Проблема сознания, социальной структуры и насилия 1 страница
ПРЕДИСЛОВИЕ
Хрестоматия адресована студентам, изучающим философию по программам бакалавриата, а также – всем интересующимся философскими проблемами. Расположение материала в хрестоматии соответствует первому и второму разделам учебной программы для студентов филиала Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова в городе Северодвинске и включает в себя следующие темы:
· Предмет и назначение философии;
· Античная философия;
· Философия Нового времени;
· Немецкая классическая философия;
· Неклассическая философия;
· Русская философия.
Выбор текстов осуществлялся в соответствии с логикой данного построения. В состав хрестоматии вошли в основном выдержки из наиболее значимых произведений философского наследия, но есть и небольшие целостные работы. Составители ставили перед собой ряд задач: во-первых, познакомить студентов со спецификой философского текста; во-вторых, дать представление о ведущих философах определенной исторической эпохи и направлениях; в-третьих, продемонстрировать различные стили философствования; в-четвертых, сориентировать в многообразии материала, необходимого для изучения курса философии; в-пятых, углубить понимание базовых философских проблем в области онтологии, гносеологии, социальной философии, этики, аксиологии, философии истории и др.; в шестых – способствовать формированию культуры мышления.
|
|
|
При работе с хрестоматией студентам следует учитывать, что философские тексты имеют существенные отличия от художественных и даже от научных текстов, хотя философы могут прибегать к художественным приемам и строгому научному языку, но именно это может вызвать определенные затруднения. Прежде чем начинать чтение того или иного текста необходимо познакомится с общей концепцией автора, повторив лекционный материал или соответствующий раздел из учебника. Далее необходимо попытаться структурировать текст, выделив в нём основные смысловые акценты и проблемы. Возможно, что в ходе прочтения текста придется возвращаться к тому или иному фрагменту неоднократно. Философские произведения, нередко содержат сложную терминологию, поэтому необходимо использовать словари. Некоторые философские понятия имеют множество значений, поэтому нужно учитывать контекст, авторскую концепцию, особенности исторической эпохи. Рекомендуется сделать конспект, выписав основные теоретические положения, определения и выводы.
Представленные в настоящей хрестоматии тексты – это лишь минимальный комплекс, для глубокого изучения материала необходимо познакомиться с целыми произведениями, указанными в списках дополнительной литературы к темам практических занятий. Составители этой хрестоматии надеются, что ее изучение станет хорошей стартовой площадкой для погружения в глубины философского наследия человечества.
|
|
|
Концепция хрестоматии разработана кандидатами философских наук Е.И. Жиляевой, Н.В. Честнейшиным и Д.А. Честнейшиной; ими же осуществлены составление и общая редакция издания.
ПРЕДМЕТ И НАЗНАЧЕНИЕ ФИЛОСОФИИ
Философская рефлексия направлена не только на осмысление мировоззренческих проблем. Одним из важнейших предметов ее применения является сама философия, некоторые исследователи даже полагают необходимость введения особой дисциплины – метафилософии (философии философии), призванной изучать специфику и сущность самой философии. Поэтому поиск ответов на вопросы: «Что изучает философия?»; «Каково ее назначение и функции?»; «Чем отличается философское знание от других форм умственной деятельности?» – является одной из сложнейших проблем философии. В данном разделе хрестоматии приведены некоторые работы, которые помогут разобраться в этих трудных и неоднозначных вопросах.
Аристотель (384 – 322 гг. до н.э.)
|
|
|
Метафизика[1]
… нужно рассмотреть, какими именно причинами и какими началами должна заниматься наука, которая носит название мудрости. Если учесть те мнения, которые у нас есть о мудром человеке, то отсюда вопрос, может быть, выяснился бы больше.
Мы предполагаем, прежде всего, что мудрый знает все, насколько это возможно, не имея знания в отдельности о каждом предмете. Далее, мы считаем мудрым того, кто в состоянии узнать вещи трудные и не легко постижимые для человека (ведь чувственное восприятие общо всем, а потому это – вещь легкая, и мудрости <в нем> нет никакой). Кроме того, более мудрым во всякой науке является человек, более точный и более способный научать, а из наук в большей мере считается мудростью та, которая избирается ради нее самой и в целях познания, а не та, которая привлекает из-за ее последствий, и та, которая играет более руководящую роль – в большей мере, чем та, которая занимает служебное положение; ибо мудрому не надлежит получать распоряжения, но давать их, и не он должен повиноваться другому, а ему – тот, кто менее мудр. Такие мнения и столько их имеем мы о мудрости и мудрых людях.
Из перечисленных свойств знание обо всем должно быть у того, кто в наибольшей мере владеет знанием в общей форме: такому человеку некоторым образом известна вся совокупность вещей, которая входит в круг этого знаниях Можно сказать, что и наиболее трудны для человеческого познания такие начала – начала наиболее общие: они дальше всего от чувственных восприятий. А наиболее точными являются те из наук, которые больше всего имеют дело с первыми началами: те, которые исходят из меньшего числа <элементов>, более точны, нежели те, которые получаются в результате прибавления <новых свойств>, например, арифметика точнее геометрии.
|
|
|
Но и обучать более пригодна та наука, которая рассматривает причины; ибо научают те люди, которые указывают причины для каждой вещи. А знание и понимание, происходящие ради них самих, более всего свойственны науке о предмете, познаваемом в наибольшей мере: тот, кто отдает предпочтение знанию ради знания, больше всего отдаст предпочтения науке наиболее совершенной, а это – наука о наиболее познаваемом предмете. Обладают же такой познаваемостью первые элементы и причины, ибо с помощью их и на их основе познается все остальное, а не они через то, что лежит под ними. И наиболее руководящей из всех наук, и в большей мере руководящая, чем <всякая> наука служебная, является та, которая познает, ради чего надлежит делать каждую вещь; а такою конечною целью в каждом случае является благо и вообще наилучшее во всей природе.
Все указанные признаки требуют отнести обсуждаемое название <мудрости> к одной и той же науке: это должна быть наука, исследующая первые начала и причины: ведь и благо, и "то, ради чего" – суть один из видов причин. А что это наука не действенная, ясно и по людям, которые первыми занялись философией.
Ибо вследствие удивления люди и теперь и впервые начали философствовать, причем вначале они испытали изумление по поводу тех затруднительных вещей, которые были непосредственно перед ними, а затем понемногу продвинулись на этом пути дальше и осознали трудности в более крупных вопросах, например, относительно изменений луны и тех, которые касаются солнца и звезд, а также – относительно возникновения мира. Но тот, кто испытывает недоумение и изумление, считает себя незнающим (поэтому и человек, который любит мифы, является до некоторой степени философом, ибо миф слагается из вещей, вызывающих удивление).
Если таким образом начали философствовать, убегая от незнания, то, очевидно, к знанию стали стремиться ради постижения <вещей>, а не ради какого-нибудь пользования <ими>. То, что произошло на деле, подтверждает это: когда оказалось налицо почти все необходимое и также то, что служит для облегчения жизни и препровождения времени, тогда <только> стало предметом поисков такого рода разумное мышление.
Ясно поэтому, что мы не ищем его ни для какой другой нужды. Но как свободный человек, говорим мы, это тот, который существует ради себя, а не ради другого, так ищем мы и эту науку, так как она одна только свободна изо <всех> наук: она одна существует ради самой себя. Поэтому и достижение ее по справедливости можно считать не человеческим делом; ибо во многих отношениях являет природа людей рабские черты, так что, по словам Симонида, "Бог один иметь лишь мог бы этот дар", человеку же подобает искать соразмерного ему знания. Так вот, если слова поэтов чего-нибудь стоят, и божеской природе свойственна зависть, естественнее всего ей проявляться в этом случае, и несчастны должны бы быть все те, кто хочет слишком многого. Но не может этого быть, чтобы божественное существо было проникнуто завистью, – напротив, и по пословице "лгут много поэты", – и не следует <какую-либо> другую науку считать более ценною, чем эту.
В самом деле, наука наиболее божественная является и наиболее ценною. А божественною может считаться только одна эта – с двух точек зрения.
Действительно, божественною является та из наук, которою скорее всего мог бы владеть Бог, и точно так же – если есть какая-нибудь наука о божественных предметах. А только к одной нашей науке подходит и то и другое. Бог, по всеобщему мнению, находится в числе причин и есть одно из начал, и такая наука могла бы быть или только у одного Бога, или у Бога в наибольшей мере. Таким образом, все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше – нет ни одной.
Аристотель. Метафизика // Аристотель. Сочинения в 4 т. Т. 1.
М.: «Мысль», 1976. Стр. 67-70.
Вопросы
1. Как вы думаете, почему Аристотель полагал, что «мудрый знает все, насколько это возможно, не имея знания в отдельности о каждом предмете»?
2. Какой подход к определению предмета философии представлен у Аристотеля?
3. Что является главным побуждением к философствованию по Аристотелю?
Фридрих Энгельс (1820 – 1895)
Людвиг Фейербах и конец немецкой
классической философии
Великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии есть вопрос об отношении мышления к бытию. Уже с того весьма отдаленного времени, когда люди, еще не имея никакого понятия о строении своего тела и не умея объяснить сновидений, пришли к тому представлению, что их мышление и ощущения есть деятельность не их тела, а какой-то особой души, обитающей в этом теле и покидающей его при смерти, – уже с этого времени они должны были задумываться об отношении этой души к внешнему миру.
Если она в момент смерти отделяется от тела и продолжает жить, то нет никакого повода придумывать для нее еще какую-то особую смерть. Так возникло представление о се бессмертии, которое на той ступени развития казалось отнюдь не утешением, а неотвратимой судьбой и довольно часто, например у греков, считалось подлинным несчастьем. Не религиозная потребность в утешении приводила всюду к скучному вымыслу о личном бессмертии, а то простое обстоятельство, что, раз признав существование души, люди в силу всеобщей ограниченности никак не могли объяснить себе, куда же девается она после смерти тела. Совершенно подобным же образом вследствие олицетворения сил природы возникли первые боги, которые в ходе дальнейшего развития религии принимали все более и более облик внемировых сил, пока в результате процесса абстрагирования – я чуть было не сказал: процесса дистилляции, – совершенно естественного в ходе умственного развития, в головах людей не возникло, наконец, из многих более или менее ограниченных и ограничивающих друг друга богов представление о едином, исключительном боге монотеистических религий. Высший вопрос всей философии, вопрос об отношении мышления к бытию, духа к природе, имеет свои корни, стало быть, не в меньшей степени, чем всякая религия, в ограниченных и невежественных представлениях людей периода дикости. Но он мог быть поставлен со всей резкостью, мог приобрести все свое значение лишь после того, как население Европы пробудилось от долгой зимней спячки христианского средневековья. Вопрос об отношении мышления к бытию, о том, что является первичным: дух или природа, – этот вопрос, игравший, впрочем, большую роль и в средневековой схоластике, вопреки церкви принял более острую форму: создан ли мир богом или он существует от века?
Философы разделились на два больших лагеря сообразно тому, как отвечали они на этот вопрос. Те, которые утверждали, что дух существовал прежде природы, и которые, следовательно, в конечном счете, так или иначе признавали сотворение мира, – а у философов, например у Гегеля, сотворение мира принимает нередко еще более запутанный и нелепый вид, чем в христианстве, – составили идеалистический лагерь. Те же, которые основным началом считали природу, примкнули к различным школам материализма.
Ничего другого первоначально и не означают выражения: идеализм и материализм, и только в этом смысле они здесь и употребляются. Ниже мы увидим, какая путаница возникает в тех случаях, когда им придают какое-либо другое значение.
Но вопрос об отношении мышления к бытию имеет еще и другую сторону: как относятся наши мысли об окружающем нас мире к самому этому миру? В состоянии ли наше мышление познавать действительный мир, можем ли мы в наших представлениях и понятиях о действительном мире составлять верное отражение действительности? На философском языке этот вопрос называется вопросом о тождестве мышления и бытия. Громадное большинство философов утвердительно решает этот вопрос. Так, например, у Гегеля утвердительный ответ на этот вопрос подразумевается сам собой: в действительном мире мы познаем именно его мыслительное содержание, именно то, благодаря чему мир оказывается постепенным осуществлением абсолютной идеи, которая от века существовала где-то независимо от мира и прежде него. Само собой понятно, что мышление может познать то содержание, которое уже заранее является содержанием мысли. Не менее понятно также, что доказываемое положение здесь молчаливо уже содержится в самой предпосылке. Но это никоим образом не мешает Гегелю делать из своего доказательства тождества мышления и бытия тот дальнейший вывод, что так как его мышление признает правильной его философию, то, значит, она есть единственно правильная философия и что, в силу тождества мышления и бытия, человечество должно немедленно перенести эту философию из теории в практику и переустроить весь мир сообразно гегелевским принципам. Эту иллюзию он разделяет почти со всеми другими философами.
Но рядом с этим существует ряд других философов, которые оспаривают возможность познания мира или, по крайней мере, исчерпывающего познания. К ним принадлежат среди новейших философов Юм и Кант, и они играли очень значительную роль в развитии философии. Решающее для опровержения этого взгляда сказано уже Гегелем, насколько это можно было сделать с идеалистической точки зрения. Добавочные материалистические соображения Фейербаха более остроумны, чем глубоки. Самое же решительное опровержение этих, как и всех прочих, философских вывертов заключается в практике, именно в эксперименте и в промышленности. Если мы можем доказать правильность нашего понимания данного явления природы тем, что сами его производим, вызываем его из его условий, заставляем его к тому же служить нашим целям, то кантовской неуловимой «вещи в себе» приходит конец.
Химические вещества, образующиеся в телах животных и растений, оставались такими «вещами в себе», пока органическая химия не стала приготовлять их одно за другим; тем самым «вещь в себе» превращалась в вещь для нас, как например, ализарин, красящее вещество марены, которое мы теперь получаем не из корней марены, выращиваемой в поле, а гораздо дешевле и проще из каменноугольного дегтя. Солнечная система Коперника в течение трехсот лет оставалась гипотезой, в высшей степени вероятной, но все-таки гипотезой. Когда же Леверье на основании данных этой системы не только доказал, что должна существовать еще одна, неизвестная до тех пор, планета, но и определил посредством вычисления место, занимаемое ею в небесном пространстве, и когда после этого Галле действительно нашел эту планету, система Коперника была доказана. И если неокантианцы в Германии стараются воскресить взгляды Канта, а агностики в Англии – взгляды Юма (никогда не вымиравшие там), несмотря на то, что и теория, и практика давно уже опровергли и те, и другие, то в научном отношении это является шагом назад, а на практике – лишь стыдливой манерой тайком протаскивать материализм, публично отрекаясь от него.
Однако в продолжение этого длинного периода, от Декарта до Гегеля и от Гоббса до Фейербаха, философов толкала вперед отнюдь не одна только сила чистого мышления, как они воображали. Напротив, в действительности их толкало вперед главным образом мощное, все более быстрое и бурное развитие естествознания и промышленности. У материалистов это прямо бросалось в глаза. Но и идеалистические системы все более и более наполнялись материалистическим содержанием и пытались пантеистически примирить противоположность духа и материи. В гегелевской системе дело дошло, наконец, до того, что она и по методу, и по содержанию представляет собой лишь идеалистически на голову поставленный материализм.
Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии //
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 21. М., 1961. С. 282-285
Вопросы
1. Как Ф. Энгельс сформулировал основной вопрос философии?
2. Какие основные проблемы философии и ведущие подходы к их решению выделял Ф. Энгельс?
Петр Лавров (1823 – 1900)
Три беседы о современном значении философии
Значение философии для общества было очень различно. Всего более о ней говорили в Германии и во Франции; но в этих двух странах она являлась представительницей двух совершенно различных направлений. Немцы считают себя, как немцев, прирожденными судьями философских предметов и, гордясь именами нескольких замечательных мыслителей, видят в своем отечестве единую исключительную родину философии. Она там вошла в поэзию, в беллетристику, в обыденную жизнь. Если кто в общественном разговоре или в речи употребит философский термин, это не покажется странным. Философские споры проникли в германское общество, в германскую жизнь. И споры эти касаются самых отвлеченных вопросов. Школы гегельянцев, шеллингистов, кантианцев, гербартианцев, материалистов и т.д. разделяются между собою по вопросам об отношении мысли к действительности, о том, существует ли Я, или это есть призрак, какое отношение между веществом и силой и т.д. Последний вопрос так занимал всех в Германии еще недавно, что в продолжение нескольких лет редко выходила серьезная книга или книжка журнала, без того чтобы автор где-нибудь в целой главе или в заметке не излагал своего отношения к этому вопросу.
Мы найдем совсем другое, если обратимся к Франции. Там слово философия есть знамя, с которым идут в битву общественные партии. Во время всего XVIII в. шла ожесточенная борьба во имя философии. Это слово ставили на алтарь в виде богини разума, из-за него изгоняли и казнили, но при всем том обращали очень мало внимания на его научное значение. Буржуазия не хотела более терпеть гнета светской и духовной аристократии. Последняя опиралась на определенное миросозерцание, на установленные предания. Против этих-то преданий шли бороться Вольтеры и Дидро. И читатели, и сами авторы часто плохо знали, верят ли они или не верят в бессмертие души, в материю и бестелесный дух, в бога. Можно указать в этом отношении много непоследовательностей и противоречий у одного и того же писателя. Но они были последовательны в одном – в своей практической борьбе с установленным порядком вещей. – Прошла французская революция. Старшая линия Бурбонов была унесена собственным непониманием своего положения, и буржуазия явилась властью. Новые общественные партии вышли на сцену, и во имя своих практических интересов каждая из них выставила свою философию. Философу буржуазии Кузену нужно было, чтобы воля была свободна и дух был бессмертен; чтобы гражданская свобода и собственность были освящены мыслью, и он все это доказал. Из всех древних и новых систем он собрал все, что нужно было для этой цели, и создал французский эклектизм. Но против буржуазии стояли другие партии со своими целями, и вот Вентура пишет свои проповеди о разуме философском и разуме католическом, о христианской власти; вот выступают социалисты. Во всех этих сочинениях практические вопросы, практические стремления на первом плане. За них бранят и прославляют писателей в различных кружках общества. До остального же почти никому нет и дела.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!