Килхух и Олвен, или Турх Труит 1 страница

Nbsp; Коллектив авторов

Коллектив авторов

Кельтские мифы – сказания о богах и героях

Шедевры мировой классики (Эксмо) –

В оформлении суперобложки использованы фрагменты работ художников Джона Дункана и Анри‑Поля Мотта

О валлийцах и валлийских сказаниях

Кельты (галлы) – индоевропейские племена, известные со второго – начала первого тысячелетия до н. э., – в континентальной Европе к середине I века н. э. были покорены римлянами и, ассимилировавшись в течение нескольких веков (с первого по четвертый), по сути, исчезли с ее исторической карты. Однако, оставив о себе вечную память в названиях таких городов, как, например, Париж, Милан, Вена, и таких рек, как Сена, Рейн, Дунай, они еще прежде разделились на ирландцев и валлийцев, которые продолжали развивать на островах две основные ветви кельтского языка и кельтской культуры.

Примерно до X века н. э. Ирландия жила относительно мирно, но, населенная бриттами (островными кельтами), Британия уже в I веке н. э. претерпела нашествие римлян, которые оказали большое влияние на ее культуру, однако не сумели ассимилировать местное население, принявшее плоды более развитой цивилизации, принявшее христианство, но не отказавшееся от своего языка, своих традиций, даже социального устройства.

«…Сбросив с себя ярмо римской власти, – пишет историк VIII века Ненний, – они (бритты) перестали выплачивать дань и принимать поставленных Римом властителей, дабы те правили ими, и римляне не посмели вернуться в Британию, чтобы господствовать тут и впредь, ибо бритты убили их полководцев»[1].

Потом наступил V век, точнее, 428 год, и в Британию пришли германские племена. Англы и саксы – менее цивилизованные, но более воинственные – в V–VIII веках упорно вытесняли бриттов из Кембрии, Лотиана, Корнуолла, пока не дошли до западного гористого полуострова, где столкнулись с не менее воинственными племенами, которые оказали пришельцам достойное сопротивление. В конце концов англосаксы оставили мысль завоевать полуостров и в VIII веке совершили нечто, определившее историю этого края на несколько столетий. Они отгородили полуостров «валом Оффы» и назвали непокорную территорию «застенной землей», то есть Валлисом, или Валлией, или – в современном звучании – Уэльсом. Но у этой страны было и другое название, данное ей самими бриттами, – Кимру, что значит «страна сородичей». И Ненний, и Гальфрид Монмутский с явным раздражением пишут о «диких Кимрах», посмевших не подчиниться «благоразумным саксам», которые, по словам самого же историка XII столетия Гальфрида Монмутского, усеяли всю землю непогребенными трупами крестьян и священнослужителей. Пусть это не покажется странным, но его перу принадлежит и следующая (по‑видимому, идеологически выдержанная в соответствии с современными ему требованиями) легенда о происхождении непокорных валлийцев и их страны Валлии:

Ивор и Инн, снарядив для себя корабли и собрав, сколько им удалось, готовых отправиться с ними воинов, высадились на острове и в течение сорока девяти лет тревожили народ англов частыми и беспощадными нападениями. Но это мало чему помогло. Мор и голод, а также непрекращающиеся внутренние раздоры настолько обессилили некогда гордый народ, что ему было невмочь упорствовать и отражать врагов. Погрязнув в невежестве, он стал называть себя не бриттами, а валлийцами, присвоив себе это название потому, что у них был вождь Валлон, либо по имени королевы Валаес, либо их окрестили так чужеземцы. Саксы, напротив, соблюдая благоразумие, сохраняли между собой мир и согласие, обрабатывали поля, отстраивали города и укрепления и, лишив бриттов господства при вожде Адельстане, который первым из них увенчал себя королевской короной, держали уже в подчинении всю Лоегрию (Англию. – Л. В. ). Утратив бриттское благородство, валлийцы впоследствии не воссоздали древнего государства на острове; недовольные саксами, они порой восставали на них и непрерывно дрались либо с ними, либо в междоусобных схватках[2].

Валлийцы отказывались называть себя бриттами и даже как будто забыли о своей связи с жителями Лоегрии, но в народной памяти и, естественно, в фольклоре примерно в VIII веке появились мечты о будущем поражении англосаксов и «воссоздании» королевства Британия, которого никогда не существовало, – и даже многочисленные «пророчества» на сей счет легендарных мудрецов и волшебников. Но в то же время в самом Уэльсе, поделенном на множество кланов, шла бесконечная междоусобная война, не предполагавшая даже попыток объединения. Валлийские вожди стали большими врагами своей родины, чем пришельцы.

В 1066 году англосаксы потерпели поражение от армии Вильгельма Завоевателя, и франко‑нормандцам удалось то, что оказалось не по силам англосаксам. Они завоевали южную часть Уэльса, которую назвали Марч, то есть «пограничный край». Тем временем валлийские вожди продолжали сражаться между собой в стране, остававшейся скотоводческой и неразвитой с точки зрения земледелия и ремесел, в которой не было не только городов, но и даже постоянных поселений. В это время, насколько известно, прогрессивную стабилизирующую роль в социальной жизни Уэльса, хоть и не очень успешно, играла Церковь, несмотря на немногочисленность монастырей. Гораздо больше ей удалось сделать для культуры страны, в которой письменная традиция не отличалась зрелостью. Первое известное историческое сочинение, «Анналы Камбрии», относится к 954 году, а самые давние записи сказаний, легенд, песен – к XI веку. Сохранение письменных памятников Уэльса – исключительная заслуга Церкви.

В XII столетии от валлийского существования наособицу не осталось и следа, и только теперь, когда не отдельные феодалы грозились проникнуть на полуостров, а английская корона – подчинить себе всю непокорную территорию, правители Уэльса попытались что‑то сделать и несколько оттянули свое поражение. Но со своими благими намерениями они опоздали. В 1282 году противостояние Левелина ап Грифилда, последнего короля независимого Уэльса, и английского короля Эдуарда I из династии Плантагенетов закончилось поражением Уэльса, и с 1301 года наследники английского престола носят титул «принцев Уэльских». Правда, валлийцы еще долгое время поднимали одно восстание за другим и до 1536 года Уэльс сохранял статус автономного княжества.

С покорением Уэльса его язык и культура стали насильственным образом искореняться. И это неудивительно, ведь даже английский язык долгое время считался языком, «неприличным» для благородных господ и развлекавших их песнопевцев. Что же до странствующих валлийских бардов, то их преследовали как бродяг.

Казалось бы, сказания, мифы, легенды валлийцев должны были исчезнуть с лица земли. Но, к счастью, этого не случилось. Народное наследие выжило, но выживало оно, скажем так, двумя этапами.

Одна его часть не только проникла в английскую, французскую, да и чуть ли не во всю западноевропейскую литературу, но и, обжившись там в Средние века, стала основой того, что в дальнейшем получило название «артуровского цикла» и дало импульс к созданию великих памятников литературы так называемого Нового времени. Первым было сочинение «История бриттов» Гальфрида Монмутского, где в короле Артуре соединились валлийская и англо‑нормандская традиции, представив его как могучего короля Британии и идеального рыцаря, окруженного другими более или менее идеальными рыцарями, с которыми было связано множество самых разных любовных, приключенческих, волшебных и христианских сюжетов. Более того, обогащенная, эта литература вернулась в Уэльс и соединилась с изначальным вариантом валлийского традиционного фольклора, ведь при дворах валлийских королей всегда большим почетом пользовались барды, которые использовали в своих творениях исторические и мифологические образы, не давая им потеряться во времени, тем более когда был унижен сам народ. Кстати, как раз в XII веке «История бриттов» Гальфрида Монмутского была переведена на валлийский язык, одновременно став знаком пробуждения и сама пробуждая новый интерес не только к историческому прошлому Уэльса, но и к его культурному наследию.

Именно к этому времени относятся два замечательных рукописных свода древних валлийских легенд: «Белая книга Риддериха» (датируется примерно 1325 годом) – к сожалению, представляющая собой лишь фрагменты собрания легенд под названием «Мабиногион», и «Красная книга Хергеста» (датируется примерно 1400 годом) – первое полное собрание одиннадцати легенд «Мабиногиона». Отметим, что, помимо вполне доказанного факта зависимости этих рукописей от неизвестных и более ранних источников, о происхождении, авторстве и даже переписке текстов практически ничего не известно. Даже название памятника – «Мабиногион» – имеет несколько толкований. Четыре первые легенды объединены под названием «Ветви Мабиноги», то есть «Мабиногион», так как мабиногион – множественное число от мабиноги. А само слово мабиноги, как считают одни, означает «повествование об отроках», другие переводят его как «повествование о юных годах героя», третьи – как «повествование о сыновьях кельтских богов». Следовательно, собрание легенд должно было бы называться «Повествование об отроках и другие древние валлийские легенды», или «Повествование о юных годах героя и другие древние валлийские легенды», или «Повествование о сыновьях первых кельтских богов и другие древние валлийские легенды». Но что исторически сложилось, то сложилось, и сейчас можно лишь строить предположения, почему сложилось так и не иначе…

Волна интереса к валлийским древностям поднялась в XII веке и через какое‑то время опять спала, если, конечно, не считать популярный и в Европе и в Америке образ короля Артура, в который неумолимое время постоянно вносит изменения. Собрание под названием «Мабиногион» оставалось неизвестным даже в постепенно забывавшем родной язык Уэльсе до тех пор, пока в 1838 году не вышла в свет английская версия рукописного собрания валлийских легенд в великолепном переводе‑пересказе леди Шарлотты Гест (1812–1895), значение которого трудно переоценить, оно сравнимо разве что с влиянием переводов В. А. Жуковского в русской литературе. Итак, «Мабиногион» обрел вторую жизнь в переводе на английский язык и стал первым произведением новой национальной литературы Уэльса, оказав при этом огромное влияние на всю последующую мировую англоязычную литературу. Думаю, любители творчества великих валлийцев XX столетия – прозаика Артура Мейчена и поэта Дилана Томаса – лучше поймут созданные ими произведения, узнав их корни.

Как памятник литературы «Мабиногион», передаваемый из уст в уста, по‑видимому, складывался довольно долго, наверняка претерпев к тому же на последнем этапе редакцию монахов, хотя религиозной дидактики здесь нет и в помине. В конце концов он стал представлять разные эпохи и множество персонажей от древнейших мифологических до более поздних и реальных. Рядом с реальными людьми живут волшебники, в повествования о тяжком ратном труде неожиданно вторгаются сказочные мотивы, история сочетается с псевдоисторией, боги общаются со смертными, смертные наделены чертами богов…

Если в первых «мабиноги» можно усмотреть некоторые социальные приметы раннефеодальной эпохи как детства народа, то в последних – о короле Артуре – очевидно тяготение к романтическому и в общем‑то абстрактному противопоставлению королевства Артура как царства добра и остального мира как царства зла, куда рыцари уезжают совершать подвиги. И хотя они совершают много подвигов, зла не становится меньше в черном лесе, окружающем королевство Артура, но и не ослабевает желание рыцарей постоять за свою честь, за честь дамы, за честь своей земли. На этом заканчивается повествование о героях и вождях, королях и богах, простых смертных и волшебниках, мужах и женах долгой истории валлийского народа.

Одиннадцать сказаний, представляющих сложившийся в веках литературный памятник «Мабиногион», составляют яркую, словно мозаичную, картину валлийской жизни, которой придают единство два параметра: известная, хотя и менявшаяся, география обитания и вполне определенное, хотя и продолжительное, историческое время.

Л. Володарская

Мабиногион

Часть I

Пуихл, король Даведа

Короля Даведа звали Пуихлом, и он был господином над семью округами Даведа. Как‑то раз, отдыхая в своем главном дворце в Нарберте, он задумал поохотиться и избрал для этого Глин Ких. Не медля нимало, он в тот же вечер выехал из Нарберта и на ночь остановился в Хлуин Диарвиде. Поутру он уже был в Глин Кихе, на опушке леса спустил собак, затрубил в рог – и пошло веселие. Псы мчались что было мочи, Пуихл за ними, и вскоре свита потеряла его из виду. Когда он остановился и прислушался, то лай был впереди и сбоку, только сбоку собаки лаяли совсем не так, как те, что бежали впереди.

Наконец между деревьями показался просвет, и Пуихл нашел свою свору, которая ждала его на краю большого поля. Тотчас справа появились олень и другая свора. Половину пути не добежал олень до леса, когда его догнали и повалили наземь сверкавшие белой шерстью и красными ушами псы, подобных которым король не видел во всю свою жизнь.

Пуихл подъехал поближе и, отгоняя чужих собак, стал натравливать на оленя своих.

Тем временем прискакал на светло‑сером жеребце‑великане всадник в охотничьем платье из серой шерсти и с охотничьим рогом на шее.

Он сказал:

– Вождь, я знаю, кто ты, но не хочу тебя приветствовать.

– Наверно, – ответил Пуихл, – твое звание не позволяет тебе первым приветствовать меня.

– Нет, дело не в звании.

– В чем же я виноват?

– Клянусь небом, тебе неведомы законы приличия.

– В чем я виноват, вождь?

– Нет ничего хуже, чем отгонять от добычи чужих псов и натравливать на нее своих. В этом ты виноват, и хотя я мог бы тебя отпустить, клянусь небом, даже сто оленей не стоят того позора, которым я тебя заклеймлю!

– Ты прав, вождь, но позволь мне искупить зло и стать твоим другом.

– Чем же ты искупишь зло?

– Чем положено по твоему званию, но мне неведомо, кто ты.

– В своей стране я – коронованный король.

– Пусть удача сопутствует тебе, господин. Но откуда ты и как тебя зовут?

– Я – король Аннувина[3], и зовут меня Араун.

– Господин, – спросил Пуихл, – чем мне заслужить твою дружбу?

– Ты заслужишь мою дружбу, – сказал король, – если победишь Хавгана. Его владения рядом с моими, и он все время нападает на меня. Избавь меня от него. Тебе это не составит труда. И я буду тебе другом.

– Я с радостью. Скажи только, как это сделать.

– Скажу. Но знай, я не прошу о невозможном. И, клянусь, я буду тебе преданным другом. Ты поедешь в Аннувин вместо меня, и самая прекрасная дама в Аннувине станет твоей. Я сделаю так, чтобы все принимали тебя за меня и чтобы ни один паж и ни один воин не усомнился в том, что ты – это я. Так, начиная с завтрашнего дня, пройдет год, а через год мы встретимся здесь.

– Будь по‑твоему, – согласился Пуихл, – но как мне узнать врага?

– Ровно через год мы поклялись сойтись у реки, и ты явишься в моем обличье и покончишь с ним одним ударом. Однако берегись. Если он попросит тебя ударить его еще раз, не делай этого, как бы он ни просил. Я вот не утерпел, и он взял надо мной верх.

– Но скажи, как мне оставить на год мое королевство? – спросил Пуихл.

– Ни один твой подданный, ни один мужчина и ни одна женщина, не узнают, что я – не ты, пока я буду править в твоем королевстве.

– Тогда у меня нет причин отказывать тебе, и я отправляюсь в путь.

– Желаю тебе удачи, – сказал Араун. – Пусть будет прямой твоя дорога. И позволь мне проводить тебя до границы моего королевства.

Араун скакал рядом с Пуихлом, пока не показался дворец.

– Отныне мой двор и все мое королевство в твоей власти. Иди смело во дворец. Никто не узнает в тебе чужака. Только советую тебе сначала приглядеться к нашим обычаям, а уж потом поступай как знаешь.

Распрощавшись с Арауном, Пуихл отправился во дворец, оглядел там все спальни и залы и решил, что красивее дворца не может быть на земле. В одном из залов он задержался, чтобы снять с себя охотничье платье, и тотчас к нему вышли пажи, которые приветствовали его и помогли ему раздеться, а потом явились два рыцаря и унесли его платье, но сначала накинули Пуихлу на плечи синий с золотом плащ. Через несколько минут зал наполнился челядью. Пришли воины, достойнее и наряднее которых Пуихл еще не видел в своей жизни. Следом за ними в платье из желтого блестящего шелка явилась королева, и Пуихл подивился ее необычайной красоте. Она пригласила его омыть руки, а потом они уселись за стол, королева по одну сторону от Пуихла, а тот, кого он принял по меньшей мере за графа, – по другую.

Пуихл заговорил с королевой и вскоре был очарован ее умом и веселостью, которыми она превосходила всех благородных дам. Они ели мясо, пили вино, пели песни и произносили здравицы, и ни в одном дворце на земле не было столько мяса, и столько вина, и столько посуды, украшенной драгоценными каменьями.

Целый год Пуихл охотился и пировал, слушал песни менестрелей и беседовал с придворными, пока не приблизился день, назначенный для сражения. Об этом дне помнил не только он, но и все жители королевства, даже с самых дальних окраин, и, когда Пуихл поскакал на коне к знакомому месту, с ним вместе поскакали все его приближенные. Наконец путь им преградила река, и Пуихл, приподнявшись на стременах, сказал:

– Мои верные рыцари, слушайте меня и запоминайте. Я привел вас сюда, но это моя битва. Я сам сражусь с моим врагом, ибо в этом деле замешаны только мы двое: он претендует на мои земли, я – на его. Вы не должны мне помогать. Стойте в стороне и смотрите, кто из нас одержит победу.

Соперники поскакали навстречу друг другу, и тот, кто был в обличье Арауна, ударил копьем прямо в центр Хавганова щита, расколол его надвое и пробил доспехи Хавгана, который упал, смертельно раненный, на землю, не в силах нанести ответный удар.

– О вождь, – вскричал Хавган, – по какому праву ты убил меня? Я не причинил тебе зла и даже в мыслях не держал, что могу пасть от твоей руки. Но коли так суждено и ты меня ранил, заверши начатое – добей меня.

– О нет, я не сделаю этого, чтобы не раскаяться потом.

– Мои верные рыцари, – воззвал Хавган, – унесите меня домой, ибо настал мой смертный час. Никогда больше не пировать мне с вами.

– Рыцари, – сказал тот, кто был в обличье Арауна, – держите совет, кому быть моими подданными, а кому это не по душе.

– Господин, – ответили рыцари, – мы все будем твоими подданными, потому что никто другой не вправе быть королем Аннувина.

– Ваша правда, – отвечал им Пуихл в обличье Арауна, – кто с миром ко мне идет, того я принимаю с миром, а кто не хочет мира, тому придется узнать крепость моего меча.

Рыцари принесли Пуихлу присягу на верность, и к полудню следующего дня оба королевства были под властью Пуихла. Потом он, дабы не нарушить своего обещания, поскакал в Глин Ких.

Король Аннувина ждал его, и они оба несказанно обрадовались друг другу.

– Господь воздаст тебе за твою дружбу, – сказал Араун. – Мне все известно. Когда же ты приедешь домой, то своими глазами увидишь, что я сделал для тебя.

– Пусть Господь воздаст за твои дела.

Араун вернул Пуихлу, королю Даведа, его истинное обличье, а себе – свое и отправился в Аннувин. Он был счастлив увидеть вновь своих воинов и свою челядь. Они же, не ведая о его перевоплощении, приняли его с обычной учитивостью. В этот день Араун устроил пир и никак не мог наговориться со своей королевой и своими воинами. Когда же настала ночь, все отправились спать.

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 135; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!