Борису Верину – Принцу Сирени 1 страница



Вы – Принц фиолевой сирени  

И друг порхающей листвы  

Весенней осени, осенней  

Весны нюанс познали Вы…  

 

ИНТРОДУКЦИЯ

 

Я – соловей: я без тенденций

И без особой глубины…

Но будь то старцы иль младенцы,-

Поймут меня, певца весны.

Я – соловей, я – сероптичка,

Но песня радужна моя.

Есть у меня одна привычка:

Влечь всех в нездешние края.

Я – соловей! на что мне критик

Со всей небожностью своей?-

Ищи, свинья, услад в корыте,

А не в руладах из ветвей!

Я – соловей, и, кроме песен,

Нет пользы от меня иной.

Я так бессмысленно чудесен,

Что Смысл склонился предо мной!

Тойла. III

____________________

Эти импровизации в ямбах выполнены в 1918 г., за исключениями, особо отмеченными, в Петербурге и Тойле.

 

ЭСТ-ТОЙЛА

 

За двести верст от Петрограда,

От станции в семи верстах,

Тебе душа поэта рада,

Селенье в ёловых лесах!

Там блекнут северные зори,

Чьи тоны близки к жемчугам,

И ласково подходит море

К головокружным берегам.

Как обольстительное пойло,-

Колдуйный нектар морефей,-

Влечет к себе меня Эст-Тойла

Волнами моря и ветвей.

Привет вам, шпроты и лососи,

И ракушки, и голоса,

Звучащие мне на откосе,-

Вы, милые мои леса!

Давно я местность эту знаю,

Ее я вижу часто в снах…

О сердце! к солнцу! к морю! к маю!

К Эст-Тойле в ёловых лесах!

Тойла. I,7

 

ОПЯТЬ ВДАЛИ

 

И вот опять вдали Эст-Тойла

С лазурью волн, с ажурью пен.

Конь до весны поставлен в стойло,-

Я снова взят столицей в плен.

Я негодую, протестую,

Но внемля хлебному куску,

Я оставляю жизнь простую,

Вхожу в столичную тоску.

О, как мучительно, как тонко

Моя душа оскорблена!..

…Проходит тихая эстонка,

В чьих косах – рожь, лён и луна.

Идет, – Альвина или Лейла,-

Береговою крутизной.

Идет века. Прости, Эст-Тойла,

И жди меня во влажный зной!

Петроград. I,9

 

АХ, ЕСТЬ ЛИ КРАЙ?…

 

Ах, есть ли край? ах, края нет ли,

Где мудро движется соха,

Где любит бурю в море бретлинг

И льнет к орешнику ольха?

Где в каждом доме пианино

И Лист, и Брамс, и Григ, и Бах?

Где хлебом вскормлена малина

И привкус волн морских в грибах?

Где каждый труженик-крестьянин

Выписывает свой   журнал

И, зная ширь морских скитаний,

Порочной шири ввек не знал?

Где что ни-местность – то кургауз,

Спектакли, тэннис и оркестр?

Где, как голубка, девствен парус,-

Как парус, облик бел невест?

Ах, нет ли края? край тот есть ли?

И если есть, то что за край?

Уж не Эстляндия ль, где, если

Пожить, поверить можно в рай?…

Петроград. I

 

НА ЛЫЖАХ

 

К востоку, вправо, к Удреасу,

И влево – в Мартс и в Изенгоф,

Одетый в солнце, как в кирасу,

Люблю на лыжах скользь шагов.

Колеса палок, упираясь

В голубо-блесткий мартный наст,

Дают разгон и – черный аист -

Скольжу, в движеньях лыжных част.

О, лыжный спорт! я воспою ли

Твою всю удаль, страсть и воль?

Мне в марте знойно, как в июле!

Лист чуется сквозь веток голь!

И бодро двигая боками,

Снег лыжей хлопаю плашмя,

И все машу, машу руками,

Как будто крыльями двумя!..

Петроград. I

 

В РЕВЕЛЬ

 

Упорно грезится мне Ревель

И старый парк Катеринталь.

Как паж влюбленный королеве

Цветы, несу им строфосталь.

Влекут готические зданья,

Их шпили острые, – иглой,-

Полуистлевшие преданья,

Останки красоты былой.

И лабиринты узких улиц,

И вид на море из домов,

И вкус холодных, скользких устриц,

И мудрость северных умов.

Как паж влюбленный к королеве,

Лечу в удачливый четверг

В зовущий Ревель – за Иеве,

За Изенгоф, за Везенберг!

Петроград. I

 

ЛЕЙТЕНАНТ С

 

Вы не слыхали про поэта,

Поэта лейтенанта С.?

В нем много теплоты и света

И море милое, и лес.

Он сын Случевского. По крови

И духу сын… В лазори строк -

Он белый голубь. На Нарове

Его именье “Уголок”.

Не подходите, как к Синаю,

К нему, а просто, как к стеблю…

Пятнадцать лет его я знаю

И ласково его люблю.

Люблю я грусть элегий “С моря”,

Посланий молодой жене,

В которых он, природе вторя,

Так родственен, так близок мне.

Он чистотой доступен детям,

И нежно я его пою.

Поэт погиб на тридцать третьем

В Цусимском горестном бою.

Сосед Эстляндии волшебной,

Воспевший Гогланд, край чудес,

Тебе мой поздний гимн хвалебный,

Мне – книга лейтенанта С…

Петроград. I

 

У СОЛОГУБА

 

Жил Сологуб на даче Мэгар,

Любимый, старый Сологуб,

В ком скрыта магия и нега,

Кто ядовит и нежно-груб…

Так в Тойле прожил он два лета

На крайней даче, у полей

И кладбища, и было это

Житье мне многого милей.

Из Веймарна к нему приехать

Мне нравилось в рассветный час,

Когда, казалось мне, утеха

Искать в траве росы алмаз.

Я шел со станции, читая

Себе стихи, сквозь холодок.

Душа пылала молодая,

И простудиться я не мог.

Я приходил, когда все спали

Еще на даче, и в саду

Бродил до полдня, и в опале

Тумана нюхал резеду…

Петроград. I

 

ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ

 

А вечерами матиола

Нас опьяняла, как вино,

И строфам с легкостью Эола

Кружиться было суждено.

Ночами мы пикниковали,

Ловили раков при костре,

Крюшон тянули, и едва ли

В постель ложились на заре…

Второе лето на курорте

И я с ним вместе проводил.

То были дни, когда о торте

И сам кондитер не грустил…

Когда проехаться в вагоне

Еще ребенок рисковал,

Когда Herr Брюкман в пансионе

Вино открыто продавал…

День стоил не бумажек тридцать,

А три серебряных рубля,

Что могут ныне появиться

Лишь разве в замке короля!..

Петроград. I

 

ЦАРИЦА РУССКОГО СТИХА

 

Поэма Лохвицкой “У моря”,

Где обрисован Петергоф,

Мне грезы красочно узоря,

Волшбит меня ажуром строф.

И Миррой Балтика воспета,

Царицей русского стиха,

Признавшей тьму во имя света

И добродетель для греха!..

Бывала ли она в Иеве?

Ходила ль в сосны на обрыв?

И пел ли ей, как королеве,

О светлом Эрике залив?

Он славил ли ее, как Ингрид,

Как королеву королев?

С тех пор, как склеп для Мирры вырыт,

Он заскорбел ли, поседев?

Не знаю я. Никто не знает.

То тайна Мирры и волны.

Но взор увидеть ожидает

Ее в сиянии луны.

Она мертва? Она воскреснет!

Она не может не ожить!

Она споет такие песни,

Что перестанет мир тужить!

Петроград. I

 

ДВА ОСТРОВА

 

За постом Мартсом, в острых соснах,

Над морем высится обрыв

Для грезящих и безвопросных

В житейской прозе, – тех, кто жив!

Оттуда (там меня не троньте:

Мне дрязги ваши не нужны!)

Два острова на горизонте

В погоду ясную видны.

Пою обрыв, который вогнут

По направленью к ним дугой.

Один из них зовется Гогланд

И Белым – маленький, другой.

Их контуры маняще-четки,

Влекущи обликом своим.

Лелею мысль: в моторной лодке

Когда-нибудь поехать с ним.

Готовь судно, Василий Крохов,

Ты, обэстоненный рыбак!

А чтобы не было плыть плохо,

Возьмем и водку, и табак!

Петроград. I

 

НАРВА

 

Я грежу Нарвой, милой Нарвой,

Я грежу крепостью ее,

Я грежу Нарвой, – тихой, старой,-

В ней что-то яркое, свое.

О город древний! город шведский!

Трудолюбивый и простой!

Пленен твоей улыбкой детской

И бородой твоей седой.

Твой облик дряхлого эстонца

Душе поэта странно мил.

И твоего, о Нарва, солнца

Никто на свете не затмил!

Твоя стремглавная Нарова

Галопом скачет в Гунгербург.

Косится на тебя сурово

Завидующий Петербург.

Как не воспеть твою мне честность

И граждан дружную семью,

И славную твою известность,

И… проституцию твою?

Она, как белая голубка,

Легка, бездумна и чиста!

О, добрый взгляд! О, лисья шубка!

О, некрасивых красота!

Петроград. I

 

ЮРЬЕВ

 

Где Эмбах, берег свой понурив,

Течет лифляндскою землей,

Как центр культурный, вырос Юрьев,

Такой радушный и живой.

Он, переназванный из Дерпта,

Немецкий дух не угасил.

В моих стихах найдется лепта

И Юрьеву, по мере сил.

О ты, столетняя крапива,

Нам расскажи про прежний пир,

Про вкус студенческого пива,

Про лязг студенческих рапир;

Нам расскажи о глазках Гретхен,

Сентиментально-голубой,

И о беседке в парке ветхой,

О кознях, деянных тобой…

О романтической эпохе,

О рыцарстве былых времен,

Как упоенны были вздохи,

И как безоблачен был сон!..

Петроград. I

 

ПОЛОВЦОВА-ЕМЦОВА

 

Я помню вечер, весь свинцовый,

В лучах закатного огня,

И пальцы грезящей Емцовой,

Учившей Скрябину меня.

Играла долго пианистка,

И за этюдом плыл этюд.

А я склонился низко-низко,

И вне себя, и вне минут.

Так властно душу разубрала

Неизъяснимая печаль…

А после Вагнера играла

И пели пальцы, пел рояль.

Да, пело сердце, пели пальцы

Ее, умеющие петь.

И грезы, вечные скитальцы,

Хотели, мнилось, умереть.

Деревня тихо засыпала.

Всходило солнце из волны.

Мне в душу глубоко запала

Игра в ночь белую весны.

Петроград. I

 

ЕВГЕНИЮ ПУНИ

 

Ты помнишь, мне любезный Пуни,

Как ты приехал раз ко мне,

И долго мы с тобой в июне

В полях бродили при луне?

У моря грезили и в парке

Читали новые стихи?

Иль говорили о Петрарке,

Ложась в траву под сень ольхи?

Ты помнишь, милый мой Евгений,

Наш взгляд на женщин и семью?

Что должен жить безбрачно гений

И “за печатями семью”?

И только изредка, налетом,

Врываться в жизнь и, как пчела,

Ее впитав, вернуться к “сотам”

С бесстрастьем лика и чела?

Не раз захватывали страсти

Меня с тех пор, и наш проект

Отчасти выполнен, отчасти…

Но мысль и дело – разных сект!..

Петроград. I

 

К АЛЬВИНЕ

 

Не удивляйся ничему…  

К. Фофанов

 

Соседка, девочка Альвина,

Приносит утром молоко

И удивляется, что вина

Я пью так весело-легко.

Еще бы! – тридцать пять бутылок

Я выпил, много, в десять дней!

Мне позволяет мой затылок

Пить зачастую и сильней…

Послушай, девочка льняная,

Не удивляйся ничему:

Жизнь городская – жизнь больная,

Так что ж беречь ее? к чему?

Так страшно к пошлости прилипнуть,-

Вот это худшая вина.

А если суждено погибнуть,

Так пусть уж лучше от вина!

Петроград. I

 

ПОЧТАЛЬОН

 

То по шоссе, для шины колком,

То по тропинке через лен,

То утрамбованным проселком

Велосипедит почтальон.

Он всем знаком. Он старый Перник.

Он служит здесь тридцатый год.

Письмо от Щепкиной-Куперник

Он мне в окно передает.

Я приглашаю на террасу

Его, усталого, зайти,

Чтоб выпить хересу иль квасу

И закусить в его пути.

Он входит очень деликатно

И подвигает стул к столу.

А море благостно-закатно,

Подобно алому стеклу.

Сосредоточенно и ровно

Он пьет токайское вино.

Что пишет мне Татьяна Львовна?

Но впрочем, кажется, темно.

Петроград. I

 

ЯЛЯ

 

В вуальной апельсинной шали

Идет в вечерние поля.

Я выхожу навстречу к Яле,

Как в бурю лодка без руля.

Идет насмешливо, но робко.

Так угловато, но легко.

Зигзагами ведет нас тропка,

Ах, близко или далеко?

Я не влюблен в нее нисколько,

Как, впрочем, и она в меня.

Мы лишь слегка флёртуем только -

День изо дня. День изо дня.

Читаются стихи крылато:

Я – ей, и мне в ответ – она.

А небо морем все объято,

Волной захлестнута луна.

Петроград. I

 

СЛАВА

 

Мильоны женских поцелуев -

Ничто пред почестью богам:

И целовал мне руку Клюев,

И падал Фофанов к ногам!

Мне первым написал Валерий,

Спросив, как нравится мне он;

И Гумилев стоял у двери,

Заманивая в “Аполлон”.

Тринадцать книг страниц по триста

Газетных вырезок – мой путь.

Я принимал, смотря лучисто,

Хвалу и брань – людишек муть.

Корректен и высокомерен,

Всегда в Неясную влюблен,

В своем призвании уверен,

Я видел жизнь, как чудный сон.

Я знаю гром рукоплесканий

Десятков русских городов,

И упоение исканий,

И торжество моих стихов!

Петроград. I

 

ЕЛИЗАВЕТИНО КИКЕРИНО

 

Елисаветино! Налево,

От станции в одной версте,

Тоскует дылицкая дева,

По-своему, о красоте…

Дыша Оранской Изабеллой,

Вступаю в лиственный покой.

Молчит дворец меж сосен белый

И парк княгини Трубецкой.

За Дылицами – Вераланцы.

За Пятигорьем – Озера.

Какие девичьи румянцы!

Жасминовые вечера!

Через Холоповицы прямо

Я прохожу к монастырю

И, на колени встав у храма,

Пою вечернюю зарю.

В моем порыве – глубь бездонья!

Я растворяюсь в тишине

И возвращаюсь чрез Арбонье

При новоявленной луне.

Петроград. I

 

ВЕЙМАРН

 

Под Веймарном течет Азовка,-

Совсем куриный ручеек.

За нею вскоре остановка.

Там встретит кучер-старичок.

Моей душе, душе вселенской,

Знаком язык цветов и звезд.

Я еду к мызе Оболенской,-

Не больше трех шоссейных верст.

Вдали Большая Пустомержа.

Несется лошадь по росе.

Того и ждешь: вот выбьет стержень:

Ведь спицы слиты в колесе!

Проехан мост. Немного в горку,

И круто влево. Вот и двор.

Княгиня приоткрыла шторку.

И лай собак, и разговор.

Плывет туман от нижней Тормы,

Вуаля бледную звезду.

Зеленые в деревьях штормы,

И пахнут яблони в саду.

Петроград. I

 

АФОРИЗМЫ УАЙЛЬДА

 

Мы слышим в ветре голос скальда,

Рыдающего вдалеке,

И афоризмы из Уайльда

Читаем, сидя на песке.

Мы, углубляясь в мысль эстета,

Не презираем, а скорбим

О том, что Храм Мечты Поэта

Людьми кощунственно дробим…

Нам море кажется не морем,

А в скорби слитыми людьми…

Мы их спасем и олазорим,-

Возможность этого пойми!

Вотще! В огне своих страданий,

В кипеньи низменной крови,

Они не ищут оправданий

И не нуждаются в любви!

Петроград. I

 

АССОЦИАЦИЯ

 

Мелькнула сине пелеринка

На крэме платья – за углом…

О Синей Птице Метерлинка

Вдруг в мыслях выражен излом.

Ассоциация символик,

Как ты захватна иногда!

По смеху узнаю я полек,-

По солнцу таяние льда.

Не женщиной ли морефея

Прикинулась, или жена

Какого-либо Тимофея

В костюмы фей наряжена?!

И в первом случае – за птицей,

За Синей Птицей возгореть!

А во втором – за той “синицей”

Не стоит даже и смотреть.

Петроград. I

 

БЫЛОЕ

 

Он длится, терпкий сон былого:

Я вижу каждую деталь,

Незначущее слышу слово,

К сну чуток, как к руке – рояль.

Мила малейшая мне мелочь,

Как ни была б она мала.

Не Дельвигу ли Филомела,

Чуть ощутимая, мила?

Люба не Пушкину ли няня?

И не Мюссэ ль – перо Жорж Занд?

Не маргаритка ли – поляне?

И не горошку ль – столб веранд?

Всё незначительное нужно,

Чтобы значительному быть.

Былое так головокружно!

Былого не могу забыть!

Петроград. I

 

ЛЕЙТМОТИВЫ

 

Всегда мечтательно настроен,

Я жизнь мечтаньям предаю.

Я не делец. Не франт. Не воин.

Я лишь пою-пою-пою!

На что мне царства и порфиры?

На что мне та иль эта роль?

За струнной изгородью лиры -

Наикорольнейший король!

На что мне ваших мыслей холод

И политический раздор?

Весенний день горяч и золот,-

И у меня весенний взор!

Благословенны будьте, травы

И воды в зелени оправ!

Виновных нет: все люди правы,

Но больше всех – простивший прав!

Петроград. I

 

КОЛЯСКА

 

Четырехместная коляска

(Полурыдван-полуковчег…)

Катилась по дороге тряско,

Везя пять взрослых человек.

Две очень молодые дамы

И двое дэнди были в ней.

Был пятым кучер. Этот самый

Стегал ленивых лошадей.

Июльский полдень был так душен,

Кружились злобно ввода,

Наряд прелестниц был воздушен.

Сердца же – точно невода.

Их лица заливала краска,-

От страсти или от жары?…

– Вам не встречалась та коляска,

Скажите, будьте так добры?


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 143; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!