ЧАСТЬ 4. БУДНИ ДУРДОМА 2 (NEW) 14 страница
— Блядь, дура, пуговицу расстегни, — завопил опять Нандзя, видя как Синильга изо всех сил дергает его штаны вниз, а они дальше бедер не спускаются.
В это время на полу развалился муж-алкоголик, которого играл Гну. И еле перекатываясь с бока на бок, базлал во всю глотку:
«…И шумели камыши
Элегантные как лани,
Шли по лесу алкаши,
Громко пели и рыгали….»
— Эй, мразь, помой-ка мне мои ботинки, — заорал он, закончив свою песенку, — я гулять пойду. Синильга тут же бросилась к «муженьку» ненаглядному и стала драить его ботинки, но не успела она дочистить и один, как услышала крик дружка, который уже со спустившимися до колен штанами, в широких семейных трусах в зеленую клеточку разгуливал по периметру комнаты, стараясь не срезать углы:
— Где тут туалет? Эй, дура, веди меня к унитазу, пока я не обоссался.
— Да, блядь, заебали, я же не могу разорваться, — стала психовать, пуская нюни, Синюшняя и ебнулась на пол, не соображая, за что браться: то ли дочищать ботинки Гну, то ли вести в туалет Нандзю.
— А-а-а, то-то же, не нравится семейная жизнь? — начала поучение Ксива, — а мечтать-то приятно было? Вот теперь смотри, что на самом деле ждет тебя в жизни.
— Мама, мама, я хочу какать, — вдруг послышался голос Сантоши, который играл роль выпиздыша.
— О, боже! Это уже слишком! — истерично завопила Синильга под громкий хохот рулонитов, — пошли нахуй!!!
— Давай, давай, Синильга, просветлевай, — стали подбадривать ее ученички, — лучше сейчас целостно пройди эту практику, чтобы потом по-настоящему не пришлось жить в этом аду.
|
|
|
Дура, вытерев свои сопли и слюни, встала, отряхнулась и вновь попыталась войти в роль свиноматки-рабыни, прислуги для бомжа.
— Пьяная морда, утопила бы тебя в этом унитазе, — бурчала себе под нос Манда, закинув на себя руку Нандзи, «набухавшегося дружка» и таща его в туалет. При этом Нандзя, почувствовав опору, практически совсем перестал переставлять свои ходули, волоча их по полу.
— Иду, смотрю, сидит младенец проспиртованный, вечно молодой и пьяный, — пьяно бормотал про себя Нандзя.
— Мама, я уже описался, — снова раздался голос выпиздыша. И Синильга, как примерная свиноматка, бросив «пьяного дружка» прямо возле унитаза, побежала к Сантоше, который сидел в луже, растекающейся по всему полу.
«Фу, блядь, неужели Сантоша по-настоящему нассал», — с отвращением подумала она, принюхиваясь к луже, но, увидев опрокинувшуюся бутылку с минеральной водой, облегченно вздохнула и стала поднимать «выродка» из лужи.
— Эй, хозяйка, я посрал, вытри мне жопу и смой говно, — вдруг опять послышался голос Нандзи из туалета.
Синильга тут же обратно посадила в лужу Сантошу и поскакала выручать пьяного дружка. Но когда она почувствовала самую настоящую вонизму, то поняла, что Нандзя в отличие от Сантоши совсем даже не пошутил.
|
|
|
«Блядь, так он по-настоящему насрал полный унитаз», — с ужасом обнаружила Синильга, затыкая себе нос, увидев полный унитаз говна.
— Почему это я должна говно за всеми смывать? — завозгудала Манда Гандоновна.
— А ты как хотела? Вот она — реальность, которая тебя поджидает каждую секунду, если ты не откажешься все-таки от своего говна, не избавишься от ебучих мечтаний и сентиментальных чувствишек, — обрадовала ее Аза.
— Ну, не у всех же так бывает, — стала оправдываться опять дура, — есть же нормальные, благополучные семьи.
— Н-да, это тебе тоже мама любимая рассказала? — спросила идиотку Элен, с отвращением посмотрев на нее, бесясь, что та не принимает истину, — именно из-за такой «счастливой» и «благополучной», как ты говоришь, жизни, твоя погань постоянно ходила вся в синяках и с разбитым ебальником. Именно из-за охуенной любви она подтирала блевотину твоего отца.
— Ну и что, не у всех же так, — ревела Синильга, стоя перед унитазом с говном, от которого уже начал постепенно отползать со спущенными штанами Нандзя, не дожидаясь, пока ему вытрут срандель.
|
|
|
— Мама мне сказала, что мне повезет, что я особенная, — продолжала ныть Синька.
— Ну и вспомни хоть одного счастливчика, которому повезло. А этот бред все матери говорят своим дочерям, но принца почему-то никто так еще и не нашел, — поучала Ксива.
— Но тебе повезло, дура, в том, — встряла в разговор Аза, — что ты по счастливой случайности встретила настоящего живого Просветленного Мастера, ты встретила Гуру Рулона, и теперь он тебе объяснил, как в жизни все на самом деле происходит и во что все это может вылиться, если ты сейчас не отбросишь всю ересь, которую тебе погань внушила.
— И лучше сейчас пройти все на игровых ситуациях, — продолжила Элен, чем потом на самом деле все это пережить на своей шкуре, когда не будет рядом Рулона, который сейчас все тебе объясняет.
— Давай, смывай унитаз! — крикнула неожиданно Ксива, отчего Синильга вздрогнула и обнаружила, что стоит, бессмысленно вылупившись на кучу говна. От крика она дернула за ручку бачка, и вода потекла, толкая вперед говно, которое так сильно прилипло, что никак не падало вниз, а дура шизофреничным взглядом наблюдала столь «интересный» процесс.
— Эй, дебильная, ты долго будешь на говно медитировать? — окликнула ее Элен, — давай быстро вали в кладовку убираться. И Синильга, тупо подчинившись, с бессмысленным ебальником поперлась в кладовку.
|
|
|
Новогодняя елка
Тем временем толпа рулонитов прикалывалась в соседней комнате в еще одной веселой практике. Достирав очередную партию носков, к общему веселью присоединился Мудила.
«Ой, бля, че тут без меня происходит», — подумал Муд, увидев, что рулониты собрались вокруг какой-то бабы, судя по всему, очередной новенькой и что-то старательно ей втемяшивают. Кстати, новенькие в Рулон-холле всегда очень резко отличались от всех остальных своей зачморенностью, зашуганностью и зажатостью. Вот и сейчас эта баба, метра два высотой стояла в середине круга, вжав голову в плечи и сцепив руки на пизде, смотрела зашуганным взглядом на разбитную, веселую толпу учеников, которые бурно крича, смеясь, размахивая руками, наперебой пытались донести до нее какую-то истину.
— Мы тебя будем звать Дылда, — сказал Гнилой харчок, осмотрев снизу вверх длинную как шпала самку, — ты согласна? А впрочем, по хуй согласна или нет, у нас тут быстро ко всем духовные имена приклеиваются, — сказал Гнилой харчок и все его поддержали радостными криками и улюлюканьем.
— Эй, Дылда, сейчас тебе нужно ярко накраситься, нарядиться, сделать красивую прическу, так как скоро будет костер, — выкрикнула чу-Чандра.
«О, Боже, что за костер, — зассала Дылда, перебирая в своей репе разные образы, как она наряжается, а потом ее кидают в костер, — ой, мама, куда я попала, они че — сатанисты? Да, точно, сатанисты. Они и ведут себя как-то припадочно и еще на какой-то костер меня хотят затащить», — еще больше накручивала себе образы Дылда, с ужасом в глазах посмотрев на бурную толпу.
— Чего это ты так испугалась, никто тебя жечь не собирается, — словно прочитала мысли идиотки чу-Чандра, — это костер, на котором рушатся все иллюзии и мамкины установки, где в лучах истины, которые излучает Гуру Рулон, сгорают все старые ложные, внушенные представления, и тогда у тебя появится возможность стать нормальным свободным человеком.
Услышав такое объяснение, Дылда слегка расслабила булки: «Фу, ну, слава богу, хоть не настоящий костер. Но почему они такие все шумные, мама мне говорила, что взрослым не положено громко смеяться, нужно сдерживать свои эмоции. И вообще нужно быть серьезным и загруженным».
— Ты че такая хмурая, хоть улыбнись, — стала ее подбадривать Вонь.
— Видишь, это мать-дура сделала тебя такой закомплексованной. А мы тут раскрепощаемся и становимся детьми. Вспомни, как тебе было радостно и весело в детстве и входи в такое веселое, непосредственное, беззаботное состояние, — говорила Вонь.
— Но ведь я уже не маленькая, — еле слышно осмелилась возразить Дылда, чем вызвала еще большее веселье.
— Знаем мы эту песенку, — заявил Пидор сельский, — нам всем это говорили, что радоваться и смеяться мы могли только в детстве, а теперь пришло время становиться взрослым, а значит, становиться серьезным, костным, отождествленным, загруженным непонятно чем, омраченным. А для чего? А чтобы заводить семью, рожать выпиздышей, то есть намеренно калечить себе жизнь. А тебе это надо, лично тебе?
— Не знаю-ю-ю-ю, — протянула Дылда, — все же так живут.
— В том-то и дело, что мы об этом никогда даже и не задумывались, а просто тупо действовали как зомби по вмонтированной программе. Но лично тебе это надо? Вспомни, чего ты хотела в детстве? Неужели ты хотела создавать семью? Неужели ты хотела вкалывать на заводе, быть подстилкой для мужа-алкоголика?
— Не-е-е-т, — с недоуменным выражением лица помотала головой Дылда, — я, наоборот, в детстве всегда смотрела на взрослых и говорила себе, что я никогда не буду такой скучной, что я всегда буду играть в песочнице, есть конфеты, мороженое, кататься на карусельках.
Пока Дылда вспоминала свое детство, на ее лице появилась улыбка, в глазах вместо зашуганности появилась радость. И она стала себя чувствовать более свободно и легко.
— Вот посмотри теперь на себя, пока ты рассказывала о своем детстве, даже просто от воспоминаний, от мыслей о детстве тебе стало хорошо, — сказала Вонь.
— Да, действительно, — сделала для себя открытие Дылда, — так что, человек не должен быть взрослым никогда?
— Конечно! Все это мышиный маразм! Нам было хорошо и весело в детстве, потому что мы находились в сущностном состоянии и делали то, что хотела наша сущность, — сказала чу-Чандра, бурно жестикулируя, выпучив свои ярко раскрашенные глаза.
— А потом напали всякие маразматичные бабушки, дедушки, тети, дяди, — поддержал живую, эмоциональную беседу Гнилой харчок, — дружно стали забивать нашу сущность и формировать ложную личность, внушая, что мы должны получать высшее образование, создавать семью и прочую ахинею.
— Но мы больше не будем быдлом, а будем всегда детьми, — стали лозунгами выкрикивать рулониты, веселясь под разбитную музыку.
— Мы будем жить в свое удовольствие, мы будем развиваться, совершенствоваться, ибо только в этом истинное счастье!!!!!!
«Вот это да, об этом я никогда не задумывалась, — загрузилась Дылда, уже с радостью посмотрев на рулонитов, — какие они веселые и свободные, я тоже хочу быть такой. Как тут хорошо и радостно! Здорово! А я и не думала, что детство может продолжаться всю жизнь».
— Ну, что вступаешь в ряды секористов? — закричал Пидор сельский, с вызовом посмотрев на Дылду.
— Да! — неожиданно для всех с несвойственной для нее уверенностью выкрикнула Дылда.
— О-уе! Да! А теперь давай, забивай этих мышей проклятых, которые хотели изуродовать всю твою жизнь. И первая для тебя практика — это скинуть с себя все свои лохмотья и надеть на себя красивые, шикарные наряды, как у нас, — заявила чу-Чандра, показывая себя.
Но Дылда, посмотрев на чу-Чандру, одетую в сексуальный наряд: в ажурных колготках, в мини юбке, в гипюровом лифчике и с кучей разных украшений, вдруг почувствовала, как внутри нее поднимается волна дискомфорта.
«Ой, мама говорила мне, что нехорошо так одеваться, неприлично, так ходят только женщины легкого поведения, а я должна быть скромной, лишний раз никогда не высовываться», — стала она вспоминать, как мать ей всю одежду всегда покупала на вырост, заставляя ходить в длинных до пят, как у старух, юбках, в блузках с длинными рукавами, и не дай бог одеть «декольте» или что-то просвечивающее.
— Эй, что с тобой? — стал размахивать руками Гнилой харчок перед застывшим взглядом Дылды, — у тебя что, кататонический ступор?
— Ну, давай смелей, наряжайся, — стали подбадривать Дылду рулониты, пододвигая к ней огромные коробки со всевозможными нарядами, украшениями, цветами и прочими красивостями. И через несколько секунд Дылда буквально утопала во всей этой красоте, но от этого ее ебальник только еще больше вытянулся.
— Я не-е-е могу это одеть, — кое-как, заикаясь, сказала она.
— Почему? — искренне удивилась Пухлорожая, откусив большой кусок торта и вытирая ладонью рот от крема, размазывая при этом губную помаду по всей морде.
— Я никогда такого не носила, я не умею так одеваться как вы, — призналась Дылда, посмотрев на ярко разнаряженных самок, которые окружали ее.
— Правильно, еще бы, мать этому не учила. И мы тоже никогда этого не умели, — сказала чу-Чандра, — так давай, начинай учиться прямо сейчас.
Но мамочкины установки настолько сковали Дылду, что она не могла ни сдвинуться с места, ни что-либо думать или говорить. Видя такое замешательство мамочкиной дочки, рулониты переглянулись и, почесав затылки, стали думать, что можно предпринять в этой ситуации. Наконец, Вонь Подретузную осенило:
— Слушай, Дылда, а какой твой любимый праздник был в детстве?
— Новый год, — не задумываясь, сказала та.
— А что ты обычно одевала на Новый год?
Дылда снова погрузилась в воспоминания своего беззаботного детства и начала рассказывать:
— Я помню, что когда отец приносил в дом елку, коробки с елочными игрушками, мишурой и гирляндами, сначала я наряжала елку, потом долго любовалась ее сказочной красотой, а потом думала: «Я тоже буду такой красивой, как елочка», и тогда я начинала сама себя увешивать елочными игрушками, разноцветным дождиком, сыпала на голову конфетти, разные блестки и так ходила весь праздник, воображая себя королевой всех елок.
— Вот это то, что нужно! — обрадовалась Вонь Подретузная, — и теперь ты сделаешь то же самое, нарядишься в елку, а мы тебе поможем.
— Уау! Вот это веселье! — поддержали радостными возгласами рулониты идею Вони и тут же разбежались за елочными игрушками, оставив недоуменную Дылду одну. Буквально через несколько минут перед Дылдой оказалась куча коробок, сумок с разноцветной мишурой, гирляндами и елочными игрушками разной причудливой формы.
чу-Чандра с Вонью Подретузной набросились на Дылду и стали стягивать с нее длинную бледно-голубого цвета юбку, затем розовую с мышиными рюшечками блузку. Дылда, не успев опомниться, просто подчинилась, еще не совсем врубаясь, что происходит. И когда она осталась в одном нижнем белье, то самки стали напяливать на нее новую одежду.
— Да-а-а, наверное, тебе этот комплект бабушка покупала, — оценила чу-Чандра, увидев на Дылде грязно-телесного цвета, безобразно грубой формы бюстик и белые в розовый цветочек трусы, которые скорее были похожи на панталоны.
— Н-да, так дело не пойдет, — поддержала чу-Чандру Вонь Подретузная, — нижнее белье у женщины должно быть такое, которое подчеркивало бы ее женственность. Давай, одень вот это, — и Вонь протянула Дылде красивый комплект нижнего белья.
Когда Дылда через пять минут вернулась из ванной в красивых плавках бикини, спереди украшенных ажурными чуть ли не ручной работы цветочками и в шикарном бюстике, то продолжился процесс одевания. На нее нацепили капроновые черные чулки, яркий топик и юбку как у балерины, а затем сверху такого своеобразного наряда стали нацеплять елочные украшения. Выбрав пышную красно-синюю мишуру, чу-Чандра стала обматывать ею жирафью шею Дылды в несколько оборотов. В это время Вонь Подретузная к лифчику на месте сосков пришивала два огромных стеклянных шара с яркими завитушками и блестками. Вокруг юбки Пухлорожая, протыкая иголкой пальцы, так как мать не научила ее даже этому, пыталась пришить елочные игрушки: мишек, гномиков, белочек. Гнилой харчок, отрыв в одном из ящиков две деревянные кедровые шишки, стал приделывать их к здоровым клипсам и когда все было готово, нацепил их на уши Дылды.
— А-а-а, больно, — взвыла та от боли.
— Ничего, терпи, красота требует жертв, — довольный, сказал Гнилой харчок.
Пидор сельский, отрыв модельные туфли на высоком каблуке, стал делать на них новогоднюю аппликацию, вырезая из разноцветной фольги разные узоры и сажая их на клей «Момент». Гуруну досталась нелегкая задача. Он, взяв основательную массажку с жесткими зубчиками, пытался сделать Дылде начес и уложить волосы в красивую пышную прическу. Но вместо этого у него получалось только разлохмачивать короткие волосы Дылды. Дылда же в это время, стараясь облегчить страдания Гуруна, который максимально вставал на носочки, выпрямляя руки, чтобы достать до головы Дылды, слегка приседала, хоть немного уменьшаясь в росте. Но, в конце концов, Гурун не выдержал, подставил стул и, встав на него, продолжил свое нелегкое занятие. Мудила же в это время выполнял не менее сложное задание, пытаясь, как только мог, сделать макияж Дылде. Вспоминая прошлые уроки, которые ему давали жрицы, когда он становился девочкой, Мудозвон набрал разноцветные карандаши, подводки, тени и стал размалевывать Дылду.
— Фу, че это такое вы мне намазали, — стала плеваться Дылда, ощутив, что ее губы как будто начинают твердеть.
чу-Чандра пригляделась к ее губам и громко заржала.
— Ха-ха-ха, еб твою мать, Мудя, на хуя ты ей губы лаком для ногтей намазал, придурок.
И все громко захохотали.
— Ой, точно, а я долго думал, что это такое, — в растерянности затараторил Мудозвон и, схватив бутылку с ацетоном, стал старательно мочить им ватку и оттирать лак с губ Дылды, которая, сморщившись, как высохший огурец, еще сильнее стала отплевываться.
В конце этой веселой процедуры на Дылду как попало понавешали разные воздушные шарики, дождики, мишуру, и теперь перед всеми стояла самая настоящая и очень высокая новогодняя елка. Рулониты завизжали и громко захлопали.
— Ну вот, совсем другое дело! Как ты себя чувствуешь? — спросил Гурун.
— Как в детстве, — растянув рот в широкой улыбке, сказала Дылда с сияющими глазами. И тут вдруг откуда-то выбежал кот Рулона и, увидев болтающийся дождик на Дылде, схватил один конец зубами и стал с ним играться, бегая вокруг новоявленной елки.
— Вот видишь, в таком виде даже кот обратил на тебя внимание, — прикололись рулониты.
— А теперь быстро все в зал, скоро костер начнется! — позвал всех Сантоша.
И толпа радостных учеников ринулась наперегонки в зал, к встрече с новой истиной.
Увидев огромный стол со множеством яств, ученики ломанулись занимать места и нагребать всего побольше в свои тарелки.
Чу-Чандра с Синильгой одновременно ломанулись к самому элитному месту, которое находилось совсем рядом с шикарным креслом Гуру Рулона и в то же время недалеко от хавчика.
— А ну, пошла отсюда, сука, это мое место, — рассвирепела чу-Чандра, увидев довольную пачку Синильги, которая уселась на это самое коронное место, еще ближе пододвинувшись к креслу Рулона.
— Кто не успел, тот опоздал, — спокойно ответила Синильга и, ухмыльнувшись, надменно посмотрела на чу-Чандру, которая буквально кипела от ярости, поставив руки в боки и выпучив свои огромные глазища.
— Ты че охуела, мандавошка, быстро свалила отсюда, пока я тебе не вмазала.
— Успокойтесь, дуры, нашли, когда разборки устраивать, — стал успокаивать их Гурун.
— А ты, лысый придурок, вообще заткнись, если не хочешь, чтобы тебе досталось, — тут же напала на него чу-Чандра.
— А, ну, пошла отсюда, корова, — не успокаивалась Чуча, и не в силах больше терпеть такой наглости со стороны Синильги, которая похоже не собиралась сдвигаться с места, напала на нее, вцепившись своими пальцами в ее начесанную шевелюру, которую Синильга старательно укладывала больше часа, и стала за волосы сдвигать ее с места.
— Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.
— Ты че, охуела, свинья, — взбесилась Синильга от такой выходки и тоже вцепилась в волосы чу-Чандры, сдирая с них все украшения.
Так две дуры теребили друг друга за волосы и не заметили, как в зал под возгласы и крики рулонитов забежал любимец публики, Учитель всех времен и народов, Гуру Рулон.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 147; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!