ОСНОВНЫЕ РАБОТЫ И ЖУРНАЛЫ, УПОМИНАЕМЫЕ В НАСТОЯЩЕЙ КНИГЕ1 25 страница
Во всех остальных отношениях супружеская жизнь славян, особенно рядовых членов общины, отличалась упорядоченностью, а также целомудрием и верностью жен. Мы располагаем рядом свидетельств, подтверждающих это, причем исходят они от иностранцев, которые далеко не всегда были доброжелательны к славянам. Все они так единодушно превозносят целомудрие замужних славянских женщин и их любовь к мужу, с которым в случае его смерти они добровольно уходили из этого мира, что уж это одно в значительной степени характеризовало семейную жизнь славян. Эту черту в семейной жизни южных славян подчеркивал уже в VI веке Маврикий, а после него император Лев Мудрый, это же в 744-747 годах в письме к королю Этибальду отмечал у западных славян св. Бонифаций, а Масуди и Гардизи, говоря о восточных славянах, также подтверждают, что среди них супружеских измен не бывает70. Несомненно, что, например, толкование Бонифация, объясняющего добровольную смерть жены в случае смерти мужа взаимной любовью, само по себе не могло казаться правильным в глазах того, кто знал, что в силу строгих законов общества жена в некоторых славянских землях вынуждена была следовать за своим мужем даже в могилу, однако «magno zelo matrimonii amorem mutuum servant» Бонифация и другие показания Маврикия звучат так определенно, что верность и любовь из характеристики замужних славянских женщин исключать нельзя — они были у славян признаком высокой нравственности и высокого уровня культуры. Разумеется, эти качества никогда не являлись абсолютными и отклонения от этого были; случаи супружеской неверности, несмотря на строжайшие наказания — обычно смерть или отсечение полового члена71, — имели место уже в языческий период и сохранились и позднее, став после введения христианства, пожалуй, еще более частыми, так как различные церковные поучения и запреты постоянно упоминают в числе грехов, распространенных среди народа, распутство, разврат и прелюбодеяние (древнеславянское blqdъ, древнерусское блудъ).
|
|
|
Другой вопрос, более интересный, чем эти естественные отклонения от нравственных норм супружеской жизни, — это вопрос о свободном в половом отношении образе жизни мужчин и женщин до вступления их в брак, то есть прежде, чем они оказались связаны семьей. Ряд переживаний, сохранившихся в различных празднествах и народных обычаях, указывают на остатки существовавшего в древности промискуитета молодежи72, в котором немалое участие принимали и молодые женщины, например на Руси и на Балканах. О том, что этот промискуитет имеет действительно древний характер и уходит корнями в языческий период, свидетельствуют древние известия о языческом периоде славянства и ряд церковных проповедей и запретов первого периода христианства.
|
|
|
О сборищах молодежи в поле между селениями упоминает уже автор древнейшей части Киевской летописи, а неизвестный автор, составлявший незадолго до 1219 года73 летопись для переяславского князя Ярослава Всеволодовича (летописец Переяславля Суздальского), описывает общение обоих полов на этих игрищах в следующих словах: «(обычные) брации не возлюбиша, но игрища межи селъ и ту слегахуся рищюще на плясаниа и от плясаниа познаваху, котораа жена или девица до младыхъ похотение имать, и от очного взозрения, и от обнажениа мышца и от пръстъ ручных показаниа, и от прьстней даралаганиа на пръсты чюжая, таж потом целованиа с лобзаниемъ и плоти с сердцемъ раждегшися слагахуся, иных поимающе, а другых, поругавше, метааху на насмеание до смрти. Имяхуть же и две и по три жены: зане слаб сущи женскыи обычаи и начаша друга пред другою червити лице и белимъ тръти, абы уноша въжелелъ ея на похоть». Это же начиная с XI века весьма наглядно подтверждается рядом церковных и светских поучений и запретов, которые я вообще не могу здесь привести74. В них мы постоянно читаем, как христианское духовенство пытается заставить молодежь отвыкнуть от «сатанинских» или «бесовских» игрищ на лоне природы, для которых эти церковные источники чаще всего используют термины плясание, играние, глумьление, глумы и которые проводятся при народных празднествах, перешедших из язычества, главным образом при русальных и купальских обрядностях, празднествах Ярилы, Костромы, субботних празднествах, называвшихся «соботка», и в день св. Иоанна Крестителя. «Слово св. Иоанна Златоуста», проклиная эти ночные игрища, подчеркивает, что «жена на игрищах есть любовница сатаны и жена дьявола. Ибо пляшущая жена многим мужам жена есть. А что мужи? После пития начинают плясание, а по плясании начаша блуд творити с чюжими женами и сестрами, а девицы теряют свою невинность. Потом все они приносят жертвы идолам... »
|
|
|
В чем, собственно, заключался смысл этих увеселений, нам точно не известно, кое-что я все же разъясню в главе VII. Однако из текста дошедших до нас проповедей и уложений о наказаниях мы видим, как по ночам, вокруг огня костров, под крики, песни и пронзительную музыку свирелей и бубнов, в возбуждении, которое так живо описал упомянутый выше переяславский летописец, молодежь устраивала драматические игры и танцы, в которых эротический момент был настолько силен, что выражался непосредственно в явлениях гетеризма, о чем, наконец, свидетельствуют и многочисленные сохранившиеся до сих пор пережитки, в частности в России и на Балканах, хотя в этом отношении польские соботки и празднества Иоанна Крестителя носят такой же характер. Девушки, а очевидно, и молодые женщины, как это показал в упомянутой выше статье А. Веселовский, отдавались мужчинам без колебаний. Все это явления, аналогии которым мы в значительной степени находим в эротических празднествах в честь Афродиты, Адониса и других богов.
|
|
|
Таким образом, половая жизнь молодежи была совершенно иной, чем жизнь замужних женщин, — она была более свободной, и девушка, выходя замуж, уже не была девственницей. Более того, по сообщению Масуди, славянская девушка в кого влюблялась, с тем и делила свою любовь, а если мужчина, женившись, устанавливал, что его жена девственница, то он просто выгонял ее, говоря: «Если бы ты что-либо стоила, тебя бы мужчины любили»75. Все это, как и славянские zalety (залеты), то есть период предсвадебного ухаживания за девушкой, причем период этот не бывает и никогда не был чисто платоническим, так и вечерницы украинской молодежи, заканчивающиеся общим ложем76, очевидно, является отголоском древней вольности половых отношений. Поэтому в древнем славянском праве наказание за изнасилование девушки, совершенное в доме, было значительно более строгим, чем наказание за изнасилование, совершенное в поле на лоне природы — очевидно, при этих увеселениях, «так как ей незачем было туда идти»77.
Еще свободнее была половая жизнь мужчины. Его хотя и карали смертью за прелюбодеяние78, но зато он мог не ограничивать себя половыми связями с незамужними женщинами. Это подтверждают уже описанные народные игрища, известия о наложницах богатых вельмож и рассказы о дружине русского князя, который не стеснялся вступать в половую связь со своими наложницами на глазах у своей дружины. То же самое сообщает Ибн Фадлан и о русских купцах, публично совершавших половые акты на волжских торжищах79. О других поразительных (культовых?) случаях публичных половых актов в балтийской Коренице свидетельствует Саксон Грамматик80, сообщение которого может быть дополнено известием саги Книтлинга о силе, которой обладали идолы Ринвита, Турупита и Пурувита81 в балтийской Коренице.
Были ли эти эксцентричности в половых отношениях явлением чисто славянским, развившимся среди славян, или же в них сказывалось влияние издавна распространенного по всему миру восточного и греко-римского фаллического культа, я решить не могу. Несомненно лишь, что аналогий, на которые указал А. Н. Веселовский, здесь много и что у славян имело место также и непосредственное влияние фаллического культа; учитывая, однако, территориальную отдаленность славянства, я не счел бы его слишком сильным. Не исключено также и то, что под влиянием этого культа лишь модифицировалось то, что у славян уже существовало и что вряд ли приобрело бы такие формы при их естественном, первобытном образе жизни. Это относится также и к различным прегрешениям против природы, например к гомосексуализму, который, очевидно, проник и в Россию, так как об этом непосредственно свидетельствует сообщение Диона Хрисостома, указывающего, что южнорусские варвары уже в I—II веках н. э. учились в Ольвии различным половым извращениям82. Русские поучения и проповеди часто и резко выступают против содомских грехов83, которые народ совершал еще во времена язычества.
В этом отношении представляет интерес то, что общеславянский термин куръва — meretrix, обозначающий проститутку, продающую свое тело, по всей вероятности84, перешел к славянам от германцев (hōrwa, древний верхненемецкий huora) еще до прихода славян на Балканы, где он был перенят от них греками, албанцами, римлянами, а позднее и венграми.
В заключение следовало бы отметить, что временами мы встречаем в древних источниках известия о скопцах среди славян. Однако оскопление практиковали не сами славяне, а еврейские купцы, оскапливавшие рабов-славян85. Наряду с этим уже в XI веке среди ревнителей христианской веры появляются аскеты, подвергавшие себя добровольному оскоплению, а под 1089 годом летопись упоминает даже такого митрополита в Киеве86.
Уход за телом
Как это бывает у всех народов, ведущих свободный и простой образ жизни, славяне особой чистоты не соблюдали. Уже Прокопий говорит о славянах, что они грязны как массагеты, а позднее о том же упоминают еще два источника, относящиеся к концу I тысячелетия87. Тем не менее эти сообщения не стоит принимать буквально. Низшие трудовые классы, собственно, никогда и нигде не были иными. А поскольку известия всегда исходят от представителей высших классов общества, привыкших к большему благополучию и большей чистоте, вполне понятно, почему жилище простого крестьянина всегда казалось им неприглядным и грязным. Крестьянин повсюду не любит мыться88. Поэтому эти свидетельства нельзя относить специально к славянам, точно так же, как и замечание Тацита (Germ., 20) о германцах, что они ходят «nudi et sordidi», или замечание Герборда (III. 20) о датчанах нельзя относить только к германцам и датчанам. А немецкий князь Герлав даже объяснял немецким фризам, почему они противны соседним славянам: «Sane fetet eis odor noster»89. Еще более неприглядные вещи рассказывает Ибн Фадлан о русских, то есть, очевидно, норманских купцах на Волге90.
В противовес приведенным выше известиям о неопрятности славян мы располагаем и другими историческими свидетельствами, показывающими, что делать обобщения по этому поводу не стоит. У восточных славян не только высшие классы, но и простой народ в деревнях проявляют по нынешний день, как они проявляли уже в конце языческого периода, стремление к чистоте, о чем свидетельствует строительство специальных бань для общественного пользования, которые в древнерусском языке назывались лазьня (от «лазить», мовня, мовница или мыльня, мыльница от общеславянского слова мыти. Вместе с тем уже в ІХ-Х веках был также широко распространен и термин баня, баньное от греко-латинского βαλανεiÍον, βάνεια (balneum, banea)91. Однако было бы неправильно приписывать появление бани одному лишь греко-римскому влиянию, хотя в позднейшее время это влияние отрицать нельзя92, так как на него указывает само распространение термина баня. Я полагаю, что скорее всего толчок к строительству бань дан был с Востока или от скифов, знакомых с подобными паровыми банями, при пользовании которыми моющиеся одновременно одурманивали себя конопляным дымом93. Наконец, русские могли заимствовать их у других народов, с которыми у них были тесные связи, — у сарматов (аланов), хазаров или болгар, — хотя не исключено, что паровые бани в землянках, где вода наливалась на очаг, издавна являлись собственным изобретением славян. Однако, поскольку уже в X веке Масуди называет банное помещение по-славянски al-atbbâ или al-itbbâ, что может являться лишь транскрипцией славянского истъба, а одновременно с ним русский летописец под 945 годом для названия банного строения в Киеве использует слово истобка, также являющееся уменьшительным от слова истъба, а на Западе легенда Христиана знает у чехов то же самое слово, означающее комнату, в которой имеется печь,94 — становится очевидным, что выражение истъба в значении «баня» перешло к славянам от германского stuba (см. гл. V)95.
Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 164; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!