Обстоятельства дела в изложении представителя прокуратуры 20 страница
За время, что я ее не видела, Юрико еще больше похорошела. Грудь округлилась и, казалось, вот-вот выкатится из белоснежной блузки; юбка из клетчатой шотландки туго обтягивала высокий зад. Длинные, прямые, красивые ноги. И лицо — белая кожа, карие глаза и милое, кроткое выражение, будто она все время хочет чего-то спросить. Даже кукла, выполненная лучшим мастером, не могла получиться прекраснее. Тело как у женщины, а лицо еще детское, невинное. Вот зараза! Повзрослев, Юрико стала такой красавицей, что даже я, ее сестра, не могла поверить. Сестры ли мы, в самом деле?
Облик Юрико так поразил меня, что я тут же сбилась с шага. Пришлось выйти из круга. Это случилось раньше, чем я рассчитывала. И все из-за Юрико! Я страшно разозлилась: стоит, понимаешь, глазеет! «Вали отсюда к чертовой матери!» — крикнула я про себя и услышала издевательский смех:
— Поглядите, чего Сато вытворяет! Вот дает! Прямо танец осьминога!
Не желая уступать Мицуру, Кадзуэ лезла из кожи вон. Видно, решила делом доказать, что я не права и старания дают результат. Мицуру, напротив, держалась невозмутимо. Свободные движения руками, грациозный неторопливый шаг больше напоминали балет, чем физические упражнения. При виде Юрико Кадзуэ остановилась. Наконец-то она увидела монстра. Кадзуэ была явно потрясена. Глядя на ее лицо, я непроизвольно усмехнулась.
— Извини, я сегодня лишнего наговорила. — Кадзуэ догнала меня после урока физкультуры. — Давай все как было, а?
|
|
|
Я не ответила. От таких скачков настроения становилось не по себе.
— Твоя младшая сестра… — По лбу Кадзуэ струился пот, но она даже не пыталась его утереть. — Как ее зовут?
— Юрико.
— Надо же! И имя красивое, — с необъяснимым жаром пробормотала Кадзуэ. Я так и не поняла, чего больше было в ее голосе — зависти, восхищения, ревности… — Неужели мы с ней из одного теста, женского? Даже не верится.
Вот это вопрос! Невозможно поверить, что чудовищно красивая Юрико и мы с Кадзуэ относимся к одной породе. Небо и земля, игра природы. Когда перед тобой такой контраст, понимаешь: грош цена всем этим рассуждениям о том, что красота относительна. Мир разделен на абсолютную красоту и все остальное — посредственное, заурядное. И не признать этого нельзя. По сравнению с Юрико мы просто ничтожные биологические особи женского пола; монстр настолько силен, что другие люди не представляют для него никакой ценности.
Будем откровенны: такие понятия, как индивидуальность, талант, — всего лишь оружие, полируемое до блеска заурядными представителями людской породы, чтобы как-то существовать в конкурентном обществе. У меня — злой дух, у Мицуру — мозги.
|
|
|
Мы не чудовища, превосходящие всех своим обликом и способные нейтрализовать любую силу, и потому старались обеспечить себе выживание в женской школе Q. с помощью своих талантов. А у животных разве другие порядки? Взять мальтийскую болонку, что жила у дедовой страховщицы. Завидев большую собаку, она тут же поджимала хвост и вся съеживалась. Кто не спасует перед великаном? В этом и состоит звериная сущность.
— У нее красиво все — и лицо, и тело, и имя. Нет слов, я таких еще не видела. Само совершенство!
Кадзуэ, как в лихорадке, повторяла и повторяла эти слова, распространяя кислый запах пота. Это был верный признак жгучего интереса, который вызывала у нее Юрико. Я непроизвольно отвернулась. Сомнений быть не могло — мир Кадзуэ, после того как она увидела монстра, стал постепенно меняться. То же самое происходило в детстве со мной. Я всегда представляла себя сохнущим деревом, гибнущим в тени высокого, купающегося в солнечных лучах растения — Юрико.
Юрико удалилась, прихватив с собой Кидзиму-младшего. Чего он за ней таскается? Не иначе задумал какую-нибудь гадость. Хорошо бы с помощью этого идиота расплатиться за унижение, которое я испытала. Мне страшно захотелось поскорее выжить из школы и Юрико, и Кидзиму, и его папашу.
|
|
|
Юрико шагала легко, невозмутимо, притягивая взгляды, полные любопытства и восхищения. К нам подошла девчонка, которую я про себя называла Жирафихой, и с высоты своего роста во весь голос напустилась на Кадзуэ. У Жирафихи было широкое сонное лицо и рост метр восемьдесят. Она занималась в баскетбольной секции.
— А ты знаешь, что ее сразу в группу поддержки позвали? Их главная приходила. Сама. Для таких красоток все двери открыты. Королева! Теперь из-за нее точно все передерутся. Интересно, правда?
Жирафиха ждала, каков будет ответ. Она была права на сто процентов. Кадзуэ быстро опустила голову, но я успела заметить блеснувшее в них упрямство.
— А меня не взяли. Так же нечестно.
Другой реакции и быть не могло. Довольная Жирафиха, расширив глаза, прыснула:
— Ишь куда захотела! В группу поддержки! Это же для избранных! Там только о мужиках думают. А мужики — козлы, поэтому вокруг нашей группы поддержки столько шума. Идолов из них делают. В общем, и те и другие хороши. Так что правильно тебя послали.
— А я не затем просила меня принять, — запротестовала Кадзуэ.
— Ну да, конечно! А зачем? Трусами из-под юбки посветить хотела? — зло рассмеялась Жирафиха.
|
|
|
— Ты что?! Гадость какая! — вне себя от досады, воскликнула Кадзуэ, но Жирафиха ее уже не слышала. Покачивая длинной шеей, она побежала к подружкам.
— Ты тоже думаешь, что я из-за парней туда хотела? — обернувшись ко мне, спросила Кадзуэ.
Вовсе нет. «Другого ты хотела — чтобы иметь доказательство: мол, я тоже из вашего гнезда», — подумала я, но, ничего не сказав, поглядела, где там Мицуру. В ритмической гимнастике она снова превзошла всех и теперь, смеясь, говорила о чем-то с учительницей физкультуры. Она передала Мицуру бубен, и та ударила в него, притопнув ногой в такт, но уловила мой взгляд и, рассмеявшись, остановилась.
— Слышишь? — Резкий, раздраженный голос Кадзуэ оторвал меня от этого зрелища. Она коснулась меня потной ладонью. Я отдернула руку. — Слышишь? Я не для того туда хотела. Парни тут ни при чем.
— Все понятно.
— Правда? Просто у меня было желание там заниматься. Это же спорт.
— Ну да.
Этот разговор мне уже порядком надоел. Меня вообще с Кадзуэ надолго не хватало. Потому что всегда можно было легко догадаться, о чем она думает. Мне кажется, на свете трудно найти кого-то понятнее ее.
Однако в тот раз Кадзуэ отмочила такое, чего я и представить не могла. Дело было так.
Несколько дней спустя, возвращаясь после уроков домой, я услышала за спиной шаги. Это была Кадзуэ. Она сунула мне в руку маленький конверт. Распечатав его в электричке, я обнаружила два листка бумаги, украшенные виньетками из фиалок. Они были исписаны детским почерком, красивым, но еще не устоявшимся.
Извини, что я обращаюсь к тебе без церемоний. Перехожу сразу к делу.
Мы с тобой чужаки в этой школе. Ты приходила ко мне домой, видела моих родителей и, наверное, больше всех годишься мне в подруги. Отец сказал, чтобы я не водилась с тобой, потому что мы из совершенно разных семей, но если мы будем переписываться, он ничего не узнает. Давай иногда слать друг другу письма? Будем обмениваться тем, что у кого на душе, советоваться об учебе. Как тебе такая идея?
Мне кажется, я ошибалась насчет тебя. Хотя ты здесь и чужая, я смотрю на тебя и удивляюсь: всегда такая спокойная, будто сто лет здесь учишься. И ты все время разговариваешь с Мицуру, так что к тебе так просто не подойдешь.
Я не пойму, о чем у нас в школе люди думают (особенно из внутреннего круга, каста), и никак не могу привыкнуть к здешним порядкам. Но мне нечего стыдиться. Я еще в первом классе поставила перед собой задачу — поступить в школу Q. — и своего добилась. Я верю в себя, знаю, что мои усилия принесут плоды и я буду счастлива.
Но временами я не знаю, как мне быть. Захотелось посоветоваться с кем-нибудь, я взяла и написала тебе. Не раздумывая. Меня кое-что мучает, и я очень хочу с тобой посоветоваться.
Кадзуэ Сато
«Извини, что я обращаюсь к тебе без церемоний…» Не иначе списала у взрослых, с какого-нибудь письма. Представив ее за этим занятием, я рассмеялась. Что-то у нее там случилось. Я не собиралась обсуждать ее проблемы, давать советы, но узнать, в чем дело, все-таки хотелось. Пожалуй, ничто нас не волнует больше, чем чужие проблемы.
Кстати сказать, до того времени в моей жизни особых страданий и мук не было. Как, впрочем, и сейчас. Потому что перед тем, как страдать, я думаю, делаю выводы и поступаю соответственно. Хотите сказать, что выводы делать тяжело, вот люди и страдают? А по-моему, все очень просто. С чего страдать человеку, если он в состоянии, подумав, разобраться, что ему по плечу, а что нет? Когда растению не хватает света и нет искусственного освещения, оно засыхает. Если же оно не хочет, чтобы его постигла такая судьба, есть только два пути: или повалить высокие растения, которые закрывают ему свет, или научиться жить без света.
Вот какие мысли бродили у меня в голове в тот вечер. Я сидела за домашним заданием по английскому, дед возился на кухне с ужином. Вдруг он высунулся из двери и спросил:
— Помнишь, ты говорила, что баром «Блю ривер» командует семья твоей одноклассницы?
— Да, это Мицуру. Ее мать всем заправляет.
Я вспомнила эту женщину с неухоженной прической, в не очень чистом костюме из джерси.
Дед между тем продолжал радостно вещать:
— Ты знаешь, как я удивился? Я думал, в нашей округе, кроме тебя, в школу Q. никто больше не ходит. На днях я встретил малого, который служит охранником в «Блю ривер», что у станции. Оказалось, они с администратором бара учились в одном классе. Дружат, и охранник часто к нему заглядывает. Я тоже у него бываю, за цветами приглядываю. От них я и узнал, что дочка хозяйки тоже из вашей школы и вы вроде из одного класса. Может, я загляну туда как-нибудь, выпью стаканчик, раз так. Пустячок, а приятно.
— Почему бы и нет? Мать Мицуру сказала: пусть дедушка заходит.
— Да ну? А я-то боялся, как там посмотрят на такого старого пня.
— Ты же клиент… Еще я ей сказала, что ты любитель бонсая. Так что она только рада будет, — рассеянно проговорила я, но дед, похоже, принял мои слова за чистую монету. Я услышала, как он, с воодушевлением гремя посудой, начал промывать рис.
— Местечко не дешевое, однако. Там одни молодухи работают. А вдруг мне скидка какая-нибудь выйдет?
— Да нормально все, — ответила я нехотя.
Меня больше волновало письмо Кадзуэ. Положив листок на учебник английского, я перечитала ее послание и решила на следующий день поговорить с ней.
— Я прочитала. Значит, у тебя проблемы?
— Давай где-нибудь, чтобы никто не услышал?
С заговорщическим видом Кадзуэ отвела меня за руку в пустой класс. Это был даже не класс, а просторный амфитеатр. Полукруглая аудитория с трибуной посредине. Иногда там проводили уроки биологии и географии. За трибуной стоял белый экран, на котором показывали слайды и фильмы. Шагая по ступенькам, прямо как учитель на уроке, Кадзуэ оглянулась на меня. Ее глазки затуманились неуверенностью. Сомнение — стоит ли посвящать меня в свою тайну — боролось в них с желанием открыть душу.
— Трудно как-то об этом говорить.
— Но ты же сама хотела.
Я присела на скамейку в самом верхнем ряду. День выдался погожий, ясный, но в тихой, опустевшей после уроков аудитории было темновато. Настроение от этого, конечно, лучше не становилось.
— Ну хорошо. Слушай. — Мучительно подбирая слова, Кадзуэ стыдливо прижала ладони к щекам. — Вот. Ты знаешь, я… Мне нравится Кидзима. Ты заметила, наверное. Сын Кидзимы-сэнсэя. Такаси. Я хочу знать, какие у него отношения с Юрико. Как увидела их вместе… я теперь сама на своя. Спать не могу.
Вот это да! Сердце бешено застучало в груди. Изо всех сил сдерживая дрожь, я хладнокровно спросила:
— Сын сэнсэя? Из какого класса?
— Из девятого. Он вместе с твоей сестрой учится.
— Ничего, симпатичный, — проговорила я, представив его фигуру, вызывавшую у меня ассоциацию с ящерицей, и бегающий взгляд.
— Он мне так нравится. Такой деликатный, красивый, хоть и парень. Высокий, классный… Я его в первый раз увидела как раз перед летними каникулами. Столкнулись в книжном магазине у нашего кампуса, и я сразу подумала: «Какой красавчик!» Когда узнала, что это сын Кидзимы-сэнсэя, даже не поверила сначала. Я кое-чего разведала про их семью. Оказалось, они живут в Дэнъэн-Тёфу. Отец тоже окончил нашу школу и университет, а брат Такаси учится у нас в младших классах. Еще узнала, что на летние каникулы они обязательно куда-нибудь ездят всей семьей и ребята помогают отцу собирать жуков для коллекции.
Я чуть не ахнула. Так вот почему на физкультуре она имела такой бледный вид по сравнению с Мицуру. Влюбилась! Хотя тут еще одно. Сама-то из голосеменных, а набивается в компанию к насекомым и зверью. Вот уж кто места своего не знает! И кого выбрала? Этого слизняка, Кидзиму! Анекдот, честное слово! Я с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться ей в лицо.
— Вот оно что! Ну, желаю удачи.
— Я хочу тебя попросить. Может, ты спросишь у Юрико? Она такая красивая и наверняка нравится Такаси. Я места себе не нахожу, по ночам не сплю. Хотя, думаю, у меня есть шансы. Он тут мне на днях улыбнулся.
Это Кидзима-то? Да он просто посмеяться над ней решил. Как бы мне использовать эту идиотскую историю, чтобы выпереть из школы Юрико, а заодно и отца с сыном? Да, тут есть над чем подумать.
— Ладно. Попробую чего-нибудь выведать у Юрико. Посмотрим, что у нее с этим Такаси. А заодно выясним, какие девчонки ему нравятся.
Кадзуэ глотнула воздуха и озабоченно кивнула.
— Можно ей сказать, что тебе нравится Такаси? — спросила я.
Она испуганно замахала руками и торопливо поднялась по ступенькам ко мне.
— Нет-нет, что ты! Пока не надо никому говорить. Тут надо осторожно. Я ей потом скажу как-нибудь.
— Понятно.
— И еще спроси, пожалуйста, как бы между прочим… — Кадзуэ подтянула сползшие темно-синие гольфы — Могла бы ему понравиться девчонка на год старше его?
— А какая разница? Я думаю, сыну сэнсэя все равно. Наверняка голова для него важнее.
Я решила подыграть ей — раздуть, так сказать, в груди огонь любви.
Кадзуэ сразу оживилась, глазки мечтательно распахнулись.
— Я тоже так думаю. И отец у него такой симпатичный. Мне очень нравятся его уроки.
— О'кей. Сегодня же позвоню Юрико.
Это была ложь. Я не знала ни адреса, ни телефона Джонсонов. Кадзуэ озабоченно опустила голову.
— Только ты, пожалуйста, осторожнее. Как твоя сестра? Она не будет сплетничать?
— Мы с ней обе — могила. Можешь не беспокоиться.
— Ну слава богу. — Кадзуэ посмотрела на часы. — Мне надо еще в секцию, на сбор.
— На каток тебя уже пускают?
Кадзуэ неопределенно кивнула и перекинула через плечо темно-синюю спортивную сумку — с такими ходили все в ее секции.
— Мне сказали, что сначала нужно сшить форму, тогда пустят. Вот, сшила…
— Покажешь?
Она нехотя достала из сумки форму. Синюю с золотом, в цветах школы Q. В такой же щеголяла группа поддержки.
— Блестки я сама пришивала. — Кадзуэ приложила форму к груди.
— Прямо как в группе поддержки.
— Правда? — с легким замешательством спросила Кадзуэ. — Ты думаешь, я сшила похожую форму, потому что меня туда не приняли?
— Я лично не думаю. Но кто-то, может, и подумает.
От моего откровенного ответа по лицу Кадзуэ пробежала тень. Словно стараясь убедить саму себя, она пробормотала:
— Что поделаешь? Форма все равно уже готова. Мне просто это сочетание цветов нравится.
Кадзуэ была настоящим специалистом по самообману. Она моментально приспосабливалась к новой реальности и имела нахальство жить дальше как ни в чем не бывало. Я терпеть не могла эту ее черту.
— Какие девчонки нравятся Такаси, как думаешь? Я имею в виду, из каких секций? Вдруг он коньки не любит? Вдруг он такой же, как все эти примитивы, которые пялятся только на длинноногих из группы поддержки?
«О-ля-ля! Заговорила как Жирафиха», — подумала я, добродушно улыбаясь, хотя в душе и смеялась над Кадзуэ.
— Коньки тоже классно. Так что не бойся. Во всяком случае, лучше баскетбола. И еще ему должны нравиться те, кто хорошо учится.
— Ты тоже так думаешь? Мне даже стало приятнее учиться, как я влюбилась в Такаси, — радостно сообщила Кадзуэ, складывая форму на столе и неловко запихивая ее в сумку. Она вообще была нескладеха и толком ничего делать не умела.
— Ого! Ну, я побежала. Опоздаю — придется старшим коньки точить. Давай, до завтра.
Взвалив на себя сумку со спортивной формой и коньками, Кадзуэ, громко топоча, выбежала из аудитории. Оставшись одна, я долго не вставала с жесткой скамейки, пока не отсидела пятую точку. Стояла осень, быстро темнело. На ребре стола я заметила намалеванную фломастером надпись: «LOVELOVE… Я люблю Дзюндзи». Надо сюда добавить «LOVELOVE… Я люблю Такаси», «LOVELOVE… Я люблю Кидзиму», подумала я, вспомнив, какие искры проскакивали между Мицуру и Кидзимой, и вздохнула.
Я ни разу в жизни не была влюблена. Жила себе без всяких искр. Тихо, спокойно. Почему Кадзуэ не понимает этого, не ценит такой жизни? Мы же с ней одного поля ягоды.
Шел десятый час. Я только вышла из ванной и села смотреть телевизор, когда дверь в прихожей отворилась и на пороге появился дед. Похоже, он где-то выпил — лицо побагровело; он тяжело дышал.
— Что ты так поздно? Я уже без тебя поела. — Я показала на низенький столик, где стояла еда — макрель в соевом соусе и маринованные овощи. Все это дед приготовил перед уходом.
Ничего не говоря, он вдруг глубоко вздохнул. На нем был костюм, в котором я его еще не видела, — щегольской, цвета зеленого чая, разлинованный широкими черными полосками; бледно-желтая рубашка с короткими рукавами; на шее замысловатый техасский галстук-шнурок с застежкой, покрытой вычурной эмалью. Маленькими, как у женщины, руками дед распустил шнурок и хехекнул, будто что-то вспомнил. Не иначе в «Блю ривер» побывал.
— Ты в бар ходил, к мамаше Мицуру?
— Угу.
— Видел ее?
— Угу.
Обычно словоохотливый дед был на удивление немногословен.
— Ну и как она?
— Замечательный человек! — с чувством пробормотал дед себе под нос.
Судя по всему, со мной разговаривать ему не хотелось. Он перевел взгляд на балкон, где стоял бонсай, и удалился к своим деревьям. Дед никогда не оставлял их на улице на ночь — боялся холодной росы, подумала я с антипатией.
В ту ночь мне приснился странный сон. Мы с дедом плаваем в водах древнего моря. Тут все: и моя мать, которой уже нет на свете, и отец, сошедшийся с турчанкой… Кто-то примостился на самом дне, в черных скалах, другие разлеглись отдохнуть на песочке. Я в зеленой плиссированной юбочке, самой любимой у меня в детстве. Хорошо помню, как мне нравилось разглаживать на ней складочки. На деде все тот же моднющий костюм, в котором он ходил в «Блю ривер»; шнурки галстука колышутся в воде. Отец и мать — в обыкновенной одежде, в которой ходили дома, еще молодые, как раньше, когда я была маленькой.
Море кишит планктоном, мелькающим перед глазами, словно рой мелких снежинок. Над головой сквозь толщу воды я вижу небо, ясное и чистое, но мы всем семейством почему-то мирно обосновались на глубине. Такой необычный умиротворяющий сон. Только Юрико нигде не видно. Без нее мне легко и спокойно, хотя сердце тут же начинает биться чаще, стоит подумать, что она в любой момент может появиться.
К нашей компании с серьезным лицом подплывает Кадзуэ. У нее иссиня-черные волосы и облегающее трико телесного цвета, в котором она, верно, красовалась на катке. Кадзуэ изо всех сил старается двигаться ритмично, как в гимнастике, но под водой получается вяло и неуклюже. Меня разбирает смех. Интересно, где же Мицуру? Я оглядываюсь по сторонам и вижу: она устроилась с учебником в обломках затонувшего корабля. На палубе корабля Джонсон и Масами. Я собираюсь подплыть к ним поближе, как вдруг все будто накрывает темная туча. Над нами, блокируя солнечный свет, нависает гигантская тень. Я в изумлении поднимаю голову и наблюдаю явление Юрико.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 132; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!