Глубинная идентичность в поисках русской, украинской и европейской идеи
Для более точного анализа ряда новых тенденций в политике, связанных с ростом фактора идентичности, предлагаю следующую методологическую схему, обосновывающую три уровня коллективной идентичности в обществе.
1. Диффузная (рассеянная) идентичность. Она присутствует у подавляющего большинства членов общества как смутное и чаще всего бессознательное восприятие своего единства, причастности к народу, истории, Государству, языку, религии. Эта диффузная идентичность практически никогда не преобладает в обычной жизни, будучи вторичной или даже третичной на фоне индивидуальной идентичности. Для носителей диффузной идентичности характерна постановка на первое место своего «я», комфорта, чувств, ощущений, безопасности, затем близких, и лишь далее начинается смутное понимание принадлежности именно к этому (а не к какому-то другому) обществу, народу и т. д. Диффузная идентичность не вызывает в обычных условиях никаких особенных действий, сознается слабо, и ее носители могут не подозревать о ее содержании и ее структурах. Она дается как taken for granted и редко становится объектом самоанализа. Она просыпается в исключительных случаях – войны, конфликты, политические катаклизмы, иногда на фоне спортивных успехов своей страны или каких-то еще весомых достижений. Диффузная идентичность не подталкивает человека к принадлежности к какой-то особой партии и может быть присуща представителям самых разных мировоззрений и идеологий.
|
|
|
2. Экстремальная идентичность. Эта форма свойственна тем, кто сосредотачивается именно на коллективной идентичности приоритетным образом, не просто остро ощущает ее, но и пытается осознать и придать ей форму. Носители экстремальной идентичности формируют патриотические и националистические (идентитаристские) идеологии, возводят идентичность в высшую ценность, строят на ее основании политические программы и проекты. Экстремальная идентичность строится на диффузной идентичности, но выделяет лишь отдельные ее стороны и в весьма утрированной экстремальной форме. Поэтому часто носители диффузной идентичности не опознают себя в носителях экстремальной – структуры в обоих случаях различны, так как, обостряя отдельные моменты диффузной идентичности, носители экстремальной идентичности («националисты») часто упускают из виду другие или искажают их. Диффузная идентичность естественна и органична, экстремальная искусственна, сконструирована, механистична. Экстремальная идентичность становится распространенной в периоды коллективного стресса, национальной катастрофы, войны и т. д.
3. Глубинная идентичность. Третья форма коллективной идентичности представляет собой осознанную интеллектуальную парадигму той идентичности, которая подвергается диффузии при ее проекции на массы. Если диффузная идентичность есть продукт распыления, то глубинная идентичность есть то, что подвергается распылению, ядро народного духа, иероглиф истории, экзистенциальный центр бытия народа и общества. Эта глубинная идентичность может быть открыта философами, мифами, пророками, сосредоточенными не на конструировании, проектировании и политическом манипулировании (как носители экстремальной идентичности), но на обнаружении, освобождении и проявлении народного духа – как он есть, а не каким его себе представляют. Поэтому глубинная идентичность есть не надстройка над диффузной идентичностью, но ее базис, ее корень (radix), ее основа. Глубинная идентичность есть Идея, делающая общество обществом, народ народом, культуру культурой, цивилизацию цивилизацией. Она развертывается диффузно сквозь поколения и массы, сохраняя всегда свою уникальность и свежесть. Экстремальная идентичность всегда относительна, индивидуальна, условна. Глубинная идентичность абсолютна, универсальна (в рамках конкретного общества), не зависит от индивидуальных выражений. Экстремальная идентичность есть частный продукт диффузной идентичности. Глубинная идентичность первична по отношению к диффузной идентичности и выступает как духовное могущество, конституирующее эту диффузную идентичность.
|
|
|
|
|
|
Этот анализ чрезвычайно релевантен для корректного осмысления феномена подъема национализма в современном мире.
В России диффузная идентичность (патриотизм) сейчас на подъеме. Она центрируется вокруг государства и конкретно Путина, особенно после Крыма. Олимпиада способствовала культивации и оживлению именно этой формы.
Экстремальная идентичность представлена широким спектром русских националистических движений, разрозненных, предлагающих свои частные формулировки национализма, возглавля емых тщеславными и невнятными лидерами, враждующими меж ду собой и не имеющими никакой широкой поддержки со стороны носителей диффузной идентичности.
Глубинная идентичность стоит в центре внимания тех, кто искренне заняты поиском Русской Идеи, но не как искусственного идеологического конструкта, а как глубинного духовного основания.
В Украине же мы видим, напротив, подъем экстремальной идентичности, причем в карикатурной, извращенной, «бандеровской», западенской форме. Эта модель искажает естественную диффузную идентичность, игнорирует полностью глубинную идентичность и пытается навязать эту искусственную конструкцию всем украинцам, несмотря на то что структура диффузной идентичности и лежащей в ее основе глубинной идентичности имеет к этой экстремальной форме весьма далекое отношение. Это замечание ставит на первый план вопрос о том, что такое Украинская Идея? Это не бандеровская карикатура, не смутный диффузный национализм, но и, конечно, не великоросское православно-имперское или ностальгически советское понимание украинской проблемы. Перед лицом катастрофических событий, уже состоявшегося и продолжающегося раскола Украины, это может показаться слишком абстрактным замечанием, но это лишь видимость. Поиск глубинной идентичности Украины, постижение Украинской Идеи, ее «эвокация» является, напротив, первостепенным вызовом.
|
|
|
То же самое относится и к Европе, где мы являемся свидетелями подъема идентитаристской волны. Диффузный национализм европейских обществ растет вопреки антинациональной либеральной политике европейских элит. Происходит подъем экстремальной идентичности в лице националистических и подчас откровенно неонацистских групп и движений. Но за этим нельзя упускать главной проблемы: вопроса о глубинной идентичности Европы.
Украина обнаружила целый ряд проблем, вопросов и вызовов колоссальной исторической значимости. Они далеко выходят за рамки собственно украинской ситуации или русско-украинских отношений. Идентичность стоит в центре внимания всех наиболее острых проблем современности – как в Европе, так и за ее пределами.
26 марта 2014 в 11:32
Рубеж пройден
Референдум в Крыму открывает новую страницу новейшей российской истории. Это фундаментальный рубеж. Значение этого события будет понятно только в свете краткого экскурса в историческую семантику последних десятилетий.
С 1991 года уже выросло поколение людей, которые не знают о многих важнейших событиях этого периода, а те, кто знает, чаще всего заблуждаются относительно их смысла. Мы можем с уверенностью говорить о том, что мы знаем историю, только в том случае, если мы понимаем смысл того, что в ней происходит.
1
Советский период в русской истории был принципиально двояким: в нем проявилось непрерывное бытие русского народа в истории (через цивилизацию, культуру, государство, геополитику, язык, территории, этику) и внедрение заимствованных с Запада марксистских идей (построенных на основе европейского Просвещения).
Точнее всего этому синтезу соответствует термин «национал-большевизм». В СССР было совмещено два начала: «национальное» (русское) и «большевистское» (европейское марксистское). В 1991 году эта система рухнула. Советский период завершился.
Так как сам СССР был двойственным явлением, то и конец СССР означал завершение данного сочетания: была отброшена официальная марксистская идеология, но вместе с этим удар пришелся и по национальной составляющей, которая глубоко переплелась с марксизмом за годы советской власти. 1991 год был годом конца национал-большевизма в России.
Теоретически конец этого синтеза мог привести к самым различным результатам. Теоретически вся гамма возможностей сводилась к трем основным:
– освобождение русской составляющей и построение на ее основе русской идеологии (к этому двигались ранние патриотические движения второй половины 1980-х, в частности общество «Память» на раннем этапе);
– продолжение национал-большевистского синтеза на новом историческом этапе с более основательным выявлением тех идеологических принципов, которые были бы общими для Русской Идеи и для социалистического мировоззрения (круг единомышленников А. Проханова в газете «День», «Завтра», ранее – НБП), и апгрейдом идеологии применительно к условиям конца XX века;
– полный отказ от коммунизма (социализма), с одной стороны, и от русского начала – с другой (либерал-реформаторы, окружавшие Б. Ельцина), с тем чтобы принять либерализм как мировоззренческую догму, следовать во всем за США и Евросоюзом и пытаться стать составляющим элементом глобального «Единого мира» с доминацией западных ценностей.
Мы знаем, что до конца 1980-х все эти три возможности были более или менее равновероятными и стремительно теряющий силы и контроль над страной ЦК КПСС на первом этапе поддерживал все три версии.
Но в переломный момент 1991 года после неудачной попытки консервативного путча власть полностью захватили носители третьей идеологии – либерал-реформаторы, атлантисты и западники. Они способствовали развалу Советского Союза и были создателями современной Российской Федерации, изначально задуманной как либеральное, прозападное образование.
Представители первой и второй идеологий, намечавшихся по мере распада советской власти, были отброшены на периферию, демонизированы, маргинализированы и представлены как «красно-коричневые».
В том гетто, куда поместили сторонников русской или национал-большевистской идеи правящие в 90-х либералы-западники, эти идеи тесно переплавились в нечто почти однородное: в русское сопротивление 1990-х.
Для либералов распад СССР был победой и праздником, для представителей русской партии – трагедией и геополитической катастрофой.
2
С этого и начался первый этап новейшей истории России: с развала СССР при активной помощи либерал-реформаторов и с построения нового Государства, чья структура была скопирована с западных образцов. Российская Федерация мыслилась как нечто противоположное и Великой России, и СССР. Власть в РФ захватили прозападные силы, которые обеспечили идеологически захват основных экономических рычагов олигархами и преступными группировками из своей среды. Ельцин стал инструментом в руках этой прозападной олигархической группы либералов.
Попытки высказать недовольство этой линией со стороны Верховного Совета привели к жестокому кровавому подавлению и расстрелу Белого дома. В этот период лидеры либералов проявили свое истинное лицо: они призывали «раздавить гадину» (именно так Г. Явлинский называл восставший против олигархов и западников в 1993 году народ).
При этом на повестке дня у либералов стояла задача постепенного распада и самой Российской Федерации – либеральные идеологи поддерживали сепаратизм в Чечне и аналогичные процессы на других территориях. Лишь индивидуальная решимость самого Ельцина уберегла страну от развала.
Этот период российской государственности длился с 1991 по 1999 год. В это время в политических элитах однозначно доминировала либеральная идеология, власть олигархов и западников была почти тотальной. Этот период был в полном смысле слова русофобским: обе версии русского исторического самосознания (и в православно-традиционалистской, и в национал-большевистской форме) были, по сути, поставлены вне закона.
Естественно, правящая в 1990-х русофобская элита спокойно и даже благожелательно смотрела на строительство вокруг России новых национальных государств на территории СНГ, ведь это соответствовало интересам заокеанских кураторов, а интересы русских ее не интересовали не то что на чужой территории, но и на своей собственной.
Такова была «первая Россия», Российская Федерация – политический организм, захваченный русофобской олигархической элитой, коррумпированным конформистским чиновничеством и безгласным и бесправным народом, оглушенным экономической, политической, информационной «психической атакой» либеральных реформ, шоковой терапией (коллективной лоботомией народа).
3
Когда РФ стояла на грани распада (Чечня, Северный Кавказ, взрывы домов в Москве), Ельцин передал власть Путину. С этого начался второй период новейшей русской государственности. Путин утвердил новый курс, направленный на укрепление суверенитета России и на избавление от внешнего управления страной, сложившейся в 1990-х.
Путин пришел изнутри ельцинской элиты, а не извне ее, но его реформы были направлены в русскую сторону. Выигрыш Второй Чеченской кампании, введение федеральных округов, устранение наиболее одиозных олигархов, мягкая национализация ключевых ресурсных отраслей, перестройка основных СМИ с откровенной русофобской повестки дня (как в 90-х) на умеренно патриотическую.
Однако ранний «путинский курс», «вторая Россия» оставались в контексте прозападной либеральной парадигмы. Русское начало было выпущено из гетто, но не получило ни ясного оформления, ни внятного представительства. Некоторые либеральные идеологи из ельцинского клана быстро перестроились и начали создавать эрзац-патриотизм.
Это понятие могло толковаться по-разному, но задумано оно было как противоестественное сочетание либерализма в качестве преобладающей операционной системы с попыткой укрепить самостоятельность России не как самодостаточной цивилизационной силы, но лишь как конкурента Запада, действующего в рыночных условиях.
Эту «вторую Россию», так или иначе существовавшую с 2000 по 2012 год (до начала третьего срока Путина), точно определяет понятие «корпорация Россия». Ее формула «патриотизм + либерализм». Причем именно в руках у либералов была золотая акция, позволяющая задавать правила идеологической игры. Особенностью этого второго этапа новейшей русской истории является постепенное выведение патриотического дискурса из маргинального в общепринятый, декриминализация национального чувства, восстановление в правах как русской идеи, так и национал-большевизма (в духе А. Проханова). Но все же здесь власть принимала правила игры, установленные американцами, – однополярный мир, свободный рынок, идеологию либеральной демократии, – пытаясь лишь вписаться в глобальный мир на более выгодных и достойных основаниях, чем в лихие 90-е.
Путин повел курс на восстановление суверенитета России, но на первых порах действовал осторожно и с оглядкой.
Важнейшим моментом был август 2008-го, когда Россия, несмотря на бешеное давление США и Запада и визг внутренней пятой колонны, приняла историческое решение ввести войска в Грузию, чтобы спасти осетин и абхазцев от геноцида, начатого Саакашвили с прямой поддержкой США.
Уже тогда Москва вышла за границы компромисса между либерализмом и патриотизмом, сделав решительный шаг в сторону патриотизма.
Однако идеологически это никак не было закреплено, и, более того, после действительно эпохального патриотического поступка Москвы в 2008-м окружение Дмитрия Медведева, напротив, стало всячески акцентировать либеральную составляющую в России. Но дела были патриотическими, а слова – либеральными.
4
В 2012 году к власти вернулся Путин. С этого момента начался третий период новейшей истории России, который длится до сих пор и который громогласно заявил о своей сущности в момент Референдума Крыма о присоединении к России.
Этот период идеологически обозначен как патриотизм минус либерализм, то есть как обращение к Русской Идее – пока в общем виде, в обеих ее формах (просто русской, консервативно-традиционалистской, православной и национал-большевистской).
И показательно, что Путин рассматривал крах СССР как геополитическую катастрофу (так же видит это событие вся Русская партия).
То есть время новейшей истории в этой «третьей России» пошло в ином направлении: присоединение Крыма есть одновременно и первый шаг к воссозданию Большой России и к восстановлению СССР. С геополитической точки зрения это одно и то же и соответствует мечте, надежде и воле как большинства жителей России, так и последовательных идеологов Русской партии, настаивавших на этом на всех этапах – с 1980-х по настоящее время.
Итак, Референдум в Крыму есть поворотный пункт и момент колоссального идеологического значения. Мы присутствуем сейчас в точке перехода к «третьей России», которая была намечена в марте 2012-го возвращением Путина, но в полной мере дала о себе знать именно сейчас. Это переход от «корпорации Россия» к «Цивилизации Россия». От формулы «либерализм + патриотизм» к формуле просто «патриотизм».
Это означает фундаментальную идеологическую Революцию. Это не технический или политтехнологический апгрейд. Это смена курса. От симулякра – к реальности, от игры – к серьезности, от виртуальности – к действительности.
5
«Третья Россия» основывается на пересмотре прошлого. Для России важнее всего сейчас не отдаленные этапы, но точное определение близких к нам периодов – событий 1989, 1991, 1993, Первой Чеченской кампании, 1998, 1999, 2008, 2012 и, наконец, 2014 годов.
1989 год и распад Варшавского блока. Оценивается как успех НАТО в выведении наших союзников из-под контроля и успешном перекодировании наших друзей в наших врагов. Это был прямой проигрыш с нашей стороны, и то, что мы никак не смогли этому противодействовать, означает не просто слабость, но и наличие в советской системе эффективной сети агентуры влияния (в частности, А. Н. Яковлев и его окружение), осуществившей саботаж любых альтернативных стратегий. «Новое мышление» Горбачева оказалось предательством наших национальных интересов. А раз так, то исторический приговор Горбачеву и его провальной перестройке является принципиальным моментом нового российского самосознания. Не осудив эти события, мы не можем двигаться дальше. Преступление и предательство должны быть названы соответствующими именами. Все, кто способствовал этому, радовался этому, усугублял это, не противостоял этому и до сих пор не покаялся, заслуживают как минимум остракизма.
1991 год был годом страшной катастрофы, когда рухнула великая держава. Это в равной степени трагедия и для советских патриотов (национал-большевиков), и для консерваторов, исповедующих Большую Россию. Территория СССР являлась прямым продолжением Российской империи, и земли и народы, в нее входившие, были интегрированы в Россию задолго до большевиков. Любой русский, не осознающий распад Союза как национальную трагедию, – либо невежа, либо предатель. Поэтому в глазах Русской партии распад СССР был совершенно нелегитимным историческим событием. Это было помутнение сознания, удавшаяся провокация, подлая интрига, геополитическое преступление. Это было предательство.
Как сегодня неонацисты в Киеве способствовали развалу Украины под влиянием американских либералов, так то же либеральное лобби (но в этом случае без «националистического прикрытия») развалило СССР. Вот тогда-то и были заложены на постсоветском пространстве основания системной русофобии, ставшей неотъемлемой частью националистических режимов стран Балтии, Украины, Грузии, отчасти Молдовы и т. д. Поэтому в истоке нынешних украинских неонацистов из киевской хунты лежит та же всеобщая для стран Большой России (СССР) катастрофа – катастрофа 1991 года.
6
1993 год и конкретно столкновение Ельцина и Верховного Совета были победой либералов-западников над группой патриотов в правящей элите. И здесь для «третьей России» понятия «друг/ враг», «правый/виноватый» расставлены однозначно: либералы-реформаторы и американские кураторы были на стороне Ельцина, осуществившего противозаконный государственный переворот и расстрелявшего свой народ, а патриоты – на стороне Верховного Совета. Павшие защитники Белого дома – герои, а Ельцин, до этого разваливший СССР, – кровавый преступник. Однако в 1993 году Ельцин начал отчаянно тормозить те же либеральные, строго деструктивные реформы, которые поддержал вначале и на волне которых пришел к власти. Так он жестко воспротивился отделению Чечни. При этом наиболее последовательные либералы не только поддерживали этот курс, но и оказывали Дудаеву информационную, политическую, финансовую и даже военную поддержку (передача оружия сепаратистам в Чечне).
Первая Чеченская кампания при всем ее ужасе, ненужных жертвах и противоречиях была чрезвычайно важна: с этого момента шествие либералов-западников было приостановлено, в обществе стали отчетливо проявляться первые патриотические мотивы. Сквозь «первую Россию» смутно забрезжила «вторая Россия», чье время пришло, однако, намного позже.
В 1998 году дефолт и бомбежка США Белграда, а также патриотическая линия премьера Примакова обозначили конец 90-х. Но по-настоящему эта отвратительная русофобская эпоха разложения и вырождения завершилась вместе с приходом к власти Путина.
Путин остановил распад страны, Вторая Чеченская кампания восстановила ее территориальную целостность. С точки зрения патриотов, это был радикальный шаг вперед. Именно отсюда начинается широкая поддержка Путина патриотическим лагерем и широкими слоями населения.
Параллельно здесь же складывается и либеральная оппозиция – как радикальная (Березовский, Гусинский, несколько позднее Ходорковский и т. д.), атакующая Путина со стороны, так и умеренная, действующая изнутри путинской системы.
Мало-помалу умеренные либералы перемещались в стан радикальных (как Касьянов, Илларионов и т. д.). Но так как «вторая Россия» допускала либерализм и даже отдавала ему приоритет в целом ряде направлений (в частности, в финансовой политике, в макроэкономике и т. д.), то поле деятельности для либералов сохранялось и внутри путинской модели.
С точки зрения патриотов (Русская партия), «вторая Россия» была намного лучше, чем «первая», но намного хуже, чем та, которой она должна была бы стать по их представлениям.
«Вторая Россия» была основана на определенном консенсусе либералов и патриотов: максималисты, слишком радикально настаивающие на своем, оказывались вне системы, а в центре либеральные и патриотические тенденции более или менее уживались (не без проблем).
С одной стороны, «вторая Россия» не устраивала ни «первую Россию» (1990-е), ни «третью» (представленную лишь проектом), а с другой – у обоих антагонистических лагерей все же были определенные социальные ниши. При этом ситуация не менялась ни в ту ни в другую сторону. Это и было зафиксировано в тезисе о «суверенной демократии». Патриотам предназначался суверенитет, либералам – демократия. Никто не был счастлив в этом компромиссе, но все же это было терпимо.
7
Нетерпимым (для патриотов) стал период правления Дмитрия Медведева, когда либералы снова усилили свои позиции.
Однако война с Грузией и признание независимости Южной Осетии и Абхазии показали, что и при Медведеве определенный, причем действенный, реальный патриотизм сохраняется.
Для «третьей России» военные действия России в Грузии были настоящей победой. Для «первой России» – доказательством полного отхода «российского режима от норм демократии и либерализма», то есть отрывом от американских инструкций.
События на Болотной и радикализация протестных действий отчаявшихся и обманутых «третьим сроком» либералов показали Путину всю глубину внутриполитических противоречий: против народного русского президента выступила прозападная русофобская элита, подогреваемая сочувствием не только США, но и значительной части того политического класса, которая сохраняла видимую лояльность Путину.
Но настоящим рождением «третьей России» является воссоединение с Крымом. На сей раз Путину противостоит вся мощь США и их покорных европейских марионеток.
«Болотная оппозиция» открыто выступает под неонацистскими флагами Бандеры в знак солидарности с украинским Майданом. И этому маршу предателей открыто симпатизируют многие влиятельные фигуры из путинского окружения: эти «лучшие люди России» дефилируют по Москве, следуя (по иронии патриотических чиновников из мэрии) маршрутом пленных нацистов.
Мы живем в точке окончательного оформления «третьей России», патриотического общества. Это значит, что отброшенные в пользу радикального западнического либерализма в самом начале короткого исторического пути Российской Федерации патриотические идеологии – консервативная и национал-большевистская – снова приобретают актуальность.
Именно в этом смысл сегодняшних событий: воссоединение с Крымом как начало восстановления Большой России (СССР), борьба за Юго-Восточную Украину (Малороссию), окончательная утрата последних иллюзий относительно Запада (его двойные стандарты сегодня очевидны даже младенцам).
Россия радикально меняет курс. Отныне задача уже не в том, чтобы вписаться в клуб ведущих держав любой ценой (как при Ельцине – «первая Россия»: напомним, что в «Большую восьмерку» Россию включили в качестве награды за ее предательство самой себя) или на достойных основаниях (как при раннем Путине), но чтобы отстоять право России быть полностью независимой и свободной державой, великой мировой державой, самостоятельной цивилизацией – со своими ценностями, идеалами и интересами, со своей особой идентичностью, со своим особым путем.
26 марта 2014 в 11:34
Хроника. Впечатления. Эмоции
Если нам нужна идеология, то выбор таков: 1) доминирующая сегодня идеология Системы (либерализм); 2) проигравший коммунизм и его новые адаптации; 3) национализм/фашизм и его современные версии. Если вам по-прежнему нужна идеология и вы не нашли среди вышеперечисленных того, что вам подходит, вы вступили в область Четвертой Политической Теории.
27 марта 2014 в 12:42
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 197; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!