Частичное согласие. Возбуждение. 7 страница



— Это я просто от неожиданности, — сказал он.

— Это я виноват, — сказал я. — Надо было тебя предупредить.

Я подобрал веточку, обращаясь с ней нарочито небрежно. Как будто это была обычная палочка. Разумеется, это и была всего лишь обычная палочка, но Мартена необходимо было успокоить на этот счет. Как сказал Теккам, нет в мире ничего сложнее, чем убедить кого-то в непривычной истине.

 

* * *

 

Мартен научил нас обращать внимание на потревоженную листву или иголки, находить камни, на которые кто-то наступил, видеть поврежденный мох или лишайник.

Старый следопыт оказался на удивление хорошим учителем. Он не перегружал нас бесполезной информацией, не разговаривал с нами свысока и не имел ничего против, когда мы задавал и вопросы. Даже то, что Темпи плохо владел языком, его не смущало.

И все равно на это ушло несколько часов. Добрых полдня. А потом, когда я думал, что мы наконец закончили, Мартен повернул назад и повел нас обратно к лагерю.

— Мы же тут уже проходили, — сказал я. — Если уж практиковаться, давайте практиковаться в нужном направлении!

Мартен не обратил внимания на мои слова и пошел дальше.

— Говорите, что вы видите.

Шагов через двадцать Темпи указал пальцем.

— Мох. Мой нога. Я шел.

Только тут до меня дошло, и я начал обращать внимание на следы, оставленные мной и Темпи. В течение следующих трех часов Мартен вел нас через лес шаг за шагом, тыкая носом во все, что мы оставили за собой, выдавая свое присутствие: содранный лишайник на стволе, сдвинувшийся под ногой камень, светлое пятно на потревоженной лесной подстилке…

Хуже всего были полдюжины ярких зеленых листиков, изодранных в клочья и разбросанных ровным полукругом. Мартен вскинул бровь, я покраснел. Я сорвал их с соседнего куста и машинально изорвал, слушая объяснения Мартена.

— Думайте дважды, ходите с оглядкой, — говорил Мартен. — И присматривайте друг за другом!

Он окинул взглядом нас с Темпи.

— Мы затеяли опасную игру!

Потом Мартен научил нас прятать следы. Быстро стало очевидно, что плохо спрятанный след зачастую сильнее бросается в глаза, чем обычный. Так что следующие два часа мы учились скрывать свои ошибки и распознавать ошибки, которые пытались скрыть другие.

И только когда день уже клонился к вечеру, мы с Темпи начали наконец обыскивать этот участок леса, площадью побольше многих баронских владений. Мы шли челноком, вплотную друг к дружке, высматривая любые знаки разбойничьей тропы.

Я думал о долгих днях, которые ожидали нас впереди. А я-то думал, будто поиски в архивах скучны и утомительны! Да по сравнению с поисками сломанного сучка в этой чаще поиски схемы грэма — это все равно что за булочкой к пекарю сбегать!

В архивах у меня был шанс найти мимоходом что-то интересное. В архивах были мои друзья: болтовня, шутки, теплые отношения… Покосившись на Темпи, я подумал, что могу пересчитать все слова, которые он произнес за сегодня, — ровно двадцать четыре — и все те случаи, когда он встретился со мной взглядом, — ровно три.

И сколько времени на это уйдет? Десять дней? Двадцать? Тейлу милосердный, а если придется проторчать тут целый месяц? Не сойду ли я с ума?

И когда, поглощенный этими размышлениями, я внезапно увидел кусок коры, сбитый с дерева, и подозрительно примятую траву, я ощутил огромный прилив облегчения.

Не желая обнадеживать себя прежде времени, я жестом подозвал Темпи.

— Ты что-нибудь видишь?

Он кивнул, потянул себя за ворот рубахи и указал на замеченную мною траву. И потом еще на ободранный корень, торчащий из земли, которого я не приметил.

У меня аж голова пошла кругом от облегчения. Я подергал дубовый прутик, посылая сигнал Мартену. Подергал я его очень аккуратно, не желая снова вогнать его в панику.

Не прошло и двух минут, как из-за деревьев показался Мартен, а я уже успел составить три плана, как мы выследим и убьем разбойников, пять торжественных извинений перед Денной и решил, что, когда вернусь в Северен, пожертвую деньги тейлинской церкви в благодарность за это зримое чудо.

Я ожидал, что Мартен рассердится оттого, что мы вызвали его так скоро. Но он подошел и остановился рядом с нами, как будто так и надо.

Я указал на траву, на кору и на корень.

— Корень нашел Темпи, — уточнил я, не желая присваивать себе чужие заслуги.

— Отлично, — серьезно сказал Мартен. — Молодцы. А вон еще погнутая ветка, — он указал на несколько шагов вправо.

Я повернулся в том направлении, куда указывали следы.

— Судя по всему, они где-то к северу отсюда, — сказал я. — Дальше от дороги. Как ты думаешь, что лучше: пойти на разведку до завтра или взяться за дело завтра, на свежую голову?

Мартен прищурился, глядя на меня.

— Господи, мальчик! Это не настоящие следы! Так много сразу и так бросаются в глаза…

Он пристально посмотрел на меня.

— Это я их оставил. Мне нужно было удостовериться, что у вас глаз не замылится через несколько минут поисков.

Радостное возбуждение покинуло мою грудь и упало куда-то в пятки, разлетевшись вдребезги, как стеклянная банка, которую уронили с верхней полки. Должно быть, вид у меня был очень несчастный, потому что Мартен виновато улыбнулся.

— Извини. Надо было вас предупредить. Я буду время от времени это делать каждый день. Это единственный способ заставить нас держаться начеку. Видишь ли, я уже не первый раз ищу иголку в стогу сена.

 

* * *

 

Когда мы вызвали Мартена в третий раз, он предложил сделку. Мы с Темпи получаем полпенни за каждый след, который мы обнаружим, а он — серебряный бит за каждый след, который мы прозевали. Я с радостью ухватился за это предложение. Мало того, что это заставит нас смотреть в оба, шансы пять к одному казались мне довольно щедрыми.

Благодаря этому остаток дня пролетел незаметно. Мы с Темпи прозевали несколько следов: сдвинутое с места бревно, сбитые листья, порванную паутину. Лично я счел, что последнее было немного нечестно, но все равно к вечеру, когда мы вернулись в лагерь, мы с Темпи были впереди на целых два пенни.

За ужином Мартен рассказал сказку про молодого сына вдовы, который ушел из дома искать по миру счастья. Лудильщик продал ему пару волшебных сапог, которые помогли ему спасти принцессу из башни высоко в горах.

Дедан ел, слушал и кивал, улыбаясь, как будто уже слышал эту историю прежде. Геспе местами хохотала, местами ахала — идеальная слушательница. Темпи сидел совершенно неподвижно, сцепив руки на коленях, не дергаясь и не ерзая, как обычно. Он просидел так до самого конца, внимательно слушая, пока его ужин стыл.

Это была хорошая сказка. Там был и голодный великан, и игра в загадки. Но сын вдовы был ловок и умен и под конец сумел освободить принцессу и жениться на ней. История была знакомая, и, слушая ее, я вспоминал далекие дни, когда у меня был и дом, и семья…

 

ГЛАВА 80

ТОН

 

На следующий день Мартен ушел в лес с Геспе и Деданом, а мы с Темпи остались присматривать за лагерем.

Поскольку делать было больше нечего, я принялся собирать дрова про запас. Потом поискал в подлеске полезных травок и принес воды из соседнего источника. Потом принялся перебирать, сортировать и перекладывать все, что было у меня в дорожном мешке.

Темпи разобрал свой меч и методично чистил и смазывал все его детали. Судя по его виду, скуки он не испытывал, но, с другой стороны, если судить по виду, он вообще никогда ничего не испытывал.

К полудню я уже практически озверел от скуки. Я мог бы почитать, но я не взял с собой никакой книги. Можно было бы пришить карманы к своему поношенному плащу, но запасной ткани у меня с собой тоже не было. Можно было бы поиграть на лютне, но дорожная лютня нарочно устроена так, чтобы ее было хорошо слышно в любом шумном трактире. Здесь, в лесу, ее звук разносился бы на километры.

Можно было бы поболтать с Темпи, но болтать с ним было все равно что играть в мяч с колодцем.

Тем не менее, похоже, другого выхода не было. Я подошел к Темпи. Он закончил чистить свой меч и теперь поправлял кожаную рукоять.

— Темпи!

Темпи отложил в сторону свой меч и вскочил на ноги. Он оказался слишком близко ко мне, и это было неприятно: между нами оставалось не более двадцати сантиметров. Потом он замешкался и нахмурился. Не то чтобы даже нахмурился — так, слегка сжал губы, да между бровями пролегла еле заметная складочка. Но на лице Темпи, напоминающем чистый лист бумаги, эта гримаса выделялась, как слово, написанное красными чернилами.

Он отступил назад, на два нормальных шага, потом взглядом промерил расстояние между нами и подступил чуть ближе.

И тут меня осенило.

— Темпи, а как близко стоят друг к другу адемы?

Темпи секунду тупо смотрел на меня, а потом расхохотался. От улыбки его лицо сделалось очень юным. Он тут же напустил на себя серьезный вид, но улыбка задержалась в морщинках вокруг глаз.

— Умный. Да. У адемов иначе. Для тебя — близко.

Он снова подступил совсем вплотную, потом отошел.

— Для меня? — переспросил я. — А для других людей — иначе?

Он кивнул.

— Да.

— А для Дедана — близко?

Он дернулся.

— Сложно.

Я почувствовал знакомый укол любопытства.

— Темпи, — спросил я, — а ты не сможешь мне все это объяснить? Научишь меня вашему языку?

— Да, — сказал он. И, хотя его лицо ничем не выдавало его чувств, я по голосу понял, какое облегчение он испытывает. — Да. Пожалуйста. Да.

 

* * *

 

К вечеру я уже знал довольно много разрозненных адемских слов. Грамматика по-прежнему оставалась для меня загадкой, но так всегда бывает поначалу. К счастью, языки как музыкальные инструменты: чем больше ты их знаешь, тем легче осваивать новый. Адемский был у меня четвертым.

Главной нашей проблемой было то, что Темпи сам не очень-то хорошо говорил по-атурански, так что нам не на что было опереться. Поэтому мы много рисовали на земле, тыкали пальцем и размахивали руками. Несколько раз, когда языка жестов оказывалось недостаточно, мы изображали нечто вроде пантомимы, пытаясь донести смысл сказанного. Это оказалось куда забавнее, чем я предполагал.

В первый день обнаружился один камень преткновения. Я уже узнал десяток слов и подумал, что полезно будет узнать еще одно. Я сжал кулак и сделал вид, что хочу ударить Темпи.

— «Фреахт», — сказал он.

— «Фреахт», — повторил я.

Он покачал головой.

— Нет. «Фреахт»!

— «Фреахт», — старательно повторил я.

— Нет, — твердо возразил он. — «Фреахт» — это…

Он оскалил зубы и подвигал челюстью, как будто что-то кусал.

— А это — «фреахт»!

И он ударил кулаком по ладони.

— «Фреахт»… — повторил я.

— Нет!

Я был изумлен тем, какое презрение слышалось в его голосе.

— «Фреахт»!

Щеки у меня вспыхнули.

— Да я же так и говорю! «Фреахт»! «Фреахт»! «Фре…»

Темпи протянул руку и отвесил мне затрещину. Так же, как давеча Дедану. Как делал мой отец, когда я начинал неприлично себя вести на людях. Это было не больно, просто неожиданно. Со мной уже никто много лет такого не поступал.

А самым неожиданным было то, что я даже не заметил, как он это сделал. Движение было плавным, ленивым и более стремительным, чем щелчок пальцами. Он, похоже, не хотел меня обидеть или оскорбить. Он просто стремился привлечь мое внимание.

Он поднял свои светлые волосы и указал пальцем на ухо.

— Слушай! — твердо сказал он. — «Фреахт»!

Он снова оскалил зубы и щелкнул ими.

— «Фреахт»! — он показал кулак. — «Фреахт»! «Фреахт».

И тут я услышал. Дело было не в звуках самого слова, а в изменении тона голоса.

— «Фреахт»? — переспросил я.

Он одарил меня короткой улыбкой.

— Да. Молодец.

И мне пришлось начать сначала и заново выучить все слова, обращая внимание на тон. Я ведь прежде этого не слышал, просто повторял за Темпи, воспроизводя его интонацию. Мало-помалу я выяснил, что каждое слово может иметь несколько разных значений в зависимости от тона, с каким произносятся входящие в него гласные.

Я выучил нужнейшие фразы — «Что это значит?», «Повторите помедленнее!» и еще пару десятков слов — «драться», «смотри», «меч», «рука», «танец». Чтобы объяснить последнее слово, мне пришлось разыграть такую сцену, что под конец мы оба покатились от хохота.

Это было захватывающе. То, что у каждого слова имеется свой тон, означало, что в самом языке присутствует своего рода музыка. Я поневоле задался вопросом…

— Темпи! — спросил я. — А какие песни вы поете?

Он непонимающе уставился на меня. Я подумал — может, он не понимает абстрактных вопросов?

— Спой мне адемскую песню!

— Что есть «песня»? — спросил он. За последний час Темпи усвоил вдвое больше слов, чем я сам.

Я прокашлялся и запел:

 

Малютка Дженни босиком

Гуляла вслед за ветерком,

Просила Джен у ветерка

Послать ей милого дружка.

На шляпке перья у нее,

А в пальцах дудочка поет,

Уста ее сладки как мед,

Язык же спуску не дает!

 

Когда я запел, глаза у Темпи расширились. Он уставился на меня как завороженный.

— Ну а ты? — сказал я, ткнув его в грудь. — Ты можешь спеть адемскую песню?

Он густо залился краской, и на его лице отразилось сразу множество неприкрытых чувств: ошеломление, ужас, смятение, шок, отвращение. Он поднялся на ноги, отвернулся и пробурчал что-то по-адемски, слишком быстро, так что я не понял ни слова. Можно было подумать, будто я попросил его сплясать нагишом.

— Нет, — сказал он наконец, сумев кое-как взять себя в руки. Его лицо снова сделалось бесстрастным, но светлая кожа по-прежнему была залита румянцем. — Нельзя.

Он, глядя в землю, ткнул себя в грудь и помотал головой.

— Нельзя песня. Нельзя адемская песня.

Я тоже вскочил, не понимая, что я сделал не так.

— Извини, Темпи!

Темпи покачал головой.

— Нет. Ничего извини.

Он перевел дух, помотал головой и пошел прочь.

— Это сложно.

 

ГЛАВА 81

РЕВНИВАЯ ЛУНА

 

В тот вечер Мартен подстрелил трех жирных кроликов. Я накопал корешков, набрал кое-каких травок, и еще до того, как село солнце, мы впятером уселись за трапезу. Ужин вышел идеальный: у нас было еще два больших каравая свежего хлеба, масло и крошащийся сыр, слишком местный, чтобы иметь особое название.

Денек выдался погожий, все мы были в хорошем настроении и после ужина снова принялись рассказывать сказки.

Геспе рассказала удивительно романтичную историю о королеве, которая влюбилась в пажа. Геспе вложила в рассказ подлинную нежную страсть. А если этого было недостаточно, взгляды, которые она бросала на Дедана, рассказывая о любви королевы, были сами по себе достаточно красноречивы.

Дедан, однако, упорно не замечал признаков ее влюбленности. Мало того, он продемонстрировал редкую глупость, принявшись рассказывать историю, которую слышал в трактире «Пенни и грош». Повесть о Фелуриан.

— Парнишка, который мне это рассказывал, был еще моложе нашего Квоута, — говорил Дедан. — И если бы вы сами его слышали, то увидели бы, что он не из тех, кто способен выдумать такое.

Наемник многозначительно постучал себя по лбу.

— Впрочем, послушайте и сами посудите, стоит ли этому верить или нет.

Как я уже говорил, язык у Дедана был подвешен неплохо, да и сам он, когда давал себе труд подумать головой, был куда умнее, чем казалось на первый взгляд. Увы, сейчас был как раз тот случай, когда язык он в ход пустил, а голову нет.

— Здешних лесов люди остерегаются с незапамятных времен. И не из страха перед разбойниками или потому, что боятся заблудиться. Нет! — Дедан покачал головой. — Рассказывают, будто тут водится дивный народ.

Духи с раздвоенными копытами, пляшущие при полной луне. Темные длиннопалые твари, что крадут детей из колыбелек. Здешние бабы, старухи и молодухи, оставляют на ночь хлеб и молоко. А многие мужики строят дома непременно так, чтобы все двери были друг напротив друга.

Кое-кто мог бы назвать этих людей суеверными, но они-то знают, что к чему. Безопаснее всего вообще не встречаться с фейе, но, если что, лучше уж с ними не ссориться.

Это история о Фелуриан. Владычице Сумерек. Владычице Изначальной Тишины. Фелуриан, что несет смерть мужам. Однако смерть эта сладка, и они охотно идут ей навстречу.

Темпи втянул в себя воздух. Он сделал это почти незаметно, однако это бросилось в глаза, потому что до сих пор он, как и прежде во время вечерних рассказов, сидел абсолютно неподвижно. Теперь я лучше понимал почему. Он хранил тишину.

— Фелуриан? — спросил Темпи. — Смерть мужам. Она… — он запнулся, — она — сентин?

Он поднял руки и сделал хватающий жест. И выжидательно уставился на нас. Потом, видя, что мы не поняли, коснулся своего меча, лежащего рядом.

Я понял.

— Нет, — сказал я. — Она не из адемов.

Темпи покачал головой и указал на лук Мартена.

Я покачал головой.

— Нет. Она вообще не воин. Она…

Я запнулся, не сумев сообразить, как ему объяснить, каким образом Фелуриан убивает мужчин, тем более что мы были вынуждены объясняться жестами. Я беспомощно оглянулся на Дедана.

Дедан не раздумывал долго.

— Секс, — сказал он напрямик. — Секс, понимаешь?

Темпи поморгал, потом запрокинул голову и расхохотался. У Дедана был такой вид, словно он не может решить, обижаться ему или нет. Вскоре Темпи перевел дух.

— Да, — сказал он. — Да. Секс — я понимаю.

Дедан улыбнулся.

— Вот этим-то она мужиков и убивает.

На секунду лицо Темпи стало еще более непроницаемым, чем обычно, а потом оно мало-помалу исполнилось ужаса. Нет, не ужаса — чистого отвращения и гадливости, еще более впечатляющего оттого, что обычно его лицо выглядело таким бесстрастным. Его рука сделала несколько непонятных жестов.

— Как? — выдавил он.

Дедан начал было что-то говорить, потом остановился. Хотел было объяснить жестом, потом снова остановился и смущенно поглядел на Геспе.

Геспе гыгыкнула и обернулась к Темпи. Секунду поразмыслила, потом сделала вид, будто держит кого-то в объятиях и целует. Потом принялась ритмично постукивать себя по груди, имитируя сердцебиение. Она стучала все чаще и чаще, а потом стук прервался, Геспе стиснула руку в кулак и широко раскрыла глаза. Напряглась всем телом, потом обмякла и уронила голову набок.

Дедан расхохотался и зааплодировал.

— Да, именно так. Но иногда…

Он постучал себя по виску, щелкнул пальцами, скосил глаза и высунул язык.

— С ума сходят!

Темпи расслабился.

— А-а! — сказал он явно с облегчением. — Хорошо. Да.

Дедан кивнул и снова принялся рассказывать:

— Так вот, Фелуриан. Тайная мечта всех мужчин. Красота несравненная.

Чтобы Темпи было понятнее, он сделал жест, как бы поправляя длинные волосы.

— Двадцать лет тому назад отец и дядя того парнишки были на охоте в этом самом лесу. Солнце как раз уже садилось. Они припозднились и решили пойти домой напрямик через лес, а не дорогой, как все разумные люди.

Шли они, шли, как вдруг слышат — вдалеке поет кто-то. Они свернули туда, подумав, что близко дорога, но вместо этого очутились на краю небольшой поляны. А на поляне стояла Фелуриан и вполголоса пела:

 

Каэ-Ланион Лухиал


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 151; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!