БОРЬБА ЗА КИЕВ, ЛЕНИНГРАД И МОСКВУ 1 страница
Управление страной в период самой тяжелой войны за всю историю ее существования требовало от Сталина сверхчеловеческого напряжения. Значительная часть промышленных и сельскохозяйственных предприятий оказалась в зоне боевых действий, а те, что были в тылу, должны были взять на себя удвоенную нагрузку. В международной политике на первый план вышли контакты со странами антигитлеровской коалиции
228
Однако самой главной задачей являлось непосредственное руководство военными действиями.
Явно не удовлетворенный деятельностью руководства Наркомата обороны , Сталин в течение июля и начала августа 1941 года занял все руководящие посты в вооруженных силах страны. В ходе преобразования 10 июля Ставки Главного командования в Ставку Верховного командования (в том же составе, за исключением Н.Г. Кузнецова) С.К. Тимошенко не был упомянут в качестве председателя Ставки, как это было прежде, а Сталин был поименован первым. 19 июля И.В. Сталин заменил С.К. Тимошенко на посту наркома обороны. 8 августа 1941 года Ставку Верховного командования преобразовали в Ставку Верховного главнокомандования, и Сталин стал Верховным главнокомандующим.
Для таких действий Сталина были веские причины. Василевский признавал, что «первоначальные неудачи Красной Армии показали некоторых командиров в невыгодном свете. Они оказались неспособными в той сложнейшей обстановке руководить войсками по-новому, быстро овладеть искусством ведения современной войны, оставались в плену старых представлений. Не все сумели быстро перестроиться... И.В. Сталин справедливо требовал, чтобы военные кадры решительно отказались от тех взглядов на ведение войны, которые устарели, и настойчиво овладевали опытом развернувшейся войны».
|
|
|
Вольно или невольно Сталин демонстрировал, что он, штатский человек, вынужден наводить порядок в Красной Армии, которая до сих пор под руководством маршалов и генералов лишь беспорядочно отступала на всех фронтах. Однако справедливая критика Сталиным военачальников переходила в неверие в их компетентность, а потому Сталин зачастую противопоставлял мнению военных свои суждения, не опиравшиеся на профессиональные знания военной науки. Вследствие этого «в первое время, — как писал Василевский, — Сталин чаще сразу решал сам, отдавал распоряжения без единого лишнего слова». Разумеется, к 1941 году Сталин имел некоторые познания в военной науке, которые в немалой степени повлияли на стиль его политического мышления, но опыт решения военных операций он получил в основном в годы Гражданской войны, который, по его же собственному признанию, уже перестал быть актуальным даже к началу Советско-финляндской войны. Поэтому неудивительно, что он делал ошибки.
|
|
|
«Были в деятельности Сталина того времени и просчеты, причем иногда серьезные, — писал Василевский. — Тогда он был неоправданно самоуверен, самонадеян, переоценивал свои силы и знания в руководстве войной... был более склонен вести боевые действия до некоторой степени прямолинейно... Он мало опирался на Генеральный штаб, далеко недостаточно использовал знания и опыт его работников. Нередко без всяких причин поспешно менял кадры военачальников». Сталин... «исходил из того, что,
229
если боевые действия развиваются не так, как нужно, значит необходимо срочно произвести замену руководителя».
В первые же дни войны произошли изменения в руководстве вооруженных сил на всех уровнях, что является обычным для истории явлением в тех случаях, когда армия терпит поражения. 10 июля было принято решение поставить над командующими фронтами три главных командования: Северо-Западное — во главе с К.Е. Ворошиловым (член Военного совета А.А. Жданов), Западное — во главе с С.К. Тимошенко (член Военного совета Н.А. Булганин), Юго-Западное—во главе с С. М. Буденным (член Военного совета Н.С. Хрущев). Однако уже 19 июля С.К. Тимошенко был отстранен от руководства Западным направлением и назначен заместителем наркома обороны. В начале июля с поста командующего Северо-Западным фронтом был снят Ф.И. Кузнецов, а на его место назначен генерал-майор П. П. Собенников. Но в августе последний был также снят с этого поста. Сменилось и все руководство Западного фронта, который возглавил с 19 июля генерал-лейтенант А. И. Еременко. В отношении бывших руководителей Западного фронта были приняты жестокие меры. Вместе с командующим 4-й армией А.А. Коробковым были арестованы командующий Западным фронтом Д. Г. Павлов, начальник штаба В.Е. Климовских, начальник связи Западного фронта А.Т. Григорьев. Их огульно обвинили в трусости, бездействии, нераспорядительности, в сознательном развале управления войсками и сдаче оружия противнику без боя. 22 июля все они были расстреляны.
|
|
|
В документах первых месяцев войны, подписанных Сталиным, чувствуется его возмущение непрекращавшимся отступлением войск. Он требовал держать оборону на занятых рубежах, часто сбиваясь при этом на угрозы и не всегда обоснованные обвинения. Это особенно проявлялось в позиции, занятой Сталиным по отношению к предложениям оставить Киев. В телеграмме от 11 июля 1941 года Хрущеву Сталин писал: «Получены достоверные сведения, что вы все, от командующего Юго-Западным фронтом до членов Военного Совета, настроены панически, и намерен произвести отвод войск на левый берег Днепра. Предупреждаю вас, что если вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать районы УРов на правом берегу Днепра, вас всех постигнет жестокая кара как трусов и дезертиров». (На следующий день Хрущев и командующий Юго-Западным фронтом М.П. Кирпонос послали Сталину ответ, в котором отрицали эти обвинения.)
|
|
|
Очевидно, что Сталину претила мысль уйти из Правобережной Украины, оставить колыбель православной Руси. Однако самой главной тогда задачей он считал сохранение оборонного потенциала страны. В беседе с личным представителем президента США Гарри Гопкинсом, состоявшейся 30 июля, Сталин заявил, что около 70% всех военных заводов находится в
230
районах, центрами которых являются Ленинград, Москва и Киев. Из чего Г. Гопкинс «вынес впечатление, что, если бы немецкая армия могла продвинуться примерно на 150 миль к востоку от этих центров, она уничтожила бы почти 75% промышленного потенциала России». Сталин надеялся на то, что «в зимние месяцы фронт будет проходить под Москвой, Киевом и Ленинградом». Кроме того, он рассчитывал, что «немцам будет трудно предпринимать наступательные действия после 1 сентября, когда начнутся сильные дожди, а после 1 октября дороги будут настолько плохи, что им придется перейти к обороне». А поскольку Киев был одной из трех важнейших точек этой линии, Сталин настаивал на том, что город надо отстоять любой ценой. Поэтому 29 июля предложение начальника Генштаба Жукова сдать Киев возмутило его до глубины души. Жуков считал необходимым сосредоточить все силы для контрудара по ельнинскому плацдарму противника, угрожающему Москве. «Какие там еще контрудары, что за чепуха? — вспылил И.В. Сталин. —Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?» Жуков вспоминал: «Я не мог сдержаться и ответил: «Если вы считаете, что начальник Генерального штаба способен только чепуху молоть, тогда ему здесь делать нечего. Я прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального штаба и послать на фронт. Там я, видимо, принесу больше пользы Родине». «Вы не горячитесь, — сказал И.В. Сталин. — А впрочем, если так ставите вопрос, мы без вас можем обойтись...»
Через некоторое время, вспоминал Жуков, разговор о сдаче Киева возобновился. «Вот что, — сказал И.В. Сталин, — мы посоветовались и решили освободить вас от обязанностей начальника Генерального штаба. Начальником Генштаба назначим Б М. Шапошникова. Правда, у него со здоровьем не все в порядке, но ничего, мы ему поможем». — «Куда прикажете мне отправиться?» — «А куда бы вы хотели?» — «Могу выполнять любую работу. Могу командовать дивизией, корпусом, армией, фронтом». — «Не горячитесь, не горячитесь! Вы вот говорили об организации контрудара под Ельней. Ну и возьмитесь за это дело. Мы назначим вас командующим Резервным фронтом. Когда вы можете выехать?» — «Через час». «В Генштаб прибудет Б. М. Шапошников,сдайте ему дела и выезжайте. Имейте в виду, вы остаетесь членом Ставки Верховного Главнокомандования, — заключил Сталин. «Разрешите отбыть?» — «Садитесь и выпейте с нами чаю, — уже улыбаясь, сказал И.В. Сталин, — мы еще кое о чем поговорим». Сели за стол и стали пить чай, но разговор так и не получился».
8 августа в разговоре по телетайпу с командующим Юго-Западным фронтом Кирпоносом Сталин заявил: «До нас дошли сведения, что фронт решил с легким сердцем сдать Киев врагу якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять Киев Верно ли это?» Кирпонос вновь отверг это обвинение. «Можете ли уверенно сказать, ЧТОБЫ приняли все меры для безусловного восстановления положения южной полосы УРа? — спросил Сталин. — Комитет обороны и Ставка очень просят вас принять все воз
231
можные и невозможные меры для зашиты Киева. Недели через две будет легче, так как у нас будет возможность помочь вам свежими силами, а в течение двух недель вам нужно во что бы то ни стало отстоять Киев». В ответ Кирпонос заверил Сталина, что он будет делать все возможное для того, чтобы «Киев врагу не отдать».
В середине августа немцы, столкнувшись с упорным сопротивлением на пути к Москве, стали готовить наступление с севера из захваченной ими Белоруссии против войск Юго-Западного фронта. Чтобы предотвратить окружение и нанести контрудар по противнику, был создан Брянский фронт, командующим которого стал генерал-лейтенант А.И. Еременко. Напутствуя его, Сталин сказал: «Завтра же выезжайте на место и немедленно организуйте фронт. На брянском направлении действует танковая группа Гудериана, там будут происходить тяжелые бои. Встретите там механизированные войска вашего «старого приятеля» Гудериана, повадки которого должны быть вам знакомы по Западному фронту». По воспоминаниям A.M. Василевского, «выслушав Сталина, вновь назначенный командующий Брянским фронтом очень уверенно заявил, что «в ближайшие же дни, безусловно» разгромит Гудериана. Эта твердость импонировала Верховному. «Вот тот человек, который нам нужен в этих сложных условиях», — бросил он вслед выходившему из его кабинета Еременко».
Жуков же считал, что создаваемый в спешке Брянский фронт будет слабым в боевом отношении, поэтому в конце августа он связался со Сталиным по ВЧ и вновь предупредил «о необходимости быстрейшего отвода всех войск правого крыла Юго-Западного фронта за реку Днепр». Однако, вспоминал маршал, «из моей рекомендации ничего не получилось. И.В. Сталин сказал, что он только что вновь советовался с Н.С. Хрущевым и М.П. Кирпоносом и те якобы убедили его в том, что Киев пока ни при каких обстоятельствах оставлять не следует. Он и сам убежден, что противник, если и не будет разбит Брянским фронтом, то во всяком случае будет задержан».
Как отмечал Василевский, «командующий Брянским фронтом явно поторопился со своими заверениями» Сталину. 24 августа Сталин запросил Еременко, не передать ли его фронту новые силы и технику за счет переформирования двух армий, если он обещает «разбить подлеца Гудериана». Еременко благодарил Сталина за помощь и заверил: «А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно, постараемся разбить, задачу, поставленную Вами, выполнить, то есть разбить его».
Комментируя эти события, A.M. Василевский писал, что в те дни «быстро принимались столь важные решения. Одни фронты расформировывались, другие создавались. Одни армии переставали существовать, другие возникали. Должен сказать, что одной из особенностей войны является то, что она требует скорых решений. Но в непрестанно меняющемся ходе боевых действий, разумеется, принимались не только правильные, но и
232
не совсем удачные решения. У войны свой стиль и свой ритм руководства войсками. Так вот и в данном случае организационные решения преследовали цель усилить Брянский фронт. Сталин все еще надеялся, что Еременко выполнит свое обещание... В ночь на 30 августа в адрес Еременко была направлена директива, которая обязывала войска Брянского фронта перейти в наступление, уничтожить группу Гудериана... Но попытки фронта выполнить эту директиву оказались безуспешными».
2 сентября Сталин продиктовал Генштабу указания для немедленной передачи Еременко: «Ставка все же недовольна вашей работой. Несмотря на работу авиации и наземных частей, Почеп и Стародуб остаются в руках противника. Это значит, что вы противника чуть пощипали, но с места сдвинуть не сумели. Ставка требует, чтобы наземные войска действовали во взаимодействии с авиацией, вышибли противника из района Стародуб, Почеп и разгромили его по-настоящему... Гудериан и вся его группа должна быть разбита вдребезги. Пока это не сделано, все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждем ваших сообщений о разгроме группы Гудериана». Но, «к сожалению, —писал Василевский, —действия войск Брянского фронта оказались малоэффективными... Остановить врага они не смогли... 7 сентября они вышли к Конотопу... Ясно обозначилась угроза окружения основной группировки 5-й армии», оборонявшей Киев.
Василевский рассказывал, что 7 сентября он и Шапошников «пошли к Верховному Главнокомандующему с твердым намерением убедить его в необходимости немедленно отвести все войска Юго-Западного фронта за Днепр и далее на восток и оставить Киев. Мы считали, что подобное решение в тот момент уже довольно запоздало и дальнейший отказ от него грозил неминуемой катастрофой для войск Юго-Западного фронта в целом. Разговор был трудный и серьезный. Сталин упрекал нас в том, что мы, каки Буденный, пошли по линии наименьшего сопротивления: вместо того чтобы бить врага, стремимся уйти от него».
На следующий день, 8 сентября, Сталин в своей кремлевской квартире принял Жукова за ужином, в котором участвовали также Молотов, Маленков, Щербаков и другие. Сталин похвалил Жукова за успешно проведенную операцию под Ельней, в ходе которой советские войска впервые с начала войны заставили немецкие войска отступить и захватили немало пленных В ходе разговора Жуков заявил: «Я вновь рекомендую немедленно отвести всю киевскую группировку на восточный берег Днепра...» «А как же Киев?» —спросил Сталин. — «Как ни тяжело, а Киев придется оставить. Иного выхода у нас нет». И.В. Сталин снял трубку и позвонил Б.М. Шапошникову: «Что будем делать с киевской группировкой? —спросил он. — Жуков настойчиво рекомендует немедленно отвести ее». Я не слышал, что ответил Борис Михайлович, —вспоминал Жуков, — но в заключение И.В. Сталин сказал: «Завтра здесь будет Тимошенко. Продумайте с ним вопросы, а вечером переговорим».
233
Очевидно, что упорство, с каким Жуков настаивал на сдаче Киева, произвело впечатление на Сталина. Василевский писал, что 9 сентября Сталин разрешил осуществить частичный отход за Днепр. Однако он все же требовал удержать киевский плацдарм. По словам Василевского, таким образом «было принято половинчатое решение. При одном упоминании о жесткой необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание. Нам же, видимо, не хватало необходимой твердости, чтобы выдержать эти вспышки неудержимого гнева, и должного понимания всей степени нашей ответственности за неминуемую катастрофу на Юго-Западном направлении».
11 сентября Сталин в разговоре по телетайпу с Кирпоносом и другими руководителями Юго-Западного фронта вновь выразил несогласие с идеей оставить Киев, хотя уже и не столь резко: «Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной вам реки мне кажется опасным». Ссылаясь на мнение Шапошникова как руководителя Генштаба, Сталин требовал: «Киева не оставлять и мостов не взрывать без особого разрешения Ставки». Буденный, настаивавший на отходе, был отстранен от обязанностей главкома Юго-Западного направления, а на его место назначили Тимошенко, освобожденного от руководства Западным фронтом. Место Тимошенко занял генерал-лейтенант И.С. Конев.
Однако удерживать линию фронта советские войска были не в состоянии, и 12 сентября началось отступление на восток. 13 сентября начальник штаба Юго-Западного фронта В. И. Тупиков сообщил Б.М. Шапошникову о прорыве противником обороны фронта и начавшемся отступлении. Он констатировал: «Начало понятной Вам катастрофы —дело пары дней». 14 сентября Сталин сам продиктовал ответ: «Генерал-майор Тупиков номером 15614 представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги... Необходимо неуклонно выполнять указания т. Сталина, данные вам 11.IX». Сталин подписался за Шапошникова.
По воспоминаниям Я. Е. Чадаева, «днем 17 сентября у Сталина состоялось заседание», на котором обсуждалось положение на Юго-Западном фронте. Сталин «сказал, что нашим войскам под Киевом надо держаться, хотя это очень трудно». После разговора по телефону с Кирпоносом Шапошников доложил, что «враг пока не в состоянии преодолеть упорное сопротивление защитников Киева..:» «Значит, — сказал Сталин, — остается в силе приказ Ставки — не сдавать Киев?» «Совершенно верно, — подтвердил Шапошников. — Но все-таки Кирпонос очень опасается за левый фланг Юго-Западного фронта... Он все же вновь высказывает просьбу отвести из-под удара наши войска». «Как Вы считаете, Борис Михайлович,
234
надо ли пойти на это?» — спросил Сталин. «Я остаюсь при прежнем мнении: биться насмерть, но Киева не отдавать», — ответил Шапошников. «Ну, что ж, так и порешим?» — снова спросил Сталин. Все молча согласились».
Однако 17 сентября положение на Юго-Западном фронте еще более ухудшилось. М.П. Кирпонос потерял управление армиями. Войска 37-й армии продолжали оборонять Киев, а остальные стали прорываться из немецкого окружения. Лишь в ночь на 18 сентября Ставка согласилась оставить Киевский укрепрайон и переправить войска 37-й армии на левый берег Днепра. 20 сентября в боях погибли М.П. Кирпонос, В.И. Тупиков и секретарь ЦК КП(б) Украины М.А. Бурмистренко.
Как вспоминал Я.Е. Чадаев, Сталин был «вне себя от катастрофы на Юго-Западном фронте». Поскребышев сказал Чадаеву, что «состоялся крупный разговор Сталина с Хрущевым... Сталин прямо заявил Хрущеву, что за безрассудные действия тот заслуживает отдачи под суд ревтрибунала. Но я думаю, — добавил Поскребышев, — до этого дело не дойдет». Чадаев стал свидетелем и «крупного разговора» Сталина с новым главкомом Юго-Западного направления Тимошенко по телефону. Так как маршал был глуховат и говорил очень громко, Чадаев слышал все его реплики. На замечание Сталина: «Бессмысленной отваги не допускайте, с Вас хватит!» Тимошенко ответил: «Не понимаю». Сталин взорвался: «Тут и понимать нечего. У Вас иногда проявляется рвение к бессмысленной отваге. Имейте в виду: отвага без головы — ничто». — «Выходит, что я по-Вашему только на глупости способен?» — «О, не перевелись, оказывается, еще рыцари! Загубленных талантов не бывает...» «Я вижу, Вы недовольны мной», — слышался густой бас Тимошенко. «А я вижу, Вы слишком раздражены и теряете власть над собой». — «Раз я плохой в Ваших глазах, прошу отставку». Сталин отставил от уха трубку и сказал про себя: «Этот черт орет во всю грудь, и ему и в голову не приходит, что он буквально оглушил меня». — «Что? Отставку просите? Имейте в виду, у нас отставок не просят, а мы их сами даем...» — «Если Вы находите, —дайте сами». — «Дадим, когда нужно, а сейчас советую не проявлять нервозности — это презренный вид малодушия». Наступила небольшая пауза, потом послышался голос Тимошенко: «Извините, товарищ Сталин, погорячился». Когда пыл прошел, Тимошенко спокойно, по-деловому доложил, на какой рубеж он отводит войска. В конце разговора Сталин сказал: «Завтра снова информируйте меня лично». Он в беспокойстве прошелся по кабинету. Чувствовалось, что переживает за резкий разговор с маршалом, на котором явно сорвал свою досаду за провал»
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 186; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!