КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ХАРАКТЕР КРОНШТАДТСКОГО МЯТЕЖА
Между разными социальными и политическими прослойками Кронштадта не было, конечно, непроницаемых переборок. Для ухода за машинами в Кронштадте оставалось известное число квалифицированных рабочих и техников. Но и они выделились по методу отрицательного отбора, как ненадежные политически и малопригодные для гражданской войны. Из среды этих элементов вышли затем некоторые "вожди" восстания. Однако, это совершенно естественное и неизбежное обстоятельство, на которое с торжеством указывают некоторые обличители, ни на йоту не меняет анти-пролетарской физиономии мятежа. Если не обманывать себя пышными лозунгами, фальшивыми этикетками и пр., то кронштадтское восстание окажется ничем иным, как вооруженной реакцией мелкой буржуазии против трудностей социалистической революции и суровости пролетарской диктатуры. Именно это означал кронштадтский лозунг: "Советы без коммунистов", за который немедленно же ухватились не только эс-эры, но и буржуазные либералы. В качестве более дальнозоркого представителя капитала, профессор Милюков понимал, что освободить советы от руководства большевиков значило бы в короткий срок убить советы. За это говорил опыт русских советов в период господства меньшевиков и эс-эров, и еще ярче - опыт германских и австрийских советов при господстве социал-демократии. Эс-эровско-анархистские советы могли бы только послужить ступенькой от пролетарской диктатуры к капиталистической реставрации. Никакой другой роли они сыграть неспособны были, каковы бы ни были "идеи" их участников. Кронштадтское восстание имело, таким образом, контрреволюционный характер.
|
|
|
Под классовым углом зрения, который - не в обиду господам эклектикам - остается основным критерием не только для политика, но и для историка, крайне важно сопоставить поведение Кронштадта и Петрограда в те критические дни. Из Петрограда тоже был извлечен весь руководящий слой рабочих. В покинутой столице голод и холод царили, пожалуй, еще более свирепо, чем в Москве. Героический и трагический период! Все были голодны и злы. Все были недовольны. На заводах шло глухое брожение. Закулисные организаторы из эс-эров и белых офицеров пытались связать военное восстание с движением недовольных рабочих. Кронштадтская газета писала о баррикадах в Петрограде, о тысячах убитых. О том же возвещала печать всего мира. А на деле произошло нечто прямо противоположное. Кронштадтское восстание не привлекло, а оттолкнуло петроградских рабочих. Расслоение произошло по классовой линии. Рабочие сразу почувствовали, что кронштадтские мятежники стоят по другую сторону баррикады, - и поддержали советскую власть. Политическая изоляция Кронштадта явилась причиной его внутренней неуверенности и его военного поражения.
|
|
|
НЭП И КРОНШТАДТСКОЕ ВОССТАНИЕ
Виктор Серж, который, видимо, пытается создать некий синтез "анархизма", ПОУМа и марксизма, крайне неудачно вмешался в спор о Кронштадте. По его мнению введение НЭПа на год раньше могло бы предотвратить кронштадтское восстание. Допустим. Но такого рода советы очень легко подавать задним числом. Правда, как напоминает Серж, я предлагал переход к НЭПу еще в начале 1920 года. Но я вовсе не был заранее уверен в успехе. Для меня не было тайной, что лекарство может оказаться более опасно, чем сама болезнь. Когда я наткнулся на сопротивление руководящей части партии, я не апеллировал открыто к низам, чтобы не мобилизовать мелкую буржуазию против рабочих. Понадобился опыт дальнейших 12 месяцев, чтобы убедить партию в необходимости нового курса. Но замечательно, что именно анархисты всех стран приняли НЭП, как... измену коммунизму. А сейчас адвокаты анархистов обвиняют нас в том, что мы не ввели НЭП на год раньше.
Ленин в течение 1921 года не раз открыто признавал, что упорство партии в отстаивании методов военного коммунизма превратилось в грубую ошибку. Но разве это меняет дело? Каковы бы ни были ближайшие или более отдаленные причины кронштадтского восстания, оно, по самому существу своему, означало смертельную угрозу диктатуре пролетариата. Неужели же пролетарская революция, только потому что она совершила политическую ошибку, должна была, в наказание самой себе, прибегнуть к самоубийству?
|
|
|
Или может быть достаточно было сообщить кронштадтцам декреты о НЭПе, чтобы тем самым умиротворить их? Иллюзия! Сознательной программы у восставших не было и по самой природе мелкой буржуазии быть не могло. Они сами не понимали ясно, что их отцам и братьям прежде всего нужна свободная торговля. Они были недовольны, возмущены, но выхода не знали. Более сознательные, т.-е. правые элементы, действовавшие за кулисами, хотели реставрации буржуазного режима. Но они не говорили об этом вслух. "Левый" фланг хотел ликвидации дисциплины, "свободных советов" и лучшего пайка. Режим НЭПа мог лишь постепенно умиротворить крестьянство, а вслед за ним - недовольные части армии и флота. Но для этого нужны были опыт и время.
Совсем уже неумными являются разглагольствования о том, что восстание не было восстанием, что матросы ничему не угрожали, что они "только" захватили крепость и военные корабли и пр. Выходит, что большевики наступали по льду, с открытой грудью, против крепости, лишь в силу своего плохого характера, стремления искусственно вызывать конфликты, своей ненависти к кронштадтским морякам или к доктрине анархизма (о которой, к слову сказать, решительно никто не думал в те дни). Разве это не детский лепет? Не связанные ни временем, ни местом дилетантские критики пытаются (через 17 лет!) внушить нам ту мысль, что все закончилось бы ко всеобщему удовольствию, если бы революция предоставила восставших моряков самим себе. Но беда в том, что мировая контрреволюция ни в каком случае не предоставила бы их самим себе. Логика борьбы дала бы в крепости перевес наиболее крайним, т.-е. наиболее контрреволюционным элементам. Нужда в продовольствии поставила бы крепость в прямую зависимость от иностранной буржуазии и ее агентов, белых эмигрантов. Все необходимые приготовления к этому уже велись. При подобных условиях пассивно выжидать, надеясь на счастливую развязку, способны люди типа испанских анархо-синдикалистов или поумистов. Большевики, к счастью, принадлежали к другой школе. Они сочли своим долгом потушить пожар в самом начале и, следовательно, с наименьшими жертвами.
|
|
|
"КРОНШТАДТЦЫ" БЕЗ КРЕПОСТИ
По существу дела господа критики являются противниками диктатуры пролетариата и тем самым противниками революции. В этом весь секрет. Правда, некоторые из них признают революцию и диктатуру на словах. Но от этого не легче. Они хотят такой революции, которая не вела бы к диктатуре, и такой диктатуры, которая обходилась бы без принуждения. Разумеется, это очень "приятная" диктатура; однако, она требует мелочи: равномерного и притом очень высокого развития трудящихся масс. Но при этом условии диктатура вообще не была бы нужна. Иные анархисты, по существу либеральные педагоги, надеются на то, что через 100 или 1000 лет будет достигнуто столь высокое развитие трудящихся, что принуждение окажется ненужным. Конечно, если бы капитализм способен был дать место такому развитию, его незачем было бы низвергать. Не было бы никакой нужды ни в насильственной революции, ни в диктатуре, которая является неизбежным последствием революционной победы. Однако, нынешний упадочный капитализм оставляет мало места для гуманитарно-пацифистских иллюзий.
Рабочий класс, не говоря о полу-пролетарских массах, неоднороден, как социально, так и политически. Классовая борьба порождает формирование авангарда, впитывающего в себя лучшие элементы класса. Революция возможна тогда, когда авангарду удается повести за собою большинство пролетариата. Но это вовсе не значит, что внутренние противоречия среди самих трудящихся исчезают. В момент высшего подъема революции они, правда, смягчаются, но только затем, чтобы на новом этапе проявиться снова во всей остроте. Таков ход революции в целом. Таков был ее ход в Кронштадте. Когда умники в туфлях хотят задним числом предписать Октябрьской революции другой маршрут, мы можем только почтительно попросить их указать нам, где и когда собственно их великолепные принципы оказались подтвержденными на практике, хотя бы частично, хотя бы в тенденции? Где те признаки, которые позволяют рассчитывать на торжество этих принципов в будущем? Ответа мы, конечно, не дождемся.
Революция имеет свои законы. Мы давно уже формулировали те "уроки Октября", которые имеют не только русское, но и международное значение. Никаких других "уроков" никто даже не пытался предложить. Испанская революция подтверждает "уроки Октября" методом от обратного. А суровые критики молчат или виляют. Испанское правительство "Народного фронта" душит социалистическую революцию и расстреливает революционеров. Анархисты участвуют в этом правительстве или, когда их выгоняют, продолжают поддерживать палачей. А их иностранные союзники и адвокаты занимаются тем временем защитой... кронштадтского мятежа от жестоких большевиков. Постыдная комедия!
Сегодняшние споры вокруг Кронштадта располагаются по тем же классовым осям, что и само кронштадтское восстание, когда реакционная часть матросов пыталась опрокинуть пролетарскую диктатуру. Чувствуя свое бессилие на арене сегодняшней революционной политики, мелкобуржуазные путаники и эклектики пытаются использовать старый кронштадтский эпизод для борьбы против Четвертого Интернационала, т.-е. международной партии пролетарской революции. Эти новейшие "кронштадтцы" будут также разбиты, - правда, без употребления оружия, так как у них, к счастью, нет крепости.
Л. Троцкий.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 66-67.
Л. Троцкий.
ПРЕДСТОЯЩИЙ ПРОЦЕСС ДИПЛОМАТОВ
Одно время могло казаться, что Москва отказалась от дальнейших гласных политических процессов, с их монотонными признаниями. Однако, за последнее время слухи настойчиво говорят о продолжающейся подготовке театрального процесса дипломатов. Политическое положение на международной арене, как и внутри СССР, таково, что слухи эти приходится считать вполне вероятными. Предшествующие процессы имели своей задачей снять со Сталина ответственность за ошибки и провалы в области промышленности, сельского хозяйства, государственного аппарата и Красной армии. Новый процесс должен, по-видимому, переложить ответственность со Сталина на исполнителей за те жестокие неудачи, которые советская дипломатия и Коминтерн потерпели на международной арене. Политика "Народного фронта" в Испании закончилась катастрофой. Из европейской политики Москва почти вытеснена. Не остается ничего другого, как возложить ответственность за упадок престижа советов на новых козлов отпущения, в лице покорных дипломатических агентов. Такова, несомненно, основная идея предстоящего процесса.
В качестве обвиняемых называют бывших советских представителей на Дальнем Востоке (Юренев, Богомолов), в Берлине (тот же Юренев), в Испании (Антонов-Овсеенко и Розенберг). В качестве свидетеля, а может быть и обвиняемого, ждут появления на суде Раковского. Роли, намеченные для этих подсудимых, ясны в общих своих чертах заранее: они выдавали государственные тайны, вступали в союз с врагами, продавали родину и прочее.
Загадочной остается, однако, роль на суде Якубовича, бывшего посла в Норвегии. В отличие от Антонова-Овсеенко, Раковского и, до некоторой степени, Юренева, Якубович никогда не принадлежал ни к какой оппозиции. Это был, по существу, аполитичный чиновник дипломатического ведомства. Но и в качестве чиновника, он всегда оставался на заднем плане. В течение ряда лет он был секретарем советского посольства в Берлине, прежде чем добился самостоятельного назначения в Осло. Этот третьестепенный дипломатический пост неожиданно получил в 1936 г. политическое значение в связи с попытками советского правительства добиться моей выдачи из Норвегии. От покойного норвежского адвоката Нунтервольда, близкого к правительственным кругам, я довольно хорошо посвящен был, в свое время, в закулисную сторону этого дела. Якубович угрожал бойкотом норвежского торгового флота и рыбной торговли, причем, по рассказу Нунтервольда, грозно стучал по столу в министерстве иностранных дел. Перепуганное норвежское правительство согласилось интернировать меня, но не решилось пойти на выдачу. Эта неудача была несомненно зачтена в вину Якубовичу, ибо процесс Зиновьева-Каменева был полностью приурочен к тому, чтоб добиться моей немедленной выдачи в руки ГПУ.
Другая вина легла на Якубовича в связи со вторым процессом (февраль 1937 г.), гвоздем которого являлся полет Пятакова в Осло, на немецком аэроплане, для преступных переговоров со мной. Как известно, совершенно точно установленные, в том числе и норвежскими властями, факты полностью опровергли показания Пятакова: в течение всего декабря 1935 года ни один иностранный самолет не спускался на аэродроме в Осло. Международная комиссия в Нью-Йорке установила все относящиеся сюда факты с исчерпывающей полнотой и безукоризненной точностью (см. "Not Gilty", стр. 173-191). Провал советской юстиции в этом центральном пункте не мог не быть вменен Якубовичу в тяжкую вину, так как именно через него ГПУ собирало, несомненно, информацию о моей жизни в Норвегии, об условиях этой страны, в частности, об аэродроме в Осло. Якубович делал, со своей стороны, что мог. Однако, обнаруженных на процессе промахов слишком достаточно для расстрела несчастного дипломата.
На суде Якубович будет, разумеется, каяться не в том, что дал ГПУ неосторожную или неряшливую информацию. На него, по всей вероятности, будет возложена другая задача, именно, дать новую информацию, которая хоть отчасти сгладила бы убийственное впечатление от крушения показаний Пятакова. Какого характера может быть подготовляемое ныне будущее "признание" Якубовича? Здесь нетрудно представить несколько вариантов. Мы возьмем гипотетически один из них, чтоб показать на конкретном примере методологию сталинского правосудия.
Якубович может признать, что он действительно принадлежал к троцкистскому заговору и был ближайшим союзником и другом Пятакова. Именно, он, Якубович, организовал перелет Пятакова из Берлина в Осло. Спуск происходил вовсе не на аэродроме, а на одном из фиордов, причем он, Якубович, в собственном автомобиле доставил Пятакова к себе на квартиру, а затем свел его с Троцким. Пятаков на суде дал ложные показания относительно времени и места спуска для того, чтобы выгородить своего друга Якубовича. Те новые данные о мнимом полете, которые будет поручено представить Якубовичу, окажутся, вероятно, построены на более тщательных изысканиях и комбинациях, может быть, даже с какими-нибудь заранее заготовленными "случайными" свидетелями.
Разумеется, дело здесь идет, с нашей стороны, только о гипотезе. Будущий процесс принесет проверку. Возможно даже, что настоящая статья заставит Вышинского выбрать другой вариант и внести соответственные изменения в свои обвинения и в показания Якубовича. В свое время мы постараемся найти следы этих изменений: работа ГПУ достаточно груба и всегда оставляет грязные следы. Во всяком случае, только выдвинутая выше гипотеза позволяет понять, почему третьестепенный дипломатический чиновник, без политического лица, занимающий мирный пост в архи-мирной Норвегии оказывается, по сообщениям из разных источников, поставлен чуть ли не во главе дипломатического заговора.
Прибавлю на всякий случай, что я с Якубовичем никогда не встречался, никаких политических отношений, ни прямых, ни косвенных, не имел и во время пребывания в Норвегии рассматривал его, как злейшего врага, который руководил кампанией клеветы против меня, не щадя на это денежных средств.
За неизбежные новые промахи Якубовича на следующем процессе отвечать придется, очевидно, его преемникам по скамье подсудимых, если Сталину удастся еще в течение продолжительного времени приводить в движение конвейер фальсификаций.
Л. Т.
Койоакан, 24 июля 1938 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 68-69.
Л. Троцкий.
ИХ МОРАЛЬ И НАША
Памяти Льва Седова.
ИСПАРЕНИЯ МОРАЛИ
В эпохи торжествующей реакции господа демократы, социал-демократы, анархисты и другие представители "левого" лагеря начинают выделять из себя в удвоенном количестве испарения морали, подобно тому, как люди вдвойне потеют от страха. Пересказывая своими словами десять заповедей или нагорную проповедь, эти моралисты адресуются не столько к торжествующей реакции, сколько к гонимым ею революционерам, которые своими "эксцессами" и "аморальными" принципами "провоцируют" реакцию и дают ей моральное оправдание. Между тем есть простое, но верное средство избежать реакции: нужно напрячься и нравственно возродиться. Образцы нравственного совершенства раздаются желающим даром во всех заинтересованных редакциях.
Классовая основа этой фальшивой и напыщенной проповеди: интеллигентская мелкая буржуазия. Политическая основа: бессилие и растерянность перед наступлением реакции. Психологическая основа: стремление преодолеть чувство собственной несостоятельности при помощи маскарадной бороды пророка.
Излюбленным приемом морализирующего филистера является отождествление образа действий реакции и революции. Успех приема достигается при помощи формальных аналогий. Царизм и большевизм - близнецы. Близнецов можно открыть также в фашизме и коммунизме. Можно составить перечень общих черт католицизма, или уже: иезуитизма, и большевизма. Со своей стороны, Гитлер и Муссолини, пользуясь совершенно тем же методом, доказывают, что либерализм, демократия и большевизм представляют лишь разные проявления одного и того же зла. Наиболее широкое признание встречает ныне та мысль, что сталинизм и троцкизм "по существу" одно и то же. На этом сходятся либералы, демократы, благочестивые католики, идеалисты, прагматисты, анархисты и фашисты. Если сталинцы не имеют возможности примкнуть к этому "Народному фронту", то только потому, что случайно заняты истреблением троцкистов.
Основная черта этих сближений и уподоблений в том, что они совершенно игнорируют материальную основу разных течений, т.-е. их классовую природу и, тем самым, их объективную историческую роль. Взамен этого они оценивают и классифицируют разные течения по какому либо внешнему и второстепенному признаку, чаще всего по их отношению к тому или другому абстрактному принципу, который для данного классификатора имеет особую профессиональную ценность. Так, для римского папы франкмасоны, дарвинисты, марксисты и анархисты представляют близнецов, ибо все они святотатственно отрицают беспорочное зачатие. Для Гитлера близнецами являются либерализм и марксизм, ибо они игнорируют "кровь и честь". Для демократа фашизм и большевизм - двойники, ибо они не склоняются перед всеобщим избирательным правом. И так далее.
Известные общие черты у сгруппированных выше течений несомненны. Но суть в том, что развитие человеческого рода не исчерпывается ни всеобщим избирательным правом, ни "кровью и честью", ни догматом беспорочного зачатия. Исторический процесс означает прежде всего борьбу классов, причем разные классы во имя разных целей могут в известных случаях применять сходные средства. Иначе, в сущности, и не может быть. Борющиеся армии всегда более или менее симметричны, и, если б в их методах борьбы не было ничего общего, они не могли бы наносить друг другу ударов.
Темный крестьянин или лавочник, если он, не понимая ни происхождения ни смысла борьбы между пролетариатом и буржуазией, оказывается меж двух огней, будет с одинаковой ненавистью относиться к обоим воюющим лагерям. А что такое все эти демократические моралисты? Идеологи промежуточных слоев, попавших или боящихся попасть меж двух огней. Главные черты пророков этого типа: чуждость великим историческим движениям, заскорузлый консерватизм мышления, самодовольство ограниченности и примитивнейшая политическая трусость. Моралисты больше всего хотят, чтоб история оставила их в покое, с их книжками, журнальчиками, подписчиками, здравым смыслом и нравственными прописями. Но история не оставляет их в покое. То слева, то справа она наносит им тумаки. Ясно: революция и реакция, царизм и большевизм, коммунизм и фашизм, сталинизм и троцкизм - все это двойники. Кто сомневается, может прощупать симметричные шишки на черепе самих моралистов, с правой и с левой стороны.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 169; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!