ВЕДЕНИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ, ИЛИ ИСПОЛНЕНИЕ ТЕМЫ.

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 3

Только в исполнении темы оратор имеет, собственно говоря, случай показать свое искусство в нахождении материала. Найти основания какого-нибудь дела можно, конечно, только при полнейшем знании предмета, но риторика старается, по крайней мере, до некоторой степени, помочь работе нахождения, направляя внимание на более важные пункты через общее обозрение природы и сущности основ доказательства.

Все основания, какого бы рода они ни были, имеют одну цель: доказать, что что-нибудь истинно, правильно или хорошо, целесообразно, полезно или, наоборот, вредно, ложно и т. д.

Древние учителя красноречия старались создать систему, которая должна была дать возможность не только выгодно распределить материал, но и помочь известными правилами недостаточно изобретательному оратору. С этой целью они выставили общие источники доказательств, чтобы облегчить нахождение аргументов при всевозможных случаях. Все же, все эти общие источники доказательств, которые в сочинениях Аристотеля, Квинтилиана и Цицерона играют значительную роль, носят только общий характер. Именно потому, что их можно применить во всех или в очень многих случаях, они не могут принести существенной пользы при отыскивании особых оснований для определенного случая. Но каждый оратор (в особенности судебный ) должен их знать, чтобы на них построить собственную систему, соответствующую его характеру и его специальной деятельности.

Общие источники доказательств: 1. Если ты хочешь доказать, что защищаешь хорошее дело, то старайся изложить его так, как будто все люди или, по крайней мере, самые интеллигентные и самые лучшие стремятся к нему,— что все, или, по крайней мере, самые мудрые одобряют его, что оно порождает добро, — что оно препятствует какому-нибудь злу или смягчает его, — что оно доставляет нам много удовольствий, выгод, славу, честь, одним словом, дает такие вещи, которые мы считаем самыми драгоценными, — что оно вознаграждает, — что достижение его затруднительно,— что оно требуется природой, — что оно находит полнейшее одобрение, — что из-за него мы считаем другие вещи хорошими и т. п.

2. Если ты хочешь доказать, что какая-нибудь вещь лучше другой, то покажи, что она ценна сама по себе, а не благодаря чему-либо другому, — что она ведет к лучшей, более достойной цели, чем другая, — что она может существовать без другой, — что она прекраснее, жизнеспособнее, ценнее и легче достигается, чем другая, и т. п.

3. Если ты хочешь доказать недостатки какой-нибудь вещи или порочность какого-нибудь действия, то старайся выяснить, что вред, причиненный этим, очень велик и носит противообщественный характер, что он непоправим, — что лицо, совершившее подобное действие, часто совершало его, — что оно совершило его обдуманно, с намерением и при отсутствии смягчающих обстоятельств, что это действие противоестественно, что оно совершено против друга, благодетеля или родственника, против должностного лица, против того, кто совершенно не ожидал нападения, — что оно подало повод к слишком большому недовольству, — что оно прямо побуждает к порокам и позорным действиям.

4. Если ты хочешь скрасить какое-нибудь преступление, то покажи, что оно вообще не было совершено или же совершено не так, как указано, — что действие совершено без сознания его неправоты, — что в нем чистосердечно раскаялись, — что оно явилось следствием какого-нибудь заблуждения или подстрекательства, необдуманности, а не следствием дурного образа мыслей, что следует обращать внимание не только на букву закона, но и на намерения законодателя, — что нельзя осуждать по всей строгости закона, но нужно принять во внимание и требования справедливости.

Обыкновенный способ расположения доказательств — это путь повышения от более слабого к более сильному. Этот метод особенно можно рекомендовать тогда, когда оратор убежден, что его дело ясно и может быть легко доказано. Напротив, если он считает свое дело затруднительным и сомнительным и имеет только один сильный аргумент, то целесообразно поставить этот аргумент во главе, чтобы по возможности скорее настроить слушателей благоприятно к делу и сделать их склонными к выслушиванию дальнейших, более слабых аргументов. Если среди нескольких доказательств имеются два или три более слабых, то Цицерон рекомендует поставить их в середину, как самое подходящее место, чтобы прикрыть их слабость. Если доводы кажутся сильными и убедительными, то лучше изложить каждый из них отдельно. Если же, наоборот, они, недостаточно убедительны, то рекомендуется нагромоздить их и дать действовать им совместно; в таком случае они все же могут произвести некоторое впечатление.

Впрочем, необходимо избегать излишнего разнообразия аргументов, так как искусственное нагромождение их может ослабить силу более веских доводов.

Аргументы приводятся или для подтверждения или для опровержения какого-нибудь утверждения. В обоих случаях ведение доказательств состоит в том, что из имеющихся или поставленных предпосылок выводят истинные или правдоподобные заключения. В общем, легче подтвердить какое-нибудь утверждение или факт, (как это бывает при обвинении), чем опровергнуть (что случается при защите), ибо совершенно верно то, что говорит Квинтилиан: „Гораздо легче обвинять, чем защищать, подобно тому, как легче нанести рану, чем ее залечить".

Справедливость и чувство приличия требуют, чтобы при обвинении оратор говорил совершенно беспристрастно. Хотя практика допускает, чтобы оратор распространялся о возможном правдоподобии вины подсудимого и таким образом старался уже заранее предупредить всякую попытку защиты подсудимого, но все же было бы бестактно и умаляло бы действие речи, если бы оратор дал понять, что он добивается уничтожения противника.

При опровержении нападок, напротив, горячность речи становится, до 'некоторой степени, даже обязанностью. Если обвинение или нападки противника особенно тяжки или оскорбительны, то со стороны оратора будет уместен даже некоторый тон возмущения и недовольства. Однако, он не должен при этом слишком увлекаться, так как, в противном случае, может пострадать ясность тех доказательств, на которых он основывает свои опровержения.

Природа и характер каждого отдельного случая имеют, между тем, решающее значение в вопросе о том, какой тон более уместен и произведет лучшее действие. Оратор может, смотря по обстоятельствам, стараться или возбудить сочувствие, или обнаружить недовольство по отношению к страстности обвинителя, или излагать отдельные пункты обвинения с насмешкой и презрением. Прекрасный пример последнего стиля находится в речи Цицерона против Валенция, где он, по поводу сделанного ему упрека, возражает с большой иронией:

„Вы упрекали меня, что я защищал Корнелия, своего старого друга, который вам также хорошо известен. Могу ли я спросить — почему я не должен его защищать? Нарушил ли Корнелий какой-нибудь закон? Нападал ли он на консула? Завладел ли он при помощи вооруженной силы каким-нибудь храмом? Прогнал ли он трибуна, который сопротивлялся одному из его (Корнелия) проектов закона? Разграбил ли он государственные сокровища? Нет! Но вы совершили все это!".

А К Л Ю Ч Е Н И Е.

Хорошее начало много способствует успеху речи; но еще более важным является конец речи.

Если цель вступления — благоприятно настроить слушателей и таким образом создать для речи благоприятную почву, то цель заключения — усилить, по возможности, впечатление, произведенное речью. Заключение поэтому обыкновенно содержит краткое повторение всех главных пунктов и обращение к чувствам слушателей. В заключении могут быть применены все способы воздействия на чувство и волю слушателей, поскольку эти способы не являются незаконными или безнравственными.

Если душу слушателя сравнить с крепостью, то все разъяснения речи подобны артиллерийскому огню, пробивающему брешь, а заключение есть генеральный штурм, который должен победоносно водрузить знамя в душу слушателя. Речь, которая не возбуждает воли, не создает решения и не дает определенного направления стремлению, не входит в область красноречия. Красноречие всегда остается искусством убеждать, то есть говорить таким образом, чтобы действовать на волю других

Заключение не должно быть слишком растянутым, чтобы не действовать утомительно на внимание слушателей. Во многих случаях весь успех речи зависит от того, как оратор умеет закончить ее.

Сколько усердно выработанных речей, полных мыслями, разлетается, не производя действия, только потому, что оратор „не может дойти до конца". Слушатель, который охотно следил за речью, полагает, судя по построению и тону речи, что он может ожидать заключения. Он доволен. Но если оратор неожиданно продолжает речь, повторяя в других выражениях уже сказанное раньше, то этим самым он вызывает у слушателей разочарование. Существуют ораторы, которые 3—4 раза повторяют некоторые отделы заключения. Они уподобляются? тому человеку, который, попрощавшись, опять возвращается и этим утомляет даже хороших друзей. Очень часто последние 5 минут портят то, что создал предыдущий час. Конец речи должен быть определенным, ясным и кратким. Здесь каждое лишнее слово — зло.

Многие ораторы любят кончать свою речь какой-нибудь цитатой или несколькими строками стихотворения. Против этого нельзя ничего возразить, но цитата должна соответствовать содержанию речи и подтверждать изложенное в ней, а стихи должны быть произнесены с правильной интонацией и без пустого пафоса.

ОФОРМЛЕНИЕ РЕЧИ.

После того, как оратор расположит материал по определенному плану, он будет иметь, так сказать, скелет своей речи. Далее необходимо придать этому скелету телесную оболочку, то есть оформить речь, дать ей законченный вид.

Опытные ораторы поступают в данном случае двояко: одни из них ограничиваются обдумыванием речи, другие записывают всю свою речь от начала до конца, тщательно отделывая каждое предложение. Если даже многие из опытных ораторов пишут свою речь, то тем более необходимо сделать это оратору начинающему. Делается это не для того, чтобы затем прочитать речь по написанному и пи заучить ее наизусть, а для того, чтобы таким образом лучше обработать ее и лучше усвоить. При простом обдумывании наша мысль легко перескакивает через пробелы и противоречия, не замечая их. При дословной письменной проработке мы вынуждены идти шаг за шагом, а потому легче можем заметить и устранить разные недостатки. При этом надо помнить, что, хотя речь и записывается, но она предназначается не для печати, а для произнесения. Поэтому не следует сбиваться на книжный стиль (слог ), который значительно отличается от стиля устной речи. Прежде чем записать то или иное предложение, надо произнести его вслух. Благодаря этому ухо улавливает все шероховатости слога, все неблагозвучные сочетания слов.

Слог речи должен быть приспособлен к составу аудитории, ибо не одно и то же: выступаете ли вы перед развитыми слушателями или же перед малокультурными.

Но перед какой бы аудиторией речь ни произносилась, она должна обладать следующими качествами: правильностью, ясностью, точностью, чистотой, благозвучием и изобразительностью.

ПРАВИЛЬНОСТЬ РЕЧИ.

Речь считается правильной, если она согласна с законами родного языка и правилами грамматики. Сюда, главным образом, относятся: правильное употребление склоняемых и спрягаемых форм, правильное согласование слов в предложении, правильное сочетание предложений. Чаще всего приходится наблюдать неправильность при сокращении придаточных предложений (например: подъезжая к дому, мне встретился хозяин). Размеры настоящей книги не позволяют говорить подробно обо всех неправильностях речи, а потому приходится ограничиться лишь этим примером.

Чтобы научиться говорить вполне правильно, надо изучить грамматику. Правда, живя среди людей, говорящих грамматически правильно, можно бессознательно усвоить правильные формы речи, но без знания грамматики это усвоение не будет полным.

ЯСНОСТЬ РЕЧИ.

Речь называется ясной, если слушатели без особого умственного напряжения понимают то, что говорит оратор.

Ясность речи чаще всего нарушается употреблением слишком длинных периодов, в которых при одном главном имеется много придаточных предложений. Неопытные ораторы часто путаются в таких периодах и строят их неправильно, что еще более содействует неясности речи. Поэтому следует говорить по возможности короткими фразами. Два—три коротких предложения будут более понятны слушателям, чем заменяющее их длинное предложение.

Неясность может получиться также от неправильной расстановки слов и от употребления слов, непонятных для слушателей.

ТОЧНОСТЬ РЕЧИ.

Точность речи требует употребления слов, которые вполне выражали бы нашу мысль. Точность речи чаще всего нарушается неправильным употреблением синонимов. Синонимами называются слова, выражающие сходные, но не одни и те же понятия. Например: старый и ветхий, радость и восторг; жалость и сострадание; смотреть и видеть; открывать и изобретать и др. Если мы не будем вдумываться в смысл подобных слов, то речь наша будет во многих случаях неточной. Например, нередко употребляют одно вместо другого слова: открывать и изобретать, а между тем, эти слова, будучи близкими по смыслу, все-таки означают не одно и то же. Нельзя сказать: Колумб изобрел Америку, а Гутенберг открыл книгопечатание, Изобретать значит производить нечто новое, несуществовавшее раньше, а открывать значит находить то, что уже существовало раньше, но не было известным.

ЧИСТОТА РЕЧИ.

Чистой называется такая речь, которая состоит из слов и выражений, общепринятых в живом разговорном языке и в языке образцовых писателей. Чистота речи нарушается неуместным употреблением архаизмов, неологизмов, варваризмов и провинциализмов.

Архаизмами называются слова, вышедшие из употребления (токмо, понеже и т.д.)

Неологизмами называются слова, вновь составленные и употребляемые лишь немногими. Если же новое слово входит во всеобщее употребление, то оно перестает быть неологизмом и получает в языке все права гражданства.

Варваризмы — слова, взятые из других языков. Не следует употреблять этих слов, если они непонятные для слушателей или могут быть заменены, без ущерба для смысла, соответствующими русскими словами. Если же в русском языке нет слова, которое вполне соответствовало бы по смыслу тому или иному иностранному слову, то с этим словом приходится мириться. Точно так же нет смысла изгонять такое иностранное слово, которое вошло во всеобщее употребление.

Провинциализмы — слова областные, употребляемые в какой-либо одной местности. Например: в Сибири – заимка (дача), пимы (валенки); в Вологодской губ. — баско (красиво), порато (очень больно) и т. д. Подобные слова для жителей других местностей будут, конечно, непонятны.

БЛАГОЗВУЧИЕ РЕЧИ.

Благозвучной называется речь приятная для слуха и легкая для произношения.

Благозвучие речи нарушается:

1. Стечением многих гласных, например: бываю я и у отца ее и у ее дяди.

2. Стечением многих согласных, например: предпразднество.

3. Стечением одинаковых звуков, например: он скакал, как какой казак.

4. Стечением многих односложных слов, например: Я шел с ним чрез лес.

5. Стечением многосложных слов, например: глубокомысленнейшие естествоиспытатели споспешествовали усовершенствованию цивилизации многочисленными исследованиями.

ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОСТЬ РЕЧИ.

Речь, составленная из одних рассуждений, не может так привлечь внимание слушателей и так сильно подействовать на них, как речь образная.

„Впечатление, сохраняющееся в представлении слушателей после хорошей ораторской речи, — говорит Р. Гаррис - есть ряд образов. Люди не столько слушают большую речь, сколько видят и чувствуют ее. Поэтому слова, не вызывающие образов, действуют на них утомляюще. Слушатель перед человеком, способным только к словоизвержению, подобен ребенку, перелистывающему книгу без картинок".

Изобразительности речи способствуют эпитеты, сравнения, тропы и фигуры.

ЭПИТЕТЫ.

Эпитетами называются картинные определения предмета, указывающие на его самые характерные свойства. Эпитет отличается от обыкновенного определения тем, что содержит в себе сравнение. Например, в выражениях: железная воля или каменное сердце слова железная и каменное будут эпитетами. Если же мы скажем: железная палка или каменный дом, то слова железная и каменный будут простыми определениями.

Хорошие ораторы пользуются эпитетами довольно часто, так как удачный эпитет стоит иногда целой характеристики.

СРАВНЕНИЯ.

Сравнением называется сопоставление тех или иных предметов, действий или качеств с другими, сходными с ними в какой-нибудь черте, с целью вызвать более яркое представление о них. В обыденном разговоре мы постоянно пользуемся сравнениями, например: холодный, как лед; горький, как полынь и т. п.

Хотя французская пословица и гласит, что сравнение — не доказательство, но нередко ораторы удачно пользуются им именно в качестве доказательства. Так, например, Ф. Н. Плевако в своей речи в защиту нескольких десятков крестьян села Люторич, обвинявшихся в сопротивлении полиции, в доказательство своей мысли (что сопротивление произошло без предварительного сговора) говорит: «Вы не опускаете такой необыкновенной солидарности, такого удивительного единодушия без предварительного сговора? Войдите в детскую, где нянька в обычное время забыла накормить детей; вы услышите одновременные крики и плач из нескольких люлек. Был ли здесь предварительный сговор? Войдите в зверинец за несколько минут до кормления зверей: вы увидите движение в каждой клетке, вы с разных концов услышите дикий рев. Кто вызвал это соглашение? Голод создал его, и голод вызвал и единовременное неповиновение полиции со стороны люторичских крестьян»...

ТРОПЫ.

Тропы — такие слова и обороты, которые употребляются не в прямом их значении, а в переносном, то есть не для выражения обозначаемого ими понятия, а для выражения другого понятия, имеющего какую-нибудь связь с первым.

Наиболее употребительными тропами являются: метафора, аллегория, метонимия и синекдоха.

Метафора (перенесение) есть слово, которое переносит свойства одного предмета на другой по сходству этих предметов в каком-нибудь отношении. Например, шум бури напоминает вой волка, а потому и говорят: буря воет.

Аллегория (иносказание) состоит в том, что мы понимаем в переносном" смысле не одно слово, а целое предложение или даже сочинение. Аллегорическим способом выражения пользуются, например, басни.

Метонимия (переименование) заключается в том, что одно понятие заменяется другим на основании тесной связи между этими понятиями. Например: содержащее ставится вместо содержимого (я три тарелки съел), автор вместо произведения (читаю Пушкина), владелец вместо имущества (сосед горит) и т. п.

Синекдоха (догадка) переносит слово от собственного значения к несобственному на основании количественного отношения между понятиями. Берется, например: Единственное число вместо множественного (неприятель показался) и т. п.

ФИГУРЫ.

Фигурами называются обороты речи, служащие для более яркого и сильного проявления мысли, чувства и настроения. Различие между фигурами и тропами заключается в следующем: тропы способны создавать и углублять мысль, следовательно, обладают творческой силой; фигуры же являются лишь способом выражения готовой мысли и разных настроений.

Фигур существует бесчисленное множество. По выражению одного французского ученого, „на рынке за день создается больше фигур, чем в академии за год".

Наиболее употребительной из фигур является антитеза, то есть сопоставление противоположных понятий (добро и зло, свет и мрак, храбрость и трусость и т. п.). Антитеза — один из самых обычных оборотов ежедневной речи (например: отвага мед пьет, она же и кандалы трет).

Главное достоинство антитезы заключается в том, что обе части этой фигуры взаимно освещают друг друга, благодаря чему мысль получает более яркое выражение.

Выражать свои мысли в форме антитезы может каждый. Как нетрудно это сделать, показывает следующий пример, приведенный Цицероном в его Риторике: „Когда все спокойно, ты шумишь; когда все волнуются, ты спокоен; в делах безразличных горячишься; в страстных вопросах—холоден; когда надо молчать, ты кричишь; когда следует говорить, — молчишь; если ты здесь, — хочешь уйти; если тебя нет, — мечтаешь возвратиться; среди мира требуешь войны, на походе вздыхаешь о мире; в народных собраниях толкуешь о храбрости, в битве дрожишь от страха при звуке трубы".

Ораторы очень охотно пользуются антитезой, так как она придает их стилю блеск и силу.

Составить себе представление о других фигурах можно по следующему отрывку из произведения французского писателя Мармонтля:

Крестьянин сердится на свою жену: «Когда я говорю «да», она говорит – «нет» (антитеза); утром и вечером только и знает, что бранится (усиление). Никогда, никогда нет с ней покоя (повторение). Скажи, несчастная, (обращение), чем я перед тобой провинился? (вопрошение). О небо, что за безумие было на ней жениться! (восклицание). Лучше бы мне утопиться (пожелание). О, она плачет, я виноват, как видите (ирония). Всем известно, что я злодей, что я притесняю тебя, что я тебя бью, что я убийца! (усугубление).

Пользоваться риторическими фигурами надо с умеренностью, чтобы не создать излишней пестроты речи.

УСВОЕНИЕ РЕЧИ.

Когда речь примет законченный вид, надо будет ее усвоить. Каким образом это сделать?

Некоторые советуют заучить речь наизусть. К чему это может привести, показывает случай с Августом Бебелем, который рассказывает о свой первой речи следующее:

«В январе 1864 года прибыл в Лейпциг Шульце-Делич. Было условлено, что я открою собрание приветственным словом к Шульце, а затем меня изберут председателем. Но я потерпел неудачу. Я открыл собрание, на которое явилось от 4000 до 5000 человек, но среди речи, которую я заучил наизусть, я позорно запнулся. Мое воодушевление испарилось вместе с моими мыслями. Я от стыда готов был провалиться сквозь землю. Кончилось тем, что председателем был выбран не я, а другой. Я дал себе тогда слово никогда больше не заучивать речи наизусть и хорошо сделал».

Каким же образом можно усвоить речь, не прибегая к заучиванию? Немецкий оратор А. Дамашке рекомендует следующий способ, целесообразность которого он испытал на практике:

„Мой окончательный набросок речи имеет широкие поля. На них я записываю начальные слова, подобно заглавиям над рядом стоящим отделом. Эти начальные слова распределяются наглядно на записке по главным отделам и подотделам, то есть при помощи римских и арабских цифр, латинских и немецких букв. С этой запиской и заметками в кармане я где-нибудь (лучше всего на прогулке) продумываю свою речь. Когда я продумал одну главную часть, я проверяю начальные слова. Если какое-нибудь начальное слово с относящимся к нему отделом забыто, то я спрашиваю себя: кто виноват — я или отдел? То есть, может быть, отдел вообще не нужен, даже, может быть, мешает; тогда он, конечно, тотчас зачеркивается. Особенно важна проверка переходов. Где даются они легко и естественно? Где я могу создать их только искусственно? Когда я, таким образом, один или несколько раз проделал пробу, я уже уверен в своем деле. Тогда я еще раз лично списываю записку (при этом списывание всегда соединено с чтением) и заношу на надлежащее место все собственные имена, все цитаты, которые я хочу привести дословно, и все статистические данные, которые я хочу сообщить. Это я проделываю даже тогда, когда я думаю, что имена и цифры твердо засели у меня в голове. Никогда нельзя предвидеть, какие случайности могут возникнуть в собрании. Не придется ли направить внимание на совершенно другие вещи, более важные, чем передача имен и чисел.

Обыкновенно я совсем не пользуюсь запиской, но у меня есть чувство уверенности, когда я знаю, что она у меня в руке или на кафедре или, по крайней мере, в кармане. Прочитывать короткие цитаты (длинные вообще не должны иметь место в народном собрании) не вредно, так как это повышает впечатление достоверности.

Но как поступить в том случае, если, несмотря на хорошую подготовку, забыл какой-нибудь образ или отдельное выражение и не имеешь перед собой речи, имеешь только записку с начальными словами? Ну, тогда приходится искать соответствующие образы или слова. Подобное искание встречается и в обыкновенной беседе, но нисколько не вредит ей.

При некоторых обстоятельствах оно может быть даже полезным. Слушатель думает и ищет вместе с оратором, радуется, что не он сам, а другой попал в это затруднительное положение, чувствует некоторое сострадание, что всегда настраивает благоприятно, и вместе с оратором облегченно вздыхает, когда это затруднение преодолено. Один член английского парламента, исходя из этих соображений, рекомендовал даже намеренно запинаться или останавливаться. Но это — плохой совет. Подобные затруднения должны оставаться лишь редким исключением, а между тем даже самый лучший оратор не может знать, не поставит ли его в такое положение действительная необходимость.

Но что делать, если среди речи случайный взгляд на записку покажет, что в пылу пропущен целый отдел речи? Сначала ничего, а спокойно продолжайте то, о чем говорили. Если при дальнейшем течении речи можно будет вставить пропущенный отдел, то сделайте это. Обороты вроде: «чуть было не забыл..." или „вы еще спросите..." весьма кстати в подобных случаях. Но если внесение пропущенной части на том или ином месте речи представляет затруднение, то можно сделать это в заключительном слове.

ПРОИЗНЕСЕНИЕ РЕЧИ[10].

Нередко случается, что начинающий оратор, прекрасно подготовившись к речи, все-таки, вследствие своей робости и неуверенности в успехе, не решается выступить перед публикой.

Это смущение можно до некоторой степени ослабить следующими соображениями, которые Сократ высказал одному робкому ученику: «Привело ли бы тебя в смущение, если бы тебе нужно было объяснить дело какому-нибудь кожевнику?

Ученик: „Почему бы это могло меня смутить?"

Сократ: „Побоялся бы ты изложить свои мысли перед купцом?"

Ученик: „Нисколько!"

Сократ: „Побоялся бы ты сообщить свои мысли соседу?"

Ученик: „Нет,—это я делаю каждый день".

Сократ: „Ну так сообрази же, что все народное собрание состоит из таких людей, которым в отдельности ты высказал бы свои мысли без всякого смущения. Почему же ты не хочешь сделать это перед всеми ими вместе?»

Конечно, Сократ, который сам никогда публично не выступал, а говорил только перед небольшим кружком своих учеников в этом указании не был вполне прав. Масса не есть итог отдельных единиц, как, например, ящик, наполненный зернами хлеба. В ней возникают, как бы вследствие химических соединений, новые качества, новые силы. Она способна к более сильной деятельности, чем отдельное лицо, как со стороны ужасного, так и со стороны возвышенного.

Ораторское волнение – явление настолько распространенное, что оно получило даже особое название: ораторская лихорадка.

Непосредственно перед речью ораторское волнение достигает наивысшей степени. Чувство страха усиливается, биение пульса учащается, рот и глотка пересыхают, руки и ноги дрожат как бы от холода, язык становится неповоротливым, произношение затруднено, иные очень бойкие рассказчики (когда они в тесном кругу своих знакомых) — останавливаются в публичной речи посреди предложения и стоят безмолвно, как бы всеми покинутые, или же, в безуспешных поисках подходящего оборота, повторяют упавшим голосом несколько раз одно и то же.

Ораторскую лихорадку приходилось испытывать при своих первых выступлениях многим ораторам, которые впоследствии принадлежали к самым уверенным. Один известный английский адвокат, выступая в первый раз с речью в суде, начал заикаться и чуть было не упал в обморок.

Только странная иллюзия, которая овладела им в эту минуту, ободрила его продолжать речь. Ему показалось, что дети дергают его сзади за сюртук. Это ободрило его; его речь стала гладкой и убедительной, так что он выиграл процесс.

Чтобы получить большую уверенность в речи, некоторые заучивают свою первую речь наизусть. Но такое заучивание не только не спасает, от ораторской лихорадки, но, наоборот, содействует ей. Оратор, заучивший речь наизусть, уже не может произносить ее свободно и непринужденно; он должен все свое внимание сосредоточить лишь на последовательности слов; боязнь забыть эту последовательность усиливает его волнение и приводит к катастрофе, как это случилось, например, с Августом Бебелем.

С ораторской лихорадкой не следует смешивать чувство некоторого возбуждения, которое знакомо почти каждому оратору, хотя бы он произносил уже сотни речей, чувство вполне понятно. Плох тот оратор, который не чувствует никакого нервного подъема в ту минуту, когда он должен проявить всю энергию своего творчества. Что такой нервный подъем нисколько не мешает речи, а, наоборот, содействует ее успеху, указывает, между прочим, Карл Шурц, оратор и политический деятель. Он рассказывает о своей первой речи следующее:

„Было назначено собрание студентов в зале университета, не знаю, по какому специальному поводу. Председательствовал профессор Ричль, наш лучший филолог и, насколько я помню, декан философского факультета, очень уважаемый и любимый нами человек. Зал был переполнен, и я стоял среди толпы. О предмете, который должен был обсуждаться, я много размышлял и составил себе мнение; но я отправился на собрание не с намерением принять участие в дебатах. Вдруг я услышал, что какой-то оратор высказал то, что совершенно противоречило моему мнению. Это привело меня в возбужденное состояние. Следуя внезапному порыву, я потребовал слова и в следующий момент выступил перед собранием. Я никогда потом не мог вспомнить точно, что я говорил. Я помню только то, что я находился в каком-то неизвестном мне до этого времени нервозном состоянии, что я дрожал всем телом, что мысли и слова приходили непрерывным потоком, что я говорил с неимоверной быстротой и что последовавшие затем одобрения публики как бы пробудили меня от сновидения, то была моя первая публичная речь".

Ораторское смущение очень часто происходит от своего рода тщеславия. Оратор слишком много занимается своей собственной персоной: понравлюсь ли я? Что будет думать тот или иной из слушателей о моей речи? Он знает, что многочисленные взоры устремлены на него, и если ему покажется, что кто-нибудь из слушателей иронически улыбнулся, он теряется и лишается способности управлять своими мыслями и словами. Поэтому начинающий оратор должен как можно меньше думать о себе и как можно меньше обращать внимания на публику. Слушателей для него как бы не существует. Он не должен видеть обращенных на него любопытных взоров, не должен слышать шепота, который проходит по рядам слушателей при каждой его остановке.

Для борьбы с ораторской лихорадкой предлагалось довольно много способов, но ни один из них не заслуживает серьезного внимания.

Для застенчивого оратора имеется только один исход: привыкать к публичным выступлениям постепенно. Он должен выступать сначала на небольших собраниях (лучше всего в тесном кругу своих знакомых и доброжелателей ) и лишь по мере приобретения большей и большей уверенности переходить к более многолюдным собраниям.

Речь может быть великолепной по собранному материалу и по распределению материала; в ней могут быть вкраплены превосходные образы и фигуры; но, если она будет произнесена плохо, то весь труд, который был приложен к ее обработке, пропадет понапрасну.

Какое важное значение имеет произнесение речи, об этом свидетельствует пример из жизни Демосфена. Демосфен был косноязычен, обладал слабым голосом и имел дурную привычку подергивать правым плечом. Когда он в первый раз говорил перед народом, ему пришлось прервать речь вследствие недовольства собрания. Вторая попытка также не имела успеха. Закрыв лицо, чтобы скрыть свой стыд, он побежал домой. Горько жаловался он потом актеру Сатину на несправедливость слушателей, которые отличают легкомысленных ораторов, а его усердию отказывают во всяком признании. Но тот ответил: «Может быть, мы найдем причину, если ты прочитаешь мне какое-нибудь место из драмы Софокла». Демосфен сделал это. Затем опытный актер повторил то же самое место с выражением. Демосфену показалось, что он слышит совершенно другие стихи. Он понял, какое важное значение имеет выразительность, и начал производить свои известные упражнения: чтобы побороть свой недостаток дыхания, он громко произносил длинные предложения, поднимаясь на крутые высоты; чтобы придать голосу силу, он старался перекричать бушующее море, чтобы приобрести ясный выговор, он пробовал говорить внятно, держа камешки во рту; чтобы отвыкнуть от некрасивого движения правым плечом, он повесил на потолке комнаты меч, под который он во время своих ораторских упражнений становился. Исправив свое произношение и избавившись от других вышеуказанных недостатков, Демосфен сделался знаменитейшим оратором Греции.

Научиться хорошему произнесению по одним лишь книгам весьма трудно, так как никакое описание не может дать вполне ясного представления - обо всех оттенках тона голоса. Начинающий оратор должен прислушиваться к речам более искусных ораторов, и стараться усвоить их технику. Однако, он не должен в этом отношении рабски подражать другим, но должен сообразоваться со своими природными данными.

Обычная ошибка начинающего оратора состоит в том, что он говорит слишком громко. Оратор стоит обычно на возвышенном месте; величина помещения, полные ожидания взоры собравшихся увлекают его настолько, что он начинает говорить чересчур громким голосом. В этой бесполезной трате энергии заключается большая опасность. Ведь, в дальнейшей части речи, наверное, имеются такие места, которые требуют повышения голоса. Разве оратор знает, хватит ли у него запаса силы голоса до этого места; разве не может случиться, что голос уже раньше сделается осиплым и хриплым? В этом случае оратор сам лишает себя успеха, благодаря такому необдуманному «громко говорению». Но есть еще и другая опасность: громко раздающийся голос внушает слушателям чувство уверенности, что они все-таки поймут речь, если даже не будут прислушиваться внимательно. Это легко доводит до того, что какое-нибудь шумное движение производится с соблюдением меньшей осторожности, чем в том случае, если бы собранию приходилось напряженно слушать. Такой неосторожный поступок действует заразительно на других и может привести к нежелательным последствиям.

Конечно, не следует впадать в противоположную крайность и говорить слишком тихо.

В начале речи нужно тщательно выяснить надлежащую силу голоса. Это можно сделать очень легко, если ознакомиться с акустическими условиями зала и наблюдать за лицами слушателей. Если кто-нибудь по временам прикладывает руку к уху, чтобы этим усилить восприятие звука, то можно предположить, что сила голоса правильна, если со стороны других слушателей неслышно возгласов: «громче».

Не следует говорить слишком торопливо. При торопливом произношении окончания слов как бы проглатываются, и речь становится невнятной.

Следует избегать также и неестественно-медленной речи. Кто о простых вещах рассказывает торжественно медленно, производит на слушателей парализующее действие.

Никогда не следует говорить в самом начале речи с воодушевлением. Как слушатели могут разделять это чувство, если они еще не знают сути дела?

Тон речи следует менять в соответствии с ее содержанием. То, что оратор хочет подчеркнуть, произносится более громким голосом и более раздельно. Отдельные части речи отделяются повышением и понижением голоса в начале и конце.

Одно из самых тонких вспомогательных средств выразительного произнесения речи — правильное распределение остановок. Больше, чем сильной интонацией, мысль подчеркивается маленькой остановкой перед нею.

Повторений и поправок следует избегать. Даже опытный оратор может во время речи сделать какую-нибудь ошибку в построении предложения. При начале предложения он думал, например, о глаголе благодарить и выбрал, поэтому винительный падеж, но в пылу речи он поставил быть благодарным, так что выбранный падеж оказался неправильным; или он при двух подлежащих поставил сказуемое в единственном числе, тогда как надо было поставить во множественном числе. Что делать в таком случае оратору? Ничего! Бывает очень неприятно, если оратор останавливается, чтобы повторить мысль, уже ясно выраженную, лишь для того, чтобы поправить формальную ошибку; при этих попытках исправления часто новые неправильности приводят оратора в новое смущение. Понимающему слушателю хотелось бы крикнуть оратору: «Мы, ведь, верим тебе, что ты знаешь, что быть благодарным требует дательного падежа и что два подлежащих обусловливают множественное число, а если ты этого не знаешь, то для нас это также безразлично: мы хотим от тебя не грамматических упражнений, а мыслей! Дальше!»

Начинающего оратора нередко приводят в смущение отдельные возгласы из публики. Он сначала не знает, что и предпринять. Иногда, в своем увлечении материалом речи, он даже не понимает возгласа. Он останавливается, а затем продолжает свою речь, так как издавший возглас молчит. Это благоприятный случай. Но если возглас раздается так громко, что оратор его понимает, а из публики этот возглас сопровождается смехом или одобрением, то это часто приводит оратора в смущение. Он опять останавливается и старается дать ответ крикуну. Это не так просто. Он выиграет, если отразит возглас подходящим словом: «Так думает этот гражданин, направо от меня; он, кажется, хорошо ориентировался и не может удержаться со своей мудростью до дебатов». «Вы больше ничего не хотите сказать? Этого слишком мало, чтобы теперь вступить в беседу с вами отдельно». «Таково же и мое мнение, но пока прошу немного повременить с ним». Такие или подобные краткие возражения делают часто чудеса: они дают отпор крикунам и показывают большинству собрания, что эти крикуны бросают свои плоские замечания лишь для того, чтобы помешать оратору, а вместе с тем и собранию.

Ораторская речь, обычно, сопровождается мимикой и жестикуляцией. Прежде было в обычае, чтобы оратор ходил в школу к актеру, с целью научиться у него жестам, мимике, образованию звуков и владению голосом. Результат, особенно в том случае, если актер был опытным и хорошим учителем, получался большею частью противоположный тому, чего ожидали. Можно себе представить, какое впечатление должно было произвести на собрание, когда на трибуну поднимался оратор с театральными жестами и актерской искусственностью. Благодаря урокам актера, у оратора отнимается искренность, простота и естественность. Оратор должен вложить в свою речь свое собственное «я». Жесты, мимика, тон должны происходить «изнутри» самого оратора, чтобы произвести настоящее действие. Речь есть собственное переживание в слове, собственные действия в слове и вложение собственного мышления в слово. Все то, что из этих трех вещей заключается в слове, должно быть выражено голосом через оттенки тона, через такт, силу, ритм и мелодию. Это, по-видимому, — внешние обстоятельства, но они имеют твердо обоснованную ценность. Лучшая мимика, лучшая игра жестов есть что-то непроизвольное. Если мы уясним себе, что публика как бы переживает все движения оратора, игру его мин (есть люди, которые не могут следить за оратором, если не видят его лица), то мы должны признать, что это, собственно говоря, физическое влияние отражается также и на душевном состоянии. Представьте себе мысленно собрание, где оратор .старается усиленными жестами придать своим словам силу, где он, дрожа всем телом, будто физически переживает все то, что говорит слушателям; — разве все это не увлечет также и слушателей? У слушателя невольно возникает мысль: вероятно, то, что приводит оратора в такое волнение, является очень важным, а потому должно найти во мне отзвук. Но что будет, если заметят, что эти жесты деланы и заучены! Разве они не вызовут смеха? Конечно, можно возразить, что такие внешние проявления действуют только на характеры, которые внутренне недостаточно дисциплинированы, чтобы отличить внешние проявления от внутреннего содержания и ценности; что эти люди точно так же увлекутся жестами и мимикой опытного оратора, который дал бы обратное. Но не следует забывать, что, если оратор увлек массу, то действие, произведенное силой его слова, достигает такой степени, что даже самые бесчувственные, ясно и хладнокровно думающие слушатели не могут избежать этого массового внушения.

Речь, в сущности, есть не что иное, как утонченный, в дальнейшем развитый жест. К этому жесту присоединяются жесты в прямом смысле слова: движения рук, кистей рук, всего туловища в целом, головы, а также игра мин лица. Они суть усилители слова, и кто владеет ими в достаточной степени, имеет в них большое вспомогательное средство. Правда, есть ораторы, которые совсем не прибегают к этому вспомогательному средству, но они поступают так лишь потому, что не владеют им. Они действуют только силой слова, интонацией и строгой логикой. У них нет тонкого чувства мускульной деятельности, у них нет внутренней связи между словом и движением. Научиться мимике и жестам очень трудно. Они должны, как уже было сказано, происходить изнутри, должны быть природными. Путем соответствующих упражнений можно научиться мимике и жестам, но при этом надо позаботиться о том, чтобы слушатели не заметили, что жесты и мимика — искусственны, что они являются результатом тщательного упражнения. Целью упражнения может быть только то, что делает жест выражением внутреннего чувства, а не автоматические движения, которые не соответствуют содержанию речи.

О позе оратора надо заметить следующее: оратор должен стоять прямо, немного наклонившись вперед к кафедре, которая не должна быть слишком большой. Получается неприятное впечатление, если громадная кафедра заслоняет туловище оратора, и он, кажется как бы в уменьшенном виде. Если не имеется кафедры, которая закрывает нижнюю часть туловища и ноги, то достаточно стола, который предохраняет от чрезмерных движений. Если нет и стола, то можно поставить перед собой стул, спинка которого дает рукам опору.

Во внешности оратора не должно быть ничего кричащего, потому, что это отвлекает внимание слушателей. Одежда не должна быть небрежной, так как небрежная одежда выражает пренебрежение к слушателям. «Я знаю, — говорит Бургель — известного оратора, который произносит политические речи, имеющие большое значение, и, между прочим, выступает в своих лекциях в качестве воспитателя эстетических чувств, увещевая придавать значение художественной обстановке жилища, наблюдать за своей внешностью, обращать внимание на одежду и т. д., а между тем сам появляется в потрепанном пиджачке, который ему слишком широк, а потому болтается на нем, свисая с плеч и оставляя непокрытым полный складок и не безукоризненно чистый жилет. Известным ораторам это прощается, но и им не следовало бы этого делать». Пренебрежение к слушателям проявляется также и в том случае, когда оратор опирается руками в бока или зацепляет большим пальцем за проймы жилета у т. д. Впрочем, некоторые ораторы позволяют себе такие вольности лишь для того, чтобы скрыть собственное смущение.

Оратор не должен впиваться глазами в какую-нибудь точку потолка или в кого-нибудь из публики. Это отталкивает слушателей; они чувствуют, что ими пренебрегают, и потому трудно будет слиться с ними „в одном чувстве, в одно целое". Каждый желает, чтобы обращались к нему, каждый видит в себе собеседника оратора, который высказывает его задушевную мысль, который дает ему ответ на его вопросы, разъясняет то, что ему неясно. Когда каждый чувствует себя собеседником оратора, тогда достигнуто то единение, которое составляет сущность искусства речи. Обращение к одному из слушателей есть, ведь, неуважение к другим. „Для оратора — говорит проф.Гейслер — не существует ни теток, ни начальства; для него существует только аудитория". Точки, на которых может отдохнуть глаз, найдутся в течение речи в различных местах зала, и при блуждании взора оратора от одного к другому каждый чувствует себя затронутым. В этом случае оратор может завладеть всеми. А кто не завладел всеми, тот лишается, в конце концов, и тех, кого он зачаровал. Это — особенность психологии масс. Не одно многообещающее собрание сорвалось лишь потому, что отдельные лица не были заинтересованы и, отвлекая других, мешали им слушать и таким образом вносили беспорядок во все собрание.

На все эти мелочи вам следует обращать особое вникание. Будучи начинающим, попросите кого-нибудь из своих друзей следить за вами во время произнесения речи и сообщать вам без всяких обиняков о всех неловких движениях, о всякой жестикуляции, вызывающей смех, о всем некрасивом, бросающемся в глаза. А вы принимайте эти указания к сведению и заботьтесь об устранении недостатков.

В некоторых немецких руководствах начинающим ораторам рекомендуется для упражнения в произнесении громко читать вслух отрывки из хороших книг. Подобные упражнения, конечно, имеют свою цену. Привыкаешь к тону своего голоса и можешь усвоить себе ясное произношение и соответствующую смыслу интонацию. Но этот путь все же вызывает некоторые сомнения. Книги, естественно, дают нам книжный стиль, то есть, как раз тот стиль, которого хорошему оратору надо избегать.

К этому прибавляется еще то обстоятельство, что чтение требует другой интонации, чем свободная речь. Даже не понимая содержания, можно все же судить, читает ли кто-нибудь в соседнем помещении или свободно рассказывает, — так различны оба способа выражения. Различно они и действуют. Если вы "устали в путешествии, то может случиться, что вы при чтении даже интересной книги заснете, что едва ли возможно даже во время неинтересного разговора. Читающий вслух имеет такой тон, как будто произносит заученное наизусть.

Для упражнения в произнесении более целесообразные будет следующий способ: прочтите в газете какую-нибудь статью (или речь) и напишите на записке ее конспект. Затем проверьте, все ли существенные мысли прочитанной речи или статьи переданы в конспекте. После этого с запиской в руке произнесите речь в своей комнате. Произносите стоя, с выражением и с соответствующими жестами, воображая, что вы произносите речь перед публикой.

Вскоре можно сделать дальнейшие шаги и попросить какого-нибудь приятеля выслушать речь, проверяя ее по газете. Но это должен быть сведущий помощник, который понимает разницу между книжно-газетным языком и устной речью и который знает, что задача заключается в том, чтобы передать прочитанное своими словами.

Вы сделаете еще один шаг вперед, если внесете в речь некоторые изменения, например, дополните ее примерами из собственного опыта, замените отдельные части своими собственными рассуждениями и т. д. Таким образом, речь постепенно будет передавать все в большей и большей степени ваши собственные мысли, образы и сравнения.

Если несколько знакомых объединятся, то может образоваться кружок для усовершенствования в ораторском искусстве. Каждый из членов кружка (по очереди) будет произносить пробные речи, а остальные участники должны откровенно указывать оратору на недостатки его речи, как со стороны содержания, так и со стороны произнесения. Подобные занятия могут принести большую пользу в деле подготовки к публичным выступлениям.

ДЕБАТЫ.

После речи слушатели, обыкновенно, задают оратору вопросы, с целью выяснить какие-нибудь подробности, о которых оратор не упомянул в своей речи, а затем начинаются дебаты (прения ). Дебаты заканчиваются заключительным словом оратора-докладчика.

При дебатах приходится говорить без подготовки. Это пугает нередко не только начинающих ораторов, но даже и таких, которым, казалось бы, нечего бояться. По словам Р. Герлинга, один ректор, по фамилии Альварт, чтобы уклониться от дебатов, прибегал к следующей уловке: он делил свою речь на две части, делал после первой части перерыв на 30—40 минут, а затем говорил почти до 12 часов ночи. Противники, из-за позднего времени, отказывались от слова; зал после окончания речи становился почти пустым, и оставалась только «верная свита» Альварта, которую не надо было убеждать.

Тот же Р. Герлинг рассказывает, что один врач, пользовавшийся известностью, хотя и не вполне заслуженной, избавлялся от опасных для него дебатов тем, что в надлежащий момент ему (конечно, по заранее состоявшемуся соглашению) подавали телеграмму, которой его, будто бы, приглашали к постели больного.

Подобные выходки недопустимы для уважающего себя оратора. В конце концов, ведь, дело не в том, чтобы оказаться правым, а в том, чтобы истина восторжествовала. Если оратор основательно продумал свою тему и логически развил свои заключения, то он может спокойно идти навстречу дебатам.

Дебаты имеют весьма важное значение для всестороннего освещения вопроса, если только они направлены в надлежащее русло. Но не всегда бывает так. Нередко случается, что кто-нибудь из принимающих участие в дебатах выхватывает из речи то или иное место, имеющее лишь косвенное отношение к теме, и говорит только о нем; другие ораторы, побуждаемые последними услышанными ими мыслями, говорят еще раз об этом же и распространяются все дальше и дальше так, что прения попадают совсем в другую колею. Наблюдать за тем, чтобы прения не уклонялись от темы — обязанность председателя собрания, но и каждый из ораторов должен следить за этим и говорить" только о том, что относится непосредственно к теме.

Некоторые имеют дурную привычку выявлять во время прений личную вражду. В таких случаях не надо возражать на личные нападки, а следует с достоинством отклонить их. Достаточно указать, что, если противник задевает личность, то это свидетельствует, лишь о том, что он ничего не может возразить по существу дела.

То, что сказал уже другой, можно повторить лишь в том случае, если его не поняли.

Очень часто для подкрепления своих доводов ссылаются на авторитеты. Против этого ничего нельзя возразить; но все же не следует злоупотреблять такими ссылками, так как они приучают слушателей к несамостоятельному мышлению.

По отношению к противникам следует соблюдать справедливость и беспристрастие. Не старайтесь воспользоваться неудачным выражением противника, чтобы представить его возражения в искаженном виде. Наоборот, если вы имеете дело с честным противников, то помогите ему формулировать его возражения и затем вместе с ним разберите их перед собранием. Только там, где вы встречаете тщеславное высокомерие с проявлением самодовольного превосходства или явную недобросовестность, имеют место даже слова насмешки и возмущения.

Лица, ни перед чем не останавливающиеся, лишь бы отстоять твои мнения, очень часто прибегают к разного рода уловкам. Описание этих уловок и способов их отражения читатели найдут в книге „Искусство спорить и острить".

Если вы хотите успешно отразить в заключительном слове нападки противников и тем самым с честью закончить свое выступление, то вы должны позаботиться об этом еще при самой подготовке к речи. Тщательно продумав речь, поставьте себя мысленно на место противника и возражайте сами себе. Затем подумайте о том, что можно было бы ответить на эти возражения. Благодаря таким «самодебатам», вы достигнете полной ясности темы, укрепите свои воззрения и проверите слабые доводы. Вас трудно будет застать врасплох какими-нибудь возгласами, вопросами или возражениями, потому что вы сами себе делали их.

[1] Эти упражнения, а также помещенные ниже упражнения для развития языка и губ заимствованы из книги D. Schrutz “Die Kunst des Sprechens und Vortrags”.

[2] Диафрагма — грудобрюшная преграда.

[3] Модуляция— переход из одного тона в другой.

[4] Пиано – тихо, фортиссимо – очень громко.

[5] Мина – выражение лица.

[6] Жесты – телодвижения, которыми сопровождается речь.

[7] Эмоция —чувство, возбуждение, волнение.

[8] Аффект — страстный порыв, нарушение душевного спокойствия под влиянием сильных неожиданных впечатлений (отчаяние, раздражение, восторг и пр.).

[9] Здесь имеется в виду господствовавший раньше метод обучения, который за последнее время отходит в область преданий.

[10] Слово произнесение не следует смешивать со словом произношение. Под произношением разумеется воспроизведение отдельных слов, а под произнесением — воспроизведение всей речи в целом.

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 166; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 23

Мы поможем в написании ваших работ!