ПРИ ДВОРЕ КОРОЛЯ БАХВАЛА ИЛИ КОРОЛЕВА ДОТТИ

 

 

15

Дикие вопли Резвого разбудили белок. Юкка сердито протерла глаза и решительно направилась к пляшущему зайцу. За ней поспешала Руро. Юкка вложила камень в пращу.

— Кажется, пора навсегда успокоить этого длинноухого крикуна.

Руро положила лапу на плечо атаманши:

— Может, лучше его пожалеть, чем сердиться на старого дурака. Он с голоду совсем свихнулся. Резвый, приляг, друг. Я тебе корешков наковыряю, погрызешь, а?

Но заяц продолжал свои прыжки.

— Какие корешки! Думаете, я свихнулся? Гляньте-ка, гляньте! Вон там, во, во!

Руро всмотрелась в светающую даль. Она увидела стволы и кроны.

— Ну да, деревья. Приятно, конечно… Тень…

Резвый в нетерпении снова подпрыгнул.

— Деревья? Лопухи вы косматохвостые! Знак, знак из проклятых стихов! — вот что там говорится! Ваши молодые глаза должны видеть лучше моих. И… с голоду я почти ничего не различаю, рябит в глазах… голодное усыхание глаз, болезнь такая… Но я все равно вижу знак, во!

Юкка призвала зайца к порядку:

— Тогда прекрати куролесить, как пьяная жаба, и по кажи его нам.

Старый заяц покосился на заряженную пращу и несколько поутих.

— Вон там, смотрите вдоль моей вытянутой лапы. Ну, теперь видите две высокие серебристые ели, а? Все нижние ветви срублены, а вверху в развилках укреплен по перечный тонкий ствол, во…

Юкка кивнула:

— Да, теперь вижу.

Заяц хлопнул себя по лбу.

— Спасибо усам моего дедушки! А не кажется ли вам, что эта поперечина не случайно там оказалась? Ну, еще поднапрягите мозги, белки! Это же буква «Н»1. И она означает: «ЗАЯЦ». Гром и молния, доходит до вас наконец?

— Ну, хорошо, хорошо. Я очень рада, что ты знаешь, как ты называешься, — сухо откликнулась Юкка. — Руро, сворачиваем лагерь, снимаемся и следуем к этому знаку сразу же, сейчас.

Заяц посеменил за ними, бормоча:

— Счастье, что он не белка. Как бы он выгибал деревья по форме первой буквы слова «белка»? Ох, желудок у меня сейчас приклеится к позвоночнику и больше не отклеится. Ох-ох, совсем я усох!

К счастью, старый заяц совсем не усох, и утро еще не превратилось в полноценный день, когда они подошли к деревьям. Груд задумчиво уставился на гигантский знак. Зато Резвый увидел на поляне съедобную черемшу и рванул к еде, сметая всех на своем пути. Он ел, ел и ел. Потом приступил к колокольчикам, фиалкам, цикорию и наткнулся на небольшую яблоню. К белкам он вернулся уже к полудню, обнаружив их спящими в тени деревьев. Резвый, выпучив глаза, подошел к отдыхающему отряду, все еще жуя яблоки. Кислый сок стекал по щекам и капал с усов.

Он хлюпал, чавкал, плевался черенками и листочками.

— Спите, да? Я бы тоже, пожалуй, прикорнул, во…

Он присел, как бы нехотя растянулся — и мгновенно заснул.

Когда Юкка проснулась, тени уже удлинялись. Она растолкала Руро и Беддла.

— Надо бы до вечера еще продвинуться. Куда теперь?

Руро вытащила свиток коры, торчавший из одеяния зайца.

— Тут говорится: «Трижды у Щучьего брода дернуть за шнур изволь». Что бы это могло означать?

Юкка глянула на тени:

— Северо-восток до сих пор служил нам верой и правдой. В этом направлении и продолжим путь. Беддл, поднимай всех. Брод — это хорошо. Это свежая вода. — Она повернулась к старому зайцу и без излишних нежностей разбудила его несколькими пинками. — Просыпайся, пустозвон. Или мы оставим тебя здесь.

Резвый проснулся, но сразу же скрючился из-за сильной боли в животе. Об этом сразу узнал весь лагерь, потому что заяц огласил окрестности воплями и причитаниями:

— Ой-ой-ой-ой-ой-ой! Уффф! Аххх! Умираю! Опоздали мы к этому леску. Умирает ваш старый товарищ. Схороните меня здесь, да поскорее. О-о-о-о-о-о-о! «Болезнь путешественника» называется эта хворь.

— Ох, Резвый, ты весь зеленый! Сдается мне, ты уже одной ногой в Темных Лесах.

Заяц стряхнул листву с ушей.

— Ой! Темные Леса! Ой-ой-ой! Бедный мой животик!

Руро улыбнулась и сжала плечо зайца:

— Что-нибудь съел лишнее по неосторожности?

Резвый возмущенно выпрямился, но тут же снова сложился пополам:

— Может, в каком-нибудь яблоке и оказался червячок.

Беддл подмигнул Руро:

— Может, вспомнишь, в каком? Ты объел всю яблоню, и все до одного яблоки кислые, как щавель. От этого помереть пара пустяков.

Юкка раздраженно вздохнула и оперлась на свое обоюдоострое копье.

— Руро, сделай что-нибудь для этого пустоголового дурня, не зимовать же здесь!

Резвый сидел, опершись спиной о ствол дерева, обеими лапами обхватив живот. Он крепко закрыл глаза и рот, но перед этим предупредил:

— Я не буду глотать эту мерзость. Вы хотите меня убить на месте?

Каждая из белок пожертвовала несколькими каплями воды. В старом железном боевом шлеме Руро вскипятила воду и на медленном огне заварила чернокорень, истод, цветы алканы и два желтоватых гриба-пылевика. От булькающей смеси разносился ужасный запах. Руро сняла шлем с огня, и Юкка обратилась к Беддлу и Груду:

— Подержите этого обжору. Руро, заставь его выпить все, до последней капли.

Беддл и Груд крепко схватили зайца за голову, еще несколько белок навалились на туловище, уселись на лапы. Беддл защемил зайцу обе ноздри. Пациент крепился, но рот все же пришлось открыть, чтобы не задохнуться. И сразу раздался дикий вопль:

— Убивааааают! Зайцеубийство! Арг-гульп…

Руро влила отвар в заячью глотку под удовлетворенным взглядом Юкки. Резвый пытался извиваться и вырываться, но без толку. Руро влила в рот, как и было велено, все до последней капли и отпрыгнула, когда сразу после этого заяц затрясся всем телом.

— Все вон! Прочь от него!

Резвый вскочил, уши торчком, хвост трясся мелкой дрожью, глаза вылупленные, челюсти скрипят… Несчастный метнулся в лес, на бегу выкрикивая самые страшные ругательства.

Очень скоро он приковылял обратно, со слабой улыбкой.

— Не-е-е-е, я еще живой, хвостатики…

Суровый голос прогудел из-за деревьев:

— Прекрати-и-ить! Только троньте этого кролика, и я вас всех уложу на месте!

В землю между Резвым и Юккой вонзился односторонний боевой топор, и мгновенно лагерь заполонили ежи. Их вожак, казавшийся еще больше из-за кучи листьев и травы, нанизанных на иглы для маскировки, шагнул мимо Юкки и вытащил свой топор. В другой лапе он держал щит из березовой коры, усиленный раковинами. Еж свирепо оглядел белок и возмущенно запыхтел:

— Мыши хвостатые! Я не потерплю, хулиганы, чтобы вы издевались над ежом… и даже над кроликом… мучили и травили…

Резвый вежливо прикоснулся к его иглам:

— Э-э… извините, друг, но я — заяц, а они…

— А тебя кто спрашивает? — зарычал на него еж. — Чего суешься, когда держит слово барон Драко Колючий? Хочешь фаршем стать?

Резвый осторожно отвел от своего носа боевой топор.

— Извините, барон, не надо меня этой штукой… я еще немного слаб… Я только хочу объяс…

Барон Драко взбешенно затряс топором и завопил:

— Закрой рот, кролик! Я не терплю возражений от своих ежей и тем более не потерплю от тебя. Ты что, замолчишь, только если я тебе оттяпаю рот вместе с головой?

Другие ежи дружно забарабанили топорами по своим щитам и заорали, стараясь перекричать друг друга:

— Хо-хо-хо, наш барон дело говорит!

— Смахнуть кролику голову!

Вперед пробилась маленькая жилистая ежиха. Она выхватила топор из лапы барона, ловко взмахнула им и оттяпала кусок одной из игл на голове вождя. Она вопила слабее остальных ежей резким, высоким голосом:

— Высунь уши из-под игл и послушай, что тебе пытается сказать кролик!

Барон сразу успокоился. Воткнув в рот отрубленный ежихой кусок иглы, он стал жевать его, как зубочистку.

— Мирклворт, ты меня позоришь перед моими воинами…— Он пригнулся, потому что ежиха снова взмахнула топором.

— Я тебя позорю? Ты сам себя позоришь каждый раз, как только начнешь «держать слово»! — Она повернулась к зайцу и зашептала: — Тебе слово. Только ори погромче, как только сможешь. Тогда они услышат, даже кролика.

Заяц завопил изо всей мочи. К его удивлению, толпа ежей затихла и прислушалась.

— Я — заяц, слышите, заяц, во! Эти белки — мои друзья! Они не мучили меня, а лечили, вот и все! Не надо никого рубить в фарш, ребята, во как!

Чтобы переорать зайца, барон зыкнул так, что у косого заложило уши.

— Что ж ты сразу не сказал просто и ясно, чтобы не было всей этой неразберихи?

Мирклворт, жена барона, еще разок взмахнула топором и отрубила конец еще одной иглы.

— Потому что ты ему не дал рта раскрыть, муравьиная голова!

Барон мрачно подобрал и эту иглу, тоже сунув ее в рот, рядом с первой. Ежиха вытащила у него иглы изо рта и бросила наземь:

— Прекрати, Драко. Ты себя так целиком съешь. При гласи лучше всех на мешанку из смородины со сливами.

Белки с зайцем с радостью приняли приглашение. Все устремились за бароном, но старый заяц, поняв, кто здесь задает тон, элегантной, хотя и еще нетвердою походкой направился к ежихе.

— Позвольте сопроводить вас, сударыня. Прелестная ежиха не должна шествовать в одиночку.

Племя барона Драко было известно как Ералаш. Жили они в полной неразберихе, лагерь был временным. Но угощение оказалось первоклассным. Гости сидели рядком на давно упавшем гнилом стволе вяза и зачерпывали из объемистых мисок смесь, щедро политую сладким кленовым сиропом.

— Вы должны нас извинить, — мимоходом заметила Мирклворт, — лагерь наш немного неряшлив. Конечно, у нас не всегда так, правда, Драко?

Барон облизнулся и фыркнул:

— Надеюсь, надеюсь… хотя, между друзьями, небольшой кавардак — это пустяк.

Юкка подвинулась, чтобы уступить дорогу жуку, выбирающемуся из бревна, на котором сидели гости.

— М-да, совсем небольшой. Лагерь их выглядит как поле боя посреди мусорной свалки, — едва слышно заметила она сидевшему с ней рядом зайцу.

Везде валялись отрубленные иглы, разбитые миски, объедки, очистки и всякая всячина, о которой даже упоминать не хочется. Резвый кашлянул и завел беседу, чтобы кто-нибудь не обратил внимания на замечание Юкки.

— Гм… Значит, вы здесь лишь временно?

Мирклворт пожухлым щавелевым листом смахнула крошки и капли с подола и с аппетитом сжевала этот лист.

— Мы тут в поисках нашего малыша, Кеглюна. Удрал, непоседа… Я хочу сказать, что милый крошка потерялся. От уж сколько дней о нем ни слуху ни духу резвый добавил волнения:

— Но мы совсем недавно встретили двух ежей, звали их Травун и Камышун, и эти ежи тоже искали малыша, которого они сами нашли и который от них снова сбежал, во как… Так что мы тоже посматривали по сторонам, нет ли где вашего Кеглюна, во. Не беспокойтесь, он обязательно найдется.

Барону удалось наконец высвободить миску из цепких лап товарища и всунуть на ее место пустую. Тот сразу же плюхнулся в добычу носом.

— Если его кто-нибудь не проглотил, маленького негодяя. Вторая причина нашего путешествия — конкурс.

О, да вы тоже, должно быть, здесь из-за этого!

Старый заяц отодвинул миску. Ее сразу же подхватил один из ежей и начал тщательно вылизывать.

— Что за конкурс, барон? Я впервые слышу…

— А-а-а, — с понимающим видом протянул барон Драко и несколько раз пихнул в бок спящего ежа. — Ты, соня, дай мне лучше ту конкурсную штуковину!

Еж начал рыться в своих иголках, бормоча спросонья:

— Куда ж я засунил ее… то есть засунял… нет, поклал!

Ага, вот она!

Зайцу протянули страшно перепачканный кусок коры. Резвый стряхнул с нее мусор, отковырял прилипшие куски предыдущих трапез и прочитал вслух:

 

На состязание и бой

Мой вызов принимай любой.

Отца и сына, мать и дочь

Отделать я совсем не прочь.

В бою я па смех подниму

Всех вместе и по одному.

Любого я отколочу,

А после и обхохочу.

И никому меня давно

Перебахвалить не дано!

 

Юкка Праща почесала в затылке, обратившись к старому зайцу:

— Похоже, этот король о себе особого мнения. А ведь это с ним тебе придется иметь дело. Неспроста он, должно быть, бросил вызов. Тебе потребуется изрядная доля везения.

Мирклворт ткнула зайца грязной лапой:

— Хе, ты хочешь принять вызов… А не слишком ли тебе много сезонов?

Резвый хлопнул себя сначала по макушке, потом ударил в грудь:

— Мадам, в горах лежит снег, но в сердце моем весна! Я должен принять вызов, чтобы привести армию в Саламандастрон. Нам нужен этот Хвастун-Бахвал-как-его-там, нужны его зайцы. Поэтому я должен бросить перчатку, во!

Барон Драко, не переставая жевать, поднял голову. Сладкая смесь капала не только с морды, но и с игл на его голове.

— И я должен… бросить… это самое… Рукав… рукавицу…

— Но как же так, сэр, — удивился заяц. — Ведь вы — барон ежей. Как же вы можете быть королем зайцев?

Драко пожал плечами и сцапал миску у еще одного подвернувшегося под лапу ежа.

— А-а, зайцы, ежи — какая разница? Я прирожденный вождь, железная рука. Строг, но справедлив. А что если мы объединим силы в поисках этого короля Бахвала? Я понятия не имею, где его искать.

Даже не подумав посоветоваться с Юккой, заяц вытащил кусок коры со стишками.

— Отлично, барон, вместе будет веселее. Один в поле не воин, во. Вот послушайте эти указания. «Трижды у Щучьего брода дернуть за шнур изволь». Это вам что-нибудь говорит, сэр?

Драко поскреб голову меж обрубками игл.

— Ну это стихи! Слова смешно составлены вместе, как будто в песне, только что ж ты ее не спел?

Очень довольный своей сообразительностью, барон откинулся назад — и тут же свалился на спину, чему маленькая жена его помогла ощутимым толчком.

— Да ну его, этого дурачка! — фыркнула она. — У камня мозгов больше. Похоже, я представляю, где это. Наши разведчики недавно нашли тут местечко, как раз перед впадением речки в большую реку. Там мелко, брод, стало быть.

Юкка подхватила свое короткое копье:

— Ты отведешь нас туда, ежиха?

Не обращая внимания на пыхтение и ворчание мужа, Мирклворт заорала в толпу:

— Ежи-и-и-и-и! С якоря сниматься! Ячка, Шанка! От ведете нас к вашему броду, если дорогу найдете! Шевели иголками! Драко, ты тут остаешься, что ли?

Объединенный отряд ежей и белок продвигался по виляющей в полумраке между толстыми стволами деревьев тропе. Лишь изредка солнечные лучи проникали до самой земли. Вокруг висела тишина, нарушаемая спором идущих сзади Юкки и Резвого. Белку возмущало поведение зайца, и она не собиралась этого скрывать:

— Следовало бы у меня спросить, хотят ли белки идти с этими колючими неряхами. Ты сам не лучше этих ежей раз поступаешь так с нами после того, как мы прошли с тобой весь этот путь.

Резвый все еще недолюбливал Юкку. Кроме того, сейчас он чувствовал себя намного лучше и рвался поспорить.

— Фу ты, ну ты! У нас в Саламандастроне говорят: «Не нравится — перетерпится». Надо же, прошли со мной весь этот путь! А я вас и не просил. Можете со мой распроститься, во. Возвращайтесь в свой уютный сосновый лесок. Только в нем уже, наверное, полным-полно синемордых бандитов. А я вам пожелаю всего наилучшего, во как. Атаманша белок недобро оскалила зубы:

— Нам не надо твоих добрых пожеланий, старый. Ты обвинил меня в трусости, и я докажу тебе, что ни я, ни мои воины не трусы. Мы пройдем с тобой весь путь, где бы он ни закончился.

Заяц презрительно скривил губы:

— О да, весь путь. Ох, месть! Ох, честь! Что вы знаете о чести? Знаменитая Юкка Праща! Да вы из-за добычи, за трофеями пошли со мной, во… Эти ежи, вишь ли, неряхи. Да вы ничем не лучше. Они честнее и порядочнее вас, во как!

Бросая косые взгляды друг на друга, они продолжили путь в молчании.

 

16

 

Лорд Каменная Лапа всматривался и вслушивался в проход возле пещеры. Они с Медункой менялись в карауле, но происшествий не было. Когда барсук вернулся в пещеру, зайцы толпились вокруг Брамвила, призывая его что-то вспомнить.

— Ну же, приятель, напрягись! Как его, говоришь, звали, того зайчонка?

— Представь себе, как все это происходило…

Старый Брамвил выглядел смущенным. Он умоляюще смотрел на окружающих.

— Ну-у-у, вы сами можете припомнить!

Все зафыркали:

— Да ты что! Нас тогда еще на свете не было!

Каменная Лапа подошел к ним. Обняв Брамвила за костлявые плечи, он обратился к остальным:

— Спокойно, друзья! Что тут у вас происходит?

— Брамвил может вспомнить, как отсюда выбраться!

— Но вот беда, старик взял да и позабыл все, что знал! Барсук укоризненно посмотрел на говорившего:

— Многое может забыть заяц, дожив до зимних сезонов. Не донимайте Брамвила. Что ж он может сделать с природой? Так ведь, старина?

Брамвил стукнул слабой старою лапой себя по лбу:

— Вот они, где-то здесь, старые стишки, считалка-скакалка, которой нас учила нянька. Но как ни стараюсь, не могу вспомнить. Хотя помню, что называлась она как-то вроде «Раз в темную берлогу»… или что-то вроде того…

Каменная Лапа в раздумье поскреб свои полосы:

— Да, да, помню я твою няню. Серьезная была особа.

Я эту считалку сам бубнил, когда крутил веревку маленьким зайчихам. А они прыгали. Вот что, друг, мы сейчас присядем спокойненько за стаканчиком эля и кусочком сыра. Вместе вспомним, а Блинч будет записывать. Медунка, твоя очередь караулить. Блинч, возьми кусок угля и плоский камень, а остальные — идите отдыхать и нам с Брамвилом не мешайте.

Торлип прижал ухо к толстой дубовой двери камеры, в которой заперли пленных зайцев. Он внимательно вслушивался в звуки, доносящиеся снаружи, но сильно мешала жирная, голодная старая зайчиха Унылла, оплакивающая отсутствие пищи:

— Ох, увы и ах, да за что ж напасть такая… Если б ты, старушка Ухопарус, да и Торлип тоже, не рыпались, не перечили бы этому Трынну, был бы нам хоть какой-никакой кусочек пожевать, мех с ушами удержать. В жизни так не голодала. Ой, живот болит-режет. Что за время сейчас? Как раз за полдень, во… я бы как раз уписывала предобеденную закусочку. Вафельки кленово-розовые, ватрушечки с клубничкой, чаю мятного… А теперь у нас ни корки хлеба, ни глотка воды на всю компанию. И сколько это еще продлится? Голод — не шуточки!

Торлип сбросил монокль из глаза. Его терпение истощалось от бесконечного причитания Уныллы. Обычно сдержанный и вежливый, тут он буркнул под нос:

— Завыла Унылла! — и резко повернулся к зайчихе. — Вы не хотите дать передышку своему языку? Все могло обернуться гораздо хуже.

Унылла возмущенно фыркнула:

— Хуже? Куда уж хуже, сэр!

Торлип ткнул лапой вниз:

— Ну, для начала, нас могли запереть в погребе, в полной темноте. Конечно, у нас нет пищи, но мы все же видим дневной свет. — Он указал на круглую дыру окошка.

Ухопарус согласно кивнула:

— Прекрасный вид на море. Должно быть, Транн боялся, что в погребе нас найдут и освободят лорд Каменная Лапа и наши зайцы.

Унылла высунула голову из окна. Камера находилась довольно высоко. Пляж внизу казался узкой желтой полоской, от которой начиналась, теряясь на горизонте в дымке, бескрайняя ширь моря.

— Может, внизу было бы как раз лучше. Отсюда точно не удерешь.

Подойдя к окну, Торлип убедился в ее правоте.

— Да, мэм, вы абсолютно правы. А теперь помолчите, пожалуйста, я попытаюсь что-нибудь подслушать.

Два капитана-крысы беседовали в комнате как раз под камерой зайцев. Устрашающий отлучился, а Роаг и Кош-марина, уверенные в том, что Унгатт-Транн далеко, обсуждали положение войска.

— Нашим солдатушкам нужна дикая уйма жратвы, Роаг, забота немалая…

— Наш великий не дурак, он это понимает. Завтра флот снимается и уходит в море рыбачить. Патрули лазят по скалам, ищут птичьи яйца.

— Пустая трата времени. Ни птиц не найдут, ни яиц. Часть мы перебили еще на подходе, остальные улетели прочь. Я все же не вижу, откуда возьмется такая куча продуктов.

— Да мало ли возможностей! Пошлют нас в глубь страны на фуражировку. А покуда нам и здесь неплохо, у погребов старого барсука. Неплохие у него припасы, а?

— Да, мне тоже нравятся. Пойдем-ка вниз. Могущественный все еще занят поисками полосатого пса и его команды. Ох, что он с ними сделает, когда поймает… Не хотела бы я быть на их месте… Смертью долгой и мучительной, ты ведь Транна знаешь…

— Могущественный посадил пленных косых там, вверху, на диету. Не даст жрать, пока кто-нибудь из них не расколется и не выдаст хозяина.

— Может, никто не расколется, он и сам его найдет. И тогда им тоже не поздоровится.

— Да, тогда они будут не нужны. Медленно и мучительно, да, медленно и мучительно, ха!

Затихшие зайцы в камере наверху слышали каждое слово капитанов. Когда те удалились, зайцы все еще сидели загипнотизированные. Послышался горький вздох Уныллы:

— Увы и ах! Горькая наша судьбинушка! Торлип потрепал ее уши:

— Не волнуйтесь, нашего лорда им не поймать. Он гораздо умнее, чем они могут вообразить.

Ухопарус с тоской глядела в окно:

— Хотела бы я придумать, как отсюда удрать. Сидеть и ждать — что может быть хуже.

Капитаны Кошмарина и Роаг как раз с опаской проходили мимо пещеры, которую занял дикий кот, когда дверь распахнулась и появился Унгатт-Транн. За его спиной стояла Гранд-Фрагорль. Капитаны лихо отсалютовали и замерли.

Вождь кивнул.

— Я как раз собирался за вами послать. Возьмите всех своих солдат и отправляйтесь в нижние пещеры. Пусть все проходы будут забиты нашим войском. Покажите тем идиотам внизу, как надо ловить старого полосатого пса и жалкую кучку зайцев. Они нужны мне! Надеюсь, вы не подведете.

Кошмарина и Роаг послушно отдали честь и отправились исполнять приказ. Раздались командные окрики. Крысы потянулись к горе.

— И для тебя я приготовил маленькое развлечение. Возьми кого хочешь и насобирай мне пауков. Думаю, их нетрудно разыскать во всех этих скалах и пещерах. Пусть они мне украсят паутиной новое помещение. Обращайся с ними осторожно, бережно.

— Я живу лишь для того, чтобы служить вашему могуществу! — Гранд-Фрагорль бесшумно удалилась.

Старый Брамвил уже клевал носом, когда они восстановили по кусочкам песенку-считалку. Барсук тоже устал Он с трудом подавил зевок.

— Надеюсь, ничего не упустили. Читай, Блинч, что там получилось…

Повариха начала отрывисто читать, представляя, как крутится веревка, как маленькие зайчата весело подпрыгивают в такт ее мельканию в воздухе.

 

Раз в темную берлогу

Зайчонок заскакал

И потерял дорогу

Среди подземных скал.

Надеясь лишь на чудо,

Заплакал у пруда:

«Я больше так не буду!

Не буду никогда!»

Повел повисшим ухом

И перестал икать,

Потом собрался с духом

И выход стал искать.

На склизкую змеюку

С трудом забраться смог.

В дыру увидел небо

И сливовый пирог.

С приливом он тягался

И шипачей побил,

И до дому добрался

Уже совсем без сил.

 

Молчание нарушил лорд Каменная Лапа, обратившийся к своим зайцам:

— Ну как, сможем мы по этой песенке, как по лесенке, выкарабкаться отсюда?

Троби поскреб в затылке:

— Э-э… сэр, прошу прощения, вы уверены, что ничего не забыли?

— Насколько я могу припомнить — все верно. Как,

Брамвил?

Старик не ответил своему лорду. Он уже крепко спал. Вместо него высказалась Блинч:

— Все складно и так, как нужно, насколько я могу судить. Обычная детская песенка, в которой говорится о малыше, потерявшемся здесь, внизу. Нам нужны строчки про змеюку. Так?

Троби не мог расстаться с сомнениями:

— Где, во имя салата, мы найдем здесь эту змеюку?

Его поправила зайчиха Виллип:

— Склизкую змеюку! В стишке говорится, что зайчонок залез на нее. Туда! — Она указала на потолок пещеры.

Как звездочеты, барсук и его зайцы побрели по пещере, задрав головы к сталактитам.

— Упс, капля в глаз!

— Смотри, куда идешь, приятель. Ты уже второй раз меня чуть с ног не сбил.

— Троби, стой! Свалишься в лужу!

— Вон та штука, там висит!

Громадные лапы лорда вовремя подцепили Троби и вытащили его из бассейна.

— Где? Покажи!

Промокший Троби, подпрыгивая и стуча зубами, пытался снова найти увиденное им чудовище.

— Э-э… М-м-м… Где ж она? Потерял!!! Ну не приснилась же она мне!… Ладно, кажется, есть только один способ найти ее снова. Выудите меня еще раз, пожалуйста. Ну, поехали!

Троби взметнулся в воздух и уже в полете завопил выбросив лапу вверх:

— Во-о-о-он!

Плюх!!!

Все произошло в какой-то миг, но и этого мига хватило Каменной Лапе, чтобы заметить, куда показывал Троби. Не в силах сдержать смех, он снова подцепил Троби.

— Го-го-го! Добрый старый Троби! Ты не только отлично показал, как птица летает, а рыба ныряет, но еще и нашел змеюку. Вон там, в дальнем углу! Но больше проверок не надо. Пруд кажется бездонным, и в следующий раз я могу не успеть тебя вовремя вытащить. Разбуженный Брамвил проковылял вперед, протирая глаза.

— На тебя не похоже, Троби. Ты вроде до наступления лета не купаешься…

В путанице скальных выступов дальнего угла пещеры с потолка свисал сталактит. Многие сезоны вода капля за каплей стекала вниз, оставляя самые мелкие частицы. Каменная колонна становилась выше. Однажды вода нашла новый путь, и капли, словно змея, поползли вниз вокруг колонны.

Медунку Жесткого как наиболее ловкого, гибкого, тренированного сняли с поста и выставили вместо него Перлоу. Заяц, с сомнением покачивая головой, оценил маршрут:

— Эти уступы для зайца слишком скользкие. Есть у нас веревка?

— Нет, веревки у нас нет, — разочарованно протянул барсук.

— У нас есть пояса, ремни, тетивы на луках, старый пудинг…

Произнеся это, Брамвил застыл с раскрытым ртом и разведенными лапами:

— Ой, сэр, извините, сэр! Я нечаянно, спросонья ляпнул, правда! Простите, пожалуйста!

Лорд только хмыкнул:

— Называй меня как угодно, старина, главное, что в твою голову пришла ценная мысль. Пояса и тетивы от луков. Отлично.

Поясные шнуры, веревки, прочные шнурки луков вскоре сплели в неуклюжую, но прочную веревку. Жесткий смотал ее, повесил на плечо и, поплевав на лапы, вскарабкался по скользким камням на первый уступ.

Виллип наскребла мокрого песку с края бассейна, слепила из него комок и швырнула Жесткому.

— Лови! Намажь лапы, поможет…

С песком, действительно, лапы скользили меньше. Жесткий влезал все выше, а снизу зайцы осыпали его советами.

— Прижмись к стене и достань во-он до того выступа!

— Чуть левее, Жесткий… Еще чуть! Вот так!

— А здесь вперед на брюхе, ползком!

— Видишь ту выемку? В нее вожмись и проползи вверх!

Нелегким и небыстрым был его путь, но постепенно Жесткий приблизился к сталактиту, который напоминал змею. Обхватив его лапами, он осмотрелся. Брамвил крикнул ему вверх:

— Видишь сливовый пирог? Ты его должен искать.

Есть что-нибудь похожее?

Медунка вертел головой, всматриваясь.

— Можете передвинуть один из больших фонарей сюда, поближе?

Фонарь поставили как раз под Жестким.

— Ax ты, радость моя! Вот ты где! Нашел! — воскликнул Жесткий. — Расступитесь, ребята!

Он размотал самодельную веревку, и конец ее коснулся рола. Спустился Жесткий, ловко перехватывая веревку лапами, не хуже любой белки.

— Там, вверху, как раз над этой «змеей», жирное основание отломанного сталактита, очень похоже на сливовый пирог, только несъедобный. И дыра в потолке, сэр. Я привязал там веревку к выступу скалы, так что мы сможем вскарабкаться туда по одному. Дыра как по заказу, сэр, пролезете спокойно.

Лорд хлопнул Жесткого по плечу:

— Отличная работа! Молодец!

Первым полез Брамвил, за ним — Медунка, чтобы помочь старику в случае необходимости. Брамвил справился на диво хорошо, лишь дважды пришлось его немного подтолкнуть. Пропихнув его сквозь дыру, Жесткий спустился обратно.

Каменная Лапа заметил, что заяц тяжело дышит.

— Ты так долго не вытянешь, все время ползая вверх и вниз. Надо придумать что-нибудь другое.

Жесткий сидел, переводя дыхание.

— Да уж, молодым меня не назовешь. Можно сделать так: двое посильнее засядут там, наверху, со мной. Скажем, Троби и Перлоу. При помощи петли мы поднимем всех по очереди. Что вы на это скажете, сэр?

Каменная Лапа с готовностью согласился:

— Отличная идея! Троби, давай вверх, дружище! Перлоу… Где Перлоу?

Барсук поднял факел и, нахмурившись, устремился к потайному выходу из пещеры. Перлоу здесь не было, зато в конце коридора слышался подозрительный шум. Протиснувшись сквозь щель, барсук не долго думая бросился на выручку, размахивая факелом.

— Еула-ли-аааа!

Одним ударом барсук смахнул с Перлоу двух крыс, отправив их головами в скалу. Остальные уже улепетывали. Лорд помог зайцу подняться.

— Ты не ранен, друг?

Хотя спина и челюсть Перлоу были в крови, он помотал головой:

— Я-то в порядке, но они нашли нашу пещеру! Это мой промах, я высунулся с факелом из щели. Решил разведать, что за шум, и наткнулся прямо на них, как последний дурак!

Барсук потянул Перлоу за собой:

— Ладно, ладно, скоро мы выберемся отсюда!

Но, подойдя к щели входа, они уже услышали топот и бренчание оружия множества приближающихся крыс. Пещера перестала быть тайным убежищем.

 

17

 

Простенькую лодку-бревно Груба окружила целая флотилия внушительных лодок землероек. Они тоже были выполнены из цельных бревен, но выдолблены внутри и снабжены поперечными сиденьями. Дотти и Груб сидели на носу и добросовестно погружали весла в воду, выдерживая ритм гребли с землеройками племени Гренн. Командный дух, коллективизм землероек Гуосим особенно привлекал Дотти. Слаженно скользили лодки вниз по речке, все гребли в такт, по командам, отдаваемым крупной землеройкой по имени Кубба.

Красивый бас Куббы Дотти впервые услышала перед началом путешествия. По указанию Гренн он провозгласил:

— Внимание, Гуосим! Идем без остановки до большой реки, чтобы не задерживать наших гостей. Течение хорошее, стабильное, лагерь разобьем у развилки. Так что по тренируем спины и покажем нашим друзьям, как умеют грести землеройки.

Броктри и Груб не уставали восхищаться искусством землероек. Опытные гребцы высоко взмахивали веслами и перестукивались ими в воздухе, не нарушая ритма гребли.

Мало-помалу гребцы почувствовали азарт, и плавание превратилось в гонку. Лодки летели по течению, вздымая тучи брызг. Четверо друзей поддались общему настроению. Они возбужденно вопили, обменивались репликами с землеройками, подшучивали над ними и друг над другом:

— Эй, вы, древоточец в моем бревне гребет лучше вас!

— Не перенапрягайтесь попусту, господа! Схватитесь покрепче за наш кильватер! Хо-хо-хо!

— Да вы просто спите, и ваш кильватер совсем заснул, не шевелится!

— Задай им перцу, Кубба, покажи наш двойной гребок!

— Сэр, представьте, что весло — это ваш двуручный меч, во!

Кубба загудел над освещенной солнцем водою:

 

Весла суши! Отдохни, браток!

Пускай работает ноток

 

Гребцы замерли, течение плавно несло лодки.

Броктри откинулся, тяжело дыша:

— Ф-ф-фу! Мы за это утро прошли больше, чем обычно за целый день. Как ты думаешь, Груб?

— Да, рыбам казалось, что они стоят на месте.

Дотти обмякла на носу, отирая забрызганные уши.

— Ушами моего дедушки клянусь, такого не ожидала… А вы?

— Птицами летели, Дотти, хурр, ч-ч-чудесно, ч-ч-чу-десно! — Рот Гурта растянулся в улыбке до ушей.

Так прошел весь этот день на воде — то гонка, то спокойное плавание. К вечеру Гренн приказала остановиться в освещенной закатным солнцем бухточке. Они пошлепали по мелкой воде к берегу, снова ощущая под лапами твердую землю. Несколько землероек помоложе пустились плавать по бухте. Гурт придирчиво наблюдал, как повара разводят костры и выгружают котлы и припасы. Он основательно осмотрел их имущество и продукты и перемолвился словечком с Дотти.

— Гурт говорит, что вы сегодня можете отдохнуть, — обратилась Дотти к поварам-землеройкам. — Он обеспечит большое подземное меню с яблочно-сливовым пудингом под сладким каштановым соусом на десерт.

Обрадованные повара хлопали Гурта по спине и благодарно обнимали крота. Но не долго они оставались в стороне. Не утерпев, землеройки засыпали Гурта советами и критическими замечаниями, одновременно споря между собой.

— Надо тоньше снимать кожу с репы. Слишком много отходов!

— Не слушай его, Гурт, не в репе счастье. А вот из котла сейчас все убежит, если не будешь за ним следить!

— Знаток, тоже! Если за котлом следить, он никогда не закипит, не знаешь старой приметы?

— Гурт, Гурт, не так! Дай, я сам разделаю эти сухофрукты!

Дотти пошепталась с лордом Броктри, и он быстро все уладил. Вытащив свой боевой меч, барсук одним могучим ударом отхватил сухой сук от старой ивы.

— Вот тебе дерево для костра, Гурт. Кстати, пока я меч не убрал, может, оттяпать этим советчикам хвосты, чтобы не вмешивались?

Гурт еще не успел повернуть голову, как землеройки уже испарились.

— Вот спасибочки, очень уж суматошные зверьки эти землеройки.

Подошла Лог-а-Лог Гренн и указала вниз по течению:

— Хочу прогуляться по берегу. Перед рекой у нас на пути встретится брод. Надо проверить уровень воды, хватит ли глубины, чтобы проплыть. Иначе придется вытаскивать лодки и переносить их ниже. Не хотите пройтись со мной, друзья?

Броктри спрятал меч за широкую спину:

— Только проверю Кеглюна, и я готов. С утра его не видел.

Груб указал на землероек, плещущихся в воде. Кеглюн был с ними и визжал громче всех.

— Вон он где, Кеглюн-Поскакун. Он весь день с этой молодью, сидел в передней лодке с Гренн.

Лог-а-Лог возвела глаза к небесам:

— Много я малышей видела, но такую чуму еще не встречала. От него хлопот больше, чем от бочки пчел.

Барсук улыбнулся и покачал головой:

— Это точно. Утром он удрал, как только я обмолвился об умывании. А теперь плещется в воде, как рыба. Я его к воде не мог заманить никакими силами. Давайте сдерем, пока он нас не заметил.

Они тихонечко зашагали вдоль берега, но не успели пойти до поворота, как ежонок с хитрой усмешкой вылез из воды перед ними. Он мгновенно вскарабкался на спину барсука и уселся на рукоять меча.

— Хе-хе-хе, думал, уделешь от Кеклюна, да? Броктри обернулся и хмуро посмотрел на него:

— Сгинь немедленно, чума болотная! Кеглюн нахально щипнул барсука за нос:

— Смотли, Блоктли, я чи-и-стый. Можно с тобой?

Лорд Броктри отвернулся от него, чтобы скрыть широкую улыбку, и таким же строгим голосом ответил:

— Ладно, чистый, раз уж там сидишь, но веди себя как следует и не бузи.

— Есть, сэл! — радостно подпрыгнул Кеглюн. — И ты тоже не бузи, милолд, а то отлублю хвост!

Прогулка оказалась приятной. Над водой носились стрекозы, охотясь за мошками, склонялись побеги камнеломки и желтоголовой лапчатки, золотистый вечер овладевал окрестностями.

Лог-а-Лог Гренн остановилась у брода:

— Отсюда уже видна большая река, друзья. Я проверю глубину брода палкой, если здесь достаточно глубоко, то наши лодки пройдут без помех. Вы оставайтесь на берегу. Водные волки прячутся в потоке, хорошо маскируются и всегда готовы напасть, так что надо соблюдать осторожность.

Подойдя к броду, Гренн швырнула в воду несколько принесенных с собою хлебных корок. Тотчас из камышей рванулись четыре здоровенные щуки и устроили свалку из-за добычи.

— Ой-ой-ой! Откуда они взялись, Блоктли?

Барсук покосился через плечо на испуганно съежившегося ежонка.

— Щуки ждут в засаде, затаившись в камышах, и молнией бросаются на добычу. Вот так и тебя сожрала бы щука, не подоспей Груб.

Пока щуки занимались корками, Гренн исследовала брод.

— Глубоко-о, лодки пройдут. Но лапы я бы не стала совать в воду, Кеглюн, имей в виду. А вон там, подальше, эта речушка впадает в большую реку.

Дотти резво запрыгала по берегу:

— Ребята! Клюква, да сколько!…

Нежные розовые цветочки с увядающими лепестками увенчивали хрупкие тонколистые побеги, а под ними виднелись сочные розовые ягодки, кисло-сладкие на вкус. Кеглюн первый набросился на ягоды, словно голодал уже который день.

Разумная Дотти попыталась втолковать ежонку, что во всем нужна мера, но такие разговоры лишь подзадоривали маленького хулигана. Он бросился наутек.

— Ловите, ловите Кеклюна!

Все бросились за ежонком, опасаясь, как бы его не занесло в речку, к щукам. Маленький, но верткий, Кеглюн рванулся сквозь кусты и вокруг стволов. Гренн и Груб метнулись за ним с одной стороны, Дотти и Броктри — с другой, надеясь обойти его и сцапать. Тут пронзительный вопль ежонка разорвал вечерний воздух.

— Ййиииииии! Отстань, пусти Кеклюна!

Дотти отшатнулась от Броктри, со свистом выхватившего меч из-за спины.

Барсук с треском проламывался сквозь ветви, идя на голос малыша.

Банг!

От лезвия меча отскочил камень, запущенный из пращи. Юкка преградила Броктри путь. Она стояла перед барсуком и бешено вращала заряженную пращу.

— Ни с места, полосатая собака, или следующий камень полетит тебе в глаз!

— Ты что, ослепла или совсем ума лишилась? Это же лорд барсук! — Резвый как раз вовремя всунул свою лапу, и праща обмоталась вокруг нее. Камень хлопнулся об заячью лапу с сухим звуком, и Резвый запрыгал, вопя от боли и волоча за собой Юкку.

Казалось, все появились на месте происшествия одновременно: барон Драко и Мирклворт с толпой ежей, белки Юкки. Принеслись и Гренн с Дотти и Грубом. Броктри опустил меч наземь и оперся на рукоять.

— Что происходит, во имя Всех Сезонов?

Откуда-то из-под куста вынырнул Кеглюн и уселся на здоровенной ступне лорда Броктри.

— А знаешь, как зовут сезоны, а?

Тут снова началось!

— Крошка моя, сокровище мамочкино! Где ж тебя носило, чертова кукла? — на мгновение умилившись, тут же разгневалась ежиха.

— Но-но, мэм, поосторожней в выражениях, не обижайте нашего ежонка! — попытался утихомирить ее Груб, но тут же пожалел об этом, потому что поднялся страшный шум и гам. Все кричали, что-то доказывали, размахивали лапами.

Дззыннь!

— Ти-и-и-и-хо! Всем молчать!

Лязг меча Броктри и его оглушительный рев мгновенно утихомирили спорщиков. Барсук сунул меч за спину.

— Всех, кто хочет спорить, прошу сразу ко мне. Сей час всем на берег и собирать клюкву! Ну, чего уставились, что ж тут непонятного? У нас — лучшие повара в лесах, и если вы хотите горячий клюквенный пирог на ужин, то принимайтесь за работу сразу же. За ужином уладим все наши разногласия!

Знакомились, уже срывая ягоды. Броктри и Дотти рассказали Мирклворт и Драко о приключениях Кеглюна, начиная с его встречи со щукой в заводи. Мешки, передники, шлемы, кошелки наполнялись ягодами. Уже почти стемнело, когда они направились к лагерю землероек. Барон Драко сокрушался, покачивая головой и рассказывая улыбающемуся барсуку о предосудительных наклонностях своего отпрыска.

— Уже четыре раза — четыре, сэр! — этот сорванец сбегал неведомо куда, а ему лишь два сезона! Не удивительно, что иглы на голове моей седеют… те, которые не успевает срубать благоверная… моим же топором.

Дотти и Резвый примирились и быстро нашли общий язык.

— Ну и ну, так ты племянница старушки Блинч! И готовишь так же потрясающе, как твоя тетка?

— Я? Готовить? Да я умудрюсь салат спалить. Мы, роковые красавицы, готовить совсем не умеем.

Яблочно-сливовый пудинг Гурта был уже готов, и повара-землеройки взялись за клюквенный пирог.

А у вечернего костра текли беседы. Резвый сидел рядом с Броктри. Барсук не скрывал своей тревоги о судьбе Саламандастрона.

— Мой отец, лорд Каменная Лапа, умно поступил, направив тебя собирать войско, Резвый. Для такого пожилого зайца ты отлично справился. Тебе нужен отдых. Теперь ты можешь быть спокоен, я принимаю на себя всю ответственность.

Старый заяц так же почтительно поклонился сыну, как кланялся отцу.

— У вас есть план, лорд?

Глаза Броктри сверкали, отражая пламя костра.

— О да, Резвый. Можешь мне верить.

— Я вам полностью доверяю, лорд Броктри. Я бы сказал, вы напоминаете мне вашего батюшку в те времена, когда я был еще зайчонком, только еще больше и еще свирепей, если это только возможно.

Большая полосатая голова утвердительно качнулась в ответ.

— Это возможно, друг. Говорят, чтобы размахивать таким мечом, как мой, нужно быть одержимым Гневом Крови.

Заяц молча размышлял. Он слышал легенды о барсуках, наиболее отважных и свирепых воинах, одержимых этим страшным бичом. Ни оружие, ни клыки, ни сила не могли остановить их. Его новый лорд был воистину небывалым зверем.

Этой же ночью лорд Броктри заключил договор с вождями племен: Юккой Пращой, бароном Драко, Лог-а-Логом Гренн, а также с Гуртом, сыном Длинной Ложки, и Грубертом из Глухого Ручья. Участники договора торжественно пообещали объединиться в одну большую армию и освободить Саламандастрон из когтей Унгатт-Транна.

Суровый голос лорда Броктри проникал в души присутствующих:

— Земли, на которых мы живем, должны быть свободны от всякой нечисти. Дети не должны опасаться за свою жизнь. И ни одно племя в одиночку с этой задачей не справится. Мы должны быть вместе, все, кто любит свободу. Ежи, землеройки, белки, кроты, выдры, мыши, полевки и в особенности зайцы. Мы направимся во владения этого самозваного заячьего короля. Ему следует бросить вызов и победить. И убедить присоединиться к нам. Там мы наверняка встретим хороших бойцов.

Гурт поднял голову и осмотрел могучую фигуру барсука:

— Хурр-хурр, если говорить о звере, здоровом и могу чем, то ясно, кто может победить этого короля.

Броктри, глядя на Дотти, ответил:

— Нет, Гурт, вызов зайцу должен бросить заяц, по справедливости. Резвый, что мы должны теперь предпринять, как там написано в твоей грамоте?

Старый заяц повторил строки по памяти, не заглядывая в свиток коры.

 

Трижды у Щучьего брода

Дернуть за шнур изволь,

Жди, и горного рода

Выйдет к тебе король.

 

Дотти лежала с открытыми глазами, раздумывая, с чего бы это барсук так на нее смотрел, говоря о вызове королю Бахвалу. Вскоре ее сморил сон. Юкка, уже засыпая, услышала, как молодая зайчиха бормочет себе под нос:

— Гм, всем моим подданным, каковые еще не почивают, королевское воззвание. Королевша Дотти… нет, Дороти… нет, Доротея Дакфонтейнская отходит ко сну роковой красавицы. И чтобы звука не было слышно…

Землеройка Кубба вернулся в лагерь на следующее утро, как раз когда повара раздували костры. Он отсалютовал Лог-а-Логу Гренн рапирой:

— Встал на часок пораньше и прогулялся по берегу. Кажется, нашел, что нужно.

— Отлично, старина, — отозвался со своего места у костра Резвый. — Нашел это, как его там?…

— Да ничего особенного, приятель, просто кусок толстого красного шнура. Висит на здоровенном грабе. Сразу после завтрака и покажу. Ух, и проголодался же я!

Через час, утолив голод овсяными лепешками с сыром и остатками клюквенного пирога, все направились к броду. Кубба показал дерево, из ветвей которого свешивался толстый красный шнур с кистью на конце.

— Вот он. Я за него не дергал. Броктри церемонно поклонился Дотти:

— Не удостоите ли чести, миледи?

Зайчиха присела в реверансе и затрепетала ресницами.

— Польщена, милорд. Дерну, как смогу, чтоб только дерево на меня не свалилось, во!

Дотти схватила шнур и три раза сильно дернула. Ветви дерева закачались, стряхнув стаю галок. Сердитые галки подняли страшный гвалт, взбудораживший всю округу.

Барон Драко следил, как птицы возвращались на дерево.

— Хо-хо-хо! Если уж он король, как заявляет, то мог бы и настоящие колокола повесить. Что теперь делать?

Может, еще подергать? Давайте я попробую.

Он опять не успел увернуться, и жена оттяпала ему топором кусок иглы. Толкнув барона, Мирклворт усадила его под грабом.

— Чего тебе неймется, дурень? Сидим и ждем. Верно, ваша милость? — обратилась она к Броктри.

Барсук отцепил ежонка от рукояти меча и уселся рядом с бароном.

— Да, так оно и есть. Ждем.

Бойцы Юкки и Гренн затаились в кустарнике. Все спокойно ждали. Утро уже вступило в свои права, но ничего еще не произошло. Наконец Гурт наклонился к барсуку и зашептал:

— Хурр, идут там какие-то, сэр…

Лорд барсук сидел с полузакрытыми глазами.

— Вижу, друг. Пусть подойдут, а мы сидим, ждем, никого не трогаем и не волнуемся.

В воздухе раздался свист, легкий дротик воткнулся недалеко от лапы Груба. Около четырех десятков вооруженных до зубов крепких горных зайцев, некоторые еще с белыми пятнами зимней шерсти, подходили к путешественникам.

По знаку командира отряд остановился в нескольких шагах от барсука.

— Н-ну-у, детишки, что у нас здесь такое? — обратился заяц к своим бойцам.

— Может, лучше спросить у меня, чем у детишек, — подал голос Броктри, не поднимая век. — Они же только что пришли, откуда им знать?

Командир вытащил из земли дротик.

— Слушай, э-э, полосатый, ты не в том положении, чтобы нахально себя вести. У моих зайцев оружие наизготовку, а ты и твои красотки тут отдыхаете. Все ясно, н-ну?

Барсук рявкнул. Тотчас из-за кустов высыпали белки и Гуосим — пращи и рапиры наготове. Отряд горных зайцев оказался в окружении.

Броктри с мечом в лапах уже стоял в полный рост перед незадачливым командиром.

— Все ясно, заяц? Ясно, что надо уважать лорда Броктри из Брокхолла, иначе твои уши будут болтаться там, на этом красном шнурке. Вежливо надо себя вести.

Заяц не ожидал такого поворота событий, и тон его изменился:

— Гм, приношу свои извинения, э-э, милорд. В этих местах надо соблюдать осторожность с чужаками. Чего вы желаете?

Юкка Праща спрыгнула с ветки граба.

— Отведи нас к тому, кто называет себя королем, да побыстрей!

— Выглядят зайчишки неплохо, — заметил Резвый Трубу, петляя по извилистой лесной тропе. — Чуть поднатаскать да дисциплинки побольше — будут ребятишки хоть куда.

Что-то прикинув в уме, Броктри подозвал к себе Дотти и вполголоса наставлял ее:

— Когда прибудем, не раскрывай рта, пока я не прикажу. Не поддавайся на лесть, не возмущайся, будь собранной, показывай своим видом, что ты умеешь владеть собой.

Зайчиха слегка нервничала, чуть не начала заикаться:

— Д-да, с-спокойненько, с-собранно, клянусь полосами на вашей голове, владею уметь, то есть умею владеть, да, и собой тоже. Конечно, не возмущаться… вот, помню, когда дедушка застрял в дымоходе…

Броктри легонько сжал ее уши:

— Умолкни же, болтушка. Слушай!

Издалека донесся шум множества голосов, пение, барабанный бой, какие-то неясные звуки. Командир зайцев, старавшийся держаться не слишком близко к барсуку, заметил с изрядной порцией иронии в голосе:

— Крепитесь, детки, вас ожидает двор короля Бахвала…

Дотти взволнованно вздохнула и закатила глаза.

 

18

 

Троби уже вскарабкался наверх по самодельной веревке и сидел у самой дыры, когда в пещере появился лорд Каменная Лапа в сопровождении Перлоу. Медунка Жесткий подбежал на помощь. На шум спешивших к пещере крыс он не обращал внимания, как будто их и не было.

— Ого, старина Перлоу, никак ты немного пострадал? А к нам, кажется, еще и гости спешат. Давай, Перлоу, вверх поедем…

Каменная Лапа поднял раненого к петле и повернулся к остальным, ждущим своей очереди:

— Вы все должны подняться по этой веревке как можно быстрее. Жесткий, ты поднимаешься последним из зайцев. Понятно?

Медунка отсалютовал:

— Есть. А вы, сэр?

Голос лорда был подобен грому:

— Никаких вопросов. Я отдал приказ, ты должен его исполнять. Блинч, ты следующая. Скорость, скорость, скорость! Давайте!

Шум снаружи приближался. Каменная Лапа схватил тяжелый дротик, обломок скалы и направился к входной щели. Жесткий не отступал ни на шаг.

— Я иду с вами, сэр.

Лорд слегка толкнул его в грудь и остановил без всякого видимого усилия. Голос опустился до какого-то подземного рокота:

— Я отдал приказ, Медунка Жесткий. Ты отказываешься исполнить мой приказ?

В глазах зайца выступили слезы.

— Я всегда без колебаний выполнял ваши приказы, но там слишком много этой нечисти на вас одного… Вам нужна помощь, сэр.

Каменная Лапа слегка потрепал заячьи уши, как часто делал, еще когда Медунка был зайчонком.

— Нет, друг, не сейчас. Ты обязан выбраться отсюда и вывести наших бойцов, а я должен задержать врага и дать вам время выбраться. Пообещай мне одно: постарайся выручить Ухопарус и других пленников, если они еще живы. Обещаешь?

Жесткий вытер глаза и в последний раз отсалютовал своему лорду:

— Не просто обещаю, жизнью клянусь, сэр! Задайте им перцу, угрохайте пару от моего имени!

Голова первой синей крысы высунулась из входной щели. Каменная Лапа отвернулся от Жесткого и бросился вперед, издав боевой клич Саламандастрона:

— Еула-ли-а!

Казалось, старый барсук помолодел на много сезонов. Сила пульсировала в его жилах. Крысы отлетали от него, как пушинки с головки одуванчика на свежем ветру. Вклинившись в расщелину, Каменная Лапа отбивал атаки синего воинства. Кошмарина и Роаг орали, сзади подбадривая своих бойцов:

— Брать живьем! Бросайте веревки, петли!

— Ранить, не убивать! Могущественный желает его живьем!

— Рацион за десять сезонов тому, кто схватит полосатого!

Каменная Лапа взмахнул камнем — и капитан Роаг упал мертвым. Барсук бил, колол, сметал сплошную массу крыс дротиком. Веревки разлетались под его когтями и челюстями, как сухая трава. Голос лорда гремел, сотрясая скальные своды. Ран своих барсук не замечал, им владел Гнев Крови.

— Еула-ли-а-а-а! Сюда, сюда, к владыке Саламандастрона! Еула-ли-а-а-а!

Жесткий последним пролез сквозь дыру. Зайцы стояли вплотную друг к другу, крепко сжав лапами оружие и вглядываясь вниз, откуда доносились звуки боя. Подняв факел, Жесткий указал в темный туннель:

— Не терять времени. Уходим! Я дал слово моему лорду и сдержу его. Мы уйдем, но вернемся, чтобы освободить пленников, если они живы. Сейчас все вон! Я не хочу, чтобы мой старый друг лорд Каменная Лапа жертвовал собой напрасно! Я отвечаю за это. Всем понятно? Вытащив веревку, Жесткий обмотал ее вокруг пояса, кратко бросая приказания:

— Троби и Перлоу, вперед. Идем по двое, я — сзади, Линч, возьми факел.

Согнувшись, зайцы двинулись в туннель. Его ширины хватало, чтобы передвигаться по двое, но потолок был низким, а воздух — очень влажным.

Гроддил осторожно приблизился к месту схватки. Он увидел, как длинная вереница крыс исчезала в расщелине скалы. Кособокий лис кивнул капитану Кошмарине:

— Так вот где они прятались! Полосатого еще не захватили? Не забудьте, что его могущество желает получить его живьем.

Кошмарина наблюдала, как синие бойцы пробираются к расщелине, ступая по трупам своих убитых товарищей, подгоняемые хлыстами капитанов Фрола и Свинча.

— Живее, живее в пещеру, не спать! На помощь товарищам, шевелитесь, полосатая собака уже почти наша!

Кошмарина презрительно скривилась в сторону мага:

— Хочешь быть в курсе событий, Гроддил? Присоединяйся к нашим бравым солдатам и дуй в расщелину, там все увидишь наилучшим образом.

Гроддил с ненавистью глянул на крысу, но ничего не ответил. И не двинулся с места.

Барсук под напором многочисленного противника все-таки отступил в пещеру. Стало труднее отбиваться, враг нападал со всех сторон. Мельком взглянув вверх, он убедился, что зайцы благополучно покинули пещеру. Яростно дрался лорд, несмотря на раны. Вот он вырвал из плеча вонзившуюся в него стрелу, зарычал и в очередной раз бросился в атаку, круша врагов своим поврежденным дротиком. Но крысам не было конца. Каменная Лапа снова почувствовал себя старым и усталым. Капитан Фрол подкрался с кучкой крыс, державших наготове большую, прочную, утяжеленную камнями сеть. По его приказу они вскарабкались на выступ скалы. Он подозвал к себе еще одну группу подчиненных и зашептал:

— Ну, видите, теперь полосатый долго не протянет.

Отвлеките его и оттесните к этому уступу, под сеть, как можно ближе…

Замысел удался. Каменная Лапа приблизился к уступу, не заметив западни. Он тяжело дышал, спотыкаясь о тела убитых им крыс. Фрол скомандовал, как только плечи барсука коснулись уступа:

— Давай!

И вот уже барсук лежит на полу пещеры под сетью, придавленной камнями по краям. Торжествующий рев крыс сотряс воздух. Гроддил прокрался сквозь расщелину. Толкнув капитана Свинча, он хихикнул:

— Готов, полосатый! Конец ему!

Свинч широким шагом приблизился к поверженному врагу и пнул его:

— Как делишки, собака полосатая? А-а-а-а!

Хрусь!

Извернувшись под сетью, барсук швырнул капитана на скальный выступ, мгновенно его прикончив. Гроддил завопил:

— Держи его, он снова вырвался, держи!

Барсук рванулся вместе с сетью, но она была слишком прочна и слишком тяжела, чтобы от нее так просто отделаться. Выглядел он как какой-то древний легендарный гигант. Рыча, он смахнул один из больших фонарей с уступа прямо в бочку лампового масла, стоявшую около входа. Мощным ударом ноги он запустил бочку в расщелину. Раздался треск, и взметнулся столб огня.

Гроддила охватил неуемный страх. Выход из пещеры отрезан! Он погиб! Его охватила паника.

— Убейте его, идиоты, скорее, убейте его, или нам конец! — завопил он истерически.

Каменная Лапа громко засмеялся. Жуткое эхо отдалось от стен и потолка, заполнив пещеру. Волоча сеть с камнями, он бросился к ближайшим крысам, захватив в свои смертельные объятия четырех. Еще три крысы запутались в сети. Лорд спокойно проследовал к краю бездонного пруда. Крысы визжали, бились и царапались, но тщетно. Лорд Саламандастроя собрал последние силы и прыгнул.

— Еула-ли-а!

Гроддил и синие крысы нагнулись над краем пруда. Вода отливала ледяным бледно-зеленоватым блеском. Медленно погружалась в нее большая темная масса, постоянно меняя свои очертания и оставляя за собой стайку игривых пузырьков. Глубже, глубже, глубже… Молчание нарушалось лишь капающей в пруд водой, стоном раненых и треском пламени.

Так умер лорд Каменная Лапа, бывший владыкой Саламандастрона дольше, чем любой другой барсук до него.

Зайцы во главе отряда внезапно остановились. Жесткий тоже остановился и приглушенно крикнул:

— Троби, Перлоу, что там стряслось?

— Синий свет! Впереди синий свет, Жесткий.

Медунка пробрался вперед. Туннель пошел чуть вверх, синева впереди стала светлее. Заяц взял факел у Блинч.

— Троби, Виллип, пошли со мной. Перлоу, останешься здесь, с остальными. Отдохните пока.

Виллип с интересом втягивала воздух:

— Великие Соленые Сезоны, так пахнет только одна штука: открытое море.

Жесткий насторожил уши, улавливая далекий звук.

— Точно. Море, больше нечему там быть…

 

С приливом он тягался

И щипачей побил,

И до дому добрался

Уже совсем без сил.

 

Троби гордо улыбался. Жесткий уставился на него с недоумением.

— На тебя что, синий свет подействовал? Ты в порядке, приятель?

— Я в порядке, Жесткий. Это строчки из песенки-считалки Брамвила. Всплыли в памяти, надо же!

Когда они дошли до верха подъема, свет стал еще ярче, по стенам плясали отблески от волн. Начался спуск. Троби пошел за остальными, а Виллип оценивала положение:

— Похоже, мы почти на берегу. Когда начинается прилив, вода входит в туннель, но подъем защищает его от затопления. В стишке говорится, что кроме прилива зайчонку пришлось тягаться еще и с щипачами. Кто-нибудь знает, кто это такие?

Жесткий пожал плечами:

— Шевели лапами — и скоро узнаем. Лучше не тянуть, ведь мы не знаем и того, когда начнется прилив.

Несмотря на пережитые ими трагические события, зайцы воспрянули духом, почувствовав, что выходят из подземелья. Впереди — дневной свет и свежий воздух, ветерок, прибрежная зелень, а главное — свобода! Они затянули маршевую песню, чтобы держать шаг, шлепая по лужам и спотыкаясь о камни, но снова такие же неунывающие, как и раньше.

 

Мой дедушка-заяц и в старости мог

Разгрызть па кусочки булыжный пирог.

И к гальке была у бабули любовь -

Ее она грызла, как будто морковь.

Любовь, морковь

И булыжный пирог!

Эх, зайцы, мы зайцы, зайцы!

Мой дядюшка, коего нету старей,

Без черствых не мог обойтись сухарей.

Он с болью зубовною был не знаком

И ржавым орехи колол молотком.

Любовь, морковь,

Колол молотком.

Эх, зайцы, мы зайцы, зайцы!

А тетушка, что уж давно так стара,

Как наша любимая нежно гора,

Съедала, как утка

(И это не шутка!),

На ужин съедала камней полведра.

Любовь, морковь,

Не шутка стара,

Гора, словно утка,

Камней полведра!

Эх, зайцы, мы зайцы, зайцы!

 

 

19

 

Унгатт-Транн был вне себя, но сдерживался. Гроддил, Фрол и Кошмарина распластались перед ним мордами вниз, ожидая допроса и решения своей судьбы. Бывшая спальня Каменной Лапы теперь вся заросла паутиной. Жужжали мухи, специально наловленные и принесенные синими крысами. Глаза Транна остановились на пауках, терпеливо выжидающих в своих сетях. Мухи не меняют своего поведения, раньше или позже они окажутся в липких паучьих ловушках. Гранд-Фрагорль тихо передвигалась на заднем плане, спрыскивая жаровни эликсиром, дающим синеватый душистый дымок.

Дикий кот дернул хвостом в направлении капитана Фрола:

— Представим на минуту, что я приказал тебя казнить. Мухи сожрут твои жалкие останки, а пауки будут ловить и пожирать мух. Таким образом, можно сказать, что пауки будут тобой питаться. Ты согласен, Фрол?

Капитан горностай, не осмеливаясь раскрыть пасть, едва кивнул головой, выражая согласие с кошмарной идеей властелина. Унгатт-Транн хвостом поддел голову Фрола и приподнял ее, уставившись в его омертвевшие от ужаса глаза.

— Гм, и тогда мои пауки станут такими же дурными и пустоголовыми как ты, так, Фрол?

Голова капитана тряслась, когда он кивнул во второй раз.

Унгатт-Транн налил себе кубок темной терносливянки, вздохнул и сел, наблюдая за пауками. Не обращая больше внимания на трясущуюся голову Фрола, он обратился к Кошмарине:

— Ты меня разочаровала. Мне казалось, что в тебе есть качества хорошего капитана. Может быть, еще не поздно для тебя поразмышлять о собственной глупости. Как ты думаешь, Кошмарина, стоит ли дать тебе пожить, чтобы ты могла поработать над собой? Или предпочитаешь кормить собою моих пауков?

Крыса не пикнула. Она не двигалась и не кивала, понимая, что дикий кот лишь размышляет вслух, не нуждаясь в ее ответе. Так оно и было.

Унгатт-Транн улыбнулся, как бы подбадривая Гроддила:

— А ты, мой верный маг, опять ослушался меня. Мне полосатый пес нужен был живым. Но мне сказали, что ты орал там, внизу, призывая убить его. И очень многие это слышали. Я понимаю, что вы мне не врете о смерти полосатого. Тут уж никак не соврешь, слишком много свидетелей. Но пораскинь мозгами, Гроддил. Может, ты что-то подзабыл? Может, припомнишь, любезный?

Гроддил совершенно окаменел от ужаса, хотя и догадывался, о чем сейчас заговорит хозяин. Все еще улыбаясь, Унгатт-Транн продолжал:

— Куда девались два десятка зайцев? Ты магически перенес их куда-нибудь? Может, растворил в воздухе или замуровал в скалы? Может, расскажешь мне? Заснул?

— Ваше могущество, мне говорили лишь об одном зайце, которому помог сбежать этот полосатый. Куда он делся, куда делись остальные зайцы, никто не знает. Мы обыскали все, что можно, но не обнаружили ни следа.

Унгатт-Транн как будто забыл о лисе. Он смотрел теперь на двух крыс, конвоировавших арестованных капитанов и мага.

— Вы — новые рекруты Синих Орд? Напомните мне свои имена.

Крыса с уродливым зубом ответила за обоих:

— Мы, ваше могущество, братья… Я — Рвущий Клык, а это — Свирепый Глаз. Пираты мы…

Унгатт-Транн, кивая, изучал морскую парочку:

— Пираты… Неплохо, неплохо. Что ж, может, этот день для вас удачный. Я произвожу вас обоих в капитаны. Поменяйтесь формой с Кошмариной и Фролом. С этого момента они — последние по положению в Синих Ордах. Они будут вашими слугами. Будут носить пищу, обслуживать, чистить форму, выполнять все ваши требования. Можете обращаться с ними, как вам заблагорассудится, даю свое личное разрешение.

Содрав форму с бывших капитанов, Рвущий Клык и Свирепый Глаз ухмылялись в предвкушении торжества. Дикий кот наблюдал, как на лицах разжалованных чувство облегчения менялось чувством стыда и унижения.

— Рано радуетесь. Слишком легко хотите отделаться, друзья мои. Прежде чем приступить к своим обязанностям на службе у новых капитанов, вы вернетесь в пещеру, в которой погиб полосатый. С собой возьмете нашего общего друга Гроддила. Ему это доставит удовольствие, я уверен. Вы там останетесь до тех пор, пока не поймаете зайцев или не выясните, как они сбежали. Эти два капитана приставят к вам охрану. Каждый безуспешный день ваших усилий будет завершаться поркой ивовыми прутьями. И пищи вы тоже не получите. Но не отчаивайтесь, воды там предостаточно. Капитаны, уберите этих идиотов с глаз моих долой!

Злосчастную троицу уволокли прочь. Унгатт-Транн обвил хвостом шею Гранд-Фрагорли и подтянул ее поближе, благожелательно мурлыча:

— Видела их морды? Я их пощадил, я их унизил, и они были вполне довольны. Затем я приговорил их к погребению заживо — и вот они в полном оцепенении. Да, Фрагорль, от власти получаешь удовольствие. Сила — это все.

Зайцы присели передохнуть в длинном уклоне туннеля. Брамвил тер спину и громко ныл:

— Ох, сомнительная это радость — топать и топать, согнувшись в три погибели! Неплохо бы приподнять потолок?

Жесткий улыбнулся старику:

— Топать целый день, говоришь? Откуда нам знать, день сейчас или ночь? Здесь, внизу, всегда одно и то же. Вы подумайте лучше, как нам повезло. Темнеет, значит, у нас есть шанс остаться незамеченными. Всегда есть чему порадоваться, ребята.

Перлоу подскочил, хлопнув по своему куцему хвосту:

— Ай, черт, кто-то меня укусил! Жесткий подскочил с факелом:

— Где?

— Где-где, за конец хвоста, вот где!

— Да не где укус, а кто укусил? — Жесткий отодвинул укушенного в сторону и осмотрел место, на котором тот располагался.

Блинч распялила обеими лапами свой вещевой мешок.

— Вот он, маленький негодяй. Крабеныш. Шипастый!

И клешни для такого малыша здоровенные.

Перлоу погрозил малышу лапой:

— Ах ты нахаленок! Вот я твоей маме скажу, что ты кусаешься!

Троби взял у Жесткого факел и всмотрелся во тьму туннеля.

— Можешь уже смело говорить. Вон его мама пожаловала со всей семейкой и соседями.

Приближалось множество крабов, покрытых крепкими шипами, длинноногих, бронированных. Они угрожающе поводили здоровенными клешнями.

Блинч спешно опустила крабеныша на пол.

— Ох, там их сотни и сотни! Что ж нам делать-то?

Жесткий лихорадочно обдумывал опасную ситуацию.

— Вот что означали щипачи из песенки. По шуму слышно, что начинается прилив. Мы мешаем крабам удирать от волн. А еще мне не нравится, как они клацают своими клешнями. Может, они воображают, что мы для них хорошее угощение?

Крабы спешно продвигались боком, угрожающе клацая поднятыми вверх клешнями, пуская пузыри. Они шумели громче приливного прибоя и стучали клешнями, как град, падающий на скалы. Зайцы в замешательстве оглянулись на Жесткого.

— Что будем делать?

Жесткий понял, что путь только один.

— Бегом сквозь толпу этих грубиянов, и ни в коем случае не останавливаться. Они убегают от моря, мы бежим к морю. Троби, мы с тобой впереди пробиваем путь. Остальные за нами. Виллип и Блинч в середине, держите Брамвила. Готовы? Еула-ли-а!

Они ринулись вниз по туннелю, в гущу крабов. Троби и Жесткий отбрасывали шипачей в стороны, изо всех сил работая дротиками. Это оказалось непросто, крабы и зайцы столкнулись в узком туннеле, не оставлявшем места для маневра. Мощные клешни и челюсти хватали древки дротиков, пытались вырвать их из лап, острые шипы кололи зайцев. Некоторые крабы от чрезмерных усилий опрокидывались на спину, и тогда зайцы топали по ним, как по мостовой. Но туннель шире не становился, а вскоре стал вообще непроходимым. Гигантский краб двигался прямо на Жесткого, раскрыв клешни.

— Троби, факел, быстро!

Опалив шерсть на лапах, заяц схватил факел и ткнул им в пасть краба. Краб недовольно зашипел и сцапал факел обеими клешнями. Зайцы и крабы смешались в невообразимой неразберихе.

— Ай, снимите с меня это!

— Ой, мое ухо!

— Уйди, гад, отстань!

— Держите Брамвила, не дайте ему упасть!

— У-уй, нос отдай!

И тут всех накрыла волна.

Прилив послал им весточку со всей силой штормового моря. Кипя белой пеной и сине-зеленой водой, волна швырнула всю живность вверх и сразу же втянула всех обратно, вниз по скату туннеля. Жесткого завертело, как юлу; глаза, нос и уши наполнились соленой морской водой. Его швыряло на стены туннеля и на крабов. Весь мир наполнился грохотом, сам он грохнулся животом на дно и наелся песку. Мгновенно вскочив, он осознал, что довольно твердо стоит на лапах по пояс в воде, морские волны лупят в него со всех сторон. Отплевываясь и откашливаясь, Жесткий протер глаза. К нему шлепала по воде Блинч.

— Осторожно, Жесткий, к тебе Виллип!

Волна швырнула Виллип в спину Жесткого. Он покачнулся и схватился за обеих зайчих.

— Держитесь крепче! Где остальные? Как Брамвил?

— Ха, малыш, вот он я, во!…

Тут Жесткий почувствовал, что вода льется и сверху. Брамвил сидел на берегу под проливным дождем. В лапах он сжимал кусок бревна, которое, очевидно, помогло ему выплыть. Рядом жались в кучку другие зайцы.

К Жесткому подплывал Троби. Он задрал лапу в приветствии и тут же ушел под воду, но сразу вынырнул, отплевываясь.

— Тьфу! Все в порядке. Вон и Перлоу выкарабкивается. Эй, Перлоу, как дела?

— О-отлично, во! А ты? Погодка, я тебе скажу!

— Перестаньте орать, ребята! — громко прошептал Жесткий. — По берегу могут бродить патрули. Выходим вон там, под скалами.

Над берегом нависла холодная, промозглая безлунная ночь. Брамвил едва различал массивный силуэт Саламандастрона к югу от них.

— Эта скала — часть нашей горы, ее выступ. Она прячется в песке и выходит к самому морю.

Виллип подползла к краю и высунулась, тщательно осматривая скалу.

— Брамвил прав. Видно место, где мы вышли на берег, но туннель так зарос кустами и водорослями, что ни одна душа его не обнаружит.

Брамвил безуспешно пытался унять дрожь.

— Мы вырвались, ребятки, живые и свободные, в-в-во. Но без оружия и пищи. Что будем делать, малыш Жесткий?

Жесткий сморгнул капли дождя.

— Здесь оставаться нельзя. К востоку — скалы и дюны, я там летом собирал ягоды. Давайте попробуем двинуться туда.

За час до рассвета они достигли дюн. Слева белели меловые скалы. Дождь усилился, ветер рвал его пелену. Плотно прижав уши к голове, Жесткий обернулся к горе:

— Милорд, пока что я держу свое слово, не беспокойтесь. Мы еще вернемся к Саламандастрону, и если хоть один заяц жив, я спасу его, обещаю вам.

 

20

 

Ни Дотти, ни ее спутники в жизни не видели ничего подобного двору короля Бахвала. Они вышли на обширную поляну, прикрытую с одной стороны крутой скалистой горкой. Рядом протекала речушка, по берегам росли старые ивы, кусты калины и ивняк. Однако тихий, мирный лесной пейзаж кипел жизнью. Здесь суетились ежи, выдры, кроты, мыши, полевки, белки и землеройки, но больше всего было зайцев, молодых, сильных, смелых — и шумных.

Здесь царило какое-то карнавальное настроение. Ежи с дубинками старались перегрохотать друг друга, барабаня по пустотелым бревнам. Белки упражнялись в акробатике, летая над головами проходящих мимо. Молодые выдры, размахивая кружками, горланили песню, не заботясь о ритме или мелодии. Землеройки и полевки боролись стенка на стенку. Мыши и кроты готовили пищу на громадных кострах, потешаясь над кулинарными обычаями друг друга. Пестрый оркестр устроился у основания холма. Разные существа пиликали на скрипках, били в бубны, дудели в дуделки и лупили по всевозможным барабанам.

Лорд Броктри был единственным барсуком среди этого пестрого сборища. Его боевой меч притягивал уважительные взгляды, и мало кто отваживался толкнуть его — по правде говоря, никто не отваживался.

Барсук зажал лапами уши:

— Клянусь моими полосами, не постигаю, как живое существо может выносить такой шум! Давайте найдем местечко потише.

Они устроились в тени громадных ив на берегу. Лог-а-Лог Гренн подозвала к себе двоих бойцов:

— Кубба, Руку, вернитесь к броду, посмотрите, нет ли речного рукава, чтобы привести лодки сюда.

Но недолго лорд Броктри наслаждался тишиной и покоем. Чеканя шаг, к нему подошли семеро зайцев. Главный из них обратился к лорду:

— Видать, сэр, вы и есть лорд барсук, прибывший с визитом. Его величество король Бахвал приглашает вас для беседы. Других не знаю, но им лучше подождать вас здесь.

Резвый подошел к напыщенному от сознания собственной важности молодому зайцу.

— Во, а один из этих «других» тебя неплохо знает.

Сынишка Брамвила, если меня не подводит память. Гм-м, ты меня, конечно, забыл. Маленький был зайчишка, сопливый такой, плакса. Как же тебя звали тогда? Водил-ка, во!

Статный стройный заяц фыркнул и строго заметил:

— Это, сэр, моя детская кличка. Правильное мое имя — Виндкот Брамвил Лепус Второй. Вы можете захватить свою свиту с собой, лорд барсук.

Сдерживая улыбку, Броктри обратился к своим друзьям:

— Следуйте за мной, свита. Давайте бросим взгляд на этого Бахвала.

Сделанные из бревен ступени вели к развилке старой лавровишни, задрапированной бархатом, как и подобает королевскому трону. Король Бахвал Большие Кости был крупнее большинства зайцев и мог похвастаться крепким телосложением. Он непринужденно возлежал на развилке, болтая в воздухе одной лапой, другою опершись о дерево. Мощный корпус его охватывал широкий пояс, украшенный разноцветными камнями, отполированными наконечниками стрел и всевозможными медальонами. На заячьей голове косо сидел золотой обруч, украшенный лавровыми листьями. В лапе Бахвал держал дубовый скипетр, увенчанный кристаллом. На посетителей он глянул мельком, как бы не слишком ими интересуясь:

— Как, э-э, насчет поклона королю? Или, там, ну-у, колено преклонить?…

Броктри ответил таким же небрежным тоном:

— Мы никому не кланяемся, даже самопровозглашенным королям.

Королевская стража схватилась было за оружие, но король небрежно махнул лапой:

— Бросьте, ребята, ну-у, он вас в лапшу разнесет. Здоровый, черт! И вспыльчивый, как я слышал. А меч! Ах, какой меч!… Я бы купил… э-э, поторгуемся?

Броктри коснулся лапой своего оружия:

— От моего меча никому проку не будет, кроме меня. Он не для торговли и не для продажи. Да тебе его и не поднять.

Король Бахвал засмеялся и соскочил со своей тронной развилки. Он шагнул к барсуку, протянув вперед лапу для пожатия.

— Нравишься ты мне, друг. — Он схватил лапу Броктри и сжал что было сил. — Ты, э-э, бросишь мне вызов?

Броктри улыбнулся. Он подождал, пока заяц сожмет лапу, и ответил на усилие. Заяц задрожал и рухнул на колени.

— Ну-у-у, пожалуй, я бы не хотел дождаться от тебя вызова. Может, э-э, лапу отпустишь, пока совсем не размолол?

Барсук разжал лапу. Бахвал поднялся, потирая конечность.

— Нет, я не собираюсь тебя вызывать. Но один из моих спутников бросит тебе вызов. Я сообщу тебе, когда придет время.

Величественно кивнув в знак согласия, король позволил облачить себя в великолепный вышитый халат и возглавил шествие, к которому присоединились Броктри и его спутники.

На берегу речушки бревнами был обозначен ринг. В толпе зрителей Дотти стояла между Грубом и Гуртом. Зрители толпились вокруг, грушами свисали с веток ближайших деревьев и сидели на валунах и скалах. С одной стороны ринга стоял громадный еж, около которого суетились тренеры, секунданты, болельщики. Они массировали мощные лапы и разглаживали иглы своего подопечного. Еж все время играл мышцами и фыркал. С другой стороны выступил на ринг король Бахвал. Его встретили оглушительные крики и овации. Он смахнул с плеч халат и соединил над головой лапы, приветствуя болельщиков. В центре ринга была проведена черта. Бахвал подошел к ней, вертя головой и потряхивая лапами, продолжая разминку. К нему приблизился еж, пробуя воздух ударами лап. Третьим на ринге был судья — жирная береговая мышь. Судья остановился между соперниками и неожиданно мощным голосом начал выкрикивать правила состязания:

— Звери добрые, внемлите моим словам! — Толпа затихла, судья набрал воздуха и выкатил грудь колесом. — Сего-о-о-одня! Вызов брошен вашему королю, Бахвалу Большие Кости, дикому бешеному мартовскому зайцу Северных Гор! Вызывает Его не кто ино-о-ой, как Соленая Лапа, еж по прозвищу Железная Игла! Чемпийо-о-он Северного побережья! Правила! Следующие! Никакого! Оружия! В остально-о-ом — никаких правил! Остаешься на ногах — забираешь корону! Побеждаешь!

В мертвой тишине Бахвал снял корону и отдал ее судье. Тот отмерил десять шагов назад, поднял ее — и уронил. Бой закипел, как только корона коснулась земли. Дотти не слышала даже своих мыслей из-за поднявшегося шума.

— Дддай ему, ваше величество!

— Покажи ему прямой соленый, Железная Игла!

— Десять засахаренных каштанов за его величество!

— Серебряный кинжал против медной ложки, что Железная Игла уделает короля!

Соперники стояли на черте лицом друг к другу. Еж колотил обеими лапами, но лишь воздух. Заяц не нанес ни одного удара. Он не отступал, а уклонялся от мощных кулачищ ежа. Заяц улыбался, тогда как Железная Игла покраснел от гнева и напряжения. Дотти не удержалась и обратилась к Гурту:

— Что ж он делает, король? Почему не бьет?

Гурт не отрывал оценивающего взгляда от бойцов:

— Король — опытный драчун, и он сейчас этого грозного противника уложит, как пить дать, ну!…

Дотти не поняла, каким образом Бахвал это сделал. Еж опустил одну лапу и на какой-то неуловимый момент выпрямился, но этого хватило. Бахвал изогнулся, резко выпрямился со взмахом левой лапы. Буммм! Лапа врезалась в челюсть Железной Иглы, еж шмякнулся на землю как камень.

Дотти так заорала, что даже сама себя услышала, несмотря на оглушительный рев толпы:

— О-о-о-о, какой боец, какой удар! С ним никто не справится, а, Гурт?

Крот улыбнулся:

— Хурр, никто, пожалуй, если боксировать. А вот побороть его кто-нибудь из туннельных кротов смог бы.

Король подобрал свою корону и вернул ее на место. Зайцы заботливо накинули на него халат. Победитель легко перепрыгнул через ограждение и оказался нос к носу с Дотти.

— Ну, это было несложно, крошка. Этот еж — большой жирный задавака, увалень, да и только. А вы очень хорошенькая, просто милашка, знаете?

Дотти не собиралась показывать, что Бахвал ее заинтересовал, поэтому она выпрямила уши и чопорно ответила:

— Не могу сказать, что согласна с вами, сэр. «Хорошенькая» и «милашка» — неверные определения. Я роковая красавица, это у нас семейное, передается из поколения в поколение.

Бахвал улыбнулся и пощекотал ее за ухом:

— Ой, бросьте. Видывал я роковых красавиц, вы не из их числа. Но того, что вы хорошенькая, от вас не отнимешь.

И он уехал прочь на плечах толпы восторженных поклонников. Груб заметил трясущиеся губы и перекошенную от злости физиономию Дотти, успокаивающе обнял ее за плечи:

— Эй, дружище, что случилось?

Зайчиха сердито смахнула его лапу:

— Ничего не случилось. Абсолютно ничего не случилось. Но вот что я тебе скажу, Груб. Мне этот хвастливый Бахвал совсем не нравится. Я бы с удовольствием сбила с него спесь!

Груб с интересом на нее посмотрел:

— И ты думаешь, что справишься с ним?

Она заскрипела зубами:

— Нет, не думаю… Я знаю, что побью этого зарвавшегося задаваку!

Над поляной повисла теплая ночь, а двор короля все еще праздновал очередную победу своего повелителя, шум и веселье не затихали. Мрачная Дотти сидела под ивой с Резвым. Остальные веселились без устали.

Старый заяц озабоченно увещевал зайчиху:

— Плюнь на это, Дотти. Мне подобало бы вызвать его, а не тебе, юной особе.

— Не обижайся, старина, но ты уже не тот, что в молодости. Он сожрет тебя в момент. Кроме того, ведь он обидел меня, а не тебя. Честь моей семьи под угрозой.

Я должна бросить вызов негодяю. Надо же, это я-то — и не роковая красавица! Я ему покажу, какая я «милашка»! Темный массивный силуэт склонился в ночи над зайцами. Это подошел лорд Броктри. Покачивая головой, он обратился к Дотти:

— Я ему все передал. Король Бахвал не принял вызов. Зайчиха вскочила, гневно сверкая глазами:

— Не принял? То есть как? Почему? Барсук пожал плечами:

— Он отказался принять вызов от юной особы. Я передал твой вызов по полной форме, со всей серьезностью.

Дотти мелко дрожала всем телом, уши торчали, как две рапиры.

— И что ответил этот бездельник, пожалуйста, повторите слово в слово, сэр!

Барсук смущенно вертел в здоровенных лапищах мелкую веточку.

— Он сказал, что вам надо сидеть дома, — почти извиняющимся тоном произнес Броктри, — помогать маме; сказал, что все происшедшее — всего лишь маленькая шутка и что он ни в коем случае не будет драться с молодой зайчихой. Сказал, что ему жалко такой хорошенькой мордашки, которая уже не будет столь мила, если сломать челюсть… а то и обе. «Пусть сидит дома в сторонке от настоящих воинов, не то у нее уж точно не останется шанса превратиться в роковую красавицу». Так, кажется, на сколько я запомнил.

Дотти набросилась на Резвого:

— Дай мне тот свиток, который ты нашел в ежином Ералаше. Дай немедленно!

Заяц порылся за пазухой и вытащил помятый свиток. Дотти выхватила его и развернула.

— Вот, послушайте, это собственные слова этого негодяя! — Срывающимся от наплыва эмоций голосом она прочла вслух:

 

На состязание и бой

Мой вызов принимай любой.

Отца и сына, мать и дочь

Отделать я совсем не прочь.

В бою я на смех подниму

Всех вместе и по одному.

Любого я отколочу,

А после и обхохочу.

И никому меня давно

Перебахвалить не дано!

 

Она взмахнула куском коры, едва не хлопнув им по носу барсука.

— Ну, сэр, вы слышали. Вызов это или не вызов, спрашиваю я вас!

Лорд неторопливо кивнул:

— Ясный, однозначный вызов.

Дотти скатала свиток коры и сунула его за пояс.

— Вот так! Тогда — пошли!

Король пребывал в отличном настроении. Он восседал на своем троне-развилке, потягивая одуванчиковое пиво и гогоча со своими придворными. Они вспоминали подробности боя с Железной Иглой.

Смех вдруг оборвался. Все уставились на Дотти. Она стояла, расставив ноги, на нижней ступеньки тронной лестницы.

— А-а, это ты, крошка… иди, иди к мамуле и помогай ей нянчить детишек. Переднички, там, э-э…— Бахвал лениво отмахнулся от Дотти скипетром, а его свита громко заржала.

Дотти как ошпаренная вспрыгнула на верхнее бревно. Она взмахнула свитком коры и сунула его под нос зайцу:

— Здесь написано, что ты будешь драться с матерью, отцом, дочерью или сыном. Так? Я здесь для того, чтобы принять твой вызов, хвастун!

Один из охранников хотел было оттащить Дотти, когда увидел, что она пихнула его величество. Он тут же замер, почувствовав хвостом кончик меча. Лорд Броктри щекотал его сзади своим страшным клинком.

— Не вмешивайся, друг, если тебе дорог хвост, пусть они разберутся сами.

Дотти сильнее пихнула короля:

— Ну!?

Королевский юмор потихоньку покидал Бахвала.

— Что ты пристала? — смущенно бубнил он. — Н-ну-у, не буду я драться с зайчихой. Что я, э-э, грубиян какой-нибудь?

Задрав нос, Дотти спустилась на землю.

— Раз вы спрашиваете, сэр, я отвечу, что думаю. Ни какой вы не король, а врун и трус, во!

Все в ужасе замерли. Рассвирепевший король Бахвал, сжав лапы в кулаки, спрыгнул со ступеней.

— Н-н-н-у-ух-х-х, хватит, мелюзга. Сейчас и здесь все решим.

Своим скипетром он процарапал в земле линию. Потом отшвырнул скипетр прочь, наступил на борозду и прорычал:

— Наступи на линию и плюнь, как я. — И он плюнул через борозду.

Дотти высокомерно глянула в его сторону:

— Мама не учила вас, что плеваться неприлично? Гадкая привычка, сэр, но вполне в вашем духе.

Лорд Броктри подступил к спорщикам, сунув меч между ними:

— Не надо спешки, Большие Кости. Решим все, как подобает, с полным соблюдением формы. Король Бахвал Большие Кости, вы принимаете вызов зайчихи Дороти Дакфонтейн Дилворти, да или нет?

С убийственным выражением физиономии горный заяц проскрежетал:

— Да, я принимаю вызов. Э-э, после полуночи пришлю своих секундантов.

Броктри вежливо приложил лапу к своим полосам:

— Благодарю вас. Буду ждать. Желаю вам спокойной ночи.

На обратном пути барсук взял за лапу Резвого:

— Теперь поспешим. Поскорей зови Гурта, Юкку, Груба и Гренн. Скажи им, что встречаемся у ивы на берегу. Давай!

Дотти тряслась от переживаний. Броктри ободряюще похлопал ее по спине.

— Успокойтесь, мисс. Гнев — плохой советчик. Надо приступить в вашему образованию как можно скорей. Времени осталось мало. Если, конечно, вы желаете победить.

Дотти выжала улыбку:

— О, я очень хочу победить, сэр.

 

21

 

Медунка Жесткий вел своих зайцев через дюны в направлении утесов. Уже первые серенькие осколки зари запестрели над известковыми откосами. Дождь лил не переставая, ветер все так же метал потоки воды и трепал береговую траву. Усталые и мокрые зайцы, держась друг за друга, брели по мокрому песку. Жесткий чуть из шкуры не выпрыгнул от неожиданности, когда перед ним выросла фигура выдры.

— Не лучшая погода для прогулки, приятель, верно?

Жесткий успокоился, увидев, что перед ним друг. Он фыркнул, сдув воду с носа, и улыбнулся:

— Как знать… Сказать по правде, мы и корзинки-то для пикника потеряли, с посудою, скатерочками и продуктами.

Выдра положила лапу на плечи зайца:

— Ну что ж, на море случается и похуже… Ничего, приятель, мы вам отыщем сухие койки и пожевать чего-нибудь найдем у нашего костра. Меня зовут Брогало, я командор морских выдр. Но сначала давай спрячемся от этого дождичка, потом потолкуем.

Брогало повел их к утесам. Он поднес лапы ко рту и крикнул:

— Эй, в норе! Брог и пара зайцев на подходе, от синезадых с горы удрали!

Троби удивленно и вежливо кашлянул, привлекая внимание их проводника, и спросил:

— Извини, командор, откуда ты знаешь? Брогало отмахнулся:

— Потом скажу, позже, приятель.

Куст морской крушины у самого утеса шевельнулся, из него высунулась голова выдрихи, беспокойно нюхающей воздух.

— Ох, батюшки, Брог, уводи этих бедолаг с дождя.

Давайте сюда, в пещеру.

Оглядываясь, они гуськом вошли внутрь и оказались в большой, грубой, неотделанной пещере. Здесь скопилось множество выдр, а невдалеке от костра, к которому Брог подвел гостей, стояла на одной ноге большая серая цапля, наблюдая, как зайцы усаживаются поближе к огню. Их угостили хлебом с сыром, из большого котла наполнили миски вкусным свежим варевом. Встретившая их выдриха с одобрением смотрела, как они уплетали все за обе щеки.

— Вкусно? Моя фирменная репейно-луковая похлебка. Я Брогова мамаша, Фрукч меня зовут.

Под шум дождя зайцы сидели вокруг костра и слушали историю Брога.

— Вот как, ребята. Мы — морские выдры. Жили себе поживали, как вдруг старина Унгатт со своей синей нечистью пожаловал. Нам повезло, что мы хоть успели унести ноги и спрятаться. Эти мерзавцы реквизировали оба наших судна. Знаете, что такое «реквизировали»? Сперли, значит, во как. Мы сунулись было, хотели спереть обратно… куда там! Их такая уймища! Вот сидим, носа не кажем, ждем случая и надеемся на лучшие времена.

Старый Брамвил в свою очередь поведал выдрам горькую историю заячьих злоключений. Чувствительная Фрукч тихо лила слезы, утираясь передником.

— Ох, бедняги-бедолаги, хоть целы остались, не сцапали вас эти разбойники… Брог, чем бы им помочь?

Крепкий коренастый Брог взмел мощным хвостом фонтан песка:

— Конечно, поможем, чем сможем и как можем.

Жесткий поблагодарил шкипера от имени всех зайцев.

Брамвил опасливо отодвинулся от большой цапли.

— Э-э, извини за любопытство, Брог, как это такая вот здоровенная цапля с вами живет?

Брогало погладил длинную шею.

— А-а, это наш воспитанник! Милый парняга, да? Его зовут Руланго. Он с нами почти из гнезда, не говорит, сам за себя и сам для себя, пищу себе достает самостоятельно и дважды в день купается в море при любой погоде. Правда, приятель? Ну, давайте сначала разберемся с вами. Значит, вы думаете, что в горе есть ваши, но не знаете, где именно…

Блинч подхватила поварешку матушки Брога и вертела ее в лапах.

— Миленькая была у меня поварешка. Эти гады могут их очень обидеть… если не хуже. — Она захлюпала. Фрукч присела к ней, дала ей чистый носовой платок, и они всхлипывали уже вместе.

Брогало неуклюже задвигал хвостом.

— Ну-у, начинается!… Не реветь надо, а дело делать.

Дерви, идем-ка на разведочку вокруг горы. Руланго, рыбоед ненасытный, облетел бы ты вокруг горки да посмотрел, может, что увидишь, так, вообще… Короче, хватит время терять попусту. Пошли!

Рвущий Клык и Свирепый Глаз, как и большинство морских крыс, были по своей натуре тщеславными и жестокими. Они наслаждались своим новым положением капитанов Синих Орд. Сидя у небольшого костерка, разведенного из остатков развалившейся бочки, новоиспеченные начальники наблюдали за тремя пленниками. Рвущий Клык ковырял в костре ивовым прутом и время от времени покрикивал на бывших командиров:

— Эй, Фрол, куда подевался? Оставайся там, где я тебя могу видеть. Не ползай в темные углы. Покемарить хочешь?

— Как же мы найдем что-нибудь, если нам нельзя искать? — пожаловался бывший капитан.

Рвущий Клык подошел к нему величественной походкой, помахивая ивовой тросточкой:

— Вытяни лапу! Я тебя научу, как разговаривать с офицером.

Фрол колебался. Свирепый Глаз вложил стрелу в лук и прицелился во Фрола.

— Шевелись, дубина. Предупреждаю, я еще никогда не промахивался.

Униженный горностай вытянул лапу. Хлесь! Рвущий Клык нанес резкий удар. Фрол вздрогнул от боли и отдернул лапу.

Рвущий Клык с улыбочкой протянул к Фролу тросточку и вернул лапу обратно.

— Еще хочешь или все понял, тупица?

Фрол буравил взглядом землю.

— Да, капитан Рвущий Клык. Я все понял, капитан Рвущий Клык.

Новый крысиный капитан ухмыльнулся брату:

— Вишь ты, усвоил. Каждый раз обращается ко мне по форме. А твой как?

Свирепый Глаз, не опуская лука, повернулся к Кошмарине, которая напрасно пыталась спрятаться за толстым сталагмитом.

— Ну-ка выйди оттуда, чтобы я мог видеть твою бесполезную шкуру.

Кошмарина поспешно повиновалась, вскрикнув так, что в пещере раздалось эхо:

— Есть, сэр, капитан Свирепый Глаз, слушаюсь, сэр!

Свирепый Глаз выглядел несколько разочарованным.

— Эта делает все, что ни скажешь. Даже неинтересно. Она, должно быть, знает, что не может обогнать стрелу.

Рвущий Клык сел обратно к костру:

— Откуда ты знаешь? Ты что, пробовал? Попробуй!

На физиономии Свирепого Глаза засветилась злобная усмешка. Он скользнул взглядом по стреле и крикнул Кошмарине:

— Эй, ты! Беги!

Очень быстро бежала Кошмарина, но стрела оказалась быстрей.

Свирепый Глаз выглядел обескураженным. Он опустил лук.

— Ты меня заставил это сделать. Я не хотел ее ухлопать. Что скажет повелитель? Он может отправить меня самого за ней вдогонку.

Рвущий Клык игриво пихнул брата.

— Да не бойся! Смотри и слушай. Фрол, Гроддил, сюда, живо!

Перепуганная парочка принеслась и отсалютовала:

— Есть, сэр, капитан Рвущий Клык, сэр!

Рвущий Клык посерьезнел и сурово спросил:

— Слышали вы эту Кошмарину? Как она орала ужасные слова про его могущество? Слова, которые мы не можем повторить? Слышали?

Ивовая тросточка указывала поочередно на обоих штрафников, побуждая их к ответу.

— Так точно, капитан Рвущий Клык!

— Мы оба слышали, капитан Рвущий Клык! Рвущий Клык усмехнулся и повернулся к брату:

— Ну как?

Тот тоже заулыбался, когда до него наконец дошло. Тут ему в голову тоже пришла идея.

— А видели, как она напала на меня и на второго капитана, пытаясь удрать?

— Так точно, сэр, капитан Свирепый Глаз, сэр!

— Мы оба видели, капитан Свирепый Глаз, сэр!

Капитаны захихикали, как проказники, которым уже не грозит наказание. Рвущий Клык кивнул на труп Кошмарины:

— Привяжите к ней камни и спустите в пруд. После этого продолжайте поиски.

Гроддил почтительно поклонился:

— Для этого нужна веревка, капитан Рвущий Клык.

Свирепый Глаз с неудовольствием посмотрел на Гроддила:

— Так пойди и принеси веревку. И побольше. Чтобы можно было вас связать покрепче. Мы вас оставим здесь.

Нам, капитанам, нужен пристойный ночлег и жратвы по больше.

Гроддил притащил кучу веревок с одного из кораблей. К ночи Рвущий Клык, связав их, проверил узлы и пихнул связанных наземь.

— Хорошенько отдохните, чтобы завтра хорошо поработать. Ха-ха-ха!

Когда оба капитана удалились, Фрол сердито заворчал на Гроддила:

— За каким чертом ты приволок столько веревки, старый дурень? Я едва могу пошевелить усом. На что мы будем похожи утром?

Гроддил ответил еще более зло:

— Заткнись. Я не для того принес сюда веревку, чтобы нас ею вязали. Эти два придурка не знают, что я знаю. Есть выход из пещеры.

— Где?

— Скажу, когда перегрызешь Веревки. Давай, работай зубами, горностай. Нам нужна будет эта веревка, поэтому я и принес так много.

Гроддил затих. Они лежали спина к спине, но он слышал, как работали челюсти Фрола.

— И не возись всю ночь. Нам не протянуть больше двух дней без пищи! Мы освободимся этой ночью, иначе мы оба — трупы.

Унгатт-Транн тоже не спал в эту ночь. Его сны прерывала тень лорда барсука с громадным боевым мечом. Тень приближалась…

Несколько ранее, тем же вечером, Брогало и Дерви возвратились в пещеру. Жесткий с другими зайцами в нетерпении ожидали вестей. Но выдры вернулись без утешительных известий.

Командор стоял у костра, от шерсти валили клубы пара.

— Дождь ни на каплю не ослабел. Ветер крутит вокруг каждого камня на побережье и на горе.

Дерви подошел к своему командору, оба стояли у огня, потягивая горячий бульон. Не желая показаться дурно воспитанным или нетерпеливым, Жесткий выждал некоторое время, прежде чем задал вопрос:

— Зайцев не заметили, Брог?

— Извини, друг, ни следа. Как ни старались. Так, Дерви?

— Ой, старались, уж старались! Но видели только этот дождь, мокрые скалы и время от времени синюю нечисть.

Ни следа зайцев. Руланго еще не вернулся?

Фрукч подкинула в огонь дров:

— Ну, этот вернется, когда наестся. Он любит рыбачить в дождь.

Совершенно упавшие духом зайцы слонялись по пещере, поглядывая на вход, поджидая цаплю. Наступила ночь, и появился долгожданный Руланго. Брог погладил цаплю по шее.

— Ну наконец-то ты появился. Хорошо порыбачил?

Руланго несколько раз кивнул головой. Брог пощекотал его гребешок.

— Расскажешь что-нибудь?

Птица начала рисовать клювом на гладком песке. Жесткий подошел поближе, разбираясь в рисунке.

— Это берег, это море… А вот наша гора, посмотри,

Брамвил!

Старик Брамвил присоединился к Жесткому и восхитился:

— Здорово рисует, настоящий художник! Это Саламандастрон со стороны моря, сразу можно узнать. А это… это он сам, кружит в воздухе… Ага, кружок на горе… Это оконный проем вблизи от вершины. А что это за листочки, которые он нарисовал в окне?

Жесткий всмотрелся и тоже не понял:

— Странные штуки. Не могу ничего понять.

Однако Брогало сразу и без колебаний заявил:

— Ребята, что же вы, своих ушей не видели? Это длинноухие в окошке. Хорошая птица, молодец, нашел, где Транн запер зайцев. Так?

Цапля усиленно закивала головой и проследовала в угол, где и замерла, поджав одну ногу.

Блинч рисунок не понравился. Ведь окно было так высоко! Как туда забраться?

Жесткий поскреб усы и закусил губу. Что же делать? Этот вопрос мучил зайца, и он повторил его вслух.

Троби мрачно щурился, уставившись в огонь:

— Невезуха, братцы… Проклятущий запер их чуть не в небе… Как бы, во имя страданий всех салатов, туда добраться… как туда добраться… Как добраться… добраться… браться… братцы… братцы…

Матушка Фрукч умоляюще посмотрела на сына:

— Ну скажи, что ты можешь помочь, Брог…

Командор закрыл глаза:

— Я, мамуля, попытаюсь, но не доставай, пожалуйста, свой платок и не начинай разбавлять бульон слезами, а то я не смогу ничегошеньки выдумать. Давайте хором помолчим, а я подумаю в одиночку.

Фрукч проглотила слезы. Она даже не потянулась за платком и улыбнулась Блинч:

— Не бойтесь, милая. Мой Брогушка уж что-нибудь придумает. Он вам поможет…

Все в пещере затихло. Снаружи бушевала непогода, дождь хлестал скалы, завывал ветер. Слышно было, как волны разбиваются о берег. Брогало время от времени кивал головой, как бы подтверждая свои мысли. Потом он открыл глаза:

— Да, ребята, слишком уж это высоко, верно. Нам к ним не взобраться. Но они-то смогут слезть, если им помочь. Вот так. Нам нужны веревки, хорошие веревки, длинные, много веревок. Как только у нас будут веревки, Руланго поможет доставить их наверх. И они смогут спуститься.

План был очень хорош, но Виллип, оглядевшись, заметила:

— Но у вас нет веревок. И у нас нет их. Извините, Брог, но где взять веревки?

Брогало хотел было согласиться, но вместо этого повернулся не к Виллип, а совсем в другую сторону:

— Смотрите, Руланго снова рисует.

И командор весь погрузился в рисунок цапли.

— Ох и молодец же ты, старый крылохлоп! Дерви, Колам, Собачья Брызга, пошли со мной и с Руланго! Есть работеночка!

Закутавшись в старую парусину, две синие крысы стояли вахту на носу одного из судов флотилии Унгатт-Транна в Саламандастронской бухте. Обе отфыркивались от воды, которую дождь швырял им в глаза.

— А эти, там, устроились сухо и уютненько…

— И сосут себе грог да набивают брюхо.

— Ну, может, не сосут и не набивают. Жратвы мало, а грог только для Унгатт-Транна и его прихвостней. Мы денечка через два вообще зубы на полку откинем.

— Может, и так, но все ж тепло им и сухо, спят они спокойненько и о нас, бедных, не вспоминают, промокших и голодных…

— Гу! Это что еще такое?

— Где? Я ничего не заметил.

— Там, над кормой! Здоровенная птица!

— Да ну-у! Тебе на голодные глаза всякое привидится.

— Да не привиделось мне, а видел я, точно видел!

— Ладно, давай проверим. Если что — разочек саблей, да на камбуз, с коком поделимся, брюхо набьем.

Крысы поползли к корме по скользкой палубе. Взобравшись на кормовую надстройку, они остановились и осмотрелись.

— Ну, где твоя большая-пребольшая… жирная и вкусная…

— Да была, точно была, должно быть, улетела.

— Лунатик ты. Хвост пососи, чем чушь пороть. Давно уж здесь вообще никаких птиц не осталось.

— Фу ты, ну ты! Не осталось, да? Тогда скажи мне, где бухта тонкого линя, которая лежала как раз там, где ты остановился?

— Не знаю, умник. Может, ты расскажешь?

— Расскажу. Птица ее стырила.

— А-а-а, да-а-а, она подумала сослепу, что это большущий червяк. Или макарон катушка. Надо тебе выспаться. Или пожрать. Голод тебе в голову вступил. Этот линь взял Гроддил, лис корявый транновский. Он здесь сегодня рылся.

— Не-е-е, я присягну, что была эта бухта здесь, еще когда мы заступали на вахту.

— Ладно, ладно. Ты любуйся исчезающими птицами да концами, а я с тобой на вахту больше не заступаю.

Как бы самому с тобой не исчезнуть. Смахнешь еще ненароком за борт…

Руланго сбросил последнюю веревку в воду, и ее подхватили выдры, плескавшиеся в волнах. Бесшумно они обернули вокруг туловищ девять длинных веревок и быстро направились к берегу.

Вернувшись в пещеру, Дерви повеселил товарищей, представив разговор двух вахтенных крыс, умело подражая их голосам. Брог срастил девять кусков в одну длинную веревку. Перлоу наблюдал, как на полу пещеры выросла высокая цилиндрическая бухта свернутой веревки.

— Великие Сезоны, да никому такую веревищу не поднять. Как мы ее доставим на место?

Брогало все тщательно продумал:

— Вдевятером мы ее поднимем, каждый на один кусок. Когда доберемся до горы, Руланго поднимет конец до окна и передаст зайцам. Никаких затей, план простой, но требует быстроты. Вы не беспокойтесь, мы все сделаем сами.

Медунка Жесткий возразил:

— Извини, Брог, но я иду с вами. Я поклялся своему лорду и не смогу спокойно отдыхать у костра, пока вы там рискуете жизнью.

Брог пожал Жесткому лапу:

— Буду рад твоему участию, друг. А теперь пора в путь. До рассвета мы можем освободить наших зайцев. Пошли!

Несмотря на возраст, Жесткий, заяц тренированный и выносливый, нес свой кусок веревки не хуже выдр. Брогало рысил впереди, придерживаясь утесов, где было легче идти, чем по песку дюн. На всех девяти носильщиках были надеты мягкие зеленые накидки с капюшонами, сплетенные из лыка. Дождь не переставал, ветер срывал с верхушек волн и швырял на берег пену и брызги. По мокрому берегу перекатывались спутанные комья высохших, но намокших водорослей. По безлунному небу неслись рваные тучи. Впереди парил Руланго, стараясь держать направление прямо на гору. Брогало был прав, план требовал быстроты исполнения.

Они остановились недалеко от Саламандастрона. Брогало и Жесткий, сопровождаемые цаплей, отправились на разведку. Остальные ждали, не выпуская веревки из лап, не расслабляясь.

Подобравшись к скале, Брог и заяц затаились под кустами.

— Ну, Жесткий, эта местность тебе знакома. Есть здесь какие-нибудь входы-выходы?

— Нет, поблизости никаких. Ш-ш-ш! Кто-то идет!

Тяжко переступая онемевшими лапами, согнувшись против ветра и не глядя по сторонам, мимо протопала патрульная ласка. Брог облегченно вздохнул:

— Ну, пронесло! Едва не влипли.

Но он рано обрадовался. Еще одна ласка вынырнула из ночи, держа копье наизготовку. Она услышала шепот и подозвала товарища:

— Эй, Скел, быстро назад!

Жесткий уловил неуверенность в голосе патрульного, когда тот обратился к неизвестным:

— Ну-ка, вылезайте! Я вас видел! Скел, сюда, у меня тут задержанные!

Жесткий рванулся к ласке, используя ее неуверенность, и уложил мощным ударом в челюсть. Отшвырнув свой плащ, заяц напялил шлем ласки, схватил щит и копье. Держа щит повыше, он жестом предложил Брогу и Руланго изобразить испуганных пленников.

Медленно и неуверенно появился второй патрульный. Приближаясь к Жесткому, он спросил:

— Где ты их взял, Регго? Жесткий качнул копьем в кусты.

— Там! — рявкнул он грубо.

Патрульный подошел ближе и увидел лежащего на земле товарища.

— Ты не Рег… Ых!

Дубовое древко копья уложило и этого. Брог и Руланго оттащили патрульных в кусты.

Брог начал привязывать конец веревки к длинной жилистой ноге цапли:

— Мы останемся здесь, внизу, и будем стравливать веревку. Ты, приятель, взлети к окошку и отдай им конец. Они поймут, что делать дальше.

Жесткий пристально смотрел в небо:

— Опоздали, Брог. Через час-другой начнется рассвет.

Мы шли сюда дольше, чем рассчитывали. Те зайцы, мои друзья-пленники, они все уже старики. Они не успеют спуститься до света.

Брогало пришлось с этим согласиться:

— М-да, Жесткий, твоя правда. Что ж нам теперь делать?

Жесткий решился быстро:

— Вот что, друг. Пусть Руланго поднимет веревку. Они закрепят ее, и я поднимусь вверх, к ним. Вы с птицей переждете день, я им все расскажу и подготовлю. А ночью вы вернетесь. Больше ничего не остается.

Почти все узники спали. Торлип и Ухопарус стояли вахту, глядя в окно на бурное море, пытаясь услышать какие-нибудь звуки из нижнего помещения. Торлип даже свесился через подоконник, потирая покрасневшие глаза.

— Эти двое, Клык да Глаз, не слишком разговорчивы.

Храпят всю ночь, вот и вся информация, во. А это что такое?

Ухопарус повернулась к окну. Стараясь сохранять спокойствие и не повышать голос, она быстро заговорила:

— Не шевелись, Тор, у окна села громадная птица, может клювищем смахнуть тебе башку одним махом. Не шевелись! Я с ней поговорю.

Она попыталась обворожительно улыбнуться и нежно заговорила с цаплей:

— Какой приятный сюрприз! Очень рада вас видеть.

Что привело вас сюда в такую ужасную ночь, друг?

Вместо ответа Руланго задрал свою ножищу. Ухопарус было отпрянула, но тут же сообразила:

— Вот это да! Он принес нам веревку!

Торлип осторожно повернул голову и уперся взглядом в блестящие глаза цапли. Заяц поежился и сказал:

— Ну, он мне все-таки не снес башку, во, значит, это друг и помощник. Так?

Руланго дважды кивнул и тряхнул ногой. Под внимательным взглядом птицы Ухопарус отвязала веревку от ее ноги и тут же начала привязывать ее к железному кольцу, вделанному в стену.

— Мой пернатый друг, — обратилась она к цапле, — если бы я была на два десятка сезонов моложе, и тогда мне не хватило бы всей моей жизни, чтобы благодарить тебя за то, что ты для нас сделал сегодня.

Торлип будил зайцев:

— Подъем, ребята, живо на лапки, нас тут, вишь ли, спасают, во. Только тише, тише, без шума, молчок, молчок…

Руланго снялся и улетел в занимающуюся зарю. Ухо-парус высунулась из окна, оценивая путь вниз, и снова изумилась:

— Чтоб мне лопнуть! Чудеса! Кто-то лезет к нам, вроде заяц. Глянь, Торлип!

Торлип глянул вниз через монокль:

— Точно, заяц! Ребятушки, ну-ка, дружно, взялись!

Втянем чудика сюда, поможем парню, во!

Когда Жесткий ввалился в камеру, его сразу узнали, бросились обнимать, целовать, трясти. Заяц-боксер прижал лапу к губам, призывая к тишине:

— Втащите веревку, спрячьте ее хорошенько, ребятки…

Свирепый Глаз лежал на соломенном тюфяке, сонно хлопая глазами в направлении высокого прямоугольного окна. Вот он протер глаза.

— Клык, братишка, ты спишь? Что-то мне веревка при виделась в окошке, как будто вверх скользнула…

Рвущий Клык уселся и зевнул:

— Должно быть, Гроддил и Фрол удрали. Пытаются поймать подходящее облако, ха-ха-ха!

Свирепый Глаз снова потер глаза:

— А у меня от этой синей краски глаза чешутся, вот и мерещится всякое.

Рвущий Клык встал и потянулся:

— Может, может. Все может… Пошли сходим к зайцам, проверить лишний раз не помешает…

Им помешали. Выходя из своего помещения, они столкнулись с Гранд-Фрагорлью.

— Его могущество вызывает вас. Следуйте за мной.

Сразу было видно, что дикий кот провел бессонную ночь. Завернувшись в шелковое одеяло, он сидел перед жаровней, испускающей сизый дымок. Клык и Глаз навытяжку замерли перед ним, опасаясь, что стало известно о судьбе бывшего капитана Кошмарины. Транн скосил на обоих покрасневший глаз.

— Вы оба — морские крысы. Вы много где бывали и многое повидали, так?

— Так точно, ваше могущество. А что? — ответил более красноречивый Рвущий Клык. И тут же обругал себя за болтливость, встретив убийственный взгляд хозяина.

— Лучший способ дожить до следующего рассвета — не отвечать вопросом на вопрос Унгатт-Транна. А не повстречался ли вам в ваших странствиях здоровенный барсук с двуручным мечом за спиной?

— Никак нет, ваше могущество, такого зверя мы не встречали.

Слегка шевельнув хвостом, дикий кот отпустил их:

— Свободны. Займитесь службой.

Шагая в столовую, Свирепый Глаз с облегчением выдохнул:

— Фу ты, я уж боялся, он узнал о Кошмарине.

— Заткнись, дубина! Скоро узнает, если будешь так орать на каждом углу. С чего это он о барсуке, а?

— Да, интересно. Я вообще барсука в жизни не видел. А ты?

— Живого не видел, а вот во сне… видал страшного, здорового, но не такого, без меча.

— То есть как? Я о твоих снах не знал. А откуда ты знаешь, что это барсук, если ты никогда его живьем не видел?

— Ну и что, что не видел. Зато слышал! Я их терпеть не могу, а они мне снятся… И ты еще о них болтаешь! Давай лучше займемся завтраком, а то я сдохну с голодухи!

Но завтрак их разочаровал. Свирепый Глаз зло ткнул кинжалом в крошечный кусочек скумбрии на листе лопуха и с подозрением его обнюхал.

— Этот огрызок рыбы — все, что мы получим на завтрак? Я ожидал лучшей кормежки. Эй ты, иди сюда!

Подбежал синий повар.

— Все, что осталось, капитан. Хоть бы его могущество заставил своего лиса-колдуна наколдовать нам продуктов, что ли… А то двое уже удрали, и еще удерут, если такая кормежка будет.

Клыку ответ не понравился, и он без церемоний отвесил повару подзатыльник.

— Мы их изловим и посадим на крючок, чтобы побольше рыбы поймать. А сейчас хватит сплетничать, при неси нам порции этих сбежавших — это приказ! — Он ткнул брата в бок. — Маленькие радости капитанства.

Погода начала улучшаться. Ветер утих, облака рассеивались. Начиналось лето, самый замечательный сезон. Наиболее замечательный из всех сезонов.

 

23

 

Дотти сидела на берегу, завтракая с друзьями. На завтрак был фруктовый салат. Зайчиху вовсю готовили к встрече за право обладать короной короля Бахвала Большие Кости.

Гренн читала правила, доставленные секундантами короля:

— …Через два дня после того, как закончится этот день, начнутся состязания, числом три: Хвастовство, Обжорство, Единоборство. Хвастовство начнется на заре первого дня. Победитель определяется всеобщим решением публики. Заря второго дня знаменует начало Обжорства.

Победителем признается тот, кто на закате все еще будет в состоянии сидеть и есть, или тот, кому сдастся его противник. В полдень третьего дня начинается Единоборство. Никакого оружия и оснащения вносить на ринг не разрешается. Все болельщики и секунданты должны покинуть ринг к моменту, когда будет брошена корона. Король имеет право решить, будет бой вестись у черты или в свободном движении. В тот момент, когда один из противников не сможет подняться и продолжать бой, второй будет объявлен победителем. Примечание: независимо от победы, поражения или ничьей в Хвастовстве и Обжорстве, победитель Единоборства будет объявлен королем. Таковы утвержденные правила. Резвый едко усмехнулся:

— Правила Бахвала, сочиненные им самим. Ему достаточно победить в единоборстве — и он на месте, в целости и сохранности.

— Как водится, приятель. Король устанавливает правила для своего двора. Чтобы их изменить, надо его заменить.

— Это как раз ваша задача.

Все обернулись и увидели двух очень недурных собою молодых зайцев, внимательно следящих за завтракающими.

— Ну-ка, исчезните, попрошайки, не то у вас будет над чем поразмыслить, — проворчал Броктри.

Зайцы зашевелили ушами, но не удалились, как от них ожидали, а приблизились. Они явно были двойняшками, похожими друг на друга, как две горошины в стручке. Говорили они по очереди, один начинал, второй заканчивал фразу, как будто они знали, о чем каждый думает. Резвый внимательно наблюдал за ними, когда они обратились в барсуку:

— Не сердитесь, сэр, мы на стороне вашей и этой милой особы.

— На стороне этой милой особы — в особенности…

— Меня зовут Леволап, во, а этот — Лапоплет.

Резвый вмешался, протянув лапу к молодым зайцам:

— А я скажу так. Вы — двойняшки-сиротки, внуки Медунки Жесткого. Видна порода боевых зайцев!

— Точно! Рады встрече!

— Очень приятно, старина!

Броктри больше не ворчал. Он даже улыбался близнецам.

— Вы, друзья, выглядите весьма лихими зайцами. Мы будем рады вашей помощи.

Резвый вдруг накинулся на обоих с градом ударов. Улыбаясь, они легко и умело отбили его атаку. Старый заяц, запыхавшись, кивал головой:

— Ваш дедуля о вас день и ночь готов рассказывать.

Говорит, таких воинов, как вы, свет еще не видывал.

Они скромно пожимали плечами:

— Стараемся…

— Держим марку, знаете ли…

Сгорающая от любопытства Дотти выпалила вопрос:

— Ребята, извините, если вы такие шустрые, почему бы вам самим не вызвать короля Бахвала на единоборство?

— Ну, это очень просто, Дотти…

— Да. Если я вызову короля и свергну его, я стану королем Леволапом. Но не смогу же я приказывать старине Лапоплету.

— Да уж. А если я вызову Бахвала и свергну его, то стану королем Лапоплетом. Ха! Представьте, я попытался бы что-нибудь приказать Леволапу!

— К тому же Бахвал Большие Кости, конечно, хвастун, но в бою хитер и опасен. Он устанавливает правила — и сам их нарушает.

Юкка Праща в нетерпении подергивала хвостом:

— Тогда скажите поскорее, как его можно победить.

— Ну, если мы и не можем сказать, как его победить, то слабости-то его, какие знаем, укажем.

Дотти услышала много полезного от Леволапа и Лапоплета. Бахвал любил подшутить над другими, но не любил шуток над собой. Тщеславен был он, вспыльчив и в любой момент готов сжульничать. Но был он любимцем горных зайцев и опытным драчуном, стремившимся любой ценой добиться победы.

Груб серьезно поглядел на зайчиху:

— Значит, Бахвал — нелегкий соперник. Надо подумать, как использовать его слабости, «опрокинуть его тележку».

— Кеклюн влежет ему длыном по молде!

Мирклворт цыкнула на своего детеныша:

— Я вот сейчас тебе врежу под хвост, если будешь мешать. Иди играй и не вмешивайся в серьезную экскурсию… дискурсию… дискуссию.

Кеглюн помрачнел и молча вскарабкался на рукоять меча Броктри. Барсук нежно потрепал его крохотную лапку:

— Может быть, Кеглюн как раз дал нам дельный совет.

— Хурр, вы тоже хотите «врезать» Бахвалу «дрыном»?

— Вот именно. Попробуем задеть его тщеславие.

Лог-а-Лог Грены сразу ухватила идею:

— Это поможет Дотти выиграть. Его шутки надо направить на него самого. А самой оставаться спокойной и собранной.

Юкка принялась разрабатывать план:

— Ты будешь вести себя, как будто ты — благовоспитанная зайчиха. Используя свое остроумие, направишь Бахвала в его собственные ловушки.

Посыпались советы друзей:

— Использовать его собственный вес против него. Нырять и уклоняться!

— Чтоб его болельщики увидели, что он жульничает!

— Держи нос выше и выставь Бахвала грубияном.

— Нам надо спланировать каждый шаг!

Весь этот день, первый день лета, они сидели на берегу, планируя события. Дотти пробовала новую для себя роль спокойной и уравновешенной особы, хотя это и было трудно под восхищенными взглядами Леволапа и Лапоплета. Время от времени неугомонные близнецы вскакивали и устраивали в сторонке тренировочные потасовки.

Кубба и Руку прибыли с лодками ближе к полудню. Кубба удивленно обратился к Гренн:

— Что тут у вас происходит? Смотрите, кто кого отделает?

Вождь Гуосим помогла вытащить лодки на берег:

— Ты почти угадал. Я вам попозже все расскажу.

На протяжении двух последующих дней Дотти боролась с Гуртом, тренировалась с двумя братьями-боксерами и слушала поучения старших. Она понимала, что узнает много нужного, полезного, но с одним она не могла примириться. Весь процесс сопровождался строгой диетой. Вообще не есть, очень мало пить! Для молодой зайчихи с ее аппетитом — пытка невыносимая! Во время трапез она сидела в одной из лодок под охраной Груба, подальше от еды. Сжимая кружку с водой, в которую подмешали немного овсяной муки, она пожирала взглядом своего сторожа:

— Обжоры проклятые, вы все. Жалкие жадины! Когда я стану королевшей… королевой, вы все отправитесь в ссылку. Никто не смеет морить голодом роковую красавицу!

Груб шутливо хлопнул зайчиху по ушам:

— Это для твоей же пользы, роковая красавица. Придет день, когда ты нам за это спасибо скажешь. Ш-ш-ш, тихо, сюда пожаловал сам господин король, — зашипел Груб, глядя через плечо Дотти.

Легкая лодочка скользила по реке. Два горных зайца сидели на веслах, а под легким навесом развалился Бахвал с кружкой сидра и подносом пирожков и пирожных. Он лукаво ухмылялся своей противнице:

— Прекрасная погода, красотка! Не желаете ли пирожков? Сидру жбан? Прекра-асный сидр, светлый… Составьте мне компанию, милашка!

Дотти кротко потупилась:

— Премного благодарна за предложение, ваше величество, но я только что из-за стола.

Бахвал вонзил зубы в пирожок, и сладкий сок черной смородины потек по его морде.

— М-м-м-м, ничто не сравнится со сладкими пирожками с черной смородиной!

Дотти чопорно прикоснулась губами к своей замутненной мукою водичке.

— Ваше величество, — пробормотала она вполголоса. — Не будете ли вы добры удалиться ниже по течению? Ваши манеры оскорбляют зрение и слух. По берегам вы найдете бешеных жаб. Они, возможно, будут рады составить вам компанию. Жабы, знаете ли, не слишком разборчивы.

Бахвал заглотил остаток пирожка и облизал лапы:

— О, вы знаете толк в жабах, сударыня?

Дотти сладчайше улыбнулась:

— Да, сэр, моя матушка всегда приводила мне их как дурной пример. Жаль, что ваша матушка не делала того же для вас.

Бахвал вспылил. Он попытался вскочить, но лодчонка его резко качнулась.

— Вы бы лучше оставили мою матушку в покое, не то я проучу вас!

Зайчиха смерила взбешенного короля ледяным взглядом.

— Прошу оставить ваши угрозы до определенного срока, сэр.

Бахвал дал знак своим гребцам.

— Имей в виду, милашка, что многие звери обрезались до смерти об собственные острые языки!

Дотти слегка помахала ему вслед чистым носовым платком:

— Совершенно верно, сэр. А иные поскользнулись о свои собственные скользкие длинные языки и сломали шеи! Ту-ру-ру и тра-ля-ля!

Груб сжал лапу Дотти, глядя удалявшейся вверх по течению лодке.

— Отлично! Вы были великолепны!

Дотти сохраняла чопорный вид. Она жеманно повернула голову к Грубу:

— Благодарю вас, друг мой. Не находите ли вы уместным вознаградить мои скромные усилия малю-юсеньким кусочком чего-нибудь съедобного, а?

Груб вздохнул и с сожалением ответил:

— Боюсь, что нет, мисс.

— Сожрррри свою башку, водогреб лодконосый, доскохвостый! — взорвалась Дотти, начисто забыв о своих хороших манерах.

Сидящая под ивой Юкка Праща отставила в сторону свою чашку холодного мятного чая. Она широко раскрыла глаза, вслушиваясь в поток ругани, которой Дотти поливала Груба и Броктри.

— Чтоб тебя!… Да она сто очков вперед даст Груду по части словоплетства! Груд, заткни уши сейчас же!

Наступил первый вечер соревнований. Вокруг арены, отгороженной бревнами, шумела празднично настроенная толпа. Звучала музыка, болельщики обоих соревнующихся топали в нетерпении. Заключались пари, предлагались ставки: засахаренные фрукты, ножи, пояса, хвостовые и лапные браслеты и кольца из драгоценных материалов, украшенные самоцветами.

Под барабанную дробь и фанфары — точнее, под дудение помятого рожка — король Бахвал перешагнул через бревно, оставив за спиной толпы поклонников. На нем был широкий пояс, роскошный плащ, на лапах два браслета; корона украшена лавром и, как обычно, сидит набекрень. Картинно взмахнув плащом, он сорвал его и, не оборачиваясь, швырнул сопровождающим. Гордо зашагал он по рингу, обходя его по периметру и отвечая на приветствия болельщиков, подняв одну лапу вверх.

На Дотти был скромный светло-синий плащ, лишь у шеи отделанный кружевами. В лапах она держала сумку и терпеливо стояла, пока Мирклворт и Юкка прилаживали соломенный чепец с цветами, специально найденный для этого случая в багаже Мирклворт. Леволап и Лапоплет галантно помогли зайчихе перешагнуть через бревно ограждения, и вот она уже на ринге. Судья — все тот же, береговая мышь, — выпятил грудь колесом и заревел во всю мочь:

— Милостивые государыни и государи! Попро-о-о-о-шу тишины! Поединок в Хвастовстве начинается! Король для этого события корону не снимает! Победитель определяется мнением народа — вашим решением. Вызов королю бросает мисс Доротея Дакворти Дилфонтейн из Леса Цветущих Мхов!

Раздались аплодисменты. Дотти откашлялась:

— Добрый сэр, прошу прощения, но мое имя Дакфонтейн Дилворти, не будете ли вы добры объявить правильно еще раз?

Судье пришлось согласиться. Это вызвало смех и возгласы одобрения в адрес зайчихи:

— Так его, мисс! Пусть будет повнимательнее, старый черт!

— Девчонка-то за себя может постоять, а? Судья потребовал тишины и провозгласил:

— Хва-астовство начина-а-а-а-ется!

Все замерли. Дотти молча и неподвижно стояла в середине ринга. Бахвал пошел вокруг нее, как бы выбирая, откуда напасть. Вдруг он сделал сальто, затем — великолепный прыжок, и вот он уже стоит вплотную к Дотти, не сдвинувшейся с места. И король начал:

— Я могучий монарх с гигантских гор! Я король Бахвал Большие Кости! Что ты на это скажешь, крошка?

Дотти как будто его не замечала. Она бодро помахала друзьям:

— Во какой умный! Свое имя знает. И длинное. Интересно, долго он его учил?

По толпе зрителей прокатился смешок.

Бахвал затопал ногами так, что пыль поднялась столбом. Потом подпрыгнул выше головы Дотти. Она стояла все так же неподвижно. Бахвал выгнул грудь и забарабанил по ней:

— Я безрассуден и бесстрашен! Рожден в безлунную ночь, под грохот грома и сверкание молний!

Дотти аккуратно смахнула с лап кружевным платочком пыль, поднятую Бахвалом, и ответила:

— Ой, какая ужасная погода! Надеюсь, вы не промокли?

Снова по толпе прокатился смех, на этот раз — более громкий. Королю пришлось выждать, пока толпа успокоится. Он стоял, крепко стиснув челюсти.

Он приблизился к Дотти вплотную и, глядя прямо ей в глаза, завопил:

— Ты смотрела когда-нибудь смерти в глаза, кррррошка? Смотри, э-э, вот прекрасный случай!

Толпа затаила дыхание, ожидая ответа. Дотти тоже буравила противника взглядом:

— Э-э-э, да вы как-то осунулись, сэр. От крика да от прыжков… Смерть вам пока не угрожает, но… может быть, у вас болит животик?

Толпа взорвалась криками и хохотом. Звери хватались за животы и утирали слезы.

— Га-га-га! У короля болит животик! Ай-ай-ай!

Бахвала трясло с головы до ног. Пожирая Дотти глазами, он вытянул вверх лапы, как будто собираясь сокрушить соперницу. Дотти одобрительно кивнула:

— Физкультура всегда помогает, сэр! Моя матушка всегда советовала упражняться, чтобы не болел живот.

Ну-ка, лапки вверх — лапки вниз, дышите носом, не сутультесь, сэр!

Она шевельнулась, как раз когда лапы Бахвала резко опустились, и одна из них ударила Дотти по плечу. Толпа взорвалась:

— Нечестно! Нарушение правил!

— Он ударил соперницу!

Несколько зайцев, Груб, барон Драко, судья рванулись на ринг. Зайцы и Драко сдерживали Бахвала, Груб обнял зайчиху за плечи. Судья, втиснувшись между соперниками, заорал:

— Дисквалификация! Ваше величество нарушили правила! Никто, говорю я, не имеет права ударить соперника в соревновании по Хвастовству! Вон с арены сей же момент, ваше величество, вы удаляетесь!

Бахвал подхватил плащ и удалился, расталкивая толпу.

Дотти окружила ликующая толпа. Ее подняли на плечи и обнесли несколько раз вокруг ринга. Звери вопили, топали, свистели. В лесу отдавалось эхо. Гурт и Резвый махали ей лапами, когда ее проносили мимо. Старый заяц был вне себя от радости:

— Ах, какая она молодчина, здорово себя держала, Гурт, во!

— Ху-урр, наша мисс Дотти победила по праву, но главное впереди, Бахвал опа-асен, опа-асен… Ху-урр.

Когда ликование поутихло, лорд Броктри проводил победительницу обратно в лагерь под ивами. Не обращая внимания на ее протесты и требования еды, Броктри и Гренн уложили ее в лодку землероек. И еще приставили к ней сторожей, чтобы своенравная Дотти не вздумала ослушаться их приказа. Лог-а-Лог Гренн следила за соблюдением правил бдительнее любого барсука.

— Тебе нужен сон, а не еда. Плюнь на еду. Забудь о ней вообще. Завтра тебе перепадет столько еды, что смотреть на нее не сможешь. От восхода до заката, шутка ли! Длинный день предстоит, так что закрой глазки. Ребята, стерегите ее крепче!

Леволап и Лапоплет пропали сразу после окончания соревнований. Гренн же присоединилась к остальным только за ужином.

— А что, эта заячья парочка еще не вернулась?

Барон Драко уставился во тьму:

— Исчезли. Участвуют, должно быть, в каком-нибудь предзнаменовании… праздноменовании… праздновеновании!

Гренн не могла сдержать улыбки. И Мирклворт пояснила:

— Не обращайте внимания на наши ученые слова, дорогая. Драко имеет в виду, что зайцы где-нибудь на вечеринке. Да вот и они!

Зайцы-двойняшки влетели в лагерь и сразу набросились на ужин, словно не ели вечность.

Гурт нетерпеливо постучал рабочими когтями:

— Ребята, ребята! Работа, работа! Как дела с работой?

Зайцы дружно засмеялись, как будто крот удачно пошутил.

— О, работа, само собой, во…

— Я бы сказал, что все отлично.

— Точно! За три бутыли светлого сидра старина повар душу продаст.

Внезапно рассердившись, Драко повернулся к ним:

— Так вот куда делись мои три бутыли! Такой сидр!

Я берег его для Дня Иглы…

Мирклворт привычно смахнула своим топором очередной кусок иглы от облачения своего супруга.

— Не ной, Драко. Разбудишь Кеглюна. Если мы хотим, чтобы зайчиха победила, надо жратвовать… жертвовать чем-то.

— Да, жертвы неизбежны, во… — усмехнулся Резвый.

Броктри вытащил меч и положил его у костра.

— Надеюсь, ваш с Грубом план удастся, Гренн, — сказал он.

Вытащив рапиру, Гренн воткнула ее в землю и улеглась рядом.

— И я надеюсь. Ведь он стоил Гуосим последнего бочонка старой сливово-свекольной. А уж такого зелья во всей земле не сыщешь. Одна капля — и любая болезнь прочь, хоть голова, хоть живот…

Зайцы доедали последние ватрушки.

— Ну, тогда все получится, во!

— Да, если Дотти не забудет свою роль.

 

24

 

Утро удалось на славу, яркое и солнечное. Руро, прищурившись и прикрыв глаза лапой, подняла голову и с интересом уставилась в небо:

— Как будто уже середина лета, а не второй день сезона. Как, Резвый?

— Ох, боюсь, еще припечет этим летом! Как бы все не выжгло! — Он завидел Дотти, сопровождаемую друзьями на соревнование по Обжорству, и ободряюще крикнул: — Как настроение, красавица? Выше нос, во!

Зайчиха только буркнула:

— Это уже не красавица, это ее скелет.

Резвый сочувственно улыбнулся:

— Понимаю, но помни: не наваливайся на еду, сохраняй спокойствие и присутствие духа. Это твой верный шанс, во Толпа зрителей расступилась, чтобы пропустить Дотти на арену. Бахвал со своими приближенными уже явился. Всю ночь они изобретали оправдания своему повелителю и теперь Бахвал сам уже верил, что оказался безвинно пострадавшей стороной.

В центре ринга поставили стол и два стула. На столе находились лишь две тарелки, два кубка. Король уже восседал на стуле. Дотти тоже заняла свое место за столом. Бахвал откинулся назад, наклонил стул на задние ножки и ехидно улыбнулся:

— Н-ну-у, наконец. Лучше поздно, чем никогда. Не бойся, я тебя не трону, милашка. И на твои фокусы не клюну.

Дороти вытащила чистый платок, в котором принесла набор столовых приборов. Она вежливо поприветствовала соперника:

— Желаю вам доброго утра, сэр. Надеюсь, у вас хороший аппетит.

— Не беспокойся, э-э, все съем, крошка, до крошки, ха-ха. И еще с удовольствием поужинаю у себя дома.

Дотти тщательно протерла свой кубок. Увлеченная этим занятием, она все же пробормотала:

— О, я рада за вас, сэр.

Беседу прервало появление на ринге судьи, за которым следовала вереница помощников с тележками, нагруженными едой и напитками. Голос судьи не потерял свой зычности.

— Внимаааааание!!! Все присутствующие! Сегодня — день соревнования в Обжорстве! Выбор блюд предоставляется участникам, так же как и выбор напитков! Никакие выплевывания, выбрасывания или выплескивания не допускаются! Соревнование продлится до заката! Если! Один! Из! Участников! Не! Сойдет! Раньше! Стааааарт!

Помощники начали приносить блюда с едой. Леволап, украдкой подмигнув Дотти, поставил поближе к ней множество салатов, овощных и фруктовых.

Лапоплет откупорил бочонок сливово-свекольной, наполнил кубок Бахвала и подошел к Дотти. Но зайчиха прикрыла свой кубок лапой:

— Мне, пожалуйста, воды или холодного мятного чая.

Ваш напиток мне кажется слишком крепким.

Бахвал пригубил свой кубок и облизнулся:

— Горными скалами клянусь, добрая капля! Н-ну-у, что ж, если она крепка для береговой крошки, то для короля Бахвала в самый раз!

Он наполнил тарелку салатом, добавил кусок сыра и луковый пирожок и приступил к делу. Дотти поняла, что он тоже голодал, готовясь к этому дню. Она положила себе салат и сделала усилие, чтобы не слишком торопиться и жевать раз тридцать — как учила ее в детстве мать.

Бахвал проглотил вино и потребовал добавки. Изо рта его свисали листья салата и перья лука, а он размахивал вилкой и поучал Дотти:

— Ковыряйся там, крошка, а я покажу тебе, э-э, как ест король. М-м-м, что за вино! — Он осушил еще один кубок.

Дотти промокнула губы платком:

— Нет, благодарю вас, сэр, я предпочитаю мятный чай.

Передразнивая ее, Бахвал чуть прикоснулся к своему кубку:

— «Нет, благодарю вас, сэр, я предпочитаю мятный чай». Ха! Тьфу на тебя.

Он чуть не целиком проглотил кусок сыра, заел его оторванным куском еще теплой ржаной лепешки, запил все еще одним кубком вина и обратился к пирожку с зеленым и репчатым луком. Дотти после трех дней поста так хотелось есть, что она с трудом сдержалась, чтобы не последовать его примеру. Но она вовремя опомнилась и приняла у Леволапа мелко нарезанные яблоки.

Солнце уже стояло высоко, и Дотти, несмотря на умеренный темп, успела съесть открытый грушевый пирог, крыжовниковый пудинг, две тарелки овощного и одну тарелку фруктового салата. Но Бахвал за это время проглотил в четыре раза больше. Его сторонники подбадривающее кричали:

— Покажите ей, как надо есть!

— Заешьте ее под стол, ваше величество! В толпе Юкка подпихнула Драко:

— Молчок! Не подбадривайте ее. Пусть эти дураки губят своего любимца.

Драко не мог сдержаться и восхищенно покачал головой:

— Ну и едок же он! Этот король — настоящий поджора!

Груб согласно кивнул головой:

— Можно еще сказать — обжора. Смотрите, Бахвал подозвал судью!

Судья с официальным видом выслушал просьбу короля:

— Э-э… жара, понимаешь, невыносимая. Как в печке сидишь… Я бы попросил, э-э, зонтик.

Судья отошел к борту ринга, где сидело еще несколько таких же важных береговых мышей — судейская коллегия. Они порассуждали, разводя лапами и тряся головами, после чего судья на ринге обратился к королю:

— Извините, ваше величество, но в правилах нигде не говорится, что вам можно сидеть под зонтиком.

Бахвал осушил еще один кубок и взялся за тяжелый фруктовый кекс.

— Н-ну л-л-ладн-но. А где в правилах написано, что мне запрещается сидеть под зонтиком? А?

Бахвал потихоньку стащил один из использованных платочков Дотти и теперь утирался им, искоса со скрытым торжеством Поглядывая на судью.

— Гм-м-м, да, ваше величество. Тогда мы так решим.

Если молодая особа тоже затребует зонтик, то вы оба их получите. Но если нет, то, к сожалению, вам тоже придется обойтись без зонта, чтобы оба оставались в равных условиях. Мисс Доротея, не желаете ли вы получить зонтик, чтобы прикрыть голову от солнечных лучей?

Дотти задумчиво ковыряла лесной пирог:

— Благодарю вас, не стоит. День так чудесен! Я наслаждаюсь этим по-настоящему летним солнцем, сэр!

Судья подошел к Бахвалу и пожал плечами: — Ничего не поделаешь, сир, юная особа не желает сидеть под зонтом. Придется вам продолжать соревнование, сидя на солнцепеке.

Бахвал, роняя крошки, повернулся к сопернице:

— Н-ну, все равно я тебя побью, кривляка-ломака. — И он опустошил подряд два кубка охлажденного вина, надеясь таким образом спастись от жары.

Наступил полдень. Солнце нещадно пекло макушки противников. Дотти насытилась «под завязку». Ни смотреть на пищу, ни нюхать ее, ни думать о ней не хотелось. Но приходилось есть, да еще и лучезарно улыбаться. Она поражалась, как Бахвал, потея и пыхтя, продолжал заглатывать пищу. Теперь он уже пожирал все подряд, без разбору. Пироги, пудинги, хлебцы, салаты, суфле, пирожные… Вино расплескивалось из кубка, но и внутрь попадало немало. Как и все мартовские зайцы, Бахвал был непредсказуем. Жуя клубничный слоеный торт, он вдруг подмигнул Дотти:

— Хочешь, э-э, перехитрить меня, малышка? Жуешь медленно? А я тоже могу жевать медленно. И сидеть здесь до заката.

Дотти отставила чашку мятного чая и взяла маленькое миндальное пирожное. Впервые Бахвал заметил на ее физиономии признаки беспокойства. Она тщательно вытерла ложку.

— Да пожалуйста. Мне совершенно безразлично, с какой скоростью вы уплетаете свою еду.

Бахвал торжествующе улыбнулся и стал жевать медленно-медленно. Он спокойно выцедил вино из кубка и не спеша взял медовик. Медленно-медленно сжевал его, запивая крохотными глоточками вина.

Солнце уже склонялось к закату. Большинство зрителей спряталось в тени береговых ив. Дотти боролась с тонким ломтиком сухого хлеба, ненавидя даже мысли о еде. Леволап и Лапоплет о ней забыли, сосредоточив все внимание на короле, подкладывая ему в тарелку пищу, подливая в кубок вино. И все время зевали. Рядом жужжали пчелы, воздух затих, остатки зрителей сонно молчали у края ринга.

И тут веки короля Бахвала начали слипаться. Он закивал головой, точнее — начал клевать носом. Изо рта выскользнул кусок пирожка с дикой вишней. Лапоплет подмигнул Дотти — та затаила дыхание. Недопитый кубок Бахвала опрокинулся, вино разлилось по столу, но он этого не заметил. Уши горного зайца опустились, и он захрапел.

Дотти вяло жевала, откусывая от того же кусочка хлеба. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем лорд Броктри тяжело затопал к судье. Задремавший судья выпрямился и захлопал ресницами:

— Гм, сюда не следует входить зрителям, сэр.

Броктри согласно кивал головой:

— Понимаю и прошу прощения, но отсюда вам плохо видно, что один из соревнующихся перестал принимать пищу.

— Перестал, говорите? — Судья поспешил к столу. Дотти лапой с зажатым в ней куском хлеба указала на Бахвала.

— Извините, но, может быть, вы сумеете его разбудить?

Бахвал лежал головой в яблочном пироге и вовсю храпел. Судья озабоченно покачал головой, осторожно, чтобы не наступать на пищу, влез на стол и закричал:

— Мисс Доротея, гм, да, мисс Доротея объявляется победителем!!!

Далее он огласил все пункты и параграфы правил, установленных самим королем, и призвал судейскую коллегию утвердить результат.

Король Бахвал всего этого не слышал и не видел, он спал на своем яблочном пироге. Толпа горных зайцев погрузила его на тележку и увезла. Храпящего, измазанного яблочным пирогом. Побежденного!

Дотти с неудовольствием повела ушами и шепотом сказала:

— Знаете, у меня такое чувство, что мы сжульничали.

Лог-а-Лог Гренн заткнула бочонок. Она встряхнула его, прислушиваясь к плеску содержимого.

— Почти полбочонка вылакал, негодяй. Сжульничали? Ничего подобного. Я что, насильно вливала в него это вино? Он сам себя победил, своей беспечностью и бахвальством, так, Юкка?

Юкка в это время помогала зайчихе подняться. Ее обычно серьезные черты смягчились в улыбке.

— Вставай, вставай! Гренн, подхвати ее с другой стороны. Для исцеления необходима длительная прогулка. Если она не поможет, то у белок есть еще одно сильнодействующее средство для спасения обжор. Правда, Резвый?

Старый заяц хмуро покосился на Юкку. Еще бы он забыл!

— Топай, Дотти, топай, милая, пока лапы не оттопаешь. Иначе эти хвостатые отравители зайцев сварят тебе всю гадость, которая есть с лесу, а потом усядутся на тебя и заставят выпить.

Броктри и Груб следили, как зайчиха, пошатываясь, бредет между белкой и землеройкой. Барсук довольно сказал:

— Из нее получится хорошая королева, она смелая, решительная, сообразительная.

— А завтра еще один утл соревнований. Крохотная она, Бахвал вон какой здоловенный…

Броктри повернул голову к восседающему на рукояти меча Кеглюну:

— Ты, как всегда, прав, негодник. По правилам Бахвала, эти две победы ничего не стоят, если он победит завтра.

Барсук тяжело вздохнул. В его голове роились мысли. Он думал о старом отце, Каменной Лапе, о Саламандастроне. Об армии, которую он должен собрать, чтобы вернуть Саламандастрон. И все его планы, мечты и надежды связаны с Дотти. Да, она смелая, решительная. Но Бахвал — опытный боец, на его счету множество побед. И он не слишком честен. Может быть, Кеглюн прав? Может быть, Дотти слишком мала, слаба, неопытна для победы над королем Бахвалом Большие Кости в этом решающем туре состязаний?

 

25

 

Еще один враг появился у Унгатт-Транна в ту ночь, когда Гроддил сбежал из подземной пещеры. Разбитый, измученный, полностью истощенный, лис оказался в море. Полумертвого — но и полуживого — его вышвырнуло из туннеля, по которому он ковылял, все больше отставая от Фрола, несущегося вперед, вперед… прямо на крабов.

Течение сносило вцепившегося в какую-то деревяшку Гроддила к югу. Он наблюдал за исчезающим Саламандастроном и поклялся вернуться. Гроддил дрожал от холода, глаза разъедала соленая морская вода, но дух его пылал огнем мщения.

На следующий вечер Унгатт-Транн председательствовал на суде над четырьмя синими крысами. Их доставил Карангул, единственный, кроме Гроддила, лис на службе дикого кота. Карангул носил звание шеф-капитана, главы всей громадной транновской флотилии.

Дотошный и въедливый, он следил за каждой мелочью на своих судах, тщательно соблюдал все законы и правила, установленные хозяином. Мало что ускользало от его внимания.

Странным скрипучим голосом он дал показания:

— В чем обвиняются эти ничтожества, ваше величество? Сообщаю. Они ловят рыбу, утаивают ее и съедают.

Четыре преступника стояли перед Унгатт-Транном на коленях. Их шеи обматывала одна толстая веревка. Дикий кот какое-то время наблюдал за своими пауками, потом повернулся к крысам, как будто только что их увидев.

— Знаете ли вы, что следует делать с каждой пойманной рыбой? — вопросил он.

Карангул пнул ближайшую к нему крысу:

— Ты отвечай!

— Отдавать ее капитану рыболовного отряда, — гнусаво прозвучало в ответ.

В голосе дикого кота не было гнева. В нем вообще не было никаких эмоций.

— Стало быть, ты знаешь закон. Почему же ты его нарушил и съел рыбу?

Не дожидаясь пинков, другой связанный поднялся и с мрачным вызовом ответил:

— Потому что нам два дня не давали ничего есть. Мы голодаем!

Унгатт-Транн улыбнулся, и крысы содрогнулись. Они знали, что обещала эта улыбка.

— А что, я очень уж жирный, упитанный, да? Или фрагорль? Или ваш капитан? У всех трудности с питанием, пока мы не наладим снабжение. Но мы не воруем пищу изо рта своих товарищей. Именно поэтому мы — избранные. — Он скипетром дал знак Фрагорли. — Прикажешь капитанам завтра перед приливом собрать народ на берегу. Эти четверо послужат примером. Их казнь будет публичной. Увести их и охранять как следует. Карангул, останься.

Когда охрана увели пленников, а Фрагорль удалилась, чтобы исполнить приказание, Унгатт-Транн обратился к шеф-капитану:

— Что на кораблях? Пахнет бунтом?

— Пока что нет, ваше могущество. Я на них давлю, но без пищи… Они шепчутся, мечутся, конечно, воруют, если могут. Пища нужна, как воздух!

Пружинисто спрыгнув с трона, дикий кот понесся к дверям.

— Следуй за мной! Я, кажется, нашел решение.

Карангул, в отличие от Гроддила, калекой не был, но поспевать за хозяином вверх по лестнице оказалось не так уж просто.

Капитану охраны, стоявшему внизу, Транн тоже кивком приказал следовать за ним.

Ухопарус подбежала к Жесткому и потащила его прочь от окна.

— Прячься! Кто-то идет!

Жесткий забежал за спины стариков и спрятался в углу. Он слышал, как в старом ржавом замке заскрипел ключ. Зайцы стояли плечом к плечу, впереди — Ухопарус и Торлип. Дверь распахнулась, в камеру ворвался капитан стражи с копьем наизготовку и заорал:

— Всем назад! Стоять смирно!

Спокойно вошли Унгатт-Транн и лис с жесткими чертами физиономии.

Торлип шагнул вперед и возмущенно заговорил:

— Я требую нас накормить. Нам за все время выдали лишь ведро воды. Это позор, сэр!

Капитан сбил его на пол древком копья.

— Молчать! Кто еще пикнет — убью на месте!

Ухопарус и еще несколько зайцев склонились над упавшим. Унгатт-Транн повернулся к лису и улыбнулся, указывая на зайцев:

— Как?

— Отлично, ваше могущество! — кивнул лис.

Они тотчас покинули помещение, снова заскрипел ключ. Торлип сел, потирая распухшую щеку. Жесткий заспешил из своего укрытия, озабоченно бормоча:

— Ну, и как вы думаете, что они замыслили, а?

— Я, кажется, понял, для чего они нас тут примеряли, но проверять мы это не будем, — бросил Жесткий Унылле, помогая Торлипу подняться на ноги. — Уже темнеет, скоро подойдет Брог с выдрами. Ухопарус, надо испортить замок. Чем бы его заклинить, чтобы они не смогли к нам вломиться не вовремя?

— Сейчас подумаю. — Ухопарус подошла к двери и согнулась над замком.

— Я привязываю веревку. Торлип, если тебе лучше, построй всех в живую очередь, — продолжал распоряжаться Жесткий. — Самых слабых и больных спустим первыми, а остальные спустятся сами.

Ухопарус хмурилась над замком.

— Унылла, дай мне, пожалуйста, свое ожерелье!

Толстуха Унылла испуганно схватилась за шею:

— Что ты, что ты! Мне его оставила мамочка, его еще прабабушка носила! Это фамильная драгоценность, я ни за что с ней не расстанусь!

Ухопарус шлепнула Уныллу по лапе и содрала ожерелье с ее шеи. Покатились по полу оторвавшиеся бусины.

— Не валяй дурака, когда речь идет о жизни и смерти. И не только о твоей! У кого есть что-нибудь пушистое?

— Вот, у меня шаль. Противная, колючая… Она мне все равно никогда не нравилась… Сколько сезонов ни ношу…

— Спасибо, одного уголка хватит… И заодно булавку, которой ее скрепляешь… Хорошая, острая.

Булавкой Ухопарус запихнула в замочную скважину кусок шали, густо напичкав его шариками от ожерелья. Она трудилась, пока дырка не оказалась плотно закупоренной.

— Пусть теперь попробуют засунуть ключ!

Последние золотые и алые лучи солнца растаяли на западе, на темно-синее небо выплыл узкий серп бледного месяца. Неожиданно окно закрыл своим мощным корпусом Руланго.

Жесткий облегченно вздохнул.

— Рад тебя видеть, дружище! Брог с командой тоже тут?

Цапля энергично кивнула и улетела.

Заяц поплевал на лапы и потер их одну об другую:

— Мадам Унылла, прошу вас, мэм! Вы — первая.

Как только веревка обвила то место, где у Унылы когда-то давным-давно была талия, она запричитала и заныла:

— Ой, ой! Нет, нет! Не могу! Упаду! Не пойду! Остаюсь! Ай!

Торлип возмущенно уставился на Жесткого:

— Ударить даму! Фу! Как тебе не стыдно!

Жесткий не слишком ласково щелкнул Торлипа по носу:

— Ну-ну, я ее вовсе не ударил, просто хлопнул по нужному месту, чтобы узел сел правильно, Как видишь, очень помогло. Тебе тоже надо будет так помогать?

Торлип только покачал головой и сам принялся помогать Жесткому и Ухопарус спускать тяжеленную Уныллу.

Наконец Унылла благополучно приземлилась, и дальше все пошло гладко. Через час спустились все старички и половина зайцев покрепче и помоложе. Вдруг Торлип предостерегающе поднял лапу:

— Ш-ш-ш, эти двое снизу… Рваный Крюк, или как его, и его проклятый братец.

Жесткий замер. Он тоже услышал голоса.

— Они могут увидеть в окно… Торлип прислушался:

— Да они не внизу, они здесь, за дверью! Продолжаем! Из-за двери слышался голос Рвущего Клыка:

— Ну, золотой у меня братец. Надо же, стырить ключ у капитана! Давай, давай скорее попробуем!

Последовали скрип, царапанье, пыхтенье, послышалось несколько весьма крепких выражений. Потом захихикал Свирепый Глаз:

— Ги-ги-ги! Ловкий у меня братец. Добытчик! Три бусины раздобыл и кусок одеяла… пуши-и-истый!

— А ты следи лучше, как бы капитан охраны не приперся! Твоя идея, дубина крепкоголовая! «Выберем себе пожирнее», кто сказал? Кто говорил, что зайцы завтра все равно пойдут в котел?

— Ладно, не ори, дай я попробую провернуть этот ключ.

Жесткий подтолкнул к окну следующего зайца:

— Давай, давай. Шевели лапами. Дело к развязке близится.

Послышались удары торца копья о толстую деревянную дверь. Жесткий следил, как заяц, прильнув к веревке, быстро спускался. Прикинув, что заяц уже достаточно далеко, Жесткий кивнул следующему. Снаружи раздался треск и возмущенные возгласы:

— Что сделал, дубина! Сила есть — ума не надо, да?

Сломал ключ… Как мы его достанем?

— Откуда ж я знал, что эта ржавая закорючина сломается! Ладно, выломаем дверь, а?

В камере осталось только три зайца. Жесткий подтолкнул следующего к веревке. Спор между крысами разгорался.

— Выломаем дверь? И что получится, дурья твоя башка? Я тебе скажу. Как мы раньше-то не подумали! Нас двое с двумя копьями, а там шесть десятков зайцев, дурень!

После этого послышались лязг железа и удары копий древко о древко.

Жесткий кивнул Торлипу:

— Ну, завершаем. Давай, приятель!

— Нет, я после тебя.

— Хватайся за веревку, Торлип! Не время раскланиваться и расшаркиваться. Пошел!

Боксер внимательно следил за натянутой веревкой, потом решил, что Торлип уже достаточно далеко спустился, и решился оставить ненавистную тюремную камеру. Снаружи продолжалась возня морских крыс.

Под шум боя под дверью Жесткий вскочил на подоконник, крепко схватился за веревку и полез вниз.

— Раскроил череп? Да это просто царапина! Шишка какая-то, и крови нету никакой. Ты куда, Глаз? Вернись!

Свирепый Глаз понесся прочь, но у лестницы обернулся, высунул язык и крикнул:

— Кривоклык!

Этого Рвущий Клык стерпеть не мог. Сжав копье, он рванулся в сторону брата.

— Ну, вот теперь твой череп точно пропал!

Жесткий последним добрался до земли, прямо в объятия Брогало.

— Рад тебя снова видеть, друг!

— Спасибо тебе за помощь, Брог. Теперь я могу сказать, что сдержал свое обещание. Лорд Каменная Лапа был бы доволен. В Саламандастроне больше нет зайцев.

— Ох, что ж хорошего! В нашем доме хозяйничает нечисть, — плакала, утираясь передником, Унылла.

Жесткий ободряюще похлопал ее по плечу:

— Успокойся, мы еще вернемся в Саламандастрон. Это я тебе обещаю.

 

26

 

Наступило прекрасное летнее утро. Легкий кий ветерок овевал побережье. После утомительного спуска с горы и длительного марша в пещеру выдр старики совершенно выдохлись, Дерви пришлось устроить несколько непродолжительных привалов. Еще не отзвучали приветствия и представления, когда вернулся Брог. Он подошел к Жесткому и поднял лапы, словно в отчаянии:

— Сезоны Соленого Моря! Жесткий, приятель, ты бы лучше потерял старуху Уныллу по дороге. Теперь у нас будет уже три плаксы у костра.

Жесткий похлопал шкипера по мускулистой спине:

— Надеюсь, они не затопят пещеру своими слезами. А сейчас, я думаю, надо расспросить Торлипа и Ухопарус, что они смогли узнать во время своего плена в горе. Может быть, и узнаем что-нибудь полезное, а, командор?

Брог угрожающе взмахнул хвостом, но Жесткий увернулся, и они направились к двоим только что упомянутым зайцам.

Костры вечером едва горели, Блинч, Фрукч и Унылла, все еще растроганно всхлипывая, затеяли выпечку хлеба для завтрака. Жесткий и Брог долго и внимательно слушали зайцев. Потом Ухопарус и Торлип отправились спать, а Жесткий и Брог все сидели и строили военные планы.

— Вот такое положеньице, командор. Что будем делать?

Брог подбросил в огонь несколько сухих сосновых шишек.

— Нам ясно, что у синих нет еды. Такую уйму войска прокормить не шутка! Транн вышлет отряд собирать съестное, никуда не денется. Понимаешь, о чем я думаю?

Жесткий мрачно улыбнулся:

— Да, Брог, я понял. Мы не можем напасть на гору, но можем заморить их голодом.

— Точно так, приятель. И вот как мы это сделаем. Руланго будет следить за ними с воздуха. А летать он может о-очень далеко. Как только он увидит отряд, сразу сообщает нам, куда он двигается.

Жесткий с жаром продолжил:

— Мы на них нападаем, отбираем провизию, отходим…

Нападаем там, где нас меньше всего ожидают… Выбираем самый выгодный момент…

Брог подпихнул выпрыгнувшую из костра шишку обратно в огонь.

— Армия воюет желудком. Посмотрим, как они повоюют пустым желудком. Мы можем им помешать и на море. Мы в море у себя дома, знаем о нем больше, чем эти синие о земле.

Жесткий и Брог ударили по рукам:

— Поучим их воевать, друг.

— И уроки наши будут для них не из легких.

Солнце катилось к полудню, когда дверь в заячью камеру взломали. Унгатт-Транн с безразличным видом уставился в пустоту. Он вошел в камеру, не спеша приблизился к окну и перегнулся через подоконник. Фрагорль, капитан охраны и караульные крысы стояли в проходе, понимая, что гнева властителя не избежать. Они надеялись только на то, что наказание будет не очень ужасным.

Транн снял шлем, закрыл глаза и медленными движениями лап помассировал виски. Наконец заговорил, сдавленно, с присвистом:

— Мне неинтересно, кто украл ключ. Мне плевать, кто сломал его в замке. Мне не нужны ваши объяснения и оправдания. Я не хочу знать, как удрали зайцы и куда они делись. Я хочу, чтобы шесть десятков зайцев были снова здесь.

Берите войска, прочесывайте побережье, ищите в глубине морской. Но сначала сходите вниз на берег и посмотрите, что произойдет с теми четырьмя, которые без спросу съели пару-другую рыбешек. И задайте себе вопрос, что ожидает тех, кто прохлопал шестьдесят ценных пленников. Все поняли?

Когда дикий кот вышел из горы, к нему подскочил капитан Карангул:

— Ваше могущество!

— Ну, что еще случилось? — недовольно повернулся к нему Транн.

— Обнаружены патрульные-дезертиры. Дикий кот чуть было не вздохнул облегченно.

— И где их обнаружили? Кто их нашел?

— Они подошли к главным воротам. Двое патрульных солдат задержали их.

Дикий кот раздраженно перебил его:

— Значит, двое патрульных, вместо того чтобы обходить гору, грелись у костра возле главных ворот. Да еще и спали, наверное. Те двое придурков их разбудили, и они с перепугу арестовали дезертиров. Так?

— Да, ваше могущество.

— Где дезертиры?

— Согласно правилам, установленным вашим могуществом, дежурные патрульные убили их на месте.

Дикий кот царапнул песок, оставив на нем глубокую борозду, и прошипел:

— Ну почему вокруг меня одни идиоты?

— Что, ваше могущество?

— Ничего, капитан. Этих дежурных привязать к четырем рыбокрадам и казнить всех вместе. Пусть Фрагорль зачитает там, за что их… сон на посту, нарушение воинского долга… и так далее, и так далее. Мне есть чем заняться и без этого. Капитан, до того как ты поступил ко мне на службу, чем ты занимался?

Карангул показал поблекшую татуировку на лапе и дырку в ухе, в которой когда-то болталась латунная серьга.

— Я был пиратом, сир.

Построенные на берегу Синие Орды внимательно следили, как их вождь серьезно беседовал с капитаном.

— Никогда не доводилось встретить барсука?

— Только один раз.

— Воин, в расцвете сил, с двуручным мечом за спиной?

— Нет, ваше могущество, это была старая мертвая барсучиха.

Транн тут же утратил всякий интерес к беседе и зашагал к месту казни. Крысы слышали, как он бормотал, проходя мимо:

— Не вижу твоей физиономии… но каждую ночь ты передо мной. Никто о тебе не слышал. Но мы встретимся, да, встретимся, барсук. И перед смертью ты увидишь, как выглядит дикий кот.

Полуденное солнце перевалило за зенит, когда вернулся Руланго. Брог ждал его у входа в пещеру. Он тут же разгладил песок поровнее, чтобы птица могла нарисовать свои сообщения. Внимательно следил шкипер за рисунком, возникавшим перед ним на песке.

Из пещеры вышли Жесткий и Фрукч. Заяц что-то жевал с довольным видом. Мамаша Фрукч несла в лапах тарелку. Жесткий отправил в рот остаток и облизал лапу.

— Буково-ореховое, так, мэм? Ваш собственный рецепт, конечно. Понятно, почему Брог отлично выглядит, вы его так кормите…

— Так что у вас тут? — ткнул лапой в песок Жесткий.

Брог понизил голос:

— Знаешь, что этот дикарь сделал с шестерыми из своего войска? Связал их вместе, привязал к скалам и утопил в приливе. А все остальные синие, построенные на берегу, смотрели и слушали, как те вопят. Что может заставить зверей служить такому хозяину?

Жесткий водил лапой по песку.

— Кто знает? Страх, желание оказаться на стороне завоевателя, который всегда побеждает. Может быть, к нему присоединяются такие же злые и жестокие, как он сам…

Капитан Брог расправил плечи:

— Пора нам начинать действовать, Жесткий. Давай осмотрим свое войско. Что у нас там есть, кроме вилок и ножей?

 

27

 

В полдень третьего дня соревнования при дворе короля Бахвала Большие Кости готовились к началу Единоборства. Зрители подтягивались к арене, занимали места на склоне холма и на ветвях деревьев. Но веселого праздничного настроения не чувствовалось. Ведь предстояло серьезное событие. От исхода боя зависело, кто овладеет короной. Полуденное солнце сияло над торжественно притихшей толпой. Беглый шепот сопровождал Бахвала, когда он с секундантами проходил через расступавшуюся толпу.

Для этого случая горный заяц снял свой широкий пояс, обнаружив объемистое брюшко, которого еще никто не видел.

Бахвал перепрыгнул бревно, швырнул плащ секундантам. Воткнув скипетр между бревен, он аккуратно повесил на него украшенную лавром корону. Кивнув судье, он с мрачной физиономией уселся на бревно. Покосившись на солнце, он подумал, как лучше встать, чтобы лучи не били в глаза. Публика шепталась. Дотти еще не было. Бахвал сидел неподвижно.

Со стороны реки лорд Броктри и другие секунданты вели зайчиху. Публика расступалась и пропускала их к рингу. Груб ступил на арену, за ним — Дотти и Гурт. Зайчиха была одета в скромную зеленую тунику. Она села на бревно напротив короля Бахвала, почти не удостоив его взглядом.

Прошлепав к середине арены, судья начал свою речь:

— Добрые звери, внимание! Сегодня день Единоборства, правила которого таковы: никакого оружия и снаряжения…

Бахвал встал и прервал его:

— Да ладно, кончай надрываться. Правила все уже наизусть знают. Давай начинать.

Судья убрался с ринга под одобрительный шум публики. Груб махнул зайчихе и вместе с остальными покинул ринг.

— Ну, не оплошай. Помни свою роль.

Дотти вскочила, прыгнула к прокарябанной в земле черте, наступила на нее и крикнула своему противнику:

— Давай, Бахвал, иди сюда, к черте, я уже жду!

Горный заяц медленно зашагал к Дотти, но лапу на черту не поставил. Видно было, что он стал осторожнее.

— Ты маленькая хитрюга, но меня тебе не одурачить.

Что-то вы с друзьями придумали, сдается мне. А что говорят правила? Э-э, сейчас напомню. Они говорят, что король имеет право выбрать, драться у черты или свободно двигаться по рингу.

Он улыбнулся, заметив на физиономии соперницы разочарование:

— Вот что, крошка, мы будем двигаться свободно. Ну-у-у, не надо так расстраиваться из-за пустяка.

Дотти вызывающе дернула обоими ушами:

— Как бы вам не пришлось расстраиваться, сэр!

Бахвал действительно какое-то мгновение выглядел расстроенным, рассматривая свою здоровенную левую лапу.

— Сама напросилась. Что мне за радость — уложить тебя здесь… Я никогда еще в жизни не ударил зайчиху!

Ну ладно, обещаю не бить тебя слишком сильно.

Дотти придвинулась к нему:

— Вот спасибочки. А я обещаю вообще не дать вам меня ударить. Ну, так долго мы еще будем шевелить языками, вместо того чтобы дать волю лапам?

Дотти была готова. Она видела, как пришла в движение мощная узловатая лапа. Упав под своего противника, она сбила его наземь, вскочила и рванулась прочь. Толпа заревела:

— Го-го, вида-а-ал? Как она его!

— Ух ты, и даже почти не стукнула! Га-га-га!

Бахвал вскочил, отряхивая пыль с хвоста, и бросился за зайчихой, как взбешенный бык. На этот раз она стояла как вкопанная до того момента, когда он оказался почти над нею. Она снова упала на спину, выбросив перед собой обе задние лапы. Собственный вес и инерция тела несли Бахвала вперед. Лапы Дотти вошли в его живот, Бахвал кувыркнулся через зайчиху и грохнулся на спину, подняв облако пыли. Дотти снова вскочила и понеслась прочь.

На этот раз противник вскочил не так живо, одной лапой он держался за живот. Он больше не торопился, а зажал Дотти в угол и сам хлопнулся на спину, нанеся длинными задними лапами удар по нахальной противнице.

Бум! Король взвыл от боли. Дотти подскочила, и лапы противника врезались в бревна ограждения. Зайчиха перескочила через лежащего Бахвала и направилась к центру ринга. Бахвал задержался, чтобы вытащить из лапы занозу, и, прихрамывая, направился за Дотти.

Бахвал с горящими от гнева глазами остановился напротив Дотти.

— Получай, нахалка! — Он выбросил левую лапу. Дотти пригнулась, услышав свист воздуха над головой. Не разгибаясь, она вспомнила уроки близнецов: раз, два, три! — забарабанила она по животу, выпирающему у нее перед глазами. Правая лапа Бахвала врезалась ей в скулу. Из глаз посыпались звезды, шум толпы вдруг отдалился. Левая Бахвала скользнула по голове и сжалась на шее у Дотти.

— У-у-у, так ее, ваше величество!

Ревущая тьма заполнила мозг Дотти, когда Бахвал усилил захват. Смутно различила она, как близнецы кричат в один голос:

— Хлебная корзинка! В хлебную корзинку!

Она поняла, что от нее требуют. Изо всех оставшихся сил она врезала правой лапой в королевский живот. Противник ослабил хватку, и Дотти оказалась сзади. Сильным ударом она сбила его с ног, и он рухнул, уткнувшись носом в землю.

Через мгновение Бахвал вскочил, выплевывая землю и протирая глаза. Еще не выпрямившись, он рванулся на зайчиху тараном, вперед головой. Надо было действовать быстро. Дотти втянула живот, отпрянула. Голова горного зайца скользнула по ее бедру, и зайчиха нанесла двойной удар сверху, по его затылку.

Раз! Два!

Так и не выпрямившись, Бахвал пронесся по инерции еще три шага — и рухнул.

Толпа замерла. Дотти подошла к поверженному королю. Тишину прорезал голос из толпы:

— Прикончи его!

Дотти обернулась на крик:

— Попробуй сам! Давай, вперед. Этот заяц — могучий боец. Он тебя сам прикончит, даже сейчас, не вставая.

Нагнувшись, она попыталась поднять Бахвала, но свалилась рядом. Горный заяц приоткрыл один глаз и криво улыбнулся:

— Спасибо на добром слове, крошка!

Лорд Броктри и Груб подвели Бахвала к ограждению. За ними хромала Дотти, поддерживаемая Гренн и Юккой. Победительница и побежденный сели рядом, освежаясь водой из одного ведра. За ними стояли Броктри и Груб, сдерживая толпу, распираемую восторгом. Каждый хотел прикоснуться к бойцам.

— Ну, здорово! Век не видал такой потасовки!

— Да-а, об этой схватке будут рассказывать еще долгие сезоны!

— Храбро дрались! Ничего подобного в жизни не видел.

Бахвал положил лапу на плечи Дотти:

— Ты меня победила по всем статьям. Никто больше тебя не достоин моей короны. О, какая ты роковая красавица!

— А вы храбрый и могучий воин. — Она передала корону и скипетр лорду Броктри. — Вот, милорд, эти штуковины. Хотела бы я знать, на что они пригодны.

Бахвал удивился:

— Ты что, не хочешь их получить?

Дотти покачала головой:

— Пожалуй, нет. Ведь задумка была не сделать меня королевой. Нам нужен как раз такой лихой воин, как король Бахвал, у которого в распоряжении настоящая армия.

Бывший король задумчиво пожал плечами:

— Вообще-то у меня тоже был кое-какой замысел.

Я отправился бы на поиски своего врага.

Броктри похлопал Бахвала по плечу:

— Ваше время пришло. Вы сможете помочь нам со своим войском освободить Саламандастрон от полчищ Унгатт-Транна.

— Унгатт-Транн, дикий кот! Это как раз тот враг, которого я должен найти и уничтожить!

Дотти удивленно уставилась на горного зайца:

— Не может быть! Вы шутите, сэр!

— Какие шутки, крошка! Пощупай мою спину.

Сквозь мех на спине Бахвала прощупывались зарубцевавшиеся шрамы.

— Это его работа?

— Меня лупили моим собственным мечом, пока он не сломался. Они прогнали зайцев из Северных Гор. Бил по приказу самого Унгатт-Транна лис Карангул. Вряд ли он спал бы спокойно, если бы знал, что я еще жив. Он думал, что забил меня до смерти.

Дотти ощутила прилив жалости. Она сжала большую лапу Бахвала, покрытую шрамами:

— Нам надо о многом поговорить. Поужинаем под старыми ивами, хорошо? По-моему, там затевается пирушка в честь победительницы.

Бахвал уже пришел в себя и небрежно махнул лапой:

— Да, с этими драками проголодаешься! Веди меня, мой друг Броктри, вашему столу грозит опустошение!

Первые птицы уже защебетали, приветствуя восходящее солнце, и прервали сон роковой красавицы. Но Дотти сама собиралась встать пораньше, чтобы не проспать события, приближение которых она чувствовала. Зайчиха присоединилась к Броктри, который во главе группы вождей стоял на скале, выступающей из склона холма. Броктри опирался на свой боевой меч, Кеглюн оседлал его ступню. Барсук терпеливо ждал, пока к ним подтянутся оставшиеся сони, и кивнул Бахвалу.

— Слушайте, ребята. Здесь у нас старый заяц с горы. Он хочет обратиться ко всем воинам. Я уверен, что вы его вы слушаете. Ну-у, а там судите сами, я вам больше не король.

Бахвал уступил место на краю выступа Резвому. Старый заяц стоял с короной в лапе.

— Гора Саламандастрон, вот я откуда, во. Да вы уже знаете небось. Здесь есть и такие, кто там родился. Их отцы и деды — мои друзья. И все оставшиеся там зайцы, если они еще живы, сейчас — рабы и пленники дикого кота Унгатт-Транна и его Синих Орд. — Он переждал, пока уляжется возмущение, и продолжил: — Вижу, что вы знаете этого негодяя. Когда Бахвал был королем, он хотел повести свою армию против Синих Орд. Решение не изменилось, только поведет вас не король, а законный наследник Саламандастрона лорд Броктри.

Его последние слова утонули в криках приветствия. Резвый поднял корону.

— Послушаем, что говорит закон. Вы еще помните стихи, которым вас учили старшие?

 

Лихие мы ребята,

И каждый в бой готов.

И преданы мы свято

Короне Барсуков.

 

Слышали вы их? И вот перед вами лорд Броктри из Брокхолла, лорд Саламандастрона по рождению и по праву. И вот его корона, которую для него добыла его храбрая воительница Доротея Дакфонтейн Дилворти, символ его как вождя.

Резвый передал корону барсуку, на которого обратились все взоры. Сняв с короны лавровые листья, Броктри сбросил их наземь. Мощными лапами он размял корону в узкую двойную полоску, которой обернул рукоять своего меча, без всяких усилий, как будто это был ивовый прутик. После этого зазвучал громовой голос барсука:

— Друзья! Воины! Добрые звери! Я собираюсь сокрушить злобного Унгатт-Транна. Я собираюсь вернуть себе гору, занятую его Синими Ордами. Не откладывая, сегодня, сейчас! Те, кто пойдет со мной, для вас этот боевой клич: еула-ли-а!

И воздух взорвался оглушительным ревом:

— Еула-ли-а!

Вокруг бряцали мечи, рапиры, пращи, копья, луки, щиты, дротики и просто клацали оскаленные зубы. Громадные лапы Броктри вздымали столбы пыли, взметнувшийся меч метал отраженные молнии солнечных лучей, он как будто стал маяком для всех собравшихся.

— Еула-ли-а! Еула-ли-а! Еула-ли-а!

Не отставал от всех и старый Резвый. Дотти увидела, что в его глазах блеснули слезы. Он потрясал коротким беличьим копьем и между боевыми кличами бормотал:

— Я не подведу вас, милорд Каменная Лапа. Я возвращаюсь домой… Еула-ли-а!

 

КНИГА ТРЕТЬЯ.

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 114; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!