Школа — что может быть страшнее? 8 страница



— А что ты здесь с компьютером делаешь? — осторожно интересуется Клык.

Плечи пацана снова передергиваются:

— На хлеб им себе зарабатываю, хакерствую. Я, считай, куда хочешь могу залезть. Иногда за деньги, когда деньги нужны. Мне иногда платят, смотря кто…

Внезапно рот его искривляется от злобы:

— А вам-то что? Че суетесь?

— Эй, притормози, — пытается успокоить его Клык. — Мы так, треплемся только.

Но парень уже взбесился:

— Кто вы такие? Кто вас послал? — надсаживается он. — Отстаньте все от меня, оставьте меня в покое.

Клык разводит руками, мол, успокойся, но пацан уже бросился бежать и мгновенно исчез в темноте туннеля, только мы его и видели.

— Все-таки хорошо, что мы не единственные сумасшедшие на этом свете. Посмотришь на таких же как сам, и думаешь, ничего, наш случай еще не такой тяжелый. По сравнению с ним мы почти нормальные.

— Мы? — брови Клыка вопросительно ползут вверх.

— Что тут происходит? — это продрал глаза и потягивается Игги.

Тяжело вздохнув, заставляю себя рассказать ему все, и про айтишника, и про голос у меня в голове, и про картинки моего бреда на экране компьютера. С грехом пополам держу себя в руках, чтобы он только не просек, как я паникую:

— Может, я и сама вот-вот спячу. Истории известно, что безумие — верный путь к величию.

По-моему, шуточки мои шиты белыми нитками. Так что у Игги они не вызывают даже тени улыбки. К тому же он явно настроен скептически:

— А скажи-ка на милость, как это твое величие связано с воздействием на чужие компьютеры?

— Не знаю, — говорю, — но, поскольку я понятия не имею, как это происходит, кто или что это «воздействие» оказывает, то и исключать никаких возможностей я не буду.

— Мммм… — вступает Клык. — Как, по-вашему, «это» связано со Школой или с Институтом?

— Есть еще третий вариант, может, дело во мне? Может, я такой родилась, или даже может «это» — свойство моей модели?

Ладно, кончай, Макс, трепаться. Завтра найдем Институт и все разъяснится. По крайней мере, мы теперь знаем, как он называется.

Институт Высшей Жизни… Звучит?

 

88

 

Как ты думаешь, дорогой читатель, бывает так, что утром проснешься, как будто всю ночь пахал или мешки грузил? Я лично думаю, что бывает.

Хотя сама-то я на следующее утро проснулась с таким чувством, что я принцесса. Одна из тех двенадцати принцесс, которые всю ночь до упаду протанцевали на балу, до дыр протерли подошвы своих туфелек и так устали, так устали, что теперь им головы не поднять, и следует весь день проспать, не вставая с постели. Вот так же и мне головы не поднять. С той только разницей, что я а) не принцесса, б) проснулась не во дворце, а в туннеле подземки, в) приступ мигрени мало чем похож на танцы до упаду и, наконец, г) подошвы на моих армейских ботинках совершенно целы. А все остальное — абсолютно как у принцессы.

— Что, уже утро? — зевает Ангел.

Сама я точно не знаю, но раз мы все уже проснулись, очень может быть, что и утро.

— Я есть хочу, — это Надж и, как всегда, в своем репертуаре. Разве можно быть такой предсказуемой!

Ладно, сейчас найдем что-нибудь нам всем пожевать и вперед, на поиски Института!

Мы втроем, Игги, Клык и я, ночью решили, что не скажем молодняку ни про хакера, ни про мой очередной приступ. Незачем их попусту беспокоить.

Из туннелей подземки мы выбрались довольно быстро. Да здравствует свет и свежий воздух! Хотя, дорогой читатель, если нью-йоркский воздух кажется тебе свежим, значит, ты изрядно насиделся в какой-то зловонной клоаке.

— Как здесь все ярко! — Газман прикрывает глаза от света рукой. И молниеносно меняет тему. — А чем это пахнет? Орешки в меду продают?

И правда, этот офигительный запах ни с чем не спутаешь. Даже если бы их продавал ирейзер, я бы все равно, наверное, встала в очередь. На всякий случай, все-таки проверяю, не похож ли продавец на ирейзера.

Значит, так. Перво-наперво, купили орешки, идем себе по Четырнадцатой Авеню и чавкаем, а я тем временем пытаюсь сообразить, как быстрее прочесать город в поисках Института. Во-первых, попробуем телефонный справочник. Вон впереди будка, но в ней только цепочка пустая болтается — справочник оторвали. Может, нам в каком-нибудь магазинчике его одолжить согласятся. Эй, ну не идиотка ли я, а справочная служба на что? Порылась в кармане, выуживаю оттуда мелочь, опускаю монеты в щель. Набираю 411.

Щелчок автоматического оператора, и я уверенным голосом четко произношу: Институт Высшей Жизни в Нью-Йорке.

— Просим прощения, — отвечает мне автоматическая тетка, — абонент под таким названием не зарегистрирован. Проверьте название и сделайте новую попытку.

Облом! Что же это мне так не везет! От расстройства я готова орать во все горло. Как мы теперь этот долбаный Институт разыскивать будем?

— Облом, — спокойно соглашается Клык. — Есть у нас еще какие-нибудь варианты? Не паникуй. На, лучше пожуй орешков. На лице у него написано, что он усиленно обдумывает следующие ходы. Это успокаивает.

Как ни в чем не бывало, продолжаем наше шествие, пялясь во все глаза на магазинные витрины. Все, что только ни продается на свете, все можно купить на Четырнадцатой Авеню в Нью-Йорке.

Тебе, мой догадливый читатель, наверное, не трудно понять, что нам тут ничего не по карману. А все равно идти и глазеть по сторонам — клево!

— Улыбайтесь, вы в фокусе камеры, — показывает Клык на витрину магазина электронных товаров.

Установленная у входа камера местной трансляции снимает прохожих, а дюжина телевизионных экранов тут же показывает крупным планом спешащую мимо толпу. Мы все шестеро автоматически пригибаемся и отворачиваемся в сторону — незачем нам выставлять себя на всеобщее обозрение.

Как обухом по голове острая боль снова пронзает мне висок. И в тот же момент картинка на всех теликах сменяется жирной и яркой, двенадцать раз повторенной бегущей строкой:«Доброе утро, Макс!»

Застываю на месте, не веря своим глазам. Рядом со мной, как вкопанный, Клык врастает в асфальт:

— Отпад!

— Что, что случилось? — забеспокоился споткнувшийся об него Игги.

— Макс, это там про тебя написано? Откуда они знают, как тебя зовут?

Макс, Макс, Макс… Это я Макс. Сколько можно мне дурацкие вопросы задавать? Тем более что я ответить на них не в состоянии.

Разумное существо, Макс, постигает жизнь, играя, — произносит голос внутри моей головы.

Я узнала его. Это вчерашний голос. Но узнать-то я его узнала, а только чей он, какой, разобрать совершенно невозможно: взрослый он или детский, мужской или женский, дружественный или враждебный. Вот теперь уж точно отпад!

Игры — это проверка твоих способностей! Развлечение — залог развития человека. Иди развлекаться, Макс.

Я забыла и про обтекающую меня толпу, и про ирейзеров, и — на мгновение — забыла даже про свою стаю. «Я не хочу никаких развлечений. Я хочу получить ответы на свои вопросы».

Господи, да что же это такое получается? Да то и получается, что я стою и вслух разговариваю с Голосом, вещающим у меня в голове!

Выходит, я совсем спятила.

Иди на Мэдисон-авеню. Там садись на автобус. Доедешь до остановки Игровая Развлекательная. Там и слезай!

89

Интересно, дорогой читатель, тебя когда-нибудь донимали голоса? Я про другие голоса не знаю, но мой звучит крайне убедительно, и не послушаться его невозможно.

Встряхнувшись, обнаруживаю, что стая мрачно взирает на меня, наблюдая, как у них на глазах я все дальше и дальше скатываюсь в пучину безумия.

— Макс, ты что? Что с тобой? — теребит меня Надж.

— Все в порядке. Кажется, нам теперь на Мэдисон-авеню, — я оглядываюсь в поисках уличного указателя. Клык, однако, смотрит на меня с сомнением:

— Зачем?

Поворачиваюсь к нему, чтобы остальным не было слышно, и объясняю:

— Голос велел.

Он кивает и чуть слышно шепчет:

— А что, если это ловушка?

— Не знаю. Может, лучше делать пока, как он говорит. Была не была — там видно будет.

— Делать, как кто говорит? — встревает Газ.

Я уже ушла вперед и слышу, как Клык у меня за спиной объясняет Газману:

— Макс слышит Голос. Он у нее внутри, в голове. Мы пока не знаем, что это такое.

Вот тебе и «не будем волновать молодняк!»

— Это как совесть, что ли? — свободно интерпретирует Надж. — А телевизоры к ее Голосу имеют какое-нибудь отношение?

— Мы не знаем, но сейчас этот Голос настоятельно рекомендует нам сесть на автобус на Мэдисон-авеню.

Четырнадцать кварталов до автобусной остановки пройдены без приключений и без внезапных остановок. Сели в автобус. Просовываю деньги в кассу со слабой надеждой на то, что указания Голоса не вылетят нам в копеечку — денег у меня осталось с гулькин нос. По счастью, водитель подгоняет: «Проходите, проходите».

Тем, кто плохо себя чувствует в тесных замкнутых пространствах, поездка в нью-йоркском автобусе — сущее наказание. Люди набились в эту жестянку как сельди в бочку. Нас сдавило в проходе и тесно прижало друг к другу. Вычисляю, что при необходимости можно разбить окно и выскочить, но это как-то мало мне помогает. К тому же вдобавок к проклятой клаустрофобии приходится непрерывно вертеть головой. Лучше все-таки заранее опознать, какой из пассажиров вот-вот начнет мутировать в ирейзера. Так что мои и без того расшатанные нервы едва выдерживают это путешествие.

И что теперь, Голос, — думаю я. —Какие теперь будут команды?

Интересно, дорогой читатель, ты удивишься, если я поведаю тебе по секрету, что никаких команд не последовало. Чертов Голос молчит. Как рыба.

Прижатая ко мне Ангел доверчиво держится за мою руку и рассеянно глазеет в окно на проплывающий мимо город. Никто мне не поможет. Всех сохранить, всех уберечь — это только моя задача. Институт найти — тоже моя задача. Умри я от одного из моих приступов — Клык меня заменит. Но пока я жива, вся ответственность на мне, и переложить ее ни на кого невозможно. Не могу же я подвести мою стаю, мою семью.

Ты слышишь меня, Голос! Если из-за тебя пострадает моя стая, ты пожалеешь, что … что оказался у меня в голове. Уж я как-нибудь постараюсь.

О Господи! Я точно сбрендила. Что же это я такое говорю!

— Уважаемые пассажиры, — вещает в мегафон водитель автобуса, — остановка Игровая Развлекательная. Она же Пятьдесят восьмая улица. Кому развлечения, прошу на выход.

Остолбенело переглядываюсь с Клыком и протискиваюсь к выходу. Наконец все мы высыпали на тротуар. Автобус с шипением закрыл двери, обдал нас зловонием выхлопных газов и отъехал.

Я осмотрелась. Оказывается, мы совсем рядом с нижней оконечностью Центрального Парка.

— Что… — открыла было я рот. Но тут мои глаза расширились, потому что на противоположной стороне улицы я вижу многоэтажное стеклянное здание. За прозрачной стеной выставлены в ряд огромный плюшевый медведь, высоченный деревянный солдатик и пятнадцатифутовая балерина на пуантах.

Яркая вывеска над входом гласит: «АФО Шмидт».

Это самый большой, самый поразительный игрушечный магазин на свете!

Вот тебе и на!

 

90

 

Дорогой читатель, ты прекрасно знаешь, о ком идет речь в этой истории. О бедных, обездоленных детях-птицах. Так что тебе нетрудно догадаться, что мы отродясь не бывали ни в каком игрушечном магазине. А уж в таком, как «АФО Шмидт», и подавно!

Попади любой, даже нормальный человеческий ребенок в «АФО Шмидт», он сразу решит, что попал на седьмое небо или попросту в рай. Каждый сюда вошедший первым делом, непременно, остолбенеет перед высоченными, в два этажа, часами. Встанет, как вкопанный, и забудет про время, зачарованный движущимися фигурками. Они, фигурки-то эти, кружатся, маршируют, кренделя и коленца всякие выкидывают да еще и распевают песню про «этот маленький мир». Почему маленький, ума не приложу. Ничего маленького я тут не вижу.

Я, конечно, понятия не имею, почему и, главное, зачем, мы здесь оказались. Кратчайший путь к Институту вряд ли лежит через эту волшебную Шмитляндию. Но даже рискуя отклониться от генеральной линии, я все равно принимаю Соломоново решение тщательно исследовать предложенный нам маршрут. Как ни сомнительна моя резолюция, никто из наших почему-то не подвергает ее сомнению.

Перво-наперво, благополучно миновав часы, оказываемся перед плюшевым жирафом. Интересно, кто его купит, если он размером с настоящего. А может, он не продажный… Зато вокруг него столько всяких игрушечных зверюшек на любой вкус, что ими весь наш старый дом до отказа забить можно.

Газзи и Ангел вконец оторопели. Рты раскрыты, глаза круглые. Невооруженным глазом видно, что им никак не осознать, как это столько игрушек может оказаться сразу в одном месте.

— Игги, — Газ, как намагниченный, завороженно тянет Игги за рукав. — Игги, там Лего, целый зал одного Лего… пойдем… Это же наш любимый конструктор.

Мальчишек, понятно, теперь оттуда не уведешь, и я прошу Клыка:

— Присмотри там за ними, ладно?

Клык согласно кивает и как-то уж слишком поспешно устремляется в зал Лего. У меня возникает легкое подозрение, что он и сам не прочь провести там минуту-другую.

Сама я тем временем покорно наблюдаю, как Надж и Ангел перебирают одного за другим всех подряд плюшевых зверей.

— Макс, смотри, смотри, какой тигренок хорошенький. Скажи, хорошенький! Его Самсоном зовут, — сладко поет Надж.

Согласно киваю и обозреваю окрестности на предмет ирейзеров. Или, думаю, вдруг какая-нибудь зацепка найдется, на которую мне Голос намекал. Ничего… Зато Ангел настойчиво дергает меня за подол. У нее в руках медвежонок-ангелочек в белом одеянии, с белыми крылышками на спине и даже с золотым нимбом вокруг головы.

Умоляющее выражение лица у Ангела не оставляет никаких сомнений в том, что она мне сейчас скажет. Предупредив поток ее красноречия, переворачиваю медвежонка в поисках ценника. Удовольствие обладать этим сокровищем стоит сорок девять долларов. Денег у нас почти не осталось, так что мне даже сомневаться не приходится. Такого количества баксов я при всем желании не наскребу. Но Ангела мне от души хочется утешить.

— Солнышко мое, — наклоняюсь я к ней, — я все понимаю. Он настоящий ангелочек, но только очень дорогой. Мы никак не можем его купить, у нас таких денег нет. А так я бы с радостью.

Ласково глажу Ангела по голове. Уверена, она поймет. Но она вдруг сердито топает ногой:

— А я хочу!

Ничего себе! Вот так преображение! Чудеса, да и только! Пора принимать меры.

— Нет, я сказала, нет! Разговор окончен! — и я решительным шагом направляюсь прочь в сторону отдела Чудес.

Не спуская глаз с девчонок, верчу в руках волшебный шар восьмерку.[13] Потрясла-потрясла его, и в окошечке выплывает предсказание «очень вероятно». Что вероятно-то? Я ведь вопрос загадать забыла.

Всех игр, которые там продавались, даже перечислить невозможно. Помню лото Кабалла, настольную игру «Цыганка-гадалка» и всеми давно любимую говорящую планшетку Виджай.[14]

С трудом подавляю желание затопать, как Ангел, ногой и закричать «хочу»! Похоже, я недалеко от нее ушла. И со мной, кажется, происходят здесь те же таинственные превращения. От греха подальше, прячу руки в карманы — как бы не стянуть чего-нибудь ненароком.

— А что если остаться здесь переночевать, — посещает меня шальная идея, — можно вдоволь наиграться…

Внезапно — я даже не смотрю — мой зоркий птичий глаз сам собой отмечает медленно ползущую по доске Виджай стрелку. Ерунда какая-то. Стрелки сами собой не вертятся. Всем известно, что их игроки втихаря подталкивают.

Но эта крутится. Сама по себе.

Может, кто-то все-таки шутки со мной шутит? Оглядываюсь. Делаю полный оборот вокруг своей оси — никого. Ангел по-прежнему не может расстаться со своим медведем. Надж тоже там рядом, и до них шагов десять. Может, какая-то невидимая леска стрелку движет? Помахала руками над планшеткой — никакой лески.

А стрелка все ползет.

Встала. Острый кончик уперся в букву «С».

И снова медленно-медленно движется дальше. Стоп. И прямо в «П».

Поднимаю планшетку в воздух, на случай если стрелку магнитом снизу двигает. Никакого магнита.

Стрелка дошла до «А», встала. Поколыхалась-поколыхалась и вернулась на «С».

Поехала на следующий заход и замерла против «И».

С-П-А-С-И.

СПАСИ

Точно раскаленную, бросаю доску на прилавок.

Треугольный носик указателя продолжает двигаться как ни в чем не бывало.

Медленно скользит на «М».

Снова откланяется к «И».

Стою, сцепив руки и кусая губы.

Когда стрелка приползла на «Р», я готова была кричать благим матом. В оцепенении продолжаю мрачно взирать, как Виджай составляет мое имя: «М» «А» «К» «С».

СПАСИ МИР, МАКС

 

91

 

— Клык!

Он развернулся, мельком глянул на меня и, увидев выражение моего лица, дернул Газа и Игги за руки — айда!

Секунда — и я, Надж и трое мальчишек стоим под часами.

— Пошли отсюда, а то мне тут еще чего-нибудь напредсказывают. И так уже Виджай заставляет меня мир спасать.

— Ну ты, Макс, даешь! Ты у нас в знаменитости выбралась, раз тебя уже в Виджай вписали, — Газман явно не сечет моих зловещих предчувствий.

Вдруг Клык спохватывается:

— Ангел! Где Ангел?

Протягиваю руку и… Меня прошибает холодный пот. Голова, как на шарнире, поворачивается на триста шестьдесят градусов. В панике бросаюсь назад в плюшевый отдел. «Ангел! Где Ангел?» Похитили! Опять похитили!

Поскользнувшись, с разбегу врезаюсь в здоровенную заводную обезьяну шимпанзе. Прямо передо мной Ангел мирно беседует с пожилой женщиной. Таких старых ирейзеров мне еще не встречалось, так что сердце мое постепенно входит в привычный ритм.

Ангел грустно смотрит на тетеньку и протягивает ей медведя-ангелочка.

— Что она там… — договорить Клык не успевает. Поколебавшись, женщина кивает и что-то отвечает Ангелу. Что именно, мне не разобрать, но я ясно вижу, как расцветает у нашей девочки на лице ангельская улыбка.

Игги спокойно констатирует услышанное:

— Кто-то что-то Ангелу покупает…

Ангел прекрасно видит, что мы за ней наблюдаем, но упорно отводит глаза. Все пятеро, мы на почтительном отдалении следуем за ними к кассе, и, не веря своим глазам, я вижу, как женщина с растерянным видом достает кошелек и расплачивается за медвежонка. Ангел от восторга подпрыгивает на месте и в сотый раз повторяет: «Спасибо! Спасибо!»

Старушка отдает ей покупку, улыбается и, по-прежнему обескураженная, выходит из магазина.

Окружив нашу младшенькую, хором принимаемся допытываться:

— Что ты там учудила? Что ты этой женщине наговорила? Почему она заплатила? Сорок девять баксов! Нам-то никто ничего не покупает…

— Ничего я ей не наговорила, — Ангел намертво вцепилась в медведя. — Я только ее хорошо попросила и объяснила, что я его очень-очень-очень хочу. И что у меня нет денег…

Надо поскорей отсюда выметаться, пока Ангел не уговорила еще кого-нибудь купить ей гигантского жирафа…

На улице над головой палит солнце. Не пора ли нам что-нибудь поесть? И не пора ли нам вернуться к поискам Института?

Я никак не могу успокоиться:

— Значит, ты только что просто попросила незнакомого человека купить тебе дорогую игрушку. Так-таки «просто попросила»?

— Ага, — невинно кивает Ангел, — просто попросила. Ну, понимаешь, мысленно…

 

92

 

Мы с Клыком озабоченно переглянулись. «Озабоченно» — это мягко сказано. Правильнее будет сказать «нервно».


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 104; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!