Гете смотрит на него, улыбается. 4 страница



 

 

Конторщик. опыт описания

 

К нам в окошко месяц светит,

Он конторщика заметит…

 

Хотя в обычной жизни конторщик – явление знакомое, его никогда еще не делали предметом литературного описания. По крайней мере, насколько мне известно. Наверное, застенчивый молодой человек с пером и счетами в руках – слишком будничный, слишком наивный персонаж. Ему не хватает интересной бледности и порочности, чтобы служить материалом для господина сочинителя. А мне он как раз сгодится. Для меня было удовольствием заглянуть в его маленький, свежий, некошеный мир и найти в нем тенистые уголки, освещенные нежным солнцем. Конечно, во время этой экскурсии на лоно природы я многое проморгал и пропустил много приятных местечек, как это часто бывает в путешествиях. Но даже если я изобразил лишь кое‑что из многого, то и это немногое может быть предложено вашему вниманию и стать занимательным и не слишком утомительным чтением. Прости мне, читатель, это предисловие, но предисловия – слабость веселых писателей. И я здесь не исключение. Прощай и прости меня.

 

Карнавал

 

Конторщик – молодой человек между 18 и 24 годами. Встречаются и пожилые конторщики, но мы их здесь не рассматриваем. Конторщик опрятен в одежде и ведет размеренный образ жизни. Неаккуратных мы здесь не рассматриваем. Впрочем, число последних пренебрежимо мало. Конторщик по призванию не обнаруживает особой живости ума; а тот, кто обнаруживает, – плохой конторщик. Настоящий конторщик почти не позволяет себе выходок и излишеств; как правило, он не обладает пламенным темпераментом, зато его сильные стороны – прилежание, такт, приспособляемость и множество прочих свойств (такой смиренный человек, как я, даже отчасти или вовсе не решится упомянуть). Он может быть и очень душевным, и очень отважным человеком. Я знаю одного, который во время пожара сыграл большую роль в спасении людей. Конторщик в мгновение ока может превратиться в спасателя, и уж тем более в героя романа. Почему же конторщики так редко становятся литературными героями? Грубая ошибка, давно пора ткнуть в нее носом отечественную словесность. В политике и прочих общественных вопросах сильный тенор конторщика почти не слышен. Он держит язык за зубами, да‑да, за зубами! Кое‑что нужно отметить особо: конторщики это богатые, прекрасные, самобытные, великолепные натуры! Они богаты в любом отношении, прекрасны во многом, самобытны во всем и великолепны по определению. Талант к письму легко делает из них писателей. Я знаю двух, трех, чья мечта стать писателем уже осуществилась или осуществляется. Конторщик – скорее, верный любовник, чем любитель пива. Даю голову на отсечение. Ему нравится любить и быть любимым, а уж в галантности и обходительности ему нет равных. Недавно одна барышня сказала, что выйдет замуж за кого угодно, лишь бы не за конторщика. Она, дескать, не желает прозябать в нищете. А я скажу, что у этой барышни дурной вкус, а сердце еще ужаснее. Конторщик хорош во всех отношениях. Мало у кого под солнцем найдется столь чистая душа. Разве он привык посещать подстрекательские и радикальные собрания? Разве он такой же распутный и самонадеянный тип, как художник? Такой жадный, как крестьянин? Такой спесивый, как директор? Директора и конторщики – две разные вещи, Два мира, удаленные друг от друга, как Земля и Солнце. Нет, душа торгового служащего так же чиста и бела, как его стоячий воротничок, а кто хоть раз видел конторщика с небезупречным воротничком? Хотелось бы знать кто?

 

Внешность обманчива

 

Поэт, презираемый миром и забывший в своей одинокой мансарде хорошие манеры, может быть застенчивым, но конторщик куда более застенчив. Когда он предстает перед начальством (гневная жалоба на устах, белая пена на дрожащих губах), разве не являет он собою само смирение? Даже голубь не мог бы отстаивать свои права более мягко и смиренно. Конторщик сто, нет, тысячу раз обдумает то, что хочет предпринять, но до дрожи боится принимать решение и действовать. Горе тому, кто станет его врагом, будь это сам господин директор! А вообще‑то конторщик доволен своей участью. Он с комфортом ведет письменное существование, предоставив мир – миру, а споры – спорщикам. Он умен и даже мудр и делает вид, что доволен своей судьбой. В процессе монотонной и монохромной писанины у него нередко появляется шанс ощутить себя философом. Он обладает врожденным талантом спокойно нанизывать мысль на мысль, задумку на задумку, идею на идею. Он с удивительной ловкостью сцепляет свои молниеносные озарения в колоссальное сооружение, подобное товарному поезду необозримой длины: пар спереди, пар сзади, вперед на всех парах! Об искусстве, литературе, театре и прочих не слишком ему доступных вещах конторщик умеет рассуждать часами, проницательно, тактично и осмотрительно. Особенно в конторе, когда ощущает свою ответственность за всеобщее благо. Тут в контору врывается шеф и гаркает: Черт побери, о такой дряни и говорить не стоит, брысь! На этом культурный диалог обрывается, а конторщик вновь становится самим собой. Без сомнения, конторщик в высшей степени способен к перевоплощениям. Он может бунтовать и покоряться, проклинать и молиться, юлить и упрямиться, лгать и говорить правду, лебезить и возмущаться. В его душе, как и в душах других людей, теснятся самые разные чувства. Он любит подчиняться и легко обижается. Что поделаешь, обид он не прощает. Не хотелось бы повторяться, но все же: разве есть на свете существо более деликатное, послушное, справедливое, чем он? Он заботится о своем образовании, а как же! Он посвящает наукам большую часть жизни, тратит на них прорву времени. Он почувствовал бы себя оскорбленным, посмей кто‑нибудь отрицать, что он блистает в науках так же, как в своем ремесле. Он настоящий мастер своего дела, но стесняется это показать. Эта очаровательная привычка иногда заводит его даже слишком далеко: он предпочитает свалять дурака, чем показать свое превосходство, за что и терпит незаслуженную ругань начальства. Но какое дело до нее гордой душе!

 

Пирушка

 

Весь мир и поле деятельности служащего торговой фирмы – тесная, обшарпанная, убогая контора. Инструменты, которыми он ваяет: перо, простой карандаш, красный карандаш, синий карандаш, линейка и всякого рода налоговые таблицы, не заслуживающие подробного описания. Перья хорошего конторщика обычно остры, наточены и беспощадны. Почерк чаще аккуратный, не без размаха, даже иногда слишком размашист. Прежде чем вонзить перо в бумагу, опытный конторщик несколько мгновений медлит, то ли собираясь с силами, то ли прицеливаясь, как заправский охотник. Затем начинается стрельба, и по райскому полю разлетаются буквы, слова, фразы, причем каждая фраза имеет очаровательное свойство выражать весьма многое. В том, что касается корреспонденции, наш конторщик – настоящий дока. Он изобретает на лету такие обороты, которые изумили бы многих ученых профессоров. Но где эти сокровища фольклорного красноречия? Погибли, исчезли, пропали! С конторщика могли бы брать пример поэты и ученые. Именно они, нескромные поэты, надеются прославиться и разбогатеть благодаря каждому исписанному клочку бумаги. Насколько же благороднее и великодушнее ведут себя конторщики. При всем их внешнем убожестве, они обладают богатством, поистине неисчерпаемым. Быть богатым вовсе не значит казаться богачом в глазах легкомысленного света. Воистину беден тот, кто кажется богачом, но в душе носит все признаки убогой и злобной бедности. Народная мудрость свидетельствует в пользу конторщика, но разве наш герой этого не заслуживает? Он, вне всякого сомнения, хороший счетовод и эконом. Милые дамы, почему вы вовремя не замечаете таких мужчин? Хороший счетовод обычно хороший человек, конторщик доказывает это десять раз на дню. Мошенники и бродяги за всю жизнь не смогут сложить должным образом несколько чисел. Способность точно считать просто недоступна распущенным людям. Взгляните на художников, лично я всех художников считаю развратниками. Ну а теперь взгляните на конторщика из торговой фирмы: кто перед ним устоит? Он, как правило, превосходно знает семь или восемь языков. Говорит по‑испански, как испанец, и по‑немецки, как он сам. Что на это возразить? Ирония здесь неуместна. Записывая свои доходы и траты, конторщик неподражаем. И так же точно он описывает свои ощущения и чувства, мысли и идеи. Иногда его старания смехотворны. Впрочем, любой благожелатель найдет в нем только прекрасные качества, достойные подражания. Тесен мир, в котором трудится конторщик, убоги его инструменты, неприметны его усилия. Скажите: есть ли участь более тяжкая, чем судьба конторщика?

 

Новый член общества

 

Любезный читатель, позволь представить тебе одного субчика из торговой компании, где я служу. Это молодой конторщик лет двадцати, один из тех, что подают большие надежды. Его старание и прилежание еще не пострадали от коварных ударов времени. Его рвение во всех полезных начинаниях цветет махровым цветом, а что касается цветов его поистине делового образа мыслей, то они не уступят и огненному тюльпану. Я вижу его каждый день, за завтраком, обедом и ужином, а поведение за столом многое говорит о человеке. Он ведет себя чуть ли не безупречно. Он мог бы хоть иногда позволить себе некоторую раскованность (ведь проглядывает же из‑за туч теплое желтое солнце), но это не приходит ему в голову. Может, парень делает это нарочно, чтобы затруднить мне описание его особы? И понимает, что к чему? О, конторщики – народ хитрый! Любой признает, что детально описать столь безупречный экземпляр было бы намного легче, не веди он себя столь безукоризненно. Изъяны и слабости человека предоставляют насмешливому автору прекрасный повод пустить в ход остроумие, то есть быстро прославиться, то есть быстро разбогатеть. Мой персонаж, видимо, не одобряет такой карьеры, но погоди, голубчик, мы тебя сцапаем. И при этом ничуть не погрешим против истины. Истина останется непоколебимой и задаст тон описанию. Наш герой ест мало, все умные люди едят мало. В дискуссиях участвует осторожно, что также говорит о его выдающемся уме. Слова не срываются, а невольно соскальзывают с его уст, он тут ни при чем. Может, у него губы неправильно устроены. Ест он деликатно; ложкой, вилкой и ножом владеет превосходно. Слушая непристойные речи, он краснеет – сказывается хорошая школа. Он никогда не выскакивает первым из‑за стола, тактично пропуская вперед старших. Во время еды он постоянно оглядывается, желая оказать кому‑нибудь дружескую услугу. Кто еще, занимая его должность, вел бы себя подобным образом? Если конторщик с жизненным опытом расскажет за столом сальный анекдот, наш герой вежливо рассмеется, но, если удачно сострит какой‑нибудь стажер, он промолчит. Скорее всего, он рассуждает так: Сальные анекдоты следует встречать услужливым смехом и выпроваживать, чтобы очистить атмосферу. Удачные остроты могут обойтись и без смеха. И еще: разве это не ужасно – сидеть и смотреть, как краснеют старшие, когда их высказывание не находит отзвука? Читатель, ты должен признать, наш бедный одинокий конторщик мыслит очень благородно! Да, за обедом я люблю изучать моих персонажей. И еще: внешность нашего героя соответствует его поступкам; коль скоро поступки не лишены достоинства, то и внешность не лишена прелести.

 

Тихие минуты

 

Бывает, что конторщик лишается своего места. Иногда его выживают, но чаще он уходит сам. Так поступают беспокойные натуры этого народа, и в большинстве своем это несчастные люди. Нищего рабочего не презирают так, как безработного конторщика, и на то есть свои причины. Конторщик, пока у него есть место, является как бы наполовину хозяином; лишившись места, он опускается, превращается в нелепое, ненужное, обременительное ничтожество. На него смотрят как на человека конченого, ни на что не годного, и это очень печально и несправедливо. Возможно, в его характере есть какой‑то неустранимый изъян, что‑то злое, порочное; но разве из‑за этого человек ни на что уже не годится? Слава Богу, в торговом деле таких опустившихся служак немного, иначе плохо бы обстояло дело с общественным порядком и спокойствием. Голодающие конторщики – одно из самых ужасных явлений. Голодающие рабочие не так ужасны. Рабочие всегда могут тут же найти новую работу, а конторщики – никогда, по крайней мере, не в нашей стране. Да, дорогой читатель, повествуя о бедных презренных безработных конторщиках, я считаю шутливый тон предыдущих очерков неуместным, даже слишком жестоким. Чем занимается большинство безработных конторщиков? Они ждут! Ждут нового места. И пока они ждут, их мучает раскаяние, осыпая холодными упреками. Обычно никто их не защищает: кому охота возиться с грязным сбродом? Это печально. Один мой знакомый шесть месяцев был без места. Он ждал и дрожал от страха, как в лихорадке. Почтальон был для бедняги ангелом и дьяволом: ангелом, когда его шаги приближались к двери, и дьяволом, когда он равнодушно шагал мимо. Этот конторщик, снедаемый смертельной скукой, начал писать стихи, и даже написал несколько довольно удачных. У него была тонкая, чувствительная душа. Служит ли он сейчас? Нет, он недавно уволился, такой уж он дурной и глупый. Он нигде не выдерживает. Возможно, это своего рода болезнь. Те, кто разбираются в подобных вещах, предсказывают ему дурной конец. Без сомнения, он пойдет ко дну. На этом примере видно, что среди многократно осмеянных, никчемных конторщиков попадаются и весьма трагические фигуры. Природа так удивительна! Даже самый ничтожный конторщик годится ей для определенной цели. Если ты, читатель, не стыдишься слез, если ты, милая читательница, плачешь иногда над чужим горем, сохрани одну слезу твоих прекрасных глаз для конторщика, страдающего неизлечимой болезнью, которую я описал тебе выше.

 

Все хорошо

 

Дорогая мама! Ты спрашиваешь, как мне нравится мое место? О, пока что очень хорошо. Работа легкая, люди вежливые, шеф строгий, но справедливый, чего еще можно желать! Я очень быстро вошел в курс дела, это бухгалтер мне недавно сказал, а я рассмеялся. Грустные и скверные часы тоже случаются, но не стоит принимать их слишком близко к сердцу. Для чего же, как не для этого, нам дана забывчивость! Я предпочитаю вспоминать счастливые часы, милые и благожелательные лица и радуюсь вдвойне, и даже в десять раз сильнее. Радость, мне кажется, это самое важное, самое драгоценное, что должно храниться в памяти. Но тогда что мешает мне как можно скорее забыть все печальное? Хорошо, когда у меня по‑настоящему много работы. От безделья я хандрю и тоскую. И начинаю задумываться, а думать без цели и смысла тоже грустно. Жаль, что мне больше нечего делать, я бы по уши погрузился в работу. Вообще, мне нужно постоянно погружаться в работу, иначе у меня внутри все начинает бунтовать. Ты же понимаешь меня, мама? Вчера я в первый раз надел свой новый черный костюм. Все говорят, он мне очень идет. Я был очень горд собой и почти уже не вел себя как конторщик. Но все сводится к одному и тому же. Я пока что конторщик и, кажется, еще долго им буду. Что я болтаю! Разве я хочу стать кем‑то другим? Я не стремлюсь занять высокое положение в свете, фигура у меня неподходящая. Милая мама, я такой робкий, так быстро падаю духом, только работа и позволяет мне забыться. Иногда на меня нападает такая тоска… Не знаю, как это назвать. И тогда все не по мне, все валится из рук. Но, дорогая моя мама, это случается, только когда я бездельничаю. Меня слишком мало загружают работой. О, грехи таятся в праздности, я это чувствую. Здорова ли ты, матушка? Пожалуйста, не болей. Береги свое здоровье. Ты еще увидишь, как много радости я тебе доставлю. Я бы радовал тебя тысячи раз! Каким прекрасным Бог сотворил мир. Понимаешь, когда я доставляю себе радость, я и тебя радую, работа – вот моя единственная настоящая радость, когда я тружусь, я продвигаюсь вперед, и мое продвижение, в свою очередь, радует тебя. Прощай. Если бы я нашел другие слова, чтобы убедить тебя в честности моих устремлений, я бы не преминул их употребить. Но я знаю, ты обо мне самого лучшего мнения. Ты такая хорошая, мама. Прощай, прощай!

Твой послушный сын.

 

Живая картина

 

Сцена! Неуютное, отталкивающе чистое помещение. Конторки, столы, стулья, кресла. На заднем плане большое окно, через которое в комнату скорее проникает, чем заглядывает фрагмент пейзажа. Справа, на заднем плане, дверь. Слева и справа просто стены, у которых стоят конторки. Множество конторщиков занимаются теми же делами, что и в реальной жизни: открывают и захлопывают книги, пробуют перья, кашляют, шушукаются, тихо чертыхаются, подавляя злость. На переднем плане мы видим бледного юношу, чья красота и мягкое обаяние бросаются в глаза. Он строен, у него темные локоны, игриво вьющиеся вокруг лба, нежные узкие руки: вылитый герой романа. Но он, кажется, не имеет ни малейшего представления о собственной красоте. Его движения скромны и робки; взгляд глубоких черных глаз тих и пуглив. Иногда на его губах играет обаятельная, болезненная улыбка. В такие моменты он неотразимо прекрасен, и зритель это чувствует. И спрашивает себя: что делает в конторе такой красивый юный художник? Странно, его непременно принимаешь за художника. Или за потомка обедневшего аристократического рода. Что почти одно и то же. Внезапно в комнату вваливается широкоплечий, откормленный шеф, и служащие замирают в странных, отчасти их компрометирующих позах, настолько властно действует на этих людей появление начальника. Только прекрасный юноша ведет себя как обычно: беззаботно, простодушно, наивно! Но шеф обращается именно к нему, и, судя по всему, отнюдь не дружелюбно. Юноша краснеет, не в силах ничего возразить наглому грубияну. Шеф удаляется, конторщики облегченно вздыхают, но наш герой чуть не плачет. Он не может выносить ругань начальства, так нежна его душа. А в сердцах зрителей, особенно женщин, рождается странное желание крикнуть: Не надо, не плачь, дорогой, не плачь. Но из его прекрасных глаз по нежным щекам скатываются крупные слезы. Он роняет голову на руки и погружается в размышления. Между тем пейзаж в раме окна постепенно темнеет, что указывает на наступление вечера. Конторщики с радостным шумом покидают свои места, собирают канцелярские принадлежности и убегают. Это происходит очень быстро, так же быстро, как в жизни. Остается только красивый молодой человек, погруженный в свои раздумья. Бедный, одинокий красавец! Почему ты служишь конторщиком? Неужели во всем мире для тебя не нашлось более подходящего места, чем это тесное, душное бюро? Думай же, думай, а пока ты думаешь, ах, падает мертвый, жестокий, убивающий все занавес.

 

Сон

 

Один конторщик рассказал мне однажды свой сон. «Я находился в комнате. Вдруг стены комнаты раздвинулись. Я оторопел. В комнату вплыл дубовый лес, и в этом лесу было так мрачно, так черно. Потом лес свернулся, подобно тому, как сворачивается страница какого‑нибудь фолианта, и я оказался на горе. Мы с приятелем, тоже конторщиком, сорвались с горы вниз, приземлились у черного, окутанного туманом, озера и бросились в воду между камышами. Сверху раздался высокий женский голос, он звал нас, просил подняться. Он заворожил мой слух! Я выскочил из воды и, цепляясь за тонкие корни деревьев, вскарабкался вверх по крутому склону. Под собой я ощущал бездонную, жуткую глубину. Я попытался перемахнуть через последний отвесный выступ, но не удержался. Скала была мягкой, как кусок сукна, она подалась, обрушилась и вместе со мной рухнула в бездну. Меня пронзила невыносимая, неизбывная боль. Я падал и падал и, в конце концов, снова очутился в комнате из начала моего сна. Снаружи идет дождь. Распахивается дверь, входит женщина, давным‑давно мне знакомая. Та, с кем мы расстались в далеком прошлом. Я ли оскорбил ее, она ли меня, какое это имеет значение? Но теперь она так мила, так дружелюбна; улыбаясь, она идет прямо ко мне, садится рядом, обнимает и говорит, что из всех людей на свете любит только меня. Я вдруг вспоминаю о своем приятеле. Но я так счастлив, что не могу удержать его в памяти. Я обнимаю прекрасную тонкую талию женщины, осязаю материю, ткань ее платья и смотрю ей в глаза. Они такие большие и прекрасные. Был ли я когда‑нибудь столь же счастлив? Мы с ней гуляем под дождем. Я прижимаюсь к ней, и мне кажется, что она хочет притянуть меня к себе еще ближе. Что за мягкое, отзывчивое тело! Какая улыбка на губах! Какая гармония плоти, движения, речи и улыбки! Слова нам не нужны. Мне кажется, что со мной говорит ее необычное платье. Странно: нам и в голову не приходит целоваться. Наверное, внезапность нашей любви слишком велика. Откуда мне знать! Держать в объятиях ту, кого я считал врагом навеки, знать, что аромат любимых рук теперь мой, это выше моего понимания, чуть ли не выше моих сил. Мы снова входим в комнату. Там сидит мой приятель; он потрясенно смотрит на нас и уходит. Мы причинили ему боль? Я задаю себе этот вопрос. Но она вдруг падает к моим ногам, как надломленный цветок, целует мне руки, хочет любить только меня, меня одного на свете». – Вот что рассказал мне один конторщик.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 164; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!