Конечно, по тексту Сальери не рыдает. Но это



Зависть свет в нас убивает. Зависть белой не бывает,  Зависть свет в нас убивает. Ну, а тот, кто ею болен,                                                                                                                                                                        У того душа темна,                                                                                                                                                                                         И в поступках он не волен,                                                                                                                                                               Ибо всем вершит ОНА. Дементьев А. Не знаю, можно ли взять темой строчку из эпиграфа?                                                                                                                                                                  Поздний вечер. Особая комната в трактире. Приглушенный свет, Моцарт и Сальери за столом. Антонио мучился от боли, которую испытывал, глядя на Моцарта, слыша у себя в голове его музыку, осознавая себя завистником своему другу. Амадей же непривычно молчал, задумавшись о чем-то своем. - Что ты сегодня пасмурен? - внезапно спросил Сальери (итальянец) - Я? - удивился Вольфганг, - нет! Признаться, мой Requiem меня тревожит... Услышав это, Сальери вздрогнул, как от резкого сквозняка, но виду не подал. - Ты сочиняешь Requiem? Давно ли? Моцарт поднял усталый взгляд на Сальери. - Давно, недели три. Но странный случай... Не сказывал тебе я? - Нет. Тогда Амадей в красках рассказал о заказе. Он был взбудоражен, пока говорил. Практически каждая фраза была с подтекстом: "Ты представляешь, Антонио? С тобой бывало такое, Сальери?" Когда же рассказ был закончен, итальянец помолчал. А после, желая разрядить обстановку, упомянул Бомарше и его "Женитьбу Фигаро" как лучшее средство от тоски. Антонио почти смеялся, пока говорил, но весело ему не было. Он давно для себя решил, что Моцарт жить не должен, но именно сейчас надумал совершить свой страшный поступок. "Что пользы, если Моцарт будет жив и новой высоты ещё достигнет? Подымет ли он тем искусство? Нет, оно падет опять, как он исчезнет: наследника нам не оставит он. Что пользы в нем?" Последней каплей стала фраза, которую Вольфганг произнес с грустной улыбкой на лице и тихим вздохом: "А гений и злодейство - две вещи несовместимые". Антонио будто взорвался внутри стеклянными ядовитыми осколками. Решился. Отвлекая Амадея разговорами, Сальери бросил яд в его бокал, будучи абсолютно уверенным в своих действиях. - За твое здоровье, друг, за искренний союз, связующий Моцарта и Сальери, двух сыновей гармонии! - сказал Моцарт, выпивая содержимое своего бокала. В этот самый момент Сальери засомневался. Он совершил ошибку, убийство - не выход! - Постой! Постой, постой!.. Вопросительный взгляд Вольфганга остановился на Антонио. У последнего внутри что-то оборвалось, когда он понял, что поздно. - Ты выпил!.. Без меня? - его вопрос не был похож на вопрос, он был скорее отчаянным утверждением. Внезапно Амадей подошел к инструменту и произнес. - Довольно, сыт я. Слушай же, Сальери, мой Requiem. Антонио тревожно взглянул на Моцарта, заметив в серых глазах того немного лихорадочный блеск. Вольфганг присел за клавесин и, мягко опустив тонкие пальцы на клавиши, заиграл. Надрывная мелодия прорезала застоявшийся воздух в помещении. Сальери слышал новое сочинение и видел, какая боль и тоска скрываются за пеленой нот. Звуки будто падали багряными каплями на черный бархат камзола Антонио. Он видел их, он мог их задеть, почувствовать. Отчаянный плач и скорбный стон явно проступали сквозь каждый такт, через каждую паузу. Главная партия была такой прозрачной и хрустальной, что даже самое тонкое в мире стекло не сравнилось бы с ней. Сальери почти наверняка мог сказать, как же Реквием будет звучать в итоге, сколько человек его будет исполнять, кем будет исполнена главная партия - скрипками, безусловно, скрипками. Композитор почему-то был уверен, что и Моцарт слышит свое сочинение так же. Но сквозь трепетные и аккуратные звуки Антонио слышал в своей голове стучащую, как молоточками по серебряной наковальне, зависть. Не гадкую и склизкую, а хрупкую, надоедливую и очень болезненную, воспаленную. "Не ты автор этого, не ты" - стучало в голове. Это чувство заставляло страдать Сальери. Он не хотел быть завистником, а завидовать другу - последнее дело, но каждое произведение Моцарта сжимало сердце и душу не только от восхищения, но и от безысходной боли, страданий, даже если в произведении господствовал мажор. Раньше - симфонии, сонаты, оперы, теперь вот и Реквием. С последними звуками Сальери понял, что ошибался. Да, он был совершенно уверен, когда подсыпал яд в стакан Моцарта, но сейчас... Сейчас сердце композитора атаковало осознание ошибки. Мир потеряет теперь композитора, трогающего сердца даже таких рациональных и сухих людей, как Антонио. А Моцарт никогда не был так сосредоточен, как сейчас. Он аккуратно завершил часть и, опустив руки, даже не посмотрел на слушателя. - Ты плачешь? - внезапно Вольфганг повернулся к Сальери, глядя на него с растерянным отчаянием на лице. - Эти слезы впервые лью. Никакая музыка не способна была растрогать меня так же, как ваш Реквием. Вы знаете это, ведь вы чувствуете его так же. - Когда бы все так чувствовали силу Гармонии! - Амадей слегка расслабился, выпрямился. - Мне все казалось, что он может быть и лучше, он несовершенен. - Совершенства нет, а если есть, то не на земле. Моцарт посмотрел в темные, цвета янтаря, глаза Сальери и ответил: - Возможно, ты прав, мой друг. Он помолчал немного. - Мне что-то тяжело; пойду, засну. Прощай же! - Постойте! - Да нет, Констанс* заждалась меня дома. И Зюсмайер** наверняка уже на месте. On se reverra***, - грустно, с какой-то надеждой, улыбнулся Моцарт, чуть развернувшись к Сальери, стоя в дверном проеме. - On se reverra, - беззвучно сорвалось с губ Антонио прощание. И вот он один! В душе - смятение. «Неужели я не гений?» Сальери ищет себе оправдания, вспоминая старую легенду о том, что Микеланджело убил натурщика для придания большей достоверности скульптурному произведению. Но нет облегчения! Глухие рыдания заполнили маленькую комнатку.

Конечно, по тексту Сальери не рыдает. Но это

все – таки рассказ! Уместна ли такая вставка? Или лучше без нее? Подходит ли вставка  по стилю работы?

_______________________________________________________________

* Констанс Моцарт - жена Вольфганга Амадея Моцарта.

** Франц Ксавьер Зюсмайер - австрийский композитор, ученик Вольфганга Амадея Моцарта, закончивший после смерти композитора "Реквием".

*** On se reverra (франц.) - "До встречи\Увидимся".

 

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 67; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!