Прогресс и регресс в развитии поздних палеоантропов
В свете приведенных выше данных бесспорным следует признать то, что по уровню развития общественного сознания поздние палеоантропы, несомненно, стояли выше ранних палеоантропов. Но самое главное состоит в том, что они, бесспорно, стоят выше ранних палеоантропов по уровню всего общественного развития. Они в этом отношении, вне всякого сомнения, являются представителями нового, более высокого этапа в формировании человеческого общества, закономерно пришедшего на смену предшествующему этапу. Ни о каком их уклонении от пути, ведущего к неоантропу, не может быть и речи. Прогресс, причем огромный, несомненен. В плане развития общественных отношений поздние палеоантропы, бесспорно, — предшественники человека современного типа.
Как свидетельствуют все данные, праобщина поздних палеоантропов представляла собой прочный, сплоченный коллектив, все члены которого проявляли всестороннюю заботу друг о друге. Праобщина поздних палеоантропов была коллективом не только единым, но и осознавшим (в форме тотемизма) свое единство. Но осознание человеческим коллективом своего единства, осознание общности всех его членов было одновременно и осознанием отличия всех членов данного коллектива от всех остальных людей.
До возникновения тотемизма различие между членами разных праобщнн осознавалось просто как различие между людьми, входившими в состав разных групп. Когда человек переходил из одной праобщины в другую, он переставал считаться членом первой и начинал считаться членом второй. Конечно, при этом члены второй праобщины помнили, что данный человек не родился в ней, а пришел извне. Но это не мешало им рассматривать пришельца как члена именно этой, а не иной группы.
|
|
|
С возникновением тотемизма человек, родившийся в группе, начал считаться принадлежащим к ней в силу того, что у него был тот же тотем, что и у остальных членов группы, в силу того, что он имел ту же самую плоть и кровь, был одного «мяса» с ними. И теперь от членов других праобщин его отличало не просто реальное вхождение в иную группу, а наличие у него иного тотема, иной плоти и крови. Человек теперь пожизненно нес на себе знак принадлежности к одной определенной группе, а именно к той, в которой родился. С возникновением тотемизма члены разных праобщин были разделены четкой гранью, перейти которую в принципе было невозможно. Теперь даже если бы человек и перешел из одной праобщины в другую, в принципе он навеки должен был оставаться чужаком.
Превращение праобщины в крепко спаянный коллектив, члены которого осознали как свое единство, так и отличие от членов других таких же групп, имело своим следствием ее замыкание в себе. Прекратилась перегруппировка состава и перемешивание человеческих коллективов. Конечно, замкнутость праобщин поздних палеоантропов нельзя понимать абсолютно. Вхождение в состав тех или иных праобщин отдельных людей или даже групп людей, родившихся за их пределами, могло иметь место. Однако о замкнутости коллективов палеоантропов свидетельствуют и самые последние данные археологии.
|
|
|
Не вызывает сомнения, что стоянки второй половины позднего археолита подразделяются на множество групп, для каждой из которых характерен определенный набор каменных орудий. Одни археологи говорят о наличии в позднем мустье различных археологических культур, другие предпочитают писать о локальных вариантах или просто о вариантах каменной индустрии.
Частой, если не вообще характерной для позднего мустье является ситуация, когда в одном и том же районе бок о бок существуют стоянки, относящиеся к разным археологическим культурам. Так, например, в районе Дордони‑Вьенна во Франции сосуществовали такие выделенные Ф. Бордом (184. С. 101 — 102) культуры, как мустье с ашельской традицией, типичное мустье, зубчатое мустье и, наконец, два варианта тарантского мустье: мустье типа Ла Кина и мустье типа Ла Феррасси (38. С. 88—89). И хотя коллективы, относящиеся к разным археологическим культурам, жили вперемежку на одной ограниченной территории в течение десятков тысяч лет, никаких влияний их друг на друга не обнаруживается. Это свидетельствует об отсутствии между ними сколько‑нибудь регулярных контактов, об их замкнутости, изоляции друг от друга (38. С. 145; 184. С. 144‑145; 187. С. 65‑72).
|
|
|
Такая же картина наблюдалась и в других районах, в частности на Кавказе. «Если обобщить и представить в главных чертах,— писал В. П. Любин (88. С. 197),— то можно сказать, что мустьерские индустрии и культуры этой области развивались по трем линиям, существовавшим параллельно, без сколько‑нибудь заметного, как это представляется сейчас, взаимодействия. Это линии развития мустье типичного, мустье зубчатого, мустье тарантского облика, корни которых уходят в местные ашельские индустрии».
Отсюда следует, что единство материальной культуры у определенного числа коллективов не могло сложиться в результате взаимного влияния праобщин, первоначально обладавших разными культурами. Оно должно было возникнуть совершенно иным путем. Единственное объяснение, которое напрашивается: коллективы, отличавшиеся общей культурой, возникли в результате ряда последовательных делений человеческих групп, восходивших к исходной, первоначальной праобщине. Иначе говоря, общность культуры была здесь результатом единства происхождения. Праобщины, относящиеся к одной культуре, образовывали общность, но только не органическую, целостную, социальную, а генетико‑культурную. И не только возникновение, но и длительное существование этой общности не предполагает с необходимостью прочных связей и вообще каких бы то ни было контактов между входящими в нее праобщинами. Поддержание единства культуры обеспечивал такой фактор, как сила традиции.
|
|
|
Из всего сказанного не следует, однако, что, например, все праобщины с индустрией зубчатого мустье произошли от одной исходной праобщины. Вероятнее всего, одни и те же разновидности мустьерской индустрии могли возникнуть и возникали в далеко отстоящих районах независимо друг от друга.
Если праобщины поздних палеоантропов уже были замкнутыми, изолированными коллективами, то ясно, что процесс их замыкания в себе, процесс их изоляции друг от друга начался раньше — на стадии ранних палеоантропов. Это предположение также находит подтверждение в данных археологии. А. Люмлей, указавший на существование во Франции начиная с рисса четырех археологических культур: ашельской, тейякской, эвеноской и премустьерской, подчеркнул, что, хотя люди, являвшиеся носителями этих культур, и жили бок о бок многие десятки тысяч лет, практически они не знали друг о друге. Взаимное влияние если и имело место, то крайне редко (348. С. 797 — 799).
Прогрессирующее замыкание праобщин в себе, их изоляция друг от друга имели своим следствием превращение каждой из них в группу, состоящую из кровных родственников. Возникновение инбридинга (т. е. родственного скрещивания), причем довольно тесного, ибо размеры праобщин были сравнительно невелики, не могло не сказаться на физическом развитии палеоантропов.
С неизбежностью произошло обеднение их наследственной основы. Морфологическая организация палеоантропов утратила эволюционную пластичность и приобрела консервативный характер. В результате стала невозможной сколько‑нибудь существенная перестройка морфологической организации палеоантропов, а следовательно, и их дальнейшее развитие по пути к неоантропу. Соответственно перестал действовать праобщинно‑индивидуальный отбор.
Разумеется, морфологический облик палеоантропов не мог утратить всякую способность к изменениям. Невозможной стала лишь дальнейшая сапиентация, развитие по пути ароморфоза, т. е. повышения общего уровня морфологической организации. Что же касается идиоадаптации, т. е. изменений приспособительного характера, не выходящих за рамки уже достигнутого общего уровня развития, то она была не только возможной, но и неизбежной.
С затуханием праобщинно‑индивидуального отбора на первый план снова вышел обычный индивидуальный естественный отбор, под воздействием которого изменение морфологического облика палеоантропов пошло по линии возрастания физической силы и общего огрубления всего их организма, т. е. в сторону от пути, ведущего к человеку современного типа. Следствием и было превращение ранних генерализованных неандертальцев в поздних специализированных. Морфологический облик западноевропейских классических неандертальцев носит столь явные черты эволюционной застойности, что многие антропологи прямо характеризуют их как консервативных неандертальцев.
Отклонение физического развития поздних палеоантропов от сапиентного направления является, таким образом, не случайностью, вызванной стечением неблагоприятных внешних обстоятельств, а закономерным результатом эволюции праобщества. Поэтому явные черты специализации и застойности обнаруживаются не только у западноевропейских, но и вообще у всех поздних палеоантропов. Многие антропологи, отмечая определенные отличия палеоантропов типа Шанидар от западноевропейских поздних неандертальцев, в то же время и их характеризуют как консервативных.
Таков один из возможных вариантов решения вопроса о причинах отклонения развития поздних палеоантропов от сапиентного направления. Оно объясняет не только своеобразие облика поздних неандертальцев, но и особенности развития их каменной индустрии. Изоляция и инбридинг, сделав невозможным коренную перестройку морфологической организации производящих существ, закрыли тем самым дорогу для сколько‑нибудь глубоких сдвигов в эволюции производственной деятельности. В результате развитие каменной индустрии приобрело противоречивый характер. С одной стороны, переход от среднего ашеля — раннего мустье к позднему мустье был значительным шагом вперед, а с другой он же в определенной степени обернулся и регрессом. Подобно тому как в морфологическом облике ранних палеоантропов противоречиво сочетались архаические и сапиентные черты, в каменной индустрии среднего ашеля — раннего мустье примитивные особенности столь же противоречиво соседствовали с такими, которые характерны для позднепалеолитической техники человека современного типа (199. С. 159; 248. С. 234). В ряде локальных вариантов (например, амудийские слои стоянок Ябруд, Табун и др.) позднепалеолитические признаки выражены столь отчетливо, что некоторые археологи характеризуют их как настоящие верхнепалеолитические культуры (38. С. 23 — 29).
Подобно тому как при переходе от ранних палеоантропов к поздним были утрачены присущие первым саписнтныс признаки, переход от среднего ашеля — раннего мустье к позднему мустье сопровождался ночти полным исчезновением позднепалеолитических черт в каменной индустрии палеоантропов. С переходом к позднему мустье эволюция техники в ряде отношений приняла застойный характер. На это в свое время указывали Г. Ф. Осборн (104а. С. 149) и П. П. Ефименко (52. С. 242).
В последнее время Р. Солецки обратил особое внимание не только на консерватизм морфологического облика людей из Шанидара, практически не изменившихся за более чем 15 тыс. лет, но и на застойный характер их типичной мустьерской индустрии, не претерпевшей сколько‑нибудь значительных изменений за несколько десятков тысяч лет (437. С. 587; 438. С. 252, 265).
Таким образом, огромный прогресс в формировании общественных отношений, которым был ознаменован переход от ранних палеоантропов к поздним, имел неожиданные последствия. Превращение праобщины в крепкий, сплоченный и тем самым замкнутый, изолированный коллектив привело к инбридингу и тем самым сделало невозможным сапиентанию и как следствие продолжение формирования производства и общества. Завершение становления человека и общества было невозможно без преодоления замкнутости праобщин, их изоляции друг от друга. И, как свидетельствуют факты, эта замкнутость была преодолена. Становление человека и общества завершилось.
8. Завершение становления человеческого общества.
Возникновение рода и человека современного физического типа
Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 82; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!