Предчувствия, гадания, помыслы и заботы современного человека 7 страница
Дмитрий Иваныч . Нет, я не строг, доктор! я только желаю, чтоб в этом доме чистый воздух был… понимаете? Знаете ли, как у меня здесь наболело, доктор? (Указывает на сердце .) Ведь на улицу выйти нельзя: свинья там в грязи валяется, так и та, чего доброго, тебе родственница!
Доброзраков . Да, это зрелище тово… нельзя сказать, чтоб пейзаж живописен был!
Дмитрий Иваныч . Нет, вы войдите в мое положение, доктор! Намеднись вот иду я в хорошей компании мимо рядов; ну, и княжна тут… Только откуда ни возьмись – бабушкин брат; весь в кубовой краске выпачкан: «А это, говорит, кажется, наш Митюха с барами-то ходит!» Вы поймите, что́ я тут должен был вытерпеть!
Доброзраков . А вы бы, Дмитрий Иваныч, дедушку-то под салазки! Знаете, и пословица гласит: «Еремея потчуют умея, за ворот да в три шеи!» Ну, и вы бы так-с!
Дмитрий Иваныч . Вы все шутите, доктор, а мне уж не до шуток, право! (Подходит к закуске .) Господи! даже закуски порядочной подать не могут! грибы, да рыжики, да ветчина! Эй, кто тут есть?
Является горничная . Да позови ты лакея, варвары вы этакие! ведь ты и при гостях, пожалуй, сюда вломишься! Возьми поднос да вели приготовить закуску – генеральскую, слышишь?
Горничная берет поднос и уходит. За дверьми слышен шорох. А! да вот, кажется, и папаша идет!
Доброзраков (вполголоса ). Раздайся грязь, навоз ползет!
Сцена VI
Те же и Хрептюгин (в пестрых брюках и коротеньком сюртуке; на шее повязан неглиже желтый батистовый платочек; в руках трубка, из которой он полегоньку покуривает; ходит с маленьким развальцем и шаркает ногами).
|
|
|
Хрептюгин . A! Démétrius! видно, его сиятельство стосковался по нас? Леонид Сергеич, что ли, изволит жаловать? Ну, что ж, милости просим! приготовлений не делаем, а запросто – милости просим!
Доброзраков . Что вам, Иван Онуфрич? разумеется, вы люди сильные, вам не в диковинку высоких гостей принимать!
Хрептюгин . Какие, братец, это гости! между нами, просто шавера! Вот в Петербурге… это точно… там я на своем месте..
Доброзраков . Что и говорить! я вот насчет здоровья узнать приехал…
Хрептюгин . Да что, братец! ни шатко, ни валко, ни на сторону! Желудок все… чуть, знаешь, съешь что-нибудь этакое… не совсем легкое… просто, братец, дело дрянь выходит!
Доброзраков . Да вы бы поберегли себя. Ведь ваше здоровье не то, что, например, наше. Мы и помрем, так никто не заметит: все равно что муха померла; ну, а вы совсем другое дело…
Хрептюгин . Знаю, братец, знаю, да что прикажешь делать? С волками жить, по-волчьи выть – иногда и перепустишь!.. Démétrius! ты бы, дружок, закуску велел приготовить; скажи Гнусовой, что там на третьей полке жестянка непочатая стоит.
|
|
|
Дмитрий Иваныч . Я уж сказал… Да что это у вас, papa, с утра до вечера точно кабак! только и делают, что водку пьют… ведь это свинство!
Доброзраков . Ах, Дмитрий Иваныч! да ведь папенька вам сказывали, что с волками жить, по-волчьи выть… ну, и водка, стало быть, поставлена тут правильно!
Сцена VII
Те же и Живновский (входит из средних дверей).
Живновский . Благодетелю Ивану Онуфричу нижайше кланяюсь. Дмитрий Иваныч! Иван Петрович!
Хрептюгин . Откуда бог принес?
Живновский . Все хлопотал-с… Кто что, а я все на пользу общую-с… На вчерашнем пожарище был-с.
Хрептюгин . Потух, что ли?
Живновский . Дымится, благодетель, дымится! По этому-то случаю я и был. Распорядиться, знаете, некому! полициймейстеришка дрянь, пожарные тоже-с – вот и пришлось за них работать! всю ночь провозились, да и утро так между пальцев ушло!
Доброзраков . Ишь тебя нелегкая носит! точно тебе тысячи за это дают!
Живновский . Помилуйте, Иван Петрович! ведь человечество погибает!
Доброзраков . А я так думаю, что пожар-то тебе за-место праздника!
Живновский . Нельзя же-с! (Озираясь .) А водочка-то, видно, «ау» сказала?
Доброзраков . Ау, брат!
Живновский . Эхма! а не худо бы после трудов выпить!
Хрептюгин . Ну, и подождешь – не умрешь. Рассказывай, кого же ты на пожарище видел?
|
|
|
Живновский . Сама княжна Анна Львовна там была, и с Леонидом Сергеичем… Пожелали тоже о подробностях узнать – ну, я им все это в живой картине представил… Вдова, говорю, пятеро детей… все это, знаете, в необходимом лишь, по ночному времени, ношебном платье. Да, не дай бог никому – вот я как скажу! бывал я, конечно, в переделах: и тонул-с, и со второго этажа прыгивал… ну, а от огня бог избавил! А впрочем, Леонид-то Сергеич к вам ведь едет.
Хрептюгин . Разве говорили что-нибудь?
Живновский . Говорили, благодетель, как не говорить! Как я, знаете, пересказал им все это, так княжна тут же к Леониду Сергеичу обратились: иль фо[69], говорят, Khreptioughine.
Дмитрий Иваныч (озабоченно ). Деньги при вас, папаша?
Хрептюгин . Небось вот у него (показывает на Живновского ) взаймы попрошу… ха-ха! А как ты думаешь, Иван Петрович, четвертной довольно!
Дмитрий Иваныч . Что вы, что вы, папаша! да Леонид Сергеич и не возьмет! Нет, уж жертвовать так жертвовать – меньше сторублевой нельзя!
Хрептюгин . Ну, можно и сторублевую… Конечно, и то сказать: у них только и надежды что на меня!
Доброзраков . Что и говорить, Иван Онуфрич: на нас, грешных, какая же надежда! Мы люди простые: живем богато, со двора покато, чего не хватись, за всем в люди покатись!
|
|
|
Хрептюгин . Только, братец ты мой, одолели уж они меня очень – даже словно вот мухи: и в глаза, и в нос, и в уши так и лезут! Намеднись вот на приют: от князя полиция приезжала – нельзя, говорит, меньше тысячи; через час места председатель чиновника присылает – ну, пятьсот; потом управляющий… как-то оно уж и надоело, братец!
Доброзраков . Зато честь большая, Иван Онуфрич!
Хрептюгин . Ну, конечно…
Живновский . Уж там честь ли, не честь ли, а отдать все-таки придется… Так по-моему, уж лучше честью…
Хрептюгин (величественно ). Ну, ты что еще!
Дмитрий Иваныч . Я удивляюсь, папаша, как вы говорите о таких пустяках… это все прежнее сквалыжничество в вас действует! А вы вспомните, что князь в надворные советники вас представил!
Хрептюгин . Ну, конечно… А впрочем, мы здесь промежду себя, так я вам могу по секрету сказать, что этот господин надворный советник уж давно меня измаял! Может, и желудок-то от этого беспокойства расстроился!
Живновский . Это сущая правда, Иван Онуфрич! всякое огорчение прежде всего на желудок кидается.
Хрептюгин (Доброзракову ). Да, брат, могу сказать, что я эти пожертвования именно знаю! Еще княжо́й предместник эту историю-то поднял: «Пожертвуй да пожертвуй на общеполезное устройство!» Ну, и пожертвовал: в саду беседок на мои денежки настроили, решетку чугунную вывели… ну, и прислали в ту пору признательность…
Живновский . Поди, чай, как сердцу-то прискорбно было!
Хрептюгин . Я к его превосходительству: «Так, мол, и так, говорю, что ж это за мода!» А он мне: «Ну, говорит, видно, еще жертвовать приходится – давай, говорит, плавучий мост через реку строить!» Делать нече, позатянулся уж я в это болото маленько, стал и мост строить!.. Ну, и прислали медаль… и что ж бы ты, сударь, думал: мне же его превосходительство по этому случаю пир задать велел!
Дмитрий Иваныч . Ах, папаша! право, вас даже тошно слушать, что вы говорите!
Доброзраков . А что, Иван Онуфрич! ведь коли по правде-то сказать, в ту пору и медаль-то для вас, чай, куда лестно было получить: ведь вы тогда только-только разве не в мужиках были!
Живновский . Правильно.
Хрептюгин (смущаясь, Живновскому ). Ну, ты чего еще!
Дмитрий Иваныч (смотря в окно ). Едет, едет! Ах ты, господи! А эта бестолковая Степанида Карповна и закуски не дает! Голова кругом идет!
Сцена VIII
Те же и Разбитной (входит гордо и даже с некоторою осмотрительностью).
Разбитной . Здравствуйте, Иван Онуфрич, здравствуйте! Ну, как ваше здоровье? (Жмет ему руку .)
Хрептюгин (развязно ). Милости просим, Леонид Сергеич… Слава богу-с… Очень благодарен его сиятельству.
Разбитной . Да, я от князя. Князь сегодня встал в очень веселом расположении духа… Ночью, знаете, пожар этот был, и это очень старика развлекло. Князь поручил мне осведомиться о вашем здоровье, любезнейший Иван Онуфрич, – право! Сегодня, знаете, кушает он чай и говорит мне: «А не худо бы, mon cher[70], тебе проведать, как поживает мой добрый Иван Онуфрич».
Хрептюгин . Премного благодарны его сиятельству… Démétrius!
Дмитрий Иваныч . Сейчас, папаша! (Выходит на короткое время и потом возвращается .)
Разбитной . Он очень часто о вас вспоминает – такой, право, памятливый старикашка! Я вам скажу, что если бы этому человеку руки развязать, он, я не знаю, что бы наделал!
Хрептюгин . Попечение имеют большое; я сколько начальников знал, а таких заботливых именно не бывало у нас!
Доброзраков . Взгляд просвещенный, Иван Онуфрич!
Разбитной . Д-да; он ведь у нас в молодости либералом был, как же! И теперь еще любит об этом времени вспоминать: «Я, говорит, mon cher, смолоду-то сорвиголова был!» Преуморительный старикашка.
Входит лакей во фраке с подносом, на котором поставлены разные закуски; в дверях показывается Гнусова ; в течение всей сцены она стоит за дверьми и по временам выглядывает.
Хрептюгин . Милости просим, Леонид Сергеич, закусить!
Разбитной . Э… я охотно съем этого страсбургского пирога. (Подходит к столу и ест .) Да вы гастроном, почтеннейший Иван Онуфрич!
Хрептюгин . Уж куда нам, Леонид Сергеич!.. вот здоровье мое все плохо… все, знаете, желудок! иной раз и готов бы просить его сиятельство сделать мне честь хлеба-соли откушать…
Дмитрий Иваныч . А что, в самом деле, папаша! князь к нам так милостив, что с нашей стороны даже свинство, что мы не покажем ему нашей признательности.
Хрептюгин . Если его сиятельству угодно, то я завсегда готов… Для нас, Леонид Сергеич, это большого счета не составляет.
Разбитной . Хорошо-с… я скажу князю; он, вероятно, назначит вам день, когда вы можете принять его… Однако пирог этот так хорош, что я решаюсь съесть еще кусочек… Ma foi, tant pis pour le diner du prince![71] A вы, доктор?
Доброзраков . А вот сейчас-с. Мы, признаться, ко всем этим тонкостям не привыкли; по-нашему, этак колбасы кусок, чтоб, знаете, жевать было что́.
Разбитной . Вы добрый, доктор!
Доброзраков (налив рюмку водки, кланяется ). За здоровье его сиятельства, князя Льва Михайлыча!
Жив нов с кий. А мне, видно, без потчеванья выпить! (Подходит к столу .)
Хрептюгин (Доброзракову ). Что ты, что ты, Иван Петрович! – кто ж пьет здоровье водкой… Démétrius, что ж?
Дмитрий Иваныч . Сейчас, папаша! (Убегает .)
Разбитной (вслед ему ). Mais dites, mon cher, qu’on donne des verres et que le Champagne soit frappé[72]. (Хрептюгину .) Мы вашего сына таки вышколим, Иван Онуфрич.
Лакей вносит поднос с стаканами и бутылку шампанского; Дмитрий Иваныч наливает всем, кроме Живновского. За здоровье его сиятельства, князя Льва Михайлыча! (Выпивает .)
Дмитрий Иваныч . Ура! (Выпивает .)
Доброзраков . Желаю здравствовать! (Выпивает .)
Живновский . Что ж, и мне, видно, выпить! Я, признаться, не охотник до виноградного! – ну уж для его сиятельства! (Наливает сам себе стакан и пьет .)
Хрептюгин . Сто лет жить да богатеть! Вот это я вино люблю, Леонид Сергеич! потому что оно вино легкое… тонкое…
Разбитной . Господа! я требую слова!
Дмитрий Иваныч . Шш…
Все умолкают.
Разбитной . Господа! мне приятно будет засвидетельствовать перед князем о тех чувствах искренней преданности, которые я нашел в вас. Поверьте, господа, что для сердца начальника дороже всяких почестей, дороже всех богатств сердечное расположение подчиненных. Нет сомнения – и история нам доказывает это с последнею очевидностью, – что все сильные государства до тех пор держались, покуда в сердцах подчиненных жили чувства любви и преданности. Как скоро эти истинные, основные начала благоустроенных обществ исчезали, самые общества переставали быть благоустроенными. Я говорю это, господа, здесь, в этом доме, потому что нигде в другом месте слова мои не могут иметь такого смысла. Здесь я вижу почтенного отца семейства, жертвующего всею жизнью на пользу общую (указывает на Хрептюгина ); вижу старых воинов, принявших грудью не один удар во имя любви к отечеству (указывает на Доброзракова и Живновского; последний крутит усы ), и, наконец, вижу юношу, полного надежд и веры в будущее… И все эти лица: и маститая старость, и увенчанная розами юность – соединяются в одном общем чувстве преданности к любимому начальнику… Господа! мае приятно от лица князя изъявить вам полную его признательность! Господа! я пью за здоровье любезнейшего нашего хозяина! (Подходит с стаканом к Хрептюгину и жмет ему руку .) Иван Онуфрич! да продлит бог ваш век для того, чтоб вы могли на долгие времена следовать влечению вашего доброго сердца и отирать слезы сирых, лишенных крова… (Выпивает .)
Дмитрий Иваныч . Ура! (Пьет .)
Доброзраков (в сторону ). Ловко подпустил!..
Живновский (в сторону ). А по-русски это значит: пермете… ле бурс[73] (показывает руками ). Молодец!
Хрептюгин . Очень, очень вам благодарен, Леонид Сергеич! утешили вы меня… Именно это правда, что на пользу общую! Вчера был пожар, Леонид Сергеич, остались там вдовы… смею просить вас принять от трудов моих двести рублей на общественное устройство! (Вынимает из бумажника деньги и отдает Разбитному .)
Живновский . Молодец, Иван Онуфрич!
Хрептюгин . Мало жертвовать, Леонид Сергеич, не стоит-с, так, по крайности, пущай хоть богу за нас помолят! а деньги что-с? деньги – дело наживное-с!
Живновский . Разумеется, благодетель, разумеется… вот в вино вассервейнцу малую толику подпустите* – ан пожертвование-то в тот же карман и возвратится… дивны дела твои, господи!*
Хрептюгин . Я, Леонид Сергеич, люблю благодетельствовать… Я коли деньги имею, так желаю, чтоб всякий, можно сказать, от лозы виноградной вкусил!
Разбитной (кладя деньги в карман ). Поверьте, Иван Онуфрич, князь сумеет оценить…
Сцена IX
Те же и Фурначев .
Фурначев (останавливается в дверях и говорит за кулисы ). Скажи, братец, моему кучеру, чтоб он ехал домой и доложил Настасье Ивановне, что я прибыл в дом Ивана Онуфрича благополучно. Да сейчас же чтоб и воротился… Иван Онуфрич! Леонид Сергеич! Доктор! (Жмет всем руки. кроме Живновского .) Вы, господа, кажется, с утра за делом!..
Доброзраков . По благотворительной части, Семен Семеныч!
Живновский . Призираем этак вдов и сирот-с… А больше насчет вдов-с…
Хрептюгин . Да не угодно ли присесть вашему высокородию! (Суетится около Фурначева .)
Фурначев . Не трудись, любезный, я сяду сам!.. Так вы, господа, по благотворительной части? что ж, это хорошо! всякий из нас должен уделять от избытков своих!
Разбитной . Скажите, пожалуйста, Семен Семеныч, вы не были сегодня у князя?
Фурначев . Не был, Леонид Сергеич, не был, потому что не имел чести быть приглашенным.
Разбитной . Странно! а он хотел вас просить!.. знаете, вчера был пожар, погорела вдова с детьми… что-то много их там… княжна очень интересуется положением этих сирот.
Фурначев . Это наш долг, Леонид Сергеич, отирать слезы вдовых и сирых; это, можно сказать, наша священная обязанность… Я не о себе это говорю, Леонид Сергеич, потому что у меня правая рука не знает, что делает левая*, а вообще…
Вносят стаканы с шампанским.
Разбитной . Так вы заезжайте к князю: ему будет очень приятно. (Берет стакан и намеревается пить без тоста .)
Хрептюгин . Нет, Леонид Сергеич, позвольте! (Берет стакан .) Господа! за здоровье Леонида Сергеича!
Доброзраков делает Хрептюгину знаки, указывая на Фурначева; Хрептюгин спохватывается, подбегает к Фурначеву и говорит вполголоса.
Извините, ваше высокородие! обмолвился… мы ваше здоровье после-с… на прохладе выпьем.
Фурначев (тоже вполголоса ). Что раз уж сделано, того воротить нельзя, любезный! Все воротить можно, а сделанное воротигь невозможно.
Разбитной . Господа! я не нахожу слов выразить всю мою признательность! Почтенный хозяин, предложивший этот тост, почтил не меня самого, а в лице моем упорный труд и непоколебимое бескорыстие на высоком поприще общественного служения! Господа! не под влиянием винных паров, но под влиянием благотворных движений моего сердца говорю я: девизом нашим должен быть труд скромный, но упорный, труд, никем не замечаемый, но честный, труд, сегодня оканчивающийся, а завтра снова начинающийся. Господа! настала для нас пора обратить наше умственное око внутрь нас самих, ознакомиться с нашими собственными язвами и изыскать средства к уврачеванию их. Не блестящая эта участь, и не розами, но терниями усыпан путь безвестного труженика, в поте лица возделывающего землю, плодами которой воспользуются потомки! Но благословим его скромный, невидный труд, пошлем ему вослед самые искренние пожелания нашего сердца… Вспомним, что только они могут осветить лучом радости безотрадную пустыню, пред ним расстилающуюся, – вспомним это и не пожалеем ни добрых слов, ни теплого участия, ни ободрений… Я сказал, господа! (Пьет .)
Дмитрий Иваныч . Ура! (Пьет .)
Фурначев (жмет Разбитному руку ). Вы благородный человек, Леонид Сергеич! (Отпивает немного и ставит стакан ).
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 116; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!