Снег идет, оставляя весь мир в меньшинстве.
Nbsp; Валентин Берестов Валентин Берестов родился 1 апреля 1928 года в г. Мещовске, Калужской области. Читать будущий поэт научился в четыре года. В 1942 году, во время Второй мировой войны, семья Берестовых оказалась в эвакуации в Ташкенте. Там ему посчастливилось познакомиться с Надеждой Яковлевной Мандельштам, которая познакомила его с Анной Ахматовой. Затем состоялась встреча с Корнеем Чуковским, сыгравшим большую роль в судьбе Валентина Берестова. В 1944 году Валентин Берестов с рекомендательными письмами от А.Ахматовой приезжает в Москву. Оканчивает десятилетку в Интернате для одаренных детей в Горках Ленинских (Московская область). А в выходные навещает семью в Калуге. Валентин Берестов окончил исторический факультет МГУ, затем аспирантуру Института этнографии. В 1946 году, ещё в студенческие годы, Берестов впервые поехал на археологические раскопки (Новгород, Хорезм). Первые его публикации взрослых стихов в журнале «Юность» как раз и были посвящены этой экзотической профессии и стали излюбленной темой для пародистов. Автор замечательных стихов для детей и взрослых. Какие-нибудь из них вы знаете? (Кошкин щенок, Урок листопада, Конь, Песня лягушек) Буду я еще о зайцах думать! – кричит кот. – А обо мне кто подумает? Валентин Берестов? – А кто такой Валентин Берестов? – Не знаю кто. Только так пароход назывался, на котором мой дедушка плавал. – Наверное, он был хороший человек, если на нем твой дедушка плавал, – говорит мальчик. – И он не стал бы березы пилить. Эдуард Успенский. «Дядя Фёдор, пёс и кот» ой отец не любил, когда его называли детским поэтом. «Детский, женский, стариковский, зачем?.. – просто поэт и – всё! А если мои стихи нравятся детям – это же замечательно!» Марина Берестова, дочь поэта А все же хорошо тому поэту, Кого везут по детскому билету. Валентин Берестов
|
|
|
Перед рождеством
"И зачем ты, мой глупый малыш,
Нос прижимая к стеклу,
Сидишь в темноте и глядишь
В пустую морозную мглу?
Пойдем-ка со мною туда,
Где в комнате блещет звезда,
Где свечками яркими,
Шарами, подарками
Украшена елка в углу!" -
"Нет, скоро на небе зажжется звезда.
Она приведет этой ночью сюда,
как только родится Христос
(Да-да, прямо в эти места!
Да-да, прямо в этот мороз!),
Восточных царей, премудрых волхвов,
Чтоб славить младенца Христа.
И я уже видел в окно пастухов!
Я знаю, где хлев! Я знаю, где вол!
А ослик по улице нашей прошел!"
В чем актуальность стихотворения?
Осип Мандельштам
Сусальным золотом горят...
Сусальным золотом горят
В лесах рождественские елки,
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.
|
|
|
О, вещая моя печаль,
О, тихая моя свобода
И неживого небосвода
Всегда смеющийся хрусталь!
1908
Редактор высокохудожественного журнала, сын знаменитого художника, сам известный поэт и критик, прославившийся еще и тем, что купился на мистификацию Максимилиана Волошина и Елизаветы Дмитриевой, придумавших и воссоздавших образ таинственной Черубины де Габриак, Сергей Маковский сочинил целую новеллу о том, как Мандельштама будто бы буквально за ручку привела в поэзию его мать:
«Как-то утром некая особа требует редактора, – пишет он. – Ее сопровождал невзрачный юноша лет семнадцати… конфузился и льнул к ней… как маленький, чуть не держался “за ручку”. Голова у юноши крупная, откинутая назад, на очень тонкой шее… В остром лице… в подпрыгивающей походке что-то птичье… “Мой сын… Надо же знать… как быть с ним. У нас торговое дело… А он все стихи да стихи!.. Если талант – пусть… Но если одни выдумки и глупость – ни я, ни отец не позволим…” Она вынула из сумочки несколько исписанных листков… Стихи, – пишет Маковский, – ничем не пленили меня, и я уж готов был отделаться от мамаши и сынка… когда, взглянув… на юношу, прочел в его взоре такую напряженную, упорно-страдальческую мольбу, что сразу как-то сдался и перешел на его сторону: за поэзию, против торговли кожей. “Да, сударыня, ваш сын – талант…” Юноша вспыхнул, просиял, вскочил с места… потом вдруг засмеялся громким, задыхающимся смехом и опять сел. Мамаша… быстро нашлась: “Отлично… Значит – печатайте!”» И чуть ли не первой публикацией Мандельштама станет опубликованное в « Аполлоне » ныне знаменитое стихотворение: «Дано мне тело – что мне делать с ним, // Таким единым и таким моим? // За радость тихую дышать и жить // Кого, скажите, мне благодарить…». Познакомившись с ранними стихами М-ма, «Божье имя, как большая птица, / Вылетело из моей груди —/ Впереди густой туман клубится/ И пустая клетка позади» Георгий Иванов откровенно признался: «Я прочел это и еще несколько таких же «качающихся» туманных стихотворений, подписанных незнакомым именем, и почувствовал толчок в сердце … — Почему это не я написал!» Среди самых ранних его произведений были и рождественские стихи «Сусальным золотом горят…».
|
|
|
2. На башне Вячеслава Иванова : «Я уже печатался в “Аполлоне”, и с успехом, когда мне впервые пришлось побывать на Башне у Вячеслава Иванова по его личному приглашению. Он очень хвалил мои стихи: “Прекрасно, прекрасно. Изумительная у вас оркестровка ямбов, читайте еще, мне хочется послушать ваши анапесты и амфибрахии”. А я смотрю на него, выпучив глаза и не знаю, что за звери такие анапесты и амфибрахии. Ведь я писал по слуху и не задумывался над тем, ямбы это или что другое. Когда я сказал об этом Вячеславу Иванову, он мне не поверил. И убедить его мне так и не удалось. Решил, что я «вундеркиндствую», и охладел ко мне. Впрочем вскоре на меня насел Гумилев. Просветил меня,, посвятил во все тайны».
|
|
|
3. Две пощечины и самоубийственные стихи «Мы живем под собою не чуя страны…». Ссора с Блюмкиным зимой 1919 года. Мандельштам увидал того в каком-то кафе: тот, пьяный, подписывал расстрельные списки , расставляя галочки напротив случайных фамилий. М-м вышел из себя, выхватил из его рук листки и отвесил пощечину. Разгорелся грандиозный скандал, и если бы за Мандельштама не вступился Дзержинский, конец этой истории мог бы быть чрезвычайно печальным. В 1934 г. одарил пощечиной «красного графа» Алексея Толстого (на бытовой почве, но широкий резонанс, за Толстого вступился Горький)...
Иосиф Бродский
Поэт родился в 1940 г. в Ленинграде. Нежно любил свой город. Обронил взволнованные строки: «Ни страны, ни погоста/ Не хочу выбирать./ На Васильевский остров/ Я приду умирать». Но судьба распорядилась так, что умереть ему пришлось в Нью-Йорке, а похоронить себя он завещал на одном из островов Венеции, которая так напоминала ему родной город (Северную Венецию). В Венеции М-м в последние годы своей жизни почти регулярно праздновал Рождество. Был осужден за тунеядство (поэтическое творчество советский суд не признал созидательным трудом). После северной (в отличие от южной, пушкинской) ссылки вынужден был эмигрировать. Стал лауреатом Нобелевской премии. К Рождеству питал особую слабость. Практически ежегодно под конец жизни писал рождественские стихи. Вызов Пастернаку – одноименное стихотворение и на ту же тему.
Рождественская звезда
В холодную пору в местности, привычной скорей к жаре, местность (абстракция)
чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе, уточнения
младенец родился в пещере, чтоб мир спасти; пещера мир
мело, как только в пустыне может зимой мести. пустыня
Ему все казалось огромным; грудь матери, желтый пар грудь матери пар
из воловьих ноздрей, волхвы Балтазар, Каспар, ноздри вола волхвы
Мельхиор; их подарки, втащенные сюда. дары
Он был всего лишь точкой. И точка была звезда. звезда
Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака, облака
на лежащего в яслях ребенка издалека, ясли ребенок
из глубины Вселенной, с другого ее конца, Вселенная
звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца. Звезда пещера Бог-Отец
24 декабря 1987
Иосиф Бродский написал двадцать три стихотворения, посвященных Рождеству и Новому году. Их обычно объединяют в один Рождественский цикл, но по времени он все-таки разделен на два периода.
Первый - ранний, советский (1961-1973 гг), в котором значительно меньше стихотворений, всего семь; второй – поздний, американский (1987-1995 гг), включающий основной корпус стихов этого уникального цикла, аналогов которому в русской поэзии не существует.
В первом много личных переживаний и эмоций Иосифа Бродского, его включенности в жизнь,
в которой много горечи, одиночества и пустоты.
Во втором - от стихотворений веет холодной вечностью, в них почти нет личных эмоций, есть некая отстраненность, словно поэт смотрит на жизнь как молчаливый и посторонний наблюдатель.
В первом больше - о том, что происходит рядом с Рождеством и по его поводу, во втором - о самом Рождестве, о чуде появления Богочеловека. В ранних стихах – тоска, грусть, тягостная атмосфера, наполненная ожиданием худшего. В поздних - повседневность уходит в тень, затухая и исчезая в событии, свершившемся в далеком Вифлееме. Далеком – во времени и пространстве. Тема вечности в масштабах всей Вселенной (вспомним пушкинский «Анчар»: « Анчар, как грозный часовой,/ Стоял один во всей Вселенной») становится определяющей.
Говорят, что цикл появился в результате обсуждения с Анной Андреевной Ахматовой, как переложить библейскую историю в стихи, но так, чтобы они были не хуже пастернаковского цикла, а с другой - стала бы понятной простому человеку сама Священная история.
Но в одном из интервью Иосиф Бродский рассказывает, что цикл вырос из простой картинки "Поклонение волхвов", которую он вырезал из журнала и повесил на стенку. Он часто и подолгу смотрел на нее и однажды ему захотелось написать стихи на эту тему:
Рождество
Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
Звезда светила ярко с небосвода.
Холодный ветер снег в сугроб сгребал.
Шуршал песок. Костер трещал у входа.
Дым шел свечой. Огонь вился крючком.
И тени становились то короче,
то вдруг длинней. Никто не знал кругом,
что жизни счет начнется с этой ночи.
Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
Крутые своды ясли окружали.
Кружился снег. Клубился белый пар.
Лежал младенец, и дары лежали.
1963
Рождество 1963 года Спаситель родился в лютую стужу. В пустыне пылали пастушьи костры. Буран бушевал и выматывал душу из бедных царей, доставлявших дары. Верблюды вздымали лохматые ноги. Выл ветер. Звезда, пламенея в ночи, смотрела, как трех караванов дороги сходились в пещеру Христа, как лучи.
1 января 1965 года
Волхвы забудут адрес твой.
Не будет звезд над головой.
И только ветра сиплый вой
расслышишь ты, как встарь.
Ты сбросишь тень с усталых плеч,
задув свечу, пред тем как лечь.
Поскольку больше дней, чем свеч
сулит нам календарь.
Что это? Грусть? Возможно, грусть.
Напев, знакомый наизусть.
Он повторяется. И пусть.
Пусть повторится впредь.
Пусть он звучит и в смертный час,
как благодарность уст и глаз
тому, что заставляет нас
порою вдаль смотреть.
И молча глядя в потолок,
поскольку явно пуст чулок,
поймешь, что скупость - лишь залог
того, что слишком стар.
Что поздно верить чудесам.
И, взгляд подняв свой к небесам,
ты вдруг почувствуешь, что сам
- чистосердечный дар.
январь 1965
Рождественский романс Евгению Рейну, с любовью Плывет в тоске необъяснимойсреди кирпичного надсаданочной кораблик негасимыйиз Александровского сада,ночной фонарик нелюдимый,на розу желтую похожий,над головой своих любимых,у ног прохожих. Плывет в тоске необъяснимойпчелиный хор сомнамбул, пьяниц.В ночной столице фотоснимокпечально сделал иностранец,и выезжает на Ордынкутакси с больными седоками,и мертвецы стоят в обнимкус особняками. Плывет в тоске необъяснимойпевец печальный по столице,стоит у лавки керосиннойпечальный дворник круглолицый,спешит по улице невзрачнойлюбовник старый и красивый.Полночный поезд новобрачныйплывет в тоске необъяснимой. Плывет во мгле замоскворецкой,пловец в несчастие случайный,блуждает выговор еврейскийна желтой лестнице печальной,и от любви до невесельяпод Новый Год, под воскресенье,плывет красотка записная,своей тоски не объясняя. Плывет в глазах холодный вечер,дрожат снежинки на вагоне,морозный ветер, бледный ветеробтянет красные ладони,и льется мед огней вечерних,и пахнет сладкою халвою;ночной пирог несет сочельникнад головою. Твой Новый Год по темно-синейволне средь моря городскогоплывет в тоске необъяснимой,как будто жизнь начнется снова,как будто будет свет и слава,удачный день и вдоволь хлеба,как будто жизнь качнется вправо,качнувшись влево. 28 декабря 1961 
Лагуна
I Три старухи с вязаньем в глубоких креслах толкуют в холле о муках крестных; пансион "Аккадемиа" вместе со всей Вселенной плывет к Рождеству под рокот телевизора; сунув гроссбух под локоть, клерк поворачивает колесо. II И восходит в свой номер на борт по трапу постоялец, несущий в кармане граппу, совершенный никто , человек в плаще, потерявший память, отчизну, сына; по горбу его плачет в лесах осина, если кто-то плачет о нем вообще. III Венецийских церквей, как сервизов чайных, слышен звон в коробке из-под случайных жизней. Бронзовый осьминог люстры в трельяже, заросшем ряской, лижет набрякший слезами, лаской, грязными снами сырой станок. IV Адриатика ночью восточным ветром канал наполняет, как ванну, с верхом, лодки качает, как люльки; фиш , а не вол в изголовьи встает ночами, и звезда морская в окне лучами штору шевéлит, покуда спишь. V Так и будем жить, заливая мертвой водой стеклянной графина мокрый пламень граппы, кромсая леща, а не птицу-гуся , чтобы нас насытил предок хордовый Твой, Спаситель , (ИХТИС – Ихтиандр – аббревиатура фразы: Иисус зимней ночью в сырой стране. Христос, Божий Сын, Спаситель) VI Рождество без снега, шаров и ели, у моря , стесненного картой в теле; створку моллюска пустив ко дну, пряча лицо, но спиной пленяя, Время выходит из волн , меняя стрелку на башне -- ее одну. VII Тонущий город, где твердый разум внезапно становится мокрым глазом, где сфинксов северных южный брат, знающий грамоте лев крылатый , книгу захлопнув, не крикнет "ратуй!", в плеске зеркал захлебнуться рад. VIII Гондолу бьет о гнилые сваи. Звук отрицает себя, слова и слух; а также державу ту, где руки тянутся хвойным лесом перед мелким, но хищным бесом и слюну леденит во рту. IX Скрестим же с левой, вобравшей когти, правую лапу, согнувши в локте; жест получим, похожий на молот в серпе, -- и, как чорт Солохе, храбро покажем его эпохе, принявшей образ дурного сна. X Тело в плаще обживает сферы, где у Софии, Надежды, Веры и Любви нет грядущего, но всегда есть настоящее, сколь бы горек не был вкус поцелуев эбре' и гоек, и города, где стопа следа XI не оставляет -- как челн на глади водной , любое пространство сзади, взятое в цифрах, сводя к нулю -- не оставляет следов глубоких на площадях , как "прощай" широких, в улицах узких, как звук "люблю". XII Шпили, колонны, резьба, лепнина арок, мостов и дворцов; взгляни на- верх: увидишь улыбку льва на охваченной ветром, как платьем, башне, несокрушимой, как злак вне пашни, с поясом времени вместо рва. XIII Ночь на Сан-Марко. Прохожий с мятым лицом, сравнимым во тьме со снятым с безымянного пальца кольцом, грызя ноготь, смотрит, объят покоем, в то "никуда", задержаться в коем мысли можно, зрачку -- нельзя . XIV Там, за нигде, за его пределом -- черным, бесцветным, возможно, белым -- есть какая-то вещь, предмет. Может быть, тело. В эпоху тренья скорость света есть скорость зренья; даже тогда, когда света нет. 1973 На вопрос Соломона Волкова:
- Встречать Рождество в Венеции - это ваш ритуал?
Бродский отвечает:
- Никаких ритуалов у меня вообще нет. Просто всякий раз, когда бывал в Венеции, я ездил туда на Рождество. Каникулы потому что. На протяжении последних девяти лет, думаю, не пропустил случая, за исключением двух раз. Оба раза я оказался в больнице. Это не ритуал, конечно же. Просто я считаю, что так и должно быть. Это мой пункт, если угодно. Новый год. Перемена года, перемена времени; время выходит из воды[1]. Об этом неохота говорить, потому что это уж чистая метафизика. Эти заскоки - насчет времени и воды - начались у меня еще с Крыма. (206-207).
Чуть ранее по этому поводу сказано еще более концептуально: «самое потрясающее в Венеции - это именно водичка. Ведь вода, если угодно, это сгущенная форма времени. Ежели мы будем следовать Книге с большой буквы, то вспомним, что там сказано: "и Дух Божий носился над водою". Если Он носился над водою, то значит, отражался в ней. Он конечно же есть Время, да? Или Гений времени, или Дух его. И поскольку Он отражается в воде, рано или поздно Н20 им и становится. Доотражалось то есть. Вспомните все эти морщины на воде, складки, волны, их повторяемость... Особенно когда вода - серенького цвета, то есть того именно цвета, какого и должно быть, наверное, время. Если можно себе представить время, то скорее всего оно выглядит как вода» (205-206). Не лишним будет отметить, как в раннем холостом сонете «Великий Гектор стрелами убит...», где воссоздается экзистенциальная картина царства мертвых, где время остановилось, простившийся с жизнью Аякс Теламонид ,вступает в воды реки мертвых Стикса: «бредет в ручье прозрачном по колено,/ а жизнь бежит из глаз его раскрытых/ за Гектором, а теплая вода/ уже по грудь, но мрак переполняет/ бездонный взгляд сквозь волны и кустарник,/ потом вода опять ему по пояс,/ тяжелый меч, подхваченный потоком,/ плывет вперед/ и увлекает за собой Аякса» (1, 132).
* * *Снег идет, оставляя весь мир в меньшинстве.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 229; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!