ПОЕЗДКА В СИБИРЬ КАК ПЕРВАЯ ПРОБА СИЛ 12 страница
Руководителям хозяйственных, торговых, кооперативных, финансовых, банковских и других учреждений республиканского (за исключением наркоматов РСФСР), краевого и областного значения устанавливался предельный оклад до 550 руб. в месяц[931]48.
Этот документ об отмене партмаксимума, который фактически его не отменял, так как указанные в нем ответственные работники не могли получать больше того оклада, чем им было предписано Молотовым и Сталиным, ярко подтверждает бесправие номенклатуры перед лицом вышестоящей партийной верхушки в сталинский период. Трудно согласиться с утверждением Троцкого, что Сталин был «ставленником бюрократии». Исторически точнее утверждение, что бюрократия того времени была «ставленником Сталина», назначаемая, перебрасываемая, ограничиваемая и, в конце концов, физически уничтожаемая во время террора. Это были именно «властные крепостные», как назвал бюрократию при Сталине американский советолог М. Левин[932]49.
Вместе с тем, начиная то или иное дело, необходимое для реализации поставленных целей, руководство страны вербовало работников, в первую очередь используя систему льгот. Так, приказом ОГПУ от 25 апреля 1930 г. «О записи добровольцев из чекистских кадров на руководящую работу вновь организующихся лагерей» устанавливалась надбавка в размере до 50 % в зависимости от месторасположения лагерей, двухмесячный отпуск, ежемесячные бесплатные книжные пайки и другие льготы. По истечении трех лет службы предоставлялся трехмесячный отпуск и денежное вознаграждение в размере трехмесячного оклада[933]50. В 1937 г. почти в три раза была повышена зарплата работникам республиканских НКВД, соответственно и работникам краевых и областных управлений НКВД. Для них были выделены также отдельные клубы и дачи[934]51.
|
|
|
Кроме того, Политбюро (а эти вопросы в 1930‑е гг. были именно его прерогативой) щедро награждало своих назначенцев орденами. В качестве примера можно привести решение Политбюро от 17 января 1936 г., когда нарком пищевой промышленности А.И. Микоян, нарком лесной промышленности С.С. Лобов, наркомы местной промышленности РСФСР, УССР, БССР К.В. Уханов, К.В. Сухомлин, А.Я. Балтин получили ордена Ленина, нарком путей сообщения Л.М. Каганович, нарком тяжелой промышленности Г.К. Орджоникидзе, нарком внутренней торговли И.Я. Вейцер, нарком водного транспорта Н.И. Пахомов – ордена Трудового Красного Знамени[935]52. Вышестоящее руководство не запрещало номенклатурным работникам строительство дач, которых они лишались после того, как выпадали из этой системы. 3 февраля 1938 г. Политбюро утвердило демонстративное постановление СНК и ЦК «О дачах ответственных работников», в котором говорилось: «Ввиду того, во‑первых, что ряд арестованных заговорщиков (Рудзутак, Розенгольц, Антипов, Межлаук, Карахан, Ягода и др.) понастроили себе грандиозные дачи‑дворцы в 15–20 и более комнат, где они роскошествовали и транжирили народные деньги, демонстрируя этим свое полное бытовое разложение и перерождение и ввиду того, во‑вторых, что желание иметь такие дачи‑дворцы все еще живет и даже развивается в некоторых кругах советских руководящих работников, СНК СССР и ЦК ВКП(б) постановляет:1. Установить максимальный размер дач для руководящих советских работников в 7–8 комнат среднего размера для семейных и в 4–5 комнат для несемейных. 2. Дачи, превышающие норму в 7–8 комнат, передать в распоряжение СНК для использования в качестве домов отдыха руководящих работников»[936]53. Так же, решением Политбюро они лишались и орденов, как была лишена своего ордена Ленина специальным решением Политбюро от 20 декабря 1937 г. бывший нарком финансов РСФСР В.Н. Яковлева, арестованная 12 сентября того же года[937]54. А сколько переименований было осуществлено в 1930‑е гг. в честь сталинских назначенцев!
|
|
|
В эти годы окончательно оформилась политическая система типа пирамиды, которая приводилась в движение посредством директивных указаний из Центра. Причем необходимо помнить, что главной в этой системе была составляющая партийно‑аппаратной иерархии, хотя она и действовала в 1930‑е гг. в тандеме с иерархией советских органов. Так, из Москвы в Новосибирск все документы, подписанные Председателем СНК Молотовым и секретарем ЦК Сталиным, шли на имя первого секретаря Западно‑Сибирского крайкома ВКП(б) Р. Эйхе и председателя Западно‑Сибирского крайисполкома Советов Ф. Грядинского, а из краевого центра в районы так же за двумя подписями Эйхе и Грядинского и так же секретарю районного комитета партии и председателю райисполкома. Вот, к примеру, типичный оборот из постановления СНК и ЦК 1930‑х гг.: «ЦК и СНК возлагают по‑прежнему персональную ответственность за успешный ход поставок зерна и подсолнуха и точное выполнение их в срок на первых секретарей ЦК нацкомпартий, крайкомов и обкомов и председателей край (обл.) исполкомов и СНК республик, а в районах – на секретарей райкомов и председателей РИКов, директоров и начальников политотделов МТС»[938]55.
|
|
|
Нижестоящие руководители, назначенные непосредственно из Центра или по согласованию с ним, должны были проводить эти директивы в жизнь. «...Мы все, и я, в частности, – говорил на февральско‑мартовском 1937 г. пленуме ЦК секретарь Одесского обкома ВКП(б) Е.И. Вегер, – привыкли относиться к директивам ЦК как к таким документам, на реализацию которых надо приложить все усилия, все умение, все способности»[939]56.
|
|
|
В постсоветской историографии такая система управления получила название административной, или административно‑командной. Термин был введен в научный оборот Г.Х. Поповым в его рецензии на роман А. Бека «Новое назначение»[940]57. Появление этого термина следует отнести к гораздо более раннему времени. Он употреблялся для характеристики советской экономической системы еще в начале 1920‑х гг. Так, один из выступавших 4 июля 1922 г. на заседании объединения деятелей русского финансового ведомства за границей, которое обсуждало вопрос о финансовом положении советской России, сделал следующий вывод: «Большевистская административная система (выделено мною. – И.П.) никогда не служила настоящим государственным целям, а была аппаратом для бандитского использования сохранившихся ресурсов и эксплуатации населения»[941]58. К этому надо добавить, что эта система власти действовала под лозунгом борьбы за социализм. «Строим социализм, товарищ Сталин, – сообщал Р. Эйхе Сталину. – Из Сибири каторжной делаем Сибирь социалистическую...»[942]59. Действительные контуры того будущего, во имя которого осуществлялась гигантская мобилизация ресурсов, шло укрепление режима и милитаризация страны, определяли единицы, находившиеся на самом верху властной пирамиды. Все в СССР, в том числе и самые высокопоставленные сталинские назначенцы, были пешками в игре, задуманной и проведенной властью.
Вместе с тем, как справедливо заметил Ю.Н. Давыдов, термин «командно‑административная система» скрадывает кровавую суть этого, тоталитарного типа господства, который «отличается от всех иных, включая и авторитарный, тотальным, то есть всеобъемлющим, характером подавления индивида, абсолютным угнетением его личности»[943]60.
Главная акция сталинской власти, названная «коллективизацией», была настолько жестокой по своему характеру, что и спустя десятилетия трудно без эмоций читать документы, раскрывающие трагедию деревни. Сегодня имеется уже большое количество художественной, мемуарной и научной литературы, а также документальных публикаций, воссоздающих историю борьбы, которую сталинская власть вела с крестьянством, «решительно выкорчевывая корни капитализма»[944]61. Известно, что не все партийные работники, проводившие коллективизацию, оставались безучастными к судьбам людей. Некоторые не выдерживали и сходили с ума. В письме С. Орджоникидзе от 25 февраля 1930 г. ответственный работник ОГПУ В.А. Балицкий сообщал, что на Украине (Одесский, Николаевский, Херсонский округа) раскулачивали «и глубоких стариков и старух, беременных женщин, инвалидов на костылях и т.д.» и что некоторые коммунисты и комсомольцы «отказались от проведения раскулачивания, а один комсомолец сошел с ума при проведении этой операции»[945]62.
Но в целом сталинские назначенцы справились с задачей, поставленной властью. Нарком юстиции Н.В. Крыленко, выступая 21 апреля 1930 г. на заседании Сибкрайкома в Новосибирске, сказал, что «речи о том, будто бы там имеется какое‑то сопротивление, нежелание исполнять наши директивы – об этом и речи быть не может. Это сломлено, и безусловно такого нежелания нет. А есть у некоторых товарищей только непонимание. Но это меньшинство, а у большинства есть и понимание»[946]63. Конечно, низовым работникам было труднее, чем вышестоящим руководителям типа первого секретаря Сибкрайкома Р. Эйхе, рассуждавшего на совещании секретарей окружных комитетов партии в январе 1930 г.: «Я думаю, что поворот, который делает партия, можно сравнить хотя бы с Октябрьской революцией. Мы ставим перед собой задачу ликвидировать около 5 % кулацких хозяйств. Только в Сибири мы насчитываем около 100 тыс. кулацких хозяйств, а по Союзу, если считать кулаков вместе с семьями – мы будем иметь около 7–8 млн. человек. Класс капиталистов и помещиков был экономически мощнее, но по количеству – это была горсточка. А здесь мы имеем миллионы капиталистов...»[947]64. Слова Эйхе являются убедительным свидетельством того, что представители партийно‑советского руководства 1930‑х гг. вполне сознавали характер и масштаб «коллективизации» – они не только сознательно шли на уничтожение миллионов, действуя по спущенной «сверху» разнарядке, но и откровенно говорили об этом в своем кругу.
Однако «насаждение» колхозов не решало автоматически, как это представлялось правящей верхушке, проблему хлебозаготовок. И хотя в результате проведения коллективизации весь заготовленный хлеб находился в полном распоряжении государства, этот хлеб надо было еще взять. Проблема осложнялась тем, что с «коллективизации» начался стремительный процесс раскрестьянивания, отчуждения колхозников от процесса и результатов своего труда, их нежелания работать на колхозной земле. Этими фактами переполнены документы 1930‑х гг.[948]65 К настоящему времени ясно, что голод, начавшийся еще в 1930 г. как непосредственный результат коллективизации и особенно обострившийся в 1932– 1933 гг., явился прямым следствием борьбы власти с крестьянством. В этой борьбе были и отступления, и наступления власти. Политбюро отступало неоднократно – в качестве таких отступлений можно рассматривать решения о семпомощи Украине от 19 апреля 1932 г., о продовольственной ссуде в 24 тыс. т колхозам Западной Сибири от 21 апреля, о завозе хлеба на Украину от 5 июня, о сокращении плана хлебозаготовок на Украине на 40 млн. пудов от 17 августа 1932 г. и на 70 млн. пудов от 30 октября, на Северном Кавказе на 37 млн. пудов от 29 сентября и на 22 млн. пудов от 3 ноября, о сокращении экспорта хлеба из урожая 1932 г. со 165 до 150 млн. пудов от 20 октября 1932 г.; о семенной и продовольственной помощи колхозам и совхозам Северного Кавказа и Украины от 18 февраля 1933 г., а также Нижней Волги, Средней Волги и Казахстана от 2 марта, о дополнительной семссуде Северному Кавказу и Украине от 16 апреля 1933 г.[949]66
Представители правящей верхушки сознавали нежелание крестьян работать на «ничейной» земле. Вот строки из письма Ворошилова, который, проехав летом 1932 г. по территории Украины и Северного Кавказа, под впечатлением увиденного писал Сталину: «На протяжении всех 110 км видишь тяжелую картину безобразной засоренности хлебов. Правда, есть отдельные, буквально оазисы с малой (относительно) засоренностью, но, как правило, Северный Кавказ переживает величайшее бедствие... Климатические условия текущей весны и лета на Северном Кавказе были исключительно благоприятны. Мы должны были получить превосходный урожай, а получили в лучшем случае средний, если не хуже.
Проезжая Украиной, наблюдал (из окна вагона) поля. Та же, правда, несколько меньшая, но все же безобразная засоренность хлебов. Уборка в то время уже началась, но дело шло вяло, не споро и совсем не характеризовало горячей поры жатвы...
Просто болит душа, – писал Ворошилов, – и я не знаю, что предпринять, чтобы заставить народ по‑другому, по‑нашему, по‑социалистическому относиться к делу, к своим обязанностям»[950]67. Вот эти ключевые слова «мы» и «заставить» из письма Ворошилова чрезвычайно точно отражают намерения власти. Поэтому она не только отступала, но и наступала, о чем свидетельствуют решение Политбюро от 21 ноября 1932 г. «о выселении из районов Кубани в двухдневный срок двух тысяч кулацко‑зажиточных семей, злостно срывающих сев»; решение от 22 ноября 1932 г. предоставить ЦК КП(б)У «в лице специальной комиссии в составе тт. Косиора С., Реденса и Киселева (ЦКК) на период хлебозаготовок право окончательного решения вопросов о приговорах к высшей мере наказания с тем, чтобы ЦК КП(б)У раз в декаду отчитывался о своих решениях по этим делам перед ЦК ВКП(б)»; решение о выселении с Нижней Волги «двух тысяч единоличников с семьями, а также колхозников, исключенных за злостный саботаж выполнения задания по засыпке семян» от 20 февраля 1933 г. и др.[951]68. В этом же ряду находится постановление ЦИК и СНК от 7 августа 1932 г. об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности; решение Северокавказского крайкома, принятое по директиве ЦК ВКП(б) о хлебозаготовках и севе на Кубани, направленное на места 9 ноября 1932 г. лично Сталиным вместе с решением о чистке сельских парторганизаций на Северном Кавказе, а также постановление ЦК ВКП(б) и СНК Союза ССР от 14 декабря 1932 г., обязывавшее ЦК КП(б) Украины, Северокавказский крайком, СНК Украины и крайисполком Северокавказского края решительно искоренить «контрреволюционные элементы путем арестов, заключения в концлагерь на длительный срок, не останавливаясь перед применением высшей меры наказания к наиболее злостным из них»[952]69.
С этими постановлениями непосредственно связано решение о создании политотделов МТС и совхозов, принятое январским 1933 г. объединенным пленумом ЦК и ЦКК. Это были уже настоящие чрезвычайные органы, и начальники политотделов, назначенные «сверху», также наделялись чрезвычайными полномочиями, которые были закреплены в решениях XVII съезда ВКП(б). В Уставе, утвержденном съездом, говорилось: «В целях усиления большевистского руководства и политической работы, Центральный комитет имеет право создавать политические отделы и выделять партийных организаторов ЦК на отстающих участках социалистического строительства, приобретающих особо важное значение для народного хозяйства и страны в целом, а также, по мере выполнения политическими отделами своих ударных задач, превращать их в обычные партийные органы, построенные по производственно‑территориальному признаку.
Политотделы работают на правах соответствующих производственных партийных комитетов и руководятся непосредственно ЦК ВКП(б) через производственно‑отраслевые отделы ЦК или через специально организуемые политуправления и политсектора»[953]70. Главной целью политотделов было предупреждать такие действия руководителей МТС и совхозов, которые могли бы привести к противопоставлению интересов данного предприятия интересам государства[954]71.
Власть победила в этой борьбе с крестьянством. До нас дошли слова М.М. Хатаевича, в 1933 г. члена Политбюро ЦК КП(б) Украины, первого секретаря Днепропетровского обкома, сказанные по этому поводу: «Жестокая борьба идет между крестьянами и нашей властью. Это борьба насмерть. Этот год был решающей проверкой нашей силы и прочности. Потребовался голод, чтобы показать им, кто здесь хозяин. Это стоило миллионов жизней, но колхозная система создана. Мы выиграли войну»[955]72. Эти слова надо заучить всякому, кто заговаривает о коллективизации. Они не требуют пояснений, но взывают к сосредоточенному пониманию. Историческая черта под ними была подведена расстрелом самого Хатаевича в 1937 г.
Известна реакция Сталина на голод 1932–1933 гг. По свидетельству редактора «Известий» И.М. Гронского, сопровождавшего Сталина на Юг, когда поезд ехал по украинской земле, население которой испытывало особенно жестокие страдания от голода, он робко предложил: «Иосиф Виссарионович, крестьяне от голода гибнут, хлеборобы... У нас есть в запасе немного валюты, надо закупать зерно за границей». «Нет, – сказал жестко Хозяин, – пускай дохнут. Они саботируют»[956]73. Ни о каком милосердии, с его точки зрения, не могло быть и речи, так как это была борьба власти с крестьянством. Генеральный (первый) секретарь ЦК КП(б) Украины С.В. Косиор, выступая на февральском 1933 г. пленуме ЦК КП(б)У с докладом об итогах хлебозаготовок, сказал, что т. Сталин вскрыл нам новый маневр врага «тихая сапа»[957]74. По словам Сталина, «враг понял изменившуюся обстановку, понял силу и могущество нового строя в деревне и, поняв это, перестроился, изменил свою тактику, – перешел от прямой атаки против колхозов к работе тихой сапой»[958]75. Когда же секретарь одного из районных партийных комитетов Украины Р.Я. Терехов, проявив «мягкотелость», позволил себе заговорить о голоде, то не только получил резкую отповедь со стороны Сталина, но и незамедлительно, постановлением ЦК ВКП(б) от 24 января 1933 г., был снят со своего поста и отозван в распоряжение ЦК[959]76.
С созданием колхозов хлебозаготовки оставались постоянной головной болью сталинских назначенцев. С одной стороны, колхозники, работавшие спустя рукава, а с другой – вышестоящее начальство, которое требовало выполнения плана хлебозаготовок любой ценой. «Я, например, – говорил секретарь Одесского обкома ВКП(б) Е.И. Вегер на февральско‑мартовском 1937 г. пленуме ЦК, – держал в своих руках все и самые большие и самые мелкие вопросы сельского хозяйства, все нити были сосредоточены в обкоме у меня, у первого секретаря. Без обкома, без первого секретаря не разрешался ни один, буквально, самый маленький вопрос сельского хозяйства. Мы гордились тем, что стали чуть ли не спецами, считали большим достоинством, что знаем агротехнику. Мы с большим увлечением изучали трактор, сдавали экзамен на трактористов и т.д. Одним словом, штаб руководства сельским хозяйством перешел в обком, и начальником штаба стал первый секретарь обкома...»[960]77.
Такая практика была повсеместной. Вот какие сведения должны были привезти секретари райкомов по телеграмме первого секретаря Западно‑Сибирского крайкома ВКП(б) Р. Эйхе от 21 января 1933 г. на очередной совместный пленум Западно‑Сибирского крайкома и крайисполкома:1) засыпка семфондов, 2) распределение доходов от результатов урожая в колхозах, 3) о доведении посевного плана колхозов (должен быть предоставлен список всех колхозов с обоснованием установленного для каждого колхоза плана, особенно указать, какой процент посевных площадей в каждом колхозе занят техническими культурами), а также материалы о доведении посевного плана до единоличников, 4) о ходе ремонта тракторного парка, 5) о доведении планов маслозаготовок, скотозаготовок, 6) райкомам, на территории которых имеются совхозы, предоставить материалы о ходе ремонта, подготовке к севу в совхозах. По всем эти вопросам секретарям предстояло отчитываться на заседаниях специальных комиссий[961]78.
Для самого Сталина это все были мелкие проблемы, «недочеты». Если уж голод для него относился к разряду таких трудностей, которые он назвал «детской игрушкой» на I Всесоюзном съезде колхозников‑ударников 19 февраля 1933 г. и которые «не стоят даже того, чтобы серьезно разговаривать о них»[962]79, то какое значение имели другие мелочи с точки зрения задуманного им социализма! «Конечно, – говорил он 7 января 1933 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК, – у нас не все еще обстоит благополучно. Недостатков и ошибок в нашей работе имеется достаточно. Бесхозяйственность и бестолковщина все еще имеют место в нашей практике... Но дело не в этом. Дело в том, что, несмотря на недостатки и ошибки, наличия которых никто из нас не отрицает, мы добились таких серьезных успехов, которые вызывают восхищение в рабочем классе всего мира, мы добились такой победы, которая имеет поистине всемирно‑историческое значение»[963]80.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 161; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!