Он говорит, и хотя она не слышит его, вибрация его голоса проходит через их соединенные руки, и она может понять его в любом случае.
– Доверься своим чувствам, – говорит он.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
ДЖУБИЛИ
ПРИБОРНАЯ ПАНЕЛЬ ЗАГОРАЕТСЯ предупреждениями, сигнализируя и крича на меня. Мне становится слишком жарко, угол входа в атмосферу опасно близок к свободному падению. Но на это я и рассчитываю. В погоне за нами боевые корабли, и простой транспортный челнок никак не способен переиграть их в открытом космосе. Так что мне придется перехитрить их.
Щиты смотрового окна закрываются, когда мы попадаем в мезосферу, защищая нас от высоких температур, генерируемых нашим спуском. Миг, и мы оказываемся в более плотном воздухе, весь шаттл начинает трястись, с его шкафчиками и сиденьями он не предназначен для такого рода стресса. Я слышу, как ремни безопасности позади меня звенят и ударяются друг о друга.
Тряска шаттла угрожает выхватить джойстики управления из моих рук, и я сжимаю пальцы вокруг них так сильно, как только могу. Ремень безопасности врезается в меня, когда импульс тянет нас вниз против наших мест, делая мне больно. Мне хочется проверить Флинна, такого было бы достаточно, чтобы опытный ветеран начал молиться всем богам, которые послушают его, а это первый раз для Флинна. Но я не могу, потому что если я сделаю один неверный шаг, если я ошибусь в этом маневре, шаттл разобьется, и мы оба будем мертвы в одно мгновение.
Без видового экрана я вынуждена полагаться на экран цифрового изображения на приборной панели. Я ищу линию перехода, указывающую на то, что мы достигли облачного слоя, я никогда не была так рада оказаться на Эйвоне, где повсюду облака. Облака – это то место, где я скроюсь от наших преследователей.
|
|
|
Как только мы входим в них, я тяну джойстики. Шаттл, протестуя, скрежещет, и из‑за перегрузки я так сильно врезаюсь в кресло, что мое зрение размывается, а периферийное зрение темнеет. Я борюсь за воздух, ослабляя ремни достаточно, чтобы вздохнуть. Если повезет, истребители, неспособные отследить нас в облаках, приблизятся прямо к поверхности Эйвона. Мы выравниваемся, зрение возвращается, голова кружится, и я немедленно сворачиваю направо, пока не направляюсь на восток. Никаких мятежников, никаких военных патрулей, только остров, где находится секретный объект Флинна. Вот куда я отправляюсь.
Слух восстанавливается, и я слышу частое, паническое дыхание и когда я пытаюсь сказать что‑либо, я понимаю, что это у меня гипервентиляция. Я кидаю стремительный взгляд на сиденье второго пилота.
– Флинн? Ты живой?
Он сразу не отвечает, и когда я смотрю в его сторону еще раз, его голова прижата к сиденью, и обе побелевшие руки сжимают подлокотники.
|
|
|
– Надеюсь, что нет, – выдыхает он, жмуря глаза.
Слегка истеричный смешок слетает с моих губ.
– Мы еще не спустились, – предупреждаю я его. – И мы не можем приземлиться на базе.
– Ты можешь посадить эту штуку на болото? – ему удается справиться с голосом, хотя в нем и сквозит шок.
– Более‑менее, – отвечаю я сквозь зубы, стараясь не дать ему услышать свой собственный страх. Обученный пилот может это сделать. Но я боевой специалист, и… никто не обучал меня этому.
Мы некоторое время остаемся в облаках, попадаем в зону турбулентности, и нас трясет почти так же сильно, как и при спуске. Я не вижу никаких признаков истребителей на экранах, но это потому, что атмосфера Эйвона делает сканирование в воздухе почти бесполезным. Это то, на что я рассчитываю, чтобы скрыть нас, и что не дает мне понять, преследуют ли нас до сих пор.
Я смотрю на топографическую карту, прокручивая ее в левой части приборной панели, пока не нахожу знакомые виды. Я меняю курс, проложенный отправить нас на просторную военную базу, и вместо этого ставлю точку на острове на востоке, единственном месте, где, как я знаю, есть твердая почва для посадки. Я не могу приземлиться на сам остров; без мощеной посадочной площадки мне нужна мягкая земля, чтобы избежать аварии. Но я могу посадить шаттл на болото в нескольких километрах отсюда, и мы можем покинуть корабль и добраться до острова до того, как военные появятся на месте крушения.
|
|
|
Это не самая изящная посадка в моей жизни. Корабль оказывается на склоне, посадочные подушки с одной стороны наполовину погружены в воду. Я хочу посмотреть, в порядке ли Флинн, но я не могу заставить себя отпустить управление. Я не могу оторвать глаза от приборов. В конце концов, Флинну приходится отстегнуться и добраться до меня, обернув свои руки вокруг моих.
– Джубили… мы сели. Мы здесь, мы в порядке. Ты можешь отпустить. – Он убирает мои руки, возвращая к жизни побелевшие костяшки пальцев.
Я отрываю глаза от экранов.
– Ты в порядке?
Он кивает, хотя я вижу, что во мраке кабины его лицо белое как простыня.
– Только не заставляй меня покидать землю в ближайшее время.
Вместе мы ковыляем в заднюю часть шаттла, и я нажимаю на дверную панель. Трап выпускается вниз под углом, достаточно крутым, что гидравлика не может его сбалансировать, из‑за чего он скрипит, когда плюхается в воду. Шаттл стонет, продолжая оседать в густой, болотной грязи, подтверждая, что мы никогда не взлетим отсюда снова. Я закрываю глаза, позволяя влажному, болотистому воздуху ласкать лицо. Ночь едва наступила, на горизонте осталось совсем немного света, последние отметки остатка дня.
|
|
|
– Это было невероятно, – мягко говорит Флинн.
Я качаю головой.
– Если бы я была пилотом, все прошло бы как по маслу. Это было глупо, вот что это было. Нам повезло, что мы не разбились.
– Насколько далеко мы от базы?
– Три, четыре часа на лодке. Быстрее, если они заметят наш спуск и пошлют вертолет или скиммер. Шаттл слишком легко заметить… мы не можем оставаться здесь.
Флинн, глядя в темноту, отвечает не сразу. Его тело обращено к дальнему укрытию, которое приютило фианну, где он жил последние десять лет. Я хочу прикоснуться к нему, показать ему, что он не один без них. Но прежде, чем я это делаю, он резко выдыхает и кивает.
– Недалеко отсюда есть землянка, совершенно невидимая с воздуха. Там пайков на несколько дней, аптечка – это укрытие на тот случай, если кто‑то из нас отделится и не сможет вернуться в пещеры. Мы можем спрятаться там, пока они не перестанут нас искать.
Я смотрю на него, хотя его лицо скрыто мраком.
– Серьезно? Боже, Флинн, сколько таких секретов ты скрываешь, о которых не знают военные?
На этот раз я вижу его усталую и мрачную улыбку в свете аварийных огней.
– По крайней мере, еще один, к счастью для нас.
Требуется несколько секунд для автоматического надувания лодки, но нам нужно время, чтобы запастись аварийным рационом с шаттла и совершить набег на аптечку первой помощи для чего‑нибудь полезного. Ступать по шаткому трапу при отсутствии освещения требуется аккуратно, и мы не можем рисковать, нас могут заметить. Единственное освещение – от аварийного выхода на шаттле. Я бы выключила и его, если бы могла, но оно должно гореть несмотря ни на что.
Только после того, как у нас есть все, что я смогла придумать, что забрать с борта, я перевожу дыхание. Я вижу Флинна только как силуэт в тусклом, красноватом свете аварийного освещения. Он подходит ближе, тянется ко мне… ему требуется знать где я, беря меня за руку.
– Готова идти? – тихо спрашивает он, хотя его никто не слышит, кроме меня.
– Готова, – отвечаю я, и слышу, как устало звучит мой голос.
Его бойцы, мои солдаты, враги со всех сторон, и никто из них не знает, что на самом деле происходит. Они все пешки в этом больном эксперименте Лару, как и эти шепоты, с их мучительными, злобными штуками, которые они создают.
Он поднимает обе мои руки, наклоняет голову, чтобы прикоснуться губами к ним.
– Мы пройдем через это. Мы исчезнем в болоте, если придется, мы обыщем это место метр за метром, пока не найдем доказательства.
Даже здесь, посреди болота, без надежды, его голос несет уверенность, которую он не может почувствовать, огонь, который начинает изгонять ледяной страх в моем сердце. Это та же страсть, которую его сестра использовала для разжигания войны. Я рада, что он на моей стороне.
– Давай… – начинаю я, но слова умирают у меня в горле. Над плечом Флинна, в темноте болота, поблёскивает огонек.
Сначала он настолько слабый, что я почти говорю себе, что мне показалось. Слишком крошечный и бледный, чтобы быть ищущими огнями военных, но слишком устойчивый и зелено‑белый, чтобы быть лампами, используемыми мятежниками. Он странно напоминает мне о фосфоресцирующих водорослях в пещерах мятежников, как будто у них появились крылья, и они последовали за нами на болото.
Память раскрывается, это не более чем одна нить, пущенная из моего подсознания. Она не несет в себе ни изображений, ни событий, только уверенность в том, что я видела его раньше. Местные называют их огоньками, но я… я называла его как‑то по‑другому.
Флинн видит выражение моего лица и поворачивается, его дыхание сбивается, когда он тоже видит его. Он отступает, тело напрягается от страха. Я знаю, что должна реагировать, должна напрячься, дать тренировкам и осторожности победить. Но маленький пучок зеленоватого света оставляет меня потрясенной, призывая в памяти что‑то давно, давно забытое.
Флинн что‑то говорит, кричит мне в ухо, и когда я не отвечаю, он берет пистолет, тот, что был взят у бессознательного солдата на космодроме, и направляет его на огонек.
– Джубили, очнись!
– Стой. – Я задыхаюсь от слова, избавляясь от заклинания своей памяти. – Флинн… остановись. Я видела его раньше.
– Огонек Эйвона? – низко и напряженно спрашивает он. Пистолет не колеблется, он не может быть склонен к насилию, но он обращается с оружием с уверенностью и легкостью.
– Нет. – Я беру его за руку. – Не на Эйвоне. Я видела его на Вероне.
Взгляд Флинна, наконец, встречается со мной, отрываясь от огонька, мягко подпрыгивающего в воздухе.
– На Вероне были огоньки?
– В Новэмбэ, – отвечаю я. – Я и забыла о них, пока не увидела. Но я… я знаю, что это за штуковина. Я звала своего призраком…
И огонек отвечает мне, опускаясь во время произнесения мной слов, стремительно освещая путь в ночи, как будто танцуя с моими воспоминаниями, когда я пытаюсь собрать их вместе.
– Он может… создавать вещи, – бормочу я. – Рисовать картины в моей голове.
– Лили говорила нам, что существа – шепоты – могут заставить нас видеть вещи, которых на самом деле нет. – Флинн переводит взгляд с меня на огонек, опустив пистолет, хотя он продолжает крепко держать его обеими руками. – И что «Компания Лару» привезла их в Верону.
Мысли вращаются, пытаясь собрать воедино фрагменты памяти, вещи, которые я давно отвергла как детское воображение. Я делаю шаг вперед, и огонек вскакивает, бросается прочь, затем останавливается… а затем снова бросается.
– Он хочет, чтобы мы следовали за ним, – выдыхаю я. Но, прежде чем я могу двигаться снова, огонек исчезает, мигнув на прощание. – Может быть, Лили была права, может быть, они пытаются помочь.
– Если только Лару не знает, что мы знаем. Если огоньки Эйвона были шепотами Лили все это время… это может быть ловушкой. – Флинн медленно прячет пистолет обратно за пояс, и когда он снова говорит, его голос дрожит. – Я ловил проблески огоньков, но я никогда не видел такого… мой кузен Шон рассказывал, что он видел такой один раз, и что он пытался увести его на болото, на восток.
– На восток? – Кожу начинает покалывать, на востоке находится место, где находится исчезнувший объект Флинна. Слова командира Тауэрс звучат в моих ушах. «Мы обнаруживаем их там иногда. Солдат, захваченных яростью. Утопленных или похороненных в зыбучих песках, или мертвых с оружием в руках и пулей в голове. Они идут на восток, на ничейную территорию, чтобы поблизости не было никого, кого можно убить, когда их прихватит. Они ищут его. Они ищут это место».
Глаза все еще рассматривают горизонт, после изображений, издевающихся над моим зрением. Мне все кажется, что вижу огонек, и только моргнув нахожу лишь темноту.
– Флинн, – произношу я медленно. – Ты упомянул Лили… она сказала не доверять тому, что мы видим.
– Верно.
– Ну, если эти шепоты могут заставить тебя видеть вещи, которых нет, тогда они не могут же удержать тебя от того, чтобы видеть вещи, которые действительно есть? – Я отворачиваюсь от черного болота. – Флинн, мы обошли тот остров. Мы ни разу не пересекли его. Что‑то держало нас по периметру, и мы ничего не заметили.
– Объект никогда не перемещался. – Глаза Флинна поднимаются и впиваются в мои. – Он был там все время, будучи скрытым шепотами. – Впервые за многие столетия я вижу проблеск надежды. Это как всплытие после долгого погружения и снова вдыхание кислорода. – Забудь об укрытии… вот куда нам нужно идти.
Прежде чем я успеваю ответить, отдаленный крик заставляет нас обоих поднять головы. Мы замираем и прислушиваемся.
В тумане раздаются голоса – слишком далеко, чтобы быть четкими, но в них есть несомненная срочность. Кто бы ни был в болоте, будь то военные или мятежники, они видели нас. И они будут искать нас.
Я нажимаю кнопку, чтобы убрать трап и следую за Флинном вниз, чтобы мы могли спрыгнуть в лодку. Аварийное освещение отключается, когда дверь закрывается, оставляя нас в полной темноте. Флинн хватается за весла, припрятанные по бокам лодки. Они не будут работать так же хорошо, как умные шесты мятежников, но они дадут нам возможность двигаться без шума двигателя.
Флинн устраивается, оставляя для меня место позади себя, чтобы я могла держать под контролем наше отступление, если это необходимо. Я прикасаюсь к его плечу, чтобы привлечь внимание, так как он не видит моего лица.
– Шаттл направлен на север, и мы примерно в получасе езды к западу от острова. Ты сможешь найти его снова в темноте?
– Я могу перемещаться по Эйвону с закрытыми глазами. – Я слышу улыбку в его голосе. То же высокомерие, что бесило меня, теперь заставляет мои губы дернуться. У нас есть план, место назначения, у нас есть надежда.
– Хорошо. Может, мы потеряем их в тумане. Но если нет…
Флинн сжимает мою руку.
– Если нет, мы просто должны надеяться, что найдем доказательства, прежде чем наши люди найдут нас.
По болоту эхом разносится шум двигателей, вдалеке мелькают огни, и слышатся шлепки об воду шестов и весел – в темноте, без каких‑либо ориентиров, кажется, что обе армии окружили нас. Я позволяю Флинну вести нас, доверяя его почти сверхъестественной способности ориентироваться без звезд, без компаса, без чего‑либо, кроме связи, которую он разделяет с Эйвоном. Его коррективы в нашем курсе быстрые и уверенные.
Мы проскальзываем через камыш в напряженной тишине и ожидании. Наблюдая. Я не опускаю руку с пистолета. Время от времени я думаю, что вижу краем глаза тусклое мерцание света, огонек, всегда танцующий вне досягаемости, но я ни в чем не могу быть уверенной. Разум все еще бушует, запутывается. Вспышки памяти маленькой девочки, которые продолжают всплывать, тянут с собой вспышки боли, счастья и отчаяния, все краски в сознании, которые я игнорировала с восьми лет.
Стоит ночь, когда лодка, наконец, со скрежетом выплывает на твердую землю. Флинн выпрыгивает, приземляясь по колено в воду, и стабилизирует лодку, когда я поднимаюсь за ним. Мы работаем в полной темноте, не в состоянии рисковать фонариком, двигаясь по ощущениям, и отслеживая друг друга по звукам нашего дыхания. Я слышу, как Флинн поворачивается лицом к центру острова.
– Флинн, подожди. – Я протягиваю руку и касаюсь его плеча. – Лару смог заставить этих существ делать ужасные вещи. Они ответственны за ярость. Они захватили разум командира Тауэрс прямо передо мной. Они отправили меня в ваши пещеры, когда Макбрайд убил тех людей.
– Я знаю.
Я не могу остановить страх, пробегающий через меня, независимо от того, куда я пытаюсь его засунуть. Я могу справиться с выстрелом, взрывом, избиением до полусмерти, привязыванием к колу, потому что, пройдя через все это, я остаюсь сама собой.
– Мы входим в центр того, что уже захватывало мой разум. Кто скажет, что они не сделают этого снова? – Если я опять где‑нибудь очнусь вся в крови, без памяти о том, что случилось…
– Я не должен этого допустить.
– Ты не сможешь ничего не сделать, только желая, чтобы этого не произошло. – Я не могу не заметить, как нотки любви ускользают вместе с моим раздражением. – Флинн… пообещай мне кое‑что.
– Что? – спрашивает он с подозрением. Думаю, он подозревает, о чем я собираюсь попросить.
– Если это повторится, просто знай, что это не я. Меня там нет. Тот человек, который приказал нам сдаться, не был командиром Тауэрс, и я должна была ослушаться ее. И если это случится со мной, то это не… это нормально.
– Нормально? – голос Флинна жесткий. – Нормально пристрелить тебя, ты это имеешь в виду!
Сердце сжимается.
– Я не знаю. Возможно. – Я чувствую его гнев и разочарование, излучаемые тьмой, и часть меня жаждет протянуть ему руку. Если бы наши позиции поменялись местами, я бы тоже не могла это слушать. Но это должно быть сказано. – Да, – шепчу я. – Это то, что я хочу сказать.
– Тогда я не могу обещать тебе этого, – твердо говорит он. – И не проси меня больше, Джубили.
– Ты не можешь себе этого позволить! Это не для нас, это для всех, для моих людей и твоих. За это стоит умереть, Флинн, это шанс спасти Эйвон. Мы никому не можем позволить остановить нас. Даже если этот кто‑то окажется мной.
Флинн ничего не говорит. Вместо этого он тянется за спину, чтобы вытащить украденный лазерный пистолет из‑за пояса. Затем раздается громкий стук, когда он бросает пистолет на дно лодки.
– Флинн, ты не можешь…
– Я пойду туда, – говорит он твердо, как никогда. – Но я не застрелю тебя, чтобы ни случилось.
Я хочу возразить, я хочу сказать ему, что он сентиментален и глуп, что это то, чего я пыталась избежать, когда я остановила его той ночью в подсобке Молли. Что выбирать меня вместо всего остального… и это слабость. Несколько недель назад, это было именно то, что капитан Ли Чейз сказала бы ему. Но я слышу силу в его голосе и в выборе, который он делает. Потому что дело не в том, что он выбирает меня, девушку, с которой он познакомился меньше месяца назад – он выбирает мир, в котором никто не должен умереть.
Я хочу, чтобы этот мир стал реальным. Я так сильно хочу, что пульс учащается, воздух обостряется. Капитан Ли Чейз никогда никуда не ходит без оружия, это против ее натуры. Рука сжимает пистолет так сильно, что я наполовину боюсь, что кожа сольется с металлом.
Ли не оставит свой пистолет, но, возможно, Джубили могла бы.
Я медленно выдыхаю, ослабляя скольжение из кобуры. Он так легко помещается в руке, его холодный вес так утешает, так знаком. Я сглатываю, а потом бросаю его рядом с пистолетом Флинна.
Когда я снова поднимаю глаза, Флинн – это не более чем силуэт. Он движется ко мне, взяв меня за руку, и прижимает к себе. Он не разговаривает. Наше недолгое время вместе, чрезвычайные обстоятельства, которые сделали нас союзниками – нет слов, чтобы придать этому форму. Он мог бы сказать мне, что любит меня, но он не знает меня так, как знал бы любовник; хотя, он знает форму меня, изгиб моего сердца так же, как и я знаю его. Он мог бы сказать мне, что не хочет потерять меня, но мы оба уже потеряны и только связь между нами удерживает нас от похода в темноту.
Я слышу, как он делает краткий, дрожащий вдох, и тогда его рот находит мой. Его поцелуй неистов, его пальцы пробегаются по моей спине, теснее прижимая меня к себе. Его губы на этот раз ничего не просят, никакого огня или обладания, ничего подобного тому, чего он требовал в подсобке Молли, превращая мои кости в пепел. Он просто целует меня, удерживает, выжигает меня в своей памяти. Я прижимаюсь к нему, заставляя его руки сжиматься вокруг меня в ответ, и мы стоим там, а вода тихо плещется вокруг наших лодыжек, как будто весь Эйвон задерживает дыхание.
Когда мы отпускаем друг друга, мы не разговариваем. Вместо этого Флинн отпихивает ногой лодку, отправляя ее обратно, чтобы любой, кто найдет ее, не знал, где мы. Я наблюдаю, как она прорезает туман, пока туман не смыкается вокруг нее, и она не исчезает.
Ей уже снился этот сон раньше. Он начинается с огня, но она не боится его. Он, как живой, проносится по магазину, но когда он доходит до нее, он ощущается не более чем летним ветерком, приятным и теплым. Она может контролировать огонь, она может заставить его идти туда, куда она хочет, и она может не дать ему поглотить ни одной пылинки в магазине ее матери.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 143; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!