Фотография класса за этот год 13 страница
Но Шейла? Шейлу Ричи не убивал. Он даже никогда с ней не встречался.
Ведь говорила-то Таванда.
— Ты убил меня и сделал своей, — так она сказала. Я расстегнула куртку, сбросила ее с себя. — Я всецело принадлежу тебе. Только благодаря тебе я сейчас такая, какая есть.
— Я… — начал было он, но закашлялся. — Нет.
Вблизи послышалось урчание автомобильных двигателей, причем доносилось оно явно не с хайвея, где движение гудело ровным мерным звуком, а прямо из-за моей спины.
Я нагнулась, схватила Ричи за руку. И вытащила его из машины, несмотря на то что он сопротивлялся и цеплялся за дверь свободной рукой. Мои пальцы крепко вцепились ему в мускулы, я чувствовала кость в его предплечье.
— Ричи, — шепнула я, обвила руками его шею и положила голову на плечо.
На какое-то время он напряженно замер, словно окостенел в моих объятиях. Потом по телу его пробежала дрожь и он расслабился. Обхватил меня руками.
— Так ты моя? — переспросил он.
— Твоя, — отвечала Таванда.
— Значит, ты будешь делать то, что я скажу? — спросил он голосом маленького мальчика.
— Все, что захочешь.
— Опусти руки по швам, — приказал он.
Я повиновалась.
— Замри, — последовала новая команда.
Он отошел назад и принялся меня изучать. Обошел вокруг, разглядывая мое тело со всех сторон.
— Подожди-ка секундочку, возьму фонарик. — Ричи, открыв багажник, вынул оттуда длинный фонарь и включил. Яркий луч скользил по моей груди, по шее. — Я тебя сотворил, — кивнул он. — Я сотворил тебя. Ты была хороша. Почти столь же хороша, как и первая. Теперь еще разок покажи мне руки.
|
|
|
Я протянула ему руки, и он внимательно рассмотрел мои почерневшие пальцы. Улыбнулся, поднял глаза и встретился со мной взглядом.
— А ведь я собирался тебя навестить, — сообщил он. — Когда бы покончил с этой. Мне хотелось взглянуть на тебя.
— Я не могла ждать, — ответила Таванда.
— Не разговаривай, — мягко приказал Ричи.
Не разговаривай! Таванда и Мэри восприняли эти слова как должное, но мне, Шейле, надоело, что все велят мне замолчать. Что мне было терять?
С другой стороны, что я могла сказать? Я даже не знала, чего хочу. Сложно было противостоять Тавандиной любви к Ричи. Она пылала внутри меня, ярко горела под кожей: ведь это было все, что у меня осталось от жизни.
— Ты закричишь, когда я скажу? — голосом маленького мальчика спросил Ричи.
— Да, — согласилась Таванда.
Но внезапно все вокруг нас вспыхнуло ярким светом, а из темноты за его пределами донеслись голоса, усиленные мегафоном:
— Не двигайся, приятель! Руки за голову!
Ричи заморгал и медленно поднял руки: в одной поблескивал нож, в другой — фонарь.
— Отойдите от него, мисс, — велел другой голос.
|
|
|
Я не мигая огляделась вокруг: слепящий, резкий свет был мне нипочем. Но я не могла заглянуть за освещенный круг. И не знала, кто говорит.
— Мисс, отодвиньтесь от него, — донесся из темноты уже другой голос.
— Подойди ко мне, — шепнул Ричи, и я шагнула к нему. Выпустив из рук фонарь, он схватил меня, приставил нож к шее и заорал: — Ни с места!
— Шейла! — На сей раз подала голос Марти, мегафона у нее не было.
Я посмотрела туда, откуда донесся ее голос.
— Шейла, отойди же от него! — вопила Марти. — Ты что, хочешь, чтобы он убежал?
Таванда хотела этого. И Мэри тоже. Ведь они наконец отыскали то, к чему стремились, попали туда, где должны были быть. В кольце рук Ричи мое тело пылало, но жар был спокойный и ровный.
Он приставил лезвие еще ближе к моей вывернутой шее. Я едва ли не чувствовала острие ножа. Я вновь положила голову ему на плечо и украдкой любовалась лицом Ричи. От яркого света его глаза выглядели более синими. Рот был приоткрыт; поблескивала влажная изнутри нижняя губа. Он заглянул мне в лицо, и уголки губ искривила легкая усмешка.
— Отлично, — шепнул он мне. — Теперь нам надо забраться в машину.
Ричи повысил голос, обращаясь к темноте:
— Делайте, что я приказываю, и не приближайтесь!
|
|
|
Загородившись мною как ширмой, он пинком закрыл заднюю дверцу, обошел машину и добрался до водительского места. Двигаясь тандемом, мы оказались за рулем, и руки Ричи отпустили мою шею.
— Оставайся ближе ко мне, — сказал он. — Переберись чуть пониже. Так, чтобы я смог переключать передачи, но будь ближе ко мне.
— Шейла! — крикнула Марти.
Окно со стороны водителя было опущено.
Ричи завел машину.
— Шейла! На заднем сиденье живая женщина!
Таванде было все равно, и Мэри тоже, и я вовсе не была уверена в том, что это интересно мне. Ричи переключил передачу с нейтральной на первую и перенес ногу с педали тормоза на газ. Я чувствовала, как движутся его ноги под моим левым плечом. С заднего сиденья донесся приглушенный стон. Я взглянула в лицо Ричи. Он улыбался.
Когда он собрался дать полный газ, я потянулась вверх — туда, где на рулевой колонке была коробка передач, — и перевела механизм на парковку. Затем сломала рычаг переключения передач.
— Ты обещала слушаться меня, — упрекнул он, вглядываясь в мое лицо.
Ричи выглядел так, словно его предали: глаза широко распахнуты, брови нахмурены, линия рта обмякла… Двигатель рычал, но машина не трогалась с места.
|
|
|
Во мне полыхнул огонь. На этот раз он причинил мне немалую боль в наказание за то, что я сделала больно Ричи. Мука скрутила меня. Я закашлялась, подавилась собственным языком, горло распухло и запылало, как в огне; запястья и лодыжки тоже горели, и грудь жгло неимоверно, а между ног бушевал целый столб пламени, устремлявшийся вверх, в меня… Я хотела попросить прощения, но лишилась голоса.
— Ты же обещала, — голосом маленького обиженного мальчика повторил Ричи, глядя вниз, на меня.
Я кашляла. И чувствовала, как силы покидают меня, руки и ноги коченеют, как, впрочем, и полагается трупу. Я с мольбой подняла парализованные руки ладонями вверх так высоко, как только смогла, но теперь я могла лишь сгибать локти. Таким был последний жест Таванды.
— Не двигайся, — послышался голос. — Руки на руль.
Мы обернулись на голос. Рядом с машиной стоял человек и через открытое окно целился в Ричи.
Рука Ричи, минуя руль, незаметно потянулась ко мне.
— Еще одно движение, и я стреляю, — предупредил мужчина. Рядом с ним возник еще один человек; первый немного подвинулся, все так же держа голову Ричи под прицелом, а второй надел на Ричи наручники.
— Вот и все, — проговорил первый, и оба они — первый и второй — вздохнули с облегчением.
Скрючившись, я лежала на сиденье: руки согнуты в локтях, ноги — в коленях. Когда они вытащили Ричи из машины, я соскользнула с его коленей и так и осталась лежать окоченевшей. Шея изогнулась под неестественным углом, голова откинулась на сторону.
— Ей нужна медицинская помощь! — крикнул кто-то.
Я слышала, как с заднего сиденья вытаскивают женщину, и размышляла о смерти Таванды и Мэри.
Таванда подняла меня из могилы и унесла за столько миль от нее. Мэри, должно быть, умерла в тот час, когда бабушка прокляла меня и выгнала из дома. Но Шейла? Можно сказать, что я была годами беременна Шейлой, и родилась она в могиле. Она все еще смотрела на мир моими глазами и слышала моими ушами, пусть даже остальная часть меня умерла. Шейла бодрствовала во мне и все чувствовала в то самое мгновение, когда смертная боль уступила место ясным воспоминаниям о том, что вытворял со мной Ричи, пока в последний раз не накинул мне на шею петлю.
— Да она в стадии трупного окоченения! — воскликнул кто-то.
Я почувствовала на руке манжетку аппарата, измеряющего давление. Мое тело соскользнуло с сиденья, съехало к двери.
— Погоди, — сказал кто-то еще, — мне надо сфотографировать.
— О чем вы говорите? — послышался еще один голос. — Всего десять минут назад она ходила и говорила!
Вспышки сверкали у меня под носом, но я не мигала.
— Ты что, с ума сошел? — снова заговорил первый. — Даже скоротечное трупное окоченение не наступает так быстро.
— Спроси кого хочешь, Тони. Мы все ее видели.
— Попытайся нащупать пульс. Может, он просто поддерживал ее и передвигался с ней как с куклой? Но это не объясняет…
— Ты закончил со снимками, Крейн? — спросил один из полицейских. Потом он же весело обратился ко мне: — Давай-ка, подружка, вставай скорее. Что ты лежишь здесь и позволяешь ему фотографировать тебя, словно какой-нибудь труп? Ты же не знаешь, что он потом сделает с твоими фотографиями.
— Подожди, когда здесь не останется гражданских, а потом уж шутки шути, — сказал кто-то другой. — Может, она просто в шоке.
— Шейла? — со стороны пассажирской дверцы раздался голос Марти.
— Марти, — слабо шепнула я.
Я задыхалась.
— Шейла, ты сделала это. Ты смогла.
Что сделала? Позволила ему меня убить, а потом убить во второй раз? Внезапно я так разозлилась, что просто не смогла лежать недвижимой. Гнев напоминал прежде живший во мне огонь, но не такой сильный и явственный. Я вздрогнула и села.
Кажется, теперь воздух с трудом ловил мужчина со стороны водительского сиденья.
— Вот видите! — торжествующе воскликнул тот, кто ратовал за теорию шокового состояния.
У одного из них в руках оказался фонарик, и он направил луч на меня. Я вздернула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза, тоненькие косички рассыпались по плечам.
— Господи!
— Боже мой!
Они попятились.
С трудом пропустив воздух в распухшее горло, я сказала:
— Мне нужно прокатиться. Вы хотите пощупать мне пульс? Думаю, не стоит этого делать, сами здоровее будете.
Марти вновь подала мне свою куртку. Мы вместе ехали в «кролике», за нами следовали машины полицейских и фургончик судебно-медицинских экспертов. Марти лучше меня самой знала, где нашла меня.
— Как тебя зовут на самом деле? — спросила она по дороге. — Могу ли я с кем-нибудь связаться и рассказать о тебе?
— Нет. Для них я уже несколько лет как мертва.
— Ты уверена в этом? Ты хоть созванивалась с ними?
Я призадумалась, а потом спросила:
— Если бы твоя дочь стала проституткой, а потом умерла, ты бы хотела узнать о таком?
— Да, — тут же ответила Марти. — Всегда лучше знать горькую правду, чем пребывать в неведении.
Я опять немного помолчала, а потом назвала имена родителей и их телефон. По правде говоря, меня не заботило, расстроит их новость или нет.
Марти подала мне маленький блокнотик и попросила записать, даже включила в салоне свет, чтобы было лучше видно. Вновь из моих пальцев ушла обжигающая боль. Держать ручку было ужасно неудобно, и все же я умудрилась написать то, что хотела Марти. Покончив с этим, я сунула блокнотик в ее сумочку и выключила свет.
— Где-то здесь, — сказала она через полчаса. — Тебе не кажется? Ты ничего не чувствуешь?
— Нет, — ответила я. Моя могила не давала о себе знать так, как звал меня Ричи. Фары «кролика» осветили три банки из-под кока-колы, лежавшие рядком у обочины, и я вспомнила, что уже видела эту гроздь жестянок, когда забралась по склону и вышла на дорогу. — Здесь, — сказала я.
Марти остановилась, следом за ней встали три полицейские машины. Кто-то дал мне фонарь, и я пошла по краю обочины, отыскивая собственные следы или что-то знакомое. Сломанный куст ежевики, раздавленный папоротник, дерево с причудливо изогнувшимися ветвями — все это осталось в моей памяти с полудня.
— Вон там. — Я показала вниз по склону.
— Хорошо. Не трогайте ничего, — отозвался полицейский по имени Джо.
Другой коп принялся натягивать вдоль дороги желтую ленту.
— Но…
Сейчас меня посетило странное чувство. Я подумала, что Шейла прожила ровно столько, сколько хотела. Мне ничего не было нужно — только одеяло из могильной земли, под которым я вновь забудусь вечным сном. Когда Джо пошел за чем-то к своей машине, я ступила на склон и направилась домой.
Я отбросила ветки с двух других женщин и легла рядом с их телами, думая о своей короткой жизни. Кому-то я помогла, кому-то — причинила боль, и столько же я успела сделать за свои две первые жизни.
Я посыпала свое тело землей, даже на лицо насыпала и не моргала, когда земля попала в глаза. Но потом подумала, что рано или поздно меня увидит Марти, которой, наверное, лучше видеть меня с закрытыми глазами. И я их закрыла.
Майкл Суэнвик
Мертвый
Майкл Суэнвик является автором романов «Кости земли» («Bones of the Earth»), «Яйцо грифона» («Griffin's Egg»), «В зоне выброса» («In the Drift»), «Дочь железного дракона» («The Iron Dragon's Daughter»), «Джек Фауст» («Jack Faust»), «Путь прилива» («Stations of the Tide»), «Вакуумные цветы» («Vacuum Flowers») и «Драконы Вавилона» («The Dragons of Babel»). Его рассказы печатались в «Azimov's», «Analog» «F&SA», выходили в сборниках «Фауст из табакерки» («Cigar-Box Faust»), «География неведомых земель» («А Geography of Unknown Lands»), «Ангелы гравитации» («Gravity's Angels»), «Лунные гончие» («Moon Dogs»), «Азбука Пака Эйлшира» («Puck Aleshire's Abecedary»), «Сказки старой Земли» («Tales of Old Earth») и «Пес сказал гав-гав» («The Dog Said Bow-Wow»). Он является лауреатом многочисленных премий, в том числе «Хьюго», «Небьюла», премии Стар-джона, журнала «Локус» и Всемирной премии фэнтези.
Рассказ «Мертвый» впервые увидел свет в издании «Starlight 1» и был финалистом премий «Небьюла» и «Хьюго». В нем вы найдете и зомби, и безжалостных бизнесменов — трудно сказать, кого надо бояться больше. Но на этот раз зомби никому не угрожают — они являются товаром, предметом роскоши, который можно приобрести в свободной продаже.
Наш столик обслуживали три мальчика-зомби в одинаковых красных куртках: приносили воду, зажигали свечи, смахивали крошки между переменами. Их темные, внимательные, безжизненные глаза резко выделялись на фоне бледной кожи, настолько белой, что в приглушенном свете казалось, будто она светится. Я бы отнес их присутствие на счет дурного вкуса, но как сказала Кортни:
— Это Манхэттен. Легкий, продуманный вызов вкусу здесь в моде.
Один из мальчиков, блондин, принес меню и ожидал нашего заказа.
Мы оба заказали фазана.
— Прекрасный выбор, — откликнулся мальчик чистым, бесстрастным голосом.
Он удалился, но вскоре вернулся, держа в руке связку только что задушенных птиц, и предложил нам сделать выбор. На момент смерти ему было не больше одиннадцати, а его кожа отличалась тем редким цветом, который знатоки называют «матовое стекло» — гладкая, без единого пятнышка и почти прозрачная. Я не сомневался, что он стоил целое состояние.
Мальчик собирался уходить, но, повинуясь неожиданному импульсу, я тронул его за плечо. Он повернулся ко мне.
— Как тебя зовут, сынок? — спросил я.
— Тимоти.
С такой же интонацией он мог перечислять фирменные блюда. Он подождал еще секунду — убедиться, что дальнейших распоряжений не последует, — и покинул нас.
Кортни проводила его взглядом.
— Он бы чудесно выглядел обнаженным, — мечтательно произнесла она. — В лунном свете, у обрыва. Определенно у обрыва. Возможно, того самого, где встретил свою смерть.
— Вряд ли он бы так хорошо выглядел, если бы в свое время упал с обрыва.
— О, не будь таким занудой.
Официант принес наше вино.
— «Шато Латур 17»? — Я поднял брови.
Лицо официанта отличалось сложностью черт — такие любил писать Рембрандт. С беззвучной легкостью он разлил вино по бокалам и исчез в полумраке ресторана.
— Бог мой, Кортни, ты соблазнила меня при помощи более дешевой марки.
Она покраснела, но без удовольствия. Карьера Кортни продвигалась успешнее моей. Если подумать, она продвигалась успешнее меня во всем. Мы оба понимали, кто умнее, обладает лучшими связями и имеет большую вероятность получить угловой кабинет с дорогим антикварным столом. Единственным моим преимуществом на рынке брачных предложений оставалась принадлежность к мужскому полу. Чего было вполне достаточно.
— Это деловой ужин, Дональд, — ответила она. — Ничего больше.
Я придал лицу выражение вежливого сомнения, поскольку по опыту знал, что оно приведет Кортни в ярость. И, приступая к фазану, пробормотал:
— Несомненно.
Мы не затрагивали важные темы до десерта, но наконец я спросил:
— Как идут дела у Лоэб-Соффнер?
— Планируем расширение компании. Джим готовит финансовую часть предложения, а я занимаюсь персоналом. Мы думали о тебе, Дональд. — Она одарила меня хищным блеском зубов, который означал, что Кортни положила глаз на желаемое.
Кортни даже с натяжкой нельзя было назвать красивой женщиной. Но от нее исходила некая свирепая аура, будто что-то первобытное удерживается в тугой и ненадежной узде, и эта аура заставляла меня неудержимо ее желать.
— Ты талантлив, склонен к авантюрам и не слишком крепко держишься за свое место. Нам как раз требуются люди с подобными качествами.
Она поставила на стол сумку и достала из нее сложенный лист бумаги.
— Вот наши условия.
Кортни подвинула лист к моей тарелке и с наслаждением принялась за свой торт.
Я развернул бумагу.
— Но ведь это перевод без повышения.
— Зато неограниченные возможности для продвижения, — ответила она с полным ртом. — Если ты хорошо себя покажешь.
— Хм…
Я проверил обещаемый социальный пакет — он полностью соответствовал тому, что я имел сейчас. И моя теперешняя зарплата, с точностью до доллара; не иначе как мисс Соффнер хотела показать свою осведомленность. Предложение также включало право на приобретение акций компании.
— Странные условия для перевода.
И снова эта улыбка, словно акулий плавник в мутных водах.
— Я знала, что тебе понравится. Мы составили предложение по максимуму, потому что нам нужно получить твой ответ в короткие сроки, лучше всего сегодня. В крайнем случае завтра. И без торгов. Нам необходимо оформить договор как можно скорее. Когда дело станет достоянием общественности, разразится буря. Мы собираемся поставить фундаменталистов и либералов перед свершившимся фактом.
— Господи, Кортни, что за чудовище ты собираешься запустить в мир на этот раз?
— Огромное. Больше, чем «Эппл». Больше, чем «Хоум Виртуал». Больше, чем «Хай-Вак-IV», — с наслаждением произнесла Кортни. — Ты когда-нибудь слышал о биологических лабораториях Кестлера?
Я отложил вилку.
— Лаборатории Кестлера? Вы решили торговать трупами в розницу?
— Я тебя умоляю. Посмертными биологическими человеческими ресурсами. — В ее легком тоне слышалась должная ирония. И все же мне показалось, что я также уловил небольшую неловкость касательно природы товара.
— Вы на них много не заработаете. — Я махнул рукой в сторону наших заботливых официантов. — Они составляют от силы два процента от годового дохода. Зомби — это предмет роскоши: прислуга, обслуживающий персонал реакторов, голливудские каскадеры, экзотические услуги, — (мы оба знали, что я имею в виду), — максимум несколько сотен в год. На них нет спроса. Слишком велико отвращение.
— Недавно произошел прорыв в технологиях. — Кортни подалась вперед. — Они научились устанавливать инфрасистемы и чипы управления и готовы предложить новый продукт по заводской цене не дороже новой малолитражки. Что намного выше рентабельности производственных рабочих. Посмотри на предложение с точки зрения обычного фабриканта. Он и так урезает все затраты, а оплата труда выжимает из него последние соки. Как еще ему конкурировать на сокращающемся потребительском рынке? А теперь представь, что он покупает наш пакет. — Она достала перьевую ручку и начала выписывать пункты на скатерти. — Никаких компенсаций. Никаких страховых обязательств. Никакой оплаты больничных. Никакого хищения. Мы говорим о возможности сократить затраты на персонал на две трети. Как минимум! От такого предложения невозможно отказаться, и мне наплевать на отвращение. По предварительным подсчетам, уже за первый год мы продадим пятьсот тысяч единиц.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 106; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!