КАКУЮ ТЕМПЕРАТУРУ ИМЕЕТ КОРПУС РАКЕТЫ ПРИ ПОЛЕТЕ?
В первые месяцы начала работы в Городомле нас посетил приехавший из Москвы господин Витошкин ответственный в министерстве за ракетостроение; высокий, крепкого сложения мужчина, примерно пятидесяти лет, со спокойными задумчивыми чертами лица. Главного инженера, господина Бош-Коцюбинского, доктора Вольфа, инженера Бласса, господина Зигмунда и меня поздним вечером пригласили на разговор. Господин Витошкин хотел услышать наше мнение о причинах саморазрушения летящей ракеты, или «преждевременном взрыве ракеты в воздухе», как называли эту проблему ракетостроители из Пенемюнде.
Речь шла о следующем. На полигоне в Пенемюнде специалисты наблюдали, как ракеты разрушались, не долетая до цели. Тогда не удалось точно определить причины этого явления. Подтверждалось, что ракеты имели оптимальные прочностные характеристики соответственно своим аэродинамическим параметрам. Они должны были бы выдерживать большие нагрузки при полете к цели даже со сверхзвуковой скоростью. Тогда, в условиях жестких сроков и военной обстановки, подробное и основательное исследование этой проблемы было невозможно, и места, прочность которых казалась сомнительной, просто попытались залатать металлическими бандажами и манжетами.
В тот вечер мы не смогли дать ответ господину Витошкину, но обещали подумать над этой проблемой. Только несколько дней спустя конструкторы спросили меня, какова может быть температура оболочки ракеты при полете. Тем самым, как мы поняли позднее, была затронута проблема фундаментального значения. Я разрешил этот актуальный вопрос довольно быстро, как одну из рутинных проблем, которые постоянно попадаются аэродинамику. Я подумал, что острие летящего со сверхзвуковой скоростью тела сильно уплотняет окружающий его воздух. Из-за сжатия температура повышается. Я тут же рассчитал температуру в зависимости от скорости и высоты полета, начертил зависимость ее от времени и передал листок конструкторам. Тем самым, как я думал, проблема была решена. Но не тут-то было. Конструкторы поговорили с одним нашим инженером, который раньше принимал участие в пробных запусках ракет в Пенемюнде. Этому человеку было известно, что во время полета температура автоматически измерялась на корпусе ракеты и передавалась на станцию слежения на земле. Он вспомнил прежние значения температуры, они были гораздо выше моих расчетных.
|
|
|
Господин Бласс, руководитель конструкторского отдела, и господин Тоебе, специалист по прочности, пришли ко мне и спросили о надежности моего расчета. Я еще раз все проверил и подтвердил, что при сжатии воздуха получаются те значения, которые я рассчитал. Конструктор и прочнист еще раз объяснили мне, насколько важно предварительно точно рассчитать температуру. Ведь прочность металла при повышении температуры уменьшается. По воспоминаниям инженера температура была такой высокой, что можно было ожидать потерю прочности. Однако рассчитанная мною температура лежала в области, которая не влияет на прочность материала. Я подумал: или инженер ошибается в своих воспоминаниях, или помимо сжатия окружающего воздуха есть и другие факторы, из-за которых обшивка ракеты может нагреваться. Во всяком случае, запрос вырос в постановку проблемы, которую уже нельзя было решить рутинными расчетами.
|
|
|
Я прервал все другие работы и несколько недель был занят только этой новой задачей. Я спрашивал себя: какого вообще самого большого значения температуры может достичь быстро летящее тело вследствие уплотнения воздуха? Ясно, что максимальная температура возникнет в головке ракеты, то есть в точке максимального давления. На основе законов термодинамики возникла простая формула. Если скорость полета возвести в квадрат, а затем ввести в расчет удельную теплоемкость воздуха, тогда можно рассчитать повышение температуры в передней критической точке, она равняется скорости в квадрате, деленной на две тысячи. Скорость полета ракеты Г1, которая должна лететь на расстояние в тысячу километров, может достигать порядка двух тысяч метров в секунду. Тогда по моей формуле повышение температуры могло бы составить две тысячи градусов. Я ужаснулся этому результату. При такой высокой температуре плавится даже сталь. Мы же тогда думали о применении легких металлов в качестве материала для оболочки ракеты, все проекты ракеты Г1 в Блайхероде были продуманы в этом направлении. Но эта температура могла повышаться за счет уплотнения воздуха только в одной-единственной передней критической точке. Я все еще был уверен в своей концепции. Во всех остальных местах, по моему тогдашнему воззрению, температура была намного ниже, такой, как я ее и рассчитал первоначально. Я спросил себя: есть ли еще какой-то физический фактор, который может повысить температуру? Да, есть — это трение. Трение воздуха о поверхность ракеты. Воздух, обтекающий ракету, тормозится в совсем тонком слое на ее поверхности, аэродинамики называют этот слой пограничным. Вся кинетическая энергия воздуха превращается в тепло и дает повышение температуры, которая соответствует ее значению в передней критической точке. Если учесть трение, а его нужно учитывать, тогда напрашивается вывод, что при полете в каждой точке корпуса ракеты, а не только в передней критической точке, может быть достигнута эта предельно высокая температура. И если бы ракетная оболочка нагревалась так же сильно, как и воздух, тогда было бы невозможно найти материалы, имеющие соответствующую теплостойкость.
|
|
|
|
|
|
Тем самым, для достижения дальности полета надо было использовать целую батарею ракет. Или, все-таки, это препятствие можно преодолеть? Я подумал, что до сих пор рассчитывал повышение температуры только воздуха, но, чтобы тепло от воздуха перешло к ракете, требуется определенное время. А ведь время полета ракеты очень непродолжительно. Активная фаза движения к началу восходящей ветви траектории полета, в то время, когда еще работает двигатель, длится не более одной минуты. Вполне возможно, что температура в оболочке в течение такого короткого времени, повышается не так сильно. Я должен был попытаться рассчитать разогрев оболочки при сверхзвуковом полете. Мне было неизвестно, делал ли кто-нибудь такие расчеты раньше. В Городомле в нашем распоряжении были только те книги, которые мы взяли с собой. Я нашел в одной из моих тетрадей старую работу Геттингенского теоретика Адольфа Буземанна, который рассчитал коэффициент теплопередачи от воздуха к стенке при высокой скорости полета для ламинарных пограничных слоев. Я применил этот расчет для турбулентного пограничного слоя, полагая, что он присутствует при полете ракеты. Я использовал работу гидроаэродинамика Теодора фон Кармана, который рассчитал теплопередачу на основании аналогии между элементарными уравнениями трения и теплопереноса. Результаты моего расчета показали, что в течение полета достигаются температуры, которые несколько ниже температуры в передней критической точке. Для нашей ракеты я мог из расчета баллистической траектории полета использовать мгновенные значения скорости и плотности воздуха и численным методом решить дифференциальное уравнение теплоотдачи. Результат расчета позволил увидеть, что тепло передается довольно медленно и что температура всей оболочки все же остается гораздо ниже температуры в передней критической точке. На восходящей ветви траектории полета она имеет более низкие значения, чем на нисходящей вблизи цели. Но и на восходящей ветви температура корпуса достигает такого значения, при котором обычные листы легких металлов, применяемые в авиастроении, могут потерять свою прочность. Значит, надо применять листовую сталь. Расчет показал, что теплообмен увеличивается с ростом произведения плотности воздуха на скорость полета. Вследствие этого разница между теплообменом на восходящей и нисходящей ветви траектории полета очень большая. При подъеме высокая скорость достигается на большой высоте, там плотность воздуха мала. Поэтому повышение температуры — умеренное. На нисходящей ветви, то есть вблизи цели, скорость остается примерно такой же, а плотность воздуха у поверхности земли имеет наибольшее значение. Там тепло передается корпусу ракеты очень интенсивно. В результате я получил температуры, которые могли бы разрушить даже стальную оболочку.
Таким образом, мне показалось, что причина «преждевременного взрыва в воздухе» ракеты А4 найдена. И для еще более скоростной ракеты Г1 с большей дальностью полета этот эффект мог бы стать непреодолимым препятствием и затруднил бы использование подобных ракет дальнего действия.
Выход предложил господин Греттруп, который воскресил старую идею инженеров из Пенемюнде, состоявшую в том, что передняя часть ракеты, то есть грузовая головка, несущая взрывчатое вещество, после пролета по восходящей ветви траектории отделяется от остального уже отработавшего корпуса ракеты. Только грузовая головка летит к цели, и только она имеет необходимую прочную оболочку. Отделившийся корпус ракеты cгорает в толстом слое земной атмосферы.
Теперь, оглядываясь назад, можно быстро и легко рассказать об обосновании и разработке расчетного метода. Но в технике и естествознании процесс поиска оптимального решения зачастую вовсе не так прямолинеен, как это может показаться потом, а обманчивая ясность результата подразумевает длительные размышления и сомнения, следование окольными и тупиковыми путями. Это так называемый метод проб и ошибок — «Trial and error», когда постепенно, шаг за шагом, нащупываются предпосылки и способы решения проблемы. Неоднократно происходит возвращение назад, в ту исходную точку, где еще не было никаких сомнений, исправляются найденные ошибки и снова начинается осторожное прощупывание новых направлений поиска. При этом требуются как знания, так и идеи, поэтому при работе над решением новой и трудной задачи полезна каждая дискуссия, каждое критическое замечание коллег. И когда окончательный результат достигнут и четко сформулирован, мало кто может представить себе те сложные и запутанные пути, которыми исследователь пришел к этому результату. Все ненужное отсекается, остается ясная и последовательная цепь рассуждений.
В Городомле наша исследовательская работа сильно осложнялась невозможностью контактов с аэродинамическими и термодинамическими институтами, недостатком современной литературы и отсутствием доступа к библиотекам. Надо отдать должное, состав нашего коллектива был очень подходящим для быстрого решения задач. Во-первых, теоретиков стимулировало то, что вопросы ставили специалисты-практики. Во-вторых, конструкторы и исследователи работали вместе, под одной крышей, а общая задача требовала именно тесной совместной работы.
Тогда вопрос разогрева корпуса ракеты, которая летит со сверхзвуковой скоростью, был неясен даже специалистам и вызывал недоверие и много возражений даже в рядах собственного коллектива. Некоторые коллеги не верили в существование этого эффекта, со стороны русских инженеров, как рассказывал мне господин Греттруп, также высказывались скептические соображения. Тогда я еще не мог подтвердить мои расчеты результатами экспериментов. Это удалось только, когда мы построили в Городомле собственную аэродинамическую трубу. Также в конце нашего пребывания в Городомле, когда мы получили возможность познакомиться с иностранными техническими журналами, я прочитал (мне кажется, это был американский «Journal of the Aeronautic Science») об измерениях, которые подтверждали мое представление о теплопередаче при высокой скорости. Очень часто в разных точках Земли одновременно работают над одинаковыми проблемами. Сегодня любой студент находит подобный метод расчета характеристик пограничного слоя в учебнике по термодинамике как общепризнанное достижение науки.
А тогда профессор Вальтер Пауер, термодинамик, был первым коллегой, который со мной согласился. Он рассказал о своем опыте в Первую Мировую войну. Если взять неразорвавшуюся вражескую артиллерийскую гранату, которую солдаты называют «неудачником», то после падения она очень горячая. Я подумал, что даже маленькое космическое тело, попадая с большой скоростью в земную атмосферу, разогревается таким же образом и светится как метеор. Доктор Иоханнес Хоппе, астроном, работавший в секторе измерительной техники, тут же согласился со мной. Он использовал мой новый метод, чтобы рассчитать на досуге разогрев метеоритов и метеоров.
Господин Иоханнес Хоппе, которого русские называли «Гоганнес Гоппе», позднее, возвратившись на родину, многие годы работал профессором астрономии в университете города Йена. Незадого перед его восьмидесятишеститилетием вновь открытый астероид был назван его именем.
Начиная с этого времени, в коллективе Городомли в каждом проекте ракеты рассчитывалась температура стенок корпуса в зависимости от времени полета. Конструкторы и прочнисты были весьма довольны этим результатом.
Я разработал этот метод настолько, что по имеющейся таблице-схеме, исходя из предполагаемой баллистической траектории полета, заданного материала стенок и заданной толщины оболочки, можно было предварительно рассчитать изменение температуры во время полета. Сначала все табличные расчеты делала Лидди, которая работала расчетчицей в секторе аэродинамики. Однажды когда нужно было быстро рассчитать температуру сразу для нескольких проектных вариантов, главный инженер распорядился, чтобы и небольшой сектор химии также принял участие в этих вычислениях. Все расчеты делались при помощи обычной логарифмической линейки, изобретенной Уильямом Аутредом (William Oughtred, 1574–1660) еще во времена раннего барокко.
ВСЕ ПО ПЛАНУ, ВСЕ ПОД КОНТРОЛЕМ
Русские придавали очень большое значение планированию работы и контролю над ее выполнением. Основной план составлял господин Греттруп, консультируясь с руководителями секторов. В свою очередь руководители секторов вместе со своими сотрудниками разрабатывали конкретные детали плана, так чтобы у каждого была своя часть работы. Были строго установлены все промежуточные сроки конструирования, проведения измерений, написания научных отчетов. Каждый руководитель сектора ежемесячно заполнял формуляр, в котором в процентах регистрировалось, насколько полно выполнен объем запланированных работ. При проведении систематических измерений установить это было довольно просто, при конструировании еще возможно, но при разработке новой теории очень трудно. Между тем, мы должны были признать, что метод ежемесячной проверки очень дисциплинировал нас. Русское руководство требовало безусловного выполнения установленного плана.
Достойно упоминания, что весь контроль над выполнением плана большого немецкого коллектива в 150 человек осуществлял один единственный сотрудник, инженер Кирхнер, администратор господина Греттрупа. Практика показывает, что чем меньше административный аппарат, тем производительней работает технический коллектив.
Происшествие, случившееся в начальной фазе нашей работы, заставило нас весьма серьезно относиться к выполнению намеченных планов. Сотрудник сектора термодинамики, доктор Кирст, мимоходом заметил советскому главному инженеру, что его отчет будет готов на четырнадцать дней позже, чем намечено в плане. Этим он вызвал сильнейшее возмущение. Главный инженер поклялся, что заставит его работать сверхурочно, но срок должен быть выдержан. Оказалось, что изменение сроков возможно только с разрешения министерства. Все это вызывало ропот сотрудников научных отделов. Мы объясняли главному инженеру, что чисто научная работа не может быть уложена в прокрустово ложе определенной схемы сроков. Однако на другой стороне стояла сильная власть, умеющая добиваться своих целей. И, действительно, вскоре мы научились решать проблемы в строго установленные сроки. Таким же образом позднее нам удавалось разрабатывать срочные проекты для ракет с новой грузоподъемностью и дальностью полета, для которых не было никаких аналогов. Не следует думать, что при таком административном давлении у нас оставался выход выдавать только поверхностную, формальную работу. Мы очень скоро узнали, что наши разработки передаются для критического рассмотрения первоклассным ученым из Академии наук и университетов. Они проверяли нашу работу с большим знанием дела.
Я пишу сегодня об организации работ, потому что мне кажется, что она способствовала ускорению темпа разработок. Мы довольно быстро научились приспосабливаться к условиям и быстро увидели, как тщательно нужно взвешивать свои возможности при планировании. В большинстве случаев все сроки можно было откорректировать. Подчас мы просто «сражались» с представителями министерства, когда они хотели сократить периоды разработки. Однако короткое время, выделяемое на разработку, нам не всегда удавалось продлить. Активность и точность мысли в начальной фазе составления плана очень важны. Если бы мы составили план, даже исходя из лучших побуждений, но поверхностно, и позднее бы осознали, что проект не реализуем, руководство все равно потребовало бы от нас результатов в назначенные сроки.
О некоторых промежуточных результатах мы должны были докладывать в Москве на Научном совете Министерства. Летом 1948 года я со своим сотрудником, доктором Иоханнесом Шмиделем, должен был докладывать о проекте измерений до— и сверхзвукового газового потока методом аналогии с потоком в плоском водном канале. Мы выехали в солнечный изумительный день в сопровождении русского инженера. Все коллеги нам страшно завидовали и надавали нам множество разнообразных поручений. Записочки с заказами были от всех друзей и знакомых. Один хотел двадцать тюбиков крема для бритья и зубной пасты, другие хотели получить обувь и ткань на костюм. Мы оба, доктор Шмидель и я, готовы были сделать все, что могли для наших коллег, используя редкую возможность поездки в столицу. Позднее магазин в Городомле, так называемый универмаг, тоже начал снабжаться всеми этими товарами.
Вечером мы выехали поездом из Осташкова. Ночью удобно спали на полках. В середине следующего дня достигли нашей цели — московского пригорода Подлипки. Мы жили на территории научно-исследовательского института номер 88, там же, куда в ноябре 1946-го прибыл наш эшелон из Германии. В этот раз на путях мы увидели специализированный скоростной поезд с измерительной техникой для наблюдения за стартом ракеты. Нас поселили в спальных вагонах. Здесь мы встретились с немецкими коллегами с острова, которые занимались наладкой измерительной и командной аппаратуры. Поезд был оборудован для испытательных стрельб, которые должны были состояться где-то на юге СССР далеко от Москвы.
Я очень образовался, увидев возле поезда моего старого знакомого по Блайхероде старшего лейтенанта Тюлина. Как часто на острове в досаде на плохие условия работы и плохое жизнеобеспечение я говорил: «Вот если бы было похоже на морской бой. Подготовленная эскадра нападала безжалостно, давая бортовые залпы по застигнутому врасплох противнику. Волны наступления со стороны оппонентов катились на наши разработки одна за другой. И, несмотря на внезапность нападения, мы смело защищали наш проект, хотя и были бессильны против хорошо спланированного наступления. Мы с честью выдержали отдельные горячие бои, но тем не менее наше поражение было полным. Весь проект был признан научным советом неудовлетворительным.
Господин Франкль нападал на мои расчеты аэродинамических коэффициентов. Я чаще всего ограничивался линеаризацией расчетов. Он считал это недопустимым и требовал применения метода характеристик. Обсуждение под председательством генерала Гонора, руководителя института, велось на русском языке. Для немцев переводчик переводил только касающиеся нас пассажи. Наши собственные доклады по защите и выступления в дискуссии целиком переводились на русский. Господин Франкль хорошо владел обоими языками и выразил желание взять на себя обязанности переводчика во время дискуссии со мной. Сидящий рядом русский инженер из Городомли, который хорошо говорил по-немецки, шепнул мне: «Будьте осторожны, Франкль искажает Ваши слова при переводе на русский, он иронизирует над ними». Я запротестовал. Но председательствующий генерал не мог отозвать глубокоуважаемого господина Франкля с его двойной должности. Я должен был помочь себе сам. Я стал говорить очень короткими предложениями. После каждого предложения я требовал его перевода от господина Франкля. Ему было неясно, к чему я стремлюсь, и изменение содержания сказанного стало затруднительно.
Я пишу о споре с господином Франклем так подробно только потому, что его критические нападки вызвали у меня большое раздражение. Но это было не типично. Дискуссии с другими рецензентами, к примеру, с ученым, занимавшимся пограничными слоями, профессором Космодемьянским, велись в очень деловом тоне.
Тем не менее, я был не согласен с характером обсуждения нашей работы, осуществленной нами в очень сжатые сроки. Рецензенты благодаря длительному изучению наших разработок сумели хорошо подготовиться к дискуссии. Но то, что в свое время было передано нетерпеливо ожидающим баллистикам, специалистам по управлению и прочности, конструкторам, было всего лишь приближенным решением, которое имело определенный диапазон возможных погрешностей, например 10 процентов от истинной величины. Рецензентами эти расчеты могли изучаться и критиковаться в патриархальном покое. Но ведь нужно учесть и то, что для работы технического проектного института, работающего под нажимом сроков, быстрое представление даже приблизительных решений с учетом названного диапазона погрешностей является чрезвычайно ценным. Для точного решения требуется гораздо больше времени, это очень замедлило бы разработку. Позднейшие уточнения результатов расчета специалистами, которые имеют запас времени и которые могут снизить диапазон погрешности с десяти процентов до двух, приветствуются с благодарностью. Но упрек в том, что быстрые расчеты не гарантируют нужного интервала погрешности, возмутил нас.
Несмотря на наше поражение при первой защите проекта, мы тогда многому научились и в будущем могли противостоять критике гораздо лучше. Научно-технический совет только частично состоял из научных специалистов. В другую часть совета входили высокие офицеры и официальные сотрудники министерства, мнение которых в заключении научного совета было решающим. Неспециалисты мало вникали в содержание сказанного во время дискуссии, больше обращали внимание на внешнюю сторону обсуждения. Проявление слабости легко прочитывалось на лицах и в поведении спорщиков. Русским это, разумеется, было известно. И когда мы, рассматривая все аргументы оппонентов с чисто технической точки зрения, встречали их с недоверием и пытались опровергнуть, то наши противники внешне никак себя не проявляли, они только задумчиво улыбались. Конечно, позже мы тоже стали использовать этот метод.
Переговоры состоялись в первый день Рождества 1948 года, в Советском Союзе это был рабочий день. Там празднуют только Новый год 1 января.
Годом позже на том же научном совете, куда мы приехали уже с переработанным проектом, наша защита прошла с блеском, потому что мы действительно глубоко обосновали научно-техническое содержание наших работ. Я сам представил расчеты с нелинейными уравнениями и показал, как мало они отличаются от результатов решения при линеаризации задачи. Кроме того, благодаря опыту, мы были лучше подготовлены к риторическому тону дискуссии. Заседание проходило в том же здании в Подлипках. Председательствовал на нем полковник Спиридонов, классический тип энергичного и закрытого офицера. Основным пунктом нападок рецензентов был проект автоматического управления. Функции главного оппонента исполнял профессор Мейциев. Это был крупный и сухопарый человек в форме военно-воздушных сил, хорошо говоривший по-немецки. Ему с большим знанием дела возражал гениально одаренный доктор Хох. Интегрирование дифференциальных уравнений с переменными коэффициентами, которые он использовал для системы автоматического управления, проводилось с помощью специальной аналоговой электрической вычислительной машины, которая была им разработана и построена в мастерских Городомли, «Модель траектории», тогда это была действительно революционная идея, Хох встроил в ракету оригинальную рулевую машинку — автопилот. Итак, общий проект был одобрен — к большому облегчению полковника Спиридонова и господина Победоносцева, а также нашего русского главного инженера из Городомли, Курганова, преемника господина Бош-Коцюбинского. Господин Курганов в последний день перед поездкой в Москву посоветовал мне непременно посетить Третьяковскую галерею. Во всемирно известной картинной галерее среди всех остальных сокровищ можно увидеть оригинальные картины выдающегося русского живописца — импрессиониста Репина. Я бы с удовольствием пошел в галерею, но должен был отказаться от этой мысли. Выполнение длинного списка заказов — покупки для жены, знакомых и друзей, при таких редких поездках в Москву было важнее.
Критика рецензентами результатов нашей работы была, по мнению советского руководства, стимулом улучшения и развития работ. Но сегодняшний читатель мог бы спросить: зачем вообще многочисленные группы немецких техников и исследователей были привезены в Советский Союз? Среди них были не только ракетостроители, размещенные в Городомле, но также авиастроители и создатели авиадвигателей, вывезенные в Куйбышев и специалисты по разделению изотопов, которые работали в Крыму над проблемами технологий ядерного оружия. Не могли ли, так спросил бы далее читатель, рецензирующие советские специалисты сами выполнить работы, порученные немцам? Я думаю, что, разумеется, это было возможно. Было бы совершенно невероятным, если бы советские техники и ученые объявили, что новые исследовательские разработки в областях ракетной техники и авиастроения, а также в ядерной области они не могут осуществить без помощи немецких специалистов. Я думаю, что русская наука обладала и обладает высокопрофессиональными научными кадрами, которые ныне работают и в Западной Европе, и в США. Я считаю, что советские ученые обладают важнейшей предпосылкой успеха научно-исследовательской работы — способностью к предварительному прогнозу и комплексному подходу. Стоит только вспомнить о том, что вот уже многие десятилетия все чемпионы мира по шахматам происходят из Советского Союза. Наш немецкий коллектив с его тесной связью между фундаментальными исследованиями и их практическим инженерным применением послужил для русских хорошим примером взаимодействия.
Я предполагаю, что мысль привезти в страну немецких специалистов исходила от высшего руководства. Мое предположение основывается на том, что патронами отдельных специальных направлений были политики из советского Политбюро. У нас патроном был тогдашний министр вооружения Устинов. Ядерные техники, то есть сотрудники фирм Ardenne, Hertz, Steenbeck и Thissen контролировались членом Политбюро Микояном, в других группах специалистов по ядерной физике бывал министр госбезопасности Берия. Высшее политическое руководство в 1945 и 1946 годах очень внимательно следило за сообщениями западных средств информации, в которых технические комиссии американцев и англичан сообщали, что Германия во время войны очень далеко продвинулась во многих научно-исследовательских разработках.
Для американцев и англичан в 1945 году стреловидное крыло, изобретенное геттингенским газодинамиком Буземанном, было нечто совершенно новое. Свойства стреловидного крыла исследовались вплоть до конца войны многочисленными экспериментами в аэродинамических трубах. Его использование в качестве прототипа в самолетах-истребителях было уже так хорошо опробовано, что господин фон Карман в 1945 году, будучи членом технической американской комиссии, вдохновленный немецкими исследованиями в авиации, телеграфировал корпорации «Боинг» о необходимости приостановления всех исследовательских работ по крыльям обычной формы для скоростных самолетов и переходе к стреловидным крыльям.
Как для американцев, так и для англичан применение газовой турбины в качестве двигателя в самолете не было новостью, однако они сами во время Второй Мировой войны таких разработок не проводили. Но теперь, после окончания войны они могли использовать готовые к использованию реактивные двигатели. И, наконец, ни одна страна антигитлеровской коалиции не занималась разработкой больших жидкостных ракет — таких, какие были созданы в Пенемюнде.
Советское руководство заметило, что американцы и англичане сразу по окончании войны стали собирать ведущих немецких техников и ученых из этих передовых областей и транспортировать их в свои страны для дальнейшей работы. В этих обстоятельствах советское руководство, со своей стороны, чтобы не потерять темпа развития военной промышленности по сравнению с американцами и англичанами, было вынуждено также ввозить к себе немецких специалистов для оценки и дальнейшего усовершенствования немецких систем вооружения.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 186; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!