Походный атаман всех казачьих войск 5 страница
Радостное событие произошло в отступавшей армии в эти дни. В штаб армии в Акмолинске2124 была доставлена икона особо почитаемой на Южном Урале Табынской Божьей Матери. Дутов телеграфировал главнокомандующему по этому случаю: «16 ноября неожиданно явилась в Штаб вверенной мне Армии Чудотворная икона Табынской Божьей Матери с небольшим штатом священнослужителей. Видя Перст Божий, неисповедимыми путями направивший святой образ в Оренбургскую Армию, принял икону, и отныне она находится под защитой Оренбургской Армии. Донося о чем, прошу объявить Оренбургским казакам, башкирам и уфимцам, что святыня края найдена и 25 ноября назначено молебствие перед чудотворной иконой о даровании победы»2125.
Голодный поход
22 ноября стало известно о том, что красные обошли Атбасар с севера и северо-запада и вышли в тыл армии Дутова. Вплоть до полудня штаб корпуса Бакича оставался в городе, а затем, чтобы избежать плена, покинул Атбасар, отходя с корпусом в арьергарде армии. Для обеспечения прохождения обозов от Атбасара к Акмолинску и ликвидации прорыва противника по южному берегу Ишима были направлены отряды под общим командованием есаула В.Н. Захарова. Красные 25–26 ноября вели наступление на фронте, а, кроме того, искусно маневрируя, в ночь на 26 ноября обошли Акмолинск с севера и овладели им, захватив часть обоза корпусного интендантства и других управлений IV Оренбургского армейского корпуса. Началась сдача в плен одиночных бойцов и даже мелких частей из состава корпуса. Красные продолжали действовать в тылу Отдельной Оренбургской армии и наступали в направлении на Каркаралинск, где находился штаб армии.
|
|
|
Остатки I Оренбургского казачьего корпуса под командованием забайкальского казака генерал-майора И.Ф. Шильникова участвовали в боях под Кокчетавом, а позднее из района Атбасара отходили на Щучье – Акмолинск и далее на Сергиополь. По свидетельству самого Шильникова, корпус при отходе не потерял ни одного человека2126. Следовательно, в боях при отступлении корпус не участвовал, и вся их тяжесть целиком легла на корпус Бакича.
По степени тягот, выпавших на долю отступавших частей Дутова, из всех белых армий с ними могут сравниться, пожалуй, только войска Отдельной Уральской армии, почти полностью погибшей в Туркестане в начале 1920 г.2127 В полном смысле слова для оренбуржцев это был Голодный поход» – именно такое название уже в эмиграции получил поход частей армии по практически безжизненной северной Голодной степи в Семиречье в конце ноября – декабре 1919 г.2128 По-настоящему это был крестный путь Отдельной Оренбургской армии, отступавшей по малонаселенной, голодной местности, ночуя под открытым небом2129. Резали и ели лошадей и верблюдов. У местного населения отбиралось все – продукты, фураж, одежда, транспорт, но и этого было недостаточно для многотысячной людской массы. За все реквизируемое, как правило, выплачивались деньги, хотя и не всегда в должном размере2130. Смертность от холода и истощения возрастала, соперничая со смертностью от тифа. Тяжелобольных оставляли умирать в населенных пунктах, умерших не успевали хоронить и обременяли этим печальным обрядом местных жителей. Войска двигались большими переходами, оторвавшись от противника. На отставших одиночных солдат и казаков часто нападали киргизы, причем зачастую невозможно было даже узнать, куда исчез человек.
|
|
|
Армия была деморализована, и разложение приняло чудовищные масштабы. В первых числах декабря на сторону красных практически в полном составе, исключая офицеров, перешли 22-й Оренбургский казачий полк (кроме второй сотни), 35-й Оренбургский казачий полк, первая батарея 5-го артиллерийского дивизиона и комендантская команда штаба сводной Оренбургской казачьей бригады полковника В.Н. Нагаева. При отходе от Атбасара в городе осталась сотня дивизиона есаула Малятина и много солдат и казаков из состава корпуса, на сторону красных перешла понесшая большие потери сотня (45 шашек) дивизиона есаула Ведерникова вместе с командиром сотни2131. Как сообщалось в корпусном журнале военных действий: «Ввиду перехода вышеуказанных частей на сторону противника боевой состав корпуса очень маленький и небоеспособный, так как в оставшихся частях корпуса настроение у солдат и казаков плохое»2132.
|
|
|
Один из гражданских мемуаристов писал: «Мы наслышались столько про всякие безобразия, творимые администрацией Дутовской армии, в районе Акмолинска и Атбасара, где коменданты городов и местечек грабили население не хуже большевиков и насиловали женщин, что решили по возможности не попадать в район движения войск. Насилия касались почему-то и тут, главным образом, сельской интеллигенции, погромные воззвания против которой Дутов еще издавал при отступлении из Оренбурга на Троицк. Я сначала не верил всему этому, но когда потом познакомился ближе с командующим казачьим составом, главным образом тем, который из грязи вылез в князи, то все рассказы оказались еще далеко не полными»2133. При отступлении была брошена почти вся артиллерия армии2134.
|
|
|
Части IV корпуса отступали на Каркаралинск, пытаясь максимально долго удержаться у Спасского завода. При подходе армии к Каркаралинску стало известно, что 1 декабря красные овладели Семипалатинском, а 10 декабря – взяли Барнаул, не оставив войскам Дутова шансов соединиться с основными силами белого Восточного фронта (первоначально намечался выход к Новониколаевску). Между тем, по мнению Щепихина, у пессимистично настроенного Дутова изначально был план отвода армии на Семипалатинск с целью оторваться от Восточного фронта и действовать самостоятельно2135.
Возможен был единственный путь дальнейшего отхода – в Семиречье, где действовали части под командованием генерал-майора Б.В. Анненкова. 6 декабря приказом командира IV Оренбургского армейского корпуса генерала Бакича в Каркаралинск должны были быть отправлены все больные и излишние обозы, связь с некоторыми частями корпуса была потеряна. Арьергард корпуса прикрывали казаки атамана Захарова. 10 декабря Бакич прибыл в Каркаралинск, где части его корпуса должны были сосредотачиваться для дальнейшего движения на Сергиополь, на присоединение к войскам атамана Анненкова. 13 декабря Каркаралинск был занят красными.
В середине декабря Дутову было отправлено письмо о положении основных сил белого Восточного фронта, которое, судя по всему, он не получил, поскольку оно было перехвачено красными и вскоре появилось в советских газетах. Автор письма поручик Зубков, по некоторым данным, был представителем Дутова при Ставке и информировал его о происходящем (в ЦА ФСБ сохранилось несколько его предыдущих писем от 5, 8 и 9 ноября 1919 г., адресованных Дутову и его секретарю А.А. Будбергу). Письма Зубкова отличались большой информативностью. Картина, которая рисуется в этом письме, свидетельствует о полной дезорганизации Восточного фронта белых во второй половине ноября – декабре 1919 г. Зубков писал Дутову: «Ваше превосходительство, вчера, 15-го, за все время пути, в первый раз догнал штаб фронта и поезд генерала Сахарова на станции «Татарской». Наш состав остановился в 3-х верстах от станции. Представился генералу Сахарову. Я предупредил его, что отправлю курьера Главковостоку…2136 рад этому и сейчас же послал письмо, которое и посылаю. Перед каждой посылкой фельдъегерей, я буду предупреждать его, о чем мы и условились. Постоянной связи с частями фронта [нет?]. Все оперативные сведения сосредоточены в отделе сообщений у полковника Супроновича и подполковника Воздвиженского. Отдел Главковерха опередил генерала Сахарова и переехал в Новониколаевск. Вчера туда отбыл В[ерховный] Пр[авитель]. Он следует 7-ю составами, и каждая его остановка задерживает планомерное прохождение эшелонов. Вчера к его приходу генерал Сахаров выбыл. В[ерховный] Пр[авитель] передвигается в Иркутск. Последние сведения оперативные и политические рисуются в следующем виде: город Омск красные захватили обходом на станцию Масловка, где захватили 10-ть составов и закрыли выход из города. Части, оставшиеся в городе, и части, отступающие через город, попали в мешок, из которого пробиваются цепями вдоль железной дороги. Начиная от станции Московки до 4-й Татарской, путь настолько забит, что подать паровозам угля и воды нет возможности. Об остановках поездов ежедневно доносил, подать им помощь нет свободных путей. До сего числа стоят уже 32 состава, не говоря уже о различных учреждениях. Остаются составы со снарядами, патронами, оружием. При мне отдавалось распоряжение взорвать их на станции Корниловка. Мост через реку Иртыш взорвать не удалось ввиду отхода частей по этому единственному пути. Отношение железнодорожной администрации к своим обязанностям самое отвратительное. Из Татарской распоряжением Главковостока было приказано подать состав с углем и водой, дабы вывести штабные поезда. Поезд прибыл, но без воды и угля и закупорил без того забитый путь. В Омске оставлено 40 маневренных паровозов и 15-ть испорченных и замороженных. Станция Куломзино была все же разгружена, но город Омск не справился с задачей эвакуации, и все это осталось в вагонах. Штаб генерала Каппеля должен был вчера ночью прибыть в Татарскую, но я его не дождался, так как нужно было дать знать генералу Одножданову2137 и генералу Попову о необходимости на 13 декабря состав передать на учетный путь и просто отправить его литерным, иначе участь, постигшая состав, не миновала бы и нас. Сегодня утром мы двинулись литерным поездом В.К., но скорость движения полка все та же – в сутки 10 до 20 верст. Как причина к наиболее быстрому продвижению, поставлена необходимость держать постоянную связь с вами и Главковостоком. Сам же Главковосток заметно плохо осведомлен об оперативной обстановке, так как от частей, отступающих к северу от Омска, до сего времени сведений нет. Чехи бросили охрану железной дороги и уезжают во Владивосток. Польские войска не согласились заменить их и из Новониколаевска выезжают на восток, захватывая все составы; жалобы на них по этому поводу посылал. Никто, наконец, не идет восстанавливать фронт; политическое положение пока неясно, по разговорам частным (с офицерами) состава генерала Нокса узнал лишь, что будто бы политическую конъюнктуру создают и диктуют японцы. Россия, Германия и Япония – группировка недалекого будущего, о которой говорят уже открыто. Генерал Белов2138 уже успел переехать в город Иркутск, оставив о себе нелестные воспоминания, говорят о том, что себя он эвакуировал очень удачно. Генерал Сахаров вчера в 11 часов вечера выехал в г. Новониколаевск, где остановился, вероятно, ненадолго. Для Оренб[ургской] армии освобождаются линии Татарская – Славгород и Семипалатинск – Барнаул – Новониколаевск. Глубоко беспокоит положение Оренб[ургской] армии, созданное великим отходом восточного фронта. О судьбе транспортов, отправленных из Омска, пока нет вестей. Дай вам Бог, ваше превосходительство, силы и здоровья перенести испытания, выпавшие на долю многострадальной Оренб[ургской] армии. Преданный вам поручик Зубков . 10 декабря 1919 года»2139.
Между тем то, что происходило в армии самого Дутова было, пожалуй, пострашнее. В период с 14 по 31 декабря войска корпуса Бакича в арьергарде армии отходили тремя колоннами к Сергиополю. Этот отрезок пути (550 верст от Каркаралинска до Сергиополя) был одним из наиболее тяжелых для отступающих: ко всем прежним бедам, преследовавшим армию, добавилось и то, что в свои права вступила зима с двадцати-тридцатиградусными морозами. В условиях пустынной степной местности, продуваемой всеми ветрами, для голодных, истощенных многодневными переходами людей это было смертельно опасно. По свидетельству участника похода, «снега да бураны морозные, холод да голод… Пустыня безлюдная… Люди гибнут, и лошади дохнут сотнями – от бескормицы валятся… Кто на ногах еще бредут кое-как с отшибленной памятью… Поголовный тиф всех видов увеличивает тяжесть похода: здоровые везут больных, пока сами не свалятся, спят в пустынной местности все вместе, прижавшись друг к другу, здоровые и больные… Отстающие погибают»2140. По одной достаточно резкой характеристике многие взрослые мужчины – штатские участники похода из интеллигенции – во время этого отступления психологически надламывались и вели себя значительно менее достойно, чем женщины. Как писал один из авторов, «самым нелепым, никудышным и смешным, убогим, а иногда и просто отвратительным элементом на протяжении всего пути и жизни в Китае был интеллигентный мужчина – горожанин»2141. Дутов двигался в арьергарде армии.
Участник похода Генерального штаба полковник А.Ю. Лейбург вспоминал: «Две картины этого похода никогда не изгладятся из моей памяти: это картина страшной степной метели и ожесточения человека в борьбе за жизнь. Огромная снеговая туча обтянула все небо, и густая пелена задернула свет. Неожиданно настала ночь. Наступил ужасный степной буран, когда пустынный ветер разыгрался на просторе [и] взрыл снеговую беспредельность. Белый мрак, непроницаемый, как мрак самой темной ночи, окутал все. Снежный прах слепил глаза, занимал дыхание, все кругом ревело, свистало, выло и трепало со всех сторон. Двигаться вперед, да еще и без дороги, было невозможно. Все сгрудились вместе, стараясь укрыться за подводами. И все, эти люди, лошади и повозки, покрывалось густым снежным прахом»2142.
Борясь за то, чтобы просто выжить, люди ожесточались. Второй эпизод, поразивший полковника Лейбурга, как ни прискорбно, был характерен для той катастрофической ситуации, в которой оказались остатки армии и многочисленные беженцы. Заняв покинутый жителями аул, «начальник Отдельной Туркестанской стрелковой бригады старый полковник Р. (командир какого-то саперного батальона в мирное время), войдя в одну из… зимовок и выгнав всех, увидел в ней лежащего офицера, женщину и ребенка. Офицер болен тифом, его жена ухаживает за ним. Когда полковник Р. узнает, что этот офицер не принадлежит к чинам его бригады, он приказывает им убираться из зимовки. И никто не возмутился, никого не тронуло беспомощное, итак много переживавшими, положение женщины, ребенка и больного офицера. Им пришлось уехать на подводе дальше. Что с ними стало, остались ли в живых или погибли от мороза и голода в степи?»2143.
Аулы, зимовки и пикеты с продовольствием и фуражом на пути отступления армии имелись, но далеко не в том количестве, какое требовалось для многотысячной людской массы2144. Первоначально красная конница преследовала отступавших, но примерно на полпути соприкосновение с противником было потеряно. Преодолев 110 верст голодной степи, Новый год войска встречали уже в районе Сергиополя. Во время похода в одной из стычек с противником погиб начальник 2-й Сызранской стрелковой дивизии Генштаба генерал-майор В.А. Вишневский, оренбургские казаки также понесли тяжелую утрату – погиб известный оренбургский партизан полковник А.М. Булгаков2145, из старших офицеров армия потеряла и войскового старшину Савельева2146. Данные о численности и потерях армии Дутова в ходе Голодного похода сильно различаются. По одним, вероятно, завышенным данным, по приходе в Сергиополь было зарегистрировано 33 тысячи человек из 60 тысяч, отступивших с Южного Урала2147. По другим данным, в армии Дутова было до 40 тысяч человек, из которых лишь 3 тысячи боеспособных2148. Наиболее близким к действительности следует считать третий вариант, согласно которому из 20-тысячной в районе Кокчетава армии до Сергиополя дошло около половины состава2149. Наконец, о 12–14 тысячах человек, из которых было 1–2 тысячи боеспособных, писал еще один белый мемуарист2150. А сам Дутов считал, что удалось вывести 14 тысяч человек при 150 пулеметах и 15 орудиях2151.
Дутов и Анненков
29-летний талантливый организатор белых партизан полковник Б.В. Анненков еще в декабре 1918 г. во главе своей Партизанской дивизии был направлен в Семиречье для борьбы с повстанцами Лепсинского и Копальского уездов (Черкасская оборона). Однако усмирение восстания затянулось почти на год до октября 1919 г. Покинуть Семиречье и усилить в переломный период лета 1919 г. своей дивизией белый Восточный фронт Анненков, несмотря на приказ Колчака, не захотел и продолжил бороться с восставшими семиреченскими крестьянами. В октябре за победу над ними приказом Верховного Правителя и Верховного главнокомандующего адмирала А.В. Колчака Анненков был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени и чином генерал-майора. После ликвидации Черкасской обороны Анненков повел борьбу с частями Семиреченского фронта красных. Были взяты города Копал и Джаркент. В декабре 1919 г. в Семиречье была образована Отдельная Семиреченская армия, численностью 7200 штыков и сабель и 6 орудий. Не будет преувеличением сказать, что к началу 1920 г. Анненков в Семиречье находился на положении местного князька, который, если это было в его интересах, подчинялся центральной власти, а если нет – действовал по собственному усмотрению. Явных соперников он старался устранять. В частности, арестовал и изгнал из Семиречья Войскового атамана Семиреченского казачьего войска Генерального штаба генерал-майора А.М. Ионова.
Появление дутовцев в Семиречье стало неожиданным и неприятным сюрпризом для Анненкова. По свидетельству, оставленному, вероятно, кем-то из анненковцев:
«…Вдруг, как снег на голову, с запада подходит Оренбургская армия атамана Дутова. Армия!!! Громкое слово. Это не армия, а 13 тысяч ртов, больных тифом. Из 13 тысяч ни одного бойца. Это чистый факт. Эту «армию» пришлось принять Семиреченскому фронту под свою защиту, ибо она была совершенно НЕБОЕСПОСОБНА (так в документе. – А. Г. ). Уже к бывшим двум фронтам прибавился еще один, в западном направлении. Оренбургцы, отступив, потянули за собой красноармейцев, и те вышли на тракт Сергиополь – Копал… партизанам страшен новый враг. Этот враг очень сильный и грозный. Это – тиф, занесенный оренбургцами… Кошмарную картину представляла из себя отступающая вереница Оренбургского обоза, именуемая «армией». Большинство женщин и детей. Бойцов не видно. Все сидят на повозках или санях, в которых запряжены или едва идущие кони, или верблюды. Закутанные в самых разнообразных костюмах сидят солдаты, офицеры и казаки со своим семейством. Рядом винтовка, иногда пулемет. Лошадьми не управляют – холодно. Лошади плетутся за впереди идущей повозкой. Так эта печальная процессия проползает деревню, измученные, голодные, как саранча, накидываются на все съедобное, пожирают, засыпают с тем, чтобы завтра снова продолжить тот же трудный путь. По дороге разбросаны снаряды, патроны, пулеметы, а винтовкам счета нет, но больше всего мертвых тел. Их не зарывают, нет сил. В самых разнообразных позах застыли они вдоль дороги. Кто скорчился и греет руки ртом, кто пытается встать. Кто же прикрывает эту «армию»? Никто! Она идет под честным словом. Два полка, только два полка красной кавалерии и то слабых, измученных тифом, плетутся в одном переходе за дутовцами по этой печальной дороге. Вот эта «армия» вышла на этапную дорогу Копал – Сергиополь. Здесь она ожила. Полный порядок. Всего вдоволь. Армии отведен самый богатый район, безопасный. Нужно защищать одну лишь дорогу. Увы! в одну прекрасную ночь на эту дорогу вышли два красных полка и «армия» умоляет ее поддержать. Дивизион прогоняет красных, он должен уже здесь находиться, ибо образовался фронт.
Атаман Дутов прибывает в последних эшелонах, но он почему-то шел со своим конвоем не по дороге, а степью, наблюдая в бинокль за своей армией. Сложена песенка:
Из страны, страны далекой,
С Оренбурщины широкой,
В непогоду и буран
Сыпет Дутов атаман.
Кто в санях, а кто верхом,
Кто в телеге, кто пешком,
Кто с котомкой, кто с сумой,
Кто с собакой, кто с женой и т. д.
Довольно хлесткая песенка. Она не понравилась Дутову. Он морщился, когда читал. Приехав в район атамана Анненкова, Дутов поспешил к нему, чтобы выяснить вопрос. Атаман Анненков его встретил очень радушно, как дорогого гостя. Долго шли «любезные» переговоры. Атаман Анненков говорит: «Ты генерал-лейтенант. Ты довольно уже командуешь армией, у тебя больше опыта и у тебя 16 генералов, да отличный штаб. У меня нет штаба, я один армией командую лишь два месяца и младше тебя. Прими общее командование». Атаман Дутов отвечает: «Я измучен до крайности. Моя армия «небоеспособна». Ты молодой, полный сил и энергии. Командуй ты, а у меня болят старые раны». Атаман Анненков отвечает: «У тебя их три, а у меня 8». Одна получена еще недавно. Общий результат. Атаману Анненкову пришлось принять почти насильно армию, а измученный Дутов, добровольно подчинившись, уехал в теплый и дальний уголок гор[од] Лепсинск ведать административными делами «края». Атаман Анненков отлично сознавал, что создалось положение, при котором армия не может долго держаться, но он хотел выиграть время, чтобы хоть до весны, до подножного корма продержаться, а там двигаться на юг, имея 15 тысяч конницы. Увы! Надежды его не оправдались. Оренбургцы не хотели больше драться. Они говорили: мы не признаем атамана Анненкова. Мы знаем лишь своего атамана Дутова. Он устал, а мы не меньше его устали. Он командовал, а мы кровь лили. Эти разговоры почти открыто шли всюду и среди рядовых, и в штабах. Атаман Анненков страшно возмутился, он отдал приказ: «В Оренбургском отряде слышу «разговорчики», которые тяготят славных партизан. Я принял Вас не для того, чтобы кормить и содержать на попечении, а для того, чтобы дрались, и я сумею Вас заставить драться… и т. д. в этом духе. Приказ был подтвержден несколькими расстрелами, в том числе двух полковников, и оренбургцы притихли. Они увидели, здесь не шутят. Началось бегство за границу. Сперва генералов со своими штабами, потом полковников, но их на границе ждало горькое разочарование: У них отнимались те казенные вещи, которые они «забыли» сдать, отнималось оружие, хорошие лошади и снималась форма. «Вы беженцы, вам уже все это не нужно, а мы еще будем драться» – так им отвечали на их возмущение»2152.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 128; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!