Да и времени уже ни на что не осталось.
Ольга Реймова
Встреча (сборник)
Издательский текст http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=4567823
«Встреча. Миниатюры. Рассказы. Стихи»: Современные полиграфические системы; М.; 2009
Аннотация
Книга «Встреча» – авторский сборник рассказов, воспоминаний и стихов о любви, о счастье, о дружбе, о нежной женской натуре. Книга проникнута добротой и непосредственностью. Рассказы натуральны и узнаваемы, каждый читатель может найти описание моментов и своей собственной жизни, читаются легко и на одном дыхании. Стихи, приведенные в книге, мелодичны, лиричны.
Ольга Реймова
Встреча. Миниатюры. Рассказы. Стихи
Здравствуйте, мои дорогие друзья!
В день своего семидесятилетия решила сделать подарок себе и вам. В этой книге собраны только некоторые мои рассказы и миниатюры. По образованию я математик‑программист, закончила физико‑математический факультет Башкирского государственного университета. Не изменяла своей профессии никогда. Завершила свою трудовую деятельность в шестьдесят лет. Все годы работала программистом в разных областях. Последние три года преподавала информатику в доме детского творчества.
Свои рассказы складывать начала давно, ещё учась в университете. Но никогда никому об этом не говорила. Боялась выглядеть смешной. Только мечтала. Вот сейчас, подводя итог своей длинной жизни, решилась показать вам свои творения. Но это только часть всего, что я вообще насочиняла. Мои рассказы пропитаны воспоминаниями, любовью к людям, с которыми меня сводила жизнь, родным и друзьям.
|
|
|
Публиковать свои произведения я начала с 2006 года в интерактиве журнала «Психология» в разделе «Моя история». А в интернете на мою фамилию вышли сообщения, что некоторые мои рассказы попали на другие сайты без моего ведома и иногда без указания фамилии автора. Стала бродить по этим сайтам и нашла случайно сайт «Проза. ру», где я и остановилась. И стала автором этого сайта.
К сожалению, не все мои друзья и родственники имеют компьютеры и могут почитать мои рассказы, а желание есть у всех. Решила сложить их в книгу и подарить своим близким. Кроме того, что пишу прозу, я иногда и стихи складываю. Ещё у меня есть увлечение делать клипы с авторским чтением любимых стихов, а также клипы на исполнение песен прошлых лет и настоящего времени. Если сможете заглянуть, то на сайте YuoTube у меня есть страница с адресом: http://www.youtube.com/profile?user=reolga#g/u
Комментарий и оценку можно выставить, если у вас есть регистрация на YuoTube.
И ещё на mail.ru: http://video.mail.ru/mail/reimova/, где все клипы разложены по темам. Здесь же можно оставить свои комментарии и оценку от 1 до 5, если у вас есть почтовый адрес на mail.ru
|
|
|
Отзывы можете присылать на мой электронный адрес: reimova@maii.ru.
Адрес моей страницы на Проза. ру: http://proza.ru/avtor/oiga39.
Желаю приятного чтения и просмотра.
Дорогой читатель!
Я ни на что не претендую. Я просто пишу истории из жизни. Эти истории не всегда касаются моей личной жизни. В основном это впечатления об увиденном, услышанном.
Моя восторженность и часто уныние – это настроение возраста, который порой наводит на печаль от неосуществлённого, непоправимого.
Да и времени уже ни на что не осталось.
Не грустите, у всех всё будет хорошо!
Светга
Моё детство – это война и послевоенные годы. Тяжелые годы. Но дети и тогда находили радости и были счастливы. Со мной в одном дворе жила замечательная девочка Света, с которой я очень любила играть, потому что она обязательно что‑нибудь придумывала увлекательное. Например, мы с ней сочиняли разные страшные истории, вроде детективов, и рассказывали друг другу. Старались придумать пострашнее, чтобы было, за что похвалить друг друга.
Расскажешь свою историю – Света обязательно скажет: «Как ты здорово сочинила, у тебя получилось даже лучше, чем у меня!» Это – самая высокая награда.
|
|
|
Вот было нам лет по шесть. Меня все всегда звали Олей, Оленькой или Олечкой, а тут вдруг Света кричит:
– Ольга!
И так лукаво смотрит на меня. Я подхожу к ней и говорю:
– Если я Ольга, то ты – Светга.
Дело в том, что мама нам всегда делала замечания, если мы друг друга называли полуименем: Машка, Танька и т. д. И я обращение «Ольга» восприняла как такое же «полуимя» и почти обиделась. Мы до сих пор веселимся, вспоминая эту историю про Ольгу и Светгу.
Света с восьми лет училась в музыкальной школе, даже писала музыку. Я вообще многое у нее перенимала и тоже захотела учиться музыке. Моя мама очень сопротивлялась, так как за обучение надо было платить, а жили мы в те годы трудно. Мы со Светой сами написали от моего имени заявление в музыкальную школу, приклеили фотографию, на которой мне было 6 лет. И я пошла сдавать вступительные экзамены.
Кстати, я тогда уже немного играла на пианино: научилась от папы, который играл все фронтовые песни. Благодаря песне «Каким ты был…» из кинофильма «Кубанские казаки», я и поступила: я играла и пела, и мне подпевала вся приемная комиссия.
А потом мы со Светой стали еще больше времени проводить вместе: подбирали песни по слуху, изображали целый оркестр, подкладывали под молоточки и под клавиши фортепиано газету, чтобы звук напоминал барабаны и литавры.
|
|
|
Света всегда улыбалась и улыбается так, как будто у нее в глазах лампочки, которые никогда не перегорают. Это, я думаю теперь, оттого, что она творческая личность, композитор, пишет музыку – и такую удивительную. У нее пьеса, даже для одного инструмента, звучит как оркестр.
В начале 60‑х годов ее признал сам Шостакович и дал ей композиторскую «путевку» в мир музыки, а исполнением знаменитой Башкирской сюиты, написанной неповторимой и удивительной Светгой, дирижировала Вероника Дударова.
Света и сейчас та же Светга – с чудесным чувством юмора, с горящими глазами, увлекающая и увлекающаяся. Даже телефонный разговор с ней невозможно закончить: она будто бы за воротник тебя держит, чтобы рассказать очередную удивительную и неповторимую историю. А когда я ей прочитала этот рассказик, она, как обычно, сказала мне:
– Я тоже собиралась написать кое‑какие воспоминания, но у тебя, пожалуй, получилось лучше.
1999 год
«Я знаю, ты на свете есть…»
Я знаю, ты на свете есть,
И жить становится теплее,
Я чувствую, ты рядом, здесь,
Твоя душа – моё спасенье.
А есть ли чудо?
Женщина – натура очень романтичная, хотя не каждая понимает это. Она всю свою жизнь живет в иллюзиях и ждет чуда. Ей хочется жить в сказке, которую любила в детстве. Ждёт чуда от любви, ждёт принца, единственного, необыкновенного, который, может быть, давно рядом с ней, но она не поняла этого, потому что любит мечтать, а о том, кто рядом, мечтать не надо. Он ведь вот тут… А она ждет сказочного, вдруг появившегося неизвестно откуда.
Но не все ждут чуда от любви. Кто‑то живет в ожидании чуда от своих детей, например, которые тоже, может быть, чудесны, но не сказочно, не вдруг, а обыденно чудесны, и мамы этого не понимают. Они хотят чудо‑ребенка, обязательно талантливого и необыкновенного, не как у других.
А есть женщины, которые ждут чуда от каких‑нибудь дальних родственников, которых и вовсе нет, и не может быть, ждут как манны небесной. И живут в тайных надеждах и мечтах, которые редко у кого сбываются. А то, что рядом, они просто не воспринимают, потому что жить в сказке интереснее, сказка – она разбавляет обыденность нашу хотя бы чуть‑чуть. Пусть в мечтах, но ты от нее, от обыденности серой, улетаешь в несуществующий волшебный мир.
А вот мужчины живут по‑другому. Они себе сказок не сочиняют и не ждут чуда. Живут мужчины реально, и чудо их посещает тогда, когда они сами этого хотят, и они не дают чуду улететь, а хватают его за хвост и тянут к себе.
И чудо – это их повседневная жизнь.
Дождусь…
Я счастья обязательно дождусь,
Оно придёт совсем случайно,
Когда в подушку от тоски уткнусь
И буду плакать я отчаянно.
Оно придёт, не постучится,
Нагрянет смело и легко,
Успеть бы мне переключиться
На тонус счастья своего.
Встреча
Пасмурное осеннее утро. Киевский вокзал. Поезд Москва‑София отходит в восемь часов.
Моросящий дождь сопровождал эту уже немолодую, женщину всю дорогу. На ней светлая курточка. Она без головного убора, в руках – бежевый зонтик с неяркими жёлтыми ромашками и изящная светлая сумочка. Несмотря на дождь, волосы уложены хорошо, и глаза очень голубые, как говорят, со слезой. Взгляд взволнованный, напряжённый. Глазами ищет человека, с которым должна встретиться и которого прежде никогда не видела, но была знакома виртуально. Он уедет этим поездом и пригласил её встретиться на перроне в половине восьмого утра.
Узнает ли она его? Её это очень беспокоило. Что скажет ему? Как начать разговор? Прикинуться весёлой и счастливой, но сможет ли? Это же её Мечта. Скорее всего, растеряется… Она всегда боится неожиданности в проявлении своих чувств, эмоций, с которыми не всегда может справиться. А играть ими… вряд ли…
И вдруг перед ней останавливается высокий красивый мужчина, тоже уже немолодой, с красивым букетом белых ромашек и роскошной улыбкой на благородном артистическом лице.
– Сима? Серафима Михайловна? Здравствуйте!
– О! Это Вы! – только и сумела произнести Сима.
Он что‑то говорил и улыбался. А она слышала его голос, но не слушала, что он говорил. По её уже немолодому лицу бежали слёзы, и дрожала нижняя губа.
Она не могла справиться с нахлынувшими чувствами, а он спрашивал её о чём‑то, но она только отрицательно качала головой или отвечала кивком, ни слова не промолвив.
Если она заговорит, то её лицо превратится в слезливую гримасу, она держалась, молча, проглатывала слёзы. И сквозь них улыбалась, тонула в его глазах. Она знала, что это единственная встреча и последняя. Её Мечта была рядом, но ненадолго, всего на полчаса. Он сейчас зайдёт в вагон и уедет навсегда. А она будет вспоминать эту единственную встречу.
Кто‑то включил магнитофон, и Михаил Шуфутинский запел: «Плачь, скрипка моя, плачь, расскажи о том, как я тоскую…»
От этой песни становилось ещё невозможнее расстаться со своей мечтой. «Скрипка, скрипка, не могу я больше, перестань, родимая, рыдать…»
Он сел в поезд, подошёл к окну и, продолжая улыбаться, мимикой пытался взбодрить Серафиму Михайловну. Она спрятала лицо в подаренный ромашковый букет, а в глазах всё так и стояли слёзы.
Поезд отходил медленно, она шла под дождём с ним рядом, пока он не набрал ход.
Как всё сложно в этом мире
Я пишу в основном про любовь. Про другое и прочее рассказывать не хочется, и мне самой не интересно. Хотя я уже прожила целую жизнь, большую и длинную, и по сути нелёгкую. Но мой оптимизм мне помогал выжить во всех ситуациях. Себя в обиду не давала и других тоже не обижала. Старалась понимать всех, кто встречался на моём пути. И бежала по жизни, почти не спотыкаясь, выбирала дорогу, которая мне нравилась и меня привлекала. Если я видела, что человек меня не понимает, и я ему не нравлюсь, я уходила в сторону без сожаления. А тому, кто нуждался в моей помощи, протягивала руку.
Так и жила. Грустила, тосковала. Но всегда находила интерес, чтобы спрятаться от этих «подруг», которые зовутся Грусть и Тоска. Но они меня везде настигали. Приходилось и сейчас приходится с ними дружить.
Я, кажется, хотела про любовь. Про неё много написала, но, пожалуй, не всё ещё.
* * *
Ты никогда не говорил мне, что любишь меня. А если я спрашивала, то говорил, что это избитые и банальные слова. Их не нужно вслух произносить, что я сама должна почувствовать любовь.
Почувствовать…
А если мне это только кажется, а?
Когда доказываешь теорему в математике, то существуют условия необходимые и достаточные. Если ты докажешь достаточность и не можешь доказать необходимость, то теорема не доказана. Так и в жизни. Если всё, что ты делаешь – это достаточно, то ещё не всё. Есть необходимое. Хочется услышать слова признания – и это есть необходимость.
Пока мы не женились, ты читал мне стихи, пел песни, приносил сирень, когда она цвела. А когда мы стали мужем и женой, то цветы появлялись редко очень. А я хотела всегда цветов, слов признания, пылкого взгляда, как раньше. Но ты встанешь поодаль и смотришь на меня с критикой и при этом скажешь о каком‑нибудь моём недостатке во внешности и смеёшься радостно над тем, что произнёс. А мне обидно до слёз, и становится так отвратительно на душе, что больше видеть тебя не хочется. Сбежать навсегда, чтобы не видеть этот критический взгляд, не слышать этих слов, что я впоследствии и сделала.
Меня всегда спрашивали, почему я от тебя уехала, такой красивый и хороший парень. Я не могла сказать людям почему. Говорила, что ребёнку не подошёл тот климат и мне тоже. Я не хотела чувствовать себя униженной и оскорблённой. Пусть лучше я буду одна, и никто никогда не скажет мне обидных слов.
Может быть, я и неправа. Но ты всегда говорил так обидно, что обидно до сих пор, когда вспоминаю. Вот сейчас на дни рождения и праздники, по телефону, поздравляем друг друга, подолгу болтаем. Здесь ты не вредный, шутим, смеёмся вместе. А когда приезжаешь, я опять чувствую твой критический взгляд и знаю, что ты думаешь, глядя на меня. Мне опять не по себе. И становится обидно до слёз.
Ты уже много лет живёшь с женщиной, она твоя супруга, по‑моему, уже почти тридцать лет, но она мне тоже на тебя жаловалась. Обиды те же: как вёл себя до женитьбы, и каким стал после.
Почему ты такой?
Я не знаю, что её заставляет жить с тобой. Она говорит, что уже поздно что‑либо менять и что я молодец, что вовремя сбежала. Так жить очень тяжело.
А я всё время думаю, что напрасно я сбежала. Так многие живут, и ещё хуже – и живут. А мне только надо было лишь подавить в себе обиду – такую малость! Тогда я была молодая, многое не понимала в жизни. Но так случилось. И доживаю всё с этими же мыслями, которые не оставляют мою душу в покое.
Господи, как всё сложно в этом мире!
Былое
Не вернуть ушедшую любовь,
Нельзя простить того, что не забыто.
Обида, боль напомнят вновь
О том, что сердцем столько пережито.
Сумей сначала жить начать,
Перечеркни былые муки,
Себе попробуй приказать
Простить, забыть печаль разлуки.
И никогда не возвращайся
Туда, где было хорошо,
Но предано забвенью.
21.02.09
Заболевание
Ранним утром они стояли в прихожей. Он в плаще, а она в пижаме и в бигудях и вся решительно‑растерянная.
– Я поехал. Подумай. Забери заявление. Нам не нужен развод. Дочка вырастет, она тебя осудит. Она будет на моей стороне. Подумай, что ты делаешь. Ты сама потом будешь жалеть.
Она молчит, смотрит на него. «Пусть мне будет хуже, – думает она, – Жалеть буду! Подумаешь! Дочь осудит! Ничего не осудит! Нет, чтобы уговорить, а он мне грозит, что жалеть буду. Тоже мне!»
Ей хочется броситься ему на шею, обнять его и сказать, что да, он прав. Но нет. Раз подала заявление – назад не возьму. И сама с собой, молча, беседует, а он ждёт.
«Александр Фёдорович всегда, когда доказывал сходимость какого‑нибудь метода вычислений, задавался погрешностью и говорил: „Пусть нам будет хуже“. Вот… Пусть мне будет хуже».
– Потом передумаешь, но я не вернусь. Я назад не возвращаюсь. Думай, пока не поздно.
Не дождавшись от неё никакого решения, он хлопнул дверью. И уехал… навсегда.
Налила себе кофе покрепче, щеки горят. «Наверно, он меня ругает, вот и щёки горят. Сейчас попью кофе и поеду в аэропорт. Я скажу ему что всё, он прав как всегда. Я дура.» Тогда он будет доволен, будет улыбаться и смотреть на неё как на дуру. Не хочется видеть его довольного лица, он победил. Он не понимает, почему я уехала? Почему я подала на развод. Он думает – это моя блажь. Избалованная, как говорит его мама. Он чудо‑мальчик, хороший, не пьёт, не курит, не бабник – так говорит вся его родня. А вот насчёт бабника – никто не знает, кроме него.
– С таким парнем да не жить! Чего ещё ей надо? Такого парня бросила, дура!
Вот насчёт «чего ещё надо» не только они не понимают, но и он даже и не задумывается.
А как это объяснишь? Это не объясняется, это чувствовать надо. «Лучше я буду жить одна, – думает она, – по крайней мере, я буду знать, что одна. Я сама должна думать о себе и ребёнке, чем ждать эту милостыню, которую он соблаговолит подать в виде своего драгоценного внимания. Пусть!»
– Не поеду в аэропорт. Нет. Решила и всё.
И ей стало так плохо – как никогда. Плакать нельзя, родители не должны видеть. Они считают, что ей это всё легко, она же не подаёт вида, каково ей. А на работе Ленка про неё всегда говорит: «Мне ничего не надо, мне лишь бы было трудно».
Села и встать не может, тут дочь бегает, чего‑то ей надо. А она как онемела. «На развод не поеду. Напишу письмо, что не могу приехать и всё. На третий раз разведут».
В жизни больше никакой любви не хотела, бежала от неё, как от чумы. Чума заразная и смертельная. Любовь тоже. Любовь – это заболевание очень заразное и плохо поддаётся лечению. Как у Булгакова: «И сердце здоровое, и печень здоровая, и желудок здоровый, а такая боль во всём!» Лучше ею не болеть – подумала она. Не дай бог подцепить!
Осадок
Однажды слышала такую фразу: «Можно забыть,
но не простить. Можно простить, но не забыть».
Я многое могу простить, но не забыть.
Я многое могу забыть, но не простить.
Но всё, что я хочу забыть и всё, что я хочу простить,
в осадок камнем на душу ложится.
А если душу всколыхнуть,
хотя бы и чуть‑чуть, то эти камни с болью отзовутся.
Душа и разум в несогласии живут.
Душа простит, но разум не забудет.
Душа забудет – разум не простит.
Вот несогласие и существует.
Корабль
Я стою на большом корабле и смотрю в уходящую даль… Ветер дует в лицо. И вижу свою уходящую жизнь.
Начало своей жизни вижу в серых красках. Война… Мне два года, но я уже знаю слово ИНФОРМБЮРО, как продвигаются войска, сколько потерь. Я боюсь выходить на улицу, там стоит солдат с ружьём – охраняет военный склад. Я боюсь, что он меня застрелит из своего ружья, потому что я вышла на улицу. Сестра силой выносит меня на улицу, я впиваюсь лицом ей в плечо и ору: «Домой, домой!»
Во дворе всё серо, даже трава. Дома мама почернела от горя, всегда с больной головой, туго перетянутой полотенцем. У неё часто болит голова.
Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.
* * *
Закончилась война, победа.
Я прыгаю на пружинистой железной кровати и восклицаю: «Папа приедет, папа приедет!»
Но все грустные. У нас не вернётся брат…
* * *
Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.
Начальные классы школы. В перемену все бегут к печке погреться, холодно. Отапливают помещение дровами. Все одеты тепло, но всё равно холодно.
Война закончилась, но всё ещё холодно и голодно.
В классе сорок три ученицы. Учительница молодая, фронтовичка, доброе лицо, улыбается.
Я маленького роста, но сижу за последней партой, потому что моя мама не ходит в школу и не просит меня пересадить, я еле достаю до стола парты. Поэтому пишу грязно, ставлю чернильные пятна.
Постепенно появляются цветные краски, чуть‑чуть, не яркие, блёклые, но серый цвет уходит.
* * *
Я вижу свою уходящую жизнь.
Музыкальная школа радует музыкой и праздником концертов.
Учительница всё время говорит: «Не барабань по клавишам, извлекай глубокий звук, у тебя пальцы крепкие, старайся!» Я очень стараюсь и радуюсь пятёркам.
* * *
Я стою на корабле и вижу уходящую юность.
А вот и средняя школа позади, выпускной вечер – скромный, всю ночь гуляние на мосту и утром – домой.
* * *
Вижу, как уходит самая счастливая пора в моей жизни – время учёбы в университете. Незабываемое, самое счастливое время.
* * *
Вся жизнь проходит перед глазами. Любовь, увлечение, интересная любимая работа, интересные знакомства, семья, дети… Очарования, разочарования, боль, тоска, поиск смысла жизни…
* * *
Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.
Я плыву куда‑то. Не знаю, где причалит этот корабль.
Душа должна найти приют.
Ей там будет тепло и спокойно.
Но если её никто не приютит, она продолжит искать своё пристанище.
А где оно – душа не знает.
Это как корабль в бескрайнем море‑океане.
Ветер, шторм кидают его из стороны в сторону.
Он пытается выстоять, причалить куда‑нибудь, а нигде не принимают. Берегов не видно. Он один, без помощи, безо всякой надежды.
Но всё равно ищет ту гавань, которая ждёт и примет его и мятущуюся душу.
Если корабль не найдёт свою гавань, а душа – свой приют, то корабль утонет, а душа улетит неведомо куда.
Небо очень голубое, солнце светит ярко. Тучи ещё не набрали силы, чтобы обрушить свой поток на притихшую землю.
* * *
Я стою на корабле и вижу свою уходящую жизнь.
И плыву дальше, но куда? не знаю… Ветер дует в лицо.
16.09.09
Клён ты мой опавший
Было ли это вообще когда‑то или нет… – трудно сказать. Но клён опадает каждый год. А однажды он решил не сбрасывать свои листья осенью.
– Пусть будут, – так решил он.
Осень холодная, ветер дует, срывая с деревьев листья, которые, кружась, падают и падают под ноги прохожим. А вот этот клён стоит и красуется на ветру, на глазах у всех. Да и ветер как‑то стороной его обходит. То ли понял, что не нужно его трогать, то ли боялся запутаться в его крепких и цепких листьях.
А мимо шла девочка и залюбовалась на этот клён. Хочет листочек с него сорвать, а он не даётся. Она уже много собрала листочков от других деревьев, а кленовых у неё нет.
Стоит, перебирает прекрасные листочки разных цветов, пытается собрать в букетик, но нет, не хватает кленового. Она опять потянулась к этому непокорному дереву, встала на цыпочки и стала срывать листочек. Наклонила веточку, и ах, как посыпались листья к её ногам, она даже вскрикнула слегка. Подарил ей клён много‑много золотых листочков, а она стоит и плачет:
– Клён ты мой опавший, я же не хотела всё с тебя срывать. Только один листочек, – плачет девочка.
А ветер расстроился, он берёг этот клён. Подхватил ветер листочки с земли и понёс их далеко‑далеко. Смотрит девочка на опавшие листья, несущиеся по ветру, смотрит на голые ветки клёна, держит в руке его листочки, а сама плачет.
– Не плачь, девочка, – услышала она, – весной опять я распущу свои листочки. Всё в жизни должно быть так, как должно быть. Всё правильно, любуйся осенним листопадом.
И ещё раз осыпал её своими яркими листьями.
Никто меня не любил
Это неправда. Наверное, любил кто‑то, в любви которого я не нуждалась. Мне всегда хотелось, чтобы меня любили, и чтобы я об этом точно бы знала, а не предполагала.
Но увы… В детстве меня любил мальчик с нашего двора, он все лето проводил в деревне у бабушки. Перед отъездом всегда приходил прощаться очень ранним утром. Я еще спала. Родители меня будили и так улыбались, чуть не хохотали. И мне так было противно, я злилась и плакала, его ненавидела и считала таким дураком, и не знала, как от него отделаться. У нас во дворе стоял старый комбайн (не знаю откуда). Он садился за руль и пел во весь голос частушку:
Я уеду, не приеду,
А Уфа останется.
Только буду вспоминать,
Кому Оля достанется.
Я убегала со двора от стыда и злости на него и всех взрослых, которые смеялись. Тогда мне и ему было по шесть лет. Это чувство раздражения к нему у меня сохранилось до сих пор. Как‑то, когда мне было уже за 30 лет, я гуляла на улице со своим ребенком, около меня остановился автомобиль и из окна высунулся он, этот противный мальчишка, который тоже был уже в возрасте:
– Оля, здравствуй! Как твои дела?
Я опять испытала это чувство крайнего раздражения: опять он со своим чувством преданной любви. Я отвернулась, ничего не сказала и быстро ушла. Пусть думает, что не узнала. И сейчас, если бы я его встретила, я бы испытала то же самое. Почему? Не могу понять. Он на весь двор все время демонстрировал свою любовь, которая не только не была нужна, а просто бесила.
Потом мы переехали на другую квартиру и я его редко видела. Но каждый раз, когда его встречала мама, она мне приносила от него привет. И всегда радостно улыбалась, а я злилась.
Вот такая открытая детская любовь, которая у него сохранилась на всю жизнь. Я это знаю, так как родственники передавали, а мне не нужно было от него этой любви, я этим не гордилась, стеснялась этого. А сама хочу, чтобы меня любили. Как же любить меня? Закрыто? Тогда я не узнаю. А хочу знать. Но больше никто так по‑дурацки не любил, но и не по‑дурацки не любил.
Я его ненавижу всю жизнь, потому что он украл ту мою любовь, которая должна была быть не с ним. Муж, я думаю, тоже не любил, Просто был какой‑то интерес на некоторое время. А потом и он, интерес, пропал.
Вообще мужчины для меня загадка. Я прожила большую жизнь, мужчин так и не поняла. А может быть, их надо не понимать, а чувствовать, чисто физиологически и все, а я пыталась всю жизнь их понять, полюбить за ум, за интеллект, пыталась увидеть в них что‑то такое, что очень редко встретишь, а им не надо этого. А что им надо?
Я до сих пор хочу, чтобы меня любили, добивались моей любви. Говорили о своих чувствах, читали стихи, посвящали мне стихи. Возраст сказывается только на физическом состоянии человека, а душа – она всегда молодая. Она не стареет.
Я не могу сказать, что была обделена вниманием мужчин. Внимание и интерес ко мне всегда были, но потом быстро проходили. Отчего? Вообще‑то, я человек добрый, не вредный, достаточно отзывчивый. Всегда могу понять человека и не осудить его, могу помочь. И ко мне у всех знакомых мужчин товарищеские чувства. Мир, дружба. А где любовь? Без любви очень плохо, грустно и тоскливо. Безответной любви было предостаточно, но это ничего не дает, только оставляет боль и рану на всю жизнь.
Любить или быть любимой – это как талант: либо дано, либо нет.
И этого не выпросишь, не выскулишь. С этим надо смириться. Ведь не всем дано писать стихи, рисовать, лепить, так и это. Найди себя в другом. Мало ли чего тебе хочется!
Каждому выделена своя порция любви на целую жизнь. А эту мою порцию любви забрал тот дурацкий мальчишка. Может быть, свою порцию любви я получила от своих родителей, которые меня так любили, что не могли без меня жить. Еще – достаточная любовь от дочери и внучки. Вот и прекрасно!
Чего еще нужно? Все в порядке. Живи и радуйся. Какая там еще любовь…
Лето 2003 год
Заглянуть в душу
Она долго смотрела на него, потом сказала:
– А можно заглянуть в твою душу?
Он удивился, и на его лице появилась саркастическая ухмылка, как всегда.
– А может быть, – продолжала она, – у тебя души‑то и нет! Вот сколько лет тебя знаю, а душу твою, ее теплоту, не почувствовала, не увидела. Ну, скажи что‑нибудь, скажи, где, она – душа твоя? Или ты робот, сделанный из металла и пластика?
Он молчал, глаза ничего не говорили. Трудно так. Она как будто бьется о стену, которую не пробить, не выбить.
Так прошло много лет вместе и много лет врозь. Он все равно приезжает и молча проводит у нее несколько дней, в день приезда говорит «Здравствуй», а в день отъезда – «До свидания». Если она о чем‑то спросит, ответит односложно или так кратко, но исчерпывающе, что следующий вопрос и не возникнет, – и опять глубокое молчание…
Уже прошла целая жизнь, сколько всего пережито, а у нее свербит в голове: «Ну почему он такой? Как же так, почему ей не дано понять, по‑че‑му?» Они расстались давно, и жизнь прошла, и внучка выросла большая, а она все терзает себя: как же так, не смогла разгадать, понять, почувствовать… Видятся они редко, но после каждой встречи опять все эти вопросы. Она иногда предчувствовала его приезд. Раньше, когда он не сообщал, в какой день приедет, она именно в этот день почему‑то начинала дома уборку, что‑нибудь готовить, как будто ждала гостей. А уж если знала день его приезда, то обязательно готовилась к встрече. И ждала…
Звонок в дверь. Она бежит открывать. Но стоит увидеть его, правильного, чистенького, аккуратного, тут же возникает глубокое разочарование, смешанное с желанием уйти далеко‑далеко и никогда больше его не видеть. Он всегда приезжает с подарками и со своими тапочками. Вот до чего же у него все разложено по своим местам: ни лишнего слова, ни лишнего движения, и тапочки всегда с собой.
Смотрит она видеозапись с его юбилея: столько теплых слов о нем сказано, и он, оказывается, душа компании, и поет, и танцует, и анекдот к месту расскажет, а уж сколько с ним было выпито… При ней не пил никогда.
Говорил – не хочет, чтобы печень «сморщивалась». Ну, что он умный и одаренный (так на юбилее говорили), это она знает не понаслышке.
Вообще, он личность творческая, главный конструктор города. Он все рассчитывает, соизмеряет, лишнего шага в сторону не сделает, не хочет выглядеть суетливым. Читает много, с книгой не расстается. Может быть, она чего‑то не видит в нем? «Нет, – думает она, – при всех достоинствах у него просто нет души. Или он не может, или не хочет ее показать? Почему‑то он всегда смотрит на себя со стороны и боится показать свои слабости…»
Скоро он опять приедет, и она опять ждет. Ждет, потому что каждый раз надеется понять его, почувствовать его душу. Не может же быть человек без души!
Она привыкла, что душевный человек, даже если молчит, все равно что‑то излучает всем своим обликом, а этот в панцире: глаза смотрят, но даже молчаливого диалога не происходит. Он привлекательный, честный, добрый, отзывчивый, но до себя никого не допускает, как будто существует где‑то на другой планете…
Говорят, когда человек рождается, в него вселяется чья‑то душа.
Может, когда родился он, не было свободной? А может, когда‑нибудь потом, в другой жизни, они встретятся и, наконец, поймут друг друга. И она очень удивится: вот же он, весь как на ладони…
9 июля 2000 г.
Молчание
Когда на небе звёзды не видны,
Когда тоска и грусть на сердце,
Наших сердец биения слышны,
И чувствую с тобою единенье.
Ты отвергал меня всегда,
Не принимал меня такою…
И снисходителен был иногда,
Но не могу я быть другою.
И тянется к тебе душа,
Уставшая от холода и ожиданья,
Она заглядывает, чуть дыша,
Чтобы принять твоё молчанье.
Во всём виноват фильм
– Скучный фильм, тебе не показалось?
– Нет, мне понравился. Это в моём духе. Мелодрама и романтика, – Рита замолчала. Ей не хотелось его обсуждать сейчас. Он взволновал её, посеял грусть и тоску.
Её спутница Шурочка что‑то ещё говорила про своё впечатление, смеялась, но Рита её не слушала. Она думала о своём. Музыка красивая, и актёры играли без лишних эмоций. Всё на уровне взглядов и незначительных слов, но так сумели передать чувства двоих, что в данный момент хотелось только думать, мечтать и не обсуждать.
Шурочка намного старше Риты. Никогда не была замужем, и ни с кем никогда не встречалась. Она красивая, умная, но одна. Многие девушки её поколения остались одни – их кавалеры 1922–25 года рождения погибли на войне. Но она уже о своём личном и не думала.
Рита тоже была уже ближе к тридцати. Но мечтала найти свою любовь и ждала её. Про себя отметила, что у героини фильма фасон платья, как у неё сейчас, и длина такая же. Только не понятно, какого цвета, кино‑то чёрно‑белое. А у Риты синее платье. Решила, что у героини тоже синее. Шла и улыбалась, вспоминая, как та танцевала.
Рита с мамой приехала в гости к Шурочке. Она у них впервые. Их родители какой‑то период жизни прошли вместе и решили организовать встречу. Шурочка купила билеты на новый фильм «Каждый вечер в одиннадцать». Чёрно‑белое кино, серые волны моря дополняли тихую, нежную музыку фильма. В главных ролях – всеми любимый тогда Михаил Ножкин и очаровательная Маргарита Володина.
Немного придя в себя, Рита услышала Шурочку:
– А мне больше нравятся фильмы, где всё ясно и понятно. А тут додумывай да разумей. Очень сентиментально.
– У каждого своё мнение, по мне – так такие фильмы.
Наконец, дошли до дома. Особо говорить им было не о чем.
– А вот и мы, – радостно сообщила Шурочка.
– А вас тут гость дожидается.
– О, Костенька, пришёл! Вот, знакомься. Маргарита – наша гостья, о которой мы тебе говорили.
Костя – самый любимый Шурочкин племянник. Очень обаятельный, застенчивый, синеглазый, с копной пушистых русых волос.
– Здравствуйте! А я вас заждался, уже давно пришёл. Не знал, что вы в кино отправились, – смущенно и слегка покраснев, густым голосом высказался Костя. Рита с интересом рассматривала его. И думала: «Надо же, покраснел слегка, не мальчик ведь, а красив этот Костя!» Она ещё находилась под впечатлением фильма и отвечала на вопросы кратко, без встречных обязательных вопросов.
Костя ещё немного посидел, расспросил про фильм и ушёл.
– У Кости жена скоро должна родить. Пять лет уже женаты, но детей не заводили, потому что жена училась в институте. А сейчас уже можно, институт закончила, – рассказывает Шурочка, – но не очень они хорошо между собой ладят. Вот уж родится ребёнок, может быть, и найдут общий язык. Костя у нас очень хороший, ответственный, серьёзный, ценится на работе. А ей всё чего‑то надо. То не так, это не эдак. Избалованная. Папа – профессор, мама – доцент, дом – полная чаша. Привыкла жить на всём готовом.
Рита слушала и думала: «Неужели даже такие красивые мужчины бывают не устроены в жизни? А я думала, что только женщинам не везёт».
Потом Костя заходил к ним ещё несколько раз. А когда Рита с мамой уезжали, он пришёл их провожать с большим букетом алых роз.
Прошло два года. Уже росла дочь у Кости. И вдруг звонок.
– Алло, это я – Костя. Еду к вам в командировку, никогда прежде не бывал у Вас в городе. Встретишь?
– Да, да, конечно, встречу! Ты самолётом, во сколько?
Он прилетел, Моросил мелкий осенний дождь. Был вечер. Она под зонтиком, а он так, с открытой головой, и улыбается во весь рот, глаза совсем синие‑синие.
– Костя, вставай под зонтик!
– Да нет, не растаю!
Немного помолчали. Рита не знала, как начать разговор.
– Рита, я развёлся с женой. Приехал к тебе.
– Ты что? У тебя там ребёнок!
– Не получается у нас мирная жизнь. А вот, как увидел тебя тогда в первый раз, и подумал: «Неужели такие девушки есть в жизни, на самом деле?» Я думал, что только в кино такие бывают. И с тех пор о тебе думаю. Я написал как‑то письмо тебе, а ты не ответила.
– Я твоей маме написала, что получила от тебя письмо, у меня всё по‑прежнему. Я правда не знаю, что тебе сказать, Костя!
– Скажи, что выйдешь за меня замуж. Мы же тогда с тобой встретились долгим взглядом, и я понял, что это ТЫ!
Случай в библиотеке
Я не могла ни о чём думать. Только мысленно повторяла: «Я люблю тебя, я люблю тебя. Ты слышишь?» Хотела до истерики увидеть, услышать его. Внутри всё вопило от невозможности сию минуту увидеть, услышать, прикоснуться.
Я зарывалась головой в подушки и, молча, стонала, разрывая свою душу…
Где ты, где ты, появись, я умоляю тебя! Но он не появлялся. Время шло. Дни были заполнены ожиданием. Свет потускнел, посерел, затуманился.
* * *
Этот год был очень напряжённым для меня. Я заканчивала университет. Предстояло сдать последнюю сессию, сделать дипломную работу, защитить диплом. Был выбор: либо государственные экзамены по спецпредмету и общественной дисциплине, либо дипломная работа. Я выбрала дипломную работу. Тем более, что по этой теме у меня была курсовая работа, по которой вышла статья в журнале «Электрохимия». Мой руководитель дал мне список литературы, по которой я должна написать работу, решить задачу несколькими методами, провести анализ. Он сам очень занят, писал докторскую диссертацию. И давал мне консультации изредка и второпях. Я целыми днями сидела в библиотеке, читала, отбирала нужное, переписывала, нервничала, волновалась. В сердцах была на руководителя, что не оказывает должного внимания.
Однажды в библиотеке рядом со мной пристроился молодой человек. И всё время о чём‑то меня спрашивал. Я ему отвечала, не глядя на него. Меня стало это раздражать, и я решила взглянуть на него и сказать ему пару ласковых слов, чтобы не отвлекал. Когда посмотрела на него, у меня всё поплыло перед глазами. Такого лица я ещё никогда не видела. Было трудно сказать, красив ли он. Он был такой… такой, что заныло по ложечкой, зазвенело в ушах, и я потеряла дар речи. Тут же рассердилась на себя. Хотелось встряхнуть себя, избавиться от наваждения. Он продолжал что‑то говорить. Я набралась мужества и сказала:
– Знаете что, я Вас попрошу, пересядьте куда‑нибудь в другое место и не беспокойте меня своими разговорами. Я очень занята.
Он никуда не ушёл, но больше ко мне не обращался. На следующий день я опять с утра пришла в библиотеку. Через некоторое время появился он и опять сел со мной рядом, поздоровался. Я очень сухо ответила, но, что удивительно, сердце радостно ёкнуло. Мне снова захотелось на него взглянуть. И мы улыбнулись друг другу.
Пара незначительных фраз, и мы, мне так показалось, вместе. Подошло время обедать, и мы вместе пошли в кафе при библиотеке. Разговорились. Оказалось, что он тоже дипломник, пишет дипломную работу по лингвистике. Так мы провели с ним несколько дней. Но тут случилось, что он исчез из моего поля зрения. Мы не успели обменяться телефонами. А я уже не могу без него. Голова стала пустая. Только и мысли о нём. Где же он? Но время шло, он не появлялся. Диплом нужно дописать, обработать данные, сделать анализ. Всё нужно распечатать, графики нарисовать.
… Я стояла возле скалы и смотрела в небо. Небо было чистое, голубое. Ни облачка, ни пёрышка на нём. И вдруг над головой орёл распластал свои громадные крылья. Я вижу его крючковатый клюв. Сейчас он меня схватит. Я заметалась, пыталась кричать и… проснулась.
Смотрю на часы – пора собираться. Сегодня предпоследняя консультация с руководителем, исправить кое‑что и потом печатать работу. Про сон забыла.
На консультации руководитель дал задание посмотреть ещё одну работу, но она только в читальном зале библиотеки. Побежала, прихожу и вижу издалека – ОН сидит за нашим столом.
Что делать? Бежать со всех ног? Нет, шла долго, как в замедленных съёмках. Еле переставляла ноги, как будто на них гири.
Он тоже увидел меня, привстал, заулыбался. Мы опять вместе.
Хочу всегда быть с ним вместе. Не уходи, не исчезай больше.
Я всегда буду ждать только тебя.
Этот орёл всё‑таки схватил меня клювом.
«Любовь. Любовь. Любовь. Любовь!..»
Любовь. Любовь. Любовь. Любовь!
Как объяснить такое чувство?
Ведь столько пройдено! А вновь
она к тебе летит, и грустно
ты принимаешь, бережёшь
и оттолкнуть её не в силах.
На сердце трепетно несёшь,
Любуешься: «Ах, как она красива!»
О чём рыдала скрипка
Василь не отличался бойким нравом. Был тих и скромен. Рядом с ним жил музыкант. Скрипач. Всё время играл на скрипке. И Василь слушал его, затаив дыхание, забившись в уголок и прислонясь ухом к стене, через которую лились рыдающие мелодичные звуки. Ему казалось, что скрипка хотела рассказать о печальном, нежном существе, которое все обидели и смычок, касаясь чувствительных струн, передаёт это состояние. Тогда Василь, ещё совсем ребёнок, решил, что обязательно сочинит музыкальное произведение, которое сам сыграет на фортепиано. Попытается передать нежный и робкий стон скрипки. Уж он‑то обязательно это сделает!
Когда садился за пианино и играл гаммы, то всегда думал о скрипке и о той музыке, которую он сочинит для неё, только для неё, для этой чудесной скрипки. И ему представлялась красивая нежная девушка с пушистыми светлыми кудрями, большими голубыми, как это чистое небо, глазами. Ему казалось, что она ждёт его и он подарит ей всё‑всё, о чём она мечтает. Но Василь был беден, подарить он ей мог только звуки своего инструмента, которые передадут все его чувства к ней.
Однажды он увидел её – свою мечту, своё воображение. Она была такая изящная, нежная, весёлая и счастливая. Увидев её, он потерял образ рыдающей скрипки, которую вообразил, слушая соседа скрипача.
Он каждый день её ждал. Она проходила мимо и не замечала его, а ему всё равно становилось радостно на душе от её вида.
Эту воздушно‑нежную и светлую его мечту звали Оксана. Она всегда стремительно неслась, как на крыльях, казалось, что шла, не касаясь земли. Кого‑то любила, но не Василя.
Однажды он увидел, как Оксана плачет – горько, надрывно и безутешно. Он не знал, как помочь ей. Сел за пианино, и руки сами взяли сложные аккорды, которые переполняли всё пространство, и пианино зарыдало так, как когда‑то рыдала скрипка у соседа.
Окно было открыто, и Оксана услышала его в порыве ветра, который принёс ей эти звуки. Подняла голову, посмотрела туда, откуда лились звуки рыдающего пианино. Она встала и пошла. Навстречу выскочил Василь:
– Василь, это ты так играл?
– Я, Оксана. Я это сочинил тебе.
– Василь, эта чудесная музыка помогла мне справиться со своими чувствами. Спасибо тебе. Я счастлива, что есть вот такой Василь, который может вот так, вот та к…
И она убежала. Василь был счастлив от её слов. И после этого насочинял столько чудесных и грустных историй: «Раненый орёл», «Слёзы Амура», «Покинутый», «Забытое счастье» и много других пьес.
Но самой любимой его пьесой была «О чём рыдала скрипка», в которой он передал изящность и утончённость скрипки, натянутость её струны, как нерва, который зазвенит – лишь тронь его.
Вот оно – счастье
В тот год было очень жаркое лето. Не три недели, как это обычно бывает в наших краях, а с самого мая месяца. Жара, тёплые дожди, тёплые лужи после дождя. Небо голубое, солнце почему‑то в то лето было особенно щедрым.
Внучке всего лишь четыре года. В такую погоду сидеть в городе было невыносимо. Сада‑огорода или, как теперь говорят, дачи у нас не было. Я никогда не увлекалась садово‑огородными делами. Можно было бы поехать в сад к свахе (у неё аж три сада) или к сестре. Но я очень щепетильный человек и в чужом доме себя чувствую скованно, даже не решаюсь переставить стул на другое место. Поэтому отдыха для меня у них не получится. К сестре съездила. Внучка там так хорошо играла, отдыхала и не хотела ехать домой.
Решила купить небольшой участок, пошла по садовому кооперативу, где у сестры сад, и поспрашивала, что сколько стоит. Для меня это всё было дороговато. А то, что подходило по деньгам, имело плачевный вид, и нужно было затратить много сил и средств, чтобы привести в порядок.
Случайно нашла хороший участок. Правда, он был заросший. Но дом – великолепный. Теремок в два этажа. Обшит внутри вагонкой. Сделан с умом. Лестница такая симпатичная на второй этаж. И как‑то внутри чувствовалось очень душевно. Не было лишних перегородок. И баня. Банный сруб из тоненьких брёвен сосны. Зашла в баню, аромат пленил. Но цену заломили, будь здоров. У меня никогда таких денег не было. Но так запал этот участок в душу! Думаю, нет мне это не по карману. Но я себя там представляла хозяйкой.
Тут совершенно неожиданно звонит мой, теперь уже бывший, единственный в моей жизни муж, самый замечательный из всех, кого когда‑либо знала. Позвонил, как будто услышал плач моей души.
– Как дела, Оля? Как жару переносите? Надо бы Катю на воздух вывозить. Ты к Нонне в сад поезжай или к родителям зятя.
– Ты же знаешь, я не могу в чужом доме.
– Тогда надо купить готовый, и там жить летом.
– Я уже думала об этом. Нашла. Но очень дорого.
– Сколько?
Я назвала сумму.
– Договаривайся, я привезу тебе эту сумму. Не думай, покупай.
– А когда ты приедешь?
– На следующей неделе, наверное, в среду. Привет всем. Всё, договорились?
– Спасибо тебе большое.
– Да это ж и моя внучка, чего благодарить. Пока‑пока!
Вот так мне Бог послал, можно сказать, совершенно неожиданно замечательный сад с домом и баней. Ещё там была небольшая речушка, и для детей отведен «лягушатник», где барахталась моя внучка и научилась плавать.
Мы каждый год с внучкой туда выезжали в мае и прибывали домой насовсем в конце августа, когда уже становилось прохладно. Садом‑огородом я особенно не занималась. На территории росло очень много всякой травы, которой мы лечились, пили замечательный чай на веранде и просто отдыхали.
Вечером топила дровами баню. Вывешивали там всякие травяные веники. На участке было очень много полыни. Её запах до сих пор чувствую. Хотя рядом полыни нет. Мята такая душистая, вылечила мою внучку от кашля. Заваривала мяту и вместо воды давала ей пить, так и кашель прошёл. Ягоды ели с куста. Овощи росли сами собой, посадим, а к осени невозможно было собрать и перевезти.
Катя там каталась на велосипеде. Вначале на детском, потом уже на «Каме» (дедушка привёз).
Так мы прожили шесть лет. Вечером из соседней деревни нам привозили молоко от вечерней дойки, яйца, сметану, картошку, пока наша не поспела. И что удивительно, почему‑то на нашем участке не было комаров. У сестры было полно комаров, сидеть нельзя. А у нас другая улица и подальше от речки. Может быть, поэтому.
Утром просыпалась под пение птиц. Выходила на балкончик и каждый раз, возведя руки к небу, говорила вслух:
– Миша, спасибо тебе, дорогой! Боже, как мне хорошо!
Стоя на балконе, мне казалось, что небо простирало МНЕ свои объятья, птички пели МНЕ свои песни, бабочки, стрекозы исполняли МНЕ свои танцы. Это было моё счастье.
Случилось так, что я заболела и долго не ездила в сад. Приехала, а там Две яблони сломали, шифер с крыши утащили, сетку‑рабицу, что разделяла участки, порвали. Как увидела – одни слёзы. Сосед стал просить продать его другу, очень уговаривал. Им дом и баня нравились. И время такое было, цены без конца менялись, и за садом ухаживать некому было, дети этим не интересовались, их это обременяло, хотя были очень против продажи. Да и внучка стала реже ездить. Ей интересней было с родителями по выходным на природу выезжать. Ну что мне было делать?
И я поддалась уговорам соседей. Работать в саду я уже не могла. Да и надо было рамы на окнах менять и много чего ещё. Когда продала, плакала, не могла остановиться. И до сих пор вижу этот дом и свой диван на верхнем этаже, журнальный столик и два кресла. И кажется, что они ждут меня. А через два года вообще уехали жить в Москву.
Ну что ж, вечного ничего нет. Хорошо, что в жизни я испытала счастье, чувство восторга от щедрот природы.
Счастье вечным не бывает.
Весна
Весна. И вот уже подснежник нежный
Проклюнулся сквозь снежные пласты.
А все невзгоды жизни прежней
Глупы мне показались и смешны.
Ручей журчит и тает на глазах сосулька,
Волнует сердце нежная печаль.
Ушедших лет не жалко мне нисколько,
На них весна накинет светлую вуаль.
23.02.2008.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 106; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!