Мармон Огюст Фредерик Луи Вьесс

 

Французский военный деятель Мармон (Marmont) Огюст Фредерик Луи Вьесс де (20.07.1774, Шатильон-сюр-Сен, департамент Кот-д’Ор, Бургундия — 3.03.1852, Венеция, Италия), маршал Франции (1809), герцог Рагузский (1808), пэр Франции (1814).

Сын офицера. Происходил из старинного, но обедневшего дворянского рода, известного в Бургундии уже более трех столетий. Многие предки Мармона служили французским королям, начиная с XV века. Военная служба в их роду считалась семейной традицией. Отец будущего маршала тоже был военным, служил в пехоте и вышел в отставку в чине капитана. Разорение французского дворянства в XVIII веке было явлением обычным для той эпохи. Не миновало оно и семейство Мармонов де Вьесс. Поскольку средств на получение достойного для благородного человека образования у родителей Мармона, по-видимому, не хватало, то отец сам взялся за обучение своего сына. В результате Мармон получил довольно приличное домашнее образование. Он очень любил чтение, особенно привлекали его военно-исторические труды, а также точные науки. Еще в детстве Мармон увлекся верховой ездой и уже в 12 лет хорошо держался в седле. Однако будущее особо радужных перспектив ему не сулило. Как истинный дворянин, он по примеру своих предков мечтал посвятить себя военной службе. Но у отца были свои представления о «прелестях» жизни небогатого армейского офицера. И он, невзирая на мольбы и уговоры сына, отправил его на учебу сначала в частный пансион, а затем — в религиозный коллеж.

Летом 1789 года в стране грянула Великая французская революция. Как и большинство учеников коллежа, юный Мармон позитивно воспринял наступившие в стране перемены. Завершив учебу, он, все эти годы на расстававшийся с мечтой о военной карьере, все же добился своего и в 16-летнем возрасте поступил на военную службу. Дед выхлопотал ему патент сублейтенанта Шартрского гарнизонного батальона (июль 1790 года). Уже через 2 месяца Мармон получает чин 2-го лейтенанта и вскоре переходит на службу в 1-й артиллерийский полк, дислоцированный в Меце. К этому времени социальное положение юного офицера претерпело существенные изменения. 19 июня 1790 года Учредительное собрание Франции отменило все феодальные атрибуты, в том числе и институт наследственного дворянства, вследствие чего представители «благородного» сословия стали обычными гражданами. А Мармон де Вьесс стал просто Мармоном.

После недолгой службы в крепости Мец Мармон блестяще выдержал вступительный экзамен в Шалонскую артиллерийскую школу, после окончания которой в конце 1792 года получил назначение в Альпийскую армию.

Еще в период обучения Мармона в артиллерийской школе или, как теперь принято говорить — в артиллерийском училище, началась война революционной Франции против 1-й коалиции европейских монархических государств, вознамерившихся силой оружия подавить революцию в мятежной стране и восстановить в ней прежние порядки (апрель 1792 года).

С началом войны революционные события во Франции продолжали нарастать. Вместе с ними в стране нарастало и недоверие к «бывшим», особенно усилившееся после неудачной попытки бегства короля Людовика XVI за границу (т. н. «Вареннский кризис») и начала массовой эмиграции дворян. Этому во многом способствовали также далеко нередкие случаи измены и переходы на сторону врага офицеров-дворян в действующей армии.

10 августа 1792 года в Париже произошло народное восстание, завершившееся свержением королевской власти. Но обстановка на фронте продолжала ухудшаться.

19 августа 1792 года прусско-австрийская армия герцога Брауншвейгского вторглась во Францию. 2 сентября пал Верден. Дорога на Париж для врага оказалась открытой. Он был уверен в победе. В эти дни Парижская коммуна (городское правительство столицы) обратилось к народу к воззванием «К оружию, граждане! Враг у порога!» Пламенный клич бросает народный трибун того времени Ж. Дантон: «Для победы нам нужна смелость, смелость и еще раз смелость!»

В обстановке смертельной угрозы, нависшей над Революцией, Законодательное собрание Франции принимает декрет «Отечество в опасности!», в соответствии с которым все мужское население страны, способное носить оружие, объявляется подлежащим призыву в армию. Однако многие французы, вдохновляемые патриотическим порывом, не дожидаясь мобилизации, идут на фронт добровольцами. По всей стране начинается формирование батальонов волонтеров (добровольцев). Оказавшаяся в огненном кольце фронтов Республика превращается в военный лагерь, осажденный со всех сторон врагами. Но народ Франции преисполнен решимости сражаться за свою свободу и независимость до конца. Именно в те грозные для Республики дни рождается знаменитая «Боевая песня Рейнской армии» (Chant de querre de J’armee du Rhin»), вошедшая в вечность под названием «Марсельезы». Ее принесли на берега Рейна марсельские добровольцы. Впоследствии она стала национальным гимном Французской республики. Эта песня в то время как нельзя лучше отражала всенародный подъем широких народных масс, поднявшихся с оружием в руках на защиту своих революционных завоеваний. Кстати, автором «Боевой песни Рейнской армии» был офицер-дворянин (капитан инженерных войск) К. Руже де Лилль.

Энергичные меры революционного правительства Франции дали свои результаты. 20 сентября 1792 года в сражении при Вальми была одержана первая в войне крупная победа французских войск над интервентами, а через 2 дня (22 сентября 1792 года) во Франции была провозглашена Республика. Ликующий клич «Да здравствует нация!» стал паролем победы. Кампания 1792 года завершилась победами армий Французской республики. Территория Франции была очищена от врага. Более того, французские революционные войска отбросили интервентов за Рейн, заняли Бельгию, вторглись в Германию и Голландию. На юге они овладели Савойей и Ниццей, отбросили врага за Пиренеи и Альпы.

Но зимой 1792/93 годов обстановка изменилась в худшую сторону. Армия Республики сокращалась с ужасающей быстротой. С декабря 1792 года по февраль 1793 года ее численность уменьшилась с 400 тыс. до 228 тыс. человек. Она утратила свое численное превосходство над противником. Дезертирство и эмиграция офицеров принимают массовый характер. Все это привело к развалу и хаосу в качественно ослабевшей республиканской армии. Деморализованные французские войска отступают на всех фронтах.

Кампания 1793 года началась с крупных военных неудач революционной армии. Недавний герой Вальми и Жемапа генерал Ш. Дюмурье потерпел поражение в Нидерландах, затем неудачи французских войск последовали одна за другой. Одной из немаловажных причин сложившегося положения являлось то, что у большей части волонтеров (а они составляли чуть ли не половину французской армии — на 135 тыс. линейных войск приходилось 105 тыс. добровольцев) истек срок контракта, заключенного на год, и они, покинув армию, вернулись домой. Другой причиной являлась все усилившаяся рознь между регулярными войсками и добровольцами, получавшими более высокое жалованье. И, наконец, права волонтеров самим выбирать себе командиров весьма болезненно воспринимались армейскими офицерами, служебный рост которых не мог идти ни в какое сравнение со стремительным продвижением по службе офицеров добровольческих частей.

Все это, а также ряд других причин не способствовали повышению боеспособности французской революционной армии. Положение усугубляли начавшиеся в стране и армии репрессии. Бывшие адвокаты, журналисты, лавочники и другие представители мелкой буржуазии, пришедшие к власти, давно уже испытывали недоверие ко всем «бывшим». Им всюду мерещились заговоры и измена. После измены генерала Дюмурье они сочли, что пришло время нанести сокрушительный удар по всем «врагам народа». Один из ближайших сподвижников вождя якобинцев М. Робеспьера, Ж. Кутон, выступая в Конвенте, прямо заявил: «Дело не в том, чтобы дать несколько примеров, а в том, чтобы истребить всех непримиримых врагов, поборников тирании». Это заявление бывшего адвоката стало как бы теоретическим обоснованием Большого террора революции, развязанного пришедшими к власти якобинцами.

Начиная со второй половины XVIII века в Европе, и прежде всего во Франции, большое влияние приобрел культ Разума. Люди самых разных сословий и профессий буквально преклонялись перед знаниями, овладев которыми они смогли бы переустроить не только свою жизнь, но и бытие всего человечества. Мыслители той эпохи были убеждены, что на смену мрачному Средневековью неизбежно должны прийти разумное понимание окружающего мира и грядущее царство справедливости. Добродетель должна непременно восторжествовать, убеждали они своих многочисленных читателей. Читать и цитировать труды Вольтера, Руссо, Дидро и других корифеев века Просвещения считалось признаком хорошего тона не только в либеральных кругах, но и в великосветских салонах. Именно тогда понятия Свобода, Равенство и Братство обрели конкретное содержание в умах представителей образованной части общества. Даже какая-то часть людей простых и бедных интуитивно пришла, к пониманию значения знаний и по мере сил стремилась дать образование своим детям, надеясь, что оно поможет им выбиться из беспросветной нищеты и кабалы. Но… как сказал поэт, «мечты, мечты, где ваша сладость?»… Вместо царства разума и Добродетели, восхваляемого на все лады апологетами переустройства общества на новых, рациональных и гуманных принципах, грянувшая в конце XVIII века Великая французская революция явила миру кровавый, зловеще-уродливый лик гильотины. Это в общем-то несложное приспособление стало самым весомым аргументом, используемым противоборствующими сторонами во внутриполитической борьбе.

Беспощадность революционных судов не знала предела. Кровь лилась рекой. Феодальная Европа с ужасом взирала на страну, где под мощными ударами «черни» содрогнулись и рухнули, рассыпавшись в прах, вековые устои старого мира. Представления о Франции как о земном местопребывании дьявола получили тогда во всех концах Европы широкое распространение.

В армии начались широкомасштабные чистки командного состава. Из ее рядов беспощадно изгонялись многие кадровые офицеры. Им не помогало даже то обстоятельство, что они, приняв идеи Революции, не эмигрировали, а остались со своим народом и без излишних раздумий встали на защиту новой Франции, не жалея своей крови и самой жизни, доблестно сражались с ее врагами на всех фронтах.

Под подозрение попадали не только бывшие дворяне, так называемое «благородное» сословие, но и представители всех слоев общества, в чем-либо не согласные с властями или сомневающиеся.

В ответ на якобинский террор многие десятки тысяч людей, стоявшие ранее в стороне от политики, берутся за оружие, не желая покорно ждать, когда придет их черед. По всей стране вспыхивают антиправительственные мятежи, которые подавляются с невероятной жестокостью. Противники не щадят ни пленных, ни раненых. Пощады не дают никому, да, впрочем, и сами ее не просят, оказавшись в руках врага. В стране по существу начинается самая кровавая и беспощадная из всех войн — гражданская война. Армия сохраняет верность режиму, поскольку ее солдаты и офицеры свято верят в то, что сражаются за идеалы Революции против ее врагов, поставивших своей целью восстановить во Франции прежние феодальные порядки. Это для основной массы народа было неприемлемо. Большая его часть, несмотря на все ужасы террора, продолжала поддерживать диктатуру якобинцев, ибо видела в них защитников своих коренных интересов.

Стремясь увеличить численность армии, Конвент, где доминировали якобинцы, издает декрет о призыве на военную службу 300 тыс. новобранцев. В ответ более 100 тыс. крестьян Вандеи, предводимые роялистами, берутся за оружие. Антиправительственный мятеж, начавшийся под лозунгом «Во имя Бога и короля», в считанные дни охватывает большую территорию на западе Франции. Правительству Республики в срочном порядке пришлось перебрасывать крупные силы на борьбу с повстанцами. На западе страны образовался новый фронт вооруженной борьбы. Такова была обстановка в стране, когда выпускник Шалонской артиллерийской школы 18-летний офицер Мармон прибыл для прохождения службы в Альпийскую армию Республики, сражавшуюся на юго-востоке Франции.

Хорошо подготовленный в военном отношении Мармон быстро завоевал деловой авторитет среди сослуживцев, отличился в ряде боев и был по достоинству оценен командованием. В марте 1793 года он получает чин 1-го лейтенанта. Несмотря на свое дворянское происхождение, ему удалось счастливо избежать чистки в армии. По всей вероятности, это объяснялось тем, что Мармон не был офицером старой королевской армии. Юный офицер зарекомендовал себя преданным делу революции патриотом, проявил храбрость в боях, а главное, показал себя отличным специалистом артиллерийского дела, в которых республиканская армия тогда ощущала острейший недостаток. Армия не желала лишаться крайне необходимых ей специалистов ради чьих-то идеологических амбиций, и якобинцы вынуждены были с этим считаться. Направленный в армию, осаждавшую Тулон, Мармон вновь проявил себя как от личный специалист своего дела и был произведен в капитаны (ноябрь 1793 года). Руководил огнем нескольких артиллерийских батарей, заставив английские корабли отойти от крепости на внешний рейд. В результате блокированные в Тулоне роялисты лишились мощной огневой поддержки английской эскадры, что существенно облегчило революционным войскам овладение этой крепостью.

Под Тулоном Мармон впервые познакомился с Бонапартом, который, будучи сам артиллеристом, сразу же оценил способности молодого офицера и взял его к себе адъютантом. Так будущий маршал вошел в «команду» Наполеона, с которым на многие годы безраздельно связал свою судьбу. Тогда, под Тулоном, в этой «команде» было всего 4 человека, самые первые сподвижники Бонапарта — Жюно, Мюирон, Дюрок и Мармон. Эти четверо верных оруженосцев неразлучно сопровождали своего генерала повсюду. Когда после термидорианского переворота (июль 1794 года) Бонапарт был арестован за свою связь с якобинцами, Жюно и Мармон разработали план его силового освобождения. Правда, до этого дело не дошло, так как Бонапарт отверг предложенный ему план.

Затем Мармон сопровождал Бонапарта в Париж, куда тот был вызван Комитетом общественного спасения. Вместе со своим находившимся не у дел генералом он разделял все тяготы полуголодного существования в столице. После увольнения Бонапарта со службы Мармон был откомандирован в Рейнскую армию, где отличился при осаде Майнца (1795).

С назначением Бонапарта главнокомандующим Итальянской армией Мармон снова вернулся к нему на должность адъютанта. К этому времени он уже был в чине батальонного командира (февраль 1796 года)^[2].

В Итальянскую армию генерал Бонапарт прибыл в сопровождении всего лишь двух адъютантов — Мармона и Мюрата (и оба они в 1814 году первыми из маршалов изменили ему, открыто перейдя на сторону врага). Участник Итальянского похода Бонапарта 1796—1797 годов. Во время этого похода Мармон не раз доказал свою личную преданность Бонапарту. Отличился в сражениях при Лоди (10 мая 1796 года), Кастильоне (5 августа 1796 года), Сан-Джорджио (15 сентября 1796 года) и осаде Мантуи, заслужил репутацию храброго, решительного и инициативного офицера. За отличие при Лоди Бонапарт наградил его дорогой саблей. В октябре 1796 года за боевые отличия произведен в бригадные командиры^[3]. 14 декабря 1796 года во главе двух батальонов штурмом взял предмостное укрепление у Сан-Джорджио, захватив в плен 400 человек.

Как один из наиболее отличившихся офицеров Итальянской армии был послан Бонапартом в Париж с 32 трофейными знаменами, которые ему было поручено бросить к ногам членов Директории и правительства Республики.

После окончания войны с Австрией и заключения Кампоформийского мира (октябрь 1797 года) участвовал в походе на Рим и взятии французскими войсками «вечного города». В этом походе Мармон командовал полубригадой и проявил себя с самой лучшей стороны. Как один из наиболее доверенных людей Бонапарта принял деятельное участие в подготовке Египетской экспедиции (1798—1799).

В Восточной армии, которую возглавил Наполеон Бонапарт, получил назначение на должность командира полубригады. В середине мая 1798 года французская эскадра, имея на борту экспедиционную армию, покинула берега Франции и взяла курс на восток. 9 июня она подошла к острову Мальта. Воспользовавшись тем, что мальтийские власти отказали французам в пополнении запасов питьевой воды, Бонапарт решил захватить этот остров. «Генерал Бонапарт силой возьмет то, что ему должны были бы дать по доброй воле», — завил он прибывшим на переговоры представителям мальтийских рыцарей. Одним из военачальников, возглавивших десант на остров, был Мармон, особо отличившийся при отражении вылазки гарнизона главной мальтийской крепости Ла-Валетта. Это был, пожалуй, единственный заслуживающий внимания боевой эпизод, имевший место при захвате французами Мальты. Она была занята французским десантом почти без сопротивления (10 июня 1798 года). Над древней столицей Мальтийского ордена взвилось трехцветное знамя Французской республики. Сокровища мальтийских рыцарей, накопленные ими за 500 лет, были захвачены Бонапартом. В тот же день, 10 июня, за проявленные при занятии Мальты умелые действия и личную отвагу главнокомандующий Восточной армией произвел Мармона в бригадные генералы.

При штурме Александрии (2 июля 1798 года) Мармон во главе своей 4-й полубригады первым ворвался в город, за что удостоился особой благодарности главнокомандующего. Затем отличился в сражении при Пирамидах (21 июля 1798 года), где войску мамлюков было нанесено решающее поражение. После взятия Каира по поручению Бонапарта провел рекогносцировку дельты Нила. Успешное выполнение этого задания получило высокую оценку главнокомандующего, который назначил Мармона комендантом Александрии. На этом посту молодой генерал проявил незаурядные военные способности, в течение многих месяцев умело и активно защищая крепость во время неоднократных бомбардировок англо-русско-турецким флотом.

Покидая Египет, Бонапарт в числе других лично приближенных к нему генералов забрал с собой и Мармона. Тогда вместе с Бонапартом Египет покинули генералы Л. Бертье, Ж. Ланн, И. Мюрат и А. Андреосси, а также близкие к нему офицеры Ж. Бессьер, А. Лаваллет, Ж. Дюрок и пасынок Е. Богарне. Испытавшие испепеляющую африканскую жару, тяжелейшие переходы через пышащие жаром песчаные пустыни, неистовый мусульманский фанатизм и холодный свист мамлюкских ятаганов молодые сподвижники Бонапарта без сожаления покидали эти дикие и неприветливые края. 23 августа 1799 года фрегаты «Мюирон» и «Ла Каррер», подняв паруса, покинули Египет.

Благополучно избежав встречи с господствовавшим на Средиземном море английским флотом, небольшая флотилия, возглавляемая адмиралом О. Гантомом, 9 октября 1799 года достигла берегов Франции и бросила якорь в бухте Сен-Рафаэль, близ Фрежюса.

Прибыв в Париж вместе с Бонапартом, Мармон принял активное участие в перевороте 18 брюмера (9 ноября 1799 года), во время которого вместе с генералом Ж. Макдональдом взял под контроль Версаль и находившийся в нем гарнизон. В награду за содействие в захвате власти ставший первым консулом Французской республики Наполеон Бонапарт назначил его членом Государственного совета (декабрь 1799 года).

В апреле 1800 года Мармон был назначен начальником артиллерии Резервной армии, которой предстояло вторгнуться в Италию через Альпы и очистить ее от австрийцев^[4]. При переходе Резервной армии через Альпы Мармон умело, проявив завидную энергию и большое искусство, проложил путь своей артиллерии через снежные вершины Сен-Бернара и опасное Бардское ущелье, особенно при проходе мимо форта Бард. В сражении при Маренго (14 июня 1800 года) командовал всей французской артиллерией и внес весомый вклад в достижение победы.

В сентябре 1800 года возглавил артиллерию Итальянской армии (образована в результате объединения Резервной и бывшей Итальянской армии, а также ряда отдельных соединений) и через 3 дня произведен в дивизионные генералы (9 сентября 1800 года).

В начале 1801 года вел в Кастель-Франко переговоры с австрийцами о перемирии. После заключения Люневильского мира (9 февраля 1801 года), положившего конец войне с Австрией, основной ударной силы 2-й антифранцузской коалиции, некоторое время командовал корпусом, а затем вернулся во Францию.

Участвовал в заседаниях Государственного совета. В сентябре 1802 года назначен генерал-инспектором артиллерии. В 1803 году награжден вновь учрежденным орденом Почетного легиона, в 1804-м — командорским крестом этого ордена. Однако при раздаче Наполеоном маршальских жезлов 19 мая 1804 года Мармон, вопреки его ожиданиям, оказался обойденным. Это задело его до глубины души. Он посчитал себя кровно обиженным человеком и затаил глубокую обиду в сердце. Переживания его были безмерны. Неразлучный спутник боевой славы Наполеона с первых ее дней, его верный паладин, один из самых близких к нему людей, многие годы входивший в узкий круг его приближенных, — и вдруг такая неблагодарность… Мармон никак не мог взять в толк, почему он не маршал. «А почему Бессьер маршал?» — неизменно задавал он себе один и тот же вопрос и не находил на него ответа… Причина, по которой Наполеон не включил Мармона в первый список маршалов Империи, по-видимому, заключалась не только в его молодости, но и в том, что, будучи кадровым артиллеристом, он до сих пор ни разу не командовал крупными армейскими соединениями в боевой обстановке, а потому, по мнению императора, не мог претендовать на высшее воинское звание. Здесь Наполеон проявил принципиальность. Несмотря на давнюю службу Мармона под его командованием и личную близость к нему этого человека, император остался непреклонным.

Но еще более оскорбленным и униженным Мармон посчитал себя на церемонии коронации Наполеона. Ему, кадровому военному, отвели не почетное место среди генералитета, где, как он полагал, он имел законное право находиться, а в огромной толпе каких-то штатских «штафирок» — высших чиновников, дипломатов, многочисленных придворных, членов делегаций, представлявших департаменты и крупные города Франции, других приглашенных на коронацию гостей, иностранцев… Как члена Госсовета распорядители церемонии приравняли его всего лишь к чиновникам, хотя и высшим, и обязали облачаться в чиновничий мундир. Поэтому под древними сводами Нотр-Дама Мармон чувствовал себя крайне неуютно. Он с трудом сдерживал все нараставшее раздражение. Ничего более унизительного для себя генерал не мог и представить…

А зрелище было действительно потрясающее. С раннего утра 11 февраля (2 декабря 1804 года) многотысячные толпы народа заполнили улицы Парижа, созерцая невиданное доселе зрелище. Торжественные аккорды «Те Deum» величаво гремели в воздухе, заглушая говор бесчисленных толп. Все взоры были прикованы к блестящему императорскому кортежу, возглавляемому Мюратом, который не спеша следовал от Тюильрийского дворца к собору Парижской Богоматери. Императора сопровождали маршалы Империи, сверкающие богато расшитыми золотом мундирами, орденами, драгоценными саблями, лентами и пышными плюмажами. В огромной свите нового монарха, поражающей воображение великолепием церемониальных нарядов, они резко выделялись среди всех остальных своим мужественным видом, суровым благородством и исполненной достоинства величавостью. Прославленные военачальники осознавали значимость момента, благодаря которому они вместе со своим императором навечно занимали почетные места в истории Франции.

В соборе императора и его свиту ожидал папа римский Пий VII. Началась церемония коронации. Наполеон в длинной, до полу, белой тунике и наброшенной на плечи тяжелой пурпурно-бархатной, отороченной горностаем мантии, подходит к папе, который должен был возложить на него императорскую корону. И тут происходит неожиданное, поразившее всех присутствующих. По свидетельству очевидцев, Наполеон не стал дожидаться, когда его коронуют, а выхватил корону из рук замешкавшегося «святого отца» и сам надел ее на свою голову. Видимо, тем самым он дал понять, что не хотел принимать корону из чьих-то рук, а обязан был ею только самому себе. Затем император возложил корону на голову Жозефине.

Маршалы играли активную роль в коронации. На них была возложена почетная обязанность нести официальные императорские регалии. Так, Бернадот нес орден Почетного Легиона, Келлерман — корону Карла Великого, Бертье — державу, Периньон — скипетр, Лефевр — меч, принц Евгений Богарне — золотое кольцо императора, а облаченный во все алое обер-камергер Талейран — корзину для его мантии. Еще 3 маршала несли регалии императрицы Жозефины: Мюрат — корону, Серюрье — золотое кольцо и Монсей — корзину для ее мантии. Затем под гулкими сводами собора император громким голосом принес присягу, в которой поклялся охранять неприкосновенность территории Франции, свободу вероисповеданий, равенство прав, гражданские и политические свободы, неотменяемость продажи государственных имуществ, управлять страной единственно в целях пользы, счастья и славы французского народа.

Чтобы польстить самолюбию обиженного Мармона, Наполеон производит его в генерал-полковники конных егерей (1 февраля 1805 года), а на следующий день наряду с маршалами награждает высшей наградой Империи — Большим крестом ордена Почетного Легиона и вскоре назначает командующим войсками в Голландии.

С началом войны против 3-й антифранцузской коалиции возглавляемые Мармоном войска образуют 2-й корпус Великой армии (август 1805 года). Таким образом, Наполеон дал возможность жаждущему маршальского звания Мармону проявить себя в роли крупного военачальника и заслужить желанный жезл. Он был единственным генералом, которому Наполеон доверил командование корпусом в Великой армии, возглавляемой лично им. Все остальные командиры корпусов были маршалами.

С началом кампании 1805 года Мармон, действуя на левом фланге Великой армии, перешел Рейн и развернул наступление на Вюрцбург, а затем повернул на юго-восток и в районе Аугсбурга присоединился к главным силам армии. Участвовал в знаменитой Ульмской операции (7—20 октября 1805 года), завершившейся полным разгромом и капитуляцией австрийской Дунайской армии. Однако эта блистательная операция особых лавров Мармону не принесла — на ее завершающем этапе его корпус был выведен Наполеоном в резерв и участия в решающих боях принять ему не довелось. После победы под Ульмом 2-й корпус Мармона действовал на правом фланге Великой армии, обеспечивая с юга ее главные силы, развернувшие наступление на Вену. Наполеон поставил перед ним задачу наступать на Грац и воспрепятствовать отступавшей из Северной Италии австрийской армии эрцгерцога Карла в соединении с главными силами австрийцев, прикрывавшими Вену, а также не допустить возможного удара армии Карла во фланг главным силам Великой армии. Задача эта была непростая — эрцгерцог Карл фон Габсбург, брат австрийского императора, считался наиболее способным из всех австрийских полководцев. Наполеон же, поручая Мармону решение этой задачи, давал ему шанс отличиться и заслужить маршальский жезл. В сражении при Аустерлице, где решилась судьба кампании и всей войны, корпус Мармона не участвовал. Мармон, хотя и занял Штирию, но поставленную перед ним задачу в полном объеме не решил. Преследуемый Итальянской армией маршала А. Массены эрцгерцог Карл все же сумел уйти в Австрию, хотя соединиться с главными силами австрийской армии до Аустерлицкого сражения не успел. Словом, ничего особо выдающегося, что могло бы принести ему маршальский жезл, Мармон в кампанию 1805 года не совершил.

После заключения Пресбургского мира (26 декабря 1805 года), завершившего войну с Австрией, Мармон со своим корпусом был направлен в Италию. Там он составил 1-й корпус Итальянской армии, которой командовал Массена.

В июле 1806 года Наполеон назначил его генерал-губернатором Иллирийских провинций^[5]. Располагая незначительными силами (10 тыс. человек), он довольно успешно защищал так называемую Рагузскую республику от попыток русских и черногорских войск уничтожить ее, нанес противнику ряд поражений. Проявил себя хорошим военным администратором, умело управляя вверенным ему краем (разумными мерами поддерживал законность и порядок, способствовал оживлению торговых связей подконтрольной территории с соседними регионами, прокладывал новые дороги и т. п.). Наполеон остался доволен деятельностью Мармона на Адриатике и в апреле 1808 года даровал ему титул герцога Рагузского. Тем самым император как бы выделил своего старого сподвижника из общей массы генералов, так как герцогский титул полагался, как правило, только маршалам (и высшим государственным чиновникам). Единичные исключения, конечно, были, но они, как и в случае с Мармоном, носили персональный характер (например, не будучи маршалами, герцогский титул получили Жюно, Дюрок, Савари — тоже бывшие адъютанты Наполеона, которого связывали с этими генералами особые отношения).

С началом в 1809 году новой войны с Австрией Мармон получил приказ идти на соединение с Итальянской армией вице-короля Е. Богарне. Выступив из Далмации со своим 10-тысячным корпусом и 12 орудиями на север, он весной 1809 года нанес ряд поражений вдвое превосходящему его в силах австрийскому корпусу генерала М. Гиулая (при Грачаце, Госпиче, Оточаце), овладел Фиуме (Риека) и в начале июня занял Грац. В одном из боев (17 мая 1809 года) Мармон был ранен, но остался в строю, отказавшись от эвакуации. Уклонившись от соединения с Итальянской армией, герцог Рагузский продолжил наступление далее на север и незадолго до Ваграмского сражения соединился с армией Наполеона.

В битве при Ваграме (5—6 июля 1809 года) 11-й корпус Мармона находился в резерве и был введен в сражение лишь на его завершающем этапе. Однако не совсем решительные действия герцога Рагузского вызвали недовольство императора, и он резко одернул его, потребовав повысить активность.

После сражения, разбирая действия своих военачальников, Наполеон подверг критике действия командира 11-го корпуса. «Мармон, вы маневрировали, как устрица», — подытожил император.

В ходе преследования потерпевшей поражение австрийской армии Мармон по собственной инициативе решил отрезать ей путь отступления, выйдя в районе Цнайма (Зноймо, Чехия) в тыл противника и отрезав его от переправ через р. Тайя^[6]. 10 июля, совершив стремительный бросок, он достиг Цнайма. Но к этому времени большая часть австрийской армии уже переправилась на северный (левый) берег реки. Мармон принимает решение отрезать от переправ австрийские войска, еще находившиеся на южном (правом) берегу р. Тайя и, несмотря на большое превосходство противника в силах, бесстрашно бросается в неравный бой. Его расчет строился на том, чтобы задержать не успевшую отойти часть австрийской армии на переправах через р. Тайя до тех пор, пока не подойдут главные силы преследующих противника французских войск (корпус маршала А. Массены), а затем совместно с ними уничтожить противника. В упорном бою Мармон отбросил часть австрийского корпуса генерала Ф. Розенберга и овладел господствующими над окружающей местностью Цнаймскими высотами. Но это был временный успех, достигнутый благодаря внезапности нападения.

Оправившись от неожиданности и разобравшись в обстановке, австрийцы бросили против оказавшегося в их тылу малочисленного корпуса Мармона крупные силы. Его разгром был бы неминуем, но герцогу Рагузскому повезло. Рано утром 11 июля к Цнайму подошли войска Массены и с ходу атаковали противника. Встречный удар с левого берега по арьергарду австрийской армии (корпус генерала Г. Бельгарда) нанесли войска Мармона. В результате австрийцы были разгромлены и запросили перемирия, так как значительная часть их арьергарда оказалась отрезанной от переправ на правом берегу реки. Наполеон согласился на перемирие. Оно было заключено в ночь на 12 июля.

Бой под Цнаймом (10—11 июля 1809 года) стал последним в австро-французской войне 1809 года. В ходе его войска Мармона взяли в плен 1,2 тыс. человек и захватили два знамени.

Воодушевленный очередной победой над своим старым и упорным противником — империей Габсбургов, одержанной в тяжелой и кровопролитной борьбе, Наполеон не жалел наград для своих боевых соратников. Звездопад монарших милостей обрушился на Великую армию и ее военачальников. Все отличившиеся в боях были щедро вознаграждены императором. А Мармон за отличие в бою под Цнаймом был произведен в маршалы Франции (12 июля 1809 года). Это был в общем-то рядовой, ничем не примечательный бой, сведения о котором вряд ли найдешь в подавляющем большинстве военно-исторических трудов, посвященных эпохе наполеоновских войн. Но Наполеон посчитал действия Мармона в ходе преследования разбитой австрийской армии вполне достойными маршальского звания. Однако, как показали последующие события, он явно переоценил полководческий талант своего давнего сподвижника. Отдавая должное отваге, решительности и тактическому мастерству Мармона, проявленным им при преследовании противника и, в частности, в бою под Цнаймом, все же следует признать, что получение тогда этим генералом маршальского жезла являлось никогда не отработанным им авансом.

После окончания войны с Австрией и заключения Шенбруннского мира (14 октября 1809 года) Мармон вернулся в свое генерал-губернаторство и продолжал управлять им еще полтора года. Весной 1811 года Наполеон вызвал его в Париж и назначил командующим Португальской армией вместо маршала А. Массены (апрель 1811 года).

В мае 1811 года Мармон прибыл в Испанию и вступил в командование армией. Войска, которые поручено было ему возглавить, находились в довольно незавидном положении. После неудачного похода в Португалию они были серьезно ослаблены и находились в состоянии, граничившем с деморализацией. Однако в сравнительно короткий срок Мармону удалось восстановить боеспособность армии и перейти к наступательным действиям. Наступая в южном направлении, его войска вышли к реке Тахо, форсировали ее, соединились с Южной армией маршала Н. Сульта и совместно с нею принудили англичан снять осаду Бадахоса. Однако на этом успехи Мармона в Испании и закончились. Так что, вопреки ожиданиям Наполеона, замена Массены Мармоном не внесла коренного перелома в ход войны на Пиренейском полуострове.

Осенью 1811 года Мармон начал медленно отступать на север, а по его следам столь же неторопливо продвигались англо-португальские войска Веллингтона.

22 июля 1812 года при Арапилах (близ Саламанки) произошло решительное сражение. Стороны располагали примерно равными силами (французы насчитывали около 50 тыс. человек, англо-португальская армия — свыше 50 тыс.). На помощь Португальской армии шли подкрепления, высланные из Мадрида королем Жозефом Бонапартом. Их прибытие позволило бы Мармону создать численное превосходство над противником. Но маршал был настолько уверен в победе, что решил, не дожидаясь их подхода, дать сражение. Он не пожелал ни с кем делиться славой. В завязавшемся сражении Мармон предпринял попытку обойти правый фланг противника. Но сильный отряд, совершавший обход, слишком далеко оторвался от главных сил. Этим воспользовался Веллингтон, впервые за всю войну решившийся действовать наступательно в полевом сражении. Обходящие колонны французов были атакованы крупными силами противника и разбиты. Особенно успешно действовала английская кавалерия, изрубившая несколько французских батальонов. Затем, используя достигнутый успех, английский главнокомандующий наносит мощный фронтальный удар по центру боевого порядка французской армии. Здесь ему также удалось создать значительное численное превосходство над противником за счет искусно проведенного маневра и резкого ослабления флангов. Этот смелый, но весьма рискованный маневр Веллингтон осуществил, воспользовавшись нерешительностью Мармона, буквально обескураженного такой неожиданной для него активностью противника. Тем временем инициатива полностью перешла к англичанам. Под их сильным натиском французские войска в центре дрогнули и начали отходить. Все попытки Мармона изменить неблагоприятный для французов ход сражения ни к чему не привели. Презрев опасность, он бесстрашно бросается на самые опасные участки сражения, пытаясь личным примером вдохновить теряющие уверенность войска. В один из таких моментов маршал был тяжело ранен: английская картечь раздробила ему правую руку, одновременно поразив в бок и поясницу. Командование армией принял генерал Б. Клозель, через некоторое время отдавший войскам приказ об общем отступлении, так как все возможности войск удержаться на занимаемых позициях были уже исчерпаны.

В сражении при Саламанке (Арапилах) французы потерпели тяжелое поражение, потеряв более 12 тыс. человек (в том числе 6 тыс. пленными), 12 орудий и 2 орла. Потери союзников не превышали 6 тыс. человек. Так закончилась боевая деятельность Мармона в Испании: эвакуированный во Францию, он обратно уже не вернулся.

В марте 1813 года еще не вполне оправившийся от ран маршал Мармон был вызван Наполеоном в Германию и назначен командиром вновь сформированного 6-го корпуса Великой армии. Во главе этого корпуса он отважно сражался при Лютцене (2 мая 1813 года), Бауцене (20—21 мая 1813 года) и Дрездене (26—27 августа 1813 года), немало способствуя достижению успеха в этих сражениях. Во всех трех этих сражениях его корпус действовал в центре боевого порядка французской армии. В «битве народов» под Лейпцигом (16—19 октября 1813 года) 6-й корпус Мармона, усиленный польской дивизией генерала Г. Домбровского, оборонялся в районах Меккерна и Шенфельда, севернее Лейпцига, на левом фланге французской армии. Его войска сражались упорно, стойко обороняя занимаемые позиции, но под давлением превосходящих сил Силезской армии (генерал Г. Блюхер) постепенно были оттеснены к самым предместьям Лейпцига. Сам маршал, как всегда, проявил в этой битве большое мужество и личную храбрость. Под ним были убиты 4 лошади, а сам он 18 октября ранен, но остался в строю. Сражение под Лейпцигом, как известно, закончилось сокрушительным поражением Наполеона. В таких условиях, как говорится, уже не до дележа славы, но Мармон тем не менее, чтобы подчеркнуть собственные заслуги, счел возможным пожаловаться императору на маршала Нея, командовавшего в сражении всем левым крылом французской армии. Он доложил Наполеону, что героическая защита Шенфельда 18 октября является исключительно его, Мармона, заслугой, но уж никак не Нея, который появился там всего лишь один раз, да и то не более чем на 10 минут, тогда как он, Мармон, находился под вражеским огнем непрерывно в течение всего дня.

При отступлении разбитой под Лейпцигом наполеоновской армии Мармон командовал ее арьергардом. Успешно действовал в сражении при Ганау (18—19 ноября 1813 года), где австро-баварские войска безуспешно пытались преградить дорогу отступающей из Германии к Рейну французской армии. Затем с остатками своего корпуса (свыше 11 тыс. человек) прикрывал левый берег Рейна от Майнца до Страсбурга, с большим упорством отражал атаки противника под Мангеймом.

Когда союзные армии переправились через Рейн, Мармон был вынужден отступить на свою территорию. Искусно избежав окружения на левом берегу Рейна, в районе Кайзерслаутерна, он отвел свой корпус в Мец.

В кампании 1814 года во Франции Мармон продолжал командовать 6-м корпусом Главной армии.

Он храбро сражался в последних битвах Империи, проявив в некоторых из них незаурядное боевое мастерство. Отличился в сражениях при Бриенне (29 января 1814 года), Ла-Ротьере (1 февраля 1814 года), где командовал левым крылом армии Наполеона, Шампобере (10 февраля 1814 года), где командовал правым крылом французской армии, Монмирайле (11 февраля 1814 года) и Вошане (14 февраля 1814 года), где снова командовал левым крылом. В калейдоскопе этих следующих одна за другой побед февраля 1814 года Мармон являлся одним из ближайших сподвижников Наполеона.

В ходе этой короткой кампании Наполеон, зажатый всеми армиями Европы, сражался как лев, устремляясь от одной вражеской армии к другой, срывал замыслы врага быстротой и решительностью действий, разрушал все его расчеты и планы, заставлял изнемогать от чрезмерного перенапряжения и следующих одна за другой неудач. Однако его ближайшие помощники, маршалы, были уже не те, что в былые годы. Издерганные и утомленные до предела тяжелыми и непрерывными боями, они все чаще выражали свое недовольство положением дел, считая императора основным препятствием к прекращению безнадежной войны.

Конечно, маршалы все еще повиновались Наполеону, хотя возмущенно и ворчали за его спиной. Но это ворчание становилось все настойчивее и целеустремленнее. Щедро наделенные титулами и деньгами, поместьями и чинами, эти люди, видя бесперспективность дальнейшей борьбы с объединенными силами поднявшейся против Наполеона всей Европы, всерьез обеспокоились за свое будущее и не желали более понапрасну, как они считали, рисковать своей головой. Понимая, что дело идет к катастрофе, в которую их вместе с собой хочет увлечь император, они не хотели больше рисковать и играть вместе с ним с судьбой ва-банк. Маршалы жаждали воспользоваться плодами приобретенного. И все же повинуясь скорее инстинкту старого воина, маршалы могли еще, как и встарь, блеснуть своим боевым мастерством в схватке с любым противником. Но чаще всего они действовали уже без былого энтузиазма, а их ошибки и просчеты становились все более частыми. Так, к марту 1814 года от былой активности Мармона остались лишь слабые воспоминания, его как будто подменили. Теперь это был медлительный, пассивный и безучастный ко всему военачальник. И результаты такой «деятельности» не замедлили сказаться. 5 марта Мармон потерпел неудачу под Суасонном, а затем явился главным виновником поражения Наполеона в сражении при Лаоне (9—10 марта 1814 года). Добившись к исходу первого дня сражения определенного успеха (отбросил левый фланг противника), Мармон счел свою задачу выполненной и, оставив свои войска, уехал ночевать в теплый и уютный замок, находившийся в нескольких километрах от поля боя. Но в 19 часов крупные силы пруссаков, которых он считал разбитыми, внезапно атаковали 6-й корпус (10 тыс. человек) и обратили его в бегство. Только стечение обстоятельств спасло войска Мармона от полного уничтожения. Они потеряли треть своего состава и всю артиллерию (45 орудий). Поражение Мармона поставило под удар всю французскую армию. Однако, несмотря на столь безответственное поведение маршала, император не отстранил его от командования, хотя и сообщил в Париж о «дикой глупости герцога Рагузского, который вел себя, как младший лейтенант».

17 марта Мармон вновь был разбит пруссаками у Фима. Когда в конце марта союзники, перестав гоняться за Наполеоном, двинулись на Париж, то на их пути оказались только корпуса маршалов Мармона и Мортье (всего 23 тыс. человек и 84 орудия), прикрывавшие подступы к столице. Попытка этих маршалов преградить врагу путь на Париж окончилась неудачей. В сражении при Фер-Шампенуазе (25 марта 1814 года) они были наголову разгромлены союзными войсками, потеряв почти половину своих войск. Это сражение было проиграно французами, несмотря на выдающуюся отвагу, с которой молодые, почти необученные новобранцы сражались с закаленными в боях солдатами союзных армий. С оглушительными криками «Да здравствует император!» они бесстрашно бросались в яростные атаки и массами гибли под разящим огнем союзной артиллерии.

Мужество и отвага, проявленные французскими войсками при Фер-Шампенуазе, произвели большое впечатление даже на русского императора Александра I и его окружение.

В последующие дни остатки разбитых корпусов Мармона и Мортье отошли к Парижу. Оборону французской столицы, на которую наступала 100-тысячная армия союзников, возглавил Мармон. В его распоряжении находились около 40 тыс. человек, значительную часть которых составляли национальные гвардейцы.

В ходе Парижского сражения (30 марта 1814 года) возглавляемые Мармоном французские войска, несмотря на большое численное превосходство противника, мужественно оборонялись до второй половины дня. К этому времени после ожесточенной борьбы почти все основные опорные пункты французами были потеряны. И без того мощный натиск союзных войск продолжал нарастать. Союзное командование вводило в сражение все новые и новые силы. Передовые части противника уже ворвались на окраины города. Стало ясно, что отразить противника на ближних подступах к Парижу не удалось. Встал вопрос: продолжать борьбу на улицах города или сдать его и тем самым спасти от неминуемого разрушения. Формально возглавлявший оборону Парижа брат Наполеона Жозеф Бонапарт избрал второй вариант и поручил Мармону вступить в переговоры с союзным командованием об условиях сдачи столицы и заключении на период ее эвакуации французскими войсками перемирия.

В ночь на 31 марта условия капитуляции были подписаны, и французские войска начали покидать Париж. Днем 31 марта союзные войска вступили во французскую столицу. После сдачи Парижа Мармон отвел свои войска в район Эссона (близ Фонтенбло). Потери французов в Парижском сражении составили до 4 тыс. человек.

Узнав о наступлении главных сил союзных армий на Париж, Наполеон, находившийся в то время со своей армией в глубоком тылу противника, форсированным маршем двинулся из района Сен-Дизье к своей столице. Но к 30 марта он смог лишь достигнуть Труа. Отсюда до Парижа оставалось еще около 150 км.

Понимая, что он не успеет подойти на выручку своей столицы, император передает командование армией маршалу Л. Бертье, а сам с небольшим штабом и конвоем продолжает налегке путь дальше. Его отчаянная гонка вскоре выбила из сил всю сопровождавшую его группу. Тогда он оставляет ее, пересаживается на почтовую карету и в сопровождении всего лишь 5 адъютантов устремляется к столице. В предрассветный час 31 марта Наполеон прибывает в Эссон и здесь узнает о сдаче Парижа. Первым делом он вызывает к себе все находящиеся поблизости воинские части. На следующий день в его распоряжении находилось уже 36 тыс. солдат. Через 2 дня их численность возрастает до 60 тыс. Но для атаки Парижа, где находилась 150-тысячная союзная армия, этих войск все же было недостаточно. Однако смотр войск, проведенный Наполеоном 3 апреля в Фонтенбло, произвел на него глубокое впечатление, внушил уверенность в преданности армии. Он лично убедился, что рядовые солдаты и офицеры остались непоколебимо верны своему императору и готовы выполнить любой его приказ. Буря приветствий и громовое «Vive J’ Emperuer! A Paris! A Paris!» («Да здравствует император! На Париж! На Париж!») служили наглядным подтверждением тому. Это воодушевило Наполеона и утвердило в уверенности продолжать борьбу. На следующий день он вызывает к себе маршалов, чтобы обсудить с ними план похода на Париж. Но неожиданно для себя он встречается здесь с совершенно другими, диаметрально противоположными настроениями. Его ближайшие помощники отнюдь не горели желанием сражаться за столицу. Вместо поддержки и понимания император натолкнулся на «бунт маршалов», потребовавших от него «ради спасения Франции» прекращения борьбы и отречения от престола.

4 апреля под давлением маршалов Наполеон принял решение отказаться от престола в пользу своего малолетнего сына при регентстве императрицы Марии-Луизы. Для согласования условий отречения к русскому императору Александру I им была направлена делегация во главе с министром иностранных дел А. Коленкуром (герцог Виченцский). В ее состав Наполеон включил маршалов Нея и Макдональда, а в последний момент дополнил ее еще и маршалом Мармоном. «Я могу рассчитывать на Мармона. Это один из моих давних адъютантов… У него есть принципы чести. Ни одному из офицеров я не сделал столько, как ему…» — пояснил император свой выбор. Но он сильно заблуждался в отношении своего «давнего адъютанта» и его «принципов чести».

После капитуляции Парижа Мармон оказался перед выбором: следовать ли ему дальше за Наполеоном, потерявшим, по его мнению, чувство реальности, полностью обанкротившимся как политик и поставившим Францию на грань катастрофы, или же подчиниться декрету Сената во имя спасения страны от вражеского нашествия низложившего Наполеона и династию Бонапартов.

Маршал посчитал, что дальнейшая борьба не имеет шансов на успех, и решил встать на сторону Сената, который уже плясал под дудку давнего врага Наполеона Талейрана.

Утром 4 апреля в штаб Мармона прибыл представитель австрийского фельдмаршала князя К. Шварценберга (главнокомандующий Главной союзной армией), предложивший маршалу покинуть армию Наполеона и перейти со своим корпусом на сторону союзников. Мармон принял это предложение, совершив тем самым акт предательства. Вскоре уполномоченные Наполеона, направлявшиеся на переговоры с русским царем, прибыли в штаб 6-го корпуса, чтобы довести до Мармона поручение императора. Герцог Рагузский известил их о своих переговорах с австрийским представителем, но о заключенном с ним соглашении умолчал.

Когда возмущенные посланцы Наполеона потребовали от Мармона прервать всякие контакты с врагом, тот обещал им это и присоединился к делегации. Александр I согласился с предложениями Наполеона, но окончательное решение вопроса было отложено на следующий день, так как он должен был посоветоваться со своими союзниками. Утром 5 апреля, перед тем, как снова ехать на переговоры с русским императором, Коленкур и маршалы встретились за завтраком у Нея. Во время завтрака стало известно, что ночью 6-й корпус Мармона перешел на сторону противника. Как вскоре выяснилось, оставшийся за Мармона генерал И. Сугам сразу же после отъезда своего командира в Париж поручил из Главного штаба приказ немедленно присоединиться к основным силам армии в Фонтенбло. Сугам и другие старшие генералы 6-й корпуса были соучастниками измены Мармона.

Посчитав, что императору стало известно о предательстве, Сугам с согласия своих сообщников ночью перевел 6-й корпус за линию расположения союзных войск и сдал его врагу. Ничего до этого не подозревавшие солдаты и офицеры корпуса только с рассветом поняли, что преданы своими изменившими воинскому долгу генералами, но уже ничего не могли поделать. Корпус со всех сторон был окружен кольцом австрийских войск.

Получив известие о поступке генерала Сугама, Мармон сразу же покинул особняк Нея. Представители императора больше его не видели.

Когда позднее они встретились с Александром I, то их ждал уже иной прием. Теперь требование союзников было однозначным — полное и безусловное отречение Наполеона, так как армия уже не поддерживает его, подтверждением чему является переход целого корпуса наполеоновской армии на сторону союзников.

Узнав об измене Мармона, Наполеон сказал: «Мармон нанес мне последний удар». 6 апреля он отрекся от престола. «Так как союзные державы провозгласили, что император Наполеон есть единственное препятствие к установлению мира в Европе, то император Наполеон, верный своей присяге, объявляет, что он отказывается за себя и своих наследников от трона Франции и трона Италии, потому что нет такой личной жертвы, даже жертвы самой жизнью, которую он не был бы готов принести в интересах Франции», — говорилось в акте об отречении, подписанном Наполеоном.

Интересная деталь: после отречения Наполеона курс акций Французского банка сразу же резко (почти вдвое) взлетел вверх. Некоторые оборотистые ловкачи, среди которых оказался и Мармон, заработали на этом за один день миллионы.

Переговоры Наполеона с победителями продолжались еще несколько дней. Согласовывались отдельные детали, связанные с его отречением. Наконец 16 апреля 1814 года союзные державы ратифицировали договор. Они согласились оставить Наполеону титул императора и отдать ему во владение небольшой остров Эльба на Средиземном море. Кроме того, ему полагался цивильный лист в сумме 2 млн франков, которое ему обязалось выплачивать французское правительство. Наполеону также разрешено было взять с собой один батальон (600 человек) Старой гвардии. Императрица получила в наследственное владение герцогство Парму. Остальные члены семьи Бонапарта получали пенсионы.

20 апреля в парадном дворе Белой Лошади дворца Фонтенбло произошло знаменитое прощание императора-полководца со своей Старой гвардией. Трогательная сцена этого прощания описана в многочисленных трудах. Опаленные огнем бесчисленных сражений, поседевшие в боях ветераны наполеоновских походов не скрывали слез, прощаясь со своим кумиром.

28 апреля поверженный император и его небольшая свита прибыли в Сан-Рафаэль, где их ожидал британский военный корабль «Inconstant» («Непостоянный»). Завершив погрузку, бриг поднял паруса и направился к острову Эльба. Спустя 2 дня правительство Бурбонов подписало продиктованный победителями Парижский мирный договор 1814 года. В соответствии с его условиями Франция лишалась всех своих завоеваний, начиная с 1792 года.

После падения Империи для бывших боевых соратников Наполеона наступили спокойные времена, о которых они так давно мечтали. Больше не надо было «ездить на войну», вести опостылевшую походно-боевую кочевую жизнь и подвергать свою жизнь опасностям. Теперь можно было в полной мере наслаждаться мирной жизнью, пользоваться всеми ее благами, заслуженными тяжелым многолетним трудом, купаться в лучах своей боевой славы. Если кто-то из них и опасался за прочность своего положения при новом режиме, то действительность 1-й Реставрации Бурбонов приятно удивила даже скептиков, превзойдя их самые радужные ожидания. Почти все маршалы были приняты при дворе и удостоены самых высших наград, званий и должностей. В частности, Мармон, перешедший на сторону Бурбонов одним из первых, сохранил все свои чины и титулы, присоединив к ним звание пэра Франции и должность почетного шефа элитной роты королевских телохранителей с присвоением чина капитана королевской гвардии. Кроме того, король наградил его орденом Св. Людовика. Он стал часто бывать в своем роскошном поместье Шатильон, куда раньше наведывался лишь наездами. Теперь служба маршала выгодно отличалась от прежней, прежде всего своим комфортом и спокойствием. Огорчало героев минувших войн лишь одно — уровень их доходов резко сократился, так как «ренту победителей», собираемую ранее с пол-Европы, теперь им выплачивать перестали, а королевская казна оказалась намного беднее императорской. Но накопленных богатств и без того хватало; созданные им условия существования, а также престижные и необременительные должности во многом компенсировали досадные издержки.

Спокойная и размеренная жизнь маршалов, и прежде всего Мармона, на некоторое время прервалась 1 марта 1815 года, когда в бухте Жуан на юге Франции высадился бежавший с острова Эльба Наполеон. В своей первой же прокламации к войскам император заявил: «Мы были побеждены из-за двух человек — Ожеро и Мармона. Оба они перешли на сторону врага, предав наши лавры, свою страну, своего сюзерена и благодетеля».

Триумфальное шествие Наполеона по стране развивалось стремительно. Все высланные Бурбонами против него войска перешли на его сторону. В те мартовские дни на цоколе Вандомской колонны в Париже даже появился вывешенный бонапартистами плакат такого содержания: «Король, брат мой! Не посылай мне больше войск. Их у меня уже достаточно!»

Во время «Ста дней» Наполеона маршал Мармон остался верен Бурбонам, да другого выхода у него и не было. Бежавший из Парижа король назначил его командиром отряда гвардии, сопровождавшего Людовика XVIII до самого Гента (Бельгия), а затем вернувшегося во Францию.

Кроме Мармона, короля сопровождали маршалы Бертье, Виктор, Мортье и Макдональд. Но последние двое, достигнув границы, решили возвратиться во Францию. Король предложил им следовать дальше, но маршалы отказались. Мортье сослался на то, что в то время, когда Франции грозит новое вражеское нашествие, он не может покинуть свою родину. У Макдональда нашлись другие аргументы. Он заявил, что король как законный монарх должен остаться в своей стране и лично возглавить сопротивление «узурпатору». Однако в планы Людовика XVIII такой вариант действий не входил. Он дарит маршалу усыпанную бриллиантами табакерку с собственным портретом, вежливо отклоняет его предложение и прощается. Растроганный щедрым подарком Макдональд горячо благодарит короля и заверяет его, что, оставаясь во Франции, он будет всеми силами поддерживать авторитет законного монарха и содействовать его возвращению на трон.

Прибыв в Гент, Мармон вскоре под предлогом лечения своих старых ран уехал на Ахенские минеральные воды, где и находился до 2-й Реставрации Бурбонов. Как и другие маршалы, не пожелавшие вновь встать под знамена Наполеона во время «Ста дней», он решил не ввязываться в вооруженную борьбу ни на чьей стороне, предпочитая остаться в стороне.

А новая война была уже на пороге. Еще 13 марта (за неделю до вступления Наполеона в Париж) европейские державы на Венском конгрессе объявили Наполеона вне закона и приступили к сосредоточению своих войск на границах Франции. В сложившейся обстановке Наполеон, мирные предложения которого были отвергнуты европейскими державами, также начинает мобилизацию армии и одного за другим приглашает оставшихся во Франции маршалов поступить на службу. Но на призыв императора сразу откликнулись только Ней, у которого обратного пути после измены Бурбонам уже не было, да только что получивший из рук Наполеона маршальский жезл Груши. Остальные колеблются или под различными предлогами сразу же отказываются. Даже далеко не обласканный Бурбонами Даву не сразу соглашается занять предложенный ему Наполеоном пост военного министра. Определенные проблемы были и с формированием новой императорской армии. Сложившуюся ситуацию очень верно отразил в одном из своих стихотворений русский поэт М.Ю. Лермонтов:

 

«Но спят усачи-гренадеры

В равнине, где Эльба шумит,

Под снегом холодной России,

Под знойным песком пирамид.

И маршалы зова не слышат:

Иные погибли в бою,

Другие ему изменили

И продали шпагу свою»^[7].

 

Во время «Ста дней» специальным приказом военного министра, выполнявшего, безусловно, волю Наполеона, Мармон был вычеркнут из списка маршалов Франции (10 апреля 1815 года), а его поместья и все другое имущество конфискованы.

Вернувшись во Францию после 2-й Реставрации Бурбонов, Мармон продолжает служить им верой и правдой. В 1817 году по приказу короля он подавляет народное восстание в Лионе и Дижоне, после чего некоторое время занимает пост военного министра. Его заслуги перед Бурбонами не остались незамеченными. В августе 1815 года он был произведен в генералы королевской гвардии, в 1816 году награжден командорским крестом ордена Св. Людовика, в 1817 году назначен государственным министром, в 1820 году удостоен Большого креста ордена Св. Людовика (высший военный знак отличия в королевской Франции), а в 1825-м — ордена Св. Духа. В 1826 году в ранге личного представителя короля Франции, сопровождаемый многочисленной блестящей свитой, Мармон прибыл в Россию на коронацию Николая I. С 1821 года по 1830 год командовал войсками 1-го военного округа (Париж), в 1828 году назначен членом Высшего военного совета.

Конец карьере маршала Мармона положила Июльская революция 1830 года. Находившийся уже в преклонных годах (ему шел 73-й год) король Карл X не нашел ничего лучшего как поручить не любимому народом Мармону подавление начавшегося 27 июля в Париже народного восстания. Маршал воспринял этот приказ с явным неудовольствием, он не верил в успех порученного ему дела. Мармон откровенно тянул время, запрашивая у короля все новые и новые полномочия и инструкции. Однако хорошо известно, что бездействующий или проявляющий нерешительность в экстремальной обстановке военачальник обречен на поражение. Так произошло и с Мармоном.

Потеряв целый день, Мармон только утром 28 июля отдал войскам приказ приступить к активным действиям по подавлению восстания. Но перешедшие в наступление войска встретили упорное сопротивление восставших, оборонявшихся на баррикадах. В разных частях города завязались ожесточенные бои. Впервые за многие годы улицы Парижа обагрились кровью.

Исход борьбы был еще далеко неясен, когда вдруг один из армейских полков переходит на сторону восставшего народа. В других частях также началось сильное колебание, все чаще стали отмечаться случаи саботажа полученных приказаний и даже открытого неповиновения, солдаты отказывались стрелять в народ.

29 июля восставшие перехватывают у деморализованных правительственных войск инициативу и переходят в наступление. Их отряды захватывают королевскую резиденцию — Тюильрийский дворец — и ряд других правительственных зданий. На сторону восставших переходят еще несколько частей. Опасаясь, что и остальные войска выйдут из повиновения и перейдут на сторону восставшего народа, Мармон вынужден был отдать приказ о выводе их из города. Революция в Париже победила. Вооруженные выступления в ряде провинциальных городов также завершились поражением правительственных войск.

Оказавшийся в патовой ситуации король пытается маневрировать. Он отказывается взять на себя ответственность за действия Мармона и отстраняет его от командования, а вслед за ним отправляет в отставку правительство ультрароялиста князя Ж. Полиньяка. Взбешенный поражением сын короля и главный «стратег» Бурбонов герцог Ангулемский теряет над собой контроль и прямо обвиняет Мармона в измене. «Так вы изменяете нам, как изменили и ему!» — в бешенстве кричит он прямо в лицо маршалу. Принц без каких-либо сантиментов напоминает Мармону о его измене Наполеону 16 лет назад. На этот выпад тот, едва сдерживая охватившую его ярость, резко бросает: «Да, но без той измены вы бы не царствовали!» Отвечая дерзостью на хамство сиятельного принца, Мармон уже знал, что он ничем не рискует.

Дни Бурбонов были сочтены, их практически ничто уже не могло спасти. Власть фактически находилась в руках созданного победителями Временного правительства.

2 августа Карл X отрекся от престола и через две недели покинул Францию, найдя прибежище в Англии. Июльская революция 1830 года завершилась свержением Бурбонов. На смену им пришла Орлеанская династия. 7 августа герцог Луи Филипп Орлеанский был провозглашен «королем французов».

Ненавистный всем Мармон вынужден был спасаться бегством за границу. «Мармон — изменник», «Мармон — палач» — так окрестили его соотечественники, — нашел убежище в Австрии. Утверждения некоторых историков и писателей о его якобы добровольной эмиграции вряд ли можно признать соответствующими истине. Новое правительство Франции лишило Мармона звания маршала Франции.

Разжалованный на родине маршал был благосклонно принят австрийскими властями и поселился в Вене. Все последующие годы вплоть до своей кончины Мармон провел в эмиграции. Он много путешествовал по Англии, Испании, России, Турции, Египту и ряду других стран, пока наконец уже глубоким стариком окончательно не осел в Венеции, где и закончил свои дни.

Бывший маршал Франции скончался на 78-м году жизни от апоплексического удара (инсульта). Его похороны прошли очень скромно, почти незаметно, без каких-либо официальных почестей. Он был последним из наполеоновских маршалов, завершившим свой жизненный путь. Ему довелось надолго пережить свою историческую эпоху, ставшую в глазах пришедших ей на смену поколений уже легендой. Впоследствии прах Мармона был перезахоронен во Франции. Местом его последнего пристанища стал родной Шатильон.

Кроме французских наград Мармон имел также высшие степени иностранных орденов: Железной короны (Италия), Железной короны (Австрия), Золотого Орла (Вюртемберг) и Св. Андрея Первозванного (Россия), которым он был награжден в 1826 году.

 

* * *

 

Мармон, как и большинство наполеоновских маршалов, полководческим талантом не обладал. Это он со всей очевидностью доказал в Испании в 1811—1812 годах, когда возглавлял там Португальскую армию. Его маршальский жезл, полученный за самый заурядный, не имевший никакого оперативно-стратегического значения, бой (блестящий по замыслу план Мармону реализовать тогда так и не удалось), многие современники считали не более чем слишком роскошным подарком, сделанным Наполеоном на радостях от одержанной победы над Австрией своему старому сподвижнику. Ветераны же наполеоновских походов тогда горько шутили, что одного павшего в сражении Ланна разменяли на трех новых маршалов (в 1809 году звание маршала Франции получили сразу 3 генерала — Макдональд, Мармон и Удино).

Но отказать в военных дарованиях Мармону все же нельзя. Он был способным дивизионным генералом, храбрым и отважным воином, долгие годы доблестно сражавшимся с многочисленными врагами Франции сначала под революционными знаменами, а затем — под императорскими орлами. Потомственный дворянин по происхождению Мармон тем не менее вопреки, казалось бы, классовым интересам своего сословия, с энтузиазмом воспринял идеи революции и без колебаний встал в ряды ее вооруженных защитников, когда над Францией нависла угроза вражеского нашествия.

Именно в рядах республиканской армии Мармон смог раскрыть свои далеко неординарные в тактическом масштабе военные способности, которые в старой королевской армии ему вряд ли удалось бы столь успешно реализовать. Французские дворяне вне зависимости от древности происхождения, заслуг и богатства их рода (о выходцах из бедных дворянских семей и говорить не приходится) в общем-то крайне редко достигали генеральских званий. Основная их масса заканчивала многолетнюю военную службу в средних офицерских чинах. Примеров головокружительной военной карьеры, подобных той, которую удалось сделать Мармону в республиканской армии, практически не было… Но революционный ураган, пронесшийся над Францией в конце XVIII века, разрушил до основания вековые устои старого порядка, вызвал к жизни новое, рожденное революцией, военное искусство и привел к становлению нового типа военачальника, способного успешно действовать в изменившихся условиях. Одним из таких военачальников нового типа был и Мармон, в 23 года ставший генералом, а в 26 лет достигший высшего воинского звания в республиканской армии — дивизионного генерала. Но на этом его военная карьера не закончилась — в 34 года он становится маршалом Франции, а годом раньше — герцогом Империи. Взлет поистине фантастический! Такого в армии королевской Франции в самом фантастическом сне невозможно было даже и представить. Всего этого Мармон достиг только благодаря своим военным способностям и боевым заслугам на полях сражений, хотя, и это необходимо отметить, решающую роль в столь стремительном его возвышении сыграла особая благосклонность к нему Наполеона, с которым судьба свела 19-летнего артиллерийского капитана еще под Тулоном. С тех пор долгие годы они были неразлучны. Мармон прошел вместе с Наполеоном весь его путь с самого начала и до конца (кроме последней кампании 1815 года).

Все это время он отличался беспредельной преданностью Наполеону и пользовался его особым доверием. Император всегда считал этого холодного, сдержанного в чувствах, рассудительного офицера, затем генерала и маршала, человеком чести и высокого долга. Но все это не помешало Мармону предать своего императора и благодетеля в самый тяжелый для него час и навечно запятнать свое имя подлым предательством. Чем же руководствовался маршал, решившись на такой шаг? Сам он объяснял это только одним — благом Франции. Но, по-видимому, основная причина кроется все же в ином.

Новая знать, которую создал Наполеон, — это было прежде всего скопище недовольных и обиженных. Почти у каждого представителя этого нового сословия был какой-то свой личный счет к императору. Все эти принцы, князья, герцоги, графы, бароны и прочие, пока еще не удостоенные титулов, но жаждущие получить их, в своем абсолютном большинстве находившиеся до революции, если не на самом социальном дне, то очень близко к нему, считали себя в чем-то обиженными Наполеоном. Можно было подумать, наблюдая все это, что он у каждого из них что-то отнял. Дух конформизма постепенно овладевал умами всей наполеоновской номенклатуры, в том числе и военной. Начинающим стареть маршалам и генералам хотелось уже комфортной и спокойной жизни. Но неугомонный император, поглощенный планами новых походов и завоеваний, не давал им такой жизни и впредь не обещал. И вот вся эта постоянно чем-то недовольная, брюзжащая, но вместе с тем не лишенная чванливости, целиком поглощенная нескончаемыми распрями, а также заботами о своих доходах, новых владениях и наградах, чуждая каких-либо высоких идеалов новая имперская знать, по мысли Наполеона, должна была стать опорой его империи. Опасное и роковое заблуждение!

Эти ложные постулаты привели Наполеона к большому политическому просчету с катастрофическими для него последствиями. Как только вся эта публика поняла, что ничего больше от Наполеона она получить уже не сможет и более того, из-за него может и потерять все ранее приобретенное, то сразу же отвернулась от него и стала подыскивать себе нового хозяина, который бы гарантировал ей status-quo (статус-кво).

Причина такого положения крылась прежде всего в том, что по мере своего превращения в диктатора, обладающего неограниченной властью, Наполеон все больше отрывался от реальной действительности, переставал четко ее видеть и ясно понимать. Создавалось впечатление, что какой-то неумолимый рок постепенно зашоривал ему глаза и ограничивал кругозор. Он жил, ослепленный своим могуществом, наивно полагая, что силы штыка достаточно для преодоления всех возникающих на его пути препятствий. Патриотизм, идейная убежденность, высокие моральные принципы и другие категории того же порядка, не подлежащие подсчету ни в миллионах франков, ни в количестве пушек и дивизий, имели для него сугубо абстрактное значение. В начале своей полководческой карьеры Наполеон оценивал обстановку и смотрел на вещи более трезво, правильно учитывал влияние различных факторов в практической деятельности, прекрасно понимая их значение, благодаря чему во многом и достигал своих ошеломительных успехов. Но со временем все это было предано забвению и отброшено.

Некоторые из высших военачальников были обижены на императора, считая, что он недооценивает их боевые заслуги. Среди них находился и Мармон. Хотя при его довольно скромных заслугах как военачальника высшего ранга, он был вознагражден Наполеоном более чем достаточно. Выше уже отмечалось, что маршальское звание Мармона являлось никогда не отработанным им авансом. В общепринятом понимании его боевые заслуги никак не тянули на это высшее воинское звание. Но непомерное честолюбие мешало ему трезво оценивать свою роль и место в высшем эшелоне французского генералитета. Насколько сильно было задето самолюбие Мармона, когда он оказался обойденным при первом производстве 18 генералов в маршалы Франции, выше также уже отмечалось.

Правда, справедливости ради следует признать, что претензии Мармона тогда не были такими уж необоснованными. Боевые заслуги тех же Бессьера или Даву, а также некоторых других генералов, получивших маршальские звания в 1804 году, были на тот момент ничуть не выше заслуг Мармона. Но эти военачальники в той или иной мере оправдали выбор Наполеона, сделанный императором тогда в их пользу, кто-то из них впоследствии проявил полководческий талант, как, например, Ланн или Даву, другие прославили свои имена блистательными подвигами на полях сражений, как это сделали Ней или Мюрат. Но Мармону все это удалось в значительно меньшей мере.

Недоволен Мармон был и тем, что Наполеон недооценил его заслуг при перевороте 18 брюмера. Но и здесь наш персонаж, надо признать, явно переоценивал свою роль в этом перевороте, где был далеко не ключевой фигурой, а лишь одним из второстепенных деятелей, будучи помощником генерала Ж. Макдональда. Был у Мармона и еще целый ряд претензий к своему благодетелю.

Наполеон относился к своему бывшему адъютанту всегда довольно благосклонно, снисходительно прощал ему то, за что с других строго взыскивал. В качестве примера может служить хотя бы весьма неудачное командование Мармона Португальской армией, завершившееся его полным фиаско при Саламанке. Но и это сошло ему с рук. С его предшественником Массеной, который, кстати, не потерпел ни одного поражения в полевом сражении во время своего неудачного Португальского похода, император поступил куда круче, поставив по существу крест на его военной карьере. Правда, после провала в Испании Наполеон уже не решался использовать Мармона в роли командующего армией.

В отличие от некоторых своих коллег-маршалов, Мармон не бравировал личной храбростью и без особой нужды старался никогда не рисковать, но, когда обстановка того требовала, он бесстрашно бросался в самую гущу боя, дабы личным примером вдохновить войска. Так он поступал, будучи еще офицером революционной армии, затем генералом-республиканцем и, наконец, маршалом Империи.

Мармон обладал неплохими административными способностями, что он доказал, управляя в течение нескольких лет Иллирийскими провинциями. Однако по мере обретения им все более широких властных полномочий, у него все отчетливее стали проявляться такие негативные черты характера, как непомерные тщеславие, стремление к вызывающей роскоши, барственное чванство и т. п. Это уже в полной мере проявилось в Далмации, где он чувствовал себя чем-то вроде феодального правителя, но особенно кричащие формы приняло в Испании. Там маршал вел себя уже, как некий восточный сатрап, получив от подчиненных прозвище «король Мармон».

В городе Вальядолиде, где находилась его штаб-квартира, он создал что-то вроде резиденции правителя какой-нибудь восточной деспотии — жил в роскошном дворце испанских грандов, где его обслуживали, не считая личных лакеев, до 200 слуг. Кроме штаба, имел личную свиту, насчитывавшую до полутора десятков особо приближенных к нему лиц. Балы, обеды, маскарады, званные вечера и прочие увеселения в маршальской резиденции следовали непрерывной чередой. На все это расходовались большие средства (естественно, не из кармана герцога Рагузского).

Историки подсчитали, что содержание «короля Мармона» и его «двора» в Испании ежемесячно обходилось казне в сумму, равную содержанию одного кавалерийского полка. И при всем этом Мармон постоянно жаловался в Париж на крайне стесненные условия существования.

Вокруг маршала царила атмосфера раболепия и угодничества. Даже в редких походах Мармон не отказывал себе в комфорте, в то время как снабжение его войск было довольно скромным, если не сказать — скудным. Все это не могло не вызвать недовольства подчиненных и их прохладного отношения к своему командующему. Конечно, думать о каких-то там походах, битвах и победах в таких условиях не приходилось… Финал такого командования Мармона армией был закономерен.

Начиная с 1814 года само имя Мармона для многих французов стало созвучно понятию предательства. Даже титул этого маршала породил во французском языке новый термин — «рагузер» (raguser), ставший синонимом слова «изменник». А Наполеон, находясь на далеком, затерянном на бескрайних просторах Атлантики, острове Св. Елены, сказал о Мармоне: «Он кончит, как Иуда». Слова бывшего императора оказались пророческими…

Все последующие годы после своего предательства Мармон провел как бы в негласной изоляции, ненавидимый одними и презираемый другими. Его сторонились даже старые боевые товарищи. Но все это не мешало правящему режиму оказывать Мармону всевозможные знаки внимания и осыпать его наградами. Однако в ответ на демонстративные вызовы Бурбонов широкому общественному мнению ненависть французов, не говоря уже о бонапартистах, к этому человеку только нарастала и достигла своего апогея в июльские дни 1830 года.

Июльская революция 1830 года смела Бурбонов, а вместе с ними и их верного слугу маршала Мармона и поставила крест на его карьере. Лишенный родины разжалованный маршал все последующие годы своей долгой жизни провел в изгнании, всеми отвергнутый и забытый. Намного переживший свое время, он закончил свои дни в полном одиночестве (его семьи давно уже не существовало). Франция так и не простила ему предательства.

Семейная жизнь Мармона не сложилась. В 1798 году, перед отправлением в Египетский поход, он женился на 18-летней дочери швейцарского банкира Гортензии Перрего. Брак темноволосого, смуглолицего бургундца с этой очаровательной брюнеткой оказался несчастливым. Капризная и избалованная особа мало подходила в спутницы жизни бравому генералу. Непонимание, переросшее затем в напряженность отношений между супругами, с годами нарастало. Генерал почти все время был на войне, а молодая генеральша жила своей жизнью. Детей, которые хоть как-то могли бы скрепить этот хрупкий союз, у них не было. К 1812 году семья практически распалась, а спустя еще 2 года супруги окончательно расстались, посчитав невозможным дальнейшее сосуществование под одной крышей. Оба они, каждый в своем одиночестве, прожили еще почти 40 лет. Госпожа Мармон пережила своего мужа на 3 года.

Мармон проявил себя и как военный писатель. Его перу принадлежит объемистый военно-теоретический труд «Сущность военных учреждений», опубликованный в середине 40-х годов XIX века в Париже, а также 8-томные мемуары («Memoires de duc de Raguese». Paris, 1856. Vol. 1—8), вышедшие в свет уже после его смерти. В своих мемуарах Мармон попытался дать ответ на вопрос, почему он предал Наполеона Бонапарта, хотя искренне и любил этого человека, как он уверяет читателя. На закате жизни престарелый маршал предпринял отчаянную попытку оправдаться перед потомками и хоть как-то улучшить свой крайне непривлекательный образ в их глазах.

Мармон достиг немалых успехов и в эпистолярном жанре, написав путевые записки о своих многочисленных путешествиях. На писательском поприще он проявил незаурядные способности, оставив после себя довольно обширное литературное наследство.

 

Массена Андре

 

Французский военный деятель Массена (Massena) Андре (6.05.1758, Ницца — 4.04.1817, Париж) маршал Франции (1804), герцог Риволи (1808), князь Эслингский (1810), пэр Франции (1815). Сын состоятельного торговца. Был средним ребенком в семье из 5 детей. Поскольку Ницца входила в то время в состав Сардинского королевства, то будущий маршал Франции не считался подданным французского короля. К тому же он и не был чистокровным французом (отец — итальянец, мать — француженка). Рано (в 6-летнем возрасте) лишившись отца, Массена не получил никакого образования. Его мать вскоре вышла, замуж за купца, а детей от первого брака отправила в деревню к бывшей свекрови. Деревня эта находилась недалеко от Ниццы. Там, у бабушки, и прошла большая часть детства будущего полководца. Через несколько лет, когда юный Массена несколько подрос, дядя (брат отца), владелец мыловарни, забрал племянника к себе. При этом он руководствовался далеко не родственными чувствами, а скорее желанием заполучить дармового работника. Тяжелый и монотонный труд разнорабочего пришелся не по душе пылкому подростку.

В 13 лет он бежит из дома дяди и поступает юнгой на торговое судно. 5 лет юный Массена бороздит под парусами купеческого корабля воды Средиземного моря и просторы Атлантики. За эти годы он многое повидал, побывав во многих странах, включая Ближний Восток и Южную Америку, и многому научился. Но суровая и в какой-то мере однообразная служба матроса со временем рассеяла у Массены романтические грезы о профессии моряка, и он решает покинуть палубу корабля.

В 1775 году Массена меняет костюм матроса на синий армейский мундир, поступив солдатом в королевский Итальянский полк (Regiment Royal-Italien) французской армии. Его выбор был обусловлен, вероятно, тем, что в этом полку служил унтер-офицером другой его дядя. Армейская служба пришлась по вкусу бывшему матросу. Он быстро освоил свою новую профессию, постиг все ее тонкости и в короткий срок зарекомендовал себя образцовым солдатом. Уже через год Массена получает звание капрала. Впоследствии знаменитый полководец вспоминал, что это первое воинское звание доставило ему такое огромное удовлетворение, какого он не испытывал при всех последующих производствах, каковых в его жизни было немало. Проходит еще два года — и Массена уже сержант. Тогда же, проявив завидное упорство и целеустремленность, он под руководством дяди овладевает азами грамоты (до 17 лет Массена не умел ни читать, ни писать, был совершенно безграмотным человеком).

В 26 лет Массена стал унтер-офицером (1784). Его усердие и служебное рвение высоко ценило начальство. Командир полка ставил отличного служаку в пример офицерам. Но, несмотря на все это, дальнейших перспектив в службе для него уже не было. Как простолюдин он достиг в своей карьере потолка, дальше путь для него был закрыт. На офицерское звание в королевской Франции могли рассчитывать только дворяне.

Летом 1789 года грянула Великая французская революция. 14 июля в Париже восставший народ штурмом взял оплот абсолютизма — крепость-тюрьму Бастилию. Громовые раскаты революционной бури быстро разнеслись по стране, возвестив грядущие перемены в ее общественно-политическом устройстве. Однако в армии все продолжало оставаться по-прежнему. Ввиду бесперспективности дальнейшего продолжения службы, которой он отдал 14 лет, не обделенный честолюбием унтер-офицер Массена принимает решение покинуть ряды королевской армии и в августе 1789 года выходит в отставку. Вполне возможно, что его на этот шаг подтолкнули причины личного порядка, в том числе и предстоящая женитьба. Его женой стала дочь врача из Антиба, города, где квартировал его полк. На приданое жены он открывает собственное дело (бакалейную лавку). Но коммерческие дела идут у него, по-видимому, не вполне успешно, денег хронически не хватает. Чтобы вырваться из нищеты, Массена берется за самые различные занятия, не брезгует (по данным некоторых историков) даже контрабандой. Именно тогда у него появляется жгучая страсть к стяжательству, постепенно превратившаяся в ненасытную алчность, которая затем будет преследовать его всю жизнь.

Но революция, всколыхнувшая тогда всю Францию, продолжала набирать обороты. Ее шквальные ветры, сокрушая вековые устои старого мира, долетают до самых глухих провинциальных уголков. Донеслись они и до захолустного городка Антиба, где в те годы прозябал отставной унтер-офицер Массена. Революция нашла в нем своего пылкого приверженца. Когда в Антибе началось формирование Национальной гвардии, то одним из первых в нее поступает Массена. Его избирают старшим адъютантом батальона с чином капитана (1791).

Осенью того же года в связи с угрозой иностранной военной интервенции по всей Франции начинается формирование отрядов добровольцев (волонтеров) для защиты революции. Массена записывается во 2-й батальон волонтеров департамента Вар. К этому времени он уже приобрел в своем городе большой авторитет как хороший специалист военного дела. Волонтеры сразу же избирают его старшим адъютантом батальона с чином майора (сентябрь 1791 года). Революционный энтузиазм многочисленных добровольческих формирований, их вера в правоту идей великой Революции, конечно, имели огромное значение в мобилизации широких народных масс для защиты революционных завоеваний французского народа. Но слабая военная подготовка волонтеров серьезно снижала оборонный потенциал революционной Франции, которой угрожали прекрасно подготовленные, вымуштрованные армии европейских монархов, решивших силой оружия задушить французскую революцию, не дать ей перекинуться на сопредельные государства и восстановить в мятежной стране прежние порядки. Офицерский состав старой королевской армии был настроен контрреволюционно и в своем большинстве был ненадежен. Своих же командных кадров Революция не имела. В этой обстановке особо важную роль сыграли те немногие офицеры и унтер-офицеры старой армии, которые восприняли идеи Революции и отдали в этот грозный для нее час все свои силы и знания делу создания армии нового типа, армии, способной дать отпор врагу и защитить Революцию.

Одним из таких людей, без колебаний вставших на защиту дела Революции, был и бывший унтер-офицер Массена. Он приложил немало усилий, чтобы обучить волонтеров своего батальона военному делу и подготовить их к предстоящим боям с врагом. Солдаты всецело доверяли своему опытному товарищу и в феврале 1792 года избрали его подполковником. Но свое боевое поприще Массена начал не с борьбы с внешним врагом, а с участия в подавлении антиправительственного мятежа в департаменте Арьеж (на юге Франции).

В апреле 1792 года началась война Франции против 1-й коалиции европейских монархических государств. 2-й батальон волонтеров департамента Вар вошел в состав Итальянской армии. Более года Массена сражается с австро-сардинскими войсками в Приморских Альпах. За это время он неоднократно отличился в боях, за что в августе 1792 года был произведен в 1-е подполковники и избран командиром батальона.

Наступает 1793-й год — год ошеломительных побед французской революционной армии. Ее молодых солдат ведут в бой молодые талантливые военачальники, выдвинувшиеся в жестоких битвах с врагом, снискавшие доверие и признательность своих подчиненных благодаря своим военным дарованиям и беспредельной преданности делу Революции. Их всех, и солдат, и генералов, в равной мере вдохновляла на подвиги горячая любовь к Отечеству. Одним из таких доблестных воинов был и батальонный командир Итальянской армии Массена, произведенный 28 августа 1793 года за боевые подвиги в бригадные генералы и назначенный командиром полубригады. Во главе своей полубригады он особо отличился в декабре того же года при взятии штурмом революционными войсками Тулона. Его войска овладели двумя фортами (Лартиг и Св. Екатерины) этой мощной приморской крепости, внеся весомый вклад в достижение победы. Восхищенная доблестью героев Тулона Республика высоко оценила их подвиг. 20 декабря 1793 года Массена был произведен в дивизионные генералы. В приказе комиссаров Конвента по этому поводу специально подчеркивалось, что Массена удостоен этого высшего в Республике воинского звания за «храбрость, стойкость, ум и гражданственность, проявленные им при осаде и взятии мятежного Тулона».

С января 1794 года Массена командует левым крылом Итальянской армии, начальником артиллерии которой в то время был молодой бригадный генерал Н. Бонапарт, с которым Массена впервые встретился при осаде Тулона, когда последний был еще артиллерийским капитаном и фактически исполнял обязанности начальника артиллерии армии, осаждавшей Тулон (генерал, занимавший эту должность, был болен). Бонапарт, как и Массена, тоже был среди отличившихся при взятии Тулона, за что получил чин бригадного генерала. Сказать, что их отношения тогда были близкими, а тем более — дружественными, вряд ли можно. Скорее всего, они были сугубо служебными, не выходящими за официальные рамки. Бонапарт был намного моложе Массены, ниже его в воинском звании (а Массена как унтер старой закалки знал толк в субординации), довольно молодым и малоизвестным генералом, а потому и не представлял особого интереса для уже весьма влиятельного в Итальянской армии Массены.

В кампаниях 1794 и 1795 годов Массена участвовал во всех боевых действиях Итальянской армии. Первую свою крупную победу он одержал в 1794 году при Саорджио, отбросив сардинцев за Альпы. Затем при Каиро и Дего разбил австрийский вспомогательный корпус в армии короля сардинского. В 1795 году мужественно защищал горный проход Боккето от австро-сардинских войск, пытавшихся овладеть им. Когда командование Итальянской армией принял генерал Б. Шерер, французские войска перешли к наступательным действиям. Массена, возглавивший правое крыло армии, получил приказ очистить от противника прибрежную Ривьеру. Во главе корпуса, состоявшего из двух дивизий, он нанес австрийцам поражение в долинах рек Танара и Бормида, одержал важную победу при Боргетто, но был остановлен начавшимися в горной местности ливнями. Тем не менее основная цель проведенной операции была достигнута.

Новую славу Массене принесло сражение при Лоано (23—24 ноября 1795 года), в котором французы разгромили австро-сардинскую армию. Главным героем Лоано являлся Массена, именно ему принадлежит честь этой славной победы. После смещения с должности генерала Шерера все считали, что главнокомандующим Итальянской армией будет назначен победитель при Лоано — Массена. Но неожиданно для всех им стал прибывший из Парижа протеже одного из самых влиятельных членов Директории П. Барраса генерал Наполеон Бонапарт (март 1796 года). Генералы Итальянской армии хорошо помнили этого невзрачного вида бригадного генерала, который в бытность свою начальником артиллерии их армии ничем особенным себя не проявил, и были не только изумлены, но и раздражены выбором Директории.

В знаменитом Итальянском походе Наполеона Бонапарта 1796—1797 годов Массена командовал 1-й дивизией Итальянской армии и являлся одним из ближайших боевых сподвижников молодого полководца. Его имя всегда упоминалось вместе с именем главнокомандующего. Итальянская кампания 1796—1797 годов стала звездным часом в полководческой карьере Массены. Победы при Монтенотте (12 апреля 1796 года), Миллезимо (13 апреля 1796 года), Дего (14—15 апреля 1796 года), Караско (25 апреля 1796 года) и Лоди (10 мая 1796 года) остались навсегда свидетельством его славы. Возглавляя авангард армии, он первым вступил в Милан (15 мая 1796 года). Так же отважно во главе своей дивизии Массена сражался при Лонато (3 августа 1796 года), Кастильоне (5 августа 1796 года), Ровенрето (4 сентября 1796 года), Басано (8 сентября 1796 года), Сан-Джорджио (15 сентября 1796 года), Кальдиеро (12 ноября 1796 года) и Арколе (15—17 ноября 1796 года). Предводимые им войска взяли Верону (3 июня 1796 года) и Пескьеру (6 августа 1796 года). Но наиболее громкую славу Массена стяжал в знаменитом сражении при Риволи (13—15 января 1797 года). Пройдя за ночь форсированным маршем по занесенным снегом дорогам 32 км, его дивизия в самый решающий момент появилась на поле битвы и внесла решающий вклад в победу. А уже на следующий день, преодолев несколько десятков километров, Массена перехватывает у Ла-Фаворита спешивший на помощь осажденной Мантуе сильный австрийский корпус и наголову разбивает его (16 января 1797 года). Именно тогда восхищенный успехами своего генерала Бонапарт назвал Массену «любимое дитя победы». Преследуя остатки разгромленных в Северной Италии австрийских войск, дивизия Массены в марте 1797 года вместе с другими дивизиями Итальянской армии вторглась в пределы Австрии и развернула наступление на Вену. Обеспокоенная судьбой столицы империя Габсбургов признала свое поражение в 5-летней войне и запросила мира. 18 апреля 1797 года в Леобене было заключено перемирие и начаты переговоры о заключении мира. Как одного из наиболее отличившихся в Итальянском походе 1796—1797 годов генералов Наполеон Бонапарт избрал Массену своим посланцем в Париж, поручив ему доложить Директории о последних успехах Итальянской армии, заключении Леобенского перемирия и представить правительству Республики прелиминарные условия будущего мирного договора с Австрией (апрель 1797 года).

Как вестник великой победы Массена был встречен в Париже с большими почестями. Директория наградила его специально изготовленной по этому случаю почетной саблей и ввела в состав Совета старейшин (верхняя палата французского парламента). После исполнения возложенной на него миссии Массена вернулся в Итальянскую армию. Однако, несмотря на выдающиеся военные способности, проявленные во время Итальянской кампании 1796—1797 годов, славные боевые подвиги и большие заслуги перед Республикой, ореол одного из ближайших боевых сподвижников ее лучшего полководца генерала Бонапарта, личные отношения Массены с Наполеоном Бонапартом были далеко не простыми. Скорее всего их можно охарактеризовать как весьма прохладные. Бонапарт втайне недолюбливал своего подчиненного, хотя и многим обязан был ему как военачальнику, в немалой степени способствовавшему его громким победам в Италии, вознесшим Бонапарта на пьедестал первого полководца Французской республики. Несомненно одно: без таких помощников, как Массена, Бонапарт никогда не стал бы тем, кем он стал после своего Итальянского похода, когда всего за каких-то несколько месяцев никому неизвестный генерал превратился в широко известного полководца, имя которого было у всех на слуху. Нам могут возразить — а Тулон? Ну и что, Тулон! Он сыграл решающую роль лишь в личной судьбе самого Бонапарта. А на общем фоне той славной победы имя Бонапарта выглядело довольно блекло. Он был лишь одним из сподвижников главного героя Тулона — генерала Дюгомье, имя которого тогда узнала вся Франция. В ходе борьбы революционной Франции против объединенных сил европейской реакции Тулон был лишь одной из побед республиканской армии, каковых в 1793 году ею было одержано немало. И отличившихся при взятии Тулона было предостаточно, а Бонапарт был лишь одним из них. Это потом апологеты Наполеона сделали его главным героем. А тогда… К примеру, заслуги Массены при взятии Тулона были оценены гораздо выше по сравнению с заслугами Бонапарта — он был произведен в дивизионные генералы, тогда как Бонапарт — только в бригадные. К тому же блеск тулонской победы к весне 1796 года, когда Бонапарт получил назначение на должность командующего Итальянской армией, уже успел существенно потускнеть, и вряд ли кто из французов в начале 1796 года помнил имена бригадных генералов, удостоенных этого звания за взятие Тулона. Поэтому вряд ли нуждается в доказательстве утверждение, что к моменту своего вступления в должность главнокомандующего Итальянской армией Бонапарт был почти никому неизвестный генерал. Но все же, пожалуй, вернее будет сказать, «малоизвестный генерал», так как некоторые слышали о нем как о «генерале Вандомьере», с резкой беспощадностью подавившем в вандомьере (октябрь) 1795 года роялистский мятеж в Париже. Но этот «подвиг» едва ли можно отнести к боевым заслугам будущего полководца. Словом, к весне 1796 года Массена как военачальник, уже имевший немалые боевые заслуги, пользовался в армии несравненно большей известностью, чем Бонапарт. И последний этого не мог не чувствовать. Положение усугублялось еще и тем, что Массена был человеком крайне самолюбивым и амбициозным. Он считал, что Бонапарт умышленно недооценивает его и при всяком удобном случае проявляет по отношению к нему несправедливость. На самом деле главнокомандующий высоко ценил Массену как опытного и способного генерала, но негативные черты его характера вызывали у Бонапарта неприятие и вызывали желание умерить его амбициозный запал. Несмотря на высокое положение, занимаемое им в Итальянской армии, Массена никогда не входил в ближайшее окружение главнокомандующего и всегда держался от него на известном удалении.

Полгода спустя после переворота 18 фрюктидора (4 сентября 1797 года) в Париже Массена сменил генерала Л. Бертье на посту командующего французскими войсками в Риме и Папской области. Это назначение явилось для него причиной больших неприятностей. Гарнизон Рима состоял в основном из войск бывшей дивизии генерала Ж. Бернадота, которые в прошедшей кампании постоянно соперничали с дивизией Массены, и теперь с большим неудовольствием восприняли весть о назначении нового командующего. Положение усугублялось и тем, что вверенные Массене войска находились в плачевном состоянии. Они уже долгие месяцы не получали жалованья, голодали из-за частых и продолжительных перебоев в снабжении, их одежда превратилась в лохмотья, обувь развалилась. В то же время правительственные комиссары и разного рода чиновники оккупационной администрации почти в открытую занимались хищениями казенного имущества, грабежами и вымогательствами на территории завоеванной страны. Из-за попустительства военных властей все эти негативные явления приняли широкий размах.

Массена, вступив в командование, не принял никаких мер против обнаглевших казнокрадов и всякого рода стяжателей, чем сразу же восстановил против себя войска. Теперь его алчность и лихоимство, которыми он уже давно грешил, впервые встретили отпор со стороны подчиненных. В то время, когда войска терпели неимоверные лишения, вороватые чиновники не жалели денег на сомнительные удовольствия, прожигая огромные суммы в городских притонах, а личные сундуки Массены ломились от награбленных ценностей. Это все прекрасно знали. Возмущение нарастало. И вот 23 февраля 1798 года офицеры римского гарнизона, собравшись на совещание, открыто потребовали от своего командующего прекратить казнокрадство чиновников и все творимые ими безобразия. В своем обращении к командующему они весьма прозрачно указывали на главного виновника сложившегося положения. Однако Массена отверг предъявленные обвинения и приказал вывести большую часть гарнизона из города. В ответ войска отказались ему повиноваться. Сложилась обстановка, близкая к бунту. Офицеры-заговорщики обратились напрямую к Директории, потребовав отстранить Массену от занимаемой должности. В своем обращении к правительству Республики они, в частности, заявляли «о вымогательствах и грабежах, совершаемых повсюду, где Массена командовал». В подтверждение приводился длинный список примеров, обличающих командующего. Перед угрозой открытого мятежа Директория была вынуждена отозвать скомпрометировавшего себя генерала. Сдав командование генералу К. Даллеманю, Массена уехал в Париж, где употребил все свое влияние, чтобы смягчить участь офицеров-заговорщиков.

Более года он оставался не у дел, пока в апреле 1799 года не был назначен командующим войсками в Швейцарии в связи с начавшейся войной со 2-й антифранцузской коалицией и первыми неудачами республиканских войск. Сразу же со вступлением в должность Массена решил действовать наступательно. Перейдя Рейн, возглавляемая им армия (свыше 70 тыс. человек) подступила к австрийской крепости Фельдкирх. Но штурм этой крепости окончился неудачей, и Массене пришлось отступить. После того, как Журдан на Рейне и Шерер в Италии потерпели поражения, положение Массены в Швейцарии сделалось угрожающим, и он тоже вынужден был начать отступление. К осени 1799 года положение на фронтах для Французской республики стало почти катастрофическим. Русско-австрийская армия А. В. Суворова, наголову разгромив французов, овладела почти всей Северной Италией и угрожала вторжением во Францию. На Рейне положение французских войск также было ненамного лучше.

В создавшейся обстановке Директория подчиняет Массене в оперативном отношении Рейнскую и Дунайскую армии (каждая из них имела численность не более 30—40 тыс. человек). К тому же эти малочисленные армии были растянуты на широком фронте. Австрийские войска, которыми командовал эрцгерцог Карл, имели значительное численное превосходство. Когда австрийцы двинулись на Рейн, оставив находившийся в Швейцарии русский корпус генерала А. М. Римского-Корсакова (24 тыс. человек) без должной поддержки, командующий французской Швейцарской армией Массена незамедлительно воспользовался этим и в 2-дневном сражении при Цюрихе (25—26 сентября 1799 года) разгромил его. Эта победа Массены окончательно устранила угрозу вторжения союзных войск во Францию. Затем Массена попытался разгромить пробивавшийся с боями через Альпы на соединение с войсками Римского-Корсакова русский корпус Суворова (свыше 20 тыс. человек), но потерпел неудачу. Изумленный беспримерным героизмом суворовских чудо-богатырей Массена тогда воскликнул, что отдал бы все свои победы только за один Швейцарский поход Суворова. Такова была оценка военного искусства русского полководца признанным во Франции мастером горной войны. И Массена прекрасно отдавал себе отчет в том, что он говорил. Положение Суворова, только что наголову разгромившего некогда победоносную Итальянскую армию, предводимую лучшими полководцами Французской республики Моро, Макдональдом и Жубером, было безвыходным, можно сказать, безнадежным. Оно создалось в результате эгоистичного, граничившего с предательством поведения тогдашних союзников России австрийцев. Получив из рук Суворова завоеванную им Италию, откуда их два года назад изгнал Наполеон Бонапарт, эти союзнички поспешили выпроводить русских из этой страны. По их плану Суворов с русскими войсками должен был перейти в Швейцарию, присоединить к себе находившийся там корпус Римского-Корсакова, а затем осуществить вторжение во Францию. Но после разгрома французами корпуса Римского-Корсакова находившийся в Альпийских горах Суворов оказался в ловушке, выход с гор ему был закрыт. Противник располагал многократным превосходством в силах. Выхода у Суворова не было, ему предоставлялось на выбор два варианта: гибель или плен. Но старый русский полководец, не потерпевший за всю свою долгую боевую жизнь ни одного поражения, не позволил врагу растоптать свою, добытую в бесчисленных сражениях боевую славу, и с блеском вышел, казалось бы, из безвыходного положения. Его чудо-богатыри штыками проложили себе дорогу вперед, разгромив превосходящего в силах противника.

Благодаря победам Массены (после победы при Цюрихе его войска нанесли ряд поражений и австрийцам) положение Французской республики значительно улучшилось. Франция как бы негласно признала его «спасителем Отечества» (после измены генерала Ш. Пишегрю это звание никому больше во Франции официально не присваивалось). Так его назвал и возвратившийся в это время из Египта Наполеон Бонапарт. В кампании 1799 года во всей полноте раскрылся полководческий талант Массены.

Известие о перевороте 18 брюмера (9 ноября 1799 года), в результате которого к власти во Франции пришел Наполеон Бонапарт, Массена встретил без энтузиазма. Он не забыл довольно с ложные отношения со своим бывшим главнокомандующим и ничего хорошего лично для себя от него нового возвышения не ожидал. Но как человек расчетливый и достаточно осторожный в вопросах политики, и к тому же занимавший должность командующего одной из армий Республики, он проявил сдержанную лояльность к этому событию. Вместе с другими командующими армиями Массена, вероятно, скрепя сердце, приветствовал переворот 18 брюмера и приход Бонапарта к власти. И интуиция не подвела старого солдата. 23 ноября 1799 года Первый консул Республики генерал Наполеон Бонапарт назначил Массену командующим Итальянской армией. Однако это назначение последний принимает без особого восторга. Дело в том, что разгромленная союзниками в 1799 году Итальянская армия находилась в крайне незавидном положении, удерживая в районе Генуи последний клочок итальянской земли. Саму Геную оборонял небольшой гарнизон, лишенный самых необходимых запасов. Перед тем как согласиться на перевод в Италию Массена поставил перед главой государства условие: он не возглавит армию, обреченную на оборонительные действия, и недвусмысленно заявил о своих претензиях на главное командование. Бонапарт удовлетворяет его требование. Массена получает права главнокомандующего, в том числе и по части тех реквизиций, которые он сочтет необходимыми для нужд армии. Но, прибыв в армию (январь 1800 года) и увидев все своими глазами, Массене пришлось распрощаться со своими честолюбивыми намерениями. Противник имел более чем двойное превосходство в силах, побережье блокировал английский флот, армия находилась в ужасающем состоянии, госпитали были переполнены больными и ранеными, моральный дух войск приближался к критической отметке, целые батальоны превратились в неуправляемые банды, промышлявшие грабежами и разбоями. Но не таков был Массена, чтобы пасовать перед трудностями, какими бы непреодолимыми они ни были. Первым делом он энергично взялся за наведение порядка в войсках. Второе, что предпринял новый командующий, — отвел все войска в Геную, решив обороняться в ней до последней возможности. Вскоре австрийцы обложили Геную со всех сторон и в начале апреля приступили к ее осаде. Австрийский главнокомандующий генерал М. Мелас, прекрасно осведомленный о положении французов в Генуе, полагал, что овладеть ею не составит особого труда. Несмотря на то, что гарнизон испытывал огромные лишения, Массена действовал активно. Французы оборонялись упорно, часто совершали смелые вылазки, нанося противнику большой урон. Всего за время осады Генуи австрийцы потеряли убитыми и ранеными до 15 тыс. человек, то есть почти столько же, сколько насчитывал ее гарнизон. Но голод делал свое дело: он для защитников Генуи был страшнее врага. В мае суточный рацион солдат составлял 100 г конины и 100 г того, что едва ли можно было назвать хлебом. Только железная воля Массены и его начальника штаба генерала Н. Удино позволяла продолжать оборону. Жесткие меры, предпринятые Массеной против населения города, также испытывавшего огромные лишения, позволили удержать его в повиновении. В завершение ко всем несчастьям в городе вспыхнула эпидемия тифа. Но на все предложения противника о сдаче Массена отвечал неизменным отказом. Когда он узнал о появлении в Италии Наполеона с новой армией, то предпринял попытку прорваться на соединение с ним. Однако эта попытка закончилась неудачей: его голодные и обессилившие солдаты не были способны сражаться в наступлении. Бонапарт же вместо того, чтобы идти на выручку осажденной Генуе, повернул на Милан. К началу июня все возможности обороны Генуи были исчерпаны: скудные запасы продовольствия и боеприпасы полностью израсходованы. Массене не оставалось ничего иного, как сложить оружие. Однако, несмотря на абсолютную безнадежность своего положения, он все же сумел выговорить себе почетные условия капитуляции. При этом в конвенции о сдаче города австрийцам слово «капитуляция» вообще не упоминалась. Согласно ее условиям остатки французского гарнизона (8 тыс. человек, остававшихся в строю) покидали город с оружием в руках и уходили во Францию, взяв на себя обязательство не участвовать в боевых действиях против австрийцев до окончания войны.

Капитуляцию Генуи наряду с австрийскими генералами принимал и английский адмирал Кейт. Пораженный беспримерным мужеством французов, он сказал настаивавшему на почетных условиях капитуляции Массене: «Генерал, вы так геройски оборонялись, что мы не можем вам ни в чем отказать». 2-месячная оборона Генуи завершилась 5 июня 1800 года, когда французы покинули город. Через 9 дней произошло знаменитое сражение при Маренго, в котором Наполеон разгромил австрийскую армию Меласа. Немалый вклад в достижение этой славной победы внесла героическая оборона Генуи, отвлекшая на себя значительные силы противника. 24 июня 1800 года Наполеон назначил Массену главнокомандующим французскими войсками в Италии (объединенные силы Резервной и Итальянской армий, а также ряда отдельных корпусов). Это была награда за оборону Генуи, обессмертившую имя Массены. Но прошло всего несколько недель, и Наполеону пришлось пересмотреть свое решение. Дело заключалось в том, что, получив пост главнокомандующего, Массена без промедления принялся извлекать из него всевозможные материальные выгоды. Грабежи и мародерства, давно уже укоренившиеся во французской армии, приняли при новом главнокомандующем повальный характер, превратившись в хроническую болезнь, разъедавшую и без того не очень здоровый армейский организм. При этом сам главнокомандующий не только не принимал никаких мер по пресечению всех этих безобразий, но зачастую и санкционировал их. Возмущенный таким поведением Массены первый консул 13 августа 1800 года отстранил его от командования, заменив генералом Г. Брюном. Однако отправить своего старого соратника в отставку Наполеон все же не решился, хотя и перевел его на половинное жалованье. Зная, как трепетно относится Массена к деньгам, Бонапарт расчетливо нанес удар по его самому больному месту. Правда, уже через месяц первый консул смилостивился и назначил опальному генералу жалованье в полном размере (30 тыс. франков в год). Только через 2 года после заключения Люневильского мира (9 февраля 1801 года), завершившего войну со 2-й антифранцузской коалицией, Наполеон назначил находившегося все это время не у дел Массену членом Законодательного корпуса (1803), хотя летом 1802 года тот публично высказался против пожизненного консульства Наполеона Бонапарта. В Законодательном корпусе обиженный на первого консула Массена примкнул к его противникам, открыто порицавшим переворот 18 брюмера и установившийся после него авторитарный стиль правления. Его подчеркнутая самостоятельность, строптивость и неуступчивость, дружба с генералом Ж. Моро и другими оппозиционерами, открытое выступление против установления во Франции империи и другие демарши Массены вызвали неудовольствие Наполеона. Вместе с тем необходимо отметить, что работа в Законодательном корпусе (дебаты, дискуссии, обсуждение разного рода проектов и т. п.) не устраивала генерала. Она была не для него, и он откровенно тяготился своим положением, тем более, что этот орган, как, впрочем, и сенат, был органом чисто ритуальным, ничего не решавшим и ничего не определяющим. Наполеон же не терял надежды «приручить» талантливого генерала, героя Риволи, Цюриха и Генуи и многих других сражений.

Несмотря на его удаление из армии и явную оппозиционность, первый консул продолжает оказывать Массене знаки внимания наравне с действующими генералами. В октябре 1801 года он награждает его почетной саблей (за оборону Генуи), в 1803 году — вновь учрежденным орденом Почетного легиона, в 1804 году — командорским крестом ордена Почетного легиона. 19 мая 1804 года, когда во Франции было восстановлено звание маршала, Массена, несмотря на то, что продолжает оставаться вне армии, получает его наряду с другими высшими военачальниками. В основном списке из 14 генералов, удостоенных этого высшего воинского звания, его имя значилось 5-м (после Журдана). Но и тут до крайности самолюбивый Массена чувствует себя уязвленным. Когда друзья кинулись поздравлять его с новым отличием, то он не удержался, чтобы не выразить своего неудовольствия по этому поводу: «О, да, одним из восемнадцати!» — воскликнул «любимое дитя победы» (он имел в виду еще 4 почетных маршалов). Об этом сразу же стало известно императору, но он просто пропустил мимо ушей эту непочтительную реплику своего старого соратника. 2 февраля 1805 года вместе со всеми остальными маршалами Массена удостоился высшей награды наполеоновской Франции — Большого креста ордена Почетного легиона.

К осени 1805 года кратковременная мирная передышка, начавшаяся весной 1802 года после длительной череды непрерывных войн, закончилась. Против Франции выступила 3-я коалиция европейских держав. И вновь запели военные трубы, возвещая новый поход. Вот тут-то и пробил час Массены. Он вновь понадобился Наполеону. Неожиданно для себя маршал Массена получает назначение на должность командующего Итальянской армией (август 1805 года). Эта армия по плану Наполеона должна была решать вспомогательную задачу в войне — сковать находившуюся в Северной Италии австрийскую армию. Главный же удар император планировал нанести с рубежа реки Рейн через Южную Германию на Вену. Австрийские войска в Италии располагали более чем 3,5-кратным превосходством в силах перед армией Массены (40 тыс. человек). Их возглавлял лучший австрийский полководец эрцгерцог Карл. Другой военачальник на месте Массены ни о чем бы ином и не думал, кроме обороны. Но не таков был старый вояка. Несмотря на огромное превосходство противника в силах, он сам переходит в наступление. Правда, наступление это успехом не увенчалось. В 3-дневном сражении при Кальдиеро (29—31 октября 1805 года) Массена потерпел поражение. Однако поставленная перед ним Наполеоном задача была успешно выполнена. Проиграв в тактическом плане, он выиграл в стратегическом. Сковав своими активными действиями лучшую австрийскую армию, он создал Наполеону благоприятные условия для разгрома противника на Дунае. В то время, когда австрийская армия была окружена Наполеоном в районе Ульма, эрцгерцог Карл ничем не мог ей помочь. На первый взгляд, казалось бы, авантюрные действия Массены в Италии имели глубокий стратегический смысл. Они во многом способствовали успеху главных сил наполеоновской армии на основном, венском, направлении. После сокрушительного поражения австрийцев под Ульмом эрцгерцог Карл вынужден был начать отступление из Италии. Преследуя отступающего противника, Массена овладел всей Северной Италией, занял Венецию, затем Каринтию и Штирию. В декабре 1805 года, уже после Аустерлицкого сражения, он соединился с Великой армией Наполеона. 11 декабря 1805 года император назначил его командиром 8-го корпуса Великой армии. После окончания войны с Австрией Наполеон поручил Массене возглавить вновь сформированную Неаполитанскую армию (9 января 1806 года), перед которой была поставлена задача разгромить королевство неаполитанских Бурбонов. Уже 13 февраля 1806 года предводимые Массеной войска заняли Неаполь, а затем оккупировали и все Неаполитанское королевство (кроме Сицилии). После этого последовала длительная осада крепости Гаэта (февраль — июль 1806 года), которой Массене удалось овладеть лишь 19 июля. Причина столь длительного сопротивления этой приморской крепости заключалась не только в упорстве противника, но прежде всего в недостатке сил, первоначально выделенных Массеной для овладения ею, а также мощной огневой поддержке с моря, которую оказывал осажденной крепости английский флот.

В августе 1806 года Массена предпринял экспедицию в Калабрию, в ходе которой разгромил повстанческие отряды легендарного Фра-Дьяволо, поднявшего народ на борьбу с иностранными захватчиками. В завоеванном Массеной Неаполе Наполеон посадил королем своего старшего брата Жозефа Бонапарта. Массена же остался командовать французскими войсками в Италии и… принялся за старое, стремясь всеми способами приумножить свое состояние.

Слухи о том, что Массена, как и прежде, нечист на руку, очень быстро достигли Парижа. Для Наполеона это не стало новостью. Он уже давно и хорошо был знаком с нравом и повадками бывшего контрабандиста и на первых порах не придавал этим слухам особого значения. Но данные о лихоимстве маршала продолжали поступать с завидной регулярностью. Однажды император как бы мимоходом, почти буднично, на одном из заседаний сообщил своим министрам, что Массена «слишком много ворует в венецианских владениях, тащит все, что попадает ему под руку». Весной 1806 года Наполеон писал своему брату в Неаполь, что Массена «грабит всюду, где только может». Грабеж подвергшихся оккупации стран и в самом деле был поставлен Массеной на широкую ногу. Суммы награбленного им составляли многие миллионы франков. Никакие грозные послания императора на него не действовали, он не обращал на них внимания. Окончательно зарвавшись, маршал идет на прямое государственное преступление. В нарушение указа императора о континентальной блокаде Англии (подписан 21 ноября 1806 года в Берлине) он организует продажу торговых лицензий местным купцам, что в корне подрывало эффективность континентальной блокады. Получив лицензии, итальянские купцы продолжали спокойно торговать с англичанами. Это переполнило чашу терпения Наполеона. Он снова пишет брату: «Посоветуйте Массене, чтобы вернул в казну все присвоенные им 6 млн франков. Если он сделает это быстро, то это его спасет. Если нет, то я предам его суду военного трибунала. В конце концов это уже слишком крупный разбой». Узнав, что Массена разместил часть награбленных им денег в одном из банков Ливорно, Наполеон приказывает конфисковать их. В результате стремительно проведенной операции Массена в одночасье лишился 3 млн франков. Он был настолько потрясен случившимся, что даже заболел и на некоторое время слег от огорчения. Маршал считал, что в отношении его допущена вопиющая несправедливость. «Я сражался, служа ему (Наполеону. — Авт.), а он был настолько жесток, что отнял у меня мои скромные сбережения»… — громко жаловался он в своем окружении. Но и этот показательный урок не избавил его от пагубной привычки грабить и воровать. Вероятно, император не слишком был уверен, что Массена не возьмется за старое, чтобы компенсировать понесенные убытки. По-видимому, именно этим обстоятельством было продиктовано его решение вызвать маршала в Великую армию, сражавшуюся в то время в Польше и Восточной Пруссии. В середине января 1807 года Массена прибыл в штаб-квартиру императора. Он был явно недоволен этим вызовом, но старался сдерживать себя. Наполеон долго медлил с его назначением на командную должность, и только 24 февраля 1807 года поручил ему командование 5-м корпусом, составлявшим правое крыло Великой армии. В задачу этого корпуса, действовавшего на второстепенном и относительно спокойном направлении, входило обеспечение главной группировки войск французской армии с юга и прикрытие Варшавы. Массена снова недоволен. «Но, сир, значит, я должен командовать попросту обсервационным корпусом, на задах Великой армии», — недовольно пробурчал он, узнав о своем новом назначении. Наполеону потребовалось затратить немало усилий, чтобы убедить маршала в особой важности возлагаемой на него задачи, с которой лучше его вряд ли кто справится. И только после этого старый воин несколько успокоился. Однако принять активное участие в завершающих событиях этой войны ему так и не довелось. Ни в одном из крупных сражений кампании 1807 года в Восточной Пруссии Массена не участвовал, проведя все это время, как он метко выразился, «на задах» Великой армии.

После окончания войны маршал получил отпуск и уехал во Францию. Он почти не показывался в Париже и почти все время проводил в своем роскошном поместье Рюэль. В марте 1808 года Наполеон жалует Массене титул герцога Риволи и крупную денежную награду, после чего тот прекращает свое затворничество. В том же году на императорской охоте в лесу Фонтенбло Наполеон случайно (вследствие неосторожного обращения с оружием) ранил Массену в глаз дробинкой, свалив это на маршала Бертье. Несмотря на все принятые меры, левый глаз маршала после этого перестал видеть навсегда. Жозеф Бонапарт, став королем Испании, попросил брата-императора прислать ему в помощь Массену, но Наполеон без объяснения причин сухо ему отказал. Впрочем, и сам Массена не очень-то горел желанием усмирять испанских гверильясов. Наполеон по-прежнему не очень доверял Массене, опасался давать ему самостоятельное командование. Так, свое обещание назначить его командующим армией, направленной осенью 1807 года в Португалию, он не сдержал. Командовать этой армией было поручено генералу А. Жюно, поход которого в Португалию закончился по лным фиаско.

В войне 1809 года с Австрией Массена командует 4-м корпусом Великой армии, находясь вновь, как и в славные дни Итальянского похода 1796—1797 годов, в составе главных сил и под непосредственным командованием самого Наполеона. Он доблестно сражается при Ландсгуте (21 апреля 1809 года), Экмюле (22 апреля 1809 года) и Эберсберге (3 мая 1809 года). В битве при Асперне (Эслинге) 21—22 мая 1809 года Массена командовал левым крылом французской армии. Когда вышел из строя мост через Дунай и в войсках, находившихся на левом берегу реки, началось смятение, грозившее вот-вот перерасти в панику, в этот критический момент Массена в полной мере проявил присущие ему черты полководческого таланта — редкое самообладание, непоколебимое мужество, необыкновенную находчивость и поразительное хладнокровие. Вдохновляя личным примером войска, он бесстрашно бросался на самые опасные участки сражения, где ураганный огонь противника заставлял пятиться даже самых отважных храбрецов. Упорно обороняемый его войсками Асперн 14 раз переходил из рук в руки. Объятое пламенем селение было разрушено до основания. Все вокруг было завалено трупами. И в этом кромешном аду Массена явил собой образец беспримерного героизма. Со шпагой в руке, не обращая ни малейшего внимания на свистевшие вокруг ядра и пули, он отдавал распоряжения войскам, моментально реагируя на малейшие изменения в обстановке, лично организовывал контратаки. Все его адъютанты были убиты или ранены, но сам маршал не получил ни единой царапины, хотя австрийское ядро и убило под ним коня.

Для таких людей, как Массена, не существовало слова «невозможно». «Кто не видел Массены при Асперне, тот ничего не видел», — восхищенно говорил впоследствии Наполеон, вспоминая эту одну из своих самых кровавых битв. А после сражения, проводя на острове Лобау рекогносцировку, император сказал своим спутникам, указывая на Массену: «Вот моя правая рука». Но, несмотря на все упорство и героизм его войск, к концу первого дня сражения Массена все же вынужден был начать отступление, оставив дымящиеся руины Асперна. Удержав в течение дня все свои позиции, 4-й корпус отступил лишь по приказу главного командования. К вечеру нервы у всех были напряжены до предела. От срывов не были застрахованы даже высшие военачальники. Вечером 21 мая на глазах Массены разыгралась безобразная сцена ссоры двух маршалов Империи — Ланна и Бессьера, давно уже враждовавших между собой. Ланн публично обвинил Бессьера в преступном бездействии и преднамеренном уклонении от участия в сражении. Задетый до глубины души подобного рода обвинениями маршал Бессьер схватился за рукоять сабли. То же сделал и Ланн. Оба пылких гасконца через мгновение сошлись бы в смертельном поединке, не подоспей вовремя Массена. Он не позволил маршалам скрестить оружие. «Немедленно вложите свои сабли в ножны, — скомандовал Массена. — Вы находитесь в моем лагере, и я, конечно, не позволю, чтобы мои солдаты стали свидетелями позорного зрелища, когда два маршала Франции сходятся в поединке в виду неприятеля!» Пристыженные более старшим по возрасту товарищем маршалы, хотя и с неудовольствием, но прекратили ссору.

На следующий день Массена предпринял отчаянные усилия, чтобы поднять боевой дух своих поредевших полков. Ему удалось сдержать мощный натиск врага, что позволило французской армии в относительно организованном порядке отступить на остров Лобау. Ее отход прикрывал корпус Массены. Сам маршал постоянно находился в боевых порядках своих войск, то верхом на коне с обнаженной саблей в руках, то в пешем строю, личным примером вдохновляя своих гренадеров.

После сражения при Асперне Массена командовал всеми войсками, сосредоточенными на острове Лобау (а это более половины французской армии). В эти дни он был почти неразлучен с Наполеоном, вместе они проводили все рекогносцировки, вместе обдумывали планы дальнейших действий. За два дня до генерального сражения при Ваграме Массена получил серьезную травму. В темноте он вместе с конем свалился в яму и сильно расшибся. Из-за серьезно поврежденной ноги маршал не в состоянии был даже сесть в седло. Тем не менее от участия в сражении Массена не уклонился.

5—6 июля 1809 года произошла битва при Ваграме, решившая исход войны. Как и в предыдущем сражении при Асперне, Массена командовал левым крылом французской армии. Он передвигался по полю сражения в роскошной открытой коляске, запряженной четверкой белых лошадей. Этот парадный экипаж явно не предназначался для войны — его дверцы украшали золоченые герцогские гербы, управлял им представительный кучер, а на запятках находился форейтор. Вместе с маршалом в коляске был врач, который через каждые два часа менял компрессы на его ноге. Австрийские артиллеристы сразу же обратили внимание на этот «царский выезд» и сосредоточили на нем огонь сразу нескольких орудий. Массена, как всегда, являл собой пример неустрашимости. Но спасло ему жизнь во многом мастерство кучера, поскольку его коляска была идеальной мишенью для австрийских пушек. После сражения Наполеон порекомендовал Массене вознаградить смелость и преданность верных слуг, назначив им пожизненные пенсии. Он напомнил маршалу, что, будучи людьми штатскими, они вовсе не обязаны были рисковать собой. Но герцог Риволи остался верен себе. Сначала он возмутился, заявив, что такая щедрость просто разорит его, но ослушаться императора все же не посмел. После двух месяцев мучительных раздумий маршал назначил слугам по 200 франков каждому ежегодной пенсии, заметив при этом, что его «ограбили».

На второй день сражения возглавляемые Массеной войска приняли на себя главный удар противника. Замысел австрийского командования состоял в том, чтобы сокрушить левый фланг французской армии, отрезать ее главные силы от переправ через Дунай и уничтожить их на левом берегу реки. Но войска Массены стойко отразили удары противника. При этом они сами нередко переходили в контратаки. В сражении при Ваграме маршал Массена проявил несгибаемую силу воли и выдающуюся отвагу, граничившую с безрассудной храбростью. Он внес весомый вклад в достижение победы и по праву вошел в историю как один из главных героев битвы при Ваграме. Последний бой с австрийцами, завершивший кампанию 1809 года, произошел под Цнаймом и едва не стал для Массены роковым. Через несколько минут после того, как он временно покинул свою коляску, прямым попаданием австрийского ядра она была разнесена в щепки. Судьба хранила «любимое дитя победы»!

Победоносную для Наполеона войну с Австрией завершил Шенбруннский мир (14 октября 1809 года). Сразу же после окончания войны Массена получил годичный отпуск и уехал во Францию. Наградой ему за выдающиеся боевые подвиги в войне с Австрией 1809 года стал титул князя Эсслингского, пожалованный ему Наполеоном в январе 1810 года. Но и в этом случае император не преминул нанести удар по самолюбию маршала, поставив его в весьма двусмысленное положение. Дело заключалось в том, что эта награда явно предназначалась для маршала Ланна, так как в кровавой битве при Асперне именно его войска геройски сражались в районе селения Эслинг, тогда как корпус Массены удерживал Асперн. Это знала вся армия… Одновременно, зная, что материальные ценности выглядят в глазах Массены гораздо весомее всех званий и титулов, какими бы громкими они ни были, Наполеон хотел подарить ему прекрасный замок Туар. Но когда до него дошли слухи, что Массена не желает тратиться на ремонт замка, отказался от своего намерения.

Тем временем дела Наполеона на Пиренейском полуострове шли из рук вон плохо. Наполеоновским маршалам никак не удавалось подавить сопротивление испанского народа, поднявшегося на национально-освободительную борьбу против захватчиков. На помощь испанским повстанцам (гверильясам) пришли англичане, высадившиеся в Португалии и закрепившиеся в этой стране. Завоевание Португалии и изгнание оттуда англичан Наполеон поручил Массене, который в связи с новым назначением был вызван из отпуска. Вопреки своему желанию 17 апреля 1810 года маршал Массена был назначен командующим Португальской армией (3 пехотных и 1 кавалерийский корпуса — всего около 90 тыс. человек). Император поставил перед ним задачу исправить ошибки, допущенные в свое время на Пиренейском полуострове Жюно, Сультом, Неем, Журданом, да и самим императором. Свое новое назначение Массена принял крайне неохотно, он словно предчувствовал грядущий рок. У него уже было все, чего можно было только пожелать, — слава, богатство, чины, титулы и высшие награды Империи. Достигнув всего этого, он уже не был так честолюбив, как прежде. Его не прельщало теперь уже ничто, даже деньги. Но Наполеон убеждает своего старого соратника принять новое назначение, уверяет, что лучше Массены с этой задачей никто не справится. «Одной только вашей репутации достаточно, чтобы покончить со всем этим делом», — горячо убеждает он маршала. И тот, явно польщенный в его адрес похвалами, в конце концов сдается. Но Массена не в восторге от того, что под его командованием будут находиться маршал Ней и генерал Жюно, известные своей строптивостью и буйным нравом, не признающие, кроме императора, ничьих авторитетов. Маршал Массена осторожно намекает Бертье, что предпочел бы сам избрать военачальников, которые будут командовать корпусами в его армии. В ответ он слышит, что приказы императора не могут быть предметом обсуждения: подчиненные должны повиноваться своему главнокомандующему, как бы ни велики были их амбиции, а что касается Нея или Жюно, то их боевые заслуги несравнимы с заслугами победителя при Цюрихе. На этом разговор и закончился.

Таким образом, из попытки Массены повлиять на расстановку высших командных кадров во вверенной ему армии ничего не получилось. Из предпринятой им в этом направлении попытки правомерно сделать вывод, что, по всей вероятности, он опасался фрондерства со стороны своих будущих подчиненных больше, нежели предстоящей встречи с неприятелем. Но на этом Массена не успокоился, а высказал свои сомнения лично императору. Однако тот тоже не пожелал пойти ему навстречу. «Сегодня вы не в духе, мой дорогой Массена. Вы все видите в черном свете… Отправляйтесь в поход с уверенностью…», — отмахнулся от него Наполеон.

В начале мая 1810 года Массена прибыл в Вальядолид, где располагался штаб вновь сформированной Португальской армии. Ему была устроена торжественная встреча. Первые впечатления полководца после знакомства с войсками были далеко не радужными. Их моральный дух оставлял желать лучшего, дисциплина и снабжение войск были в запущенном состоянии. Полностью подтвердились и его опасения в отношении высшего командного состава армии. Ней и Жюно встретили назначение Массены на должность главнокомандующего армией недоброжелательно и сразу же начали саботировать исполнение отданных им приказов и распоряжений. Третий командир пехотного корпуса генерал Ж. Ренье также проявлял строптивость, часто граничившую с неповиновением. Все это вместе взятое заставило Массену повременить с выступлением в поход. Проходили дни, недели, а главнокомандующему все никак не удавалось навести порядок в рядах собственной армии. Наконец, преодолев все трудности, возникшие на его пути, маршал Массена выступил в поход (июнь 1810 года). Он начался довольно успешно. Однако первые столкновения с англичанами заставили князя Эслингского серьезно задуматься. Вопреки уверениям Наполеона, очень низко оценивавшего боеспособность английских войск, они оказались далеко не слабым противником.

10 июля возглавляемые Массеной войска овладели сильной испанской крепостью Сьюдад-Родриго, 27 августа пала другая крепость — Альмейда. Путь в Португалию был открыт. Английские войска повсюду отступали, даже не пытаясь оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления. 16 сентября французы вторглись в Португалию, перейдя испано-португальскую границу. Но здесь неожиданно для себя они столкнулись с непредвиденным препятствием. Села и города, через которые проходили французские войска, оказались совершенно пустыми, население их покинуло. Португальцы бежали вместе с отступающими английскими войсками, уничтожая все запасы и оставляя противнику полностью опустошенную страну. Поэтому рассчитывать на местные ресурсы французам, как они обычно привыкли делать, уже не приходилось. А такой вариант ими не предусматривался. В связи с этим по мере продвижения вглубь Португалии во французской армии все острее стал ощущаться голод, начались повальные болезни, ее силы стали быстро таять. Но Массена, невзирая ни на что, продолжал упорно идти вперед. Он был убежден, что противник опасается вступить с ним в сражение из-за своей слабости, а потому, считал маршал, необходимо как можно быстрее его догнать и уничтожить. Но вдруг 26 сентября французы увидели перед собой остановившуюся и готовую к бою английскую армию (генерал А. Веллингтон). Противник занимал сильную позицию, оборудованную по горной гряде близ города Бусако. Массена решил атаковать его немедленно и разгромить одним ударом. Доверившись донесениям Нея и Жюно, что позиция англичан не так уж и сильна, как это кажется на первый взгляд, он не стал даже проводить необходимую подготовку к сражению, приказав войскам атаковать противника с ходу. 27 сентября 1810 года произошло сражение при Бусако. Все лобовые атаки французских войск закончились неудачей, с тяжелыми потерями они были отброшены противником на всех позициях. Общие потери французов в сражении составили до 4 тыс. человек.

Шок от неудачи настолько обескуражил французских генералов, что они стали предлагать Массене прекратить поход и возвратиться в Испанию. Но маршал не поддался этим советам, посчитав их малодушными. Поняв, что допустил серьезную ошибку, недооценив противника и попытавшись захватить его сильную позицию фронтальным ударом без должной подготовки, он решил исправить ее. Совершив глубокий обходной маневр, Массена заставил Веллингтона оставить свою позицию у Бусако и начать поспешное отступление в юго-западном направлении. В ходе преследования противника французы захватили город Коимбра (1 октября 1810 года), который был разграблен до основания. Путь на Лиссабон для армии Массены, казалось бы, был открыт. В португальской столице началась паника, состоятельные португальцы тысячами бежали морем из страны. Начался победный марш Массены на Лиссабон. Но вдруг 10 октября на его пути словно из-под земли возникла новая мощная преграда — скрытно возведенная англичанами сильно укрепленная оборонительная полоса Торрес-Ведрас, состоявшая из двух позиций. Правый фланг ее прикрывало устье реки Тахо, а левый упирался в море, где господствовал английский флот. Следовательно, обход с флангов этой оборонительной полосы был исключен, а с фронта она была практически неприступна. Массена был поражен увиденным: такой поворот событий явился для него полной неожиданностью. Полтора месяца упрямый маршал простоял перед этими укреплениями, рассчитывая, видимо, на чудо, которого так и не произошло. Он лелеял надежду, что Веллингтон все же покинет свои неприступные позиции и сразится с ним в открытом поле. Но английский полководец и не думал оказывать ему такую любезность. Он брал противника на измор, будучи хорошо осведомлен о его плачевном состоянии со снабжением, прежде всего продовольствием и фуражом. Веллингтон терпеливо ждал того момента, когда голод во французской армии сделает свое дело. Его расчет оказался верным, а избранный им способ действий сработал безотказно. Генерал Голод оказался сильнее английских пушек. Французские солдаты нигде не могли найти продовольствия. Положение усугублялось постоянными конфликтами высших военачальников. Особенно отличался Ней, буквально изводивший главнокомандующего своим фрондерством. Недовольный своим подчиненным положением «такому же маршалу, как и он», Ней на протяжении всего похода постоянно ссорился с Массеной, отказывался выполнять его приказы. Одно только упоминание титула «князь Эслингский» у него вызывало приступ ярости. Он кричал прибывшим к нему адъютантам Массены: «Я — герцог Империи и маршал Франции, как и он. А что касается его титула “князь Эсслингский”, то он имеет значение только в Тюильри!» «Я был доведен до крайности, — писал Массена маршалу Бертье. — С момента моего приезда в армию герцог Эльхингенский постоянно мешает мне в моих военных операциях».

Выведенный из терпения бестактными выходками своего подчиненного Массена даже пригрозил ему арестом и отправкой во Францию под конвоем. Ней на время присмирел. К концу 1810 года французская Португальская армия потеряла уже треть своего первоначального состава. У Массены оставалась последняя надежда на помощь маршала Сульта, шедшего из Андалусии. Он буквально умолял своего старого соратника поспешить, высокопарно заверяя его, что «судьба Португалии и выполнение воли императора в его руках». Но Сульт не особенно спешил помогать Массене. По пути в Португалию он после осады овладел сильными испанскими крепостями Оливенсой и Бадахосом, потратив на это довольно много времени. В результате Массена, так и не дождавшись помощи, вынужден был смирить свою гордость, которая до сих пор, словно магнит, удерживала его у Торрес-Ведрас, и отдать приказ об отступлении в район Сантарена (70 км северо-восточнее Лиссабона).

Веллингтон впоследствии искренне удивлялся, как это французская армия смогла столь длительное время продержаться в полностью опустошенной стране.

Зима 1810—1811 годов прошла в тщетных попытках Массены побудить Сульта, а также генералов Ренье и Друэ д’Эрлона прийти ему на помощь: они под разными предлогами уклонялись. Даже приказы императора не могли заставить их активизировать свои действия. Массена был предоставлен самому себе. Положение Португальской армии в Сантарене было ничем не лучше, чем под Торрес-Ведрас. Голод, болезни и дезертирство продолжали опустошать ее ряды.

В начале марта 1811 года Массена пришел к выводу, что ему в Португалии не удержаться, и принял решение оставить ее. Проявив виртуозное мастерство, он сумел скрытно от противника покинуть Сантарен и упредить англичан на 3 дневных перехода.

Отступление Португальской армии в Испанию проходило в очень сложных условиях. Командовал арьергардом, прикрывая ее отступление, маршал Ней. Благодаря его храбрости, твердости и мужеству, армия по существу была спасена от неминуемой гибели. Однако в ходе отступления конфликтные отношения Нея с главнокомандующим настолько обострились, что он окончательно вышел из повиновения. Не желая раздувать скандал и без того в исключительно сложной обстановке, Массена скрывал свое крайнее раздражение под маской напускного равнодушия.

Отступление из Португалии было проведено Массеной с таким искусством, что французская армия в ходе его не потеряла пленным ни одного солдата и ни единого орудия. Конечно, большая заслуга в этом принадлежит и начальнику арьергарда маршалу Нею, блистательно справившемуся со своими обязанностями.

Отступление Массены из Португалии вызвало восхищение даже его противника Веллингтона. Однако Наполеон, привыкший судить о людях только по достигнутым ими результатам, был разочарован итогами Португальского похода Массены. Свое неудовольствие он не замедлил выразить в довольно нелицеприятном письме маршалу. Правда, в другом письме император выражал надежду, что князь Эсслингский сумеет загладить свою неудачу.

В апреле 1811 года Португальская армия сосредоточилась в Сююдад-Родриго, а затем отошла в Вальядолид. Возвращение ее из похода, по утверждениям очевидцев, представляло жалкое зрелище. Неудача особенно больно ударила по самолюбию маршала Массены. Полководец, не терпевший до сих пор поражений, был буквально потрясен происшедшим, он сразу как-то сник и заметно постарел. «Любимое дитя победы» понял, что его звезда закатилась, хотя еще не предполагал, что она закатилась навсегда.

С прибытием в Испанию положение армии Массены не улучшилось, она продолжала находиться на голодном пайке, остро нуждаясь во всем необходимом.

Все попытки Массены наладить взаимодействие с другими французскими военачальниками, возглавлявшими «свои» армии и корпуса в Испании, окончились, как и прежде, неудачей. К этому времени Массена уже отстранил Нея от командования корпусом и упросил Наполеона отозвать его из Португальской армии. Не смирившийся с поражением Массена решает нанести ответный удар по противнику. Совершив стремительный переход, он внезапно атаковал английский корпус, прикрывавший с тыла армию Веллингтона, осаждавшую крепость Альмейда.

В сражении при Фуэнтес д’Оноро (5 мая 1811 года) англичане потерпели поражение. От полного разгрома их спасло лишь то, что маршал Бессьер со своей кавалерией уклонился от участия в сражении. На следующий день Массена намеревался снова атаковать противника, но его генералы выступили против этого. Войска тоже, судя по всему, не рвались в бой.

Простояв на позиции еще три дня, Массена вынужден был отдать приказ об отступлении. Таким образом, попытка его взять реванш за поражение в Португалии закончилась провалом. Немаловажную роль в этой неудаче сыграло и то, что у Массены уже нехватало той энергии и решительности, которые были присущи ему в недалеком прошлом. Впрочем, судьба маршала была уже решена в парижских кабинетах.

После сражения при Фуэнтес д’Оноро маршал Массена получил письмо из Парижа за подписью Бертье, отправленное еще 20 апреля, в котором ему предписывалось сдать командование маршалу О. Мармону и прибыть в столицу. Так Массена узнал о своей отставке (7 мая 1811 года). Это письмо, в котором не было и намека на благосклонность императора к заслуженному ветерану, глубоко задело маршала. Его обиду усугубило также и то, что он был принят Наполеоном лишь через несколько недель после прибытия в Париж. Встреча двух старых соратников была довольно короткой. Она началась с весьма нелюбезной фразы, брошенной императором: «Ну, князь Эсслингский, так вы уже больше не Массена?» Последовало бурное объяснение, в результате которого Наполеон пообещал маршалу вновь отправить его в Испанию, дабы он доказал, что старый солдат еще жив, а не почил под пышной княжеской мантией. А пока что Массена получил бессрочный отпуск, до тех пор, пока он не понадобится императору. Это была слегка завуалированная опала. Ее подтверждает такой неопровержимый факт: при формировании Наполеоном Великой армии для подхода в Россию места в ней Массене не нашлось, хотя для замещения высших командных постов в этой армии император был вынужден вызвать из Испании целый ряд маршалов и генералов. Наполеон, видимо, забыл или не захотел вспомнить последнюю встречу с Массеной летом 1811 года, когда последний твердо и решительно заявил: «Сир, я хочу служить только у вас на глазах».

Итак, Португальская кампания 1810—1811 годов стала последней в боевой карьере Массены. Его полководческая звезда, ярко сверкавшая на европейском небосклоне на протяжении последних полутора десятилетий, погасла, когда ему едва перевалило за 50…

После сражения при Саламанке (22 июля 1812 года), в котором французская армия под командованием Мармона потерпела сокрушительное поражение от англичан, Наполеон приказал Массене отправиться в Испанию и снова возглавить Португальскую армию. Однако вновь вступить на боевую стезю князю Эсслингскому не довелось. По пути в Испанию он тяжело заболел, а прибыв в Байонну, окончательно слег, и вскоре вынужден был возвратиться в Париж.

По выздоровлении (апрель 1813 года) получил назначение на должность командующего 8-м военным округом (Марсель). Это была второстепенная военно-административная (или, как принято в таких случаях выражаться, «заштатная») должность, которая далеко не соответствовала положению и заслугам знаменитого военачальника. Правда, вверенный маршалу военный округ находился на территории Прованса, что имело немаловажное значение ввиду нахождения в Средиземном море английского флота. Вместе с тем следует иметь в виду, что после Португальского похода здоровье маршала Массены резко пошатнулось, и он уже не был способен успешно переносить суровые условия походно-боевой жизни, а следовательно, и занимать командную должность в действующей армии. Такова была жестокая реальность, и дело тут вовсе ни в мстительности Наполеона, как пытаются представить это дело некоторые писатели и мемуаристы, и ни в чьих-то злонамеренных кознях.

Но, так или иначе, когда в сражениях 1813—1814 годов на полях Германии и Франции решалась судьба империи Наполеона, один из лучших наполеоновских маршалов прозябал на военно-административной должности в глубоком тылу и никак не влиял на ход вооруженной борьбы. Все эти полные драматизма военные события последних лет Империи прошли мимо него. Он не слишком жалеет о падении Империи, но и возвращение Бурбонов во Францию его тоже не особенно радует. Новая власть ведет себя по отношению к Массене несколько двусмысленно. Он, правда, сохраняет свой пост командующего военным округом, доверенный ему еще Наполеоном, но в звании пэра Франции ему отказывают под предлогом того, что он якобы не француз (и это несмотря на его почти 40-летнюю службу под французскими знаменами!). Дело заключалось в том, что по условиям 1-го Парижского мира (1814) родной город маршала Ницца возвращался сардинскому королю, в результате чего Массена оказался иностранцем. Сложилась довольно парадоксальная ситуация. Однако выход из нее вскоре все-таки нашли. Своим особым указом король Людовик XVIII даровал князю Эслингскому французское гражданство, и, таким образом, Массена сделался французом. В отличие от большинства других наполеоновских маршалов, присягнувших, как и Массена, на верность Бурбонам, король не жалует ему никаких наград.

Наступает март 1815-го. 1 марта в бухте Жуан на юге Франции, на территории того самого военного округа, которым командует маршал Массена, высаживается бежавший с острова Эльба Наполеон. Командующий 8-м военным округом отдает войскам приказ «разыскать и изловить врага». Но его подчиненные (вполне возможно, не без ведома своего начальника) упускают быстро продвигавшийся в северном направлении небольшой отряд Наполеона. Дальнейшие действия Массены отличаются поразительной нерасторопностью, смахивающей скорее на его нежелание противодействовать «врагу».

Император посылает Массене короткую записку: «Князь, водрузите на стенах Тулона знамя Эслинга и следуйте за мной». В ответ на этот призыв своего бывшего повелителя Массена 9 марта, когда Наполеон уже приближался к Лиону, издает прокламацию, обращенную к жителям Марселя: «Вы можете положиться на мое усердие и преданность. Я поклялся в верности нашему законному королю. Я никогда не сойду с дороги чести и готов пролить свою кровь до последней капли, защищая его трон. Маршал Франции, герцог Риволи, губернатор 8-го военного округа, князь Эслингский». Он дает также советы герцогу Ангулемскому, пытавшемуся организовать на юге Франции сопротивление «узурпатору», но сам проявляет полную пассивность, демонстративно оставаясь в стороне от тогдашних бурных политических событий. Такое явно двусмысленное поведение Массене впоследствии не простят ни роялисты и ни бонапартисты.

После того как Наполеон установил свою власть на территории всей Франции, занимавший все это время выжидательную позицию Массена признал законность произошедших в стране перемен. Правда, сделал он это с большим запозданием (через 3 недели после вступления Наполеона в Париж). 10 апреля появилось его новое воззвание к марсельцам: «Событие, столь же счастливое, сколь и необычайное, вернуло нам избранного нами государя, великого Наполеона. Этот день должен стать днем ликования для каждого француза…»

18 апреля Наполеон вызвал Массену в Париж, и тот не замедлил явиться на его зов. Император принял маршала без промедления, как будто ничего между ними за последние годы и не произошло: император являл собой воплощение душевности, маршал — воплощение преданности. И вдруг в ходе разговора, как бы мимоходом, Наполеон неожиданно спрашивает собеседника: «Так вы, Массена, хотели сражаться против меня под началом герцога Ангулемского?» — «Сир, — слышит он в ответ, — вы отлично знаете, что моим знаменем всегда было знамя моей страны. Если я заблуждался, то это произошло помимо моего желания». — «Помимо вашего желания? Так, так! Вы бы сбросили меня в море, дай я вам время собрать ваши войска?» — «Разумеется, сир, до тех пор, пока я был убежден, что вы не были призваны во Францию большинством французов». Вот такой диалог произошел между старыми боевыми соратниками во время первой их встречи после длительной разлуки.

1 июня 1815 года в числе других маршалов Массена участвовал в грандиозном торжестве на Марсовом поле в Париже, а на следующий день получил звание пэра Франции. После второго отречения Наполеона Временное правительство назначает Массену командующим Национальной гвардией Парижа (22 июня 1815 года). Это была внушительная боевая сила, насчитывавшая 50 тыс. человек. На заседании палат французского парламента Массена поддержал маршала Нея, категорически заявившего, что защищать Париж невозможно и не имеет смысла. Решительно также высказался против установления регентства при малолетнем сыне Наполеона.

3 июля Массена по совместительству становится и военным губернатором столицы. Париж в это время был наводнен множеством дезертиров и разного рода личностей с сомнительным прошлым. То, что Массене удалось сохранить в эти смутные дни общественный порядок и спокойствие в столице, является его безусловной заслугой. Но должность военного губернатора Парижа Массена занимал всего 5 дней. С возвращением Бурбонов он сразу же был отстранен от всех занимаемых должностей.

Когда союзные войска заняли Париж, Массена отошел от всех дел и ушел в частную жизнь. Он редко появляется в Париже и большую часть времени проводит в своих поместьях.

Однажды на одном из приемов в королевском дворце старый воин встретился со своим соперником по войне на Пиренейском полуострове английским фельдмаршалом Веллингтоном. Подойдя к нему, Массена шутливо заметил: «Из-за вас вся моя голова поседела». Англичанин моментально отпарировал: «В таком смысле мы — квиты».

Положение Массены при 2-й Реставрации Бурбонов было довольно зыбким. Роялисты не могли простить ему двусмысленность, как они считали, в марте 1815 года, а затем настойчивые попытки вернуть расположение Наполеона.

Назначенный королем в состав военного суда над маршалом Неем (расчет роялистов был верным, они знали о старой вражде между этими двумя маршалами и надеялись найти в лице Массены нужного им судью) Массена попытался уклониться от такой «чести», сославшись на свои неприязненные отношения с этим человеком и на то, что по этой причине он не может объективно и беспристрастно рассматривать дело Нея. Но король не принял самоотвод маршала. 11 ноября 1815 года военный суд в составе маршалов Журдана (председатель), Массены, Мортье и Ожеро отказался судить своего боевого товарища, признав себя некомпетентным в рассмотрении обвинений, выдвинутых против Нея как пэра Франции. Дело было передано на рассмотрение палаты пэров. Выступление же Массены в защиту Нея послужило поводом для привлечения к ответственности его самого. Роялисты обвинили Массену в соучастии в заговоре и предали суду палат французского парламента. Князь Эслингский без особого труда оправдался, но нервное перенапряжение, связанное с судебным процессом, самым пагубным образом отразилось на его уже и без того серьезно пошатнувшемся за последние годы здоровье. Он тяжело заболел и надолго слег: его здоровье быстро ухудшалось, диагноз врачей был беспощаден — чахотка. Близкие советовали маршалу ехать лечиться в Италию, благодатный климат которой помог бы ему восстановить силы, но он категорически отказался, заявив, что «заслужил, по крайней мере, право умереть в возлюбленном своем Отечестве».

Последние годы жизни знаменитый маршал провел тяжело больным, сломленным тяжким недугом человеком. Он выглядел глубоким стариком, хотя даже не достиг еще и 60-летнего возраста. В редкие периоды облегчения «любимое дитя победы» все чаще обращался к воспоминаниям о днях своей славы, грустил о безвозвратно минувшем прошлом.

Массена скончался 4 апреля 1817 года на 59-м году жизни от туберкулеза. Он открыл счет могилам наполеоновских маршалов на парижском кладбище Пер-Лашез. Похороны опального полководца прошли тихо, почти незаметно, без официальных почестей. На них после долгого перерыва вновь встретились многие из ветеранов наполеоновских походов, герои былых битв. На беломраморном обелиске, воздвигнутом на могиле полководца, указаны только дата его смерти и фамилия «Массена». А в верхней части монумента, как лавровый венок, венчающий голову знаменитого воина, начертаны названия сражений, составляющих ратную славу Франции: «Риволи, Цюрих, Генуя, Эсслинг».

Кроме французских наград Массена имел ряд иностранных орденов высших степеней: Железной короны (Италия), Св. Стефана (Австрия), Св. Губерта (Бавария), Верности (Баден) и Заслуг (Гессен).

 

* * *

 

Массена был одним из немногих наполеоновских маршалов, обладавших полководческим талантом. У него была способность не только блестяще выполнять приказы и распоряжения своего главнокомандующего, что было свойственно многим маршалам Наполеона, но и успешно руководить армейскими объединениями на отдельных театрах военных действий. Подтверждением тому являются его действия в роли командующего армией в кампаниях 1799 года в Швейцарии, 1800 и 1805 годов в Италии, 1806 года на юге Италии и 1810—1811 годов в Испании и Португалии. В последней кампании, в которой Массена потерпел поражение, он был побежден не противником на поле битвы, а силой обстоятельств, не сумев преодолеть их неблагоприятного стечения. Анализируя полководческую деятельность Массены, можно сделать вывод, что как стратег он был незаменимым в небольших операциях, но ему не хватало образования и оперативно-стратегического кругозора, чтобы стать крупным полководцем.

Наполеон высоко оценивал военные способности Массены. «Массена был превосходным генералом, у которого высокое качество равновесия рождалось в минуту боя, посреди опасностей», — так писал о своем сподвижнике много лет спустя Наполеон.

Массена обладал многими необходимыми для полководца качествами. Ему были присущи высокая активность, решительность, непоколебимая твердость, настойчивость, искусство проявлять разумную инициативу, готовность пойти на обоснованный риск, умение предвидеть оперативно-тактическую обстановку и быстро реагировать на ее изменения, организаторский талант, поразительное хладнокровие и железная воля в критических ситуациях.

Характерным для Массены как военачальника являлось то, что он никогда не терял присутствия духа, как бы неблагоприятно ни складывалась обстановка. Растерянность и чувство уныния ему были неведомы. Временные неудачи не только не ослабляли его волю, а наоборот, стимулировали подъем активности, концентрировали энергию на поиски выхода из создавшегося положения.

Его отличительной чертой было исключительное упорство в достижении поставленной цели. По утверждению Наполеона, Массена обычно плохо продумывал организацию боя, еще хуже составлял диспозиции. Но с первым же пушечным выстрелом его мысль приобретала остроту и ясность; под огнем противника, среди смертей и опасностей, он чувствовал себя как в родной стихии. Бой опьянял его и всегда подсказывал вдохновенные решения. «Только среди кровопролития обдумывал он распоряжения, которые следовало бы сообразить заранее. В огне сражения с величайшей основательностью и хладнокровием отдавал он свои приказы и принимал надлежащие меры… Под ураганным огнем противника он оставался спокойным и непоколебимым, как утес», — свидетельствовал Наполеон и добавлял: «Он был исключительно благороден и прекрасен среди огня и хаоса битвы». Потерпев неудачу, Массена без промедления вновь брался за дело, словно ничего особенного не случилось. Он зарекомендовал себя как гениальный тактик.

В 1799 году победой при Цюрихе Массена спас Республику, повсюду терпевшую поражения. Не будь тогда этой победы, не исключено, что грозный Суворов вторгся бы во Францию, в тот момент, когда французам уже изрядно надоела Директория, а может быть, и свобода. Эта славная победа принесла Массене громкую боевую славу и поставила его в один ряд с лучшими полководцами Республики. Соотечественники единодушно нарекли тогда его «спасителем Отечества».

Современники особо подчеркивали неутомимость Массены, который мог целыми днями не слезать с коня, носясь по горам, среди скал и круч. Он проявил высокое искусство в ведении боевых действий в горных условиях.

Массена заявил о себе как военачальник, обладающий незаурядными военными дарованиями, еще до первого Итальянского похода Бонапарта, который принес ему широкую известность. Он был одним из героев взятия Тулона в конце 1793 года, того самого Тулона, где впервые проявил себя как военачальник будущий великий полководец Наполеон Бонапарт. Затем в 1795 году Массена прославил себя победой при Лоано и стал известным во французской республиканской армии генералом, в то время, когда о Бонапарте еще мало кто знал. Отблески геройской славы Наполеона Бонапарта, которую он снискал на полях Италии в 1796—1797 годах, ярко засверкали и на челе Массены как одного из ближайших сподвижников знаменитого полководца.

Но заслуга Массены состояла не только в свершенных им тогда геройских подвигах. Она заключалась еще и в том, что его дивизия, впрочем, как и другие соединения Итальянской армии, из толпы голодных и полудеморализованных оборванцев с четко проявлявшимися криминальными наклонностями в короткий срок превратилась в закаленную и крепко спаянную воинской дисциплиной грозную боевую силу. Ее солдаты вскоре не только сравнялись, но и превзошли в боеспособности «спартанцев» Рейнской армии, которые всегда считались лучшими в Республике. Славные победы, одержанные ими тогда в Италии, убедительное тому подтверждение.

Однако со временем, особенно когда к нему пришли слава и известность, Массена стал все меньше уделять внимания вопросам дисциплины. Он сквозь пальцы смотрел на грабежи и насилия, чинимые его войсками над мирным населением, не принимал мер к наведению должного порядка на подконтрольных территориях. Другим крупным его недостатком являлось то, что Массена довольно часто пренебрегал административно-хозяйственными вопросами в своей деятельности, недостаточно заботился о снабжении войск, что иногда вызывало их резкое недовольство. Так случилось, например, в начале 1798 года, когда он командовал войсками в Риме и Папской области. Возмущенные сложившимся положением со снабжением и безразличием к этому своего командующего войска просто прогнали его. Это явилось хорошим уроком для Массены. Неудача Португальского похода Массены также в решающей степени объяснялась его плохой организацией, прежде всего с точки зрения тылового обеспечения. Недаром Наполеон считал Массену малопригодным человеком для административной деятельности.

Как и все маршалы Наполеона, Массена был храбрым и мужественным воином, выдающимся боевым генералом, затем маршалом Империи, долгие годы доблестно сражавшимся с многочисленными врагами Франции сначала под знаменами Республики, затем — под императорскими орлами. Революционные ураганы, всколыхнувшие Францию и сокрушившие вековые устои старого мира, открыли таким, как Массена, выходцам из народа широкие возможности для проявления своих природных дарований, расчистили путь наверх, к вершинам славы, недоступным даже для основной массы дворян и запретным для простолюдинов при прежнем режиме. В огне революционных битв рождалась новая плеяда полководцев республиканской армии. Одним из них был бывший унтер-офицер королевской армии Массена. Пройдя сквозь их горнило, этот «дитя природы», не имевший за плечами даже самого элементарного общего образования, благодаря своим исключительным природным дарованиям сумел сделать на службе Республики, а затем Империи блистательную военную карьеру, достигнуть самых высших воинских отличий и навечно вписать свое имя в историю как один из сподвижников великого полководца.

Массена был человеком несколько иного склада, чем многие из его коллег-маршалов Первой империи. Это было истинное творение природы, самородок, человек своенравный, отважный, предприимчивый, очень гордый и крайне самолюбивый. Отличительной особенностью его характера являлись скрытность, упрямство и большое честолюбие. Даже при маршальских регалиях и всех заслуженных им званиях и титулах Массена сохранил свой опасный нрав и замашки бывалого контрабандиста, продолжая оставаться человеком, не зависимым от первого консула, а затем — императора. Он никогда не был лично близок с Наполеоном и не входил в его ближайшее окружение. Зная характер Массены, Наполеон имел все основания полагать, что этот заслуженный, старый воин, имевший на своем счету немало славных побед, оставаясь наедине с собой, не перестает возмущаться неблагодарностью императора, не оценившего по достоинству его заслуг. И все же, как бы ему лично ни были ближе некоторые из его соратников, Наполеон не мог не ценить военного таланта Массены и не воздавать ему должное как полководцу. В выборе между близкими ему военачальниками и Массеной он всегда отдавал предпочтение более яркому дарованию. «Массена был выдающимся человеком и вследствие странной особенности своего темперамента обретал равновесие характера лишь в пылу сражения»… — объяснял свой выбор император. В армии даже считали, что Наполеон ревниво относился к военной славе Массены.

Вместе с тем Наполеону были прекрасно известны и слабости своего своенравного маршала. Одна из них, пожалуй, самая существенная — это злосчастная склонность Массены к воровству и стяжательству. Император сам прямо называл его «бессовестным грабителем». «В действиях Массена был бесценный человек, — считал Наполеон, — и если б он своих блистательных качеств не помрачил лихоимством, то сделался бы великим человеком». Присущее Массене корыстолюбие, по всей видимости, было врожденной чертой его натуры. Стремление к обогащению любой ценой, не считаясь ни с какими нормами и правилами приличия, было главной страстью его жизни. Для достижения этой цели он покровительствовал хищениям и разного рода махинациям интендантов и поставщиков, за что его неоднократно и справедливо обвиняли. Современники придерживались устойчивого мнения, что Массена ценил только две вещи — деньги и славу. Все остальное его интересовало постольку-поскольку.

В истории Массена оставил по себе память не только как бесспорный военный талант, высоко оцененный многими специалистами, но и как самый алчный и беззастенчивый во французской армии грабитель, расхититель чужих богатств. В отличие от некоторых своих коллег, которые тоже не брезговали подобными методами обогащения, Массена еще прослыл и завзятым скрягой. Он никогда не делал широких жестов, какие имели место, например, у Ожеро, одолживавшего крупные суммы сослуживцам, и дрожал буквально за каждый франк. Его скупость стала прямо-таки легендарной. И это при том, что герцог Риволи и князь Эсслингский был богатейшим человеком Франции, чей годовой официальный доход превышал 1 млн франков (из маршалов богаче его был только Бертье, имевший 1,5 млн франков годового дохода). Кроме того, Наполеон не раз щедро вознаграждал его боевые заслуги крупными денежными дотациями и пенсионами. Хищный, как ландскнехт, и скупой, как Гарпагон, Массена всегда смотрел на войну как на средство наживы. Между прочим, некоторые из биографов маршала Массены считают выдвигаемые против него обвинения в лихоимстве сильно преувеличенными, хотя и признают его склонность к наживе.

Другой слабостью Массены были амурные похождения, которые не прекращались даже и тогда, когда маршалу перевалило уже за 50. Его неискоренимое женолюбие являлось предметом постоянных пересудов в армии и обществе. В походах он всегда возил с собой любовницу. Обычно это была самая красивая женщина той местности, где он командовал войсками. Стоило кому-либо из адъютантов приглянуться этой особе, как дни его были сочтены. Крайне ревнивый начальник незамедлительно и без каких либо колебаний посылал этого молодого офицера на верную смерть. Таким образом он устранял своих возможных соперников.

В годы Великой французской революции Массена придерживался республиканских взглядов. Он сохранял свои убеждения долгие годы и после революции. Известны его скептическое отношение к военному перевороту 18 брюмера 1799 года, негативные высказывания против установления пожизненного консульства для Наполеона Бонапарта, а затем и против провозглашения во Франции империи. Но потом, как и большинство маршалов, он смирился с монархической формой правления и служил императору не за страх, а за совесть. Необходимо отметить такую особенность Массены — он не любил вмешиваться в политику и всегда сторонился ее. Наглядным тому подтверждением являются события «Ста дней» 1815 года, а также последовавшие за ним. Играть политическую роль, и тем более рискованную, было не в характере Массены. В 1799 году Сийес одно время останавливался на кандидатуре Массены, чтобы сделать его орудием переворота, но тот уклонился от этой роли.

Массена был невысокого роста и крепкого телосложения, обладал приятной внешностью. Орлиный профиль и острый взгляд его черных глаз сразу привлекали к нему внимание. Не получив в юности никакого образования и воспитания, он сумел тем не менее добиться в жизни многого. И только благодаря себе. На всем облике лежала печать неиссякаемой энергии и проницательности. Даже в самой манере держать голову высоко поднятой и слегка наклоненной влево чувствовалось достоинство уверенного в себе человека. Его повелительные жесты, предельно сжатая речь и ясность мысли были свойственны только человеку, рожденному властвовать. Он очаровывал окружающих своим остроумием, когда чувствовал себя непринужденно, хотя при этом приходилось прощать ему неправильные обороты речи. При общении же с людьми малознакомыми или теми, кому он не доверял, Массена казался человеком сухим и малоинтересным. У него никогда не было досуга, чтобы хоть немного заняться самообразованием (к примеру, об орфографии он имел самое смутное представление).

Беспримерна отвага Массены в боевой обстановке, его непоколебимое мужество, блистательная храбрость, полное отсутствие надменности, грубоватая фамильярность в обращении с солдатами — все это нравилось войскам, и авторитет генерала (затем маршала) среди них держался на весьма высоком уровне. И Массена умело его поддерживал. Так, в 1805 году, когда он командовал Итальянской армией, во время проводимого им смотра одной из дивизий из строя неожиданно вышел уже немолодой унтер-офицер и отсалютовал маршалу. С удивлением и радостью Массена узнал в нем своего старого товарища по службе в Итальянском полку королевской армии. Искренне взволнованный маршал прямо перед строем обнял и расцеловал бывшего сослуживца. Солдаты встретили проявление этого благородного порыва аплодисментами и восторженными кликами приветствия в честь встречи двух ветеранов. В том же 1805 году Массена лично провел рекогносцировку австрийских позиций под Вероной, на виду всей армии бесстрашно поднявшись в небо на воздушном шаре. Такие моменты войсками не забывались, и тысячеустая солдатская молва разносила их по долам и весям, дополняя самыми фантастическими подробностями и превращая в легенды. В целом же в характере Массены было много черт, которые придавали ему сходство (даже во взаимоотношениях со слабым полом) со знаменитым французским королем Генрихом IV, чье имя овеяно множеством легенд.

И еще одна характерная деталь. Будучи по существу малограмотным человеком, Массена тем не менее питал глубокое уважение к людям ученым и оказывал им покровительство.

В отличие от многих других наполеоновских маршалов, Массена поддерживал хорошие отношения со многими из своих коллег. Он находился в приятельских отношениях с Ожеро, Ланном, Удино, Сюше и Брюном. Но с некоторыми из маршалов, особенно с Неем, его отношения были довольно напряженными. Уже находясь на острове Святой Елены, где он подводил итог своим деяниям, Наполеон поставил Массену в один ряд с Пишегрю, Клебером, Моро и Гошем, назвав их всех «великими генералами, в создании которых, казалось, истощилась вся сила природы».

В блистательном созвездии маршалов Первой империи Массена, безусловно, был звездой первой величины, оставив по себе память как один из наиболее талантливых военачальников Французской республики и Наполеона. Благодарная Франция увековечила имя героя в названии одного из парижских бульваров, окружающих французскую столицу. Ему также воздвигнуты памятники в Париже и Ницце.

 

Монсей Жанно Адриен Бон

 

Французский поенный деятель Монсей (Moncey) Жанно Адриен Бон (31.07.1754, Безансон, департамент Ду, область Франш-Конте — 20.04.1842, Париж), маршал Франции (1804), герцог Конельяно (1808), пэр Франции (1814). Сын адвоката.

Учился в колледже, но бросил учебу и, еще не достигнув 15-летнего возраста, поступил рядовым в пехотный полк принца Конти. Недовольные этим родители через полгода выкупили сына у командиров и заставили его продолжить учебу. Но через несколько месяцев Монсей вновь убежал из дома и завербовался в Шампанский пехотный полк (1769). Прослужив 4 года рядовым солдатом и не получив никакого повышения, Монсей уволился из армии и возвратился домой, чтобы завершить учебу. В 1774 году поступил в корпус гвардейских жандармов, но через 2 года уволился и оттуда. И все же гражданская жизнь была не по нраву молодому буржуа. В 1779 году Монсей поступает сублейтенантом в добровольческий корпус принца Нассау-Зигена. Это было иррегулярное формирование. В подобных «корпусах» и «легионах» народ в то время подбирался зачастую весьма сомнительный. Зато Монсей стал наконец обладателем заветных офицерских эполет, ранее почти недоступных ему — не дворянину — в регулярной королевской армии. Вскоре этот корпус был расформирован, и Монсей перешел в 5-й легкий пехотный батальон регулярной армии, где в 1782 году получил чин лейтенанта, а в 1785-м — старшего лейтенанта. В целом же продвижение по службе Монсея в королевской армии было очень медленным. Не помогло и приобретение небольшого имения Монсей. Хотя благодаря этому в официальных документах он стал писать свою фамилию вполне «по-дворянски» — Жанно де Монсей (его настоящая фамилия была Жанно).

К началу Великой Французской революции Монсей все еще был в лейтенантском чине, хотя и достиг уже 35-летнего возраста. Революция открыла перед ним широкие возможности для военной карьеры. Большинство офицеров королевской армии бежало из страны, на их места выдвигались выходцы из народа.

В апреле 1791 года Монсей получает чин капитана и с началом войны революционной Франции против 1-й антифранцузской коалиции европейских держав отправляется на Пиренейский фронт. В первых же боях с испанцами проявил себя как храбрый и мужественный офицер, способный командир. В июне 1793 года был назначен командиром егерского батальона, отличился в сражении при Сен-Жан-Пье де Пор. Затем прославился в боях за Бастанскую долину, при взятии крепостей Фонтарабия и Толоса. За боевые отличия в феврале 1794 года произведен в бригадные, а еще через 4 месяца — в дивизионные генералы (9 июня 1794 года). Стяжал славу отличного командира дивизии. 3 августа 1794 года перед ним капитулировала мощная испанская крепость Сан-Себастьян, имевшая на вооружении свыше 200 орудий. После этой славной победы декретом Конвента он был назначен командующим Западно-Пиренейской армией (9 августа 1794 года). Надо сказать, что это назначение состоялось вопреки желанию самого Монсея. Преодолевая с упорными боями один за другим горные хребты, теснины и бурные реки, предводимые Монсеем войска неудержимо продвигались вперед. И вот уже французские знамена победно реют над Виторией и Бильбао. 17 декабря 1794 года Монсей одерживает свою знаменитую победу при Вилла-Нове, следствием которой явилось завоевание всей Бискайи и Наварры. Победоносное наступление армии Монсея завершилось выходом французских войск на реку Эбро. Понесенные неудачи сломили волю Испании к сопротивлению. Она оказалась на грани полного поражения и, будучи не в состоянии продолжать войну, запросила мира. Переговоры завершились подписанием 22 июля 1795 года Базельского мирного договора. Одним из основных его условий был выход Испании из антифранцузской коалиции.

Завершившаяся блистательной победой война с Испанией заслуженно принесла Монсею славу одного из лучших полководцев Французской республики.

После окончания войны с Испанией и ликвидации Пиренейского фронта Монсей получил назначение на должность командира 11-й дивизии (военного округа) в Байонне (сентябрь 1795 года). В октябре 1797 года он был уволен из армии как «роялист» и пробыл в отставке более 2 лет.

Во время государственного переворота 18 брюмера (9 ноября 1799 года) примкнул к Наполеону Бонапарту и принял активное участие в перевороте, завершившемся свержением Директории. Пришедший в результате 18 брюмера к власти Наполеон Бонапарт восстановил Монсея в армии и назначил командиром 19-й дивизии (3 декабря 1799 года). Участник Итальянской кампании 1800—1801 года, во время которой командовал 20-тыс. корпусом. В мае 1800 года перешел Сен-Готард и взял Беллинцону, в дальнейшем командовал левым крылом Итальянской армии. С июня 1801 года заместитель командующего французскими войсками в Италии (Итальянская армия). Отличился в сражении при Роверето, затем вместе с генералом Ж. Макдональдом, наступавшим из Швейцарии, вторгся в Тироль и принял активное участие в его завоевании.

В декабре 1801 года первый консул Французской республики Наполеон Бонапарт назначил Монсея генерал-инспектором корпуса жандармов.

С провозглашением во Франции империи и восстановлением упраздненного в 1793 году якобинским Конвентом звания маршала Наполеон I в числе первых 14 военачальников произвел Монсея в маршалы Франции (19 мая 1804 года). В списке удостоенных этого звания имя Монсея стояло третьим (после Бертье и Мюрата). Боевые заслуги Монсея в годы Революционных войн получили высокую оценку со стороны Наполеона. В 1803 году император наградил его орденом Почетного легиона, в 1804-м — командорским крестом этого ордена, а в феврале 1805 года Монсей получил высшую награду наполеоновской Франции — Большой крест ордена Почетного Легиона. В конце 1807 года Наполеон поручает Монсею командование войсками, охраняющими побережье Франции (наблюдательный корпус Берегов Океана), а в 1808 году жалует титул герцога Конельяно. С начала 1808 года Монсей возглавляет наблюдательный корпус Западных Пиренеев. Этот ТВД был хорошо знаком маршалу еще со времен Революционных войн.

30 января Монсей переходит со своим корпусом границу и вторгается на территорию Испании. В мае соединяется с маршалом И. Мюратом, возглавлявшим французские войска на Пиренейском полуострове. С началом военных действий в Испании принимает в них активное участие. Нанес поражение испанцам при Альмансе (3 июля 1808 года). В сентябре 1808 года корпус Монсея (24 тыс. чел.) был переименован в 3-й корпус французской армии в Испании. Одержал победу при Лерине (25 октября 1808 года), затем вместе с маршалом Ж. Ланном разбил испанцев в сражении при Туделе (23 ноября 1808 года) и участвовал в осаде Сарагосы.

В начале 1809 года Наполеон отозвал Монсея из Испании и назначил командиром вновь сформированного Резервного корпуса во Фландрии. В 1812 году, отправляясь на войну с Россией, император назначил Монсея генерал-инспектором Национальной гвардии, а с вторжением противника в 1814 на территорию Франции — ее начальником штаба (18 января 1814 года). Фактически же Монсей командовал Национальной гвардией, номинальным главнокомандующим которой являлся оставшийся без трона испанский король Жозеф Бонапарт (старший брат Наполеона). Участвовал в Парижском сражении (30 марта 1814 года).

Когда союзные войска пошли на штурм французской столицы, Монсей свои основные усилия сосредоточил в районе заставы Клиши, весьма искусно организовав ее оборону. Следует отметить, что находившиеся в его распоряжении силы были крайне ограничены и к тому же это были далеко не отборные войска. Основную их часть составляли национальные гвардейцы пожилого возраста, меньшую — солдаты из депо различных гвардейских частей, большей частью выздоравливающие после ранения, а также студенты Политехнической школы. И вот во главе этого разношерстного войска Монсей в течение целого дня геройски отражал непрерывные атаки закаленных в боях дивизий противника. Уже вынуждены были под натиском союзных войск оставить свои позиции маршалы О. Мармон и Э. Мортье, а у заставы Клиши все еще кипели ожесточенные бои. За весь день противник, имевший большое превосходство в силах, не смог здесь продвинуться ни на шаг. Войска Монсея оставили занимаемые позиции лишь после того, как Мармон, фактически возглавлявший оборону Парижа (номинальным командующим был Жозеф Бонапарт), решил прекратить безнадежную борьбу и сдать город союзникам. Монсей с остатками своих войск отступил к Фонтенбло.

Участвовал в «бунте маршалов», сыгравшем решающую роль в решении Наполеона отречься от престола. После отречения императора перешел на службу к Бурбонам, получив от них звание пэра Франции (4 июня 1814 года). Сумел сохранить свой пост руководителя жандармерии при 1-й Реставрации.

Во время «Ста дней» вновь примкнул к Наполеону, который возвел его в пэры Франции (2 июня 1815 года) и утвердил в занимаемых должностях.

При 2-й Реставрации король Людовик XVIII сначала лишил Монсея звания пэра, а затем за отказ председательствовать в военном суде над маршалом М. Неем — всех чинов, званий и должностей. Арестованный по приказу короля, Монсей провел 3 месяца в заключении в замке Гам.

В 1819 году Людовик XVIII восстановил его в звании пэра Франции, вернул все чины и звания и, кроме того, наградил орденом Св. Людовика. На следующий год последовала новая королевская милость — награждение командорским крестом ордена Св. Людовика и орденом Св. Духа, а также назначение командующим 9-м военным округом. Во время Испанского похода 1823 года Монсей командовал 4-м корпусом, разбил испанские войска в Каталонии и оккупировал эту провинцию. За этот поход был удостоен высшей награды королевской Франции — Большого креста ордена Св. Людовика.

В 1833 году назначен губернатором Дома инвалидов, заменив на этой одной из самых почетных во Франции должностей скончавшегося маршала Ж. Журдана. Эту должность Монсей занимал до конца своих дней.

Похоронен был заслуженный ветеран в усыпальнице собора Дома инвалидов — хранителя воинской славы Франции.

Кроме французских наград Монсей имел и иностранные ордена высших степеней — Железной короны (Италия), Железной короны (Австрия), Карла III (Испания) и Св. Владимира 1-й степени (Россия), которым был награжден в 1824 году за участие в подавлении революции в Испании.

 

* * *

 

Монсей принадлежал к старшему поколению наполеоновских маршалов. Звание маршала Франции он получил в 50 лет, из которых более 30 лет отдал военной службе. Он был убежденным патриотом и способным генералом. С началом Великой французской революции лейтенант королевской армии, уже имевший за плечами около 20 лет армейской службы, остался верен своему Отечеству, в то время как большинство его сослуживцев-офицеров бежало за границу, и без колебаний встал на сторону восставшего народа, отдав делу защиты Революции все свои силы и знания.

Благодаря своим выдающимся военным способностям Монсей сделал в рядах революционной армии блестящую военную карьеру, пройдя всего за 3 года путь от безвестного лейтенанта до дивизионного генерала (высшее воинское звание во Франции того времени) и командующего одной из армий Республики.

Своими победами на полях сражений он внес весомый вклад в победу Французской республики над объединенными силами европейской реакции. Кампания 1794 года в Испании стала звездным часом в военной карьере Монсея, принесла ему громкую боевую славу и широкую известность. Способным военачальником Монсей проявил себя и в последующих войнах, в которых ему довелось участвовать — Итальянской кампании 1800—1801 годов и кампании 1808 года в Испании. Но особую славу он снискал геройской защитой Парижа в 1814 году. Этот навечно запечатленный в анналах французской военной истории подвиг обессмертил его имя. Парижане увековечили память о маршале в замечательном памятнике, воздвигнутом в центре французской столицы (площадь Клиши). Имя маршала Монсея носят также одна из площадей и одна из улиц французской столицы.

Но как полководец Монсей все же остался в тени своих более молодых и удачливых коллег — наполеоновских маршалов, постоянных боевых сподвижников Наполеона. Причина заключалась в том, что ему не довелось принять участия в основных военных кампаниях Наполеона, составивших боевую славу Первой империи. Исключением является лишь кампания 1808 года в Испании, которую Монсей провел под непосредственным командованием самого Наполеона. Однако, в отличие, например, от Келлермана и некоторых других маршалов, он все же принял некоторое участие в Наполеоновских войнах, сражаясь в Италии, Тироле, Испании и, наконец, в Париже, хотя в основном его деятельность в годы Империи заключалась в руководстве жандармерией, командовании обсервационными корпусами и Национальной гвардией, подготовке резервов для действующей армии.

Как шеф жандармерии Монсей пользовался особым доверием императора. Об этом свидетельствует такой факт. Отправляясь в 1809 году к армии, Наполеон сказал Монсею: «Я уезжаю в Германию, и мне будет спокойнее, если вы останетесь в Париже».

Монсей имел репутацию честнейшего из маршалов Наполеона. Современники отмечали присущие ему благородство характера, справедливость и строгое следование правилам чести.

Монсей был человеком высокого роста, имел царственную осанку. Его величественный вид, степенность и доброжелательность вызывали уважение. Заслуги Монсея в годы Революции и Империи по достоинству были оценены Наполеоном, признаны Бурбонами и не забыты Францией.

 

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 180; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!