Коллайдер. Взгляд снаружи и изнутрии ещё изнутрее. 8 страница
- Чего мы стоим то столько? - В непонятках спрашиваю у шофера.
- Так ить это, пробка. - Ответил таксист.
- И долго она будет?
- Третий месяц уже, даже на метр не съехал. Да и толку, бензина тут все равно ни у кого нет. Дорогой собака. - Протарахтел, наверняка заученную, речь водила.
Нет, не по-людски это.
- Деньги давай назад, я пешком пойду. - Говорю я.
- Увы, пассажир, деньги "Нон бэк".
- В смысле "Нон бэк"?
- В смысле не возвращаются.
На меня уставилось дуло доисторического гаусс-пистолета. Впрочем, менее убойным время его не сделало. Пришлось вывалиться из машины и топать в пневмо-метро.
Я отошел километров на семь, чтобы встать в конец очереди. Где я впрочем, и простоял весь вечер и всю ночь. Уже под утро я купил жетончик и залез в маленькую кабинку.
- А почему кабинка из пластика? - Спросил я у работницы пневмополитена.
- Да разбиваются они постоянно, дорогие из метала делать. - Ответила она, настраивая выстрел в сторону моей станции.
- Э-э-э... Я, пожалуй, сойду.
- Поздно.
Я почувствовал, что такое размазаться по сиденью в буквальном смысле. И все было бы хорошо, если бы меня не перевернуло вверх тормашками, а потом и не начало раскручивать, как на лихом детском аттракционе.
Я кое-как выдрался из кабинки, в которую тотчас же кого-то запихали и выстрелили им, как и меня. Но ничего, по специальной ползательной дорожке я пополз к выходу. В смысле к эскалатору. Очень удобная была бы штука, если бы зубцы не так впивались в ребра. Уже на выходе я как-то умудрился встать и пойти прямо к сияющей надписи "ГАСТИНИЦА"
|
|
|
Какой-то парниша в черной рубашечке отобрал у меня еще две моих зарплаты. Он минуты две копался в бумажках и сказал, что комнат, к сожалению нет.
- Как нет? - В ужасе спрашиваю я.
- А вот так. Нету. Попробуйте в другом месте.
- А деньги?
- Что деньги?
- Мои деньги. Которые я вам дал. Верните! - зло ответил я.
Естественно зло, ведь денег то больше у меня не было. Я у себя дома целый год копил.
- Это мои чаевые. Согласно котировке. На двери написано.
На черном стекле действительно была наклеена маленькая бумажка. Черная, с мелкими серыми буковками, да в самом углу. Я ее нашел то примерно через десять минут поисков.
Уже совершенно в ярости подошел к парнише.
- Отдай мои деньги, парень!
- Деньги не ваши, а мои. Ничего я не отдам!
- Да я тебя сейчас...
- Я сейчас охранников вызову!
- И что?
- А то, что они втрое берут. Каждый. А если нету, то там внизу каморка есть. Квартиру перепишешь.
Сил ругаться не было. Я вышел на улицу, поправил маску и прилег на скамеечке. Доброжелательно поставленной рядом. Спал я впрочем, недолго.
- Гражданин, ваша регистрация!
- Что моя регистрация? - промямлил спросонья я.
|
|
|
- Предъявите документ, дающий вам право пользоваться скамейкой. Иначе вы нарушаете собственность владельца. Который, кстати нас и позвал.
Я никогда не видел бездомных. Бомжей в смысле. Но не думал, что они одеваются у Дольче и Габбана. Бомж показал полисаям ворох документов, в которых говорилось, что он является владельцем лавочки и в ней прописан. Или на ней? Глупость какая...
Полисаи документы глупостью не сочли, меня больно стукнули по животу ногой и куда-то потащили.
- В отделение?
- Ты что? Это ж турист!
- Тогда в подворотню!
Минут пять меня колошматили в подворотне. Да закинули в теплое, уютное и очень спокойное место, где я и уснул. И это было блаженством.
Когда я проснулся, был уже вечер. Я вылез из мусорного контейнера, похожего на БТР без колес, и поднял с земли паспорт. Обратный билет на сверхпоезд был внутри. Весь вечер и всю ночь я стоял в очереди. Пневмо-метро сожрало мои последние деньги и плюнуло меня в сторону вокзала , со скоростью, граничащей со световой.
Я залез в теплый поезд, и понял, наконец-то я еду домой. Грязный, лысый, усталый. Как и большинство в поезде.
Человек человеку - бобер. Доказано лично мной. Хоть я и осмотреться не успел, но у себя дома, в маленьком городке на десять миллионов человек, где все друг друга в лицо знают, я буду героем. Ещё бы! Я был в Тераполисе!
|
|
|
Александр "Рейн" Харитонофф
Фоллаут. Фотография
Рон считал себя обычным человеком. Немного умным, немного скучным и занудным. Но не трусом, да и не героем.
Шахта, бар, дом... Собственно это все места, где он бывал за последние три года. Сегодня ему захотелось новизны. Чувства, посещающего любого в пустоши рано или поздно. Именно того опасного, что поджидает между маленьких пост-ядерных городков. Рон боялся всего: рейдеров, работорговцев, винамингов, радскорпионов и остального, о чем он даже не подозревал. Боялся чего-то осязаемо, другого подсознательно. Но не решил оставлять все как есть. Он открыл ветхий металлический сундук, замок которого ключ не посещал уже два года. Или все три, с тех самых пор, как он поселился в Реддинге. В сундуке было немного. Ружье под стать сундуку, стимпак, да коробка пуль. Все его имущество, не считая пару монет и одежды. Хотя нет, был еще рюкзак. Его-то он и напялил на худые плечи.
Рон пнул дверь. Это было движение, выработанное монотонными рабочими днями. Дверь привычно скрипнула и, уже совсем непривычно, сорвалась с петель. Рон немного озадаченный прошел по двери и обернулся. Одна единственная комнатка, стол, шкаф да кровать. Ничего из того, чего можно было бы забрать с собой. Да и зачем?
|
|
|
Рон вышел из заброшенного всеми дома и застыл на пороге. Глаза опалило яростное утреннее солнце. Воздух был очень едкий и сухой. Точь в точь, как и в остальные дни до этого. Говорили, будто возле кромки моря все немного по другому. Но Рону не было до этого никакого дела, море его не влекло.
Стелилась под ногами вторая и последняя улица Реддинга, жители его не замечали. Только некоторые, завидев ружье, задумчиво цокали языками. Или бормотали что-то себе под нос. Рон вышел из города, приютившего его на три года.
Через семь-восемь миль караванного пути, так никого и, не встретив, он свернул. Где-то вдалеке торчали останки другого города. Разрушенного одной-единственной стрелой ядерного огня, два с половиной века назад. Рон шел до самого вечера, задыхаясь от пыли и изнемогая от жары. По дороге попался колодец. Рон глотнул мутной воды, и, чуть не стошнив, пошел вперед. В Мертвый Город.
Этот город не был похож ни на один из нынешних городов. Этот город жил еще до того, как люди изобрели атомную и водородную бомбу. Сестер смерти. Город же обрушился, засыпался песком, местами под самые крыши. Но город отчасти жил. После атомного сна, в городе появились новые жители. Крысы, сопутствовавшие людей с самого начала, насколько подозревал Рон. Но были и другие, гули. Хотя они в большинстве обосновались в Гекко, переселившись из Некрополиса, некоторые пришли сюда.
Рон не знал, почему именно сюда. Смутно догадывался, что гули, вживую видевшие ядерную войну, когда-то спасались из этого города в убежище Некрополиса. Что-то случилось с тяжеленной свинцовой дверью убежища, открыв проход радиации, а они мутировали, стали гулями. Сейчас же, некоторые вернулись в свои довоенные дома...
"Ну, так зачем же я сюда пришел?" - Подумал он, переступая через мусор и обломки. Разглядывал остатки зданий и гадал, как они выглядели в годы своей славы. Он представлял себе свежую краску, красивые блестящие окна, вывески, витрины. Он шел по миру своих образов.
" Интересно... Где бы мне лучше жилось, до войны или сейчас? Хотя нет, неправильно. Где мне было бы интересней?"
И взгляд его упал на пожелтевший кусочек картона. На маленькую картинку, запечатленную столь давно, сколько не живет человек. Хотя, если гулей считать людьми, человек может и столько прожить.
Рон бережно поднял ее с земли, протер чистым носовым платком и внимательно вгляделся. Это был тот самый город, вот та вывеска, обломки которой сейчас валяются на треснувшем асфальте. Вот только улицы не были пустыми и замусоренными. Перед глазами, торжествуя, стояли красивые светлые дома, цвели цветы в клумбах, нерешительно замерли автомобили. Раскрашенные во все цвета радуги. После войны дома обуглились и стали черными, машины обрели единый цвет - цвет ржавчины. Еще на фотографии были люди. Их было много, очень и очень много. На одном кусочке картона людей было гораздо больше, чем живущих в Нью-Рено и в Реддинге вместе взятых. На некоторых были респираторы. Некоторые были одеты в такие лохмотья, которых бы постеснялся бы любой обнищавший наркоман с улицы Девственниц. Но всех этих людей объединяло некое неуловимое сходство. Выражение лиц, особое эмоциональное состояние, которое Рон никак не мог понять, не то, что сформулировать.
- Что же это? - Сказал он вслух. И через секунду он почувствовал, понял. Понял, почему он ни за какие шиши не согласился бы жить в то время.
Тишину Мертвого Города пронзил одинокий, но очень громкий звук. Рон осел на землю, в груди у него полыхала боль. Вязкая, жгучая, высасывающая жизнь. Пальцы судорожно сжимали фотографию, и ничего Рон не чувствовал кроме боли в груди и пальцев. Не чувствовал как отлетело в сторону его ружье, как со спины исчез рюкзак. Как кто-то копается в его немногочисленных вещах.
- У нас не было, надежды. Веры в будущее. Была только обреченность. И богачи и нищие нашего города знали, что шансов нет. Отчаяние было на этой фотографии, незнакомец...
Рон не видел говорившего, он уже ничего не видел, кроме кадра из жизни тех людей. Но он все еще думал об их жизни, зная, что умирает. Чувствовал он и вонь. Вонь трупа живущего несколько веков.
- Я счастлив, что я не родился в то время, гуль. Я счастлив, что у меня был шанс, а у тебя его не было, да и врядли будет. Не хотел бы я быть тобой...
Почему именно, Рон не успел сказать. Его сознание заволокло туманом, он заснул. Последним, самым крепким сном.
- Может быть ты и прав... Но я боюсь умирать. Гули тоже хотят жить. Да и есть тоже! - хрипловато, терзая разлагающиеся связки, рассмеялся мертвец, не имеющий надежд.
Александр "Рейн" Харитонофф
Фоллаут. Судный день Кейса
Паника. Паника была везде. Когда власти говорили: " Войны не будет, Президент подписывает пакты о перемирии и не использовании ядерного оружия...". Кейс знал, что когда китайцы запускают бомбы с кораблей, останется минут пятнадцать жизни, говеные минуты. "Надо обязательно прорваться" - подумал он напоследок.
Кейс погладил автомат, единственное полезное, оставшееся от военных сил США. "И это я дезертир?". Он усмехнулся. Лежал на парапете пятиэтажного здания, прямо напротив входа в ядерное убежище. Две машины, двадцать человек. Очевидно, все места были забиты. А снаружи бесновалась толпа. Огромное неразумное животное. Изредка кто-то из военных выпускал очередь. Прямо в толпу. Кричали люди, умирая от пуль или собственного ужаса. Небольшую площадь оглашали стоны, вопли, просьбы о пощаде.
Кейс привстал и выстрелил три раза одиночными. Переднего автоматчика не стало. Остался только медленно коченеющий труп. Испуганные автоматчики сделали шаг назад и растерянно водили стволами. Толпа ждала этого момента. Раздался заводной клич. И толпа побежала. Прямо под отчаянные очереди. Часть отшатнулась, часть легла на площадь, чтобы уже никогда не вставать. Автоматчики не прекращали огня.
А Кейс молчал, и, плача, смотрел на толпу внизу. Он видел, как умер его сосед, с которым он каждый вечер пил чай. Видел, как, нелепо взмахнув руками, осела на кровавый асфальт продавщица, из углового магазина. С каждой смертью что-то внутри Кейса отмирало. По чуть-чуть. Из глаз, новым потоком, хлынули слезы. Но он не поддерживал огнем горожан.
Из толпы вылетел камень, небольшой, но очень меткий. Еще один автоматчик рухнул на землю, височная кость была вломлена внутрь. Кейс торжествующе улыбнулся, разглядывая отчаянный бой в прицел. "Возможно, мне придется стрелять и в своих!" - одернул он сам себя. И это было правдой. Единственный способ попасть в спасительное убежище - уничтожить и нападающих и защищающих. "Стоит ли моя жизнь больше чем жизнь всех этих людей?» - Спросил сам себя Кейс. «Они умрут, и так, и так. Ты вправе использовать их смерть, что бы спасти себя. И перестань думать об этом, Кейс!" - думал он.
В ход пошли огнеметы и гранаты. Кейс заметался на крыше, он отчаянно смотрел, как от взрывов погибают десятки людей. Разрываются на части все те с кем он жил. С кем дрался, с кем дружил. Текли реки крови, личности становились мясом. А чуть правее люди сгорали заживо, некоторые молча, некоторые крича. Кейс не выдержал. Он встал в полный рост, один выстрел, второй, третий... Гибли охранники, другие стреляли в ответ. В Кейса, будто вливалась вся ярость и отчаяние погибших людей. Все пули пролетали мимо. А Кейс не промазал ни разу.
Он бросился к лестнице, спрыгивая через весь пролет, добрался до земли. Ноги стали литыми, он шел прямо на последнего парнишу-автоматчика. Под ногами хрустели останки его соратников. Людей, с которыми он был знаком с детства. Ярость. Боль.
- Пощади! - Кричит паренек и кидает автомат на землю.
- А ИХ ТЫ ПОЩАДИЛ? - Крикнул Кейс и выстрелил.
Парнишка был знаком. И очень знаком. Кто не знает родного брата? «Сейчас он лежит с простреленной головой. Посему ему! - Крутилось в голове у Кейса. Он вспоминал, как брат расстреливал безоружных горожан. «Подонок!» - С болью в душе, выругался он.
Раздался сигнал тревоги. Ворота открылись. Толстенный люк отъехал в сторону. Кейс оглянулся, и ярость его пропала. Сотни мертвых горожан лежали перед ним. Убитые за жажду жить. Несколько военных. Два года назад, которые сами были этими горожанами. Кейс опять заплакал.
"Господи, за что? Их за что?"
Кейс пошел от ворот, сквозь обугленные тела. Мемфис, Дикий, Пертон. Друзья. Все трое погибли от пуль. Сосед. Его дочь. И многие другие, кого он еле помнил...
" Это апокалипсис? Господи, и люди обернутся друг против друга, и брат пойдет на брата?!"
Кейс встал на колени. Посреди могилы. Оглянулся вокруг.
- Что же мы творим? - прошептал он.
Посмотрел на открытый вход убежища. Посмотрел, на мертвых.
- Я столько не стою… Я иду к вам, братья!
Он приставил автомат к подбородку.
- Я иду к тебе, Господь!
И выстрелил...
А в небе, сером, убитом газами и химией, летели ракеты. Летели серыми бестиями, торжествуя. Пришел их час, пусть он и короток. От шахты к цели.
Они несли кое-что страшнее взрывов и смерти.
Судный день. Они принесли судный день. И пусть люди возродятся, выйдут из убежищ - это будет всего лишь началом. Началом конца...
СТИХИ
Порву свою душу на тысячу строк
Я с вами, друзья, в мире не одинок…
Рифма не приходит сама по себе, её рождение связано с состоянием души. Она может прийти с последним предрассветным сном, с минутой полного отчаяния и с минутой радости, в то время, когда ты выходишь из дома и видишь яркое утреннее солнце или под влиянием какого-нибудь впечатления. Достаточно первой строчке, фразе мелькнуть среди мыслей - и она уже не даёт покоя, пока не приобретает свою законченную форму. Я не знаю, как творили великие поэты, но нечто подобное они наверняка испытывали. И ещё одно. Во все времена, от древней Руси до нынешней, современной России в жизни ратных людей всегда бывали минуты, когда уставшие от мужской работы люди в праздник или выходной, а может быть сидя в лесу у костра, слушали истории, рассказы и стихи бардов и поэтов своего времени. И почти всегда эти произведения были о чести, героизме и любви – важнейших качествах мужчины – воина. Мне хочется передать людям то, что я чувствую, вижу, переживаю. И поэтому я представляю на суд читателей (надеюсь, не слишком суровый) некоторые из своих произведений.
Василий "Hauptman" Чагаев
Сначала она дала ему яблоко
И он взял…
Потом, она дала ему жизнь
И он принял ее…
В другой раз она дала ему возможность творить
И он творил….
Марина "Афина" Зохно
Белой ночью
В белом платье
Я ловлю эфира звуки.
Мысли в точку,
Фразы в строчку,
В колдовском изгибе руки.
Ворожбу свою вплетаю
В кудри ласковые ветра.
Он по свету разметает
И домчится до Олимпа.
И пошлет Пегас крылатый
Муз нежнейших
Всем кто пишет.
Владлена "Nastasya Fillipovna" Солуянова
"@nDRON"
Overlord
В сумраке неба черные тучи
Тонут, не зная забот и тревог.
Звезды пройдут сковзь дождливые кучи,
И разбегутся, кто и как смог.
С темной границей серых, громоздких,
Тихих домов не сливается мрак.
Ниткою сшиты и тело и небо,
Сшиты из рук вон и кое-как.
Древнею Силой земли налиты.
Сила не спит, Сила помнит и ждёт.
Не рождена, не жива, не убита,
Прячется днем, но опять восстаёт.
Ей не нужны ни люди, ни звери,
Время, пространство - ей не нужны.
Лишь Господина всё смотрит у двери,
Ждёт - не для мира и не для войны.
Есть у той Силы одно лишь желанье,
Больше, сильнее, чем все миражи.
Сила! Зачем я тебе на заклание?
Выйди, и цель свою мне покажи!
Тишь и молчание были ответом.
Вечность открылась и скрылась - на миг.
Тёмною ночью в мой разум лишь только
Два слова пришли от Неё - мелкий пшик.
Ever night...
Апокалипсис
Упала тень,
И дым столбом,
Иссяк наш день,
И рухнул дом.
Все стены - морок,
Двери - ложь,
Нигде не скрыться,
Дух - под нож.
Разверзлись недра,
Тьма пришла,
Пора ответить
За все дела...
И он пришёл.
Сверкнули очи,
Бежать от боли
Нету мочи.
Хладеет тело,
С небес огонь,
И грязь вокруг,
От пепла вонь...
Нальются кровью
Земные реки,
И приподнимут
Трупы веки...
И адский смех,
Дыханья грохот...
Возьмет он всех,
Кто слышит хохот...
И лишь один
Пробьется луч,
Для всех един, -
Сквозь массу туч,
И тех, кто Жил,
Хранил кто Свет,
И тех, кто Бдил -
Спасёт от бед...
Я тебе не скажу…
Я тебе не скажу ни о чем,
Ты не станешь внимать дураку,
Просто будешь за мною потом,
Ползать, прячась иглою в боку.
Я не знаю, кто ты и кто я,
Я не вижу отмеченных тьмой,
Я не слышу поющих добро,
Позабыта дорога домой!
Черный ангел с помятым крылом,
Ты придешь, чтобы встретить меня,
Я тебя замечаю в тенях,
В зазеркальном огне колдовском...
И настанет момент, и тогда
Спросят люди, где ты был распят,
Но молчание - будет ответ,
И тогда взгляды все потупят,
Взмоет в высь окаянным копьем
Весть о Страшном Суде и на нас,
Упадет красно-сумрачным днём
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 171; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!