ТИПЫ ПРИЧАЩЕНИЯ МЯСОМ ЖИВОТНЫХ

 

Египетский и айнский тип причащения. Теперь нам становятся попятными причины двойственного поведения айнов и гиляков по отношению к медведю. Как было установлено, первобытный человек не проводит четкой разграничительной линии между собой и некоторыми видами животных. Многие животные представляются ему ни в чем не уступающими и даже превосходящими его не только в том, что касается грубой физической силы, но также и в отношении умственных способностей. Так что, если он по доброй воле или по необходимости решает лишить их жизни, то уже из соображений собственной безопасности он чувствует себя обязанным придать своему поступку видимость полнейшей почтительности не только в глазах живой особи, но в глазах ее отошедшего духа и всех других животных данного вида. Иначе этот вид сочтет себя оскорбленным обидой, подобно тому как племя считает делом своей чести отомстить за ущерб и обиду, нанесенную кому‑нибудь из его членов. Одним из приемов, к которым первобытный человек прибегает для того, чтобы возместить зло, причиненное павшим от его руки животным, является, как мы видели, проявление крайней предупредительности по отношению к нескольким избранным особям этого вида. При этом он явно считает, что такое отношение дает ему право безнаказанно истреблять остальных животных того же вида. Этот принцип проливает свет на отношение айнов к медведю, которое на первый взгляд ставит в тупик и представляется противоречивым. Медвежье мясо является обычной пищей айнов, а из медвежьих шкур они шьют себе одежды. Однако, раз медведь рисуется им зверем умным и могучим, они ставят себе за правило приносить медвежьему роду возмещение издержек, что‑то вроде компенсации за смерть его многочисленных представителей. Компенсация эта заключается в том, что медвежат откармливают, уважительно обходятся с ними, а затем умерщвляют, сопровождая эту церемонию проявлениями чрезвычайной скорби. После этого медведи «чувствуют себя умиротворенными» и «не обижаются» на айнов за истребление их рода, то есть не нападают на убийц и не оставляют страну, что лишило бы айнов основного источника существования.

Итак, первобытный культ животных распадается на два в некоторых отношениях противоположных типа. Во‑первых, животным поклоняются, и поэтому их нельзя убивать и употреблять в пищу. Во‑вторых, животные служат предметами культа как раз потому, что их умерщвление и употребление в пищу является обычным делом. В обоих вариантах культа животному поклоняются из‑за некой выгоды (положительного и отрицательного свойства), которую из него рассчитывают извлечь. В первом случае выгода выступает в позитивной форме, в форме защиты, совета и помощи со стороны животного, или в негативной форме, то есть в форме воздержания от причинения ущерба. Во втором случае выгода материализуется в виде мяса и шкуры животного. В какой‑то мере оба эти вида культа диаметрально противоположны Друг другу: в первом случае мясо животного не употребляют в пищу, потому что ему поклоняются, а во втором случае ему как раз поклоняются в силу того, что его мясо употребляют в пищу. Впрочем, одно и то же племя может иметь оба вида культа, что доказывает пример североамериканских индейцев, которые поклоняются тотемным животным и не трогают их и вместе с тем питаются другими видами животных, также являющихся объектами культа. Самой примитивной из известных нам форм тотемизма обладают австралийские аборигены. Но мы не располагаем убедительными свидетельствами в пользу того, что, подобно североамериканским индейцам, они прибегают к задабриванию промысловых животных. Чтобы обеспечить изобилие дичи, австралийские аборигены полагаются не на уговоры, а на симпатическую магию (которой с той же целью пользуются, кстати говоря, и индейцы Северной Америки). Но австралийские аборигены находятся на более ранней стадии развития, чем американские индейцы, и можно предположить, что первоначально охотничьи племена старались получить изобилие дичи не путем поклонения ей, а посредством симпатической магии. Это, в свою очередь, доказывает, что симпатическая магия была одним из первых средств (пусть иллюзорных) подчинения природных стихий нуждам человека,

Двум разновидностям культа животных соответствуют и два разных обычая умерщвления бога в образе животного. Во‑первых, народы, которые ставят себе за правило щадить культовое животное, тем не менее в редких торжественных случаях его убивают, а иногда и съедают. Выше мы привели примеры этого обычая и объяснили причины его существования. Во‑вторых, народы, у которых существует практика умерщвлять культовое животное, рассматривают его убийство как умерщвление бога и тут же на месте, особенно если речь идет о сильном и опасном животном, возмещают этот проступок извинениями и жертвами. В дополнение к этому рядовому искуплению такие народы ежегодно совершают особый искупительный обряд, во время которого они с чувством особого благоговения предают смерти избранного представителя данного вида. Стороннему наблюдателю нетрудно спутать эти два типа ритуального жертвоприношения; для различения мы предлагаем называть их соответственно египетским и айнским типами. Чтобы выяснить, к какому из этих типов принадлежит тот или иной конкретный случай, необходимо установить, представляет ли жертвенное животное вид, который истреблению не подлежит, или вид, который принято истреблять. В первом случае речь идет о таинстве египетского, во втором случае айнского типа.

Примеры обоих этих видов таинства можно почерпнуть из быта пастушеских народов. "Так как, – пишет Адольф Бастиан,[124] – скотоводы в тех или иных случаях бывают вынуждены продавать скот чужеземцам, которые могут неуважительно обойтись с костями животных, они стремятся отвратить опасность, которую влечет за собой это святотатство, теп, что превращают одно животное из стада в объект культа и з узком семейном кругу при закрытых дверях причащаются его мясом, после чего оказывают его костям почести, полагающиеся, строго говоря, каждой особи вида. Впрочем, если эти почести оказать избранному представителю вида с должным тщанием, то эту честь с ним разделят остальные особи. Многие народы, главным образом народы, живущие на Кавказе, устраивают такого рода семейные трапезы. Когда весной абхазские пастухи сообща причащались мясом жертвенного животного с посохами в руках и перепоясанными чреслами, это выглядело одновременно как таинство и как клятва во взаимной помощи и поддержке. Ведь клятва, сопровождаемая причащением мясом священного животного, является прочнейшей из всех клятв; в данном случае клятвопреступник никак не может уйти от мести бога, – ведь, будучи им съеден, бог стал частью его тела". Речь здесь идет о таинстве айнского или искупительного типа, о стремлении возместить виду потери, которые приносит ему человек. Подобное жертвоприношение, отличающееся лишь в деталях, существует у калмыков, для которых баранина является одним из основных видов пищи. Богатые калмыки приносят в жертву белого барана, которого они называют «небесный баран» или «баран духа»; его не стригут, кроме того, это животное не подлежит продаже. Когда у хозяина возникает желание заменить священного старого барана молодым барашком, устраивается праздник, на который приглашаются соседи. В один прекрасный день – обычно это бывает осенью, когда стада овец особенно тучны, – местный колдун закалывает старого барана, предварительно побрызгав на него молоком. Баранина идет на стол, а скелет с добавлением порции жира сжигается на алтаре из дерна, после чего шкуру, голову и ноги барана развешивают для обозрения.

Образец таинства египетского типа мы находим у тода, пастушеской народности на юге Индии, питающейся в основном молоком буйволиц. «У них буйвол является в какой‑то мере животным священным», народ проявляет о нем «величайшую заботу с примесью поклонения». Тода ни при каких обстоятельствах не едят мясо самки буйвола и обыкновенно воздерживаются от употребления в пищу мяса буйволов‑самцов. Последнее правило допускает, впрочем, одно исключение. Один раз в год все взрослые мужчины селения принимают участие в обряде заклания и съедения новорожденного, не достигшего месячного возраста буйволенка‑самца. Этого буйволенка тода заводят в укромное темное место на лесной опушке и там убивают дубиной из священного дерева (Millingtonia). После этого трением возжигают священный огонь и зажаривают мясо буйволенка на углях определенного вида деревьев. Право участия в ритуальной трапезе принадлежит исключительно мужчинам. Это единственный случай, когда тода едят мясо буйвола. Племя мади, или моро, из Центральной Африки, главное богатство которого составляет скот, – хотя занимается оно и земледелием – совершает в определенных торжественных случаях ритуальное жертвоприношение барашка. Вот как выглядит этот обряд в описании д‑ра Фелькина: «Через установленные промежутки времени – кажется, это случается раз в году – здесь соблюдают замечательный обычай. Смысл этого обычая мне с точностью установить не удалось. Он, однако, способствует тому, что настроение у местных жителей, до того сильно сокрушавшихся, улучшается, так что к концу обряда, если совершается он должным образом, они прямо‑таки ликуют. А происходит следующее. Большая толпа людей всех возрастов собирается и рассаживается вокруг камней, расположенных по кругу рядом с дорогой, точнее, узкой тропинкой. Мальчик приводит отборного ягненка и четыре раза обводит его вокруг собравшихся. При этом люди выщипывают из него клочки шерсти и прикладывают их к голове или к другой части nела. Потом представитель жреческого сословия подводит ягненка к камням и убивает его. Четырежды набрав овечьей крови, он разбрызгивает ее над головами людей. Потом он обмазывает кровью каждого из собравшихся в отдельности. Детям он выводит кровью кружок на нижнем конце грудной кости, женщинам и девушкам делает метки над правой и левой грудью, а мужчинам рисует отметину на каждом плече. Затем он объясняет народу смысл этого обряда и призывает его проявлять сострадание... По окончании проповеди, которая иногда бывает очень длинной, каждый из присутствующих кладет на камни или рядом с ними по листку и удаляется в великой радости. Череп ягненка подвешивают на дереве около камней, а его мясо съедают бедняки. И в других случаях мади справляют тот же обряд, но с меньшим размахом. Так, если какая‑нибудь семья понесла тяжелую утрату или в ней кто‑то заболел, соседи собираются и убивают ягненка. Считается, что это оградит их от дальнейших напастей. То же жертвоприношение совершается на могилах умерших друзей и по таким радостным поводам, как возвращение сына домой после очень длительной отлучки». Радость людей по случаю закапывания ягненка показывает, что речь здесь идет о священном животном, чью смерть участники данного культа оплакивают, как калифорнийские индейцы оплакивали смерть священного канюка, а египтяне – фиванского овна. Что до обмазывания участников ритуала кровью ягненка, то мы имеем здесь дело с разновидностью причастия: просто проводник божественной жизни в данном случае не принимается внутрь, как в случае питья крови и причащения плотью, а прикладывается к телу снаружи,

Шествия со священными животными. Гилякский обычай водить медведя по деревне, прежде чем предать его смерти, также представляет собой разновидность причащения, при котором священное животное ведут от одного дома к другому, чтобы все жители могли вкусить долю божественной благодати. Таким же образом обращаются со священной змеей члены племени змеи из Пенджаба. Один раз в году, в сентябре, змея на девять дней становится предметом поклонения людей всех каст и вероисповеданий этого района. В конце августа мирасаны, главным образом члены племени змеи, лепят из теста изображение этого пресмыкающегося, раскрашивают его красной и черной краской и ставят на корзину для веяния зерна. Эту корзину они носят по селению и при входе в каждый дом восклицают: «Господь да пребудет с вами! Да отвратится от вас любое зло! Да сбудется слово владыки нашего Гугги (покровителя)!» После этого они со словами: «О, одну маленькую мучную лепешку, один кусочек масла! Повинуйтесь змею – и вы и ваши домашние будете преуспевать»‑передают корзину со змеей хозяевам дома. При этом вообще‑то полагается давать лепешку и масло, но это предписание выполняется лишь в редких случаях. Впрочем, что‑нибудь, чаще всего кусок теста или немного зерна, подают все. Что касается семей, где девушка недавно вышла замуж, или юноша женился, или где недавно родился мальчик, они обычно давали в таких случаях рупию с четвертью и что‑нибудь из одежды. Иногда люди, несущие змею, распевают: «Дайте змею кусок ткани, взамен он пошлет вам веселую невесту!» По окончании визитов змею, вылепленную из теста, погребают и на месте погребения ставят небольшой могильный камень. В сентябре к этому камню на протяжении девяти дней приходят молиться женщины. Они приносят с собой миски с творогом, меньшую часть которого они, преклонив колени и касаясь лбом земли, приносят в жертву на могиле змеи, после чего возвращаются домой и раздают остатки творога детям. В данном случае змея из теста, несомненно, служит заменой настоящей змеи, потому что в местностях, которые изобилуют змеями, местами отправления культа являются не могилы змей из теста, а джунгли, в которых водятся настоящие змеи. Кроме ежегодного ритуала, справляемого всеми мирасанами, люди племени ямен таким же образом поклоняются змее каждое утро после новолуния. В Пенджабе многие племена имеют своим тотемом змею. Члены таких племен не убивают змей и уверяют, что змеиные укусы не причиняют им никакого вреда. Если им попадается мертвая змея, они ее по всем правилам обряжают и предают земле.

Близко родственные индийскому культу змеи обряды, уходящие своими корнями в самое грубое язычество, до недавнего времени сохранялись у народов Европы. Лучшим образчиком таких обрядов является «охота на королька». Многие европейские народы‑древние римляне и греки, итальянцы, испанцы, французы, немцы, голландцы, датчане, шведы, англичане и валлийцы величали королька королем, маленьким королем, королем птиц, королем изгородей и т.д. и причисляли к числу птиц, отстрел которых приносит большие несчастья. В Англии существует поверье, что тот, кто убьет королька или разорит его гнездо, в течение года неизбежно сломает себе кость или станет жертвой ужасного несчастья. Кое‑где полагают, что корова такого человека будет давать молоко с кровью. Шотландцы величают королька «курочкой царицы небесной». Тамошние мальчишки говорят:

Проклятий побольше десятка придется Тем, кто разоряет небесной царицы гнездо.

Жители Сент‑Донана в Бретани полагают, что дети, притронувшиеся к птенцам королька в гнезде, будут страдать от «огня святого Лаврентия», то есть от прыщей на лице, ногах и других частях тела. Жители других частей Франции воображают, что дом того, кто убьет королька или разорит его гнездо, поразит молния, что у такого человека засохнут и отпадут пальцы, которыми он совершил это злодеяние, что он по меньшей мере покалечится или с ногами его скота случится что‑то неладное.

Впрочем, несмотря на существование этих поверий, обычай ежегодного умерщвления королька был широко распространен как в Англии, так и во Франции. На острове Мэн этот обряд вплоть до XVIII века совершался в канун, точнее, в утро Рождества. 24 декабря, ближе к вечеру, вся прислуга получала отгульный день, а обитатели домов всю ночь не ложились в постель и праздно бродили по комнатам до тех пор, пока в полночь колокола во всех церквах не начинали звонить. Покончив с молитвами, обитатели дома отправлялись охотиться на королька. Убив птицу, они, расправив ее крылья, насаживали ее на острие длинного шеста. Процессия с корольком обходила все дома, распевая при этом:

На королька охотились для Робина‑Бобина, На королька охотились для Джека. На королька охотились для Робина‑Бобина, На королька охотились мы ради всех.

Обойдя все дома и собрав деньги, участники процессии клали королька в гробик и несли на приходское кладбище, где для него вырывали могилу и хоронили «с величайшей торжественностью, с пением погребальных песнопений на мэнском наречии, которые они именуют скорбным плачем по корольку. С этого отпевания и начинается Рождество». После похорон их участники становились за оградой кладбища в круг и танцевали под звуки музыки.

Из сообщения автора, жившего в XVIII веке, мы узнаем, что в Ирландии «крестьяне продолжают устраивать охоту на королька и убивать его накануне Рождества, а на следующий день (то есть в день святого Стефана) носят его повсюду, подвесив за ноги между двух обручей, пересекающихся под прямым утлом. В каждой деревне их сопровождает процессия мужчин, женщин и детей с пением ирландских каччей, в которых королек объявляется королем птиц». В некоторых районах Лейнстера и Коннаута жители до сих пор продолжают устраивать «охоту на королька». В канун Рождества и в день святого Стефана мальчики, убив королька, прикрепляют его вместе с остролистом и плющом к концу метлы. В день святого Стефана они обходят все дома, распевая:

На день святого Стефана в кустарнике Король всех птиц был пойман, королек. Хоть сам он мал, на нем семья великая, Прошу нас с ним, хозяйка, угостить.

На деньги и продукты (хлеб, масло, яйца и т.д.), которые им подавали, мальчики устраивали вечером пир.

Жители юга Франции еще в первой половине XIX века продолжали соблюдать сходные обычаи. Так, в Каркассоне в первое воскресенье декабря молодежь с улицы святого Жана, вооружившись палками, выходила из города и обшаривала окрестности в поисках корольков. Того, кому первым удавалось сразить королька палкой, провозглашали Королем. После этого участники охоты шествовали в город во главе с Королем, который нес в руках шест с насаженным на него корольком, Вечером последнего дня года Король и другие охотники при свете факелов строем проходили по улицам города под бой барабанов и звуки флейт. Перед каждой дверью они останавливались, и один из участников процессии мелом делал на двери дома надпись: «Да здравствует Король!» – и выводил цифры наступающего года. На Крещение (Twelfth Day) утром Король вновь с большой помпой во главе шествия проходил по городу в голубой мантии, с короной на голове и со скипетром в руке. Впереди него на вершине шеста несли королька, украшенного зеленым венком из оливковых и дубовых веточек, в которые иногда вплетали омелу, выросшую на дубе. После торжественной мессы в приходской церкви святого Винсента Король в сопровождении своих «офицеров» и «охраны» делал визиты епископу, мэру, судьям и отцам города и получал от них деньги на то, чтобы покрыть издержки по устройству вечером «королевского» банкета, который заканчивался танцами.

Обычай «охоты на королька» имеет слишком выраженное сходство с гилякским обычаем обвода медведя по дворам и индийским обычаем ношения змеи, чтобы у нас могли зародиться сомнения в том, что в основе этих обычаев лежат сходные идеи. Один раз в год жертвенное животное, которое убивают в особо торжественной обстановке, перед смертью (или сразу после нее) приводят или приносят в каждый дом, чтобы все имели возможность получить часть благодати, которую якобы источает мертвое или готовящееся умереть божество. Если судить по многочисленным отзвукам, дошедшим до нас в народных обычаях, религиозные шествия такого рода занимали важное место в обрядности европейских народов в доисторические времена. Например, у шотландских горцев мужчины в новогоднюю ночь имели обыкновение одеваться в коровью шкуру и в таком одеянии переходить от дома к дому в сопровождении молодых людей с шестами, к которым было привязано по куску недубленой шкуры. Одетый в шкуру человек трижды обегал вокруг каждого дома в направлении движения солнца, так чтобы дом постоянно оставался по правую руку, а другие гонялись за ним, колотя по шкуре своими посохами, отчего поднимался шум, отдаленно напоминающий барабанный бой. Во время этого беспорядочного преследования они также били посохами по стенам дома. Прежде чем войти в дом, один из парней, остановившись на пороге, благословлял обитателей дома в следующих словах: «Господи, благослови этот дом и все, что принадлежит ему: скотину, камни и бревна. Пусть в нем всегда будет изобилие мяса, постельного и нательного белья и пусть обитатели его будут здоровы!» После этих слов участники шествия подпаливали кусочек шкуры, прикрепленный к их посохам, а затем подносили опаленную шерсть к носу каждого обитателя дома и всех домашних животных. Считалось, что это предохраняет их от болезней и других напастей, в особенности от колдовства, на весь наступающий год. Из‑за гама, который производили удары палок по шкуре, этот обряд назывался calluinn. Жители Гебридских островов, включая остров святой Кильды, совершали подобную церемонию вплоть до второй половины XVIII, а возможно, и в XIX веке.

 

Глава LV

ПЕРЕНЕСЕНИЕ СИЛ ЗЛА

 

Перенесение сил зла на неодушевленные объекты. Итак, мы обнаружили существование обычая умерщвления бога у народов, находящихся на охотничьей, скотоводческой и земледельческой стадиях общественного развития, и попытались найти причины существования столь странного обычая. Нам остается указать еще на одну черту этого обычая. На плечи умирающего бога иногда перекладывают бремя несчастий и грехов целого народа – считается, что, умирая, он навеки уносит их с собой, оставляя народ чистым и счастливым. Для ума первобытного человека характерно представление о том, что тяжесть собственных страданий и грехов можно перенести на другого. Это представление уходит своими корнями в смешение физического и духовного, материального и нематериального. Зная, что на плечи другого можно переложить вязанку хвороста, камни или что‑нибудь в этом роде, первобытный человек воображает, что он может равным образом переложить на его плечи бремя своих тягот и страданий и заставить другого страдать вместо себя. Это представление он кладет в основу своих действий – отсюда бесконечное множество коварных приемов подсовывания своего несчастья другому. Короче говоря, народы, находящиеся на низкой ступени общественного и интеллектуального развития, хорошо понимают и широко применяют принцип перенесения страданий на заместителей. На последующих страницах мы приведем примеры такого образа мыслей и действий в том виде, в каком он встречается у первобытных народов в своей неприкрытой наготе, незамутненной метафизическими тонкостями и хитросплетениями теологии.

Имеются многие уловки, к которым хитроумные и себялюбивые дикари прибегают для того, чтобы облегчить свои страдания за счет своего ближнего. Ограничимся описанием нескольких типичных приемов. Прежде всего следует заметить, что дурное, нежелательное влияние не обязательно переносится на человека, с равным успехом его можно перенести на животное или на неодушевленный предмет (впрочем, в последнем случае этот предмет зачастую является не более как проводником, через который дурное влияние передается первому прикоснувшемуся к нему человеку). Жители некоторых островов Ост‑Индии полагают, что больного эпилепсией можно вылечить, отхлестав его по лицу листьями определенных видов деревьев и выбросив эти листья. Болезнь в таком случае якобы переходит на листья и выбрасывается вместе с ними. В целях излечения от зубной боли австралийские аборигены прикладывают к щеке больного нагретую копьеметалку, после чего копьеметалку выбрасывают, и вместе с ней тело больного по кидает болезнь в образе черного камня, называемого Karriitch. Такого рода камни аборигены отыскивают на древних курганах и на песчаных дюнах. Их тщательно собирают и бросают в направлении страны врагов, чтобы к ним перешла зубная боль. Многие багирми, люди пастушеского племени из Уганды, страдают от глубоких гнойников. «Способ излечения их заключается в передаче болезни другому. Для этого берут у знахаря лечебные травы, натирают ими распухшее место и зарывают их на дороге, по которой непрерывно ходят люди. Болезнь переходит на того, кто первым наступит на зарытые травы, после чего прежний больной якобы выздоравливает».

В некоторых случаях, прежде чем перенести болезнь на человека, ее передают какому‑нибудь изображению. Так, у баганда знахарь нередко начинает с того, что лепит из глины статуэтку своего пациента, после чего какой‑нибудь родственник прикасается ею к телу больного и зарывает ее на дороге или прячет в траве у обочины. Болезнью заразится тот, кто первым наступит на статуэтку или пройдет мимо нее. Иногда изображение изготовляли из цветка бананового дерева, которому придавали черты сходства с человеком. Поступали с ним так же, как с глиняной фигуркой. Поступки такого рода считались преступлениями, караемыми смертной казнью. Человека, которого застали за закапыванием фигурки на проезжей дороге, ждала верная смерть.

Когда житель (или жительница) западной части острова Тимор совершает длительное и утомительное путешествие, они обмахивают себя зелеными ветками, после чего, по обычаю предков, выбрасывают их в отведенные для этого места. При этом усталость, которую они испытывают, переходит якобы в листья и остается позади. Другие островитяне вместо листьев пользуются камнями. В случае усталости жители Бабарского архипелага имеют обыкновение ударять себя камнями в уверенности, что тем самым переносят свою усталость на камни. Эти камни они выбрасывают в местах, специально отведенных для этой цели. По причине существования этого обычая во многих отдаленных уголках мира рядом с дорогами возникли пирамиды из камней и кучи палок и листьев, на которые часто обращали внимание путешественники. Проходя мимо них, каждый туземец считал своим долгом внести свой вклад в виде камня, палки или листа. Так, туземцы Соломоновых островов и островов Банкса имеют обыкновение подбрасывать камни, палки, листья в кучу на месте крутого спуска или в начале трудного пути, бормоча при этом: «Туда уходит моя усталость». Этот акт нельзя квалифицировать как религиозный обряд, так как вещь, которую бросают в кучу, не является подношением духам, а слова, которыми это действие сопровождается, не являются молитвой. Здесь перед нами магический обряд, направленный на то, чтобы снять усталость. По простоте душевной первобытный человек считает, что он может перенести усталость на камень, на лист или на палку и таким путем освободиться от нее.

Перенесение зла на животных. Часто в роли агентов передачи или устранения дурного влияния выступают животные. Если марокканцу случается страдать от головной боли, он дубасит ягненка или козла до тех пор, пока тот не упадет, в надежде, что тем самым передаст головную боль животному. Чтобы отвадить джиннов, или злых духов, от лошадей, богатые марокканцы держат в своих конюшнях кабанов. Южноафриканские кафры, безрезультатно использовав все средства помощи больному, «подводят к больному козла и исповедуются перед животными в грехах крааля. Иногда на голову козла роняют несколько капель крови больного, после чего животное выгоняют на пустынное пастбище. Считается, что болезнь перешла на козла и затерялась в пустыне». Жители Аравийского полуострова во время эпидемии чумы иногда проводят по всем кварталам города верблюда, чтобы это животное приняло болезнь на себя. После этого верблюда душат на священном месте, воображая, что таким образом они отделались от чумы. Во время эпидемии оспы туземцы острова Формоза вгоняют демона болезни в свинью, а затем отрезают и сжигают уши этого животного, полагая, что освобождаются таким путем от самой болезни.

Предмет, на который переносятся все напасти, называется у малагасийцев фадитра . «Фадитрой является любой предмет, выбранный сикиди (то есть советом прорицателей) с целью принять на себя злые силы и болезни, которые могут оказать губительное влияние на счастье, покой и благополучие человека. Фадитрой могут быть зола, монета, овца, тыква или какой‑нибудь другой предмет, выбранный по указанию сикнди. После того как выбор сделан, жрец объявляет фадитру причиной всех напастей, оказавших пагубное влияние на то или иное лицо, а затем обращается к фадитре с требованием забрать эти напасти раз и навсегда. Если роль фадитры играет зола, ее развеивают по ветру. Если это монета, ее бросают на дно глубокого водоема или в другое место, где ее нельзя будет найти. Если это овца, то, взяв ее на плечи, кто‑нибудь из малагасийцев относит ее на некоторое расстояние; такой человек бежит что есть мочи, бормоча при этом фаднтре величайшие проклятия за напасть, которую он уносит. Если на роль фадитры выбрана тыква, ее относят на плечах на небольшое расстояние и с напускным гневом швыряют на землю». Однажды прорицатель сообщил одному малагасийцу, что он обречен на кровавую смерть и может уйти от своей судьбы, только совершив определенный обряд. Ему надлежало подняться на спину вола, держа на голове небольшой сосуд с кровью, вылить кровь на голову животного и загнать его в пустыню, из которой животному никогда не выбраться. У батаков с острова Суматра имеется обряд под названием «изгнание проклятия». Если женщина бесплодна, в жертву богам батакн приносят трех кузнечиков, символизирующих корову, буйвола и лошадь. Затем они выпускают на свободу ласточку, молясь о том, чтобы проклятье пало на голову птицы и улетело вместе с ней. «Малайцы считают дурным предзнаменованием, если в дом войдет животное, которое обычно избегает человеческого жилища. Так, если в дом залетает дикая птица, ее нужно поймать, вымазать маслом и отпустить на волю, повторяя при этом приказ птице забрать с собой, улетая, все неудачи и напасти домовладельца». В древности, судя по всему, так же поступали гречанки с ласточками, пойманными в доме. Они поливали их маслом и отпускали на волю с целью отвести несчастье от дома. Живущие в Карпатах гуцулы воображают, что, вымыв лицо в проточной воде и повторив: «О, ласточка, ласточка, забери с собой мои веснушки, а мне дай румяные щеки», они могут передать веснушки первой ласточке, прилетевшей по весне.

У бадагов, живущих в Нилгирийских горах в Южной Индии, грехи умершего человека возлагаются на буйволенка. Для этого люди обхватывают труп со всех сторон и выносят его за пределы селения. Там старейшина племени, наступив ногой на голову умершего, нараспев перечисляет длинный список грехов, которые теоретически может совершить любой бадаг, а присутствующие повторяют за ним последние слова каждой строки. Эта исповедь повторяется трижды. «По традиции считается, что общая сумма грехов, которые может совершить за свою жизнь один человек, равняется одной тысяче тремстам. Допуская, что покойник совершил все эти грехи, старейшина выкрикивает громким голосом: „Не задерживай их полет к чистым ногам бога“. И все собравшиеся громко подтягивают за ним: „Не задерживай их полет“. Ведущий вновь начинает перебирать по косточкам жизнь усопшего и кричит: „Он убил ползущую змею, а это грех“. Последние слова, как припев, подхватывают все присутствующие. В это время руководитель обряда возлагает руку на буйволенка. Грех переходит на него. Аналогичная волнующая процедура предшествует отпущению всех остальных грехов. Но это еще не все. Когда последний крик: „Пусть все будет хорошо!“‑замирает вдали, руководитель обряда уступает место другому человеку, и тот снова делает признание, а присутствующие хором кричат: „Это грех“. Потом вся процедура повторяется в третий раз. После этого буйволенка отпускают на волю при торжественном молчании собравшихся. Это животное, подобно козлу отпущения у евреев, нельзя использовать ни для каких мирских нужд». На похоронном обряде бадагов, при котором довелось присутствовать преподобному А.К.Клейтону, буйволенка трижды обвели вокруг гроба и на его голову возложили руку покойного. Благодаря этой процедуре все грехи усопшего якобы перешли к буйволенку. Чтобы животное никого не заразило, его отгоняли на большое расстояние. Этот буйволенок не подлежал продаже и рассматривался как священное животное. Данный обряд основывается на представлении о том, что грехи усопшего входят в буйволенка, на которого возлагается задача их отпущения. Рассказывают, что вскоре после совершения обряда буйволенок безвозвратно пропадает.

Перенесение напастей на людей . В других случаях в роли козлов отпущения выступают люди, которые принимают на себя напасти, угрожающие другим людям. Когда болезнь какого‑нибудь сингальца достигает критической точки и врачи бессильны ему помочь, к нему призывают «плясуна дьявола». Принося жертвы злым духам и исполняя танцы в соответствующих масках, он одного за другим прогоняет демонов болезни из тела больного и впускает их в себя. После «успешного извлечения причины болезни» ловкий танцор ложится в гроб и притворяется мертвым, В таком виде его выносят из селения на какое‑нибудь открытое место; проведя некоторое время в одиночестве, он возвращается к жизни и спешит в селение за причитающимся ему вознаграждением. В 1590 году шотландская колдунья по имени Агнесса Сэмпсон была признана виновной в том, что излечила некоего Роберта Кэрса от болезни, «которую колдун наслал на него, когда он был на западе в Дампфрисе. Болезнь эту она приняла на себя и с великими стонами и мучениями продержала до утра, в каковое время из дома доносился сильный шум». Шум этот ведьма производила, предпринимая попытки через одежду передать свою болезнь кошке или собаке. К великому сожалению, это удалось ей лишь отчасти – она промахнулась и поразила болезнью некоего Александра Дугласа из Далкейта, в результате последний зачах, а Роберт Кэрс, напротив, выздоровел.

«Жители одного района Новой Зеландии ощущали необходимость в искуплении грехов. Над одним из местных жителей совершался обряд, с помощью которого на него переносились грехи всех членов племени. Начинался обряд с того, что к этому человеку привязывали папоротник, и он прыгал вместе с ним в реку; в воде он отвязывал папоротник и пускал его в плавание к морю, перенеся на него все грехи». В случае крайней необходимости грехи раджи Манипура переносились на другое лицо, как правило на преступника, который получал за это помилование от владыки. Для совершения перенесения раджа и его жена, надев на себя красивые одеяния, совершали омовение на помосте, выстроенном на базаре, а преступник сидел под ним на корточках. Вместе со стекающей с них водой раджа и его жена очищались от грехов, которые принимал на себя козел отпущения в человеческом образе. Для того чтобы перенесение было полным, раджа с женой отдавали преступнику свои богатые одежды и, переодевшись в новое платье, до вечера смешивались с толпой. Когда в Траванкоре раджа доживает последние дни, его приближенные устремляются на поиски святого брахмана, который за вознаграждение в 10 тысяч рупий согласился бы принять на себя грехи умирающего. Этого святого человека, готового принести себя в жертву на алтаре долга, вводят в покои умирающего, и он крепко обнимает раджу со словами: «О владыка! Я принимаю все твои грехи и болезни на себя. Пусть ваше величество долго живет и славно правит». После этого брахмана высылают за пределы страны без права возвращения. В Уч‑Кургане в Туркестане Шуйлер видел одного старика, о котором говорили, что он зарабатывал себе на жизнь тем, что принимал на себя грехи покойников и посвящал себя вознесению молитв за их души.

Когда угандийская армия возвращалась с войны и боги через оракулов давали знать царю, что к ним пристала какая‑нибудь нечисть, угандийцы выбирали женщину из числа пленных рабынь, а из взятой на войне добычи корову, козу, домашнюю птицу и собаку и под усиленной охраной отправляли их назад к границам страны. На границе им переламывали конечности и оставляли на верную смерть, ибо у несчастных калек не хватило бы сил приползти обратно в Уганду. Для того чтобы наверняка перенести напасть на этих заместителей, людей и скот натирали пучками травы, которую затем привязывали к жертвам. Очистившись, армия получала разрешение войти в столицу. При восшествии на престол царь Уганды по обычаю ранил одного из своих подданных и отсылал его в качестве козла отпущения к буниоро, чтобы он унес с собой всю грязь, которая пристала к царю или к царице.

Перенесение зла в Европе. Приведенные примеры перенесения напастей большей частью были взяты из жизни первобытных народов. Однако попытки переложить бремя болезни, несчастья или греха на плечи другого лица, животного или неодушевленного предмета как в древности, так и в новое время были обычным явлением и у цивилизованных народов Европы. Римляне полагали, что для того, чтобы вылечить больного лихорадкой, нужно подстричь ему ногти и перед восходом солнца воском прилепить обрезки к двери соседа; в таком случае лихорадка с больного перейдет на соседа. К сходным уловкам прибегали и древние греки. Так, вырабатывая законы для своего идеального государства, Платон не смел надеяться, что его граждане не будут приходить в панику при виде восковых фигурок, лежащих на перекрестках дорог, прилепленных к дверям их домов или к надгробным камням на могилах их родителей. В IV веке нашей эры Марцелл из Бордо прописал средство против бородавок, которое продолжает пользоваться огромной популярностью у многих суеверных европейцев. Притроньтесь к бородавкам таким числом камешков, каково у вас количество бородавок, потом заверните камешки в лист плюща и подбросьте сверток на оживленную улицу. Не сомневайтесь, что ваши бородавки перейдут тому, кто поднимет сверток.

Иногда жители Оркнейских островов моют больного, а воду выплескивают на ворота в уверенности, что болезнь оставит больного и перейдет к первому человеку, который пройдет через ворота. А вот баварское средство против лихорадки. Напишите на листке бумаги: «Лихорадка, убирайся восвояси, меня нет дома» – и засуньте листок в чей‑нибудь карман. В результате больной выздоровеет, а лихорадка перейдет к владельцу кармана. Вот какое лекарство прописывают от той же болезни жители Богемин: возьмите пустой горшок, выйдите с ним на перекресток, бросьте его на землю и бегите прочь. Вашу лихорадку схватит тот, кто первым наступит на горшок.

Подобно первобытным народам, европейцы предпринимают попытки перенести боль или заболевание с человека на животное. Солидные древние авторы рекомендовали человеку, которого ужалил скорпион, сесть верхом на осла, повернувшись лицом к хвосту, или прошептать ему на ухо: «Меня укусил скорпион». В любом случае боль от укуса, по их мнению, перейдет от человека к ослу. Несколько средств такого рода описывает и Марцелл из Бордо. Вот, к примеру, средство от зубной боли. Обувшись, встаньте на землю под открытым небом, схватите за голову лягушку, плюньте ей в рот, попросите унести с собой зубную боль и выпустите на волю. Для совершения этой церемонии следует выбрать благоприятный день и час. К весьма сходному методу лечения прибегают жители графства Чешир, когда кто‑нибудь из новорожденных заболевает афтозным стоматитом, или молочницей, (болезнь ротовой полости или горла). В рот больного они на несколько секунд засовывают голову лягушонка, который якобы принимает болезнь на себя, после чего больной чувствует облегчение. «Уверяю вас, ‑рассказывала пожилая женщина, которая многократно руководила этим лечебным процессом, – мы своими ушами слышали, как после этого несчастный лягушонок, заболев смертельной болезнью, целыми днями судорожно кашлял. У вас бы сердце кровью облилось, если бы вы услышали, как заходилось кашлем в саду это несчастное создание». Жители Нортгемптоншира, Девоншира и Уэльса лечат кашель тем, что кладут между двумя ломтиками намазанного маслом хлеба волосы больного и дают этот бутерброд собаке. Съев его, животное заболевает простудой, а больной излечивается. В других случаях для того, чтобы перенести болезнь на животное, люди едят с ним из одной посуды. Так, если бы вы заболели лихорадкой в Ольденбурге, вам следовало бы поставить перед собакой миску со сладким молоком и сказать: «Удачи тебе, псина, бери болезнь, а я здоровье выну». После того как собака вылакала часть молока, наступает ваша очередь отхлебнуть глоток из миски. Потом собака снова принимается лакать, а вы отхлебываете из миски еще глоток молока. На третий раз лихорадка покидает вас и переходит к собаке.

Жители Богемии считают, что, если вы хотите излечиться от лихорадки, вам нужно отправиться в лес до восхода солнца и поискать гнездо бекаса. Найдя гнездо, выньте из него одного из птенцов и держите его рядом с собой в течение трех дней. После этого возвратитесь в лес и выпустите птенца на волю. Лихорадка тотчас же выйдет из вас и перейдет к бекасу. Точно так же древние индусы в ведические времена отгоняли от себя чахотку с помощью голубой сойки. «О, чахотка, – говорили они, – лети домой, лети вместе с сойкой голубой. О, исчезни под ярость вихря и бури вой!» В селении Ландегла в Уэльсе есть церковь, посвященная святой деве великомученице Фекле (St. Tekla). В ней лечат – или лечили – падучую тем, что переносили ее на домашнюю птицу. Сначала больной омывал свои члены в близлежащем священном колодце, трижды повторив при этом «Отче наш». Затем в корзине приносили домашнюю птицу – петуха или курицу в зависимости от пола больного. Ее обносили сначала вокруг колодца, потом вокруг церкви. Больной входил в церковь и до рассвета лежал под престолом господним, после чего подавал шесть пенсов и уходил, оставляя птицу в церкви. Если птица умирала, считалось, что она приняла болезнь на себя и что больной выздоровел. Еще в 1855 году старый деревенский причетник уверял, что припоминает птиц, которые содрогались от эпилептических припадков, перешедших к ним от людей.

Больной нередко старается перенести бремя болезни или другого несчастья на какой‑нибудь неодушевленный предмет. В Афинах имеется небольшая часовня святого Иоанна Крестителя, построенная как раз напротив античной колонны. К ней стекаются больные лихорадкой: прикрепив к колонне навощенную нить, они уверяют себя, что перенесли на нее свою болезнь. Жители Бранденбургской Марки[125] утверждают, что, если вы страдаете головокружением, вам нужно раздеться догола и после захода солнца трижды обежать вокруг засеянного льном поля. Лен примет ваше головокружение на себя, и вы поправитесь.

Чаще всего, однако, болезни и другие напасти переносятся в Европе на деревья и кустарники. По мнению болгар, чтобы вылечить лихорадку, нужно на восходе солнца трижды обежать вокруг ивы, приговаривая: «Тебя будет трясти озноб, а меня будет греть солнце». На греческом острове Карпатос жрец обвязывает вокруг шеи больного красную нить. На следующее утро друзья снимают нить с его шеи, отправляются на склон горы и там привязывают нить к дереву, веря, что переносят болезнь на дерево. Итальянцы также избавляются от лихорадки, «привязывая» ее к дереву. Ночью больной обвязывает нить вокруг своего левого запястья, а на следующее утро подвешивает нить на дерево. Считается, что вместе с нитью к дереву привязывается и лихорадка. С этих пор больному запрещается проходить мимо этого дереза, а не то лихорадка разорвет свои оковы и вновь нападет на него. Фламандцы лечат малярию тем, что рано утром направляются к старой иве и завязывают на одной из ее ветвей три узла со словами: «Здорово, старуха, я отдаю тебе свой озноб, здорово, старуха», – после чего поворачиваются и, не оглядываясь, пускаются наутек. Если, будучи жителем Зоннеберга, вы хотите избавиться от подагры, вам следует подойти к молодой елке и завязать на одной из ее ветвей узел, приговаривая: «Благослови тебя бог, благодарная ель. Я приношу тебе свою подагру, Здесь вот завяжу я узел и затяну в него подагру».

И вот еще один способ перенести подагру с человеке на дерево. Подстригите ногти больного и состригите с его ног немного волос. Просверлите в дубе дырку, набейте ее волосами и обрезками ногтей, заделайте ее и обмажьте коровьим пометом. Будьте уверены, что в течение трех месяцев с этого момента больной подагрой вылечится, а дуб заболеет. Если чеширец хочет избавиться от бородавок, ему достаточно потереть себя куском копченой свиной грудинки, прорезать щель в коре ясеня и засунуть в нее грудинку. В скором времени бородавки на его руке исчезнут, превратившись в грубые наросты и шишки на коре дерева. В Беркгемпстеде в графстве Хартфортшир когда‑то были дубы, за которыми издавна шла слава исцелителей от малярии. Процедура передачи болезни дереву была простой, но болезненной. Прядь волос человека, больного малярией, защемляли в стволе дуба. Он делал резкое движение и вместе с прядью оставлял в дубе свою болезнь.

 

Глава LVI

ПУБЛИЧНОЕ ИЗГНАНИЕ ЗЛЫХ СИЛ

 

Вездесущность злых духов. В предыдущей главе мы проиллюстрировали на примерах первобытный принцип перенесения болезней на отдельных людей, животных и неодушевленные предметы. К тем же самым средствам, впрочем, прибегали и для того, чтобы избавить от различных напастей общество в целом. Попытки одним махом избавить народ от всех бедствий не так уж редки. Напротив, они предпринимались во многих странах и проявляли тенденцию из эпизодических становиться периодическими и ежегодными.

Нам требуется сделать усилие над собой для того, чтобы представить себе умонастроение, вызывающее к жизни такого рода попытки. Нам трудно поставить себя на место первобытного человека, перед которым восприятия действительности предстают в обличье духов или продуктов их деятельности. Эта когда‑то победоносная армия духов веками сдавала одну позицию за другой: магический жезл науки сгонял ее с родного пепелища, изгонял из древних руин и увитых плющом башен, из долины, посещаемой привидениями, и одинокого озера, из мрачного облака, изрыгающего молнию, и из светлых облаков, которые окутывают серебряную луну или украшают всполохами заката золотой вечер. Покинули духи даже свой последний оплот – небо, чей голубой купол разве что для детей еще сходит за шатер, который скрывает от глаз смертных великолепие занебесного мира. Только в поэтических грезах да во взлетах пылкого воображения доходит до нас отблеск знамен отступающей армии, взмахи невидимых крыльев, глухие раскаты смеха или всплеск замирающей вдалеке небесной музыки. Совершенно иначе смотрит на мир первобытный человек. Мир предстает его воображению кишащим разношерстными существами, над ним во сне и наяву еще парят феи и домовые, привидения и демоны. Эти существа следуют за ним по пятам, ослепляют его чувства, входят в него, злонамеренно тревожат, обманывают и мучают его на тысячу ладов. Приключившиеся с ним несчастья, понесенные утраты и перенесенные мучения первобытный человек, как правило, приписывает магии врагов или злобе, гневу или капризу духов. Неотвязное присутствие этих духов утомляет, а их неусыпная злоба раздражает его. Первобытный человек испытывает невыразимое желание раз и навсегда отделаться от них и время от времени, будучи доведен до крайности, совершенно выходит из себя, со злобой набрасывается на своих преследователей и предпринимает отчаянные усилия скопом выдворить их из страны, очистить воздух от их неисчислимых сонмов, чтобы получить возможность хотя бы некоторое время вольней дышать и безбоязненно ступать по земле.

Стремление первобытных народов окончательно избавиться от осаждающих их бедствий, как правило, принимает форму великой охоты или великого изгнания чертей и привидений. Участникам этих обрядов кажется, что стоит им стряхнуть с себя своих проклятых мучителей, как у них начнется новая жизнь, счастливая и безмятежная, жизнь, в которой вновь сбудутся мифы об Эдеме и о воспетом поэтами древнем Золотом веке.

Эпизодическое изгнание злых духов. Понятно, почему общие очищения от всякой скверны, к которым время от времени прибегает первобытный человек, как правило, принимают форму насильственного изгнания демонов – в этих злых духах дикарь видит причину многих, если не большинства, своих напастей; стоит ему освободиться от них, воображает он, и его дела пойдут лучше. Попытки изгнать всю совокупность осаждающих общество напастей можно подразделить на две категории. К первому разряду следует отнести прямое или неопосредованное изгнание злых сил, а ко второму – их косвенное изгнание, то есть их изгнание с помощью материального носителя или «козла отпущения». Приведем для начала примеры изгнания первого типа.

Когда какое‑нибудь несчастье случается на острове Рук, расположенном между Новой Гвинеей и Новой Британией, туземцы всем скопом бегают, визжат, сыплют проклятиями, воют и колотят палками по воздуху, чтобы отогнать демона предполагаемую причину несчастья. От места происшествия островитяне шаг за шагом отгоняют его к морю; достигнув берега, они начинают кричать и бить с удвоенной силой, чтобы прогнать демона с острова. Последний, как правило, «удаляется» в море или на остров Лоттин. Туземцы Новой Британии приписывают все свои несчастья – болезни, засухи, неурожаи и т.д. – влиянию злых духов. Поэтому в то время года, когда многие из местных жителей заболевают и умирают, например в начале сезона дождей, все обитатели этого района, вооружившись ветками и дубинками, при свете луны выходят в поля, где до утра с дикими завываниями колотят своим оружием по земле и топают ногами, веря, что таким образом изгоняют чертей. С этой же целью они с горящими факелами в руках стремительно проносятся по деревне. Что до туземных обитателей Новой Каледонии, то, по их мнению, причиной всех зол является некий могущественный и злокозненный дух. Для того чтобы избавиться от него, они время от времени вырывают глубокую яму, вокруг которой собирается все племя. Осыпав злого духа проклятиями, они засыпают яму землей и с громкими криками притаптывают бугор. Эту церемонию они называют погребением злого духа. Когда в племени диери из Центральной Австралии вспыхивает эпидемия какой‑нибудь тяжелой болезни, знахари изгоняют Кутчи, то есть дьявола, нанося удары по земле на месте стойбища и вне его хвостом кенгуру, набитым чем‑нибудь тяжелым, до тех пор, пока, как им представляется, не удается отогнать злого духа на некоторое расстояние от стойбища.

Если ряд бедствий или эпидемия тяжелой болезни обрушились на то или иное селение в Минагасской области на Целебесе, его обитатели возлагают ответственность за это на злых духов, которые наводнили селения и которых нужно изгнать. Однажды утром все жители селения‑мужчины, женщины и дети – оставляют свои дома, вынося на себе свой скарб, и поселяются во временных хижинах, построенных за пределами селения. Там, принося жертвы и готовясь к заключительному обряду, они проводят несколько дней. Наконец мужчины – часть из них в масках, а другая с вычерненными лицами, – вооружившись мечами, ружьями, пиками и метлами, осторожно, крадучись возвращаются в покинутое селение. Прокравшись, они по знаку жреца начинают метаться по улицам, врываться в дома и пробегать под ними (их дома строятся на сваях), пронзительно крича и нанося удары по стенам, дверям и окнам, чтобы прогнать злых духов. После этого в селение со священным огнем вступают жрецы и остальные жители. Держа в руках этот огонь, они по девять раз обходят вокруг каждого дома и три раза вокруг лестницы, которая к нему ведет. Затем они вносят огонь в кухню, где он должен непрерывно гореть в течение трех дней. Теперь, когда демоны изгнаны, воцаряется всеобщее веселье.

Альфуры Гальмагеры приписывают эпидемии козням беса, который приходит к ним из других деревень. Поэтому, чтобы избавить деревню от болезни, местный колдун изгоняет этого беса. Получив от всех жителей деревни богатые одеяния, он раскладывает их на четырех сосудах, которые затем уносит в лес и ставит на место, где предположительно обитает бес. С издевкой в голосе колдун приказывает бесу покинуть это место. На островах Кей к юго‑западу от Новой Гвинеи злые духи образуют могучие полчища, которые местные жители четко отличают от душ умерших. Чуть ли не каждое дерево, чуть ли не каждая пещера служат обиталищем одного из таких злых духов, являющихся, кроме того, существами крайне раздражительными, способными вспылить по малейшему поводу. Свое неудовольствие они выражают насыпкой болезней и других напастей. Поэтому во времена общественных бедствий, например эпидемий (если все другие средства не дали результатов), жители селения во главе со жрецом отправляются на место, расположенное в некотором отдалении от деревни. Там на закате солнца они устанавливают пару столбов, соединенных поперечиной, к которой привешивают мешки с рисом, деревянные макеты ружей (pivot‑guns), гонги, браслеты и т.д. Когда все занимают свои места рядом со столбами и воцаряется гробовое молчание, жрец возвышает голос и обращается к духам на их собственном языке. Звучит это приблизительно так: «Хо, хо, хо Вы, злые духи, обитающие в деревьях, мы даем вам эти ружья, эти гонги и пр. Положите конец болезни, пусть от нее не умирает столько людей». После этого все присутствующие со всех ног пускаются домой.

На острове Ниас, когда кто‑то из жителей серьезно заболел и все другие средства оказались бессильны ему помочь, колдун приступает к заклинанию духа, являющегося причиной болезни. Перед домом устанавливается шест, вершина которого соединена с крышей дома веревкой из пальмовых листьев. Колдун вместе со свиньей взбирается на крышу и там закалывает животное, которое скатывается с крыши на землю. Горя желанием отведать свинины, бес спешно спускается с крыши по веревке из пальмовых листьев, а вызванный колдуном добрый дух преграждает ему обратный путь наверх. Если это средство не срабатывает, считается, что в доме скрываются другие бесы* Тогда на них организуют облаву. В доме затворяются все двери и окна, за исключением одного‑единственного слухового окошка в крыше. Запершись в доме, под удары гонгов и бара банный бой мужчины начинают сплеча рубить и колоть мечами направо и налево. Это нападение приводит бесов в такой ужас, что они спасаются бегством через слуховое окно и, соскользнув по веревке из пальмовых листьев, кидаются прочь. А так как, кроме слухового окна на крыше, все другие окна закрыты, бесы не могут проникнуть обратно в дом. К сходному образу действий островитяне прибегают и в случае эпидемии. В деревне оставляют открытыми одни‑единственные ворота, и все жители что есть мочи кричат, бьют в гонги и барабаны и размахивают мечами. После того как все бесы покинули пределы селения, за ними затворяют последние ворота. После этого деревня восемь дней находится на осадном положении, и никому не разрешается входить в нее.

Когда в одной бирманской деревне разразилась эпидемия холеры, мужчины, которые покрепче, вскарабкались на крыши и направо и налево колотили по ним бамбуковыми палками и поленьями, в то время как остальная часть населения от мала до велика стояла внизу и била в барабаны, дула в трубы, пронзительно кричала, колотила по полам, стенам, оловянным кастрюлям, чтобы поднять как можно более сильный гвалт. Считается, что, если устраивать этот кошачий концерт три ночи подряд, очень вероятно, что демоны холеры будут изгнаны. Когда эпидемия оспы впервые посетила народность куми в Юго‑Восточной Индии, те приняли ее за дьявола, пришедшего из Аракана. Местные селения были переведены на осадное положение; выезд из них и въезд были запрещены. Сильным ударом о землю размозжили голову обезьяне, а ее тело повесили на ворота селения. Дома обрызгали обезьяньей кровью, смешанной с мелкой речной галькой; порог каждого дома подмели обезьяньим хвостом, заклиная злого духа удалиться.

Когда на Золотом Береге (Западная Африка) свирепствует эпидемия какой‑нибудь болезни, люди, иногда вооружившись дубинками и факелами, выходят наружу для того, чтобы прогнать злых духов. По условному сигналу все население с ужасными воплями начинает наносить удары по всему дому, после чего люди, как безумные, бросаются прочь из домов, размахивая факелами и бешено колотя палками по воздуху. Гвалт этот продолжается до тех пор, пока кто‑нибудь не приносит весть, что демоны в страхе бежали через ворота города или селения. Народ бросается за ними в погоню, некоторое время преследует их по лесу и угрозами предупреждает не возвращаться. За изгнанием злых духов следует повальное истребление деревенских или городских петухов. Делается это для того, чтобы своим криком петухи не привлекли изгнанных духов обратно в их старые жилища. Когда эпидемия болезни распространялась по селению гуронов и все испробованные средства не давали результата, эти индейцы совершали обряд под названием лонуиройа, «являющийся самым верным средством (и это его главная цель) изгнания из города или деревни бесов и злых духов, которые вызывают и распространяют все заболевания и недомогания, причиняющие страдания телу и духу». Однажды вечером люди, как безумные, начинали метаться по деревне, ломая и переворачивая в вигвамах все, что попадалось под руку. Они разбрасывали по улицам горящие головни и всю ночь напролет непрерывно бегали с завываниями и пением. Под утро они засыпали в надежде увидеть во сне какой‑нибудь предмет (нож, собаку, шкуру и т.д.). Утром каждый из них ходил от вигвама к вигваму, собирая подарки. Их полагалось принимать в молчании, которое длилось до тех пор, пока наконец кто‑нибудь не дарил данному человеку вещь, которая привиделась ему во сне. Принимая ее, он издавал радостные крики и под поздравительные возгласы присутствующих метался по хижине. Считалось, что людям, получившим в подарок вещь, которая им приснилась, гарантировано здоровье; тем же, кому в этом отношении не повезло, грозит беда.

В других случаях, вместо того чтобы прогонять из своих жилищ демона болезни, первобытные люди предпочитают не причинять ему излишнего беспокойства и обращаются в бегство сами, делая все возможное, чтобы удержать его от преследования. Когда эпидемия оспы надвигалась на патагонцев, которые приписывали эту болезнь козням злого духа, они, оставив больных в селении, убегали. При этом, чтобы не подпускать к себе ужасного преследователя, они секли саблями воздух и разбрызгивали вокруг себя воду. Когда после нескольких переходов патагонцы достигали такого места, где дух, как им казалось, не может их настигнуть, они обычно зарывали оружие остриями в направлении того места, откуда пришли. Когда эпидемия болезни разражалась у пуле или тонокотов Гран‑Чако, они также пускались в бегство, избирая не прямой, а извилистый путь отступления. Поступая так, они рассуждали следующим образом: когда демон болезни бросится за ними в погоню, извилистый, запутанный путь настолько‑де утомит его, что он будет не в силах их настичь. Когда селения индейцев штата Нью‑Мексико опустошала эпидемия оспы или другой инфекционной болезни, в обычае у них было каждый день менять местожительство, отступая в самые труднодоступные горные районы и в самые глухие чащобы, заросшие колючим кустарником, в надежде, что оспа побоится поцарапаться, продираясь через кусты. Когда у чинов, находившихся с визитом в Рангуне, вспыхнула холера, они, чтобы отпугнуть демона, расхаживали с обнаженными мечами и целые дни проводили в укрытии из кустов, чтобы демон не сумел их найти.

Периодическое изгнание злых духов. Спорадическое изгнание духов проявляет тенденцию переходить в систематическое. Постепенно возникает потребность в том, чтобы в установленное время года – как правило, раз в год – устраивать общее избавление от злых духов, чтобы, освободившись от пагубных влияний, скопившихся вокруг них за долгое время, люди могли почерпнуть новый заряд жизненной энергии. Некоторые племена австралийских аборигенов каждый год изгоняли со своей территории призраки умерших. На такого рода церемонии на берегах реки Барван присутствовал преподобный У.Ридли. «Отбивая ритм бумерангами, пел хор из двадцати человек, молодых и старых... Вдруг из‑за укрытия из коры пулей выскочил человек с телом, вымазанным белой гончарной глиной, с полосами красного и желтого цвета на лице и голове и с пучком перьев, прикрепленным при помощи палки длиной в два фута над макушкой. Минут двадцать он, устремив взор вверх, стоял в полном молчании. Мой сосед‑абориген пояснил мне, что это он высматривал души умерших людей. Наконец он начал двигаться, сначала очень медленно, но вскоре он что было сил метался повсюду, размахивая веткой и как бы прогоняя невидимых для нас врагов. Когда мне показалось, что пантомима подходит к концу, из‑за деревьев неожиданно появился еще десяток людей в таком же наряде. Все они незамедлительно приняли участие в яростной потасовке с таинственными противниками... Наконец после целой серии быстрых выпадов, в которые они вложили все свои силы, люди дали себе отдых от этого утомительного занятия, которое продолжалось всю ночь и несколько часов после рассвета. Они, казалось, испытывали удовлетворение от того, что прогнали привидения на двенадцать месяцев. Тот же обряд совершался на всех стоянках по течению реки. По моим сведениям, этот обряд справляется ежегодно».

Некоторые времена года представляются особенно подходящими для общего изгнания духов. Такое время наступает, например, в конце полярной зимы, когда после многонедельной или многомесячной ночи на горизонте опять появляется солнце. Эскимосы с мыса Барроу, самой северной оконечности Аляски и одной из самых северных точек Америки, во время появления солнца прогоняли из своих домов коварного духа Тунью, Свидетелями этого обряда были участники полярной экспедиции Соединенных Штатов, зимовавшие на мысе Барроу. Перед домом совета был разложен огонь, и у входа в каждый дом на стражу встала старуха. Мужчины окружили дом совета, пока женщины и девушки ножами прогоняли духа из каждого дома, со злобой вонзая их в койки и оленьи шкуры и заклиная Тунью убраться. Изгнав Тунью из всех углов, эскимосы проталкивали его в проделанную в полу дыру и с громкими криками и неистовыми жестами выгоняли его на улицу. Одновременно с этим старуха, стоя у входа в дом, чтобы помешать возвращению Тунью, делала выпады длинным ножом. Женщины подгоняли духа к огню и предлагали ему броситься в него. Тут вперед выступили двое мужчин с винтовками, заряженными холостыми патронами, а третий поднес сосуд с мочой и вылил его содержимое в огонь. В этот миг один из тех двоих выстрелил в огонь. После того как дым рассеялся, залп повторился. Теперь считалось, что с Тунью на время покончено.

Поздней осенью, когда над землей бушуют штормовые ветры, разбивая ледяные оковы, в которые заковано море, когда сталкиваются и с громким треском разламываются плавучие льдины и ледяные глыбы взгромождаются в диком беспорядке одна на другую, эскимосам, живущим на побережье Баффинова залива, чудится, что до них доносятся голоса духов, населяющих пронизанный опасностью воздух. Кроме того, души мертвых бешено стучатся в двери, и горе тому несчастному, который попадется им в лапы, – он скоро заболеет и умрет. А тут еще призрак громадной бесшерстной собаки начинает гоняться за настоящими собаками, которые при виде его в судорогах и конвульсиях испускают дух. Повсюду разгуливают бесчисленные злые духи, которые стараются наслать на эскимосов болезнь, смерть, дурную погоду и неудачу на охоте. Наибольший ужас из всех этих бродячих духов внушает им Сэдна, владычица нижнего мира, и ее отец, в чье распоряжение поступают души умерших эскимосов. Другие духи заполняют воздух и воду, но Сэдна встает из‑под земли. У колдунов наступает горячее время. Их пение и молитвы доносятся из каждого дома: это они заклинают духов, которые скрываются в таинственном полумраке освещенной светом лампы хижины. Труднейшая задача – изгнание Сэдны – приходится на долю самого могущественного из заклинателей. На полу большой хижины сворачивают конусом веревку, причем с таким расчетом, чтобы в верхней части осталось небольшое отверстие, символизирующее продушину для тюленей. Рядом с отверстием становятся двое заклинателей: один из них держит наготове гарпун, как бы следя за тюленьей полыньей, а другой держит в руке веревку от гарпуна. Третий колдун усаживается в глубине хижины и пением магического заклинания привлекает на это место Сэдну. И вот она уже, тяжело дыша, проползает под полом, вот она появляется в отверстии, вот в нее вонзается гарпун, и в гневе она поспешно отпрыгивает, утаскивая за собой гарпун, который двое мужчин изо всех сил удерживают за веревку. Наконец после жестокой схватки Сэдне отчаянным рывком удается выбраться на свободу, и она возвращается в свое жилище в Адливуне. В доказательство своей отваги заклинатели с гордостью предъявляют собравшимся забрызганный кровью гарпун, извлеченный из отверстия. На следующий день после того, как Сэдна и другие злые духи наконец изгнаны из селения, все жители – стар и млад – устраивают в честь этого события великое празднество. Но и здесь им не следует забывать об осторожности – ведь раненая Сэдна пылает гневом и готова наброситься на любого человека, переступившего через порог своей хижины. Для защиты от ее нападений эскимосы в качестве амулетов носят на своих капюшонах куски ткани, в которую их завернули сразу же после рождения.

В честь Нового года, который они отмечали то в январе, то в феврале, то в марте, ирокезы устраивали «праздник снов», напоминающий аналогичный праздник гуронов. Праздник этот – что‑то вроде сатурналий – растягивался на несколько дней, а иногда и недель. Мужчины и женщины в различных масках бегали от вигвама к вигваму, сокрушая и разбрасывая все на своем пути. Царила всеобщая распущенность нравов люди были как бы вне себя и не несли ответственности за содеянное, так что многие пользовались этой возможностью для того, чтобы свести старые счеты: дубасили своих врагов, обдавали их ледяной водой, обмазывали грязью и горячей золой. Другие хватали горящие головни и уголья и запускали ими в головы первых попавшихся людей. Единственным способом отделаться от такого рода преследователей было отгадать, что они видели во сне. В один из дней праздника совершается ритуал изгнания злых духов. Со страшным гамом от вигвама к вигваму переходили люди, одетые в звериные шкуры; лица их были скрыты под ужасными масками, а на руках были панцири черепах. В каждом вигваме они руками выхватывали из очага горящие головни и золу и раскидывали их по полу. Празднику предшествовало всеобщее покаяние, служившее, возможно, подготовкой к публичному изгнанию злых сил: людей избавляли от бремени грехов для того, чтобы разом избавиться от них.

В сентябре перуанские инки справляли праздник под названием Ситуа, имевший своей целью изгнание из столицы и ее окрестностей всяческой скверны и болезней. Дело в том, что приблизительно в это время начинали идти дожди, а с ними, как правило, увеличивалось число заболеваний. Готовясь к этому празднику, инки первый день после осеннего равноденствия постились. Пост длился весь день, а с приходом ночи они пекли лепешки из грубого маисового теста. Было два способа приготовления этого теста. В одном случае тесто замешивали на крови детей от пяти до десяти лет (кровь брали из надрез" между бровями). Пекли эти два вида теста отдельно, потому что они предназначались для разных целей. Члены каждой семьи собирались на торжественную трапезу в дом старшего брата, а те, у кого старшего брата не было, шли в дом ближайшего старейшего родственника. Этой ночью все те, кто днем соблюдал пост, омывали свое тело и, взяв в руки немного замешенного на крови теста, втирали его в голову, лицо, грудь, плечи, руки и ноги. Делалось это для того, чтобы их покинули недомогания. После этого глава семьи тем же тестом вымазывал порог в знак того, что обитатели дома совершили омовение и очистились. Одновременно те же ритуальные действия производил великий жрец в храме Солнца. С восходом солнца все инки поклонялись светилу и молили его о том, чтобы оно изгнало из города все напасти. Затем верующие прекращали поститься и ели тесто, но уже замешенное не на человеческой крови. Пос."с того как в установленный час они поклонились солнцу и стали разговляться, из крепости выходил посланец солнца, инка королевской крови в богатых одеждах, с чреслами, опоясанными куском дорогой ткани, и с пикой в руке. Пика от острия до раструба была украшена многоцветными перьями и золотыми кольцами. Размахивая этой пикой, инка сбегал с холма, на котором высилась крепость, и добегал до центральной части Великой площади, где стояла урна, по форме напоминающая чашу фонтана и использовавшаяся для принесения в жертву маисовой браги. Там его с пиками в руках ожидали четыре других инки королевской крови. Посланец притрагивался своей пикой к их пикам и говорил, что солнце повелело им, своим посланцам, очистить. город от скверны. После этого все четверо бегом устремлялись по четырем королевским дорогам, расходившимся от города в четыре стороны света. Когда они пробегали мимо, весь народ от мала до велика толпился у дверей домов и с криками ликования потрясал в воздухе одеждой, как бы стряхивая с нее пыль. «Пусть злые духи выйдут вон! – кричали эти люди. – О, с каким великим нетерпением ждали мы этого праздника! Творец всех вещей, о дал нам дожить до следующего года, чтобы узреть еще один подобный праздник». Отряхнув свои одежды, инки проводили руками по голове, лицу, рукам и ногам, как бы совершая омовение. Делалось все это с намерением изгнать из домов всякую нечисть, чтобы посланцы солнца получили возможность выдворить ее за пределы города. Так поступали жители всех кварталов города, а не только жители тех улиц, по которым пробегали эти четыре посланца. Кроме того, все они во главе с Великим инкой танцевали и купались в реках и фонтанах, призывая болезни выйти вон из их тел. Они брали в руки огромные соломенные факелы, перевязанные веревками, и этими факелами обмахивали друг друга, приговаривая: «Пусть выйдут вон все напасти». Тем временем посланцы бога отбегали на четверть лиги от города, где их ожидали четыре других инки, которым они передавали эстафету. Бегуны передавали друг другу пики по этапам в 5‑6 лиг, после чего бежавшие омывали свое тело и оружие в реках и воткнутыми пиками отмечали границу, которую изгнанные силы зла не должны были переходить.

Гвинейские негры ежегодно в установленное время с большой пышностью изгоняют из своих поселков дьявола. В Аксиме на Золотом Береге этому изгнанию предшествует восьмидневное пиршество, во время которого царят радость и веселье; все прыгают, танцуют и поют... «высмеять можно было кого угодно, злословие достигало таких размеров, что разрешалось свободно и безнаказанно говорить о промахах, злодеяниях и надувательствах как вышестоящих, так и нижестоящих лиц, рискуя в худшем случае тем, что на тебе порвут одежду». На восьмой день гвинейцы, выгоняя дьявола, со зловещими криками гонятся за ним и забрасывают его палками, камнями и всем, что попадется под руку. «Отогнав» его на достаточное расстояние от города, они возвращаются. Таким способом дьявола одновременно изгоняют более чем из сотни городов. Женщины принимают меры против его возвращения: моют и начищают всю деревянную и глиняную посуду в доме, «чтобы очистить ее от всяческой скверны и от дьявола».

В Кэп‑Кост‑Касле на Золотом Береге 9 октября 1844 года один англичанин стал свидетелем обряда, который он описал в следующих словах: «Этой ночью за пределами городской черты состоялся ежегодный обряд изгнания злого духа Абонсама. Как только в 8 часов в форте раздался выстрел из пушки, люди в домах принялись палить из мушкетов, вынося из домов утварь, нанося палками удары по всем углам и издавая резкие крики, чтобы испугать дьявола. Выдворив, как они склонны воображать, дьявола из своих домов, они устремились на улицы, повсюду разбрасывая зажженные факелы, крича, визжа, ударяя палками о палки, колотя в старые кастрюли, короче, производя ужасный гам, чтобы прогнать духа из города в море. Этому обряду предшествовали четыре недели мертвой тишины: запрещалось стрелять из ружей, бить в барабаны и вести разговоры. Если двое туземцев, поссорившись, поднимали в это время шум, их незамедлительно приводили к правителю, который облагал их крупным штрафом. Собаку, свинью, овцу или козу, найденную на улице, первый встречный мог убить или взять себе, причем владелец не имел права требовать у него какой‑либо компенсации. Эта тишина имеет своей целью ввести в заблуждение Абонсама. Когда же его бдительность притупится, его можно застать врасплох и выгнать из города. Если в этот период кто‑нибудь умирает, родственникам покойного запрещается оплакивать его до истечения четырех недель».

При установлении времени изгнания злых духов иногда принимают во внимание периодичность сельскохозяйственного года. Например, у госов из Тоголенда (Западная Африка) этот обряд предшествует употреблению в пищу ямса нового урожая. Вожди созывают жрецов и шаманов и сообщают им, что настал черед есть яме и веселиться, а их обязанность – очистить город от всякой скверны. С помощью заклинаний злых духов, ведьм и другую нечисть загоняли в пучки листьев и ползучих растений и привязывали к шестам, которые выносили за пределы города и закапывали в землю на дорогах. Всю следующую ночь запрещалось жечь костры и есть. Утром женщины подметали очаги и дома, раскладывая сор на сломанных деревянных блюдах. После этого люди произносили молитву следующего содержания: «О, все вы, болезни, обитающие в нашем теле и приносящие нам страдания, нынче мы пришли, чтобы выставить вас вон». Затем они со всех ног бежали в направлении горы Адаклу, хлопая себя по ртам и взвизгивая: «Сегодня же вон! Сегодня же вон! Вы, смертоносные для всех, сегодня же вон! Вы, злые духи, сегодня же вон! Вы, вызывающие головные боли, сегодня же вон! Анло и Адаклу – вот места, куда должны удалиться все силы зла!» Добравшись до некоего дерева на горе Адаклу, бегуны поворачивают назад.

Жители Киривины к юго‑востоку от Новой Гвинеи по окончании сбора ямса нового урожая много дней подряд пировали и танцевали; при этом на помосте, воздвигнутом специально для этой цели, выставлялось для всеобщего обозрения много всяческого добра (браслетов, местных денег и т.д.). Когда эти торжества подходили к концу, туземцы собирались и изгоняли духов из селения криками, битьем по сваям домов, а также тем, что опрокидывали на своем пути все, под чем мог притаиться коварный дух. Объясняя одному миссионеру смысл этого обычая, они говорили, что развлекли духов, устроили в их честь пир, снабдили их всяким добром, ‑теперь им настало время убираться восвояси. Разве не насмотрелись они танцев, не наслушались песен, не наелись до отвала душами ямса, не стали собственниками душ денег и красивых вещей, выставленных на помосте? Чего же еще они могли желать? Так что теперь им пора возвращаться.

У хо Северо‑Восточной Индии крупнейшим торжеством года является праздник жатвы. Справляют они его в январе, когда амбары полны зерном, а народ, по его собственному признанию, полон чертовщиной. «У них бытует странное поверье, что в этот период порочные наклонности тяготеют‑де над мужчинами и женщинами с такой силой, что для их же собственной безопасности абсолютно необходимо на некоторое время приоткрыть предохранительный клапан и выпустить страсти наружу», Открываются торжества принесением в жертву богу селения петуха и двух кур, одна из которых должна быть черной. Наряду с птицей хо приносят в жертву цветы дерева палас (Palas tree, Butea frondosa) и хлеб, выпеченный из рисовой муки и зерна кунжута. Совершая жертвоприношение, деревенский жрец возносит молитву о том, чтобы в наступающем году поселян и их детей миновали напасти и болезни, чтобы вовремя шли дожди и созрел хороший урожай. В некоторых местах молятся также о душах покойников. Тогда это место якобы посещает злой дух, и, чтобы его выдворить, мужчины, женщины и дети обходят селение с палками в руках, как бы охотясь на дичь, распевают дикую песню и громогласно кричат, пока не появится уверенность, что злой дух обратился в бегство. Затем они предаются обжорству и до полубезумного состояния напиваются рисовой брагой. В этом состоянии хо предаются необузданному разгулу. В этот момент праздник «становится копией сатурналий – слуги забывают о своем долге перед хозяевами, дети – о почтении к родителям, мужчины – об уважении к женщинам, а женщины теряют всякое представление о скромности, деликатности и стыдливости и становятся прямо таки бешеными вакханками». В обычной жизни манеры хо отличаются благородной сдержанностью, а их отношение к женщинам – предупредительностью и учтивостью. Но во время этого праздника «их на время как бы подменяют. Сыновья и дочери поносят своих родителей грубой бранью, и те отвечают им тем же; мужчины и женщины потакают своим половым инстинктам до такой степени, что становятся похожими на животных». Схожий праздник устраивали родичи и соседи хо, мундари. «Сходство этого праздника с сатурналиями почти полное, так как на нем хозяева угощали батраков, которые, кроме того, пользовались в разговорах с ними полной свободой. Речь идет о празднике жатвы, об окончании тяжкого годового труда, о короткой передышке перед началом нового трудового года».

Как у хо и мундари, у части племен Гиндукуша изгнание злых духов совершается после жатвы. Когда полностью загружены амбары, ощущается необходимость в изгнании оттуда злых духов. К столу подают что‑то вроде каши. Глава семьи берет в руки фитильное ружье и стреляет из него в пол; потом он выходит наружу и, зарядив ружье, палит из него, пока хватает пороху. Так же поступают его соседи. Следующий день проходит в развлечениях. Жители Читраля называют этот праздник «изгнанием дьявола». Индийские кхонды, напротив, изгоняют злых духов не во время жатвы, а во время посева, когда они поклоняются богу всяческого прироста и барыша Питтери Пенну. В первый день праздника изготовляется нечто вроде грубой телеги: на нескольких связанных палках с привязанными к ним вместо колес бамбуковыми роликами устанавливается корзинка. Сначала жрец пригоняет эту телегу к дому наследственного вождя племени, которому принадлежит право первенства во всех обрядах, связанных с земледелием. Там он получает по нескольку семян каждого сорта и несколько перьев. После этого он подкатывает телегу ко всем домам селения, и обитатели каждого из них вручают ему такого же рода подарки. Затем телегу выволакивают из деревни в поле в сопровождении молодых людей, которые устраивают потасовки и яростно колотят по воздуху длинными палками. Вывезенное на этой телеге зерно именуется долей «злых духов, погубителей зерна». «Считается, что вместе с телегой изгоняют и их самих. После того как на разграбление духам отдана телега со всем содержимым, с их стороны непростительно набрасываться на остальное семенное зерно».

С размахом совершает периодические изгнания злых духов население острова Бали (к востоку от Явы). Это событие, как правило, приходится на день «темной луны» девятого месяца. Если злым духам в течение долгого времени позволяли вольготно жить в стране, то, по словам местных жителей, наступает «жара», и жрец отдает приказание изгнать злых духов силой, чтобы остров не обезлюдел. В назначенный день жители селения или местности собираются в главном храме, а на перекрестке дорог выставляют приношения нечистой силе. После того как жрецы произнесли молитвы, звуки рога призывают злых духов принять участие в приготовленной для них трапезе. Одновременно с этим выступают вперед несколько мужчин, которые зажигают факелы от священного светильника. горящего перед верховным жрецом. Сразу же после этого они в сопровождении присутствующих расходятся в разные стороны и маршируют по улицам и переулкам, крича: «Уходите прочь! Убирайтесь!» Жители домов на пути их следования спешат принять участие в изгнании бесовской силы, то есть оглушительно колотят по дверям, балкам, рисовым амбарам и т.д. Будучи изгнаны из домов, злые силы летят на устроенный в их честь банкет, но там жрец встречает их проклятиями, которые в конце концов вынуждают их покинуть страну. После отбытия последнего дьявола гам на целый день сменяется мертвой тишиной. Злые духи якобы горят желанием вернуться в свои старые жилища; поэтому в течение двадцати четырех часов никто и носа не имеет права показать из собственного дома. Нужно, чтобы у духов создалось впечатление, что Бали – это вовсе не Бали, а некий необитаемый остров. На это время прерываются даже обычные домашние работы, включая приготовление пищи. Только часовые могут появляться на улицах, чтобы удержать чужаков от вторжения, перед входными дверями развешены венки из терний и листьев. Осадное положение отменяется только на третий день, но и тогда остается в силе запрет работать на рисовых полях, покупать и продавать на рынке. Большинство островитян не покидает своих домов, коротая время за игрой в карты и в кости.

В Тонкине общее изгнание злых духов (theckydaw), как правило, устраивается раз в год, особенно при высокой смертности среди людей, слонов, лошадей в конюшнях главнокомандующего или падежа скота в стране, "причина чего приписывается душам злодеев, которые были преданы смерти по обвинению в измене, бунте или заговоре с целью убийства правителя, главнокомандующего или принцев: в отместку за понесенное ими наказание они‑де склонны разрушать все вокруг и творить ужасное насилие. Чтобы помешать этому, на помощь тонкинцам пришло суеверие, вызвавшее к жизни институт theckydaw – надежное средство изгнания нечистой силы и очищения страны. Обычно этот обряд совершался 25 февраля, через месяц после начала нового года, приходившегося на 25 января. Этот месяц проходил в пирах, разного рода увеселениях и всеобщем разгуле. На весь этот месяц государственную печать запирали в сундук, и правосудие, так сказать, погружалось в спячку. Все суды закрывались, так что должников нельзя было притянуть к ответу: мелкие преступления, такие, как воровство, драки, словесные оскорбления и т.д., сходили с рук безнаказанно: к рассмотрению принимались только дела о государственной измене и совершении убийства, причем преступников держали в заключении до тех пор, пока не вступала в силу государственная печать. Изгнание злых духов происходило в конце этих сатурналий. Выстроив в полном военном снаряжении большие контингенты войск и артиллерии с развевающимися знаменами, "командующий приступал к совершению жертвоприношения мясом злым духам преступников и нечистой силе (в обычае тонкинцев также было устраивать перед казнью праздничное угощение для приговоренного), приглашая их прийти поесть и попить. Но вот он уже обвиняет их на странном языке мимики и жестов во многих преступлениях, как‑то: в создании беспокойной обстановки в стране, умерщвлении слонов, лошадей и пр. За все эти козни они заслуживают сурового наказания и изгнания из страны. Затем выстрелом из трех больших пушек дают последний сигнал, после чего начинается пальба из пушек и мушкетов, чтобы с помощью ужасного шума обратить злых духов в бегство. Местные жители настолько слепы, что не испытывают ни малейшего сомнения в эффективности этого средства.

В Камбодже изгнание злых духов совершалось в марте. В столицу вносили обломки статуй и камней, считавшиеся прибежищем демонов. Там собирали также как можно больше слонов. Вечером в полнолуние давался залп из мушкетов, и слоны получали приказание обратить нечистую силу в бегство. Обряд этот повторялся на протяжении Трех дней. В Сиаме изгнание злых духов ежегодно совершается в последний день старого года. Во дворце раздается выстрел из сигнальной пушки. На него отвечает соседняя застава, потом‑следующая и т.д. Это продолжается до тех пор, пока пальба не достигает городских ворот. Демонов вытесняют шаг за шагом. После совершения этой процедуры, чтобы лишить нечистую силу возможности возвращения, вокруг городской стены обвязывают священную веревку. Сделана эта веревка из крепкого пырея и раскрашена полосами красного, желтого и голубого цвета.

У европейских язычников обычай изгнания демонов, ведьм и нечистой силы, если судить по его пережиткам у их современных потомков, видимо, также был широко распространен. Так, у вотяков – финской народности на востоке России – в последний день старого года или в первый день нового собираются деревенские девушки, вооруженные палками, расщепленными с конца в девяти местах. Этими палками они бьют в доме 1; во дворе по всем углам, приговаривая: «Мы изгоняем из деревни сатану». Потом они выбрасывают эти палки в протекающую внизу реку; они плывут вниз по течению и вместе с сатаной приплывают в соседнюю деревню. Теперь настает черед ее жителям прогонять сатану. В некоторых деревнях этот обряд протекает по‑иному. Обитатели каждого дома дают неженатым парням крупу, мясо и водку. С этим провиантом те отправляются в поля и там раскладывают костер, варят крупу и едят принесенную с собой снедь, предварительно произнеся та кие слова: «Убирайся‑ка в пустыню, к нам домой не приходи», После этого парни возвращаются в деревню и заходят во все дома, где есть молодые женщины. Последних они хватают и бросают в снег со словами: «Пусть духи болезни выйдут из тебя». Остатки крупы и другой пищи распределяются по семьям в зависимости от величины их вкладов; каждая семья съедает свою долю. По словам одного вотяка из Малмыжского уезда, парни бросают в снег всех, кого находят в домах, и процедура эта носит название «изгнание сатаны». Кроме того, они бросают часть отваренной крупы в огонь со словами: «О господи, не насылай на нас болезней и мора и не отдавай нас на растерзание духам леса». Впрочем, самый древний ритуал соблюдают вотяки Казанской губернии. Начинают они с того, что в полдень приносят жертву дьяволу. Затем все мужчины верхом на лошадях собираются в центре деревни и решают, с какого дома начать объезд. Этот вопрос часто вызывает горячие споры. Разрешив его, вотяки привязывают лошадей к изгороди, а сами вооружаются кнутами, дубинками из липового дерева и пучками горящих веток. Считается, что горящие ветки внушают сатане величайший ужас. Вооружившись, мужчины с ужасными воплями принимались рыскать по всем закуткам в доме и во дворе и нещадно колотить дубинами и кнутами, после чего запирают дверь и плюют на выдворенного дьявола. Так они переходят от дома к дому, пока не выставляют дьявола из селения. После этого они вскакивают на лошадей и, дико визжа и размахивая дубинками, выезжают из деревни. За околицей они выбрасывают дубинки и еще раз плюют на дьявола. Другая финская народность в восточной части России, черемисы, изгоняют дьявола из своих жилищ тем, что колотят по стенам липовыми дубинками. С той же целью они палят из ружей, протыкают ножами отверстия в земле и всовывают в трещины горящие лучины. Они, кроме того, перепрыгивают через костры, встряхивая при этом свою одежду. В некоторых уездах они трубят в длинные трубы из липовой коры, чтобы отпугнуть дьявола. После того как сатана скрывается в лесу, черемисы осыпают деревья дождем сладких ватрушек и яиц с праздничного стола.

Древний языческий обычай изгнания нечистой силы дожил в христианской Европе до наших дней. В некоторых селениях Калабрии март начинается с изгнания ведьм. Ночью под колокольный звон люди бегают по улицам с криками: «Март пришел». По утверждению местных жителей, в марте ведьмы бродят повсюду, поэтому в этом месяце данный обряд повторяется каждую пятницу. Часто древний языческий обряд, как нетрудно догадаться, сливается с церковным праздником. В Албании пасхальным вечером молодые люди зажигают факелы из древесины смолистого дерева и, размахивая ими, толпой расхаживают по деревне. В заключение с криками: «Эге, Коре, мы выбрасываем тебя в реку, как эти факелы, чтобы ты никогда не возвратился» – они бросают факелы в реку. Крестьяне в Силезии верят, что на Страстную пятницу ведьмы устраивают шабаш и могут причинить большие неприятности. Поэтому в этот день жители окрестностей Ёльса, близ Штрелица, вооружаются старыми метлами и выметают ведьм из дому, со двора и из хлева, поднимая при этом невероятный шум ч грохот.

В Центральной Европе благоприятным временем для изгнания ведьм считается или считалась Вальпургиева ночь – канун первого мая; в это время разгул нечистой силы якобы достигает апогея. В Тироле и других местностях это изгнание нечистой силы известно под названием «сожжения ведьм». Оно приходится на Майский праздник, но приготовления к нему растягиваются на много дней. В четверг в полночь просмоленные ветки черного и красного болиголова, молочая, розмарина и терна связываются в пучки, которые хранятся до первого мая. Люди, которые зажигают их в этот праздник, предварительно должны получить от церкви отпущение всех грехов. В последние три дня апреля все дома чистят и окуривают можжевельником и рутой. Сам обряд «сожжения ведьм» начинается в Майский праздник после того, как прозвонили колокола и спустились сумерки. Мужчины поднимают шум с помощью кнутов, колокольчиков, горшков и кастрюль, а женщины носят кадильницы. Собак спускают с цепи, и они с лаем и визгом носятся повсюду. Как только в церквах начинают звонить колокола, поджигают связки веточек, привязанных к жердям, и зажигают кадильницы. Люди бренчат колокольчиками, гремят кастрюлями и горшками, собаки лают – шум поднимается невероятный. Под этот гвалт все истошно вопят: «Ведьма, беги, убирайся отсюда, а не то тебе придется худо». Затем жители селения семь раз обегают вокруг домов, дворов и деревни. Так ведьм выкуривают из потайных мест и выдворяют из деревни. Обычай изгнания ведьм в Вальпургиеву ночь соблюдается – или до недавнего времени соблюдался во многих районах Баварии и у богемских немцев. Так, в горах Чешский Лес после захода солнца вся деревенская молодежь собирается где‑нибудь на возвышении – обычно на перекрестке дорог – и в течение некоторого времени изо всех сил в унисон щелкает бичами. Это якобы отгоняет ведьм, так как, пока раздается щелканье бичей, нечистая сила не может ничем повредить. В некоторых местах одновременно со щелканьем бичей пастухи дуют в свои рожки: считается, что протяжные звуки рожков, далеко разносящиеся в ночной тишине, являются весьма эффективным средством изгнания ведьм,

Другим периодом разгула ведьм является якобы время между Рождеством и Эпифанией.[126] Поэтому жителя некоторых частей Силезии между Рождеством и Новым годом жгут сосновую смолу, чтобы едкий дым отгонял ведьм и другую нечистую силу подальше от дома и от усадьбы, а в ночь под Рождество и в ночь под Новый год они в полях и на лугах палят из ружей по деревьям и кустарникам и укутывают плодовые деревья соломой, чтобы духи не могли причинить им вреда. В канун Нового года, то есть в день святого Сильвестра, молодые жители Богемни, вооружившись ружьями, становятся в круг и трижды стреляют в воздух. Этот обряд носит название «стрельбы по ведьмам», так как считается, что это их отпугивает. Последним из двенадцати святочных дней является Эпифания. Жители многих районов Европы избрали для изгнания нечистой силы именно этот день. Так, в Бруннене, на Люцернском озере, в двенадцатую ночь юноши устраивают факельное шествие, во время которого они с помощью рожков, колокольчиков, кнутов и пр. производят ужасный шум, чтобы отогнать двух лесных духов женского пола – Струдели и Стрэттели. Местные крестьяне полагают, что, если им не удастся поднять достаточно сильный шум, плоды В этом году не уродятся. Равным образом в Лябрюгьере, кантоне на юге Франции, в двенадцатую ночь люди бегают по улицам, бренча колокольчиками, барабаня в кастрюли, короче, стараясь произвести как можно более сильный какофонический шум. Затем при свете факелов и горящих вязанок хвороста они устраивают душераздирающий кошачий концерт, надеясь с его помощью выгнать из города бродячих духов и всякую чертовщину.

 

Глава LVII

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!