониться от суровых запретов — хотя бы потому, что его строго контролировали. Человеком этим был, как ни удивительно, китайский император. Всемогущий Сын Неба, являясь повелителем огромной империи, отнюдь не мог распоряжаться в своем собственном гареме. Например, количество его жен и наложниц тщательно регламентировалось. У мифического сына не менее мифического Желтого императора была одна главная жена и три наложницы, которые символизировали четыре стороны света, а вместе с императором составляли священное число пять. Потом число женщин стало меняться, но это объяснялось не прихотью владыки, а требованиями вселенской гармонии.
В эпоху Чжоу, начавшуюся на рубеже второго и первого тысячелетий до н. э., у правителя Поднебесной, кроме главной жены (хоу), имелись три дополнительные жены (фу-жэнь) — их число означало мощную мужскую потенцию. Девять жен второго ранга (бинь) символизировали своим количеством изобилие. Двадцать семь жен третьего ранга (шифу) были избраны потому, что это число получится, если девять умножить на три. Если же умножение повторить, то получим восемьдесят один — именно столько наложниц (юйцзи) полагалось императору.
С точки зрения современного человека, ограничение сексуальных потребностей Сына Неба таким количеством женщин нельзя назвать чрезмерно строгим — если, конечно, не принимать слишком буквально заветы Пэн Цзу, рекомендовавшего, по примеру Желтого императора, иметь сношения с тысячью двумястами партнершами. Но дело в том, что с многочисленными обитательницами собственного гарема император отнюдь не мог давать волю своим страстям. Сексуальный союз мужчины и женщины, с точки зрения китайцев, повторял в миниатюре взаимодействие полярных сил природы; недаром облака считали яичниками Земли, а дождь — небесной спермой. Император был фигурой чрезвычайно значимой, олицетворяющей священный порядок мироздания, и дабы в мироздании царила гармония, ей надлежало царить и в личной жизни Сына Неба. В противном случае Поднебесной грозили стихийные бедствия и прочие катаклизмы. А гармонию в сексуальной сфере китайцы порой понимали весьма своеобразно.
В эпоху Чжоу для контроля за интимной жизнью императора при дворе имелись специальные дамы — «нюйши». Они следили за тем, чтобы с наложницами низших рангов Сын Неба соединялся чаще, чем с высшими, соблюдая при этом надлежащий порядок. Совокупление с высокопоставленными женщинами могло происходить только после того, как император вступит в достаточное количество связей с наложницами попроще (все это, разумеется, в дозволенных рамках гарема). С точки зрения китайцев, во время каждого акта жизненная сила императора (как, впрочем, и любого мужчины) питалась за счет женской энергии, присутствующей в вагинальных выделениях. Умножив таким образом свои достоинства с простыми наложницами, владыка переходил на следующую ступень своего гарема. С главной женой он мог встречаться только раз в месяц, но этот сакральный акт, к которому приложили свои предварительные усилия десятки женщин, должен был дать жизнь достойному наследнику и поддержать мировую гармонию. Таким образом, императрица имела весьма ограниченные права на внимание своего законного мужа. Но зато ей дозволялось оставаться в августейшей спальне всю ночь — наложницы были обязаны покидать Сына Неба до рассвета, что со всей строгостью контролировали нюйши. Для этого дамам, осуществляющим секс-контроль, вовсе не надо было ломиться в неурочный момент в императорскую опочивальню — они ее попросту не покидали. Сверившись со списками очередности и удостоверившись, что день благоприятен, нюйши надевала на правую руку избранной женщине серебряное кольцо, препровождала ее к императору и присутствовала при том, как Сын Неба исполнял свои супружеские, они же государственные и сакральные, обязанности. Потом она перемещала кольцо с правой руки избранницы на левую и делала запись специальной красной кистью в соответствующих документах. Если наложница оказывалась беременна, нюйши выдавала ей золотое кольцо.
Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 78; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!