Чифмены и бигмены: связь и взаимный переход

На Вогео мы сталкиваемся с престижной экономикой, ведущей фигурой в которой был чифмен, причём скорее всего поздний.

Чифмен был формальным лидером. Существовала должность главаря определённой группы, которую занимал тот или иной конкретный человек. Наличие должности лидера с необходимостью предполагала существование в обществе определённого принципа её замещения. Во всех известных случаях этот принцип был одним — наследование. В должность главаря возводился человек, который был ближайшим родственником прежнего чифмена. При наличии в обществе отцовской филиации преемником чаще всего становился один из сыновей, обычно старший, при бытовании материнской — один из племянников.

Если бигменом в принципе мог стать любой, то чифменом — только человек, принадлежащий к определённому узкому кругу, вхождение в который определялось происхождением. С должностью чифмена были связаны определённые права и обязанности. Главным среди них было право и одновременно обязанность устраивать дароторжества. В дароторжествах в качестве дарителей могли выступать и другие члены группы, но только чифмен имел право его организовывать. Поэтому лишь он мог претендовать на высшую степень престижа. Ни один из рядовых членов общества не мог с ним в этом отношении соперничать.

Таким образом появление чифменов имело своим следствием образование в обществе двух слоев людей, принадлежность к которым определялась происхождением. Один из них был наделён такими правами, которых был лишён второй. Иначе говоря, один слой был привилегированным, другой — непривилегированным.

В применении к классовому обществу, в котором существует право, такие слои обычно именуют сословиями. Сословия — группы людей, неравные перед законом, имеющие по закону разные права и обязанности. В позднепервобытном обществе права не существовало. В предклассовом оно только начало формироваться. Поэтому в отношении позднепервобытного и предклассового общества лучше всего было бы говорить о прасословиях.

В основе сословного деления лежало классовое, хотя сословия совершенно не обязательно совпадали с классами. В основе деления на прасословия в позднепервобытном обществе лежало имущественное и социальное расслоение, связанное с престижной экономикой.

Наследственный привилегированный слой принято именовать знатью или аристократией. Представителей противостоящего знати непривилегированного слоя обычно именуют простолюдинами или коммонерами.

Начало деления на прасословия заметно уже на Вогео. Г.Я. Хогбин пишет о "благородной крови" коквалов и противопоставляет им всех остальных членов общества как людей низкого ранга (499. С. 399; 501, 2. С. 142).

Значительно более заметно деление на прасословия на о‑вах Мовехафен. Эти крошечные островки были теснейшим образом связаны с Новой Британией. Основные огороды их жителей были расположены на последней. Жизнь туземцев о‑вов Мовехафен наблюдалась Дж. Тоддом, который с апреля 1933 г. по апрель 1934 г. жил в деревне Авикло на о. Эглеп. К этому времени аборигены были в значительной степени затронуты европейским влиянием. Большое число мужчин работало на европейцев в качестве рабочих на плантациях, домашних слуг, полицейских. Но, как утверждает Дж. Тодд, туземная культура к моменту исследования в целом всё ещё сохранялась.

На островах существовало несколько деревень с населением не более 100 человек в каждой. Основным занятием туземцев было земледелие. Главная культура — таро, вторая по важности — бананы. Известную роль играли батат, яме, сахарный тростник, кокосовые и саговые пальмы. Разводились свиньи. Было развито рыболовство.

Об отношениях в сфере жизнеобеспечивающей экономики наблюдатель ничего не сообщает. Больше внимания он уделяет престижной экономике, которая была развита.

Существовали дародачи и дароплатежи. Последние были связаны с рождением, браком, смертью. Имели место праздники, на которые приглашались люди из многих деревень, ближних и дальних. На них убивалось много свиней, происходил обмен золотыми раковинами и свиньями. Объектом сложного церемониального обмена была рыба.

Высоко ценились особого рода камни — мукмок. Их было немного и все они находились во владении важных людей. Эти камни и золотые раковины были главными объектами богатства. К числу престижных ценностей относились также закрученные свиные клыки, снизки собачьих зубов и черных раковинных дисков.

Как подчеркивает Дж. Тодд, на островах был развит институт ранга и лидерства. К знати ("людям с рангом") прежде всего относились лидеры деревень, должность которых, как правило, переходила от отца к сыну. Но, кроме первородства, ранг зависел также от богатства в форме престижных ценностей, которые редко использовались в утилитарно‑экономических целях. Главарь всегда имел камни мукмок.

Главарь был центром экономической жизни общины. Он имел много огородов под таро, строил большие каноэ, организовывал церемонии и пиры. Последние были важнейшим способом повышения ранга. Играли роль также число приверженцев и личные качества лидера.

К знати относились не только главари, но и некоторые другие люди. Иметь ранг и передавать его по наследству могли и женщины. Наследственный ранг был важен, но не меньшую роль играло богатство. Человек с рангом, но не обладавший большим богатством, не имел сколько‑нибудь значительного влияния. Прерогативой знатных людей было многоженство.

Большие дароплатежи и пышные даропредставления имели место только при рождении, браке и смерти аристократов. Когда это случалось с коммонером" дароплатежи были либо весьма скромными, либо иногда даже совсем отсутствовали. Различие между знатью и простолюдинами красной нитью проходит в обществе меланезийцев о‑вов Мовехафен. Лишь в последние годы положение начало меняться. Появились нувориши из числа людей, работавших на европейцев (864в. С. 80‑98, 183‑212; 865. С. 402‑426).

Престижная экономика с чифменами существовала и на Новой Гвинее. Примером могут послужить мафулу, общество которых было изучено в 1910 г. Община мафулу состояла из нескольких поселков (от 2 до 8). Ядро каждого из них составляли члены одного патрилинейного экзогамного рода. Члены одного рода могли жить и в нескольких посёлках, но обязательно входивших в состав одной общины.

Во главе рода стоял формальный лидер, которого исследователь именует вождём. Должность вождя переходила по наследству от отца к сыну. Власть вождя не была слишком большой. Он в частности не имел права наказывать членов рода. Так как в состав общины обычно входило несколько родов (2‑3), то соответственно в ней было несколько вождей. Вождь рода был одновременно и лидером посёлка, в котором жил.

В остальных посёлках, принадлежавших к этому роду, тоже были лидеры, которых исследователь называет подвождями. Они не рассматривались как настоящие вожди. Вожди, подвожди и ещё некоторые люди представляли собой наследственную аристократию. Остальные были коммонерами (912. С. 82‑96, 256).

Внешней функцией вождей была организация больших пиров, которые были делом всей общины в целом. К ним начинали готовиться за 1‑2 года. Закладывались новые огороды, продукция с которых предназначалась исключительно для праздника. Но они не были общими. Обработка каждого из них производилась силами одной определённой семьи. Каждая семья должна была внести в праздник и свиней (С.77, 125). К свиньям у мафулу было особое отношение: человек вообще не мог есть мясо собственного животного. Он мог лишь дарить его гостям (С. 78).

На предварительный праздник приглашались члены всех соседних общин, на основной — лишь одной из них. Во время праздника организовывались танцы. Но самым важным было распределение пищи среди гостей. Оно производилось в несколько приемов.

Ямс, бананы и другие продукты земледелия раскладывались по кучам, число которых равнялось числу получателей. К каждой куче обычно добавлялся кусок свинины. Раздаривание производилось вождями. Они поочерёдно выкликали получателей: в начале вождей, затем важных людей и, наконец, остальных.

В последний день убивали свиней, число которых могло превышать 100. На одном из таких больших пиров было убито 135 свиней. Хозяева свиней разрубали туши на куски и дарили их мужчинам‑гостям. Гости уносили свинину домой, где готовили и ели. На этом праздник заканчивался. Община, которая была приглашена, должна была в последующем устроить ответный пир (C.I25‑I53).

Пиры устраивались по разным поводам: рождение, возрастные обряды, смерть. На них приглашались люди из разных общин, которым дарились продукты земледелия и свинина. Они уносили всё это с собой. На погребении обычных людей распределение среди гостей совершалось вождём. Особое место занимали брачные платежи. В их состав входили собачьи зубы, жемчужные раковины, ожерелья, тесла и обязательно свиньи. Особо пышными были погребения вождей. Весь род обеспечивал растительную пищу и свиней, причём в очень больших количествах. Приглашались все члены одной из соседних общин, которые и получали дары (C. 157‑164, 173, 243‑263).

Вряд ли, на наш взгляд, можно сомневаться в том, что вожди у мафулу были чифменами. Но нельзя с уверенностью определить их конкретный тип. В монографии не содержится ни малейших указаний на то, что у мафулу существовала какая‑либо форма эксплуатации. Мы узнаем лишь, что у вождей и богатых людей было до 6 жён. Но несколько жён (до 3‑4) могли иметь и другие мужчины (С.168).

В предшествующей главе было затронуто общество манус. Однако о нём было сказано далеко не всё.

Манус делились на два слоя людей, принадлежность к которым передавалась по наследству. Первый — люди высокого ранга, имеющие благородную кровь, — лапан, вторая — люди низкого ранга или коммонеры — лау. В каждой деревне (а их у манус было 11) лишь одна из семей лапан имела наследственное право выдвигать военного вождя общины — лулаи. Последний организовывал междеревенские пиры, в чём ему помогала вся община (663. С.195, 204‑205; 635. С. 216).

Лулаи был явным чифменом, но, каким именно — ранним, поздним или позднейшим — установить невозможно. И это во многом связано с тем, что к тому времени, когда проводилось исследование (1928‑1929 гг.), чифмены были у манус оттеснены на задний план бигменами. Основным у манус было уже деление не на лапан и лау, а на бигменов, работающих на них должников и обычных людей, часть которых была приверженцами бигменов.

И последнее деление далеко не совпадало с первым. Путем манипуляции с брачными платежами энергичный и предприимчивый человек мог добиться высокого положения в обществе независимо от того, какой ранг он получил от рождения (633. С. 336). Были бедняки — лапан, которые работали на богатых лау (635. С.216).

М. Мид высказывает предположение, что претензии на благородную кровь, не подкреплённые потоком ценностей, иссякали, а потомки богатых лау с течением времени начинали рассматриваться как лапан (633. С. 204). Но гораздо более правильным является, на наш взгляд, её утверждение, что система рангов в обществе манус по существу уже не функционировала, что она представляла собой пережиток прошлого состояния, реальное значение которого было невелико (С. 205). Соответственно и лулаи сейчас не имел никакой власти, которая не приистекала бы из богатства и авторитета (С. 205).

С чисто формальной точки зрения можно говорить о сосуществовании у манус чифменов и бигменов. Но по существу мы имеем у них дело с престижной экономикой с позднейшими бигменами, которая пришла на смену престижной экономике с чифменами (скорее всего, поздними).

И до этого картина развития престижной экономии представлялась непростой. Ясно было, что от ранних бигменов развитие могло пойти в одном из двух направлений: 1) к поздним, а затем позднейшим бигменам, 2) к чифменам. В свою очередь в последнем случае можно было предположить наличие двух вариантов: 1) движение от ранних бигменов к ранним чифменам, а от них к поздним, 2) движение от ранних бигменов непосредственно к поздним чифменам. От поздних чифменов можно было мыслить развитие, опять‑таки, в двух направлениях: 1) к позднейшим чифменам, 2) к преполитархам. Теперь к этим вариантам добавилось ещё движение от общества с чифменами (по‑видимому, поздними) к обществу с позднейшими бигменами. Но и это ещё не все.

К материалам об обществе меланезийцев о. Гуденаф (о‑ва Д'Антркасто) нужно отнестись с известной осторожностью. Полевые исследования велись М. Янгом в 1966‑1968 гг. В дальнейшем он побывал там в 1973, 1977 и I960 гг. Но уже к 60‑ым годам XX в. в жизни островитян произошли значительные изменения.

О‑ва Д'Антркасто были открыты европейцами в 1782 г., впервые посещены ими в 1784 г. В 90‑х годах XIX в. в некоторых деревнях колониальной администрацией были назначены констебли, с 1898 г. одновременно начала действовать методистская миссия и проводиться регулярное патрулирование острова. К середине 20‑х годов XX в. в результате усилий колониальной администрации было окончательно покончено с войнами и людоедством.

На острове существует несколько европейских кокосовых плантаций, а также коммерческих предприятий. Островитяне в массе своей нанимаются на европейские плантации за пределами родины. Нет мужчины, который бы не провёл 1‑2 года вне острова. Сейчас все островитяне нуждаются в деньгах для уплаты налогов и покупки европейских товаров: топоров, ножей, тканей, ламп, керосина и т.п. (922. C. 1, 7‑9, 16‑18; 924. С. 188). И, несмотря на всё это, на острове продолжает существовать престижная экономика.

В 1967 г. население Гуденафа составляло 10345 человек. Они входили в состав 23 общин с населением от 123 до 1087 человек. Объектом исследования М. Янга была община, или, как он называет её, деревня Калауна с 470 обитателями. Она состояла из 17 подразделений, которые М. Янг называет посёлками. 12 из них были по существу кварталами одного селения, 5 других действительно являлись отдельными посёлками.

Жители Калауны принадлежали к 8 отцовским родам, которые подразделялись на 38 патрилиниджей. Были посёлки, в которых все мужчины принадлежали к одному патрилиниджу. Но чаще всего в поселке было несколько патрилиниджей, принадлежащих обязательно к одному роду. Иногда в поселке обитали все патрилиниджи рода, т.е. весь род (922. C.I, I5‑I6, 20‑21).

Основным занятием жителей Калауны, как и всех вообще островитян, было земледелие. Главная культура — ямс. Выращивались свиньи. Об отношениях в сфере жизнеобеопочивающей экономики М. Янг не говорит ничего. Всё внимание он уделяет престижной экономике.

В 1966‑1968 гг. одним из важнейших проявлений престижной экономики была абуту — обмен пищей между посёлками или общинами, в ходе которого каждая страна стремилась посрамить другую. Жители Калауны устраивали междеревенские абуту раз в году.

Абуту начиналась с вызова, который один посёлок (или деревня) бросал другому поселку (деревне). Если вызов принимался, род инициаторов вместе с помощниками из других родов собирал много пищи, которая дарилась "противнику". После этого дарения на следующее утро происходило отдаривание. Чтобы сохранить лицо, другая сторона тоже вместе с помощниками собирала такое количество пищи, которое бы превосходило полученное. За отдариванием на другой день следовало второе дарение со стороны инициаторов абуту. Чтобы выиграть состязание, они должны были подарить больше, чем получили в отдар. После этой серии взаимных дарений полученная каждой стороной пища распределялась среди помощников. Сами соперничащие стороны не могли ничего есть из пищи, представленной в абуту (922. С. 189‑227; 924).

Информаторы утверждали, что абуту есть позднее явление, возникшее после прекращения войн. "Раньше мы сражались копьями, теперь — пищей", — говорили туземцы. Сам М. Янг считает, что хотя абуту существовала и в доконтактное время, беспрецедентно расцвела она лишь после запрещения войн как своеобразный их заменитель (922. С. 189, 924. С. 188).

Другим важным проявлением престижной экономики были праздники, которые длились от нескольких месяцев до 3 лет и были составными элементами праздничных циклов, охватывающих период от 4 до 12 лет. Возможно, что в недавнем прошлом эти праздники были столь же важны для жителей Гуденафа, как кула в других обществах Массима. На эти праздники собирались люди из многих общин, иногда даже 20, включая группы с о. Фергюссон. Гостям дарилась растительная пища и свинина. Считалось, что дачные праздники были более древними, чем абуту (922. С. 228‑253, 265‑268).

К концу 70‑х годов жители Калауны практически перестали устраивать абуту. На первый план вышли смертные пиры и обмены (924. C. 195‑196). Кроме смертных дароплатежей у островитян всегда существовали и брачные (922. С. 51‑52). Ещё одним проявлением престижной экономики были церемониальные визиты жителей одной общины в другие деревни, ближние и дальние. Во время этих визитов гости получали дары, которые широко распределялись (923).

Абуту была важным средством приобретения престижа. В ходе этого соперничества выявлялось, кто из его участников является "наибольшим" человеком (922. С. 224). Престиж давало и активное участие в организации праздников (С. 224, 257). Людей, добившихся большого престижа путем манипулирования массой избыточного продукта, циркулировавшего по каналам престижной экономики, М. Янг именует бигменами (922. С. 224, 924. С. 185). И в то же время он показывает, что лидеры у островитян Гуденафа в определённой степени отличались от обычных бигменов.

В каждом поселке общины был только один признанный лидер, который направлял и контролировал престижные обмены пищей с внешним миром (922. С. 76‑78). Он был "управляющим пищей" посёлка (С.80). Но самое, пожалуй, важное: положение лидера посёлка фактически уже передавалось по наследству. В 1967 г. из 16 лидеров посёлков Калауны II были родными сыновьями прежних главарей, один был классифицирован сыном и ещё один родным братом своего предшественника (С. 77).

Никакого официального возведения в должность не происходило. Не существовало формально и самой должности. Просто старый лидер шаг за шагом передавал выбранному им преемнику свои функции и соответственно сам постепенно отстранялся от дел (С. 95‑96). Так как выбирал он чаще всего старшего из сыновей, то в сознании людей начал постепенно утверждаться принцип первородства (C. 108‑109).

Материалы об островитянах о. Гуденаф важны тем, что позволяют понять, каким образом мог начаться процесс превращения персонализированной редистрибутивной системы в объективированную, который был одновременно и процессом трансформации положения лидера в должность главаря, т.е. становления формального лидерства.

О том, что именно по такому пути шло развитие и ряда других народов, свидетельствуют данные о меланезийцах о‑вов Мовехафен. У них, как уже отмечалось, существовало вполне сложившееся формальное лидерство. Но должность главаря всё ещё продолжала у них передаваться точно таким же образом, как у туземцев о. Гуденаф. Сын постепенно перенимал дела у отца (864. С 94; 865. С. 418). У мекео Новой Гвинеи новый главарь официально возводился в должность ещё при жизни старого (476. C. 164‑165).

У меланезийцев Гуденафа процесс становления формального лидерства не был ещё завершён. В частности, это выражалось в том, что лидеры у них ещё не превратились в привилегированное прасословие. Лидеры у туземцев острова были бигменами, начавшими превращаться, но ещё не превратившимися в чифменов. На их промежуточное положение между бигменами и вождями указывал М. Янг (922. C. 110‑111).

У лидеров поселков Калауны были приверженцы или, как называли их аборигены, помощники. От них ожидалась поддержка при совершении обменов с другими группами. Число таких помощников у разных лидеров колебалось от 5 до 27 (С. 94‑95).

Можно с уверенностью утверждать, что "помощники" лидера входили в редистрибутивную систему, центром которой он был. Скорее всего, главарь получал от приверженцев больше, чем давал им. Иначе их вряд ли бы назвали помощниками. В таком случае мы имеем здесь дело с редистрибутивным методом эксплуатации. Соответственно островитяне Гуденафа дают нам пример трансформации поздних бигменов в поздних же чифменов.

В предшествующей главе уже говорилось о престижной экономике танайна Аляски. Как отмечалось, по вопросу о характере лидерства у них между исследователями нет единства. Несомненно существование у них бигменов. Но материалы, приводимые К. Осгудом, достаточно убедительно свидетельствуют, что у некоторых территориальных групп танайна были формальные лидеры, т.е. чифмены. Исследователь высказывает предположение, что в прошлом у всех танайна лидерство было неформальным и что возникновение у части их формального лидерства представляет собой сравнительно позднее явление, в какой‑то степени связанное с влиянием русских (698. С. 131‑133). Если К. Осгуд прав, то у танайна в XIX в. имел место процесс превращения бигменов, причём, скорее всего, позднейших, в позднейших же чифменов.

Как уже отмечалось выше, престижная экономика с позднейшими чифменами существовала у эскимосов чугачей. Примерами обществ земледельцев и животноводов, относительно которых с большей или меньшей уверенностью можно было утверждать, что в них существовала престижная экономика с позднейшими чифменами, в нашем распоряжении нет.

Глава 15.
За пределами Меланезии:
престижная экономика и её следы у земледельцев и животноводов остального мира

Выше было описано немало обществ земледельцев и животноводов в которых существовала престижная экономика. Ещё больше их было названо. Но все они, за исключением кубео, относятся к одному и тому же региону — Меланезии. Однако это отнюдь не означает, что престижная экономика у земледельцев и животноводов была по преимуществу региональным, а не стадиальным явлением.

Дело заключается в том, что подавляющее большинство земледельцев и скотоводов, относящихся к доклассовому обществу, либо уж миновали стадию, для которой характерен расцвет престижной экономики, либо утратили её в результате различного рода внешних влияний. Во всяком случае, престижная экономика или её совершенно отчётливые следы обнаруживаются не только у большого числа земледельческих и животноводческих народов доклассового общества, но кое‑где и в классовом обществе.

Полинезия и Микронезия

Престижная экономика была в состоянии расцвета на о. Тикопия (244) и атолле Онтонг‑Джава (496, 497), географически относящихся к Меланезии, но населённых полинезийцами. В самой Полинезии она существовала у маори Новой Зеландии (408), на Маркизских о‑вах (473) и, вероятно, на Самоа (636; 638; 859; 860). Престижная экономика или явственные её следы обнаруживаются и на тех островах Полинезии, где уже существовали вполне сложившиеся вождества: Тонга, Таити (434; 272; 496).

Следы престижной экономики обнаруживаются в Микронезии, в частности, на о.Понапе (263) и о. Яп (489. С.164; 434а. С.5).

Южная и Центральная Америка

Рассмотрение престижной экономики в Южной Америке начнём с варрау дельты Ориноко (Венесуэла), которых можно назвать земледельцами лишь с определённой оговоркой. Их традиционное хозяйство было присваивающим. К земледелию они начали переходить, лишь начиная с 20‑30 годов XX н. До этого времени основой их существования было добывание съедобного крахмала из сердцевины пальмы мариче. Занимались они также охотой и рыбной ловлей.

У варрау существовали особые праздники, на которые приглашались жители соседних селений. Готовясь к такому празднику, жители селения, в котором он намечался, собирали большую массу крахмала. Иногда его количество доходило до 1500 кг. Праздник существовал в разных вариантах: религиозном (наханами) и светском (хаби санука и новара).

Во время наханами, на котором могло присутствовать более 400 человек, одна часть собранного крахмала распределялась между жителями данного селения, а другая — раздаривалась гостям. Организатором наханами был жрец‑шаман. Вклады в праздничный фонд делали все жители селения‑хозяина. Чем больше вкладывал человек в этот фонд, тем больше был его престиж. Результатом было существование своеобразной системы престижного ранжирования.

Светские праздники организовывали люди, стремившиеся повысить свой престиж. И в данном случае происходил сбор крахмала, и в данном случае размеры вклада в праздничный фонд определял престиж человека. Светские праздники представляли собой прежде всего пиры, во время которых поедалось большое количество хлеба из крахмала, мяса крабов и черепах. Пища не только потреблялась, но и раздаривалась. Чем грандиознее был пир, чем щедрее был его организатор, тем больший престиж приобретал последний, тем прочнее было его положение в качестве лидера. При этом организатор праздника мог также раздаривать корзины с крахмалом (480. С. 127‑134).

От варрау перейдём к настоящим земледельцам. Если о наличии престижной экономики у кубео можно спорить, то несомненно её существование у яномамо, обитающих на юге Венесуэлы и в прилегающих районах Бразилии. Общество их было обстоятельно исследовано Н.А. Шаньоном, который провёл у них в общей сложности 19 месяцев в период с 1964 по 1968 гг.

Всех янамамо насчитывалось в то время примерно 10 тысяч человек. Они жили в 125 деревнях с населением от 40 до 250 человек. Обычная цифра — 75‑80 человек. Яномамо занимались собирательством, охотой и земледелием. Основной культурой у них были бананы. Возделывали они также кукурузу, сладкий и горький маниок, таро, батат. Хотя охоте они уделяли столько же времени, сколько земледелию, продукты последнего составляли 85% весового состава их пищи.

Проявлением престижной экономики были большие пиры, которые деревни устраивали одна для другой. На них гостям предлагалось неимоверное количество пиши, устраивались танцы. Число гостей могло доходить до 100 человек. Они торжественно входили в деревню, выстраивались в центре, а затем хозяева приглашали их в свои дома. Приглашённых не только угощали, но и давали им пищу в корзинах с тем, чтобы они унесли её с собой. Во время праздника хозяева дарили гостям вещи, которые те пожелали получить. Эти вещи позднее должны были быть возмещены. За каждым пиром следовал ответный (325. C.1, 33, 35‑36, 93‑96, 101‑116).

Престижная экономика существовала у бороро Мату‑Гросу (Бразилия), занимавшихся охотой, собирательством и земледелием. Они делились на несколько материнских родов, принадлежавших к двум фратриям. Между родами практиковался ритуальный обмен. Частым явлением были церемониальные пиры, которые фратрии давали друг другу. Каждая из них старалась превзойти другую в количестве и качестве пищи, что дало основание исследователям говорить о наличии у бороро умеренной формы потлача (347. С. 53‑55).

Индейцы камаюра Мату‑Гросу изучались К. Обергом в 1948 г. К этому времени их насчитывалось 110 человек, которые жили в одной деревне, возглавлявшейся вождем. Должность вождя переходила по наследству. Основным занятием камаюра было земледелие. Главная культура — горький маниок. Возделывались также сладкий картофель, кукуруза, земляной орех. Важную роль играло рыболовство.

В августе камаюра устраивали церемонию, длившуюся несколько дней. Во время её исполнялся особый танец в честь мёртвых. В праздновании принимали участие гости из соседних деревень. Другое большое торжество происходило в апреле. На него обязательно приглашалось одно из соседних племён (ваура, ауэти, трумаи). Между камаюра и гостями происходило состязание.

Неотъемлемой частью каждой публичной церемонии был пир. К нему хозяева специально готовились. Производилось большое количество маниоковой муки. Она упаковывалась в большие корзины, которые размещались в специальном сооружении на деревенской площади. Высота этой конструкции достигала 3,6‑4,6 м. Жарилось огромное количество рыбы.

Когда деревня обеспечивала сверхизобилие пищи, это высоко поднимало её престиж. Важными были и грандиозная выставка пищи и щедрость, с которой она растрачивалась. Вождь деревни в церемониальной манере распределял пищу среди гостей. Гости не только ели на месте, но и уносили с собой дары пищи. Существовали, по‑видимому, у камаюра и особые престижные ценности. Индейцы высоко ценили ожерелья из раковинных дисков (689. С. 17‑18, 25, 42, 49, 56‑59).

Полевая работа среди бакаири Мату‑Гросу велась К. Обергом в 1947 г. Основным источником их существования было земледелие. У бакаири был необычайно развит церемониализм. На праздники, отличавшиеся обилием пищи, обычно приглашались люди из соседних деревень (С.71‑72, 75).

Мундуруку центральной Бразилии были исследованы Р. Мерфи в 1952‑1963 гг. Основные их занятия — охота и земледелие. Главная культура — горький маниок. В каждой деревне было несколько больших домов, где жили женщины и дети, и мужской дом, в котором проводили большую часть времени и спали юноши и женатые мужчины.

Описание отношений в сфере жизнеобеспечивающей экономики создает впечатление безраздельного господства делёжно‑коммуналистических связей. Когда охотник убивал крупное животное, мясо поровну делилось между всеми домовыми группами деревни. Селение с 80 обитателями съедало за 24 часа тапира или двух диких свиней (676. С. 54, 113). Каждая элементарная семья имела огород. Но если у человека по каким‑либо причинам не было своего участка, ему давали пищу или позволяли взять её самому с огорода другого жителя деревни (С. 63). В результате, хотя определённый человек и считался собственником добычи или урожая, всё это теряло значение в силу существующей системы распределения (С. 69). Отказ от дележа был серьёзным нарушением этикета (С. 113). В целом ни один человек в деревне не голодал, если у других её жителей была пища (С. 69).

Охотник отдавал добычу своей жене, которая, отделив мясо для потребления внутри домовой группы, остальное распределяла среди женщин других домов. Когда пища была приготовлена, женщины каждого дома приносили часть её в мужской дом, где все мужчины совместно её ели (С. 103, 105).

Однако в целом мундуруку уже, по‑видимому, находились на стадии позднепервобытной общины. Об этом говорит существование у них престижной экономики. К моменту исследования она в результате контакта с европейцами почти совсем исчезла, Одна из самых важных церемоний, длившаяся раньше весь дождливый сезон, не праздновалась с 1930 г. Другая последний раз отмечалась в 1945 г.

Церемонии эти организовывались поочередно несколькими соседними деревнями. Когда одно селение устраивало торжество, жители всех остальных приглашались на него в качестве гостей. Обитатели деревни, выступавшей в качестве хозяйки, готовили в большом количестве пищу и питьё для угощения приглашённых (675. C. 51‑60; 676. С. 132‑133).

Джибаро (дживаро) восточного Эквадора и Перу были изучены Р. Карстеном в 1916‑1919 и 1928‑1929 гг. Главным их занятием было земледелие. Основная культура — маниок. Важную роль играли охота и рыболовство. У джибаро отмечено существование различного рода пиров. Самые важные из них были связаны с охотой за головами. После возвращения с трофеем победитель устраивал пир, спустя 3‑4 месяца ещё один. Но главным был третий, финальный пир. К нему готовились 2‑3 года. Специально для него выращивались свиньи и птица. Делались новые посадки маниока, бананов и других культур. За две недели до пира молодые люди отправлялись охотиться и рыбачить. Такие экспедиции могли длиться до 15 дней. Ещё до открытия пира начинались танцы. Сам он продолжался 6 дней и ночей.

Гости издалека прибывали накануне и проводили ночь во временных укрытиях. Только утром их приглашали в дом. Одновременно приходили и гости из числа живущих поблизости. Во время пира потреблялось неимоверное количество маниокового пива. Пьянство переходило всякие границы. Гости не только пили, но и ели. Им предлагалась разнообразная пища. В один из последних дней происходило церемониальное убиение свиней. На одном из таких пиров было убито 9 животных (579. С. 61‑62, 301‑363).

Ещё один важный пир был связан с достижением девушкой брачного возраста. К нему тоже готовились 2‑3 года. Длился он 4 дня. На нём также присутствовали гости издалека, церемониально убивались свиньи, в изобилии потреблялись пиво и пища, устраивались танцы (С. 190‑205).

Полевую работу среди пиароа Венесуэлы Дж. О. Каплан вела в 1966 г. Их к тому времени насчитывалось 2‑3 тысячи человек. Главным источником их существования было земледелие. Оно дополнялось охотой, рыболовством, собирательством. Наибольшую социальную единицу у пиароа исследовательница называет "территорией". Их было 12‑15. Численность населения "территории" 100‑350 человек, в среднем — 150. Каждая "территория" состояла из 6‑7 "локальных групп". В состав каждой из них входило от 16 до 50 человек.

Локальная группа жила в одном доме. Все продукты охоты, рыболовства и собирательства делились поровну между всеми её членами. Крупная добыча — пекари — совместно готовилась и коллективно потреблялась.

Локальные группы и "территории" возглавлялись лидерами — рувангами. Положение лидера не было наследственным, хотя сыну руванга было легче его достичь. Чтобы стать лидером "территории" и сохранять за собой это положение, нужно было систематически, из года в год устраивать большие пиры, в которых принимали участие гости из всех локальных групп. Возможно, в них участвовали и люди, из других "территорий". Во всяком случае, на одном из таких пиров присутствовало 350 человек, что равнялось числу всех жителей данной территории, включая младенцев. Пиры эти длились несколько месяцев. Таким путём человек добивался положения и привлекал приверженцев. Устраивали пиры и вербовали сторонников также и руванги локальных групп. Между ними шло соперничество. Конечная цель — стать лидером "территории".

Руванг "территории" считался собственником её земли. Он получал дары от рувангов локальных групп. Дары от своих приверженцев получали и последние, а свою очередь поток материальных ценностей шёл от рувангов к их приверженцам (547. С. VIII, 15, 26, 29, 33, 35, 38‑39, 45, 49‑64, 146).

Отчетливые следи престижной экономики отмечены у мискито Гондураса и Никарагуа. У них существовал пир (праздник) мёртвых, который устраивался обычно через год после смерти человека. Основные расходы несли родственники умершего, которые убивали 1‑2 голов крупного рогатого скота. Но им активно помогали соседи, которые принимали участие в посадке и уборке маниока. На пир прибывали все мужчины и многие женщины из окрестных селений. Длился он, пока хватало пищи и питья, обычно 2‑3 дня. Сходный праздник существовал у суму того же региона (337. С. 151‑164).

Северная Америка

Относительно ряда народов доклассового общества в силу скудости материала невозможно совершенно точно установить, существовала ли у них подлинная престижная экономика или только отдельные её элементы.

Так, в частности, обстоит дело с гуронами первой половины ХVП в. В то время они образовывали конфедерацию из четырёх племён и жили между озёрами Гурон и Онтарио. Всего их было примерно 30 тысяч человек. У них существовали материнские роды.

О социально‑экономических отношениях в сфере жизнеобеспечивающей экономики мало что известно. Большое значение у гуронов имела внешняя торговля, которая велась в форме дарообмена. Достаточно широко распространена была в обществе гуронов практика собственно дарообмена. В качестве особой ценности, обеспечивающей влияние, выступал вампум. Имел место дароплатеж, который был связан с лечебными церемониями и погребениями. Существовал вергельд. В возмещение за убийство мужчины давали 30 подарков, за убийство женщины — 40. Вклад в вергельд вносили все члены рода убийцы, проживавшие в одной с ним деревне. В свою очередь возмещение, полученное за убийство, распределялось среди членов такой группы. Ранения тоже возмещались подарками (484. C. 1050‑1053; 867. С. 52‑53, 101‑131; 871. С. 78‑81).

Большую роль в жизни гуронов играли различного рода пиры, часть из которых была связана с дароплатежами. Щедрость у гуронов была важнейшим средством завоевания уважения. Чтобы хорошо угостить друзей и соседей, нужно было упорно трудиться. Желание превзойти других в этом деле было важным стимулом производства (871. С. 93).

Были пиры, которые давались тем или иным человеком с целью повысить престиж. В такой роли нередко выступали важные вожди. Приготовлялась масса пищи. Приглашались люди из других деревень, в первую очередь вожди. Часто собирались сотни (200, 400, даже 500) гостей из 8‑9 селений и даже со всей Гуронии. Пир мог длиться несколько дней. Устраивались танцы. В 30‑40 котлах варилось до 30 оленей. Гости должны были есть до пресыщения. Сам же хозяин совсем не ел или ел мало (867. С. 72‑76; 871. С. 93‑96).

Самым важным у гуронов был пир мёртвых, который совершался каждые 8‑10‑12 лет. В деревню, где он проводился, приглашались соседние племена. Собиралось до 2 тысяч человек. Во время торжества выставлялись шкуры, другие ценные вещи, Число подарков доходило до 1200. Затем всё это распределялось, причём по крайней мере часть даров шла гостям извне. Вождь, на котором лежала ответственность за пир, вручал дары вождям других племён, вообще вожди получали большую долю подарков (553. C.100‑117; 492. С. 88; 867. C. 134‑139; 871. С. 106‑112).

Определённые следы престижной экономики обнаруживаются и у ирокезов, у которых тоже существовали материнские роды. Ирокезы образовывали лигу, в которую входило вначале 5, в последующем 6 племен. Большую роль у них такой вид ценностей как вампум, обладание которым давало престиж. Вампум, в частности, использовался для вергельда. Убийство мужчины возмещалось 20 снизками вамлума, женщины — 30‑40. Практиковалось накопление избыточного продукта с последующей его раздачей. Целью было завоевание престижа. Большие пиры давались одной деревней другой (832. С. 6. 66, 75‑76; 867. С. 53).

Когда умирал сахем, осиротевшее племя собирало все остальные на траурный совет для оплакивания покойника и "поднятия" его преемника. С завершением церемонии наступал праздник, длившийся несколько дней. Светлое время суток посвящалось атлетическим играм, сумерки — пиршеству, приготовленному женщинами племени — хозяина, вечер — пляскам (137. С. 66‑71).

Праздник благодарения клёну проводился в нескольких селениях лиги. В каждое из них собирался народ из прилегающих округов, т.е. из окрестных деревень. Устраивались игры, пляски, а также пиршество (С.101‑103).

В прошлом, когда алгонкины населяли атлантическое побережье Северной Америки, они широко использовали вампум как средство уплаты вергельда и в качестве денег. У некоторых их групп, в частности у наррагансетт, на пирах, на которые собирались тысячи мужчин и женщин, гостям дарились деньги и вещи (413. С. 118‑121, 143‑144).

Все эти отрывочные свидетельства о прошлом можно дополнить материалами об экономической жизни двух деревень хопи (северо‑восток Аризоны), которые были собраны. Э. Биглхоулом во время полевых исследований, проводившихся летом 1932 и 1934 гг. (268). И хотя к тому времени хопи уже больше полвека жили в резервации, определённые черты их традиционной экономики проступают достаточно отчетливо.

Основным занятием хопи было земледелие. Главная культура — кукуруза. Разводились овцы и крупный рогатый скот. Практиковались охота и собирательство. У хопи существовали материнские роды, которые подразделялись на матрилиниджи. Родам принадлежал контроль над землей. Родовая земля была разделена на земли матрилиниджей, а последние — на участки отдельных семейных хозяйств (С. 8‑9, 14‑16).

Члены рода помогали друг другу в случае бедствий: обеспечивали пострадавших пищей, обрабатывали их поля (С. 9). Существовала помогодача трудом. В качестве помощников обычно выступали родственники и друзья. В середине дня и после окончания работы их кормили. На вечернюю еду приглашались жёны и дети работников. Наряду с помогодачей существовал уже и помогообмен (С. 27‑28). Был развит дачевозврат (С. 11, 81). Существовало умельчество. Услуги умельцев оплачивались в основном пищей, в последнее время и деньгами (С. 21).

Практиковался товарообмен как внутри деревни, так и между деревнями. В прошлом действовали рынки, правда, не очень регулярные, ко времени исследования они почти что исчезли (С. 81‑82). Товарообмен с другими народами (зуньи, пайуте, апачи, навахо), который в старые времена был развит, вёлся через "торговых друзей" (С. 82‑86).

В определённой степени сохранялась у хопи и престижная экономика. Широко распространённым был у них дарообмен. Большую роль играли дароплатежи. После рождения ребенка родственники со стороны отца вручали матери различного рода подарки (вещи, пищу). Устраивался пир, на который приглашали соседей. После обильного угощения каждая гостья получала контейнер с пищей, который уносила домой (С. 72‑73). Дарами и пирами сопровождались инициации (С. 74).

Заключение брака сопровождается потоком встречных дароплатежей со стороны жениха и невесты. Устраивается несколько пиров, на некоторые из которых приглашается вся деревня. С каждым браком связана циркуляция туземных богатств, в которую вовлечены практически все семьи деревни. Заключение брака предполагает накопление большого количества пищи, вещей. Поэтому данное событие планируется за много месяцев, которые являются временем напряженной работы не только для семей жениха и невесты, но и для всех их родственников и сородичей (С. 75‑77).

Многие праздники у хопи сопровождались пирами. По крайней мере на один из них, который устраивался всей деревней, приглашались гости из соседних деревень, причём не только хопи, но и навахо. И празднику готовились задолго, уделяя больше всего усилий накоплению пищи. На празднике устраивались танцы, и больших количествах потреблялась пища. Много даров всех видов давалось женщинам и детям (С. 78‑79).

Главой деревни хопи был вождь, должность которого наследовалась по материнской линии. Были в деревне и другие должностные лица. Некоторых из них тоже именовали вождями. Существовали церемониальные общества, во главе которых стояли вожди. Поля главы деревни и некоторых её должностных лиц обрабатывались всеми жителями деревни. На вождей церемониальных обществ работали члены этих объединений (С. 16, 21, 23, 29, 37‑40). По всем имеющимся данным хопи в прошлом относились к числу обществ с поздними чифменами.

4. Юго‑Восточная Азия

У никобарцев — коренных жителей Никобарских островов, занимавшихся главным образом земледелием, большие родственные группы постоянно устраивали расточительные пиры, на которые приглашались гости из других деревень. Стремление организовывать такие пиры было важным стимулом к труду (540. С. 63‑64. 86‑87).

Если не подлинную престижную экономику, то во всяком случае значительные её следы мы можем наблюдать у мнонгаров — народа, живущего в горах южного Вьетнама. Исследование проводилось Ж. Кондоминасом в 1948 г.

Основное занятие мнонгаров — подсечно‑огнёвое земледелие. Главная культура — рис. Разводили свиней, в меньшем количестве — буйволов. Основной социальной единицей была деревенская община. В каждой из них было три должностных лица — "священные люди леса и деревни". Но параллельно с ними существовал институт куангов — людей, обладающих большим престижем. Завоевать его можно было только путём приношения в жертву буйволов.

Особенно высоко поднимало престиж человека обменное жертвоприношение. Его совершали два человека, не уступавшие друг другу по положению в обществе, которые после этого становились джоками — друзьями, союзниками. Они всегда принадлежали к разным деревням.

Первый акт состоял в том, что 1‑й буйвола одного из двух главных действующих лиц (А) приводили в деревню другого (Б), где и убивали в присутствии жителей обоих селений. Хозяева и гости ели, а ещё больше пили. Б раздаривал мясо гостям, которые его уносили с собой, а также вручал А множество вещей: одежду, украшения, инструменты, посуду. Второй акт: такое же количество буйволов, принадлежащих Б, приводили в деревню А, где они также закалывались в присутствии жителей обоих селений. Затем следовала попойка, раздаривание мяса, и Б получал от А эквивалент того, что сам ему подарил.

Престиж не приобретался раз и навеки. Его нужно было поддерживать и из года в год укреплять новыми жертвоприношениями буйволов, а если возможно, то и установлением новых связей (83. С. 34‑87; 337. С. 202‑205).

Существовали у мнонгаров дароторжества и другого рода. Во время великого празднике земли одна деревня приглашала другую. Гостей поили и кормили. Затем хозяева приносили в жертву буйволов. В одном из описанных случаев в деревне с населением в 60 человек было убито 11 животных. Туши разрубались и мясо дарилось гостям, которые уносили его домой. В последующем бывшие гости должны были отплатить тем же (83. С. 222‑244). Для полноты характеристики общества мнонгаров нужно отметить наличие у них рабов (С. 27).

У народов Юго‑Восточной Азии было широко распространено явление, за которым в этнографической литературе закреплялось название пира достоинству (Feast of Merit). Впрочем, иногда его называют престижным пиром. Целью пиров достоинства было достижение престижа и тем самым высокого социального положения.

О теснейшей связи пиров достоинства с престижной экономикой говорит хотя бы тот факт, что К. Биркет‑Смит использует этот термин и для обозначения дароторжеств папуасов и меланезийцев (290. С. 50‑70), которые, как было показано выше, являлись наиболее ярким проявлением существовавшей у последних целостной системы престижно‑экономических отношений.

Весьма возможно, что престижная экономика как более или менее целостная система существовала и у некоторых народов Юго‑Восточной Азии. Ф. Лехман в работе о чинах Мьянмы (Бирмы) неоднократно говорит о существовании у них престижной экономики (582. С. 103, 203, 218). Сложную систему престижно‑экономических отношений рисует Г. Стивенсон в книге "Экономика племён центральных чинов" (827). Она включала в себя многочисленные дароплатежи, связанные с браком и смертью, и самые разнообразные пиры, среди которых наиболее важную роль играли пиры достоинства (C.118‑I47, 156‑163). Последние исследователь характеризует как краеугольный камень экономической структуры чинов (С. 137). Не исключено, что у ряда групп чинов Мьянмы, в частности, у южных, престижная экономика играла ту же роль, что у папуасов и меланезийцев. Однако у других она в определённой степени уже утратила своё былое значение.

У многих народов Юго‑Восточной Азии наблюдалась уже не собственно престижная экономика, а отдельные её элементы. У разных этнических общностей пиры достоинства были далеко не одинаковы по своим характеристикам. У одних они представляли собой типичные дароторжества. У других наблюдался больший или меньший отход от классической модели.

Одна линия изменений: пир все в большей степени начал даваться для членов не столько чужих общин, сколько своей. Логическим завершением этого процесса было превращение пира в исключительно лишь внутриобщинное явление. Другая линия: даватель пира всё в большей степени должен был рассчитывать на ресурсы своего собственного хозяйства и всё в меньшей степени на помощь родственников и односельчан. В конце концов, это должно было завершиться тем, что человек должен был устраивать пир исключительно лишь на собственные средства. Но для этого нужно было быть богачом.

Вполне понятно, что эти две линии изменений ни в малейшей степени не исключали друг друга. Они вполне могли сочетаться. И там, где эти две линии слились воедино и где развитие дошло до своего логического конца, раздаривание по сути сменилось своеобразным дележом. Богатый человек на пиру делился частью своего состояния с менее удачливыми соседями. Этот делёж мог принимать форму либо дачеразбора (дачеугощения), когда гости ели на месте, или дачедележа, когда они уносили пищу с собой. Дачеразбор и дачеделёж могли сочетаться. Вполне понятно, что такого рода пир достоинства уже не может быть назван дароторжеством. Он представляет собой качественно иное явление, которое можно было бы назвать дачеторжеством. Между подлинным дароторжеством, с одной стороны, и дачеторжеством, с другой, могло существовать и существовало множество переходных форм. В свете сказанного выше нетрудно представить, насколько разнообразными могли быть пиры достоинства у разных народов.

У северных чинов района Захуа (область Фалам) существовала целая серия пиров достоинства. В неё входило 8 основных пиров, каждый из которых имел особое название. С первым пиром человек входил в состав клуба давателей пиров, с каждым новым — занимал в нём всё более высокое положение, приобретал всё более высокий ранг. Каждый новый пир обходился всё дороже. Например, расходы на восьмой пир серии более чем в 16 раз превышали расходы на второй пир. Если первые пиры серии совершались в один день, то восьмой длился 10 дней (7 дней — ритуал, 3 — сам пир). В накоплении средств для пира человеку помогали его родственники и друзья. Свой вклад вносили братья матери и братья жены, но не родственники со стороны отца.

Важнейшей частью пиров было приношение в жертву животных. На втором пиру серии убивали одну свинью, на восьмом — 8 свиней и три митхена (особый вид крупного рогатого скота). Мясо распределялось среди участников пира. Его, прежде всего, в соответствии с рангом получали члены клуба пиродателей. Их доля росла с каждым пиром, пока не достигала 50%. Определённые части животного получал главарь селения, другие деревенские должностные лица, а также кузнец. Мясо получали друзья, помогавшие в подготовке к пиру, а также отец, родные и сродные братья и сёстры, братья матери и братья жены (827. С. 137‑447).

У северных чинов области Хака жена организатора пира разбрасывала с помоста гостям различного рода ценности (582. С. 178). Точно такая же картина наблюдалась у родственных чинам Мьянмы лакхеров Индии. Бросались гонги, медные сосуды, деньги. Но раздаривание у лакхеров было фиктивным. После церемонии вещи возвращались хозяевам. В отличие от лакхеров у их ближайших родственников — мизо (лушеев) точно такие же вещи, разбрасываемые на пиру, устроенным вождём, переходили в собственность гостей (704. С. 376‑377).

Пиры достоинства существовали у качинов Мьянмы (570. C. 118‑119).

Апа тани жили в одной из долин восточных Гималаев. Они занимали 7 деревень, которые образовывали три группы. Для них характерной была резкая имущественная и социальная дифференциация. Богачи с целью увеличить престиж устраивали пиры, на которых убивались митхены. На пирах одной категории закалывалось 5‑6 таких животных. У дома давателя собирались представители всех деревень, которые сообщали ему о числе хозяйств в каждой из них. На следующий день члены рода давателя разносили мясо по всей долине. Все домохозяйства получали равные доли, исключая тех, в которых было много едоков. Последним давались дополнительные порции. После пиров меньших масштабов, на которых убивались 2‑3 митхена, мясо получали лишь жители деревень, входивших в группу, к которой принадлежала деревня давателя (426. С. 4, 62, 138‑140).

Когда у апа тани два выдающихся человека боролись за доминирующее положение в роде или деревне, то их соперничество могло принять форму ритуального разрушения богатств — лисуду. Всё начиналось с того, что один из соперников (А) убивал одного или несколько митхенов у дома конкурента (Б). Иногда к этому добавлялись ценности: тибетские колокола, бронзовые пластины и мечи. Если противник принимал вызов, то должен был убить по меньшей мере столько митхенов и разрушить имущество равной ценности. После этого А закалывал ещё больше митхенов. Б отвечал ему соответствующим образом.

Соперничество всё в большей степени разоряло обе стороны. В идеале победитель должен был получить всю собственность противника, включая землю и движимость. Но обычно до этого дело не доходило. Вмешивались лидеры родов и улаживали конфликт. Мясо убитых животных съедалось жителями деревни, а если его было очень много, то часть доставалась и людям, приходившим из других селений (С. 110‑117).

В том же районе пиры достоинства зафиксированы у ади (абор) (290. С. 43).

Пиры достоинства отмечены почти у всех нага Индии. У лхота нага существовала серия из 4 пиров. На первом из них человек убивал быка и угощал мясом и пивом мужчин своего рода, живших в одной с ним деревне и давших уже свой первый пир. Небольшие куски мяса посылались сородичам в соседние деревни.

Второй пир длился два дня. В первый убивались большая свинья и бык. Основными гостями были мужья женщин рода давателя, хотя могли также присутствовать некоторые кровные родственники и старики деревни. Во второй день убивали две небольшие свиньи и несколько петухов. В пиру участвовали члены деревенского подразделения рода давателя, уже давшие свой второй пир.

Третий пир — повторение второго. Самым важным был четвертый. На нём приносился в жертву митхен. Часть мяса получали члены рода давателя, часть — члены рода его жены, ещё часть — мужья женщин его рода (652. С. 136‑144). Самому давателю пира у лхота нага, как и у большинства нага, было строжайше воспрещено пробовать жертвенное мясо (833. С. 10‑11).

У сангтам нага на первых двух пирах из 5 даватель был обязан приглашать прежде всего членов иной, чем его собственная, фратрия. Именно им в первую очередь давалось пиво. На следующих трёх главная роль принадлежала членам собственной фратрии устроителя. Наряду с ними принимали участие в пире влиятельные люди и друзья из другой фратрии. На все пиры приглашались родственники и друзья из другой фратрии. На все пиры приглашались родственники и друзья, живущие в других деревнях (833. С. 1‑4).

Пиры достоинства описаны у ангами нага (523. С. 230‑233, 345‑347), ао нага (652. С. 257‑263, 370‑396), ренгма нага (654. С. 62‑63, 181‑185). И у всех у них на этих пирах приносили в жертву митхенов.

Вообще роль митхенов в Юго‑Восточной Азии была сходна с той, которую играли в Меланезии свиньи. У большинства народов, которые разводили митхенов, этих животных не доили и не использовали в качестве тягловой силы. Их не убивали специально для домашнего потребления. Митхенов использовали для брачных платежей, для прекращения распрей между родами, в качестве штрафов за преступления, выкупа, податей. Но прежде всего, они были жертвенными животными на пирах достоинства (806. С. 170, 178. 185).

Пиры, которые одни исследователи именуют престижными (262. С. 75‑76), а другие — пирами достоинства (426), существовали у ифугао о. Лусон (Филиппины). В их обществе существовал слой своеобразных аристократов. Принадлежность к нему определялась комбинацией происхождения и богатства. Люди, происходившие от аристократов, чтобы подтвердить свой статус, должны были устраивать пиры с впечатляющей тратой богатств. В качестве давателей пира обычно выступали супруги.

На пирах, которые длились несколько дней и на которые собиралось много людей, убивалось большое количество свиней и несколько буйволов. Мясо распределялось среди присутствовавших, прежде всего, среди родственников. Последние приносили с собой подарки пиродателям: буйволов, свиней, птиц, одеяла, деньги. Часть мяса шла помощникам из числа жителей деревни (426).

У канканаи о. Лусон церемонии проводились по разным поводам. И в одной из них, называемой мандит, на первое место выступало стремление повысить престиж и увеличить влияние. Она совершалась богатыми людьми. Длился этот праздник три дня. На одном из них только в первый день было убито 12 свиней. Мясо было сварено. Часть его гости съели на месте, часть взяли с собой. Пир сопровождался песнями и танцами (665. С. 349, 355‑357).

У наболои того же острова соответствующая церемония называлась пачит. Она требовала больших расходов (до 5 тысяч пезо). Поэтому только очень немногие люди могли её организовывать. От каждого богатого человека ожидали, что он будет устраивать такие праздники с интервалом в 5 лет до тех пор, пока их число не достигнет пяти. На первом празднике должно быть заколото для церемониальных целей 5 свиней, на втором — 5, на третьем — 6, на четвёртом — 8, на пятом ‑10. Вдобавок к этому должно быть убито только на пищу много свиней, буйволов и другого крупного рогатого скота, лошадей. На праздник приглашались не только все жители "города", но и влиятельные люди из других селений. Некоторые из почётных гостей жили на расстоянии от 50 до 100 миль (664. С. 294‑295).

Престижные пиры имели место у бонток о. Лусон (551. С. 597; 163а. С. 49). Престижным был почти каждый пир у калинга того же района (262. С. 75‑76).

Пиры достоинства отмечены на о. Ниас (290. С. 46‑47). П. де Йосселин де Ионг в своей работе о минангкабау отмечал наличие у них обычаев, имеющих черты потлача. Говорит он также о потлаче у лампонг Суматры (539. С. 78‑79).

Полевая работа у тораджа Сулавеси (Целебеса) проводилась Т.А. Волкмен в 1976‑1978 гг. У них существовало деление на знать, простолюдинов и рабов. Знатные люди именовались также богачами и бигменами. Чтобы подкрепить своё имя и привлечь приверженцев, богачи устраивали большие распределения мяса буйволов и свиней. Буйволы у этого народа использовались лишь для ритуальных жертвоприношений.

Особенно грандиозные пиры, которые исследовательница именует пирами чести, устраивались во время похорон. Наследники умершего жертвовали несколько буйволов. Число их зависело от статуса покойника. Кроме того, многие другие люди вручали хозяевам буйволов и свиней. Таким образом отплачивались старые долги и создавались новые.

Все эти животные убивались и мясо их распределялось среди гостей, число которых могло достигать несколько тысяч. Мясо посылалось также и людям, которые оставались во время праздника дома. Получив мясо, гости уносили его с собой. После окончания церемонии целые толпы людей тянулись во все стороны с кусками мяса в руках.

Во время одного такого пира было убито столько животных, что их стоимость равнялась 300 буйволам. В целом церемония обошлась устроителям в 50 млн. рупий (225000 долларов). Вполне понятно, что у рядовых людей пиры носили более скромный характер. Так, например, на одном из них было убито 1 буйвол и 10 свиней (883. С. 22, 25, 68‑103, 191‑192).

Средняя Азия

Отчетливые следы престижной экономики обнаруживаются не только среди земледельцев, но и полукочевых и кочевых скотоводов Азии.

У киргизов манапы для поднятия своего престижа, в глазах народа устраивали грандиозные пиршества. Одни из них — тои были связаны со свадьбами, обрезанием, другие — аши — представляли собой поминки. На них приглашались люди из соседних селений и даже волостей, в первую очередь манапы. Число участников могло доходить до нескольких тысяч.

Присутствующих кормили. Если устраивались состязания, победителям вручались призы. Представители других родов получали подарки. Но старому обычаю люди должны были делиться полученным с членами своих родов. В качестве даров, которые получали приглашенные манапы, нередко выступали лошади.

На похоронах манапа Шабдана, умершего в 1892 г., присутствовало 16 тысяч человек. Для гостей было зарезано 300 кобыл. Было раздарено 100 лисьих шуб, каждая из которых была сшита из 15 шкурок. Дети манапа израсходовали на обряд отпущения грехов 1500 рублей, 9 лошадей и полную арбу всякой поклажи. Поминки длились 10 дней. Были устроены скачки и разные игры.

Перед торжеством обычно проводился сбор средств с подвластного населения. В расходах на аш должны были участвовать приглашённые. Формально приношения были добровольными, фактически — обязательными. Если не всегда, то в некоторых случаях манап получал больше, чем расходовал. В 1925 г. манап Керим‑бай получил 500 приношений. Часть он потратил на угощение, часть — на призы. Но в результате количество лошадей у него возросло на 50, баранов — на 100 (43. С. 208, 212‑214; 96. С. 83‑84, 88, 131; 157. C. 164‑169).

И у казахов большое значение для усиления авторитета крупного скотовладельца и его влияния на массу кочевников имели периодически устраиваемые пиршества. Это были поминки — асы, свадьбы и другие сходные с ними торжества — тои, просто щедрые угощения — конак‑асы. Во время пиршеств происходила раздача даров — призов победителям конских скачек, борцам, сказателям (215. С. 95‑100).

На поминках по отцу, устроенных в 50‑х годах XIX в. Байсенгиром Канебаевым, присутствовало 5 тысяч человек. Было съедено около 500 голов скота, в том числе 150 лошадей. Первый приз на конских скачках включал 40 лошадей, ковры, одеяла, халаты и другие вещи. Кроме него было ещё 8 призов (67. С.133).

В 1860 г. на поминках по Ерденю Сандыбаеву для гостей, которые собрались из Акмолинской, Сырдарьинской и Тургайской областей, было поставлено 500 юрт. Для угощения было зарезано 160 лошадей и 200 баранов. Первым призом на скачках было 100 лошадей, вторым — 50 лошадей, а всего было 20 призов. Песенники получили 25 лошадей. Всего было израсходовано 620 лошадей и 200 баранов. Такие поминки были устроены ещё дважды, в результате чего общие расходы возросли до 1860 лошадей и 600 баранов (224. С. 152).

Как сообщает один исследователь о более близких временах, асы устраивали только баи. Целью их было поднятие авторитета. На них приглашалось большое количество людей из других волостей и уездов. Перед асом организатор устраивал сбор скота и денег с сородичей и друзей. Как утверждается при этом, доходы устроителя всегда превышали расходы (213. С. 28‑29).

По мнению С.В. Толыбекова, пиршества, подобные описанным выше, существовали "почти у всех народов, стоявших на переходной, полуфеодальной (патриархально‑феодальной) стадии развития, а не только у казахов ХV‑ХVШ вв." (215. С. 96).

Исландия

От скотоводов вернёмся к земледельцам, но теперь уже не Азии, а Европы. В "Книге о заселении Исландии" сообщается, что сыновья знатного человека по имени Хьялти созвали на поминки 1440 человек. При этом все выдающиеся люди ушли с пира с подарками (см. 52. С. 76).

Как рассказывается в "Саге о людях из Лаксдаля", сыновья знатного и богатого Хаскульда затратили на подготовку поминок по отцу больше года. На тризну были приглашены как знатные люди, так и простолюдины. Всего собралось 1080 человек. Все знатные люди получили подарки (73. С. З10‑311).

И исландцы не исключение. По словам М. Мосса, развитые системы дарообмена, включая и такую его форму, как потлач, существовали в раннюю эпоху у всех германцев (623. С. 59).

Европейская Россия и Сибирь

Явные следы дароторжеств обнаруживаются во многих праздниках русских крестьян в XIX и даже XX веках. В первую очередь это относится к престольным или храмовым праздникам. Каждый из них был праздником одной определённой деревни, на который собирались люди из соседних селений. Одни из них специально приглашались, другие являлись без приглашения.

На некоторых крестьянских праздниках (не обязательно престольных) убивались и коллективно поедались животные (209, 6. С. 51; 172, 2. С. 101, 110, 123; 64. C.131‑133). В некоторых праздниках такого типа следы дароторжеств проступают особо отчетливо.

Ещё в начале 20‑х годов XX в. в деревне Б.Будогощь Новгородской губернии (по дореволюционному административному делению) в день Успения собирались окрестные жители и приводили баранов. При этом первым должен был быть баран из Б. Будогощи. Остальные деревни не считались. Животных резали, мясо варили в больших котлах, а затем раздавали присутствующим. Существовал обычай первыми покормить чужестранцев, странников и нищих, а за ними весь народ. В начале 20‑х годов он уже не соблюдался. Часть мяса поедалась на месте, а часть разносилась по домам (58. С. 89‑91, 98).

В первой трети XIX в. жители села Обыченского Пермской губернии в день святого Прокопия убивали мирского барашка и поедали его вместе со зваными гостями (172, 2. С. 122). На границе Вельского и Тотемского уездов Вологодской губернии в верховьях р. Ваги ежегодно в первое воскресенье после Петрова дня устраивался праздник, на который собиралось множество народа. Убивался бык, купленный на средства всей волости, мясо варилось в больших котлах и поедалось (195, 4. С. 64‑65).

В Карбозере Пудожского уезда Олонецкой губернии за несколько дней до Ильина дня жители села вскладчину покупали быка. Его резали и мясо раздавалось по дворам. В день праздника все хозяева приносили мясо, рыбу, хлеб в одно место. Пока шла обедня, мясо и рыба варились. После окончания каждая семья шла к своему котлу и ела. При этом угощали родственников и знакомых, "приходящих всегда к празднеству из соседних деревень" (219. C. 146‑147).

Сходным образом праздновали Ильин день в Каргопольском уезде той же губернии. Быка резали в день праздника после молебна. Мясо варили и угощали им всех приходивших на праздник. В этом же уезде пиво к праздникам варилось в таком количестве, что съехавшиеся гости пировали целую неделю (235. C. 101‑102).

Интересно отметить, что в некоторых случаях животное, обречённое на заклание, откармливалось за счёт всей общины (64. С. 132).

Почти все крестьянские праздники, на которых убивались и коллективно поедались животные, были складчинами или братчинами. Но братчинами нередко были и такие праздники, во время которых убивание и коллективное поедание животных не имело место.

На Кубани во время подготовки к престольному празднику происходил сбор продуктов со всех жителей станицы. Они шли на общую трапезу, в которой принимало участие множество съехавшихся на праздник гостей (91. С. 251).

Интересно описание празднования Никольщины, содержащееся в работе И.П. Сахарова. Целое селение устраивало складчину: варили брагу, готовили щи, лапшу, кашу, пекли пироги. Всем этим делом руководил староста или земский. Для участия в празднике приглашались люди из соседних деревень. Званые гости приезжали ещё с вечера.

В день праздника со всех сторон стекалась масса народа как званого, так и незваного. Богатые люди из числа незваных приходили к старосте и делали взносы на праздник. Бедняки отделывались поклонами. На открытом воздухе стояли столы с пирогами, кадушки с брагой. В земской избе на столах были готовы для гостей щи, лапша, каша.

После обедни начиналось пиршество. Гости ходили по избам, ели, что душе угодно, и пили. Многие из них так напивались, что еле могли шевелиться. Для хозяев довести их до такого положения считалось особым почётом (172, 2. С. 182‑183).

Братчины во время престольных праздников, а также по случаю заложения и окончания постройки церкви имели место по всей юго‑западной и северо‑восточной России (209, 5. C. 150‑151).

В описанном И.П. Сахаровым празднике общественное угощение дополнялось угощением по отдельным домам. Однако во многих случаях во время престольных праздников наблюдалось лишь второе. Гости расходились по домам, где их угощали. Каждый хозяин приглашал к себе родственников и других близких людей. Люди, никем не приглашённые, считались общими гостями. Они ходили от избы к избе, где их кормили и поили. Хозяева со зваными гостями, попировав в одном месте, шли в другое, третье и т.д. Дом каждого был открыт для всех входящих. Стол оставался открытым весь день. Таким образом, и угощение по домам было в определённой степени общественным. Из домов праздник выплескивался на улицу. Толпы народа с песнями и плясками бродили по деревне. Праздник нередко длился несколько дней, а то и целую неделю. Такая картина наблюдалась в дни сельских праздников в Псковской, Тверской, Вологодской, Тульской, Калужской, Орловской и других губерниях (173. С. 97‑98; 13. С. 217; 161. С. 412, 433. 438‑439, 445; 10. C. 243‑244; 49. C. 153‑155).

О том, что угощение по домам было более поздним явлением, чем складчины и общественные трапезы, свидетельствует своеобразный обычай существовавший в Тверской губернии в деревнях близ Твери, Красного Холма, Бежецка, Весьегонска. Там во время подготовки к празднику практиковалось общественное пивоварение, т.е. приготовление пива общим котлом. От каждого дома приносили солод, кто сколько мог. А затем готовое пиво распределялось между всеми участниками складчины в соответствии с их вкладом в общий котел (10. С. 244).

В статье о братчинах Д.К. Зеленин говорит о естественном стремлении населения к тому, чтобы праздники расположенных рядом деревень не приходились на одно и то же время, ибо только такой порядок обеспечивал возможность побывать на пиршестве соседей (64. С. 134).

Такими были престольные праздники, ибо у соседних деревень они почти всегда, если не всегда, приходились на разные дни. В результате жители целой округи могли поочередно побывать на престольных праздниках всех деревень.

В ряде случаев и прямо сообщается о существовании обычая, состоявшегося в том, что несколько деревень поочередно устраивали праздники. На каждый такой праздник в селение, в котором происходил, съезжались жители всех остальных. Так, например, в Орловском уезде Вятской губернии такие отношения существовали между тремя деревнями. Соответственно было три праздничных дня: Петров, Ильин и Спасов. В свой день каждая из деревень сообща угощала две остальные (41. С. З).

В Макарьевском уезде Костромской области земледельческий праздник опашки поочередно справлялся в разных деревнях. В день праздника всей деревней сообща варилось пиво. Принимавшие участие в празднике одной деревни жители другой в свою очередь приглашали хозяев к себе (56. С. 83).

В Пинежском уезде Архангельской губернии пpaздники в установленном обычаем порядке поочередно справлялись в самой Пинеге и окрестных деревнях. Так как на каждый из них в определённое селение собиралось множество людей из других мест, то они назывались скопищами (63, 1. C. 139‑143; 225. С. 334‑335).

В Бутурлинской волости Барнаульского округа Томской губернии несколько деревень поочередно устраивали праздники. Они бывали на Масленицу, в Николин день весной и осенью, Петровское заговенье, Петров день, Ильин день, Рождество, Крещенье, Покров, Михайлов день, Филиппово заговенье. В "очередную" деревню съезжались жители всех остальных, поэтому праздники назывались съезжими. "Съезжий праздник, — объяснял алтайский крестьянин П. Школдин, — это общественный форум, очередь известной деревни, по которой она должна дать своим соседям пир" (226. С. 40).

Около полудня хозяева и гости, наряженные в лучшие одежды, собирались в одном конце деревни, и вечеру их было уже 100‑300 человек. Затем приезжие расходились по домам, где их обильно угощали. Попировав в одном доме, гости шли в другой и так до конца деревни. Если деревня была велика, то на это уходило 2‑3 дня. В домах шло угощенье, а на улице устраивались развлечения: хороводы, пляски, игры, состязания в борьбе (С. 40).

Точно такой же обычай существовал в Тарском уезде Тобольской губернии. "Праздники эти — писал священник Т. Попов, — дни, выбранные каждой деревней из числа праздничных дней года, для празднования, как говорится, в своё удовольствие. Религиозной цели тут нет и тени" (160, 9. С. 58). К празднику начинали готовиться, за неделю. Только пива варилось от 50 до 160 вёдер в каждом дому. "Дня три, четыре и более продолжалось пьянство и обжорство при переходе из дома в дом" (С. 58).

В Тюменском уезде той же губернии съезжие праздники назывались также зваными и гостиными. Они требовали столь больших расходов, что наблюдатель прямо характеризует их как разорительные для крестьян. В селе Усть‑Ницинском вo время такого праздника за стол садились только гости. Садиться хозяевам вместе с гостями считалось предосудительным (69. С. 41, 52; 70. C. 140‑141). Здесь перед нами последний отзвук того мотива, который присутствовал в куе муллук муллук и мандгелла, потлаче верховых танана, абуту меланезийцев о. Гуденаф, медвежьем празднике нивхов, пире достоинства ангами нага. Съезжие праздники отмечены по всей Енисейской губернии. При этом во многих случаях пиво варилось не отдельными семьями, а всем миром. Это называлось кануном. На праздники съезжались люди из 7 и более деревень (105. C. 181‑182, 186, 191‑194, 106. С. 32, 52‑53, 79, 114, 122, 220‑221).

В Нижнеслободской волости Кадниковского уезда Вологодской губернии день Ильи пророка праздновался поочередно в разных деревнях: в данный год в одном селении, в следующем — в другом и т.д. Жители "очередной" деревни сообща варили пиво, которое выставляли в день праздника прямо на улице. Каждый мог пить столько, "сколько влезет" (233, 3. С. 111‑112).

"Пивные" праздники, на которые в определённую деревню собирались жители окрестных селений, существовали в Вельском уезде той же губернии. Готовясь к празднику, каждый крестьянин использовал для варки пива 10‑15 пудов ржи и покупал от 1/4 до 1 ведра водки. Это он делал даже в том случае, когда у него не хватало хлеба для собственного пропитания. "Не варить же пива — значит не уважать праздника, грешить против святого, день которого чтут. Таковы понятия у населения, такова сила обычая, стариками установленного" (234, 2. С. 175).

А вот что пишет другой исследователь об отношении рядового крестьянина Пошехонского уезда Ярославской губернии к престольным и иным праздникам: "Живя впроголодь в течение нескольких месяцев, питаясь иногда исключительно одним только хлебом и пустыми щами, он справляет свои праздники чрезвычайно широко" (13. С. 216). И справляет он их "во всю ширь" для того, "чтобы не ударить в грязь лицом", т.е., иначе говоря, сохранить, поддержать свой престиж. Для множества приехавших отовсюду гостей в течение 2‑3 дней выставляется на праздничный стол масса "праздничных кушаний". В результате: "Справив на широкую ногу 2‑3 таких праздника, крестьянину ничего не остаётся делать, как только "положить зубы на полку" в течение нескольких месяцев" (С.217).

Слово "канун", которое было упомянуто выше при описании съезжих праздников в Енисейской губернии, не является местным, сибирским. Оно издавна употреблялось русскими для обозначения питья, приготовленного для братчины (159. C. 37). Братчины, складчины, ссыпчины, ссыпки, мольбы с давних времен повсеместно существовали в России. Все историки и этнографы, писавшие о братчинах, не сомневались в том, что своими корнями они уходят в глубокую старину (159. С. 19, 34, 39‑41; 201. С. 118‑119: 64).

Праздники, на которых убивали и совместно поедали животных, трактуются обычно как пережитки языческих жертвоприношений (219. С. 340; 58. С. 89, 96‑98; 66. С. 383‑385). Но если у русских крестьян существовали только пережитки жертвоприношений, то у горных марийцев (черемисов), удмуртов (вотяков), коми — пермяков убиения животных были подлинными жертвоприношениями, вo многих случаях в этих жертвоприношениях принимали участи жители нескольких деревень (209, 6. С. 51; 68. С. 69‑71; 39. С. 94; 204. C. 5‑9).

В области обитания коми‑пермяков в некоторые деревни в определённые дни собирался народ со всего края. Люди приводили с собой животных, которых резали. Мясо варилось, частично съедалось, а частично раздавалось нищим (194. С. 251‑252). В Елабужском уезде Вятской губернии удмурту устраивали бульда — праздник с жертвоприношением — поочередно в одной из трёх деревень. Сходные явления отмечены и в других районах (193. С. 226).

Африка

У африканских народов, относившихся к стадии предклассового общества, засвидетельствовано существование пиров, иногда грандиозных по тратам. Но последние давались главами вождеств своим подданным (348. С. 51). Поэтому дароторжествами их назвать нельзя, хотя они и возникли в результате трансформации именно этого института.

Что‑то похожее на пир достоинства существовало у фанти Западной Африки в ХVII в. У них каждый представитель знати один раз в год устраивал дорогостоящий праздник. Среди рядовых общинников распределялось мясо буйвола или коровы, нескольких овец или коз и много пальмого вина (550. С. 103).

У дорзе Эфиопии человек, стремившийся стать временным лидером и одновременно приобрести пожизненное почётное звание, должен был устроить большой пир, который требовал больших расходов. Подготовка к нему длилась несколько лет. На последнем этапе организатору пира помогали друзья и соседи. Гостей на пиру усердно потчевали. Между организатором пира и гостями шёл интенсивный обмен подарками. Но в целом даватель пира раздаривал больше, чем получал. Чем он был щедрее, тем большим был его престиж и политическое влияние (471. С. 146, 154‑162).

Явление сходное с пиром достоинства наблюдалось у некоторых народов, у которых не было вождеств. У логоли и вугусу Восточной Африки богатый человек, добиваясь престижа, более или менее часто устраивал пиры для сородичей. Пир состоял в том, что убивался бык, а куски его туши распределялись среди членов рода. Мясо обычно не потреблялось на месте, а уносилось домой. На пир приглашались старейшие и влиятельные люди других родов, которые тоже получали долю. Последней каждый из них делился со своими сородичами. Когда один из влиятельных людей, получивший мясо от члена другого рода, сам закалывал быка, он был обязан либо пригласить бывшего давателя на пир, либо послать ему в дар мясо или пиво (885. C. 106‑107; 886. С. 208, 232),

В применении к Меланезии вообще, Новой Гвинее в частности, иногда говорят о "свином комплексе" (752. С.20‑21; 836), имея в виду особое отношение к данному животному в этом регионе. Как уже отмечалось выше, свиней в Меланезии, как правило, не убивали для домашнего потребления. Они использовались прежде всего для дародач, дароплатежей, великодаров.

Само это понятие было создано по аналогии с понятием "бычье‑коровий комплекс" (cattle complex), введённом в 20‑х годах XX в. М. Херсковитцем для обозначения отношения к крупному рогатому скоту в Восточной Африке (486). Крупный рогатый скот в этом регионе ценился крайне высоко. Он был мерой богатства, от его количества зависел социальный престиж человека. Но специально для домашнего потребления он, как правило, не закалывался.

Скот приносился в жертву, причём по различным поводам. Наиболее важной была его роль как средства дароплатежа. Прежде всего, скот использовался для брачных платежей. Он фигурировал также в церемониях, связанных с рождением и смертью. В последнем случае он и передавался и убивался, нередко на пиру. Скот употреблялся в качестве компенсации за убийство и ранение. Им выплачивались различные штрафы (486; 227. С. 180, 183, 184).

Нарисовав сложнейшую сеть передач крупного рогатого скота у логоли и вугусу (885. C. 108‑135), Г. Вагнер охарактеризовал её как особую взаимосвязанную, интегрированную систему обмена, отличную от обычного экономического обмена (С. 135).

Иначе говоря, у этих народов, как и у большинства этнических общностей Восточной Африки, мы имеем дело не с отдельными явлениями престижной экономики, а с целостной системой престижно‑экономических отношений, но состоявшей в основном из дароплатежных связей. Поэтому совершенно не случайно С. Белшоу в работе "Традиционный обмен и современные рынки" поставил восточно‑африканский "бычье‑коровий комплекс" в один ряд с потлачем и кулой (277. С. 11‑34).

Описанное выше отношение к крупному рогатому скоту характерно не для одной лишь Восточной Африки. У тив Нигерии крупный рогатый скот и лошади были, как выражаются П. и Л. Бояннаны, престижными животными. Коров не доили. Быки не использовались как рабочий скот. Крупный рогатый скот закалывался на праздниках, а также в связи с другими важными событиями. Лошадей не убивали и не ели.

У тив существовало несколько сфер обмена, из которых первая была связана с жизнеобеспечением, вторая — с престижем, а третья — с правами на женщин и детей. Крупный рогатый скот и лошади, наряду с рабами и медными прутьями, относились к сфере престижного обмена (300. C.120‑123, 228‑231).

В Западной Африке, а именно в Сенегале, Гамбии, Гвинее, Сьерра‑Леоне, Либерии, Кот д'Ивуаре, Гене, Буркина‑Фасо (Верхней Вольте), Бенине (Дагомее), Нигерии, Конго, Экваториальной Гвинее, Гвинее‑Биссау, Заире, Анголе, в прошлом были широко распространены секретные общества, имевшие огромное сходство с рассмотренными выше союзами Меланезии. Во всех их существовала целая лестница ступеней. В обществах Эгбо, Огбони, Оконко было по десять таких градаций, в других по 6‑7 (322. С. 27‑34). Об обществе Поро сообщается, что в нём было 99 рангов (596, 35. С. 359).

Каждый мужчина должен был вступить в общество. Иначе он рассматривался как неполноценный человек. Но большинство никогда не продвигалось выше начальной ступени (С.358).

Вступление в общество было невозможно без определённого взноса. Платежи, причём непрерывно возрастающие, требовались для движения вверх по иерархической лестнице. Для вступления в общество Оконко нужно было внести 10 фунтов стерлингов деньгами или натурой (обычно козами), для подъёема на вторую ступень — 20 фунтов, на третью, четвертую и пятую — по 25 фунтов, на шестую — от 50 до 90 фунтов и в дополнение — одну или несколько коров должностным лицам союза.

При переходе не седьмую ступень нужно было дать по 15 фунтов каждому советнику и должностному лицу общества. Подъём на восьмую и девятую ступень предполагало уплату 90 фунтов деньгами и дарение коз и коров должностным лицам. В дополнение нужно было устроить пир с участием многих сот людей, который должен был длиться несколько дней. И, наконец, нужно было привести в жертву лошадь. Чтобы достигнуть десятой ступени, было необходимо уплатить 130 фунтов и организовать праздник, длившийся от недели до месяца в зависимости от средств, которыми обладал претендент.

При продвижении в обществе Идионг устраивались пиры, в которых участвовало население целого дистрикта и на которых "деньги сыпались как дождь" на гостей (322. С. 34‑36).

Поэтому только очень богатые люди могли достигнуть высших рангов. Например, число людей, достигших десятой ступени в обществе Оконко, в каждый данный момент не превышало 6 (322. С. 34‑35; 596, 35. С. 359). В некоторых обществах достигнуть высших рангов могли только люди, принадлежавшие к определённым семьям (596, 35. С. 358).

Люди, достигшие высших ступеней в тайных обществах, пользовались огромным престижем и влиянием. Они обладали подлинной властью в масштабе целых районов. Там, где существовали вождества, советы тайных обществ контролировали и ограничивали власть правителей (596, 36).

Всего приведённого выше вполне достаточно, чтобы убедиться в том, что возникновение престижной экономики было закономерным этапом в эволюции системы социально‑экономических отношений доклассового общества.

Глава 16.
Жизнеобеспечивающая и престижная экономика земледельцев и животноводов:
преполитаризм и переход к протополитаризму

---

Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 122; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!