ПРИХОДЫ И ПРИХОДСКИЕ СВЯЩЕННИКИ 4 страница



Общей чертой больших школ являлся их интернациональный характер; это касалось не только студентов, но и преподавателей. Наука была тогда целиком церковной, а Церковь — космополитичной, соответствующий характер имело и обучение. Париж, как и Орлеан и Монпелье, поставлял клириков разных степеней всей Европе. Многие иностранные магистры были во Шранции наделены бенефициями, санами каноников и даже епископов, и vice versa. Для церковной власти, глава и руководство которой находились в Риме, национальных границ не существовало. Обмен клириками между различными странами становился тем более частым, что папство во Франции, как и повсюду, начинало распоряжаться по своему усмотрению некоторым числом бенефициев. В качестве примера достаточно вспомнить двух лиц, влиятельных в литературе и религиозной мысли конца XII в. В то время, как англичанин Иоанн Солсберийский управлял Шартрским епископством, француз Петр Блуаский, всю свою жизнь просивший и так и не получивший бенефиция в своей родной стране, в частности, в Шартре, был канцлером архиепископа Кентерберийского и умер архидьяконом Лондона.

Интернационализм среди школяров не удивлял никого, включая общественные власти. Даже в Париже не ощущали серьезных неудобств, по крайней мере в правление Филиппа Августа. Однако его отцу, Людовику VII, доводилось жаловаться на иноземных студентов. Из письма Иоанна Солсберийского, датированного 1168 г., следует, что немецкие студенты якобы проявляли враждебность (во всяком случае, на словах) к Франции и королю, оказавшему им гостеприимство. «Они громко разглагольствуют, — пишет он, — и пыжатся, угрожая (minis tument)». Он добавляет, что они смеялись над Людовиком VII, «потому что он жил, как горожанин, потому что у него не было повадок тирана по моде варваров и потому что его видели вечно окруженным охраной, как будто он опасался за свою жизнь (ut qui timet capiti suo)». Тот же автор утверждает, что французское правительство того времени выслало иностранных студентов, но считает этот случай абсолютно исключительным в гостеприимной Франции, «самой приятной и культурной из всех наций (omnium mitissima et civilissima nationum)».

Ничего подобного не наблюдается в правление победителя при Бувине. Именно с 1180 по 1123 гг. в основных учебных центрах начинаются главные преобразования, благодаря которым сообщества преподавателей и студентов стали могущественными корпорациями, способными успешно бороться против враждебных их развитию сил. Universitas magistrorum et scolarium — под этим названием в церковном сообществе появляется новый орган, и следует вникнуть в истоки и истинную природу «университетского движения».

Прежде всего, само собой разумеется, что составляющие университеты элементы существовали задолго до образования самих этих учреждений. «Университет» создан не только в силу материального фактора, корпоративной связи, взаимопомощи, налаженной между преподавателями и студентами. Следует учитывать моральную связь, общность мнений, идей и научных методов, связывающих большую часть школьного контингента. Разумеется, Парижская школа стала осознавать самое себя и свое интеллектуальное единство в день, когда такой преподаватель, как Абеляр, сумел собрать вокруг своей кафедры французскую и европейскую молодежь. В этом смысле Парижский университет существует со второй половины XII в.

С другой стороны, сообщество, называемое «университетом», само было лишь сплоченным союзом учебных объединений меньшего масштаба. В недрах основной корпорации существовали корпорации отдельные, объединявшие магистров и школяров одной и той же учебной специализации (с середины XIII в. их называют «факультетами»), и корпорации, которые связывали магистров и школяров, принадежавших по происхождению к одной и той же стране, «нации». Сама генеральная корпорация (по крайней мере, в Париже) представляется результатом соединения двух меньших объединений — магистров и школяров. Самый сложный и неясный вопрос — в какую точно эпоху образовались общая и отдельные корпорации. Глубоких трудов некоторых ученых недостаточно, чтобы рассеять мрак и проникнуть в тайну. Сам П. Денифль, бесспорный авторитет в этой области, смог прийти лишь к приблизительным выводам. Очевидно, что школярские учреждения, как и многие другие заведения средневековья, появлялись не вдруг, не путем законодательного установления, но в результате ряда успешных начинаний и постепенно вызревали, о чем история не сохранила воспоминаний. Некоторые датированные тексты впервые упоминают о существовании корпораций факультетов, наций, университетов, но ничто не доказывает, что их организация не существовала задолго до создания данного документа.

Во Франции только две школярских корпорации в эпоху Филиппа Августа относились к разряду университетов: в Париже и Монпелье.

Именно в Париже, в акте 1215 г., исходящем от кардинала Робера де Курсона, мы в первый раз встречаем слова «Universitas magistrorum et scolarium», а в 1221 г. в булле папы Гонория III говорится о печати, которую парижские магистры и школяры «только что» изготовили для своей копорации. Но многие предшествующие акты показывают, что магистры и школяры действовали как оформившаяся корпорация и ранее. Во всяком случае, объединение преподавателей фигурирует в акте папы Иннокентия III 1208‑1209 гг., а союз школяров — в епископском акте от 1207 г. У общей корпорации наверняка уже был свой глава или директор (capitale) в 1200 г., когда она получила от короля Франции свою первую известную нам привилегию, ибо в сей знаменитой хартии Филипп Август под именем «scolares» совершенно очевидно объединяет весь состав парижской школы, магистров и студентов. Еще о происхождении факультетов можно сказать, что их начинают упоминать с их главами, или «прокурорами», начиная с 1219 г. Что касается «наций», о которых в первый раз идет речь в 1222 г., то П. Денифль предполагает, что они были созданы вслед за факультетами и после 1215 г. Мнение подобного эрудита много значит, но это всего лишь предположение. Здесь недостает ясности, и с неведением следует смириться.

Университет Монпелье, в полном смысле этого слова союз различных факультетов, официально будет упомянут и учрежден только в 1289 г. буллой папы Николая IV. Но медицинский факультет как организованная корпорация появляется во всяком случае с 1220 г. и называется уже «университетом» в узком смысле слова. Статут кардинала Конрада де Порто, который его основывает или санкционирует его основание, является самым старым конститутивным актом французского факультета. Из него ясно видно, в чем состояла первоначальная связь между членами ассоциации.

Прежде всего она заключалась в специальной юрисдикции, по крайней мере для гражданских дел, и этот специальный судья — один из преподавателей, назначенный епископом Магелонским. С тремя другими преподавателями (среди которых есть старейший по должности) он выносит решения, но только в первой инстанции. Апелляцию по их решениям подают епископу, кстати, единственному, кто облечен уголовной юрисдикцией. Рядом с этим гражданским судьей, «которого можно назвать канцлером университета (cancellarius universitatis scolarium)», существует судья иного характера — из наиболее старых профессоров. Он пользуется почетными привилегиями, в частности, может назначать дату и продолжительность школьных каникул, и мы видим, как здесь зарождается власть главы факультета, которого последующие тексты назовут «деканом».

Корпорация школ Монпелье имела своих глав и отчасти свою собственную юрисдикцию. Другая статья 1220 г. ставит вне сомнений ее характер ассоциации взаимопомощи против чужаков: «Если на магистра или на его людей нападает кто‑то не из школы, все прочие магистры и школяры в связи с этим должны предоставить ему совет и помощь». Между обучающими должны были устанавливаться отношения доброго содружества: «Ежели профессор пребывает в тяжбе с одним из своих учеников из‑за платы или по какому иному поводу, никакой другой профессор не должен умышленно принимать этого ученика, пока тот не даст или не пообещает дать удовлетворения прежнему учителю». Преподавателям запрещается незаконно конкурировать друг с другом: «Пусть никто из магистров не отбивает ученика у другого магистра, переманивая его просьбами, подарками или каким бы то ни было другим способом». Последний пункт со всей очевидностью доказывает, что речь идет о чем‑то вроде братства: «Все магистры и студенты должны обязательно присутствовать на похоронах членов университета».

Университет является сообществом, состоящем почти целиком из клириков. Магистры и студенты носят тонзуру, так что в целом они — продолжение церковного организма. Сказать, что основание университетов явилось одним из характерных признаков эмансипации духа в религиозной области и что «университетское движение» имело своей главной целью замену школ капитулов и аббатств корпорациями, проникнутыми мирским духом, значит впасть в самое глубокое заблуждение. Университеты являются ассоциациями клириков, устроенными по‑церковному. Первый документ, вышедший из Парижского университета (1221 г.), — это письмо, адресованное монахам недавно утвердившегося в Париже ордена Проповедников (святого Доминика). Преподаватели университета просят доминиканцев как собратьев разделить с ними плоды их духовных трудов; они добиваются милости быть погребенными в их церкви или монастыре с теми же последними почестями, которые воздаются членам конгрегации. И, чтобы завершить изучение вполне церковного характера этих схоластических ассоциаций, достаточно бросить взгляд на печать Парижского университета, разделенную на несколько секторов. В верхней, самой широкой ячейке изображена Пресвятая Дева, Божия Матерь — покровительница университета и церкви, где зародилась великая парижская школа; слева — епископ Парижский, держащий свой посох; справа — святая, окруженная нимбом. Это важнейшие персонажи. Во внутренних, более мелких секторах, изображены доктора и школяры. И надо всем господствует крест. Как это братство, преданное Пречистой Деве и состоящее из клириков и монахов, может олицетворять светский элемент и эмансипацию мысли?

Правда, университет родился из стремления к независимости; но для схоластических ассоциаций независимость заключалась в избавлении от местной церковной власти, чтобы отдаться исключительно под начало высшей, то есть Папы. Университет, как и большие школы предшествующего периода, не перестал быть церковным учреждением, но это уже не епархиальное учреждение, находящееся под рукой епископа или его канцлера. Это инструмент римской власти, что свидетельствует об ослаблении епископата и успехах Святого престола. Именно Папы, стремясь контролировать школы и высшее образование, создали и развили университетские корпорации. И нетрудно понять, зачем им это было нужно. В руках епископов и капитулов, канцлеров и схоластов право разрешать обучение рассматривалось и использовалось как источник доходов. Во многих епископствах высокая и благородная профессорская миссия подчинялась стеснительным жестоким формальностям и даже деспотизму, которые парализовали и извращали идею обучения. Продажность шла рука об руку с нетерпимостью: продавали право обучать, «лицензию»; ее предоставляли либо в ней несправедливо отказывали по капризу или в личных интересах каноников и высокопоставленных лиц диоцеза. Реформа была настоятельно необходима, и папство взяло на себя ее проведение — естественно, в свою пользу. Дело деликатное, ибо, активно поощряя развитие университетов, Папы старались бережно обходиться с епископами и не слишком нарушать традиции. Но мы знаем, как их дипломатия умела продвигаться вперед и достигать цели, не прибегая к радикальным методам.

История возникновения французских университетов в этом смысле была не чем иным, как эпизодом в развитии общей тенденции, начавшейся с самого раннего средневековья, — вознести папскую власть над всеми ступенями церковной иерархии. Удивительно, но в столь важной области, как общественное образование, Рим не искал самоутверждения. На этой территории было что завоевывать, и завоевание было достигнуто посредством тесного союза папства со школьными институтами. И с точки зрения высших интересов образования и науки тут сожалеть не о чем.

Начиная с правления Филиппа Августа Парижский университет занимает значительное место во французском обществе и становится предметом восхищения всей Европы. Английский король уже в 1169 г. говорит о нем как о моральной силе, мнение или решение которой должно восприниматься как закон. В борьбе с архиепископом Томасом Бекетом основатель государства Плантагенетов Генрих II объявил, что готов принять третейский суд «или курии короля Франции, или французского духовенства, или Парижской школы». Когда Филипп Август только наследует своему отцу, аббат из Бон‑Эсперанса Филипп де Ар‑ван уже пишет своим друзьям, поздравляя их с возможностью обучаться в Париже, «граде словесности». «Счастливый город, — добавляет он, — где так много студентов, что их число скоро превзойдет численность жителей‑мирян».

В письме, написанном, видимо, незадолго до 1190 г., один шампанский клирик, Ги де Базош, расточает похвалы Парижу, королевскому городу, в котором он живет, самому пленительному из всех городов:

 

Большой мост — это деловой центр: он переполнен товарами, торговцами и лодками. Малый мост принадлежал диалектикам (logicis), которые ходят и прогуливаются по нему, дискутируя. На острове (Сите), близ королевского дворца — цитадель просвещения и бессмертия, где единолично правит учеба. Сей остров является исконным жилищем семи сестер — свободных искусств; именно там трубами самого благородного красноречия гремят декреталии и законы; наконец, там бьет ключом источник религиозной науки, из коего вытекают три прозрачных ручья, орошающие луга ума (pratamentium), то есть теология в ее тройственной форме — исторической, аллегорической и моральной.

 

Это высокопарное свидетельство Ги де Базоша важно самой своей древностью и еще тем, что оно упоминает место, где тогда находились школы, и три типа образования, которое в них давали: искусство, каноническое и гражданское право и теология. Здесь не стоит вопрос о медицинском обучении, вне сомнения, еще незначительном. Но с начала правления Филиппа Августа медицина в Париже преподается. Доказательство этому мы находим в похвальном слове Парижскому университету, составленном историографом Гийомом Бретонцем и содержащемся в отрывке хроники, относящемся к 1210 г.

В это время в Париже расцветала словесность. Никогда ни в одной части света, будь то Афины или Египет, не видывали такого наплыва студентов. Это объясняется не только восхитительной красотой Парижа, но и особыми привилегиями, которые король Филипп, а до него его отец предоставили школярам. В этом благородном городе были в чести изучение тривиума и квадривиума, канонического права и права гражданского, а также науки, которая позволяет сохранять здравие телес и лечить их. Но многие с особым рвением теснились у кафедр, где изучали Священное Писание и разрешали проблемы теологии.

Теологи, декреталисты, художники, преподаватели и студенты составляли массу парижских школяров (scolares Parisienses), которая оказывалась в первых рядах на всех торжествах в правление Филиппа Августа. В 1191 г. они занимали свое место в большой процессии, организованной парижским духовенством с целью испросить у небес выздоровления принца Людовика, единственного наследника короны. После битвы при Бувине, в 1214 г., они приняли активное участие в народных празднествах и доказали свою преданность династии, пируя и танцуя семь дней и ночей кряду.

Репутация Парижского университета была столь прочна, что в 1205 г. первый латинский император Константинополя Балду‑ин Фландрский умолял Папу приложить все усилия, дабы склонить парижских магистров приехать в империю перестроить обучение. Иннокентий III пишет в университет (universis magistris et scolaribus Parisiensibus), доказывая, насколько важно, чтобы греческая церковь, воссоединившаяся наконец после долгого разделения с латинской, смогла воспользоваться их усердием и просвещенностью. Он даже приглашает их в массе переезжать (plerosque vestrum) на Восток, открывая самые заманчивые перспективы. Послушать его, так Греция — просто настоящий рай, «земля, полная золота, серебра и драгоценных каменьев, где в избытке вино, зерно и масло». Несмотря на подобные посулы, непохоже, чтобы доктора Парижа в массе покидали Малый мост и Сите, чтобы ехать читать лекции на Босфор. Двадцать лет спустя папа Гонорий III обратится к ним с еще одним предложением подобного рода: речь пойдет о том, чтобы ехать в Лангедок сеять правую доктрину в землю, орошенную кровью альбигойцев.

Церковь горда своей великой школой — огромным семинаром, куда стремилась Франция и Европа. Однако умы суровые и мрачные не поддавались общему энтузиазму. Видя преимущественно опасности громадного скопления клириков в столице, они заявляли о злоупотреблении наукой и об опасностях, угрожающих вере со стороны разноликой молодежи, горящей желанием все знать и все обсудить. Между 1192 и 1203 гг. Этьен де Турне доносит Папе «о болезни, которая мало‑помалу просачивается в университетскую корпорацию» и станет неизлечимой, если не поторопиться отыскать против нее средство.

Первый симптом зла, по его словам, — это отказ от старинной теологии. Ныне студенты рукоплещут только тем, кто несет им новое (solis novitatibus applaudunt), и преподаватели стараются скорее рекламировать себя подобным образом, нежели оставаться в рамках старой традиции. «Все их усилия сводятся к тому, чтобы пестовать, удерживать, соблазнять своих слушателей». И критик обрушивается на беспринципную диалектику, которая упражняется в толковании догматов и самых святых таинств религии: «Болтуны из плоти и костей (verbosa саго) дерзостно спорят о неземном, о существовании Бога, о воплощении Слова! Мы слышим, как на уличных перекрестках ничтожные резонеры расчленяют незримую Троицу! Сколько докторов, столько и заблуждений, сколько слушателей, столько и скандалов, сколько публичных мест, столько и богохульств».

Здесь консерватор ради пользы дела заметно сгущает краски, но выражения, которые он употребляет, интересны. Вместе с другими свидетельствами они доказывают, что тогдашние преподаватели жили не в хоромах. У них даже не всегда было университетское жилье. Магистры проводили уроки у себя дома, перед студентами, сидящими на земле, а зимой — на соломе. Поскольку жилища были маленькими, те, кто жаждал обширной аудитории, открывал свою «школу» под открытым небом, там, где было больше простора — на перекрестках и площадях.

Этьен де Турне особенно возмущен тем, что происходит в преподавании свободных искусств. Многие магистры слишком молоды: «Эти хорошо причесанные подростки осмеливаются занимать магистерские кафедры; у них нет бороды, но они усаживаются на место зрелых мужей. А еще они пишут учебники, суммы (sommes), малообдуманные компиляции, присыпанные, но не вскормленные солью философии». Вывод автора жалобы: все злоупотребления нуждаются в исправлении папской рукою. Нецелесообразная и неупорядоченная организация образования должна быть подчинена твердо установленным правилам и уважению традиции: «Нельзя так принижать божественные вещи и делать их добычей пошлости. Нельзя, чтобы люди слышали, как по обочинам улиц то один, то другой кричит: „Вот Христос, он со мной!“ Да не бросят веру в пасть псам, а жемчуг свиньям!»

Многие проповедники придерживались того же мнения. Алан Лилльский сравнивал университетских преподавателей, беспрестанно мудрствующих с диалектикой, с «говорящими лягушками». Жоффруа де Труа называет грамматиков и их учеников вьючными животными и ослами, jumenta sunt vel asini. Сен‑викторский аббат Авессалом открыто нападает на тех, кто занимается иными, нежели познание человека и Бога, вещами:

 

Наши школяры, наполненные бесполезной философией, счастливы, когда с помощью ухищрений приходят к каким‑нибудь открытиям! Они хотят знать об устройстве мироздания, свойствах элементов, смене времен года, месте звезд, природе животных, свирепости ветра, о кустарниках, о корнях! Вот цель их занятий! Именно в них они думают обрести смысл вещей. Но на главную причину, венец и принцип всего, они глядят гноящимися, если не слепыми глазами. О вы, жаждущие знаний, начинайте не с неба, но с самих себя; посмотрите, что вы есть, какими должны быть и какими станете. К чему спорить об идеях Платона, читать и перечитывать рассказ о сне Сципиона? К чему впадать в запутанные рассуждения, ставшие или становящиеся модой, и в неистовство, на погибель себе?


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 105; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!