РАДИ ЗАВОЕВАНИЯ ПРОВИНЦИИ АРТУА РИШЕЛЬЕ СТАНОВИТСЯ ЛЮБОВНИКОМ МАРИОН ДЕЛОРМ
Все существование кардинала де Ришелье определялось его пристрастием к женщинам.
Максиме Делом
С рождением дофина Людовик XIII мало‑помалу перестал навещать м‑ль де Лафайет и вновь проявил интерес к Мари де Отфор. В течение некоторого времени можно было опять наблюдать, как двое влюбленных прогуливаются по парку в Сен‑Жермен‑ан‑Ле или в Версале. К сожалению, молодая особа, чья затянувшаяся девственность сделала ее немного сварливой, иногда неприятнейшим образом «заедала» короля.
Скандальные сцены выбивали Людовика XIII из равновесия, и последствия этого немедленно ощущал на себе весь двор. «В таких случаях, — рассказывает м‑ль де Монпансье в своих „Мемуарах“, — он впадал в меланхолию и обдавал всех холодом; будучи в расстройстве, проводил почти все время в записывании того, что он сказал м‑ль де Отфор и что она ему ответила; это оказалось правдой, потому что после его смерти у него в шкатулке нашли длиннющие отчеты обо всех стычках и ссорах, какие у него случались со всеми его любовницами, в похвалу которым, равно как и в его собственную похвалу, следует сказать, что всех их он любил исключительно целомудренной любовью».
Но король не ограничивался ведением этого странного дневника, он еще слал горькие письма кардиналу. Вот пример одного такого письма, интересного во многих отношениях, потому что в нем Людовик XIII раскрывает себя полностью, со всей своей меланхолией, потребностью в любви, жаждой уединения и притворной нежностью к самому Ришелье:
|
|
|
«Из Сен‑Жермена, 5 февраля 1639 года.
Посылаю этого дворянина специально, чтобы узнать, что нового, и находясь в беспокойстве, не принес ли вам вчерашний день какой‑нибудь неприятности.
Милое создание [134] в плохом настроении. Неизвестно, как с нею быть, поскольку она находит плохим все, что, кажется, должно было бы ей понравиться. Сам я просто не знаю, что и думать. Если это продолжится и сегодня, то завтра уеду в Версаль в поисках покоя. Вчера у меня весь вечер очень болела голова. Утром я принял лекарство, которое почти не помогло. Если погода будет хорошая, поеду поохотиться на оленя, чтобы немного развлечься.
Я советую вам беречь свое здоровье».
Король был, однако, человеком мятущимся. Проходил день‑другой, и он начинал задаваться вопросом, не права ли м‑ль де Отфор, обращаясь к нему с упреками. В присутствии своего камердинера Лашене, который шпионил в пользу Ришелье, он однажды воскликнул:
— Я просто в нетерпении снова увидеть ее. Я люблю ее больше, чем всех остальных людей, вместе взятых. Я хочу встать перед ней на колени и попросить у нее прощения.
|
|
|
Подобные эксцессы не могли понравиться кардиналу, который опасался, как бы это не отразилось скандальным образом на королевском престиже. Чтобы вырвать короля из этих женских дрязг, кардинал решил заменить фаворитку на фаворита…
Молодой человек, которого он выбрал для этой трудной роли, был белокурым красавцем семнадцати лет, с немного плутоватым взглядом и ртом лакомки. Звали его Сен‑Мар. Людовик XIII нашел его очень приятным и тут же сделал своим постоянным компаньоном.
А вскоре эта дружба превратилась в страсть, и король назначил своего юного фаворита сначала хранителем гардероба, потом обер‑шталмейстером Франции… Наконец, он объявил м‑ль де Отфор, что не желает больше видеть ее при дворе.
— Почему? — спросила девушка.
— Потому что я отдал свое сердце г‑ну Сен‑Мару [135].
Мари, слегка остолбеневшая — и было отчего, — уехала в Ман к своей бабушке [136].
* * *
На протяжении многих месяцев Сен‑Мар пользовался самой настоящей любовью Людовика XIII, что позволило Шавиньи написать однажды Мазарини: «Никогда еще король ни к кому не относился с такой неистовой страстью».
Не следует ли из этого, что монарх, всегда равнодушный к женщинам, внезапно открыл в себе гомосексуальные наклонности?
|
|
|
Ни в коем случае. Людовик XIII любил Сен‑Мара так же целомудренно, как в свое время Луизу деЛафайет и Мари де Отфор. Однако поверхностные наблюдатели вполне могли ошибиться, видя, как эти двое частенько напоминали влюбленную парочку. Они прогуливались под руку, читали вдвоем одну книгу, вместе варили варенье, потом неожиданно для всех начинали препираться, ссорились и не разговаривали между собой по три дня. И тогда кардиналу, полагавшему, что он уже избавился от этой неприятной обязанности, приходилось идти и мирить их.
В такие моменты оба, и король, и Сен‑Мар, вели себя точно дети: они подписывали бумагу, подтверждавшую, что оба больше не сердятся… Вот пример такого «свидетельства» от 26 ноября 1639 года. Людовик XIII писал кардиналу:
«Из свидетельства, которое я вам посылаю, вы увидите, чем завершились вчерашние ваши усилия. Когда вы вмешиваетесь в какое‑нибудь дело, оно не может окончиться плохо. Я шлю вам привет.
Людовик».
А вот и само свидетельство, приложенное к письму:
«Мы, нижеподписавшиеся, подтверждаем тем, кому надлежит знать, что довольны и удовлетворены друг другом и что никогда не были в большем согласии, чем пребываем сейчас. С верой в это мы подписали настоящее свидетельство.
|
|
|
Составлено в Сен‑Жермене, 26 ноября 1639.
Людовик и по моему указанию Эффиа де Сен‑Мар».
Очень скоро, впрочем, одной женщине предстояло сделать эти размолвки куда более серьезными.
Эта женщина была самой знаменитой куртизанкой того времени: ее звали Марион Делорм.
Когда в Сен‑Жермен‑ан‑Ле все мирно спали, Сен‑Мар бесшумно выскользнул из замка, проник в конюшню, вскочил на коня и галопом направился в Париж. «Он часто совершал эти короткие и никому не известные выезды, — рассказывает Монгла, — всегда опасаясь, как бы об этом не узнал король; у него не оставалось ни часа для сна, так как он был обязан каждый день находиться при короле. Эта обязанность в сочетании с работой, которой от него требовала каждую ночь мадемуазель, лишали его сил до такой степени, что он по большей части был в плохом настроении и заставлял короля думать, что фавориту скучно с ним, все это вело к ссорам, в которых кардиналу приходилось постоянно играть роль посредника».
Но однажды Людовик XIII узнал, что у его фаворита есть любовница. Король едва не заболел.
Ришелье, которому немедленно об этом доложили, был ошеломлен. Связь Сен‑Мара с женщиной могла иметь весьма неприятные политические последствия. На протяжении пяти месяцев король предпринимал серьезные усилия для завоевания провинции Артуа (бывшей в то время испанским владением) и лично руководил военными операциями. Им уже были захвачены Эзден, Мезьер, Ивуа, Сен‑Кентен. Но Аррас, столица провинции, еще сопротивлялся, и жестокие бои продолжались, Ришелье, знавший ранимость и ревнивый нрав короля, тут же понял, что есть серьезная опасность потерпеть военное поражение, если только Сен‑Мар не порвет со своей куртизанкой. Поэтому кардинал пригласил Марион Делорм к себе, а так как он не знал другого способа прекратить ее связь с фаворитом, то ради блага государства сам стал ее любовником.
Вот как протекали, согласно Тальману де Рео, две первые встречи кардинала и самой красивой женщины XVII века:
«Кардинал де Ришелье, — пишет автор „Маленьких историй“, — платил женщинам не больше, чем художникам за их полотна. Марион Делорм дважды приходила к нему. Во время первого визита она пришла к нему в платье из серого атласа, расшитого золотом и серебром, в изящной обуви и в украшении из перьев. Она сказала, что эта бородка клинышком и волосы, прикрывающие уши, производили самое приятное впечатление. Мне говорили, что один раз она явилась к нему в мужском платье: всем было сказано, что это курьер. Она и сама об этом рассказывала. После этих двух визитов он послал ей сто пистолей со своим камердинером де Бурне, который выполнил роль сводника».
Немного дальше Тальман де Рео добавляет:
«Она говорила, что кардинал де Ришелье подарил ей однажды кольцо за шестьдесят пистолей, которое ему дала его племянница м‑м д`Эгийон».
«Я отнеслась к этой вещи, — говорила она, — как к трофею, потому что оно раньше принадлежало м‑м де Комбале, моей сопернице, победой над которой я гордилась, а это кольцо было как добыча, в то время как она продолжает лежать на поле сражения».
Несмотря на скупость кардинала, Марион, польщенная тем, что ее выбрал этот могущественный и опасный человек, согласилась не встречаться больше с Сен‑Маром, после чего король снова помирился со своим молодым другом.
В результате этого примирения они подписали из ряда вон выходящий мирный договор, оставляющий впечатление какого‑то непроизвольного шутовства:
«Сегодня, девятого мая 1640 года, король, находясь в Суасоне, имел удовольствие пообещать господину оберу, что за всю эту историю не будет гневаться на него и что если упомянутый господин обер даст новый незначительный повод, жалоба на это будет подана Его Величеством господину кардиналу без досады, чтобы по совету Его Преосвященства вышеназванный господин обер избавился от всего, что может не понравиться королю, и тогда все умиротворятся. Что взаимно и обещают король и господин обер в присутствии Его Преосвященства.
Людовик. Эффиа де Сен‑Мар».
Король был спасен, завоевание Артуа продолжалось. Довольный Ришелье, желая вознаградить себя за это, решил остаться некоторое время любовником Марион Делорм. Но, увы, красавица оказалась болтливой; она поторопилась похвастать своей новой связью, и злые языки тут же прозвали ее госпожой кардинальшей.
Иногда друзья Марион из квартала Маре и с Королевской площади говорили ей:
— Как вы можете спать с прелатом?
Она улыбалась:
— Да ведь без красной шапки и пурпурного облачения любой кардинал ничего особенного не представляет.
Потом добавила, что такая любовная связь, без сомнения, обеспечит ей полное отпущение грехов.
Вскоре весь Париж оказался в курсе этой удивительной любовной идиллии, и несколько озадаченный поэт Конрар написал господину де л`Эссо:
«Месье, верно ли то, в чем меня пытались убедить, а именно, что наш Великий Пан влюблен в (Марион Делорм), это он‑то, глаза и уши своего принца, неусыпно пекущийся о благе государства и держащий в руках судьбу всей Европы?
Сообщите же мне, месье, должен ли я верить столь значительной и столь приятной новости. Я больше уже не в состоянии доверять никому, кроме вас».
Конрар не ошибался, и мы увидим, что он мог без колебаний называть Ришелье Великим Паном, настолько точно это прозвище подходило первому министру…
* * *
Кардинал и вправду был большим любителем женщин, и его кардинальское облачение нисколько не мешало ему бегать за юбками.
В одном из своих трудов Матье де Морг говорит совершенно откровенно о красавицах, «не только не распутных, но, наоборот, из самых добродетельных, жаловавшихся на посягательства и насилие, которые пытался учинить над их честью Ришелье…»
Постоянно управляя — да еще так гениально — делами государства, первый министр всегда был падким на красивых женщин, живших при дворе. «Однажды, — сообщает Тальман де Рео, — он захотел совратить принцессу Марию де Гонзаг, ставшую теперь королевой Польши. Она попросила у него аудиенции. Он лежал в постели; ее ввели туда одну, и начальник стражи быстро выпроводил всех из помещения. „Месье, — сказала она ему, — я пришла, чтобы…“ Он тут же прервал ее: „Мадам, я обещаю вам все, что вы пожелаете; я даже не хочу знать, о чем вы просите; просто вижу вас такой, какая вы есть. Никогда, Мадам, вы не были так хороши. Что касается меня, то я всегда мечтал служить вам“. Говоря так, он берет ее руку; она ее высвобождает и хочет сказать о своем деле. Он снова хочет взять ее руку, и тогда она встает и уходит» [137].
Некоторое время спустя он влюбился в м‑м де Бриссак, жену своего кузена маршала де ла Мейере, владельца оружейного производства. Вот что рассказывает об этом Тальман де Рео: «Его жена была хороша собой и очень неплохо пела. Кардинал де Ришелье увлекся ею; теперь у него постоянно было какое‑нибудь дело к оружейнику. Владельца Арсенала стали одолевать тяжелые предчувствия. Маршальша, которая, если бы захотела, могла совершенно безнаказанно дразнить и злить кардинала, заметила состояние мужа. И вот, в один прекрасный день, проявив редкую для ее возраста решимость, она явилась к мужу и сказала, что воздух Парижа плохо на нее действует и что было бы хорошо, если он, конечно, не возражает, поехать к ее матери в Бретань. „Ах, мадам, — ответил ей маршал, — вы возвращаете меня к жизни! Я никогда не забуду милости, которую вы мне оказали“. Кардинал, к счастью, больше не помышлял о ней. И неудивительно, впереди у него были еще более странные возгорания. Вот она, другая сторона медали» [138]
[139]
Но не всегда любовные похождения Ришелье заканчивались так неудачно. Ги Патен в письме, отправленном в ноябре 1649 года, писал: «За два года до смерти (т. е. в 1640 году) у кардинала еще было целых три любовницы, из них первая — собственная племянница, вторая — пикардийка, то есть жена маршала де Шольна, а третья — некая парижская красотка по имени Марион Делорм, так что все эти господа в красных шапках приличные скоты: „Vere cardinale isit sunt carnales“ [140].
Что касается Марион Делорм, то мы уже видели, как было дело. Речь не шла о любви, а лишь о благом деянии, из которого затем родилось желание, а возможно, и просто привычка. В феврале 1641 года Ришелье, между прочим, хватило смелости пригласить свою очаровательную подругу одновременно с королем в Пале‑Кардиналь по случаю обручения его племянницы м‑ль де Майе‑Брезе с герцогом Энгиенским. На приеме все открыто потешались, потому что впервые высшее духовное лицо — по крайней мере официально — принимало у себя в доме куртизанку.
Не успел Ришелье, как говорится, отведать одной девицы, чьим ремеслом была торговля собственными прелестями, как у него уже разгорелся аппетит на другую «жрицу Венеры» — Нинон де Ланкло.
— С редкостной беззастенчивостью он выбрал в посредницы именно Марион и поручил ей предложить Нинон пятьдесят тысяч экю, если та согласится принимать его елейные нежности. Однако, несмотря на значительность суммы, предложение было отвергнуто м‑ль де Ланкло. Граф де Шавеньяк пишет об этом в своих «Мемуарах»:
«Этот великий человек (Ришелье), умевший доводить до конца самые крупные начинания, тем не менее потерпел поражение в этом деле, хотя Нннон никогда не страдала от избытка целомудрия или благопристойности; напрасно он предлагал ей через ее лучшую подругу Мариои Делорм пятьдесят тысяч экю, она отказалась, потому что в то время у нее была связь с одним советником Королевского суда, в объятия которого она бросилась добровольно…»
Можно, правда, задаться вопросом, какова была роль Марион в этом деле, потому что она должна была почувствовать себя глубоко оскорбленной, видя, что Ришелье предлагает сопернице пятьдесят тысяч экю, тогда как сама она получила за те же услуги всего сто пистолей.
Но как бы там ни было, она вскоре ушла от первого министра и вернулась в постель поэта де Барро, своего первого любовника, который, не помня себя от радости, сочинил редкостного убожества «Стансы», имевшие пространный подзаголовок «О том, насколько автору сладостнее в объятиях своей любовницы, чем г‑ну кардиналу де Рншелье, который был его соперником».
Впрочем, Марион оказалась лишь кратким эпизодом в жизни Ришелье. Самой большой любовью кардинала была его племянница Мари‑Мадлен де Виньеро, вдова г‑на де Комбале, герцогиня д`Эгийон.
Эта очаровательная пухленькая блондинка тридцати семи лет обожала прогуливаться «с обнаженной грудью», чем доставляла несказанную радость друзьям кардинала.
«Когда я вижу м‑м д`Эгийон, — признался как‑то один старый каноник, скромно потупив глаза, — я чувствую, как снова становлюсь ребенком».
«Позволяя ей эту вольность, — пишет Лефевр в своих „Мемуарах“, — он хотел дать понять, что взирает на прелести красавицы‑герцогини незамутненным взором кормилицы. Но это притворство никого не обмануло, и каноника следовало бы высмеять за лицемерие».
Марн‑Мадлен вышла замуж в шестнадцать лет за Антуана де Рур де Комбале, но чувствовала себя в замужестве не особенно хорошо, поскольку данный дворянин «хотя и прослыл (по словам Тальмана де Рео) при дворе самым волосатым человеком», но оказался неспособен помочь ей расстаться с девственностью.
Поэт Дюло позволил себе позабавиться, сочинив анаграмму, жанр, бывший тогда в большой моде, с помощью которой он сообщил читателям о горестной судьбе м‑м де Комбале, скрытой в ее девичьем имени Мари де Випьеро, из которого ему удалось составить: «Девственница своего мужа»…
Б 1625 году малосильный дворянин скончался, оставив хорошенькую вдову в полном разочаровании. Разуверившись в браке, в мужчинах, усомнившаяся в самом существовании плотских утех, Мари‑Мадлен стала подумывать об уходе в монастырь. И призналась в этом своему дяде:
— Светская жизнь меня не интересует. Я хочу стать монахиней‑кармелиткой.
Ришелье посмотрел на нее внимательно и нашел, что она очень красива. Стараясь скрыть свое смущение, он, опустив глаза, сказал ей ласково:
— Ваше место не в монастыре, дитя мое, оно здесь, рядом со мной.
Мари‑Мадлен поселилась в Малом Люксембургском дворце, и кардинал, которому в высшей степени было присуще чувство семьи, стал ее любовником.
Эта странная супружеская жизнь длилась до самой смерти первого министра. Ее то озаряли радости, то омрачали горести, неизбежные, как правило, в семейной жизни. Дядя и племянница то обнимали друг друга, то спорили, то дулись и не разговаривали, но любовь их была искренней.
Разумеется, эта связь недолго оставалась тайной для других. Сначала двор, а потом и весь Париж узнали, что Ришелье «услаждается» с м‑м де Комбале. На улицах, как и в светских гостиных, не было конца ироническим куплетам и песенкам с подковыркой. М‑ль де Монпансье в своих «Мемуарах» рассказывает, что в 1637 году ей самой приходилось распевать оскорбительные куплеты по адресу кардинала и его племянницы.
Конечно, король прекрасно знал об этой незаконной любовной связи и в глубине души порицал любовников. Своего неодобрения он не мог показать кардиналу, которого боялся, и потому всю свою неприязнь срывал па м‑м де Комбале. «Меня удивляет король, — сказала однажды королева. — Он поддерживает кардинала и осуждает его племянницу. Он нашел неприличным, что она посмела войти в церковь Сент‑Эсташ, когда я слушала там проповедь, и сказал, что с ее стороны это бесстыдство».
Пристрастие Ришелье к женщинам было так велико, что время от времени ему приходилось изменять своей племяннице. И когда ей об этом становилось известно, в Пале‑Кардиналь дрожали стекла, так велика была ее ревность. Однажды у нее даже возникло желание изуродовать одну из своих соперниц. Послушаем еще раз Тальмана де Рео: «Больше всего наделала шума бутылка с водой, брошенная в м‑м де Шольн. Вот что мне рассказал человек, присутствовавший при этом. На дороге из Сен‑Дени шесть офицеров морского полка, ехавшие верхом, хотели размозжить физиономию м‑м де Шольн, швырнув в нее две бутылки с чернилами; она успела подставить руку, и они упали на подножку под дверцей кареты; осколки бутылочного стекла порезали ей кожу (чернила проникли в порезы, и от этих следов она никогда не смогла избавиться). М‑м де Шольн не осмелилась обратиться с жалобой на это. Все думают, что офицеры получили приказ только напугать ее. Из ревности к мужчине, которого она любила, и к его безграничной власти, м‑м д`Эгийон не желала, чтобы кто‑нибудь еще был в таких же отношениях с кардиналом, как она».
Но, несмотря на племянницу, кардиналу все же удалось стать любовником этой самой м‑м де Шольн, которую упоминает Ги Патен в уже процитированном выше письме. В знак своей признательности он подарил этой даме аббатство с рентой в двадцать пять тысяч ливров неподалеку от Амьена.
Несмотря на все эти мелкие эскапады, кровосмесительная связь кардинала длилась почти семнадцать лет. Иные утверждали даже, что на то есть благословение Божье и что Мари‑Мадлен была матерью множества маленьких Ришелье…
Однажды при дворе маршал де Брезе утверждал, что кардинал подарил своей племяннице четырех сыновей.
Анна Австрийская присутствовала при этом разговоре. Она лукаво улыбнулась и заметила своим приближенным:
— Тому, что утверждает г‑н маршал, следует верить ровно наполовину.
Все тут же сделали вывод, что у Рншелье от м‑м де Комбале двое детей.
Что, в конечном счете, не так уж плохо для прелата…
Все это происходило в декабре 1641 года. Никто тогда не подозревал, что во Франции подходит к концу целая эпоха. Все должно было измениться.
В течение нескольких недель поумирали один за другим Сюлли, герцог д`Эпернон и Мария Медичи. Прежнее царствование понемногу уходило в прошлое, а будущее проступало сквозь разломы настоящего, которое буквально трещало по всем швам. Те, в чьих руках находился руль управления, обнаруживали признаки усталости: Людовик XIII был болен, Ришелье, вконец изнуренный, держался лишь чудом; а тем временем уже выпрямлялся новый человек с повадками продолжателя — Жюлю Мазарини только что был присвоен титул кардинала…
В близком окружении короля тоже образовалась пустота. Сен‑Мар, его обожаемый фаворит, принял участие в заговоре против кардинала вместе с де Ту, герцогом Буйонским, Гастоном Орлеанским и был арестован 12 июня вместе со своими сообщниками (кроме Месье, разумеется) и обезглавлен 12 августа в Лионе.
Все вокруг разваливалось…
Через восемь дней Ришелье, изнуренный двадцатью годами плодотворной работы и утомительных интриг, слег в постель. 4 декабря 1642 года, в полдень, тот, кто, по меткому выражению м‑м де Мотвиль, «сделал из своего господина раба, а затем из знаменитого раба самого великого монарха в мире», отдал Богу душу. Ему было пятьдесят восемь лет.
Эта смерть вызвала в народе бурный всплеск радости. Даже Людовик XIII, который всем был обязан Ришелье, и тот издал вздох облегчения. Для собственного удовольствия он тут же положил на музыку написанные поэтом Мироном стихи на кончину кардинала. Увы, песню трудно было назвать соответствующей печальному событию. В ней кардиналу воздавалось за все его собственные слабости и за тот страх, который он вселил во всех и каждого.
Большей неблагодарности трудно было вообразить.
Но песни и куплеты, сочиненные простыми людьми, были, к сожалению, еще более грубыми и безжалостными.
Через три месяца после смерти Ришелье Людовик XIII, окончательно подточенный туберкулезом, тоже слег. Высохший, мучимый лихорадкой, он уже не порывался сочинять сатирические песенки и лишь тревожился о будущем. Он хотел, чтобы как можно скорее крестили дофина, которому скоро должно было исполниться пять лет, и назначил крестными отцом и матерью Мазарини и принцессу де Конде.
Церемония крестин состоялась 21 апреля 1643 года в церкви Сен‑Жермен. Выйдя из часовни, маленький принц явился навестить лежащего в постели отца.
— Сын мой, какое у вас теперь имя? — спросил король.
— Людовик XIV, папа, — ответил дофин. Что, конечно, ничуть не придало бодрости Людовику XIII…
— Пока еще нет, пока еще нет, — только и сказал отец.
13 мая, после того как он взял слово с королевы, преданно ухаживавшей за ним, что она никогда даже близко не подпустит ко двору м‑м де Шеврез, король благословил своих двоих детей [141], и у него началась агония. На протяжении нескольких часов он задыхался, терял сознание, приходил в себя, бредил, мучился галлюцинациями… М‑м де Мотвиль говорит без обиняков, «что он слишком долго умирал и утомил зрителей…»
Наконец, 14 мая, в два часа пополудни, несчастный король, которому были чужды все радости жизни, испустил последний вздох.
* * *
Со смертью Людовика XIII завершилась эпоха. Та самая, которая еще несла на себе печать идей Возрождения и где женщины играли — иногда довольно лихо — значительную роль.
В Нераке, Кутра, Шартре, Сен‑Дени, Париже, Нанте, Ландреси они выступали в роли улыбающихся помощниц Судьбы, и то королевство, которое получал в наследство Людовик XIV, было отчасти сотворено и ими.
Еще раз следует повторить, что ответственность перед Историей несет именно любовь.
Из‑за желания, которое возбуждали Марго, Франсуаза, Габриэль, Коризанда, Генриетта, Шарлотта, Луиза, Марион, на протяжении полувека происходили умопомрачительные события. И можно с уверенностью сказать, что, будь у этих красавиц носик чуточку покороче, облик страны в 1643 году был бы, без сомнения, иным…
Но Великий Век еще предстояло создать.
И чтобы помочь осуществлению этой гигантской задачи, все кокетливые, соблазнительные, волнующие женщины вновь, в который уже раз, отдадут все свое обаяние, все прелести на службу Истории…
[1] Детей французского королевского дома всегда представляли официальной любовнице короля («История любви в истории Франции», том II).
[2] См. «Сатирический развод», приписываемый Пальме Кайету (1963): «Не было во всей Франции человека, любого вида и качества, с кем бы она ни была, готова удовлетворить свою похоть. Ей было все равно, с кем испытать наслаждение. Ни возраст, ни рост, ни происхождение не имели никакого значения, лишь бы утолить жажду, насытить аппетит, и в свои одиннадцать лет она не отказывала никому».
[3] Брантом. Жизнь знаменитых дам.
[4] «Их интимные отношения были столь неприкрытыми, что, по слухам, они заключили тайный брак». (Давила. История гражданских войн во Франции, Лондон, 1755).
[5] Генрих III пошел в своем святотатстве еще дальше, Дю Вэр рассказывает, что в молодости король «посещал дам борделя и оценивал их природные данные с помощью бусинок из своих четок» (Анекдоты, 1615).
[6] От Валуа Маргарита унаследовала самые извращенные вкусы. Тальман де Рео писал, «что она носила юбки с огромными фижмами, в которых было множество карманов и кармашков по всей окружности, и в каждый она клала коробочку с сердцем одного из ее почивших любовников; по мере того, как они умирали, она заботилась о том, чтобы сердца бальзамировались…
[7] Карл IX умер 30 мая 1574 года, в возрасте 24 лет.
[8] Она была внучкой суперинтенданта по финансам. Жака деСанблансе, повешенного Франциском 1, ради удовлетворения мстительности Луизы Савойской
[9] См. Сюлли. «Эти любовницы на двоих, которых натаскивала и инструктировала сама королева‑мать, всеми способами вызывая ревность, стремились из друзей сделать соперников» (Мемуары).
[10] Сюлли. Мемуары: «Он вернулся в Нерак, который для гугенотов был тем же, что для других Париж, потому что в нем было множество красивых дам, а также потому, что там находились королева Наваррская и Мадам сестра короля».
[11] Все историки и хронисты сходятся на том, что в результате этих любовных встреч у нее действительно родился сын, ставший впоследствии священником‑капуцином под именем отец Анж.
[12] Этот эпизод рассказан Бузбеком, дипломатом, который был послом Турции в Париже с 1580 года. Именно он завез в Европу сирень и индийский каштан.
[13] Письма де Бюссака. Дипломатические переговоры с Тосканой.
[14] Известно, что в тy эпоху женщины, путешествуя, всегда надевали маску. Проезжая через какой‑нибудь город, они могли снять ее и прицепить к поясу. Этот обычай сохранялся до 1670 года.
[15] Исповедь сеньора де Санси, 1660.
[16] Коризанда была вдовой Филибера де Грамона, от которого у нее было двое детей, Антуан и Екатерина. Последняя в 1660 году вышла замуж за Луи Гримальди, герцога Валансийского, предка принца Монакского Репье III.
[17] Нет никаких достоверных сведений о сыне Марго. По словам тосканского посла Каврииы, юноша был благороден, красив, смел. А если верить Дюплсксу (1569‑1643), он умер совсем молодым…
[18] Брантом сказал по этому поводу: «Несчастный, а что он мог поделать? Держать в плену ту, которая своими глазами и прекрасным лицом способна завлечь в сети все остальное человечество, как какого‑нибудь каторжника?»
[19] Герцог де Жуайез только что женился на сестре Генриха III, который по этому случаю засыпал его драгоценностями и истратил миллион двести тысяч экю на свадьбу…
[20] Напоминаю, что Генрих де Гиз был убит в Блуа, в тот момент, когда выходил из апартаментов м‑м де: Сов, чьим любовником он всегда был.
[21] Произнося эту убедительную речь, Агриппа д`Обинье не подозревал, бедняга, что его собственная внучка, м‑м де Ментенон, станет сначала любовницей, а потом и женой короля Франции…
[22] Этот титул, присужденный марионеточным Парламентом, правившим в Париже, давал герцогу Майеннскому огромную власть. Будучи главой мятежников, он «строил из себя короля», и, по словам Л`Этуаля, один парижский сеньор заказал его портрет с императорской короной на голове.
[23] Как раз в это время Беарнец стал любовником некой Франсуазы Пуабло, которая жила на острове Маран.
[24] «Так поступают многие другие».
[25] «Тем лучше для вас».
[26] «Вот почему вам следовало бы об этом поразмыслить!»
[27] «Нет ничего, что бы об этом свидетельствовало».
[28] М‑м де Грамон сначала приписала к этому слову «не» (неверность) и уж потом написала сверху: «Я этому верю».
[29] «Я в этом ни капли не сомневаюсь: не так, так эдак услышу».
[30] «Это случится после того, как вы подарите мне обещанный дом неподалеку от Парижа, владелицей которого я смогу стать, за что и скажу вам большое спасибо».
[31] Речь идет о королеве Марго, которую с присущим ему цинизмом Беарнец все время собирался приказать убить
[32] В 1592 году несчастная Эстер, впавшая в крайнюю нищету, явилась молить Генриха о помощи. Он отказался принять ее и даже запретил говорить о ней. Она умерла в нищете.
[33] Впоследствии все увидят, как Генрих IV поведет себя с «месье Леграном», герцогом де Белыардом, чьей любовницей была молодая особа по имени Габриэль д`Эстре.
[34] В этот период он одержал победы в сражениях под Арком и Иври, хотя силы герцога Майеннского в пять раз превосходили его собственные.
[35] Секретные мемуары о французских королях, 1750.
[36] Парижан чуть было не спасла одна женщина. Один из армейских командиров Генриха IV, де Живри, страстно влюбленный в м‑ль де Гиз, много раз из любви к ней пропускал продовольствие в Париж. Но король узнал об этом и отстранил Живри…
[37] Галантные похождения французских королей, 1752.
[38] По странной иронии судьбы эта молодая монахиня, оказавшаяся внучатой племянницей Дианы де Пуатье, была в одно и то же время кузиной Коризанды де Грамон и Габриэль д`Эстре, будущей любовницы Беарнца.
[39] Король тут же покинул Клод де Бовилье, хотя обещал ей, как и всем прочим своим любовницам, жениться. Удрученная, испытавшая горькое разочарование, она все же не произнесла ни слова упрека и тихо удалилась в свое аббатство.
[40] Приключения персидского двора, аллегорическое сочинение м‑ль де Гиз, в котором Габриэль д`Эстре выведена под именем Стефании.
[41] Кроме того, Габриэль д`Эстре, я уже говорил, была кузиной по материнской линии Клод де Бовилье, монмартрской аббатисы, которую Генрих IV сделал своей любовницей во время осады Парижа.
[42] Соваль. Галантные похождения французских королей
[43] См. у Соваля: «М‑ль д`Эстре обвиняли в том, что она подкупила солдата, чтобы он во время указанного события совершил убийство (г‑на де Лонгвиля), и это вовсе не кажется невероятным».
[44] Дневник событий, происходивших в Париже с 23 декабря 1588 года до последнего дня апреля 1589 года.
[45] Большинство историков полагают, что Антуан д`Эстре устроил этот брак вопреки воле короля. Выдача Генрихом IV указанной суммы свидетельствует об обратном. Сумма была передана по акту, которые хранится в По, в архивах королевства Наварра. Текст документа не оставляет сомнений: в нем сказано, что сумма 50000 золотых экю должна быть передана Габриэль, «принимая по внимание услуги, которые монсеньер д`Эстре оказывал и оказывает ежедневно Его Величеству, а также чтобы помочь пристроить вышепоименованную девицу — его дочь так, как он сам того желает, а лучше всего выдать ее замуж за монсеньера де Лианкура».
[46] См. г‑на де Сенфуа: «С некоторых пор у женщин высшего света появилась новая мода: они вплетали узенькие разноцветные ленточки не только в волосы на голове…» (Исторические очерки о Париже).
[47] Рыцарем орденов Св. Михаила и Св. Дука.
[48] Намек на перехваченное письмо.
[49] Цвета серого хлеба, дубленой кожи, дань моде. А Бельгард был щеголем.
[50] Кардинал де Бурбон умер в 1590 году.
[51] Мезере. История Франции, 1651
[52] См. Агриппу д`Обинье: «Последним инструментом воздействия на него была м‑ль д`Эстре. Когда их любовь с королем только начиналась, она не доверяла слугам и служанкам, которые не ходили причащаться в Святой Четверг и не соблюдали протестантских обрядов, всегда наставляла их в вере, изо дня в день высказывалась против тирании, это был ее термин, потому что король много терпел от католиков, служивших у него, которые призывали принца проявлять строгость в отношении сторонников его собственной религии. Но когда надежда стать королевой путем брака с королем
[53] См. Сюлли: «Он вызвал к себе м‑м де Лианкур, чтобы иметь рядом человека, которому можно довериться, чтобы делиться с нею своими тайнами и тревогами, а также, чтобы она служила ему утешением. Он считал, что может на это рассчитывать, поскольку его благополучие было в ее интересах».
[54] По‑прежнему бродячий двор находился тогда в Манте.
[55] С тех самых пор, как в 1572 году у Карла IX и Елизаветы Австрийской родилась дочь.
[56] М‑м де Грамон оставалась некоторое время в Париже, но король так оскорбил ее, что она вернулась в Ажетмо и, живя там, не раз еще проявляла великодушие и оказывала значительные услуги короне. Она умерла в феврале 1621 года.
[57] В «Сатирическом разводе» можно прочесть следующее объяснение Генриха IV, почему их брак с королевой Маргаритой оказался бесплодным: «Я сам не раз удивлялся тому, что, хотя, слава Богу, был не из самых холодных мужчин и, не в обиду этой стыдливой женщине будь сказано, немало разбросал по свету незаконнорожденных детей, как, впрочем, и она, но никогда не мог понять причину нашего совместного бесплодия, ни даже объяснить это какими‑то общими причинами, несмотря на то что мне было известно, что она, к сожалению, часто подчинялась силе моих желаний, чтобы потом добровольно отдаться тысяче других, кто не мог ни претендовать, ни даже надеяться на одно благодеяние, пока она, эта сладострастная бесстыдница, как бы это попонятнее выразиться, не клала их на себя…» Действительно, можно удивляться, что Маргарита, имевшая детей от Шанваллона и Обиака, не имела их от Генриха IV…
[58] Незаконнорожденного происхождения…
[59] Письма Маргариты Наваррской, изданные Гессарем.
[60] Деклозо. Габриэль д`Эстре, 1889.
[61] См. Дре дю Радье: «Она была одной из главных причин объявления войны Испании» (Мемуары и анекдоты о королевах Франции, 1775, и Мемуары Сюлли, т. 1, гл. 59).
[62] В действительности же она получила право на этот титул только в сентябре 1596 года.
[63] Хотя г‑н Рони стал называться Сюлли только с 1605 года, с этого момента буду упоминать его под этим именем.
[64] Сюлли. Мемуары.
[65] Желая позволить себе грубости, памфлетисты частенько прибегали к итальянскому языку.
[66] Дре дю Радье говорит: «Генрих предназначал эту должность Сюлли; но любовь взяла верх над дружбой» (Мемуары и анекдоты о королевах Франции, 1775).
[67] Деклово: «С этим Эдиктом также связано имя Габриэль, которая действовала с ловкостью и успехом, достойными этого благого дела, сначала умерив несправедливые требования одних и других, затем уговорив советников короля на необходимые уступки, и, наконец, получив согласие магистратуры». Габриэль д`Эстре, 1889..
[68] В 1595 году герцог Майеннский помирился с королем благодаря Габриэль, которая в обмен на это потребовала от герцога «обещание его самого и его близких встать на сторону ее детей, а после смерти Генриха IV отдать корону только им и ни в коем случае ни одному из принцев крови» (Де Ту. История царствования Генриха IV)
[69] Ребус S‑trait (по‑французски читается Эс‑тре, где «тре» означает слово «черта», хотя фамилия Габриэль пишется Estrees). Конечно, Генрих IV, как истый южанин, не делал различия между звуком "е" и звуком «ait», поэтому он и читал s‑trait как Estrees.
[70] В сочинении этой песни Генриху IV помогал придворный поэт, возможно, Берто.
[71] Будущий папа Леон XI.
[72] Двуличие Генриха IV совсем недавно было убедительно доказано Жаком Боллем, который раскопал в архивах Медичи подтверждающие документы (См. его работу: «Зачем надо было убивать Габриэль д`Эстре?»). Автор, в частности, приводит письмо каноника Бончиани великому герцогу Тосканскому от 9 марта, из которого следует, что король спрашивал у флорентийского посла, не собирается ли тот остаться во Франции после его бракосочетания с принцессой Марией Медичи…
[73] Д‑р Кабанес пришел к заключению, что смерть ее была естественной и наступила вследствие острого токсикоза.
[74] Это был бастард, которого Мари Туше родила от Карла IX.
[75] Король подарил eй особняк Ларшаи.
[76] Брак аннулирован, потому что он был заключен между принцессой католичкой и принцем еретиком, которые к тому же находились в запрещенной церковью степени родства, и потому что принца силой женила на принцессе Маргарите ее мать Екатерина Медичи
[77] См. Тальман де Ре о: «Когда Мария Медичи в первый раз легла с ним в постель, ее наповал сразил исходивший от него запах и она едва не задохнулась, хотя ее собственное тело было умащено душистыми маслами, привезенными с родины» (Маленькие истории, т. 1).
[78] Это потом она стала называться Галигаи, именем, под которым ее знают сегодня.
[79] Тем более что это был один из способов самовыражения, потому что, как рассказывает один хронист, «палач нанес жертве такой сокрушительный удар, что голова отлетела на середину двора» (Нац. библ. С. 23‑369).
[80] Франсуа д`Антраг пробыл в Бастилии всего два месяца, а граф Овернскнй, обвинявший на процессе сестру, целых двенадцать лет.
[81] Этот задуманный Беарнцем фарс был живо раскритикован народом. «Все нашли, — пишет Дюплекс, — что для столь именитой принцессы прием был просто постыдным…»
[82] Идея столь странного обращения принадлежала Марии Медичи.
[83] Сейчас это улица Отель‑де‑Вилль.
[84] Сообщено Агриппой д`Обинье.
[85] Это поместье занимало участок между теперешними улицами Сены и Святых Отцов, улицей Висконти и набережной Малаке.
[86] Салон королевы Марго, который посещали поэты и писатели, можно считать предшественником Отеля Рамбуйе; именно тут начинали говорить на «фебусе», языке изысканном, малопонятном и претенциозном, который потом стал отрадой жеманниц.
[87] Пора уже покончить с легендой о некоем Круазе, который преподнес этот обременительный подарок своей жене перед тем, как отправиться в Святую землю. Два пояса целомудрия, выставленных на обозрение в Музее Клюни, относятся к постренессансной эпохе. Вот что говорит об этом Эдмон Арокур: «Один из этих поясов датируется XVII веком и имеет немецкое происхождение, судя по украшающему его орнаменту, другой, подаренный музею Проспером Мериме среди многих других предметов, привезенных из Испании, возможно, испанской работы и, без сомнения, изготовлен совсем недавно».
[88] Соваль. Бордель Парижского двора. В эту эпоху женский половой орган называли «Нидерланды» (по‑французски «Pays‑Bas», т. е. «Нижние Земли»).
[89] В 1637 году она стала аббатисой в аббатстве Фонтевро.
[90] Она там долго не задержалась, став в 1610 году любовницей Людовика Лотарингского, кардинала де Гиза и архиепископа Реймского, о котором Дре дю Радье пишет, «что он был не слишком щепетилен в том, что касалось приличий в высшем сословии…».
[91] Тальман де Рео сообщает, «что она пела так хорошо, что два сдохших соловья были потом обнаружены на краю фонтана, рядом с которым она пела весь вечер… сдохли, разумеется, от досады.
[92] Принц Конде, родившийся в 1568 году, был племянником короля. Но его законность была оспорена. Предполагают, что его мать, Шарлотта де ла Тремуйль, родила его от своего пажа Бельмдстеля (а кое‑кто подозревает в этом самого Генриха IV), пока ее муж отсутствовал, и когда он вернулся, приказала пажа отравить. Начавшийся против нее судебный процесс был по приказу короля приостановлен, а все собранные свидетельства сожжены.
[93] «С этой целью, — сообщает Л`Этуаль, — он, переодевшись, покинул Париж в сопровождении всего пяти или шести человек, также переодетых и с фальшивыми бородами. Не успели они перебраться на пароме в Сен‑Ле, как их тут же приняли за воров и срочно вызвали старшину местных кузнецов, но тот, как только узнал, что это переодетый король, повернул оглобли и вернулся назад, сделав вид, что ничего не происходит».
[94] Бельгия в то время была испанским владением.
[95] Элеонора де Бурбон была старшей сестрой принца Конде.
[96] Которая давно мечтала стать королевой Франции и уже написала папе прошение о расторжении своего брака…
[97] Впрочем, как отмечает «Меркюр де Франс», допросы м‑ль д`Эскоман, равно как и допросы герцога д`Эпернона и маркизы де Верней, велись тайно, при закрытых дверях…
[98] Этот тезис выглядит неправдоподобным, и сам я не придаю никакого значения имевшему одно время хождение мнению, будто Равальяк мстил за сестру, соблазненную Генрихом IV…
[99] Было отмечено, что короля убили на другой день после того, как Мария Медичи в результате коронации была официально признана королевой Франции…
[100] С другой стороны, не может не смущать спокойствие, с которым она восприняла известие о смерти короля. Нанеся ей визит, председатель суда произнес жуткую фразу: «Она не была ни пораженной, ни расстроенной…»
[101] Утверждение ребенка основано на игре слов: «Дюбуа» буквально значит по‑французски «из дерева».
[102] Она отдала ему даже несколько драгоценных камней из короны.
[103] «Первое, что он сделал, чтобы добиться своей цели, — это сумел расположить к себе жену маршала д`Анкра, затем, подчиняя ее своей воле, стал не только вхож к ней, но и внушил доверие к себе то с помощью жалости, то притворной покорности, то заранее подготовленных слов, то маленьких дружеских советов и еще кое‑чего, о чем мы не скажем» (Матье де Морг. Истинные я доброжелательные советы верного француза, 1631).
[104] 10 мая 1611 года королева велела его высечь за то, что он будто бы оскорбил некоего дворянина по имени Вевеста. На самом же деле Мария Медичи пришла в ярость от того, что мальчик сказал Кончини: «Месье, вы спали не в своей комнате, а с королевой!» Когда его побили, объяснив, что не следовало грубить г‑ну Вевеста, король ответил, что «его отлупили вовсе не за это, а за то, что он сказал, и что он это еще припомнит» (П. д е Л`Этуаль. Дневник.)
[105] Удивительные подробности того, что происходило в первую брачную ночь Людовика ХIII (Нац. библ., отд. рукописей).
[106] Он верил в то, что был ею любим, после того как она один раз на него взглянула…
[107] Нантер расположен на полпути между Парижем и Сен‑Жермен‑ан‑Ле.
[108] На допросах Леонора Галигаи без колебаний заявила, что ее муж «не обедал, не ужинал и не спал с нею на протяжении последних четырех лет…».
[109] Совокупление (ит.).
[110] Тальман де Рео. Маленькие истории
[111] Этот факт сообщен м‑м де Мотвиль, которая слышала его от самой королевы.
[112] Ф. Тома. Интриги при дворе Людовика XIII.
[113] «Любовник» здесь, разумеется, употреблено в смысле «влюбленный».
[114] М‑м де Мотвиль. Мемуары, служащие дополнением к истории Анны Австрийской, 1739.
[115] Во Франции титул единственного или старшего брата короля.
[116] Многие историки обвиняют Ришелье в том, что именно он был подстрекателем этого убийства. Аббат Ришар уточняет, что кардинал побудил Фелтона к действию «через посредничество одного из капуцинов, которые тайным путем, переодевшись в светское платье, заняли места отцов ораторианцев» (Подлинный отец Жозеф, 1750).
[117] Священник иезуит, отец Барри, рассказавший эту историю в своих «Письмах Полины и Алексиса» (Лион, 1658), добавляет, «что эта обнаженная грудь стоила выплеснутого на нее глотка…».
[118] Мария Медичи была невероятно глупа. Как уверяет Тальман де Рео, «она верила в то, что большие, громко жужжащие мухи слышат, что говорят люди, и потом передают то, что услышали; поэтому, если она видела, что кто‑то посторонний входит в комнату, она тут же переставала говорить о том, что хотела сохранить в тайне…».
[119] Вассомпьер был арестован 24 февраля и препровожден в Бастилию, где ему пришлось пробыть двенадцать лет (вплоть до смерти кардинала). Накануне, чувствуя надвигающуюся опасность, он сжег более шести тысяч любовных писем, «которые могли бы скомпрометировать самых знатных дам королевства…».
[120] «Беседа мэтра Гнйома с принцессой де Копти на Елисенскпх полях». Анонимный автор XVII века («Забавные истории». Т. IV).
[121] Там же.
[122] Дре дю Радье, Анекдоты о королевах Франции, 1775.
[123] Именно она убедила Людовика XIII отдать королевство путем торжественного обета под покровительство Пресвятой Девы.
[124] Узнав об аресте Лапорта, м‑м де Шеврез, перепугавшись, переоделась в мужское платье и сбежала в Испанию.
[125] Жюль Персо, Правление Людовика XIII, 1885.
[126] Здесь Pacnaй ошибся: у Людовика XIV был рост 1,62 м
[127] Распай считает отцом Людовика XIV кардинала Мазарини.
[128] Говорили, что герцогу Орлеанскому следовало бы дать такой же совет, какой некогда герцогиня Ангулемская дала Франциску I в отношении Марии Английской» (Л. Прюдом, Преступления королев Франции, 1791).
[129] Это не мешало ей для отвода глаз заказывать мессы за избавление от бесплодия.
[130] Жан Тено. Принцы и принцессы Орлеанские (1640‑1886), 1886
[131] Он кусал своих кормилиц до крови, и их приходилось менять неоднократно. (См.: Гротиус, посол Швеции, Письма.)
[132] Ришелье построил себе в 1635 году этот дворец, который впоследствии стал называться Пале‑Руайаль
[133] Согласно Андре Дюкассу, который опирается на труды историка Лабарра Райлнкура, отцом Людовика XIV был герцог де Бофор, этот закоренелый заговорщик, которого народ прозвал «королем рынка».
[134] Так король называл м‑ль де Отфор, когда был рассержен. Когда же она была с ним мила, он называл ее «моя привязанность»…
[135] См. Монгла: «Любовь короля была совсем иной, чем любовь других мужчин; дело в том, что он любил девушку, не стремясь получить от нее ничего, кроме общения, и общался с ней как с другом; и хотя нет никакого противоречия в том, чтобы иметь одновременно любовницу и друга, для короля это было совершенно невозможно, потому что в его случае любовница была единственным другом и доверенным лицом, кому он поверял все огорчения своего сердца» (Мемуары).
[136] В 1646 году она вышла замуж за маршала Шонберга, с которым жила очень счастливо. Она умерла в 1691 году, в возрасте 62 лет.
[137] Тальман де Рео. История кардинала де Ришелье.
[138] Тальман де Рео. История маршала де ла Мейере.
[139] Сострадательное предостережение Катона Христианина, 1631.
[140] «Воистину кардиналы очень чувственны».
[141] 21 сентября 1640 года Анна Австрийская родила второго сына, Филиппа. Полагают, что отцом этого принца был Мазарини.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 104; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!