Обстоятельства дела в изложении представителя прокуратуры 5 страница
— Понятно. Тогда, значит, дайте ей визитку. Прикиньтесь, что ищете клиентов, застраховать хотите. Вот и посмотрите на нее. Как?
— Нет, так не получится. Сунется вот так, наскоком, со страховкой — она даже из дома не выйдет, — сердито отрезала страховщица, закуривая сигарету.
Дед скривился, как бы говоря: «Тьфу ты, пропасть!» Он получал от страховщицы работу и не хотел портить ей настроение. Злюка сурово покачала головой:
— Пустой номер.
Ее подруга прямо-таки вся горела:
— О таком варианте я тоже думала. Но вдруг его жена догадается? Она вполне может знать о твоем существовании. Своему расскажет, и тогда — все, финиш. Лучше всего — чтобы ее кто-нибудь сфотографировал.
— Детектива бы хорошо, — предложил дед. Стало ясно, что он пасует. Дед был не мастер фотографировать и вообще не любил это дело.
Страховщицу вдруг осенило, и она стукнула его по колену:
— Ну что вы говорите! Детектив — дорогое удовольствие, будет деньги тянуть. Мы вас хотим попросить. У вас внучка, вы ею гордитесь. Пошли бы с нею вместе, постояли бы у их дома, вроде как сфотографироваться, ну и щелкнули бы эту особу как-нибудь незаметно.
— Как же мы ее снимем? Она что, специально из дома выйдет?
Дед озадаченно поскреб морщинистую шею, а страховщица посмотрела на меня как на палочку-выручалочку.
— Ага! Ваша внучка учится. Пусть придумает что-нибудь, скажет, что у них в школе фотокружок, попросит разрешения сделать снимок их дома. Вот жену и сфотографирует.
|
|
|
Я была слегка ошарашена ее натиском, но дед согласился:
— Ладно, что-нибудь придумаем.
Поборов нерешительность, дамы вручили деду пятьдесят тысяч иен мятыми бумажками. Таксу установила все та же страховщица, которой из этих денег полагалось двадцать тысяч. Когда все три гостьи ушли, дед с озадаченным видом показал мне бумажку с адресом. От нас пятнадцать минут на автобусе, в том же районе Р.
— Сначала надо бы разузнать, чем она занимается. А то мы про нее ничего не знаем. Эх, не нравится мне эта работа.
Дед тоскливо уставился на стоявшую рядом карликовую айву. Ему не по душе были мудреные задания, когда приплетали других людей. Кроме того, у нас не было фотоаппарата. Одноразовых камер тогда еще не придумали, поэтому мне пришлось попросить фотик у одноклассницы. Как я ко всему этому относилась? Для меня это была забава, какое-то развлечение.
В то время я только что поступила в школу высшей ступени и, конечно же, считала, что эти тетки не правы. С моральной точки зрения. Я и сейчас не терплю нечестности, когда мы устраиваем проверки. И все же тогда меня как-то угораздило согласиться с нашей мрачной посетительницей, которая заявила: «Просто хочу на его жену посмотреть своими глазами. Вот и все». Мне тоже захотелось увидеть жену того типа, с которым она завела шашни.
|
|
|
Странно, ведь я не имела к этому делу никакого отношения. Однако за человеком, вступившим с кем-то в некие отношения, стоят еще какие-то отношения, связи с другими людьми. Получается бесконечная, уходящая в вечность цепочка. Разве это не удивительно?
Я выбрала день, когда занятия в школе оканчивались пораньше. Дед будто спрятал голову в песок, хотя деньги уже были получены и страховщица доставала его звонками, интересуясь, как продвигается дело. Поэтому ему ничего не оставалось, как поехать со мной.
Интересовавший нас объект оказался маленьким домиком, из тех, что строят на продажу. Он стоял у реки, отделяющей столицу от префектуры Тиба, под самой дамбой, и сооружен был из скверных стройматериалов. Не дом, а спичечный коробок, со всех сторон окруженный похожей «архитектурой». Я слышала, что обосновавшийся в нем герой-любовник работал на фабрике электротехнического оборудования. Дома он говорил, что идет в ночную смену, а сам отправлялся на свидание с той самой женщиной, которая приходила к нам. Об этом мне рассказывал дед. Сама она была замужем за владельцем фирмы, располагавшейся неподалеку и выпускавшей гофрированный картон. Интересно, захотел бы этот фирмач полюбоваться на ухажера своей дражайшей половины? Мои раздумья прервал дед, потянувший меня за рукав школьного платья. Рука его дрожала.
|
|
|
— Ничего не выйдет! Пойдем отсюда! А деньги вернем, скажем, не получилось.
— Ну что ты, дедушка. Мы должны. А то твоя страховщица разозлится и работы больше не будет.
— А если мы погорим на этом деле, меня снова посадят.
Я никак не ожидала, что дед такой трус. Прямо-таки не верилось, что он отваживался что-то там химичить с бонсаем. Дед, очевидно, считал, что работа должна быть в радость, служить продолжением любимых занятий. Может быть, я и сейчас, доживя до своих лет и получив возможность распоряжаться собой, могу сопротивляться невзгодам благодаря тому, что видела в тот раз деда в таком жалком состоянии. Оставив его подпирать телеграфный столб, я нажала кнопку домофона.
— Извините, я из женской школы Q. Из фотокружка. Хотела бы сфотографировать ваш дом. Можно?
До крыльца от ограды было не больше метра, по обе стороны калитки притулились чахлые рододендроны. Только им и хватило места. Дверь открылась, и на пороге возникла женщина лет тридцати пяти с маленькой девочкой, которую держала за руку. Я с интересом посмотрела на них: «Ага! Это, значит, и есть соперница насупленной симпатичной дамы. А это ее ребенок». Лицо в порядке — накрашено; в джинсах и молодежной спортивной куртке. Красивое лицо, белая кожа. Никогда бы не подумала. Девочка была в миленьком платьице в мелкий цветочек, хорошенькая, как китайская болонка, глазки — точь-в-точь мамины. Показав свой школьный билет, я сказала:
|
|
|
— Ничего, если я сделаю пару снимков вашего дома?
— А что в нем хорошего? — слащаво прошепелявила хозяйка.
Я подумала, что она и возрастом, и внешностью выгодно отличается от посетившей нас мрачной особы. Так что ее товарке-злюке вряд ли довелось бы удивиться в третий раз. Поснимав дом, я направила объектив на хозяйку и ее девочку:
— Можно на память?
Через фотоаппарат на меня смотрела воплощенная обманутая невинность — мама и дочка. Ужасно милые, похожие друг на друга как две капли воды — и лицом, и всем видом, — они как бы составляли единое целое. Однако мне куда больше нравились те две разгневанные дамы. У меня наверняка такая же натура. Потому что я терпеть не могу телячьего тупизма, когда люди живут просто так, в полном неведении о том, что вокруг них творится. Захотелось посмотреть на главу этой глупой семейки. Я даже всерьез собиралась спросить хозяйку, не покажет ли она мне своего супруга. Мне лишь хотелось взглянуть на него. Может, как раз после того случая я и начала приглядываться к мужикам, воображая, какие у нас могли бы получиться дети. Похоже, у меня мания на этой почве.
Вот такая жизнь была у нас с дедом — необычная, когда можно делать, что хочешь. Вольная. Незаметно я стала командовать дедом, вертеть им как угодно. На преступника он явно не тянул.
У деда было только одно желание — жить в мире бонсая в свое удовольствие. Не исключено, что ему было наплевать, что на бонсае можно наживаться, спекулировать. А прилипавшие к бонсаю деньги — всего лишь побочный продукт дедовой жизнедеятельности, совсем как средство избавления от корысти. Оглядываясь назад, могу сказать, что деда все время что-то беспокоило и он не выходил из подавленного состояния.
Да, дед был человек недалекий. Эти гены передались матери, и Юрико тоже достались. Когда я думала об этом, мне делалось весело. Потому что я не такая. К тому же рядом не было моего надоедливого папочки. Правда, в школе Q., куда ходили девчонки только из богатых семей, меня ни во что не ставили и денег все время не хватало. И все равно я была ужасно довольна жизнью.
Однако мне и в голову не могло прийти, что скоро все рухнет. В Японию вернется Юрико. Спустя четыре месяца после переезда в Швейцарию наша мать покончила с собой. До этого я получила от нее несколько писем, но отвечать не стала. Не написала ей ни строчки. Я уже говорила, что не жаловала мать вниманием. Почему? По-моему, я об этом уже ясно высказалась.
Несколько писем матери я сохранила. Могу показать. Читая их, невозможно представить, как она решилась на самоубийство. Я и подумать не могла, что в ее душе накопилось столько боли. До самого ее ухода не замечала отчаяния, толкнувшего ее к тому, чтобы распрощаться с этим миром. Но больше всего меня поразило, что у матери нашлось мужество свести счеты с жизнью.
Привет! Как дела? У нас все в порядке. Мы здоровы. Все трое.
Как у вас дела с дедом? Не ругаетесь? Дед у нас человек строгих правил, не то что я. Так что вы, наверное, ладите. Еще хочу сказать: не давай ему никаких денег, кроме тех сорока тысяч иен, что мы обещали высылать каждый месяц. Особенно на нас рассчитывать не стоит, разбирайся со своими делами сама. Я перевела тебе немного на счет, только деду не говори. Если он все-таки что-то выпросит, непременно скажи, чтобы написал расписку. Отец тоже говорит, что это надо сделать обязательно.
Как учишься? Никак не могу поверить, что ты поступила в такую замечательную школу. Хвастаюсь перед местными японцами, как только кого встречу. Юрико ничего об этом не говорит, но, я думаю, она тебе завидует. Для нее это отличный стимул, так что учись хорошо. С такой головой, как у тебя, нельзя сбавлять обороты.
Как сакура? Уже отцветает, наверное? Я очень по ней скучаю. Какая же это красота! В Берне сакура мне не встречалась, хотя, может быть, где-нибудь и растет. Надо будет поинтересоваться у кого-нибудь из ассоциации японцев, которые здесь живут. Правда, отцу не очень нравится, что я общаюсь с этой ассоциацией и Обществом японских женщин.
У нас еще холодно, без пальто на улицу не выйдешь. Ветер с Ааре пронизывает насквозь. Такой холод, что становится грустно, одиноко. Я хожу в бежевом пальто. Том, что мы купили в универмаге Одакю на распродаже. Ты помнишь. Для такой погоды, конечно, легковато, но люди хвалят, говорят, красивое. Некоторые спрашивают, где купила. Хотя народ здесь одевается хорошо, все подтянутые. Приятно посмотреть.
Берн очень красивый город, прямо как из сказки. Правда, он оказался гораздо меньше, чем я представляла. Я даже удивилась сначала. Еще меня поразило, как много здесь иностранцев, из самых разных стран. На первых порах я ходила по улицам с круглыми глазами, но в последнее время уже насытилась. Много денег уходит на тебя — что посылаем на жизнь и обучение. Почти ничего не остается, живем очень скромно. Юрико злится, говорит, ты во всем виновата, потому что осталась в Японии. Но ты не бери в голову. Я уже сказала: не сбавляй обороты.
Мы живем в новой части города. Через дом — обувная фабрика дяди Карла. На другой стороне — жилой дом с крошечными квартирами.
Рядом — пустырь. Отец гордится, что мы устроились в пределах городской черты, но мне это больше напоминает пригород. Но стоит мне только об этом заикнуться, как он начинает сердиться. Улицы в Берне прямые, все люди высокие и говорят на непонятном языке. Держатся высокомерно. Для меня это хороший урок.
Вот что со мной случилось на днях. Когда я переходила улицу — как всегда, по правилам, на зеленый свет, — меня задела машина. Бампером зацепила пальто, порвала подкладку. Сидевшая за рулем женщина выскочила из машины и вместо того, чтобы извиниться, как я думала, стала на меня кричать. Я не понимала, чего от меня хотят, а от все больше горячилась, тыча пальцем в мое пальто. Скорее всего, говорила, что это я виновата: ходят всякие нараспашку, за машины цепляются. Я извинилась, что доставила ей неудобство, и пошла домой. Вечером рассказала об этом случае отцу; он страшно разозлился. «Не лезь ты со своими признаниями, что не права, — сказал он — Оправдываются только дураки. Надо было с нее денег взять за подкладку». Мне стало ясно, почему отец не имеет привычки извиняться: они здесь все такие. Еще один урок.
Скоро три месяца, как мы сюда приехали. Наконец-то нам привезли обстановку, которую мы отправили морем. Теперь можно вздохнуть спокойно. Хотя она совсем не подходит для современной квартиры, где мы сейчас живем. У отца от этого портится настроение. Ворчит, что надо было все купить здесь, а японская мебель никуда не годится. Я отвечаю: какой смысл об этом рассуждать, денег-то на новую мебель все равно нет. От этого он еще сильней распаляется: почему заранее обо всем не посоветовались? Мне кажется, он опять становится таким, как раньше. Постоянно на взводе. Вернувшись на родину, еще больше зациклился на себе. Я его раздражаю своими ошибками. В последнее время отец предпочитает гулять только с Юрико. Без меня. Юрико, похоже, довольна. Она подружилась со старшим сыном дяди Карла (он работает у отца на фабрике), и они часто бывают вместе.
Меня очень удивило, как здесь все дорого. Вот уж не думала. Пойти куда-нибудь пообедать или поужинать — больше двух тысяч иен с человека. И я бы не сказала, что очень вкусно. Натто [6]— 600 иен. Представляешь?! Как говорит отец, все дело в налогах, хотя у меня впечатление, что местная публика просто хорошо зарабатывает.
А у отца с новой работой пока не ладится. Толи не может на заводе найти общий язык с коллегами, то ли у самого дяди Карла дела не очень. Не знаю. Но он возвращается домой мрачный, спрашиваю его о работе — молчит. Будь ты здесь, были бы одни ссоры. Так что, думаю, хорошо, что ты не поехала. Юрико ходит с таким видом, словно ничего не замечает.
На днях ходили к дяде Карлу в гости. Я принесла тираси-дзуси. [7]Сама приготовила. У него жена француженка, Ивонна. У них двое детей. Старшему, Анри, что на заводе работает, двадцать лет. Дочка еще учится в школе, старшеклассница. Я спросила, как ее зовут, да забыла. Очень похожа на Ивонну, просто копия. Светленькая, нос с горбинкой, как у орла. Полная и совсем не красивая. Увидев Юрико, Ивонна и Карл чуть не упали. Карл сказал только: «Неужели от браков с азиатскими женщинами получаются такие красотки?» А Ивонна угрюмо промолчала.
Если говорить о Юрико, нам пришлось столкнуться со странной реакцией. Мы втроем идем погулять в парк. Навстречу попадаются люди, и все смотрят на нас как на какую-то диковину. В конце концов какая-нибудь старушенция подходит, чтобы поинтересоваться, из какой страны наша приемная дочь. Почему она так спросила? Потому, наверное, что здесь есть люди самых разных национальностей и во многих семьях живут приемные дети. Когда я сказала, что это наш собственный ребенок, она не поверила. Я по ее лицу поняла. Видимо, люди не могут смириться с мыслью, что у невзрачной азиатки родилось такое красивое создание. Отец говорит, что я слишком много об этом думаю, но избавиться от этого ощущения я никак не могу. Чтобы у желтой — да такая дочь! Они считают, что это невозможно. А я думаю: «Никакая Юрико не приемная, это я ее родила. Вот вам, утритесь!»
Напиши, как живешь. Отец говорит, что мы обязаны держать тебя в курсе наших дел. Передавай привет деду.
Часть 2
Класс голосеменных
1
«20 апреля 2000 г., утренний выпуск
19 апреля после 18 часов в квартире 103 по адресу: „Грин-Вилла апартментс“, Маруяма-тё, Сибуя, обнаружено тело женщины. О находке по телефону 110[8] сообщил управдом. Следствием, проведенным 1-м следственным отделом Главного полицейского управления совместно с полицейским участком района Сибуя, установлена личность погибшей — это Кадзуэ Сато, 39 лет, проживавшая в Кита-Торияма, Сэтагая, сотрудница строительной фирмы G. Судя по странгуляционным следам на шее г-жи Сато, она была задушена. 1-м следственным отделом создан штаб по выяснению обстоятельств убийства, который приступил к работе.
В результате следственных действий установлено, что в последний раз г-жу Сато видели 8 апреля около 16 часов, выходившей из своего дома. Куда она направилась — неизвестно.
Труп г-жи Сато был обнаружен в квартире, пустовавшей с августа прошлого года. Дверь квартиры была не заперта. Тело лежало на спине посреди комнаты площадью около 10 кв. м. Сумка убитой оказалась при ней, и хотя было известно, что при себе она имела около сорока тысяч иен, деньги из кошелька исчезли. На г-же Сато была та же одежда, в которой ее видели выходящей из дома 8 апреля.
После окончания университета в 1984 г. г-жа Сато поступила на работу в строительную фирму G. Работала в департаменте комплексных исследований в должности заместителя заведующего отделом. Не замужем. Жила вместе с матерью и младшей сестрой».
Прочитав в газете эту заметку, я тут же поняла, о какой Кадзуэ речь. Конечно, Кадзуэ Сато — имя совсем не редкое, можно и обознаться, но я была убеждена на все сто. Откуда такая уверенность? Два года назад, когда умерла Юрико, Кадзуэ мне позвонила. Единственный раз.
— Это я. Кадзуэ Сато. Я слышала, крошку Юрико убили.
Я не поддерживала связи с Кадзуэ с университета И вот первое, что я от нее услышала после такого перерыва.
— Я в шоке!
Я тоже была в шоке, но не из-за того, что произошло с Юрико, и не из-за неожиданного звонка Кадзуэ, свалившейся как снег на голову, а потому, что услышала на другом конце смех — тихий, похожий на жужжание пчелы. Кадзуэ смеялась. Может быть, хотела, чтобы ее голос звучал приветливей, сердечней. Но я чувствовала, как ее смех пульсирует в моей руке, сжимавшей телефонную трубку. Помните, я говорила, что смерть Юрико не стала для меня таким уж сильным потрясением? Но в тот момент, именно в тот момент, у меня похолодела спина.
— Что здесь смешного?
— Да это я так, — небрежно бросила Кадзуэ. — Переживаешь, наверное?
— Я бы не сказала.
— Ага! — понимающе проговорила Кадзуэ. — Вы же не очень ладили. Со стороны и не поймешь, что вы сестры, хотя я-то сразу догадалась.
— Чего ты звонишь? — оборвала я ее.
— Попробуй догадайся.
— Я слышала, ты в строительную фирму устроилась.
— А если я скажу, что мы с Юрико работали по одной линии, удивишься?
В ее голосе звучало даже какое-то торжество. Я чуть не лишилась дара речи. В моем представлении жизнь, которую вела Кадзуэ, уж никак не ассоциировалась с такими словами, как «мужчина», «проституция», «секс». Я слышала, что она работает в солидной фирме, делает карьеру. Не дождавшись ответа, Кадзуэ положила трубку со словами:
— Так что мне надо быть настороже.
Какое-то время я стояла, опустив голову и глядя на телефон, и никак не могла понять, с кем только что разговаривала: с Кадзуэ или с кем-то иным, кто лишь выдавал себя за нее? Кадзуэ, которую я знала, не имела привычки говорить загадками. Всегда вещала с заносчивой безапелляционностью, нервно посматривая на собеседника, будто боялась дать промашку. Стоило переключиться на учебу, и Кадзуэ тут же задирала нос, но когда заговаривали о модах, ресторанах, о том, кто с кем встречается, от ее самоуверенности не оставалось и следа — она сразу тушевалась. Вот какой она была. Это несоответствие казалось таким резким, что мне даже было жаль Кадзуэ. Если с тех пор она стала другой, значит, научилась как-то иначе сражаться с этой жизнью.
Вы ведь об этом хотите услышать? Хорошо, вернемся к Кадзуэ и Юрико. Извините, что все время перевожу рассказ на себя. Наверное, утомила вас своей болтовней. Конечно, про Кадзуэ и Юрико вам интереснее слушать.
Но позвольте спросить: откуда весь этот интерес? Хотя я уже задавала этот вопрос. Никак не моху понять, почему это вас так привлекает. Может, потому, что в убийствах обвинили китайца — его звали Чжан, — который жил в Японии нелегально? Или из-за слухов, что обвинили вообще не того?
Хотите сказать, Кадзуэ, Юрико и этого Чжана захлестнула темная страсть? Не думаю. Но наверняка и Кадзуэ, и Юрико получали удовольствие от своей работы. Да и Чжан тоже. Нет, я не говорю, что убивать было для него наслаждением. Ведь я даже не знаю, убийца он или нет. Не знаю и знать не хочу.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 103; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!