Сторож Прохор и зловещие мертвецы
Живые и не совсем мёртвые»
Сборник рассказов от портала stalker-book.com
«Живые и не совсем мёртвые»
Сборник рассказов от портала stalker-book.com
Аннотация:
Что мы знаем о зомби? Современная массовая культура наделила этих существ качественно новыми свойствами, и вот уже более тридцати лет под словом «зомби» понимаются мертвецы, восставшие из могил. Этот образ активно эксплуатируется в кинематографе и литературе. Зомби, ожившие под воздействием вируса, воскрешённые магией, разрозненные, объединённые коллективным сознанием, мутирующие в более развитых и более смертоносных существ, инциденты в отдалённых уголках Земли и даже полноценный зомби-апокалипсис – писатели и сценаристы предусмотрели и раскрыли всё, что только возможно. Или не всё?..
Содержание:
1.Сергей «ВолонтёрВечности» Фокин «Сторож Прохор и зловещие мертвецы»
2. Никита Сухарев «Вера ребёнка»
3. Сергей «StalkerGhoust» Городецкий «Любовь с привкусом крови»
4. Nemmo «Трое зомби вечерком…»
5. Сергей «StalkerGhoust» Городецкий «Плесень»
6. Артём «NeWPisaka» Чуприн «Zprorok»
7. Александр «Shita» Стасенко «Рядовой Петренко»
8. Виктор «Автор» Костенко «Дочь колдуна»
9. Николай «Ватер»Катайкин «Перезарядка»
10. Александр «Shita» Стасенко «Здравствуй, Ужас»
11. Евгения «Hunta» Гаврилова «Оружие. Задача выжить»
12. Дмитрий «RDS» Рябинин «Неугомонный зомби»
13. Иван "Marked_One" Климов «Надежда»
|
|
|
14. Денис «Intar» Курочкин «Крепость»
15. Александр "Gudron" Падерин «Мост»
Предисловие
Каждый сделает вывод для себя,
но не принимайте близко к сердцу,
это всего лишь мнение простого смертного.
Вики сообщает: «Происхождение самого понятия «зомби» остается до конца неясным».
Пусть и нет точного понятия, пусть нет понимания. Спроси обычного прохожего, кто такой зомби, и ответом будет: «человек, попавший под какое-либо влияние». «Человек», не монстр, не нелюдь, а именно человек. Влиянием может быть внешняя среда, кто-то со стороны, контролирующий сознание, но в любом случае, зомби – безвольный, ведомый. В таком случае данным термином можно назвать основную массу людей. Каждый находится под влиянием семьи, друзей, государства. Тогда проявление индивидуальности, способность выделиться из толпы говорит о том, что ты не зомби, ты человек. Под воздействием наркотических средств люди становятся легкой мишенью, бесполыми существами, никем. Уходя в мир сети, игры, не замечая никого и ничего вокруг, тоже становятся зомби. На самом деле все способы «уйти от себя» закрывают дверь в настоящее, создается аура отрешенности, возникает зависимость, становишься «зомби»?
|
|
|
Уходя в сторону от реальности, от существующей системы общества, мы говорим о типажах зомби, которые встречаем в фильмах, книгах, играх. Да, чаще всего это бывшие люди, восставшие из мертвых, те, кто выполняет что-то одно: ест, стреляет, просто бродит. Но кто или что делает их такими? Что испытывает человек перед тем как «обратиться»? Для чего существуют «зомби»? Выполняют ли они заданную программу, выступая в роли участников естественного отбора или это лишний, ненужный элемент?
Отвечая на поставленные вопросы, скажем:
- однобокий типаж говорит о нежелании создать новое, либо о страхе, что твое детище не будет принято;
- что чувствуют те, кто находится на грани между двумя сущностями? Ничего. Боль и отупение – это лишь иллюзия, создаваемая страхом перед неизвестным положением;
- целью зомби является увеличение числа себе подобных (как в реальности мы продолжаем свой род, только у них свой способ).
Для того, чтобы стать неотъемлемой частью этого мира надо стать ярким пятном, на которое все будут ссылаться. Именно зомби выполняют эту роль. Но всё же меня беспокоит одна мысль. Что они испытывают? Злость, ненависть или страх и отчаяние? И всё же, кто они, зомби? Пожалуй, я остановлюсь на мнении о том, что это люди, потерявшие себя, у кого не осталось чувств и эмоций. Тогда можно сделать вывод для себя: стоит задуматься, выбрать настоящий путь Человека.
|
|
|
Евгения «Hunta» Гаврилова
Сергей «ВолонтёрВечности» Фокин
Сторож Прохор и зловещие мертвецы
Пятничная ночь выдалась холодной и ветреной. Противно скрипели березки, выросшие на плодородной почве старого сельского кладбища. Полная луна зависла над удлинившимися тенями и, казалось, сама стала больше обычного. Из ближайшей деревушки, что затаилась за холмом, ветер не доносил ни звука, ни запаха. Казалось, место погребения было отрезано от всего мира в эту недобрую ночь.
Сторож Прохор поежился - не согревала уже старые кости верная душегрейка. Точные офицерские часы показали полночь, а значит пришло время выполнить свой долг и заодно отработать скромное жалованье. Недокуренная самокрутка вспыхнула в темноте и тут же погасла, столкнувшись с влажной после дождя травой.
Прохор похлопал себя по карманам, проверяя наличие патронов, снял с плеча ИЖ – 58, прошедший суровое испытание временем, и двинулся на кладбище, оставив позади свое жилище – обшарпанный строительный вагончик.
|
|
|
Со стороны еще можно было не заметить, но вблизи сразу становилось ясно, что кладбище преображалось в ночной мгле. Обычную тишину нарушал приглушенный треск досок и шорох земли, кое-где даже раздавался звук сдвигаемых надгробных плит. Местные обитатели лезли наружу.
Первого мертвеца Прохор успокоил, когда тот только–только вылез из свежей могилы. Худой старик, запутавшись в собственном надгробном венке, совсем не был готов к тому, что патрон двенадцатого калибра познакомится с содержимым его черепа. Вздрогнув всем телом, он рухнул прямо на свою, при жизни, жену, сноровисто откапывающуюся из этой же могилы. Даже смерть не разлучила их. Второй выстрел успокоил её рядом с мужем.
Мертвецы не отличались особой сообразительностью, что впрочем, компенсировалось недюжинной силой. Выбравшись из могил, они растерянно бродили по своим участкам. Додуматься до того, чтобы перешагнуть или сломать оградку они не могли. Пока не могли, дай им немного времени на то, чтобы осознать себя в новом качестве - и берегитесь, живые!
Старый сторож не собирался давать им этого времени. Он методично обходил участок за участком и вышибал мозги неспокойным обитателям могил. Его подход можно даже было назвать степенным – без спешки, без суеты, без осечек. Сразу было видно - человек знает свою работу и делает её хорошо.
Свежие могилы закончились, Прохор подошел к неглубокой канаве. Когда-то кладбище заканчивалось именно тут, это только в последнее время начали его расширять. Ох и против этого расширения он был, даже жалобу в сельскую администрацию писал, да только зря все. Под кладбище все равно выделили больше земли, а ему только зарплату повысили немного и льгот добавили. Что за льготы, Прохор не знал до сих пор, видимо, на почте затерялись.
Старая часть кладбища поросла кустарником, несколько могил были смяты повалившимся деревом, многие участки были не огорожены. Прохор внимательно всматривался в тени, во мраке таилась опасность, но отступать он не собирался. Обитателей этой части кладбища он знал даже лучше, чем хотелось. И с самыми настырными встречался уже не один раз.
Прохор громко, насколько это вообще возможно на земле, затопал, шагая на месте. Тут же, как обезьяны, на ближайшую оградку выпрыгнули две фигуры в грязных, изрядно рваных саванах. Словно в тире, сторож сделал два метких выстрела, сбив нападающих на землю.
- Пора бы вам уже угомониться, старые, - пробормотал Прохор, перезаряжая оружие для контрольных выстрелов в голову. Сестры Елисеевы как при жизни были шебутными, так и после смерти такими остались. Только теперь они уже не безобидно шалили, а всё норовили вцепиться беззубыми ртами ему в глотку.
В напряженной тишине раздался негромкий свист, каким пастухи обычно отдают команды собакам. Васька–пастушок пожаловал… Этого проказника Прохор просто терпеть не мог. Мелкий гаденыш еще до того, как утонул, слыл первых хулиганом на деревне. Котов топил, скот травил и людям рад был напакостничать. По кладбищу он перемещался скрытно. Смекалистый пацан не спешил лезть под пули, предпочитая действовать исподтишка. Калиточки на участках открывал, чтоб мертвецы разбрелись по кладбищу, грязью или иным мусором из кустов кидался, а потом удирал. Одна слабость у него была – привычка свистеть. По этому свисту Прохор и определял, откуда ждать опасности.
Патронов оставалось в достатке, не зря запасался и к местному батюшке освящать ходил. На крайний случай еще были ладанка на шее и охотничий нож за голенищем сапога, но сторож надеялся, что до этого не дойдет.
Порыв ветра заставил заскрипеть старые деревья особенно жалостливо и снова донес свист, кажется, тот удалялся. Это было необычно. Раз уж Васька вылез из могилы, то не напакостить он просто не мог, пусть даже и по мелочи. Необычности Прохор не любил. Особенно ночью. Особенно на кладбище.
Готовый встретить опасность из обоих стволов, Прохор не спеша шел между покосившихся крестов. Некоторым захоронениям тут было больше ста лет, люди лежали степенные, мудрые, эти не спешили лезть на поверхность и наводить ужас на окрестности. Впрочем, многие просто уже были знакомы с освященным свинцом и именно впечатления от знакомства просто перевесили в них желание отведать горячей кровушки.
- Агафон Магарыч, и вы туда же? – поразился Прохор.
Магарыч жил в селе еще до советской власти, о его березовой настойке до сих пор ходили легенды. Говорят даже, будто где то у его правнуков особо секретный рецепт спрятан. В сельском музее его портрет висел прямо над удивительным аппаратом, способным из воды, сахара и зерна делать напиток, сбивающий с ног самых крепких мужиков. Магарыч на этом напитке целое состояние сколотил.
Некогда тучный старичок теперь представлял из себя похрустывающий костяной остов. От былого величия остались только золотые зубы и узорчатый портсигар, намертво застрявший между ребрами.
Из уважения к неживой легенде, Прохор не стал стрелять. Только сбил прикладом голову с плеч и сильным пинком отправил подальше. Черепушка скрылась во мгле, а лишенные контроля кости рассыпались по земле.
Отвлекшись на Магарыча, сторож немного ослабил бдительность и этим тут же воспользовался Васька. Ком сырой земли врезался прямёхонько в лоб Прохору. Липкая масса облепила лицо, забилась в нос и рот. Не больно, но обидно. Из кустов неподалеку раздался ехидный смешок, никак Евдокия–сплетница затаилась. Эта тетка никогда не нападала на людей после смерти, но всегда выкапывалась и ошивалась неподалеку. Теперь можно было не сомневаться – о то, что Васька–пастушок Прохора–сторожа грязью умыл, все кладбище знать будет.
Скрипнув землей на зубах, Прохор решительно направился к источнику свиста. Васька решил укрыться в самой престижной части кладбища, где были захоронен бывший барин и самые родовитые жители из местных. Участки здесь были просторные, их и отмеряли с расчетом на целые поколения.
По пути Прохор разрядил ружье в нескольких особо наглых покойников, которые, видимо, позабыли, каково это, когда освященный патрон разрывает омертвевшую плоть и дробит кости. Звук выстрелов привлек еще нескольких противников, которые неожиданно возникли за спиной. Эти были из новеньких, о чем говорили их костюмы и степень разложения.
«Пропустил засранцев. Старею» - мелькнуло у Прохора, пока он резво прыгал через оградки, уходя от атаки и перезаряжая ружье. То, что он позволил мертвецам подкрасться со спины, было непростительной ошибкой. Одной из тех, что запросто может стоить жизни или отдельных особо ценных частей тел.
Будь мертвые чуть расторопнее, они возможно и отведали бы кровушки этой ночью, но не сложилось. Петляя между могилами, Прохор взял себя в руки и, остановившись, аккуратно перестрелял преследователей.
Когда последний мертвец оказался повержен, сторож позволил себе перерыв. Со лба градом катил пот, легким не хватало воздуха - все же Прохор был стар. Ко всему прочему у него уже заканчивались патроны, следовало быть более осмотрительным.
Прохор закинул предварительно заряженное ружье на плечо и аккуратно вытер лоб белым платочком. Мертвецы загнали его на широкий проход между оградками, почти в самом центре кладбища. Свист, раздавшийся поблизости, застал сторожа врасплох. Он быстро убрал платок в карман и взялся за ружье, готовый увернуться от очередного комка грязи.
Прогремевший выстрел заставил Прохора плашмя рухнуть на землю и замереть с бешено колотящимся сердцем. Он не был к этому готов! Ожидал всякого, но только не такого. Мертвые никогда еще не пользовались оружием. Да и откуда им его взять? Если только… Сердце тоскливо сжалось от мелькнувшей догадки.
Прохор осторожно перекатился поближе к оградке, чтобы иметь под боком хоть какое то укрытие. Новых выстрелов не последовало, невидимый стрелок затаился. По-хорошему, следовало отступить и грамотно обойти то место, откуда велся огонь. Это и собирался сделать Прохор, но за него взялись очень серьезно.
Стальная ограда одного из участков рухнула, под натиском широкоплечего гиганта. Здоровенный мертвец, косая сажень в плечах, медленно надвигался на сторожа. Олежка Привальный, узнал Прохор. Месяца четыре назад схоронили культуриста – сердце подвело.
Это была засада! Хорошо спланированная засада.
Первый патрон угодил гиганту в глаз, второй в мясистый лоб. Голова резко откинулась назад, противно хрустнула шея, но живой танк не остановился. Вытянув руки перед собой, детина упорно пер вперед.
Если бы Прохор мог подняться на ноги, то с легкостью бы убежал от мертвеца, но тогда он стал бы легкой мишенью для невидимого стрелка. Пришлось отступать по-пластунски. Усердно работая локтями, Прохор еще и пытался достать из кармана патроны, которых осталось совсем немного.
Мертвый культурист медленно, но уверенно настигал жертву. Между ними оставалось не больше трех шагов, когда Прохор наконец справился с ружьем и, перекатившись на спину, первым выстрелом прострелил преследователю колено. Если бы сторож не успел подтянуть ноги, упавший мертвец придавил бы его. Не мешкая, Прохор загнал дуло верного ИЖа в рот Олегу, изрядно проредив его гнилые зубы.
- Отдыхай, спортсмен, - скомандовал сторож, нажимая на курок. Мертвый культурист дернулся в последний раз и затих.
Ожидая новых пакостей, Прохор быстро загнал в ружье последние два патрона и затаился. Шли секунды, но даже Ваську – пастушка не было слышно. Тогда сторож решил воспользоваться военной хитростью. Стараясь не шуметь, он снял душегрейку и, подцепив ружьем, поднял над собой. Тут же грохнул выстрел, и душегрейка упала на землю.
Уже не таясь и не опасаясь, Прохор поднялся на ноги, тоскливо осмотрел дырку в любимой одежде, поцокал языком и снова одел душегрейку. Новых выстрелов он не боялся. У стрелка было только два патрона, в этом сторож был уверен. Он сам заряжал эти патроны, когда хоронил своего друга и наставника.
Отряхнувшись от налипшего сора, Прохор не торопясь направился к могиле, на которую он сам регулярно возлагал цветы, следил за чистотой и просто навещал.
Стрелок стоял на просторном, ухоженном участке с красивым надгробным камнем, палец, лишенный плоти, все еще нажимал на курок, а ружье было нацелено на Прохора. С грустью и глубокой тоской смотрел сторож на Степана Ивановича, предыдущего кладбищенского сторожа. Именно у него когда-то Прохор учился премудрости. Именно он научил Прохора бороться с нежитью.
- Не удержались, Степан Иванович? - спросил Прохор. Стрелять в бывшего друга и наставника не хотелось несмотря ни на что. – Как же так? Неужели по-другому было нельзя?
Мертвец не ответил – всё стоял и таращился пустыми глазницами. Сторож огляделся - не затаились ли поодаль еще недоброжелатели? Кладбище будто бы успокоилось. Больше не шатались под луной сгорбленные фигуры, не скалили пожелтевшие зубы, не грозили грязными скрюченными пальцами. Похоже, выдохлись. Сторож опустил ружье и шагнул к мертвому наставнику.
Вот и пригодились нож и ладанка. Прохор всадил острый метал в пустую глазницу, аккуратно подхватил оседающее тело и положил на могилу. На груди бывшего наставника он пристроил ладанку. Поможет ли это? Прохор не знал, но на душе стало немного легче.
Ночь подходила к концу. Васька–пастушок снова вышел сухим из воды. Мертвецы, те, что более или менее безобидные, закапывались в землю самостоятельно. Прохор устало сел на ступеньку своего фургончика и закурил. Ждать местных во главе с батюшкой не стоило до полудня, а если день будет пасмурным, то и вовсе сегодня могут не появиться те, кто обязан наводить на кладбище порядок.
Встреча с наставником напомнила Прохору, что и он не вечен. Старость подкралась неожиданно и пора бы уже озаботиться поиском сменщика. Такого, который в случае чего и его самого… успокоит.
Никита Сухарёв
Вера ребёнка
- Сколько осталось?
Я вздрогнул от ее тихого голоса и резко вскинул голову. Когда успел уснуть?
- Минут пять.
Бутылка с раствором физиологии почти опустела. Я со сна немного хрипел, но жена этого не заметила. Она чуть приоткрыла глаза, когда мои губы коснулись бледного мокрого лба. За последние три часа она почти не изменилась, хотя кажется, мешки под глазами потемнели еще сильнее, а кожа стала бледнее. Или просто в комнате освещение такое… не знаю.
Я медленно встал со стула и потянулся до противного хруста в спине и локтях. После вчерашнего резкого повышения температуры тела крутило суставы. Но по сравнению с жутким желанием поспать это мелочи. Браслет на запястье показывал температуру тридцать пять и восемь. Остальные показатели держались на привычном уровне. Хочется верить, что я просто замерз. Но на всякий случай накину кофту.
Давно остывший кофе из старенького железного термоса немного взбодрил, причем скорее своим противным кислым вкусом. Не выдержав, я сплюнул в стоящее рядом с кроватью наполовину заполненное медицинским мусором ведро. Соня, не открывая глаз, чуть повернула голову в мою сторону. Я скорее догадался, чем услышал слабый стон. Она не любила проявления мужланских привычек. Помню, как от вида сморкающегося в пальцы алкаша на улице она, прикрыв рот рукой, еле сдержала рвотный позыв. Это ее привычное раздражение… надеюсь.
Скудный луч солнца пробился через тяжелые тучи и осветил зал. Покрытый пылью сервант стоял напротив кровати. Несколько книг из него в беспорядке валялись по грязному полу. Одна из них лежала раскрытой на сорок пятой странице возле телевизора. «Бешенство – острое вирусное заболевание…». Я с ненавистью пнул книгу куда-то под кресло. Хотя три дня назад трясущимися руками листал ее вдоль и поперек. Три дня… тело настоятельно требовало сна. Постоянный страх одно время держал в тонусе, но сейчас ему на смену пришли апатия и тоска.
Флакон физиологии опустел, и я осторожно вытащил систему из катетера. Соня наблюдала за мной воспаленными красными глазами. Некогда полные чувственные губы превратились в тонкую красную линию на заостренном лице.
- Я в туалет хочу, – прошептала она.
- Может, памперс?
- Нет, – твердо ответила она.
Я беззвучно вздохнул и достал зеленый тазик.
Три дня назад Соня перепуганная прибежала домой, обмотав шарфом прокушенную собакой кисть. Я перевязал руку и, посадив жену в машину, рванул к травмпункту. Настя, получив наказ никому не открывать дверь, осталась дома.
По дороге встречались разбитые машины, стоящие в беспорядке у тротуара. Несколько раз я резко нажимал на педаль тормоза, чтоб не сбить выходящих прямо на проезжую часть бездумно шатающихся людей. На мои разъяренные крики у них была довольно странная реакция. Кто-то просто не замечал меня, а некоторые с руганью бросались к машине. В городе зарождался хаос. Выбитые витрины, распахнутые настежь двери, валяющийся на дороге мусор и дерущиеся прямо на улице люди были только началом. Как я сразу это не понял?
В травмпункте царили бардак и тишина, на мои крики никто не отозвался. Я заглядывал в каждый распахнутый кабинет в поисках персонала. Двухэтажное разграбленное здание оказалось пустым. Прививки от бешенства нашлись в закрытом на магнитный ключ холодильнике. Связка ключей валялась на полу. Сделав Соне укол, я как смог обработал её раны и забинтовал руку.
Когда же я понял, что дела плохи? Когда у Сони поднялась температура до сорока? Нет, тогда я просто убедился в этом. А понял раньше, когда увидел возле травмпункта перевернутую коляску и валяющегося рядом мертвого растоптанного грудного ребенка. Да, вот тогда я и понял, что нам конец. Меньше чем за сутки город утонул в безумии.
Я медленно подошел к балконной двери и осторожно выглянул. Связанный по рукам и ногам сосед лежал на полу с кляпом во рту. Увидев меня, он яростно задергался, пытаясь освободиться от пут. Его воспаленные глаза с ненавистью буравили окно. Вздохнув, я открыл дверь и осторожно вышел к Вите. Его джинсы местами совсем истерлись от постоянных попыток освободиться. На клетчатой рубашке уже отсутствовали все пуговицы, а количество дыр только увеличилось.
- Привет, ты как?
Мой шепот пробудил в нем бурю нечленораздельных звуков. Перевернув его спиной вверх, я посмотрел данные биометрического браслета на запястье.
«t - 24,5С. АД - 45/20. ЧДД - 45 ЧЖС – 31.»
Я бессильно закрыл лицо руками. Ничего не изменилось. Неизвестный вирус привел тело в нужное ему состояние и продолжал его так поддерживать даже несмотря на отсутствие пищи и воды. Что же будет дальше?
Я на всякий случай проверил нейлоновые веревки на Вите и зашел обратно в осточертевшую квартиру. В нос сразу ударил смрад, источаемый немытым телом жены. Она опять забылась беспокойным сном.
Развернув пленку ПК, я первым делом проверил камеру в подъезде. Юля, одетая в пушистый розовый халат, все так же сидела в своей крови возле нашей двери и бестолково смотрела в окно. Она уже не пыталась прорваться внутрь. Хрупкие кулачки, которые почти шесть часов колотили дверь, кровавыми тряпками лежали на полу. Я открыл папку с заметками и быстро набрал текущие биометрические данные Вити. За трое суток ситуация не изменилась. График кривой, так же, как и у Сони, не менялся. Может все же дать ему воды? Хотя в сводке новостей, перед тем как отключилось электричество, говорилось, что пока не придумали лекарство от вируса. Тогда какой смысл давать ему пить? Легче Вите не станет. Или станет? Я с тоской посмотрел на стоящие в коридоре баллоны с водой. Осталось всего четыре пятилитровых и два десятилитровых у Насти. Плеснув немного из баллона в ковш, я пошел на балкон.
Соню опять начало мелко трясти. Ее измученное болью лицо перекосилось превратившись в дьявольский оскал. Я вскочил с кресла, открыл ампулу «Сибазона» и быстро набрал желто-прозрачную жидкость в шприц. Попасть иглой в катетер на руке оказалось непросто. Соню так трясло, что мне пришлось придавить ее руку ногой.
Постепенно жена успокоилась. Я сел на кровать и аккуратно положил ее голову себе на колени. Слез уже не было, просто пустота внутри, если бы не шестилетняя дочь, я опустил бы руки и перестал бороться. Сейчас Настя по моей просьбе заперлась в своей комнате. Я оставил там еду с водой на трое суток и сказал не открывать дверь. Девочка не спорила, она видела, как сначала тихий сосед зашел попросить еды, а потом, увидев запас быстрорастворимых субпродуктов, с руганью набросился на меня. Его мирное, всегда спокойное лицо мгновенно исказилось в приступе ярости. Витя стремился укусить и расцарапать. Он успел впиться зубами в плечо, пока я не стукнул его стоящей в коридоре полной мелочи копилкой по голове. Настя пряталась за дверью, испуганно прижав к груди любимого красного дракошу, и большими глазами наблюдала за безумной дракой. Я связал соседа, сунул кляп в рот и оттащил его на балкон. А потом у двери появилась его жена – Юля. Она яростно кричала, требуя отпустить Витю. Если бы я открыл дверь, в попытке вытолкнуть ее мужа, женщина набросилась бы на меня.
Я аккуратно стянул рубашку и отклеил бактерицидный гель с плеча. Вокруг укуса уже появилась желто-зеленая каёмка - воспаление. Сколько мне осталось? Так, от момента, когда жену покусали, до первых признаков заражения прошло чуть меньше суток. Значит, у меня в запасе около пяти часов.
Скорее всего, от противовирусных препаратов толку мало, но что мне еще остается делать? Я вколол себе и Соне двойную дозу «Цикатола» и снова развернул пленку ПК. Заметки и наблюдения не давали ответов и решений, но все же стоило накапливать материал.
Получается, вирус достаточно вирулентен, так как у многих зараженных я не видел укусов. То есть, он свободно проникает через легкие или кожу. Инкубационный период около пятнадцати часов, в зависимости от состояния организма, хотя укушенные заболевают часов через двенадцать.
Я опять встряхнулся, аккуратно положил голову Сони на подушку и встал. Кофе почти закончилось, так что придется включать горелку и тратить драгоценное топливо. Залпом выпив остатки кисло-горькой дряни, сел в кресло и окунулся в размышления.
Вирус видоизменяет ткани, и продукты метаболизма влияют на центральную нервную систему. Или сам вирус влияет? Ладно, оставлю вопрос открытым, пока это не принципиально. Просто в какой-то момент человек теряет контроль и стремится убивать и разрушать. Потом в организме наступает упадок сил и снижение гемодинамики. Вирус подстраивает организм под себя. Хотя в любой момент может его вновь активировать.
Я сильно потер виски и тряхнул головой. Моих познаний терапевта катастрофически не хватало. Что же делать?
- Пап.
Шепот Насти вывел меня из раздумий.
- Что? – не вставая с кресла, спросил я.
- А мама станет зомби?
Я посмотрел на запертую дверь. Ох, дочка-дочка…
- Нет, просто она заболела. Зомби – это сказки.
- Но она же умрет?
- Нет.
В моем голосе просквозил металл.
- А ты умрешь?
- Настя, не смей так говорить! – зашипел я.
- Почему?
Я со злостью вскочил с кресла и быстро подошел к двери. Ну, сейчас я тебе устрою паршивка! Как ты смеешь…
Я удивленно посмотрел на свой занесенный кулак. Еще бы мгновение, и… меня прошиб холодный пот.
Я медленно опустился на пол у двери и беззвучно зарыдал. Как это остановить? Как спасти жену и ребенка?
- Пап, мне страшно, – прошептала Настя.
Дочка открыла дверь и нерешительно остановилась передо мной. Русые волосы свободно лежали на плечах, усталое лицо осунулось, и Настя стала выглядеть гораздо старше. Одетая на ней зеленая футболка с нарисованной смешной пчелкой заставила меня улыбнуться. Довершила нехитрый наряд потёртые джинсы.
- Ты зачем вышла? – строго спросил я.
- Мне страшно.
- Ладно, иди сюда.
Дочка обняла меня и крепко прижалась. Если вирус настолько вирулентен, то жалкая дверь для него не преграда.
Мы сидели за столом и пили чай. Я задумчиво наблюдал за дочкой. Девочка в отличие от меня нормально поспала и чувствовала себя лучше. Мне бы так.
- Нам надо уходить.
Настя вздрогнула и удивлённо посмотрела на меня большими зелеными глазами.
- А как же мама? – спросила она.
- Я… я не знаю.
- Это же мама! – воскликнула дочка.
- Тише! – зашипел я. - Хочешь, чтоб сюда полгорода прибежало?
За прошедшие дни зараженные установили свой порядок, и уже не могло идти речи о простом набеге на продуктовый магазин. Они каким-то образом чуяли тех, кто еще не инфицирован и набрасывались, словно муравьи на добычу. Я из окна видел, как толпа растерзала убегавшего парня, он успел убить человек пять из своего пистолета. Его полные ужаса вопли потонули в яростных криках инфицированных. Разномастная стая в едином порыве уничтожила человека. Когда они разбрелись по округе, на месте бойни осталось небольшое кровавое пятно и обрывки одежды.
Я замер, не донеся кружку до рта. Шальная мысль попыталась ускользнуть от меня, но я схватил плутовку за хвост. Витя. Сосед сначала был нормальным. То есть он, скорее всего уже инфицировался, но вирус не мог контролировать его полностью. Значит, вирусу нужен был катализатор. Ярость – вот катализатор. Норадреналин вырабатывается надпочечниками, и вирус полностью начинает контролировать своего носителя. Это как раз и объясняет состояние жены. Она страдала почками, и поэтому вирусу было сложнее завладеть ею. А я еще и капельницы ставил, регулярно вымывая организм.
- Маму мы заберем с собой, – сказал я.
- Но она же…
- Она еще не стала… зомби – последнее слово я выдавил с трудом. – И мы найдем лекарство.
Слабая улыбка надежды озарила лицо Насти. Я встал из-за стола и пошел в комнату. Предстояло еще собрать вещи в дорогу набрать зарядов для парализатора, решить, что делать с Витей и его женой под дверью…
Посреди комнаты, чуть шатаясь, стояла Соня в ночной сорочке. Когда на увидела меня, ее воспаленные глаза зловеще сузились, превратившись в две красные полоски на бледном искаженном яростью лице.
Я замер в дверях и осторожно поднял руки перед собой.
- Соня, ты как?
Она вздрогнула от моего голоса и резко дернула головой, словно отгоняла назойливую муху.
Настя осторожно выглянула из коридора. Жена отстраненно посмотрела на дочь.
- Тебе кто разрешал выходить из комнаты? – спросила она. Голос вибрировал на грани истерики.
- Соня, я понял, как не превратиться в одного из них, – прошептал я. – Нельзя злиться. Слышишь, только не злись, пожалуйста. Сейчас я запру Настю в комнате, вот, смотри.
Я взял дрожащей рукой ладошку дочки и стал медленно отходить назад.
- А ты мне не указывай! – взвизгнула она. – Ты что, не мог нормально запретить ей выходить? Да что же ты за мужик такой? Тряпка!
Соня сорвалась на крик. Вдруг ее тело мелко задрожало и резко дернулось. Соня хищно оскалилась и бросилась на меня.
- Нет! Соня, нет! Прекрати! – закричал я, уворачиваясь от ее растопыренных пальцев.
Жена, ничего не слыша, пыталась меня укусить. Я поймал ее запястье и заломил руку назад. Локтем другой руки она попыталась ударить меня в лицо. Не удержавшись на ногах, мы вместе повалились на пол. В голове все вспыхнуло от удара затылком. Соня мгновенно перевернулась и оказалась сверху. Раньше ее гибкости я только радовался…
Вдруг жена дернулась, глаза закатились и она, обмякнув, просто повалилась на меня. Я аккуратно отпихнул Соню в сторону и медленно сел. Рядом стояла Настя с тяжелым железным термосом в руках, в ее глазах блестели слезы.
Я не знаю, есть ли у нас шанс победить этот вирус. Откуда он взялся, уже не имело значения. Для меня стало важным то, что я понял, как с ним бороться. А если обнаружена профилактика, то есть надежда найти и само лечение. Я на секунду бросил взгляд на сидящую рядом дочку. Настя с серьезным видом просматривала что-то на пленке ПК.
- Что интересного? - спросил я.
Мультики? Игры?
- Странно, у дяди Вити, меняются все цифры, кроме самой первой. Она всегда одна и та же, - не отрывая взгляда от пленки, произнесла дочка.
Да уж, вот тебе и игры с мультиками.
- Я тоже это заметил.
- Пап, это важно?
- Думаю, да.
Настя быстро поняла, что пора детства закончилась. В мире, где нам предстоит выживать, важно лишь само выживание. Я до боли в скулах стиснул челюсти.
- Дай я посмотрю укус, – складывая пленку в бардачок, сказала она.
Я позволил маленьким ручкам проворно расстегнуть пуговицы рубашки и чуть приспустить рукав с правого плеча. Дочка отклеила гель и внимательно осмотрела укус. Желто-зеленое воспаление почти исчезло - я шел на поправку. У Насти так вообще температура подскочила только вчера и то всего на три часа. Оставалось еще масса вопросов, на которые предстояло найти ответы. Интересно, а есть ли у нас иммунитет, после перенесенной болезни? Может ли наша кровь быть ключом к спасению?
Настя ловко набрызгала медицинский гель на укус. У нас осталось всего два баллончика, надо будет заехать где-нибудь в аптеку, еще набрать.
Большую часть геля мы истратили на брыкающегося Витю, на Соню и Юлю ушло поменьше. Через сорок восемь часов гель растает, освободив запястья и щиколотки, и они будут свободны.
Я опять вспомнил наш утренний разговор.
- Она будет все время пытаться освободиться и покусать нас.
- Я поняла.
- Мы не можем взять ее с собой.
- Я поняла.
- Настя…
- Папа, но мы же вернемся, когда найдем лекарство?
- Конечно.
Большие зеленые глаза плавали в озерах слез.
Я встрепенулся и резко крутанул руль вправо потом влево. Старенькая черная Mazda Y8 по крутой дуге объехала стоящего на трассе инфицированного. Бледный мужчина в синей куртке и джинсах равнодушно проводил нас взглядом.
- Пап, а с мамой точно ничего не случится? – глядя назад, спросила дочка.
Если бы я знал ответ. Пустынная трасса уводила нас все дальше на юго-запад от нашего города, от нашего дома.
- Нет, конечно, она же будет среди своих.
Я старался не думать о том, что она будет есть.
Правильно ли я поступил, оставив ее в Питере? Знать бы наперед…
- Пап, а ты уверен, что в Венеции мы найдем лекарство?
Я ни в чем не мог быть уверен, просто центр по изучению вируса был там. По крайней мере, так говори в блоке новостей.
- Будем надеяться.
Когда мы выходили из нашей квартиры, Настя остановилась и приклеила на входную дверь альбомный листок. Я, поправляя тяжелые баулы с вещами, быстро пробежался глазами по короткому тексту.
«Мамочка, будь дома, мы с папой скоро приедем. Мы тебя любим. Настя и Папа».
Настанет ли день, когда Соня сможет прочесть эту записку? Вернемся ли мы домой?
У меня нет уверенности в этом, а надежда так слаба, что я даже не чувствую ее тепла. Так что же осталось? Осталась вера. Вера шестилетнего ребенка, которого лишили детства, у которого отобрали дом и маму. Ради этого стоит бороться и искать лекарство.
Пустынная дорога уводила нас все дальше от дома.
Сергей «StalkerGhoust» Городецкий
Любовь с привкусом крови
В её глазах, казалось, можно утонуть. Большие, ярко голубые, окружённые длинными ресницами… Они пленили меня. В них чувствуется энергия, некая скрытая сила… или, может быть, дар? Ведь получая оплеуху от судьбы и вспоминая их, я сжимал зубы и вставал, падал вновь и снова поднимался. Она всегда поддерживала меня.
Говорят, любви с первого взгляда не бывает. Д если честно, я вовсе в неё не верил. Но когда я повстречал её, всё перевернулось. При одном только виде Виктории внутри начало всё приятно холодеть, щекотать, сердце билось в диком ритме. Для меня заговорить с ней было самой сложной задачей. А ей хватило только разок стрельнуть своими глазками в мою сторону, и я стал бегать за ней как собачонка. Глубоко в душе я корил себя, что веду себя как последний дурак, но, увы, поделать с этим ничего не мог.
И каково же было моё счастье, когда она ответила мне взаимностью! Тогда мне казалось, что я смог бы горы свернуть. Меня переполняли эмоции, меня словно бы разрывало на части от радости, тесно граничившей с безумием. Для меня она была идеальной со всех сторон, и я понял, что Вика - эта та девушка, с которой можно провести всю жизнь.
Но мир не стоит на месте, он постепенно меняется, и все, в принципе, понимали, что не в лучшую сторону. Но то, что произошло, выходило за грани мыслимого. Словно сбылись самые кошмарные сны. Всё произошло молниеносно, никто не был готов к такому повороту. Грипп, масочные режимы, переполненные больницы, мёртвые люди, валяющиеся тут и там, которых никто не убирал, боясь заразиться. Мир захлестнула Пандемия. Счёт жертв сначала исчислялся тысячами, позже миллионами, а после их уже никто не считал…
Вскоре появились случаи нападения на людей. Поначалу всё списывали на хулиганов, пользующихся сложившейся ситуацией. А потом появились Они. Мертвецы. Восставшие. Или, как назвали их по аналогии, зомби. Мёртвые люди стали вставать, это был настоящий ужас для всех. В отличие от зомби, которых изображали в кино и литературе медленными и неуклюжими, эти обладали нечеловеческой силой, скоростью и ловкостью. Ожившие трупы пожирали людей, и становились от этого сильнее. Толпы, массы бегающих оживших трупов захлестнули города, сломили сопротивление. Все пытались спастись. И мы тоже не исключение.
Сейчас, держа в одной руке топор, а другой, сжимая руку Вики, мы продолжам бежать по растрескавшемуся асфальту, на котором то тут, то там лежали в лужах крови растерзанные тела. А за нами, предвкушая обед, визжа и похрюкивая от удовольствия, осознавая, что мы никуда не денемся, переваливаясь с ноги на ногу гналась добрая дюжина восставших мертвецов. С каждым шагом дышать становилось всё тяжелее, ноги немели от усталости, но дикая жажда выжить неустанно подгоняла нас, и я продолжал упорно бежать мимо трупов и машин, таща за собой любимую девушку.
Сзади всё громче слышался гортанный хрип мертвецов, догоняющих нас. Сердце готово было проломить грудную клетку, ужас сжал все внутренности в один комок, всё тело пульсировало, пот струился по лицу.
Внезапно из-за стоящей у нас на пути иномарки выпрыгнул один из зомби, и, не теряя ни секунды, набросился на меня. Я наотмашь рубанул топором, целя ему в голову. Он ловко избежал удара, уйдя в сторону, но замешкался, и вторая попытка рубануть его увенчалась успехом. Лезвие топора без труда проломило лысый череп, и заражённый повалился на дорогу, орошая асфальт кровью. Следующий удар обухом смял лицо зомби, расплющил. Вика вырвалась, и скрючилась в рвотном спазме, держась за дверцу автомашины. Я утёр пот с лица и поудобней перехватил рукоять топора. Оглянулся - метрах в трёхстах позади среди машин мелькали силуэты зомби, с каждым мгновением приближающихся к нам. Медлить нельзя и схватив тёплую ладонь Вики, бросились бежать вперёд. Теперь известную фразу «время – деньги», стоит изменить примерно на вот такое: «время – жизнь».
Похоже, ожившим трупам не известно, что такое усталость. Когда я вновь обернулся, то увидел, что расстояние между нами и зомби прилично сократилось. Неожиданно раздался скрежет металла, рука Вики выскользнула из моей. Запнувшись, я повалился на дорогу, больно ударившись локтями. К счастью, мне удалось удержать в руках топор.
Я вскочил, развернулся и увидел, что, видно, самый прыткий и ловкий зомби стоит над распластавшейся Викой, и жутко улыбается окровавленными кровавыми губами. Сделав резкий выпал вперёд, я с размаху обрушил лезвие топора ему на голову. Кровь брызнула во все стороны, но мертвец вместо того, чтобы упасть, схватил меня за плечи. Его голова на тонкой шее потянулась к моему лицу, резкая вонь мертвечины врезалась в нос, челюсть зомби жутко защелкала, слюна полетела мне в глаза. Чуть-чуть наклонив голову назад, я резко ударил труп лбом в зубы. Раздался хруст - несколько подгнивших резцов он точно потерял – а после зомби сделал шаг назад и ослабил хватку. Я дёрнулся, высвободился, и нанёс резаный удар ему в грудь. Плоть мертвеца с треском раздираемой ткани разошлась в стороны, вываливая на дорогу содержимое. Ноги зомби подкосились, и он рухнул.
Я подбежал к Вике. На её щеке красовалась большая ссадина - последствия падения. Девушка слабо пошевелилась, приоткрыла глаза. Я помог ей подняться. Мы, задыхаясь и хрипя, снова побежали вперёд.
Я вновь взглянул назад через плечо. Зомби уже практически дышали нам в затылок, надо что-то делать. Ведь так не хочется умирать! И тут что-то зацепилось за джинсы. Не удержавшись, я повалился на асфальт. Вика смогла устоять. Упав, тело словно отключилось и отказывалось подчиняться мне. Накопившаяся усталость навалилась на меня. В голове ничего, пусто. Хотя, нет, одна одинокая и настырная мысль всё-таки есть - выжить. Перед смертью не надышишься, вот это верно сказано! Нет! Не хочу умирать! Вот так, лёжа среди трупов. Не хочу! Я попытался встать.
Встав, я ощутил, что правую ногу неприятно щиплет и дёргает. Твою мать! Как же умудрился так оцарапать! Глубокий длинный порез проходил по бедру, кровь медленно сочилась из него. Времени на перевязку нет, нечего медлить, вперёд! И мы бросились бежать дальше.
Прихрамывая, мы шаг за шагом двигались по дороге. Правая нога зудела невыносимо. По лицу Вики струились слёзы, она размазывала их рукавом, но молча, продолжала идти рядом. Сильный человек, больше ничего не скажешь.
Внезапно земля в который раз за сегодняшний проклятый день ушла из-под моих ног. Топорик выскользнул из моих рук и упал в стороне. Крик Вики привёл меня в ужас. Терпя боль и усталость, я поднялся, схватил оружие и обернулся. Один из зомби ухватил Вику за ногу и тащил назад, она тщетно пыталась вывернуться, выскользнуть из стальной хватки.
Я рванулся вперёд, схватил протянутую Викой руку, и ударил топором в затылок мертвеца. Зомби всхрапнул, дёрнулся и разжал хватку, после чего как подкошенный рухнул.
Ноги не держали меня, опустившись на колени, я взглянул в глаза Вики. Она судорожно глотала ртом воздух, хрип вырывался из её груди, некогда красивые глаза, наполненные радостью, остекленели и напоминали два покрывшихся льдом озерца. И тут мой взгляд упал на её ногу, за которую ухватился зомби. Боже! Кроссовок валялся в сторонке, а стопа Вики была неестественно вывернута. Не надо быть первоклассным хирургом, чтобы понять, что это закрытый перелом.
Что же делать? Что?! Зомби всё ближе, скоро они будут здесь, куда бежать, где прятаться? А как хочется жить! Где-то сзади послышались гортанные похрюкивания мертвецов. Тащить дальше Вику бессмысленно, я и сам ранен, вдвоём далеко не уйдём, нас сожрут. Вдруг в голове как будто прояснилось, наметился выход из этой чёртовой ситуации, но он был настолько ужасен, что я невольно вздрогнул. Но что только не сделаешь ради того, чтобы выжить, верно?
Что сильнее - любовь, чувство, рано или поздно захватывающее человека, или первобытная жажда выжить? Люди, которые ответят первое, явно не оказывались в таком положении, в котором понимаешь истинную ценность своей жизни. И сейчас я очень хочу выжить.
Последний раз взглянул в стеклянные глаза Вики. Извини, мне жаль, что так придётся сделать, но другого выхода нет. Зомби любят кровь, так? Будет им лакомство! И размахнувшись, ударил лезвием топора по локтевому сгибу руки Вики, за которую держал её другой рукой. Раздался сухой треск ломаемой кости, плоти и раздираемых сухожилий. Дикий нечеловеческий крик, перешедший через секунду на хрип, а после и на кашель, сорвался с губ девушки. С первого удара перерубить руку не удалось, но после второго она всё-таки отчленилась, кровь фонтаном брызнула мне в лицо, ручьём потекла из культи. Вика обмякла, под ней растекалась лужа крови, толчками выбиваясь из раны. Подняв отрубленную руку девушки, я запустил её в приближающихся зомби и, больше не оглядываясь, бросился вперёд.
Полуживая девушка задержит оживших трупов на несколько часов. Этого времени должно хватить, чтобы найти укрытие.
Похрамывая, я продолжал упрямо идти вперёд, держа перед собой окровавленный топорик. Правильно ли я поступил? Да. Вы, наверное, скажете, что я убийца, псих, зверь и тому подобное. А я плюну в вашу сторону. Неизвестно, как поступили бы на моём месте многие из вас. Перед телевизорами, лёжа на диване, все герои, способные спасти миллионы жизней. Тьфу! Жизнь – это вечная борьба, жестокая, страшная и бескомпромиссная. Для любви в ней нет места.
Сегодня я остался жив. А завтра снова придётся из последних сил биться за это право.
Nemmo
«Трое зомби вечерком…»
Трое зомби вечерком
Колдовали над костром.
«Кабы я был человеком! -
Кажет тот, с лохматым веком,
Я бы Сидора–жлоба
Порубал бы на дрова!
Сталкерам за наши руки
Он награды рядит, су#а!
А за брата-контролера
Автомат и меднаборы!»
«Я б его не порубал -
Зомби рядом промычал.
Мы на Сидоре одном
Цельный месяц проживем.
Эт не сталкер – кости в водке.
Застревает вечно в глотке.
Сидор плоть на коньяке
Я давно по нем в тоске».
Третий зомби закряхтел,
Захрипел и зашипел.
Заискрился, засветился,
Синей плесенью покрылся.
Он на Свалке ошивался
Там бандитами питался.
На конкретных пацанах
Разжирел как на дрожжах!
«Вам бы только жрать да спать
Ну и сталкеров пугать.
Нет бы, чтоб заняться делом.
Озаботьтесь бренным телом!
Нам все трем нужон апгрейд!
У тебя вон глаза нет,
С головы отпала кожа –
Отвратительная рожа!
Руки как у паука.
Мне аж боязно слегка.
Долго тут вы не коптите
А на промысел ползите.
Нам давно нужны глаза,
Свеженькие, как слеза.
По ходовке: ноги, руки
А то мои, ну словно крюки.
Как-то раз одна химера
От меня аж обомлела.
Вопщем жду от вас комплект.
А тада уже – обед».
Завывай не завывай,
Зомби встали и гудбай.
Побрели за хабаром
Не разлей вода – вдвоем.
В Зоне каждый занят делом.
Кто душой, а кто и телом.
Сергей «StalkerGhoust» Городецкий
Плесень
- Серёг, глянь, а? – восхищенно воскликнул Иван, тыча мне в нос хорошим крупным груздём. - Вот красавец! Эх, да здесь за сутки всё не соберёшь…
- Слушай, может, хватит? Мы далеко от машины отошли, да и заполнили уже все корзинки и пакеты этими чертовыми грибами, на кой их столько, кто их есть будет? – мне уже порядком надоело шастать за товарищем по лесу, который кишмя кишел комарами и прочими насекомыми, нещадно жалившими нас. Даже загодя прихваченный спрей, обещающий избавить от поганых паразитов, мало чем смог помочь. Да и Ванёк как с ума сошёл - сроду грибником не был, а тут словно подменили. Ходит между соснами, довольный такой, и всё щёлкает перочинным ножичком, подрезая белые мясистые ножки. Да что с ним такое?
- Вот это да! Очуметь просто! – неустанно продолжал восхищаться друг найденными грибными полянками.
Между тем удивляться было чему. Я в детстве постоянно ездил с родителями в лес по грибы, любил побродить между деревьев, выискивая приметные круглые шляпки в пожухлой траве. И грибные полянки видел, на которых они, самых разных размеров, стелились ковром. Но чтобы такие! Нет, такого мне видеть не приходилось.
Как только мы вышли из машины и решили чуточку углубиться в лес, тут же наткнулись на несколько крупных, я бы даже сказал огромных груздей. Только представьте - ножка была примерно сантиметров пятнадцать, а диаметр шляпки около десяти. И чем глубже мы продвигались вглубь леса, тем больше и крупнее были грибы.
Держа в левой руке наполненную корзину, я лишь изредка нагибался, чтобы срезать ножку очередного удивительно большого гриба охотничьим ножом. А Ванёк, наполнив корзину, умудрился прицепить к поясу пакет и стал тоже собирать только особо крупные экземпляры.
- Всё, давай поворачивать, а то ещё заблудимся и будем здесь торчать, пока нас не спасут, или сами не выйдем, - сказал я другу и собрался было идти назад, но как только повернулся, споткнулся и растянулся на земле, уронив корзинку, из которой в разные стороны полетели собранные грибы.
Прямо перед моим лицом возле массивного пня, раскинулся большой муравейник. Пень покрывала ярко-голубая шероховатая корка, похожая на плесень. Цвет был настолько необычен в зелено-серо-желтой раскраске осеннего леса, что приковывал взгляд.
- Ты чего, а? – рядом зашелестела трава и опавшие листья. Ванёк сел рядом, и по-видимому увидев эту «странную» плесень, осведомился. - А это что ещё за хрень?
Я почувствовал, что по руке что-то защекотало. Чёрт, так ведь это муравьи! Подскочив как ошпаренный, я схватил друга за предплечье и поволок прочь от муравейника, попутно тряся рукой, чтобы скинуть с неё насекомых. Отбежав от пня метров на пять, мы остановились и снова уставились на этот странный муравейник. И только сейчас я рассмотрел, что покрывающая его голубая плесень как бы вплетается в холмик и даже будто бы подсвечивает его изнутри.
Внезапно из-за пенька показалась мордочка с усиками. А то, что последовало за ней, буквально повергло нас в шок. Это оказался муравей размером с хорошо откормленного кота. Он, плавно переставляя свои тонкие чёрные ножки, двинулся к нам. Тело насекомого с ног до головы покрывала сетка тонких ярко-голубых нитей, похожих на вздувшиеся вены.
Муравей-переросток остановился, поднял свою круглую голову вверх и заверещал, отчего его усики грозно зашевелились. Рядом с муравейником зашевелилась опавшая листва, и на свет, тускло пробивающийся через высокие деревья, стали выползать другие муравьи. Размерами они достигали мизинца взрослого человека и точно так же, как и их вождь-переросток, были опутаны сетью странных вен, отчего походили на светлячков, только голубоватого цвета. Как по команде насекомые повернулись в нашу сторону, подняли чёрные головки вверх и злобно зашипели, шевеля усиками. Синхронность, с которой это было проделано, ввергла нас в ступор.
Наверное, сработал инстинкт самосохранения, потому что ноги сами, не получая приказа от мозга, который в это время пребывал в прострации, повернули меня и понесли прочь. С другом, видно, произошло то же самое. Иван громко витиевато матюгнулся, и спустя мгновение позади меня послышался хруст ломаемых веток.
Я не переставал бежать, перепрыгивая через лежащие на земле стволы упавших деревьев, защищая ладонями глаза: несколько раз по ним больно вжикнули тонкие гибкие ветки, так и норовящие поцарапать кожу. Только сейчас я понял, что потерял нож – кажется, выронил его по дороге. Неожиданно боковым зрением я уловил движение справа. В траве однозначно что-то двигалось, причём с приличной скоростью. Не жжет быть. Так ведь это тот самый муравей-мутант!
- Зажигалку… Зажигалку кидай! – проорал я и, полуобернувшись, глянул на Ивана, который напоминал спортсмена, преодолевавшего бег с препятствиями. Только искусственные бордюры, через которые предназначалось прыгать, заменяли сейчас поваленные временем и природой древесные стволы.
- Аргх! – прохрипел друг, но прежде чем зацепиться за корягу и упасть, смог таки кинуть мне зажигалку.
Поймав её, я потянулся в нагрудный карман за аэрозолем от комаров. Схватил баллончик, содрал с него защитный колпачок и, чиркнув ребристым колёсиком, направил струю в слабое пламя. И сделал это вовремя!
Прямо на меня справа прыгнул мутант, но струя племени успела переместиться в его сторону. Опалив насекомое, я отшатнулся, не переставая давить на аэрозоль. Муравей упал в траву, стал жутко верещать, крутиться, вертеться. Огонь пожирал его усики, тело плавилось, словно парафиновая свеча. Ещё несколько секунд, и он затих, только пламя, объявшее его сегментированное тело, продолжало потрескивать.
Зажигалки потухла, аэрозоль пару раз пшикнул и затих. Я потряс его - чуть-чуть есть - и осторожно, не отрывая взгляда от муравья, подошёл к нему. Резко пнул насекомое по огромной голове, ещё раз. Труп. Я глубоко вдохнул воздух и шумно выдохнул.
- Охренеть! – Иван подошёл ко мне. - Ну и мразь же, а?!
Повернувшись к нему, я застыл от ужаса, и руки непроизвольно направили самодельный огнемёт в сторону друга. Или уже мутанта? Правую сторону лица моего товарища покрывала голубоватая шероховатая плесень, точно такая же, как и на пне.
Его рожу искривила гримаса страха, он рассматривал свои руки, по которым из-за рукава потянулись голубоватые нити, оплетающие ладони.
- Они во мне, я… я чувствую их,- он сделал шаг в мою сторону, и по его щеке, точнее под кожей на ней, нечто пробежало и скрылось в шее. - Моя голова… а-а-а, ОНА говорит со мной, помоги мне!
Иван бросился на меня, но я, отскочив в сторону, толкнул его в спину, заставив растянуться на земле.
Происходящее напоминало фильм ужасов. Что же тут творится? Догадка сверлила мозг, но она пугала меня, была за гранью моей реальности. Вероятно, эта странная плесень была аномалией природы или того хуже – биологическим оружием. Каким-то неизвестным образом она вступила в симбиоз с муравьями. Но не ради сотрудничества, а ради их порабощения и превращения их в зомби, универсальных солдат. А так же, по-видимому, грибница тоже поражена этой заразой, отсюда и огромных размеров грибы. Что было бы, если мы попробовали их? Чёрт, мы бы превратились в таких же послушных и универсальных солдат, зомби для этого нечеловеческого разума. Вот что произошло с другом! Только он не ел грибы, в него всосались заражённые муравьи-зомби. Нет, это какой-то бред! Но это так.
Когда Иван поднялся, его лицо было всё покрыто голубоватой плесенью, глаза хищно уставились на меня. Нет, это существо уже не было моим другом, это был зомби, всецело подконтрольный плесени. С его рта по подбородку потекла кровавая слюна, руки потянулись в мою сторону. Зажав баллончик аэрозоля в правом кулаке, я нанёс им удар в челюсть мутанта. Пальцы вмиг онемели - словно по бетону ударил! А зомби лишь дёрнул головой пару раз и двинулся на меня. Дрожащими от боли пальцами я повернул аэрозоль, чиркнул зажигалкой и направил струю огня на бывшего друга. Поливая пламенем зомби, я осторожно отошёл назад, а он, горя, что-то бурча, фыркая, пёр на меня, как комбайн.
И тут аэрозоль чихнул и затих, пламя пропало, а вот зомби продолжал медленно переставлять ноги. Я потряс аэрозоль. Пусто! Бросив флакон в морду мутанту, я бросился бегом в сторону, попутно ища глазами хоть что-то отдалённо напоминающее оружие. А вот и хорошая толстенькая ветка упавшей берёзы. Ухватившись руками за один конец, я поставил на другой ногу и резко потянул на себя. Тряхр! Только у меня в руках оказалась дубинка, как моего плеча что-то коснулось. Не глядя, я наотмашь рубанул палкой. И попал прямо в челюсть подошедшему зомби. Глухой удар, хруст кости, и мутант повалился в траву, дёргая руками и ногами. Не теряя больше времени, я подскочил к нему и со всего размаху ударил по голове палкой, раз и ещё, и ещё… Бил до тех пор, пока руки не онемели от усталости. Голова друга превратилась в кровавый фарш, кровь толчками выбивалась из глубоких рваных ран, орошая жухлую листву.
Поднявшись с помощью ветки на ноги, я побрёл вперёд. Дальше от муравейника и плесени, от трупа друга и оставленной в той стороне машины. В голове пусто, тело ноет, глаза слипаются от усталости и стресса. Я то и дело вываливался из реальности, но упрямо продолжал идти, пока не упал и не потерял сознание.
Очнулся я на опушке, а чуть впереди виднелся асфальт и дорожный знак. Тихонько, опираясь на большой ствол стоящего рядом дуба, я поднялся. Откинул в сторону окровавленную палку и пошёл к дороге. Что делать? Как всё это рассказать? Ведь не поверят! Что ж, тогда что-нибудь придумаем.
В ушах неприятно звенело, но даже сквозь этот монотонный звук я смог различить гул работающего мотора, а после увидеть и свет фар приближающегося ко мне автомобиля. Встав на обочине, я поднял руку с оттопыренным большим пальцем. И глянув на него, вздрогнул от ужаса. По тыльной стороне ладони вилась тонкая голубоватая ниточка. Заражён. Сердце быстро забилось, пот выступил на лице. А в голове вдруг прозвучал на диво красивый женский голос:
- Ты теперь тоже мой!
Артём «NeWPisaka» Чуприн
Zprorok
Кем же я являюсь на самом деле? Вернее, кем я стал? На этот вопрос мне дольно трудно найти ответ, а если взглянуть правде в глаза, то это и вовсе невозможно. Несколько лет назад нашу родную планету Земля атаковал никому не известный, но невероятно мощный вирус. Все население почти погибло.… Почти… Я сказал так потому, что люди не совсем умерли – точнее сказать, погибла их душа, ключевой элемент человеческой особи, который весил всего двадцать один грамм, но играл в мироздании значительно большую роль, чем сам гомо сапиенс.…
Все людское население превратились в живых мертвецов. Эта планета теперь ими просто забита. Ирония в том, что этот неизвестный вирус воздействует только на человека. Остальные организмы продолжают существовать, как и прежде. Но теперь им грозит новая опасность, ибо эти самые мертвецы питаются не в чем неповинными зверьками.
Казалось, что в глобальной пищевой цепи произошла революция – ее возглавили зомби.
В глубине души я осознавал, что тоже являюсь частью этого мира – то есть являюсь зомби, но так же отчётливо понимал, что между нами просто гигантская разница.… Все эти, как я их лично называю, ходячие полутрупы были тупыми, кровожадными и недалекими. В их существовании была всего одна цель – сожрать кого-нибудь и не подохнуть окончательно. Последнее скорее невозможно. Зомби не умирают. По крайней мере, своей смертью. Такова была и цель у прошлого человечества. В прямом и переносном смысле…. Возможно, мы и поплатились за это…
Я верил, точнее, хотел верить, что таковым не являюсь, но здравый смысл подсказывал мне, что я один из них, и мое предназначение - пожизненно быть в этом гнилостном обществе ходячих мертвецов.… Тьфу! Противно…
Кстати о здравом смысле: у всех зомби он отсутствует напрочь. Они больше походят на бездумные машины, увлекаемые неведомой силой, которая постоянно настраивает их друг против друга. Эта сила называется инстинктом выживания…
Я не хотел быть частью этого зверинца, но судьба уже все за меня решила.… Что же, так тому и быть…
Я размышлял, лежа на пушистой травке и глядя вверх на перьевые серые тучки, гонимые озорным ветерком, которые грозились пролиться на наш бренный мир небольшим дождиком.
Вскоре так все и случилось. Первая капля осеннего беспокойства упала мне на лоб, и я поморщился. Она была холодная. Неприятно стекая по седловидному носу, она коснулась моей впалой щеки, а затем и пересохших потрескавшихся губ…
«Сейчас начнется ливень…»
С этой мыслью я устроил себе новое ложе под корнем большого дерева. Дуб, насколько я понял.… Во время дождя все запахи вокруг меняются, становятся мягче и приятнее. Я давно заметил этот факт, но почему-то придал ему значение именно сейчас, когда первые капли влаги застучали по листьям разросшегося в этих местах большого лопуха.
Дождь прошел на удивление быстро, но ощутимо, на земле образовались лужи, природа приобрела более живой оттенок и, вообще весь мир будто заново родился. Вот что значит влага.… Вот какой она целебной силой обладает. Однако спасти человечество таким способом уже нельзя…
Меня постоянно мучает одна вещь… Кто же я? Зомби? Или все же человек? Может и то и то? Этот вопрос плотно засел у меня в голове и все свободное время, а, признаюсь, у меня его достаточно, я пытался его решить. Жаль, но пока безуспешно…
С одной стороны, живые мертвецы не только не радуются дождю и царящим вокруг запахам, а вообще таких простых вещей не замечают. У полутрупа лишь одно на уме, и вы знаете, что именно, я уверен в этом…
Заметив слева от себя лужу, я решил кое-что проверить и, неуклюже поднявшись с земли, как человек с поломанными ногами заковылял к воде.
Как и следовало ожидать – я урод. Лысый, с бледной кожей и почти провалившимся носом. Отражение в луже было настолько отвратительно, что мне было больно туда смотреть. Ха-ха, я считал себя не похожим на остальных, как опрометчиво… Кого я обманываю, я такой же, как и все остальные уроды в этом злосчастном мире…
Эмоции зашкаливали и, не сдержав чувства, я ударил еле согнувшимися пальцами по воде. Отражение расплылось, став ещё отвратительнее и страшнее. Брызги разлетелись в разные стороны, окатили меня с ног до головы… Злость отпустила. Ярость ни к чему не приведёт, тем более виноват я сам…
Тяжелая тишина опустилась на мои уши, вернее на какие-то безобразные дыры и я, вновь прижавшись спиной к сухому стволу дерева, позволил себе немного вздремнуть…
Однако все остальные зомби не спят.… Никогда…
Так кто же я…?
Проснулся я от того, что услышал шелест растущего куста. Я медленно повернул непослушную голову на звук и замер в этом положении. Не было совершенно никаких чувств. Ни страха, ни удивления – ничего. Да и бояться мне, собственно, некого. Животные разбегаются в ужасе, только увидев ходячий труп, поэтому зомби чувствуют себя хозяевами ситуации. И единственное чувство, которое я в тот момент испытывал – безраздельная апатия.
Примерно с полминуты неизвестный копошился в кустах и только потом решил показаться. Как и следовало ожидать, это был живой мертвец. Безмозглый кусок гниющей плоти. Это существо ломилось через кусты, даже не догадываясь о том, что их можно попросту обойти.
Полутруп выглядел жалко. Одет в какие-то грязные лохмотья, на лысой голове смешно торчит единственная прядь волос, костлявые руки окончательно забыли, что такое «сгибаться» и теперь попросту болтались вдоль треугольного туловища мертвеца. Убогое зрелище…
Эти твари вызывают у меня лишь отвращение и ненависть. Я не желаю быть частью этого сброда! Я совершенно другой!
Подавив в своем разуме зреющую ярость, я продолжил наблюдать за дикарем. Он уже перестал изучать кусты и теперь пристально смотрел на меня.
Лицо у него было еще ужаснее, чем тело. Веки, глаз, губы и одно ухо отсутствовали напрочь, гнилая челюсть задорно скалилась и иногда клацала, отчего мне становилось ещё противнее на него смотреть.
Заметив «своего», мертвец подошел и сел рядом со мной. От него жутко смердело. Казалось, что я сижу рядом с самым настоящим трупом. Тьфу! Оно же так и есть…
Своей брезгливости я не скрывал, но неожиданно мертвец завел со мной беседу. Да, вы не поверите – зомби могут общаться друг с другом, как, впрочем, и другие животные между собой.
Я хоть и не считал себя частью их «братства», иногда общался с некоторыми из них, но разговоры всегда были пустыне. Вот как сейчас, например:
- Есть че пожрать? – челюсть мертвеца отваливалась и клацала, отчего его и без того гнусавый голос становился еще противнее.
- Нет, - коротко ответил я. Компания мертвец мне совершенно не нравилась, и мне придется сделать все, чтобы он свалил как можно быстрее.
- А где достать? – снова обратился ко мне труп и после секундной паузы добавил. – Знаешь?
- Нет, - опять коротко бросил я.
- Точ-но? – Зомби заикнулся.
- Да, да, да, - мое терпение начинало лопаться.
И вот такие диалоги я вел с каждым встречным ходячим полутрупом. И это меня жутко бесило.
Когда разговор был окончен, и голодный зомби ушел на поиски пищи, мой мозг вновь погрузился в бесконечные и неразрешимые раздумья…
Почему? Почему я не такой, как они? Мы ведь абсолютно разные во всём за исключением внешности. Это что, чья-то злая шутка? Или, может быть, во мне просто сохранилось что-то человеческое, может, новое поколение таких вот убогих созданий, как мой недавний собеседник. А может…
Точно! Мысль ударила в голову, словно молния.… Теперь все сходится. И как я раньше до этого не додумался?
Встав с земли, я устремил свой взор на серое небо. По нему всё ещё плыли угрюмые чёрные тучки, грозившие пролиться новыми дождями.
После паузы я тихо произнёс:
- Спасибо, Бог. Я не растеряю ту силу, ту мудрость, которую ты дал мне. Будь уверен в этом…
Я наконец-таки понял, кем я являюсь…
Я - мессия этой планеты.
После познавательного разговора со своим «братом по крови», я решил больше не сидеть на месте, а двинуться в путь – навстречу своей судьбе. Больше не считая себя частью этого бренного мира вместе с наводняющими его трупами, я понял, что являюсь на этой земле кем-то гораздо более значительным, чем просто человек, который многое осознал и решил сам для себя то, что он избранный высшей силой. Богом…
Я – владыка этой планеты.
В каждой религии встречается свой пророк, который пропагандирует определенный образ жизни. На ум сразу приходят Моисей, Магомед и другие посланники Господа. Они занимались проповедованием веры. Встречая на своем пути людей, они пытались вовлечь их в свой круг – обратить в веру. Теперь таким посланником стану я.
Я должен отдать свою жизнь ради других. Таков закон проповедника, такова воля Богов…
Как же хорошо и легко становится на душе, когда человек находит свое предназначение в этом мире. Это чувство переполняло меня, я чувствовал внутри себя невероятную собранность, спокойствие и решимость.… На душе было так чисто, что я на миг засомневался в том, что еще нахожусь на этой чертовой планете, а не там – в Царстве Небесном…
Казалось, что сам Бог поддерживает и направляет меня… Что же – так тому и быть.
Спустя около получаса ходьбы по лесу, я наконец-таки вышел к брошенному городу. Я решил, что проповедь лучше начать отсюда. Тут обычно собирается много моих бывших соратников, которые одержимы силами зла.
Люди, пораженные вирусом, превратились в зомби. Я больше не считал, что они невиновны. Если Бог так решил наказать людской народ, значит, им было за что поплатиться. А если человек жил по законам Господа, как я, например, вряд ли Бог дал ему такой крест. Теперь понимаю, насколько милость Божья велика…
Как только я подошел к окраине, сразу хлынул проливной дождь. Оценив ситуацию, я понял, что лучше всего будет переждать ненастье внутри одной из пятиэтажек.
Войдя на первый этаж, я зашел в первую попавшуюся квартирку и устроился на привал. Внутри все вызывало у меня ностальгию. Столько лет прошло после той ужасной катастрофы, а утварь и все прочее людское барахло так и осталась лежать в брошенных домах. Да и кто ее тут теперь возьмет?
Сев на табуретку, я стал изучать комнату взглядом. Делать-то все равно нечего – за окном вовсю шёл проливной дождь.
Мое внимание привлекло висящее на стене слева от меня зеркало. Мне стало любопытно, насколько я изменился за ближайшие несколько часов и изменился ли вообще. Пару минут я сомневался, а после неуклюже поднялся с ветхой табуретки и, подойдя к зеркалу, посмотрел на себя…
Я стал еще уродливее.… Любого человека от моего вида стошнило бы. Лицо, если его вообще можно было так назвать, было покрыто страшными язвами, которые без преувеличения прожирали мою плоть до костей. Глаза запали внутрь черепа, и из-за скудного освещения казалось, что вместо них в моей голове зияют две черные дырки. Нос провалился окончательно и, если раньше он был, хоть и являлся седловидным, то теперь его не было на лице вовсе. Вместо него – сквозная кровоточащая дыра…
Я попятился и упал, споткнувшись о табурет, на котором еще недавно сидел. Я обыкновенный зомби, возомнивший себя пророком, мессией этой планеты...
Я лежал на холодном полу не в силах подняться. Какая-то неизвестная проказа пожирала меня изнутри, пока я мечтал о том, что изменю мир. Мне охватили досада и ярость. Я закричал, продолжая лежать на холодном полу…
«Господи…, - подумал я. - За что мне все это? Не понимаю.… Ты что, обманул меня?»
Бог ответил - снаружи громогласно рявкнул гром, и пол подо мной вздрогнул.
Я испугался и потупил взгляд. Никого он не обманывал, это все моя гордость и желание быть выше остальных…
Смерть подступала все ближе и ближе ко мне. Чувствуя ее дыхание совсем рядом, я перевернулся на другой бок. В всём этом была лишь одна деталь, которая меня по-настоящему пугала – зомби не умирают.
С каждой минутой мне становилось всё хуже. Резко поднялась температура, меня рвало какой-то зеленой слизью, голова просто раскалывались.… Вот, вот она - расплата…
Я знал, что так не сможет продолжаться вечно, я скоро умру…
Вскоре, так все и случилось. Разум будто просто выключился, и мое тело уснуло. Навечно…
Но со смертью, как я совсем не мог ожидать, пришло осознание… Осознание того факта, что я все это время ставил, возможно, и не понимая этого, себя выше других, выше таких же существ, как и я сам. Это гнусно.… Жаль, что человек понимает свои ошибки, когда уже поздно и поменять нечего нельзя.… Хотя, возможно, что Бог попросту играет с нами. А может и нет…. Кто знает истину? Только сама истина…
Пути Господа – не наши пути…
А я – глупец, возомнивший себя Богом…
В комнате было темно, только редкие отсверки молнии за окном на несколько секунд освещали маленькую квартирку, посреди которой лежал человеческий труп. Но вскоре в комнате раздалось недовольное мычание, и бывший пророк пошевелился.
Теперь он стал тем, кого всем сердцем ненавидел.
Встав с холодного пола, зомби, изнеможённый неутолимым голодом, пошел на охоту…
Александр «Shita» Стасенко
Рядовой Петренко
По осеннему лесу бежал обессиленный человек. В грязной и окровавленной форме, неимоверно уставший. Его бег все чаще переходил на шаг. Краткие, стремительные порывы только еще больше утомляли. Казалось, что он уже чувствовал спиной зловонное дыхание преследователей.
Не от диких зверей, не от сошедшей с ума природы и даже не от беспощадного врага и его "гуманного" оружия убегал обреченный. Он бежал к определенному месту и с определенной целью. "Только бы успеть", – думал Николай Петренко. Весь мир, реальный и представляемый, как и личные его желания, сжался в комочек и стал простым и понятным. "Дожить и сделать. Только это важно".
Он не спасал свою жизнь, но мог бы принять другое решение – отправиться в бесконечные скитания. Хватаясь за призрачный шанс, найдя массу оправданий, не услышав свою совесть, уцепиться за малейшую возможность остаться живым. Как и где – совершенно не важно, лишь бы быть. Вчера молодой парень, только и успевший в промелькнувшей, еще благополучной юности, вкусить кусочек столь желанной и, казалось бы, мифической демократии, принял решение: "Я сделаю это".
Он где-то догадывался, что его действия не соответствуют общепринятым понятиям и критериям. Понимал – очень многие вели бы себя совершенно по-другому. Если бы не эти несколько месяцев, не это место, не невольные сопричастники событий, ставшие теперь столь близкими, но не знакомые ему даже по имени, Николай дезертировал бы еще в первом потоке.
Он пришел на призывной сознательно, взвесив все. Времена были тяжелые. С климатом творилось что-то неладное. Мировая политическая обстановка приутихла и затаилась. Успокаивающие прогнозы журналистов, дикторов и ведущих, их фальшивый оптимизм уже мало кого могли обмануть. Тревожное чувство, казалось, обрело материальность и витало где-то рядом – протяни руку и сможешь его пощупать. Мир застыл в предчувствии чего-то страшного.
Николай устал от все более и более неудачных попыток найти работу. Чувство голода стало почти постоянным. Все чаще в его таком спокойном раньше городке вспыхивали беспорядки. Многие ранее безобидные жители становились озлобленными и агрессивными. Что уж тут говорить о худшей части населения – людях склонных к насилию и преступлениям. Власть, закон, правопорядок становились призраками. Все знали, что они где-то есть, но почти никто их уже не видел. Еще оставались среди людей и нормальные, но кого-то сдерживали, кому-то не давали возможность, а кто-то погибал первым. Так погиб ППСник - практически на глазах у Николая, вступившись за пенсионера, избиваемого четырьмя отморозками. А его напарник, как и Петренко, стоял среди кучки прохожих в растерянности и страхе. Пряча глаза, все быстро разбежались, когда поняли, что никто из них не решится первым на этот шаг, что остальные могут так и остаться наблюдателями.
Только армия еще казалась отдельным островком порядка и безопасности. Ей даже стало уделяться больше внимания и благ со стороны власть имущих. Появились дополнительные вербовочные и призывные пункты после того как президент подписал указ о расширении профессиональных и срочных войск.
И вот Николай Петренко, в свое время найдя возможность избежать срочной службы, радовался только что присвоенному званию рядового, одежде и питанию. На ближайшее время о нем позаботиться государство. А там, может, все и наладится. Только не наладилось. Началось уже настоящее потепление. Катастрофы, аномалии, проснувшиеся вулканы и страшные землетрясения, цунами и ураганы поражали своей мощью и повсеместностью. Одни территории возвысились, другие канули в пучины морей и океанов.
И мир сошел с ума – люди начали воевать за остатки суши и ресурсов. Локальные войны захлестнули континенты сильнее океанских волн. А самые мощные государства готовились к самым решительным действиям, уже расставив приоритеты в своих целях. Но время оттягивалось, велись дискуссии, пропаганда и политические игры.
Россия с ее богатейшими просторами не могла остаться нетронутой. Ни принятие беженцев, ни гуманитарная помощь, ни дарование территорий переселенцам пострадавшим стран, ни ядерный арсенал не могли гарантировать ей безопасность.
Больше всего опасений внушала старая Европа: объединившись и чувствуя поддержку Америки, ранее столь демократичные страны начали открыто стягивать войска к границе. Все более агрессивно звучали недовольные высказывания и суждения. Любые действия искажались и подвергались беспощадной критике. Переселенцев якобы не обеспечивали «должным вниманием и комфортом». Выделенные территории преподносились как «непригодные к существованию, обедненные ресурсами и инфраструктурой», а средства и гуманитарная помощь были «ничтожными» или «некачественными». Чувствовалось приближение войны. И страшно подумать, какой.
Все эти события ускоряли научный прогресс. Но не укрощение природы, освоение океанов или космоса, улучшение или продление жизни людей были приоритетными. Востребованность приобрело только научное направление.
Николай не жалел о своем выборе. Пусть он сильно уставал то от частых учений, то от привлечений к ликвидации бедствий, охране правопорядка, строительству укреплений и разной другой работе – здесь ему было лучше, чем в одиночестве посреди наступившего хаоса. Даже когда убили президента, и началось настоящее вторжение, когда в Думе шли политические сражения, а армия не знала, что ей делать – вступать в неравный бой или ожидать приказа – он не дезертировал как многие. Надеялся, что как-то утрясется. Какие-то части воевали, другие сдавались или разбегались, а о них, казалось, позабыли все.
Страна дробилась на кусочки. Все заявляли о своей суверенности, историчности и нейтральности. Объявлялись новые государства, княжества, губернии, тут же поглощавшиеся соседями или захватчиками и снова вступавшие в мелкие стычки или локальные войны. С запада шла волна интервенции, на юге была резня. Китай дождался своего звездного часа и захватил громадную территорию. Даже уцелевшие японцы, которых приютили одними из первых, ударили в спину. А янки уже готовились высадиться на понравившейся им территории. Утешало только одно – у воющих ещё оставалось достаточно разума для того, чтобы не начинать ядерную войну. Хотя соблазн был велик - всего несколько незначительных точечных ударов малой мощности. Но мир и так катился по нарастающей в пропасть.
Про них вспомнили, когда к этой глубинке начал продвигаться один из бывших миротворческих корпусов. Противоречивые приказы не успевали прийти из разных центров и штабов, как тут же менялись. Потом наступило полное радиомолчание, не без участия спецтехники противника. В штабе части точились споры. Сторонники разных мнений чуть не дошли до драки, пока "Батя" не решил: дать бой на своей, выбранной территории после эвакуация хозчасти и имущества в тыл, к уже сформированной скрытой базе, где были их семьи, вспомогательный гражданский персонал и подземное убежище.
Этот и следующий за ним день запомнились Николаю навсегда. Никогда еще не приходилось столько работать лопатой. Неимоверно уставший он заснул на сырой земле, даже не поев. В эту ночь сбежали еще несколько. Краткий миг спасительного сна и вот уже побудка, потом тягостное ожидание боя. Рядовой, наверное, как и многие его коллеги мучился вопросом – что же их ожидает, выживет ли он? Перспективы были мрачные: не было поддержки с воздуха и мощной артиллерии в тылу, а силы противника не известны.
Вот передали условные сигналы разведчики – скоро уже начнется. Пропала связь со штабом, как радио, так и телефонная. Послали связиста проверить кабель. До начала боя он так и не вернулся, а потом началось. Сначала вертолеты, затем – плотный миномётный огонь. Очень плотный. Раньше Петренко часто видел похожее в фильмах, но вживую пережил впервые. До чего же было страшно. И эти минуты казались вечностью. А потом снова вертолеты, уже подлетевшие ближе и бившие прицельно.
Ему казалось, что уцелел только он, случайно и ненадолго. После обстрела, слегка оглушенный, Николай выглянул из-за бруствера и увидел их – мертвую пехоту, новое "гуманное" оружие. Еще было далеко, но и различимое было жутким. Это уже были не люди – восставшие мертвецы из фильмов ужасов. Страшные и неуклюжие, они упорно двигались к ним. Их было очень много, а то, что среди них была добрая половина бывших гражданских, еще больше пугало.
Вдалеке виднелись легкие танки и бронированные джипы противника. Чем меньше становилось расстояние, тем сильнее нарастала паника. Многие падали, разлетались на куски и теряли части тел под огнем обороняющихся, но их количество, казалось, не уменьшалось. Николай уже готов был кинуться бежать несмотря на пулеметный и снайперский обстрел, когда рядом из капонира, натужно ревя, вылезла уцелевшая "коробочка". Объятая пламенем и дымом, с заклинившей башней, но еще "живая", она устремилась к мертвой пехоте. Успела начать сбивать и давить передний край ближайшей и наиболее плотной толпы, когда детонировал боезапас. От взрыва "коробочку" подбросило, а вокруг нее образовался круг, как из неживых по-настоящему, так и еще барахтающихся трупов. Отлетевшая башня фантастическим снарядом врезалась в другую толпу.
Огонь из окопов стал гораздо сильнее. Николай выпустил сразу весь магазин, а, перезарядившись, начал спокойней и прицельней стрелять – так, как учили. Он ловил врагов в прицел и радовался каждому удачному выстрелу. И страх отступил. Петренко не сразу заметил, как вдруг закончились зомби, выкошенные стрелковым и ручным гранатометным огнем. Что уже горят несколько танков и джипов, подобравшихся так близко. Что пылают обломки двух вертолетов, а противник уходит. Для врага эти потери были слилкшмо высоки, ведь у них работала спутниковая разведка, данные с беспилотников были почти достоверными, и эта часть была не первая на их пути. Враг рассчитывал на легкую победу, малой кровью, но где-то просчитался. Теперь уходил на безопасное расстояние. Скорее всего ненадолго, пока не получит подкрепление, способное втоптать в землю эти жалкие остатки. Но это будет потом, а сейчас сослуживцы радовались первой победе, тому, что пережили этот бой.
В живых осталась едва ли треть, больше половины из них – раненые разной степени. Майор Волков старался организовать еще не отошедших от боя солдат. Одни занимались поиском выживших и оказанием им помощи, другие сортировали оружие и боеприпасы, кто-то был в похоронной команде. Случайно оказавшегося рядом Николая окликнул один из совещавшихся офицеров.
– Рядовой Петренко по Вашему приказанию прибыл.
– Вольно, рядовой. Пойдешь с прапорщиком Смирновым.
– Есть.
Высокий статный прапорщик ему едва заметно кивнул.
– Разрешите идти, тащ майор?
– Давай, Серега. Только аккуратно. Плохие предчувствия у меня.
Козырнув, прапорщик развернулся и двинулся к группке солдат неподалеку.
– Саня, Петро, со мной к штабу, остальным отдыхать.
Это была их элита – спецназ, почти весь из ветеранов прошлой войны. Повидавшие и прошедшие через многое, как и прапорщик Смирнов и майор Волков.
В штабе они нашли своего связиста, Батю, нескольких солдат и офицеров – все были убиты. Оставшаяся техника оказалась выведена из строя. Осмотрев все следы и трупы, они собрались вокруг тела командира части. Истерзанный пулями, он казался чужим, совсем не похожим на того строгого, рассудительного Батю.
– Вы думаете то же, что и я? – выдавил из себя хмурый прапорщик.
– Свои, Серега. Точно.
– Боя практически не было. Трупов значительно меньше, чем должно быть. В основном те, на которых Батя мог положиться. Лежат сам видишь, как. Начали со штаба, а потом охрану и дозорных. Связной пришел уже к моменту погрузки.
– Надо бы с телами что-то решить. Не хотелось бы увидеть их «оживленными».
Они собрали и подожгли всех вместе, со штабом. Черный столб дыма остался позади, а в впереди, там, где было сражение, потянулись в небо два новых. От костра с погибшими сослуживцами и от «мертвой пехоты». На протяжении всего отступления, черный дым часто прощался с ними. Не всегда удавалось отдать последнюю дань погибшим или умершим – сжечь их или похоронить.
Враг не оставлял их в покое. Терзал уставших солдат своими короткими налетами, то обстреливая с воздуха, то с наземной техники с относительно безопасного расстояния. Не ввязываясь в открытый бой и не уничтожая их полностью, чего-то выжидая. Количество солдат таяло. Кто погибал от налетов, кто не возвращался с заслонов, кто с разведки. А вот дезертирства больше не было.
Уставшие, грязные, полуголодные, неся раненых и волоча боеприпасы кто на себе, кто на тележках и велосипедах, подобранных в покинутых городах и деревнях, они стали походить на бедолаг погорельцев-беженцев. Но еще оставались живыми и двигались, пропитываясь ненавистью. Не к ожившим мертвецам, с которыми еще несколько раз приходилось сталкиваться. Это тоже были враги, страшные, беспощадные, лишенные разума и движимые непонятной силой. Их нужно было уничтожать, давить, крошить, не задумываясь о том, кем они были раньше. Это уже совсем другие существа, и ничего человеческого в них не оставалось. А вот для людей, придумавших и использующих их, хотелось большего. Им желали пережить все то же, что они принесли в эту страну, ее людям. Только в гораздо большей мере.
Жалкие остатки воинской части все же смогли оторваться от противника. Дошли и углубились в спасительный лес. Слишком мало их осталось, но выжившим повезло. После долгих скитаний по лесу они наткнулись на живую, переполненную людьми деревню. Ее обитатели - в основном женщины, старики и дети, как деревенские, так и городские беженцы - встретили солдат хорошо. Николаю казалось, что не только он чувствовал почти осязаемые радость и надежду. Прошло совсем немного времени и окутанные заботой, душевной теплотой раненые парни, скрипя зубами от боли, распрямляли плечи, находили силы на улыбку, и взгляд их менялся. Они больше не чувствовали себя побежденными и проигравшими недобитками, они были солдатами, воинами, защитниками этого уцелевшего островка посреди океана безумия и хаоса. Живыми и нужными. Даже тяжело раненые, казалось, меньше и тише стонали в присутствии местных.
Шло время, и люди обживались, что-то улучшали, меняли, что-то делали. Непонятный, необъяснимый энтузиазм завладел большинством. Еще вчера почти каждый из солдат хотел только выжить, а сегодня с остервенением строгал держак будущей лопаты, чинил прохудившуюся крышу, рубил лес или строил землянку. За относительно короткий период вокруг поселения вырос частокол. Вскоре его обступил ров – ещё не замкнутый, но уже существенный.
Под руководством сержантов Мансурова и Петра Чуба, единственного уцелевшего из группы прапорщика Смирнова, часто в совершенно не понятных для Петренко местах устраивались минные участки, в создании которых он, как почти единственный не получивший даже царапины, принимал участие. Солдаты обживались, выздоравливали и горели желанием действовать во благо селения. Помогали по хозяйству и старались подготовиться к возможной защите. Николай чем только не занимался, не отлынивая и даже получал моральное удовольствие, если удавалось сделать работу хорошо.
Местный старожил дед Иван показал майору островок на недалеких болотах, где еще во времена Второй Мировой прятались партизаны. Было решено обустроить там резервную базу. Небольшой сборный отряд из местных и солдат в тот же день отправился туда. Сержант Чуб и дед Иван как руководители этой группы должны были организовать все как можно быстрее и лучше. Нужно было максимально подготовиться как к возможной обороне, так и к зиме, если таковая будет. На дворе стоял декабрь, но жару можно было сравнить с обычной августовской, той, что бывала еще до разгара катаклизмов.
Первые попытки мародерничать в покинутых городах и селениях увенчались успехом. Солдатам удавалось не пересекаться с противником и добывать ценный скарб. Столько всего было нужно, а майор все чаще спорил в попытках ограничить количество вылазок. В результате стал сам ходить с группой рейдеров, тщательно планируя и обдумывая каждый шаг, понимая опасность и из чувства ответственности за живых.
Еще какое-то время им везло, но однажды, уже на выходе из поселка, встретились с мобильной группой «Хантеров». Отстреливаясь от бронированных джипов, часть солдат успела укрыться в крайнем одноэтажном здании. Последний заряд ручного гранатомета угодил в передний «Хаммер», но это не остановило преследователей, только еще больше усилился пулеметный огонь. Майор приказал беречь патроны и готовиться к прорыву в центр поселка, но их уже окружили. Наступило краткое затишье, а через какое-то время, появилась еще одна группа техники противника. Два юрких бронеавтомобиля с автоматизированными пулеметными турелями, уродливый бронетранспортер без видимого вооружения и причудливый небольшой то ли четырехколесный танк, то ли бронеавтомобиль с поворотной башней и орудием. Они отличались и камуфляжной раскраской от группы одинаковых «Хаммеров» с пулеметами. Один бронеавтомобиль подрулил к джипу вплотную. Видимо для переговоров. На таком расстоянии Николай не мог расслышать разговор, но ему показалось, что вначале пытались говорить на французском, а потом перешли на ломанный английский.
После переговоров еще один бронеавтомобиль и маленький танк выехали на позицию для обстрела здания.
– Раша, сдавайся! – послышался усиленный мегафоном голос. – Выходи и будешь живыми. Выходи или буду убивать.
– Выкуси, козел! – не удержался ефрейтор Чумаков, выпустив бесполезную очередь по бронированной машине.
В ответ ударили пулеметы, а башня с орудием задвигалась, прицеливаясь.
– Всем укрыться, – приказал майор.
Тут же почти в упор ударило орудие, а потом еще и еще. Среди груды обломков выжили только двое – рядовой Петренко и майор Волков. Когда контуженого Николая извлекли из завала солдаты противника, он увидел, что невдалеке стоит с поднятыми руками майор напротив настороженных бойцов. Он не мог разобрать, что именно кричат майору, и что тот отвечает. Волков начал медленно разгибать пальцы руки, держащей нож, и солдаты немного расслабились, когда тот выскользнул. Уже почти достигший земли нож вдруг ударом ноги был выброшен в глаз солдата противника. Боец, пренебрегший защитными очками, упал, а тело майора отлетело истерзанное множеством пуль, словно тряпичная кукла. А Николая повалили на землю и начали избивать.
Очнулся он гораздо позже. В жарком вонючем контейнере, в нескольких метрах т него за решеткой, бесновались зомби, пытаясь дотянуться до его тела. Но страшно ему не было – слишком устал и от побоев, и от всего этого хаоса, и от потерь боевых товарищей. Николай смотрел на озверевшие, разлагающиеся тела своих бывших соотечественников - с остеклевшими глазами, посиневшей кожей в оборванных лохмотьях. По злой прихоти «гуманных» врагов оживленных для того, чтобы сеять ужас и уничтожать людей ненужных и мешающих, не сдавшихся и не присоединенных.
Врагам нужна была наша территория, наши ресурсы. Новое оружие создавалось заражением через кровь живых или недавно умерших, еще не остывших людей. Зомби существовали не больше трех недель, а потом все же разлагались и погибали полностью. Ненасытный голод бросал их на живые существа, к себе подобным интереса у них не было. Солдаты же противника носили на себе какие-то приборы, отпугивающие и удерживающие этих созданий.
«Неужели им мало было того оружия, тех бомб, что у них есть? Зачем было глумиться над самим существованием и смертью людей? Ведь эффективность от них весьма сомнительна» – думал Николай, стараясь лечь так, чтобы боль в побитом теле была хоть немножечко меньше. Утром, когда его вытащили из контейнера, он заметил десятки таких же, установленных на шасси больших «Мерседесов», «Рено», «Вольво», «Ивеко» – машин, созданных для мирных целей, но использующихся сейчас вовсе не во благо людей. Вот одна из них высунувшимся из рамы манипулятором затягивала контейнер из находящихся на земле. Пока Петренко вели на допрос, он рассмотрел множество военной техники и солдат. Недавно созданный лагерь все пополнялся прибывающими машинами.
Николая долго допрашивали, играя в «хорошего» и «плохого» полицейских, проверяли на детекторе лжи и обкалывали «сывороткой правды». Общались с ним при помощи переводчика – бывшего российского офицера в форме без погон и с белой повязкой на правой руке. Приблизительное место расположения приютившего солдат поселка выяснить им оказалось не сложно. Теперь они хотели, чтобы рядовой провел их к нему. Его «заразили» уколом, уверяя, что потом он получит противоядие, и заставили проглотить зонд-маячок.
Теперь Николай Петренко бежал по лесу, а за ним шли жаждущие его плоти толпы «мертвой пехоты».
Он далек был от идеала – боялся смерти, боялся быть съеденным или превратиться в такого же зомби. Но было понятно – и он, и его сослуживцы, приютившая их деревня – обречены. Вопрос только времени. Хотя оставался шанс, что он сможет подать сигнал, и сержант Мансуров сообразит, успеет увезти людей на болото. И рядовой бежал к своей цели из последних сил.
Как-то некстати вспомнился давний, случайно услышанный разговор прапорщика Смирнова с майором Волковым.
– Вот раньше книги и люди были! Эх! – отложив потрепанную книжку, прапорщик повернулся к курящему рядом майору. – В моем родном городе, во времена Отечественной ребята комсомольцы собирали на танк, работая сверхурочно. И таки собрали. После войны его сделали памятником. Вот это патриотизм! А знают ли эти молодые, что это такое? Только в книжках и читали о нем, а как служить, так каждый второй или косит или откупается.
– Во время той войны другая страна была, другие люди. Их с детства так растили. А сейчас совсем другие ценности, понятия – деньги, гуманизм, демократия. Раньше ведь «солдат» – это гордо и почетно было. А как звучало – воин, защитник Родины! Смысл совсем другой был. Если кто не служил по какой причине, на него и девушки не смотрели. А теперь все наоборот. Убогими и нахлебниками считают, ненужными. Да и знаешь, Серега, я сейчас и сам в армию не пошел бы.
– Ну, Иваныч, это ты перегибаешь. Уж кто-кто, а ты ведь без армии, или армия без тебя это как-то… неправильно. Ведь потомственный военный. Честь офицерская для тебя, боевого офицера, не пустое слово. Награды все не в тылу получены, а рядом с солдатами, на передовой и давно уже до высоких чинов дослужился бы, если б не молчал, взаправду подчиненных защищая.
– Нас с тобой воспитали так. Родители, учителя, страна. Только ведь сам видишь, как оно сейчас. Кого пацанам этим защищать сейчас? Олигархов, депутатов, бизнесменов? Или сынков их – мажоров, которые их открыто презирают? Только знаешь, Серега, случись что, ни профессиональная армия, ни ветераны нас спасут, а вот именно на зеленых рядовых надежда.
«Что за чушь несут эти старперы, – думал тогда Николай. – Такие высокопарные слова! Героизм, патриотизм. Вроде еще не старые, а прям как дети. Да если на нас кто-то решит напасть, никто воевать не будет. Все разбежаться или продадутся. Я вот хоть сейчас бы немцам в плен сдался, только бы гражданство дали».
Нет больше ни прапорщика Смирнова, ни майора Волкова. Оба погибли рядом со своими солдатами. Прапорщик в одном из боев, до последнего прикрывая их отступление, а майор вчера на глазах у Николая. «Мир вашему праху, мужики».
Рядовой Петренко так и не понял, что именно они имели в виду под словом «патриотизм». Слово вроде знакомое, но вспомнить его значение он так и не смог.
Он успел добраться до обрывистого берега обмелевшей речушки. Перед ним открывался красивейший вид. Как же было красиво и так хотелось жить. Здесь рядового должны были уже заметить с отдаленного наблюдательного пункта.
– Должны заметить, но заметят ли?
На самом большом крутом нависающем выступе Николай ждал, когда к нему приблизятся первые зомби. Ему хотелось, как можно больше забрать их с собой. Рядовой Петренко дождался хлынувшую на него толпу живых мертвецов и, когда уже почувствовал боль от укусов и рвущегося тела, подорвал собственноручно установленную мину.
Виктор «Автор» Костенко
Дочь колдуна
О ней никто ничего не знал. Она была словно тень в этом мире. А те, кто ее видел хоть раз, были настолько одурманены ее красотой, что сходили с ума и вскоре умирали. Она была загадочна и прекрасна.
Ты не знал, кто она, впрочем, как и все остальные. Но ты был уверен, что после встречи с ней ты не сошел бы с ума как они.
Год? Какой сейчас год? Этого никто не знает. Это никому не интересно. После той катастрофы людей перестало интересовать многое. Жизни стали совсем другими. Все изменилось. Любовь заменила безнравственное отношение друг к другу. И мир стал прекрасным. Огромных городов–мегаполисов, больше нет. Те, кто остался в живых после Апокалипсиса, стали жить в маленьких деревнях как когда-то.
Именно в одной из них он и жил. Обычный человек без каких либо выдающихся способностей. Но он всегда мечтал увидеть истинную красоту. Совсем недавно люди стали говорить о какой-то девушке. Она была совсем другой и не похожей на остальных. Она была как тень, которая исчезала сразу же после того, как кто-то любопытный начинал пристально рассматривать ее. Она всегда исчезала неожиданно. И никто не знал, как и куда.
Сегодня было пасмурно и холодно. Сильный ветер шумел в кронах деревьев и очень низко, волнами укладывал траву к земле. Ты шел, просто шел. Что-то ужасное тяготило твои сердце и душу, они стали совсем другими. Ты медленно брел по тропинке, смотрел прямо под ноги и ничего вокруг не замечал. Не замечал, как издалека к тебе приближался погост. Тучи вокруг него были чернее, чем в остальном небе. Ветер тихо шумел между старыми могильными плитами и надгробиями. Тропинка медленно привела тебя к иссушенной земле кладбища. Почему оно стало таким? Может, виной тому был метеорит, который торчал из земли в небольшом кратере неподалёку?
Ты все ближе и ближе подходил к этим старым могилам, где не было места ничему живому. И ты здесь был лишним. И везде ты был лишним. Поэтому ты решил уйти.
Старые могилы не хотели пускать на свою территорию никого чужого и выказывали свое возмущение твоему появлению тихим шорохом ветра. На каждой было что-то выбито: имя, фамилия, годы жизни, но на многих полуразрушенных надгробиях не было или почти не было этого. Ты прошел вглубь старого погоста и заметил, что одно надгробие было не тронуто временем. Возле него лежали свежие цветы, а могила была ухоженной.
После Апокалипсиса люди перестали верить в Бога. Перестали верить в вечную жизнь и тела умерших просто сжигали, предавая их прах земле. Все перестали ждать прихода конца света, перестали жить мечтой о вечной загробной жизни.
Человечество утратило все. Пришлось начинать сначала. И такие вещи как религия, вера и даже мечты и надежды были забыты. На их место пришли точный рассудок и ясное мышление. Снова пришлось думать, как добыть себе пищу и как выжить в новых условиях. Многие не смогли изменить свою жизнь, и они умерли, и прах их был развеян по ветру, а память о них навсегда ушла в века.
Такие места, как это кладбище, были навсегда заброшены. Они перестали существовать, перестали появляться, о них просто забыли. То, что эта могила была такой ухоженной, значило только то, что это было не так. Кто-то все еще верил в загробную жизнь. Неужели ты не один такой?
Ты присел на одно колено и начал с интересом рассматривать могильную плиту и не заметил, как сзади к тебе кто-то медленно приближался из непроглядного мрака ночи.
Ночь? А ты и не заметил, как стемнело. Не заметил, как на древний погост спустилась ночь. Не заметил, что он стал жутким. У самого смелого кровь застыла бы в жилах при виде изогнутых крестов, сухого шеста листьев и заунывного подвывания ветра. Поднялся сильный ветер, старые сухие деревья скрипели под его натиском. Высохшие листья летали кругом, а ветер то и дело подхватывал их и вздымал все выше и выше.
Тихие шаги, которые были почти не различимы в шуме ветра, медленно и уверенно приближались к тебе, а ты все так же сидел и ждал чего-то. Совсем недалеко промелькнул свет факела, пламя которого пытался задуть ветер. Ты был точно уверен, кто-то приближался именно к тебе, к этой могиле. Через пару минут темнота породила мутный силуэт. В свете еле горящего факела ты увидел человека в длинных одеждах, которые, трепал ветер. Когда оставалось совсем немного, этот некто остановился:
– Кто ты? И что ты здесь делаешь? – раздался голос незнакомца. Точнее незнакомки.
– Я просто шел и попал сюда... – начал объясняться ты, но она тебя перебила:
– Сюда так просто никто не приходит. Это забытое место. Оно только для тех, кто искренне желает попасть в него, – сказала она, и ты мельком заметил очертания ее лица. Она была молода и прекрасна.
– Но что тогда здесь делаешь ты?
– Здесь покоится мой отец. Я чту его память, он до сих пор остается для меня живым.
– Не стоит грустить об умерших дорогих и близких людях, они отправились в лучший.
– И ты в это веришь? Ты думаешь, что это правда? Тогда ты последний, кто в это верит! Даже я отчаялась.
– Это невозможно знать или проверить. В это должно поверить сердце. Хоть мечта давно угасла в человеческих душах, никто не запрещает делать ее живой, – ты встал в полный рост, и оказалось, что твоя собеседница намного ниже тебя. Ты хотел подойти к ней, но она отпрянула в сторону.
– Ты должен уйти. Ты не знаешь, кем был мой отец при жизни...
– Но мне некуда идти. Я везде был не понят. Я говорил людям, что нужно верить, но никто не смог сделать этого. А в их глазах я читал вопрос: «Во что верить?» Но ведь это неважно. Ты должен просто знать, что все не просто так.
– Если люди умирают просто так, то зачем им верить в нечто лучшее.
– Ничего не бывает без причины. Если ты живешь, то ты просто думаешь об этом. Ты думаешь, что ты живешь, но ведь никто не думал, что это может быть неправдой. Кто сказал, что это все реальность? И кто сказал, что после смерти нет пути назад? Может, после смерти душа человека растворяется в этом мире и смешивается с ним как прах с землей.
– Я согласна с тобой. То, что невозможно вернуться в мир живых – ложь. Мой отец нашел способ. Я не знаю, как, но каждый год в день своей смерти он воскресает и рассказывает мне о том, что есть правда, и какой мир на самом деле, – она посмотрела в небо, которое заплыло тучами.
Полный месяц то появлялся, то исчезал, скрываясь за ними. В очередной раз, когда все осветилось призрачным светом, ты смог хорошенько разглядеть собеседницу. Она действительно была невысокого роста, из-под капюшона были видны длинные вьющиеся волосы. В неясном свете месяца ее глаза сверкнули, как глаза кошки. Они были испуганы и полны такой тоской, что ты невольно отшатнулся от нее. Туман окутал твою голову. Справившись с наваждением, ты заметил, что она подошла к могиле своего отца и что-то вылила на нее из шарообразной стеклянной бутылочки.
Иссушенная земля быстро впитала в себя странную жидкость. Могильный холм задрожал и начал рассыпаться. Девушка немного отошла от могилы отца. Земля продолжала рассыпаться в разные стороны и медленно стала извиваться волнами. В самом сердце всего происходящего стала образовываться воронка, и через несколько мгновений в ней появилась почти разложившаяся рука покоящегося в могиле трупа. Она медленно стала расти, мертвое тело рвалось наружу. Мертвец хотел скорее выбраться на поверхность. Он резко встал, земля как будто не хотела его отпускать пыталась остановить его. Но мертвец рванул руками в разные стороны, и земля отступила под его натиском. Он вытащил сначала одну ногу из могилы, затем с огромным усилием вторую и вскоре выбрался полностью. Его почти разложившееся тело стало медленно обрастать кожей, и через пару минут ты видел уже не восставший труп, а совершенно обычного человека, правда, одетого в гнилые лохмотья. Он размял свои руки и стал осматриваться, ища глазами свою дочь. Но глаза его сначала увидели тебя:
– Кто ты? – хриплым шепотом спросил труп и быстрыми шагами двинулся в твоем направлении, но его дочь остановила его.
– Оставь его! Он тебе не нужен. Этот человек разделяет твоё мнение о жизни и смерти, – подбежав к отцу, сказала она.
– Неужели? Понимать меня и быть мной – это разные вещи. Если хочешь, после смерти можешь быть захороненным здесь. Я научу тебя всему, что знаю сам.
– Ваше предложение трудно отвергнуть но... – он перебил тебя:
– Ты боишься! Ты боишься, что Бог не примет тебя? Ведь так? Возможно, это правда, но так ты будешь жить вечно. Ты будешь вечно живым трупом. Ты готов пойти на это?
– Я готов! – твой разум был затуманен словами ужасного мертвеца, но на самом деле тебе хотелось просто убежать. – Но ведь мое время еще не пришло!
– Это можно легко исправить.
Полуживой труп медленно двинулся в твою сторону. Черные отвердевшие ногти на его руках стали медленно расти, а на лице проступили трупные пятна. Подойдя к тебе, он занес руку, чтобы насадить твое тело на свои острые когти. Борясь с самим собой, ты неловко увернулся. Хитрая ухмылка растянула лицо мертвеца.
– Рано или поздно ты все равно окажешься здесь!
– Мне почему-то хочется поздно, – ответил ему ты.
– Отец, оставь его! Ты же великий колдун. Тебе не стоит мараться с этим смертным, – выкрикнула девушка в безнадежной попытке спасти тебя.
– Ты права дочь. Почему я должен за ним гоняться? – он поднял одну руку в твоем направлении, и твое тело сковала ужасная боль. Какая-то неведомая сила подняла тебя в воздух. – Я же колдун! Я и не должен убивать тебя своими собственными руками. – Неведомая сила направила тебя на острое копье, которое держала в руках статуя, стоявшая возле старого полуразрушенного склепа.
Он громко засмеялся, когда копье медленно пронзило твоё тело. Ты, корчась от боли, не мог найти себе места. Ты отлично понимал, что это конец. Ты чувствовал, как холодный камень пронзает твою плоть, как все сильнее и сильнее становилась твоя боль. Ты мельком посмотрел на девушку. Она закрыла лицо, отвернулась в другую сторону, но никак не пыталась остановить своего отца. Еще один судорожный вздох. Последний. Все потемнело и ничего не стало больше. Ты умер.
Колдун подошел к тебе и снял твое тело с каменного копья. Взвалив его на плечо, он пошел к своей могиле, а твои руки и ноги безжизненно колыхались при каждом его шаге. Он положил твое тело возле провала и, отойдя на пару шагов, встал на колени и огромными когтями стал рыть землю. Девушка подошла к тебе и посмотрела на твое бездыханное тело.
– Через год, ты же знаешь, ровно через год, – сказал он, ей продолжая рыть могилу.
Никто не знал, куда ты делся. Но сильно никто и не интересовался. Люди стали говорить, что рядом с той прекрасной девушкой стал появляться некто. Это рассказал один человек. Он был возле этого кладбища, он видел метеорит, он видел двоих, которые мирно сидели и о чем-то болтали. Этот человек вскоре умер, на его шее было два отверстия, на которых запеклась кровь. Он умер в полнолуние ровно через год после пропажи никому не нужного парня. Про этот погост стали ходить слухи, которые переросли в легенды. Про девушку со своим вечным спутником. Но никто, совершенно никто не знал правды. И только догадки мучили головы людей.
После Апокалипсиса на Земле стало очень много места, и люди вскоре просто покинули эти проклятые земли. Покинули и навсегда забыли. Но зря люди перестали верить в Бога и в Дьявола. Они так же и остались создателями этого мира с его грехами и пороками, горечами и страданьями, счастьем и мечтами.
Апокалипсис? Он только подтолкнул людей сплотиться, стать новой силой, но в это никто не верил. Все ждали второго пришествия. Но к ним никто не пришел, и они разочаровались почти во всем. Но они ошиблись, просто нового спасителя никто не видел, но он был, он появился. Он родился давно, он пытался предупредить людей, но его никто не слушал. В том мире не нужны пророки.
Спаситель был снова рожден. Пусть и не у совсем обычных людей, но он должен был вернуть людям веру. Но он не смог ничего. Он отчаялся в своей силе, но не потерял веру, ни в Бога, ни в людей. Его земной отец был отшельником и жил в лесу, его боялись и говорили, что он безумец. Ему приписывали преступления, в которых он не всегда был виноват. Мать спасителя умерла почти сразу после его рождения. И свое дитя забрал отец. С самого детства он учил свое чадо черной магии. Он передал ему все, что сам знал.
Люди поговаривали о связи старика с Дьяволом. Но в это мало кто верил. Но все верили, что старик был колдуном. И что ребенок, который был с ним рядом, был порождением Ада. Но никто даже представить не мог, что это был их спаситель, отвергнутый и забытый. Колдун любил свою дочь, а она любила его. Когда она стала взрослой, она пыталась собирать людей вокруг себя, чтобы рассказать им истину, но отец наложил на нее заклятие, от которого все, кто ее видел, вскоре умирали. Именно отец не дал ей говорить с народом. Вскоре она, как и он стала отшельником.
Девушка медленно шла по древнему кладбищу. Она точно знала, куда она идет, и что ей нужно. В ее руке было две шарообразные стеклянные бутылочки. Ясный месяц освещал её путь. Подойдя к могиле отца, она посмотрела на нее и встала на колени.
– Сегодня последний раз. Пусть покоятся ваши души с миром, если вы заслужили это, – произнесла она со слезами. – Вы дороги мне, но я больше не могу просить его об этом. Он больше не даст мне зелья. Я знаю, что я еще жива, но душа моя продана много лет назад. Сегодня последний раз.
Снова прошел год. И снова она пришла на встречу к отцу и...
Николай «Ватер» Катайкин
Перезарядка
Выстрел. Перезарядка.
Еще один ходячий мертвец валится на землю. Прямо на своих товарищей, которых уже достаточно скопилось под наспех созданным забором из колючей проволоки около моей укрепточки. Хорошо, что эта проклятая вышка стоит на небольшом возвышении. Так что хоть как-то эти мертвецы замедляют свое бесконечное движение вперед. Они могут идти только вперед. Ведомые голодом, эти твари ни перед чем не остановятся, лишь бы отведать живого мяса. Им не важно, сколько собратьев лежит вокруг них. Они все равно идут молчаливой толпой вперед и вперед, надеясь добраться до меня. Но у них это вряд ли получиться.
Выстрел. Перезарядка.
Военный. Старший сержант. И его настиг этот кошмар.
Почему это все началось? Я не знал этого. Вдруг все в одночасье стали убивать друг друга. Но не живые воевали с живыми, нет. Живые воевали с мертвецами, с зомби, с ходунами. Как их ни назови, суть одна – это вечно голодные куски мертвого мяса, некогда бывшие простыми людьми. Вон идет домохозяйка. Чума настигла её дома, она и одета в домашнее. А вон к ограждению ковыляет школьник – его форма вся перепачкана в крови. Чужой крови. Левее свой жуткий марш вышагивает девушка. Я бы назвал её красивой, если бы не её глаза. Говорят, что глаза – это зеркало души. В глазах мертвяков сплошная пустота. В оптический прицел с умопомрачительной кратностью мне это превосходно видно.
Выстрел. Перезарядка.
Упала девушка. По одежде – эмо. Надо же, и она попыталась спастись. Удивительно
Об этом не объявляли по телевиденью, об этом не напечатали в газетах. Лишь Интернет как-то проливал информацию на происходящую вокруг катастрофу. Но таких сообщений было очень мало. Потому что и людей, которые были бы в состоянии написать об этом, тоже почти не осталось. Иногда мне кажется, что во всем мире остался лишь я один, один человек, не желающий съесть своего соседа. Я своими глазами видел, как человек просто падает на землю, хватается за горло, словно его кто-то душит, а потом умирает. Но смерть не приносит ему успокоения. Всего через десять минут он встает и начинает нападать на еще живых людей, которые смогли дольше сопротивляться инфекции, которые имели иммунитет к заразе, что летала в воздухе.
Выстрел. Перезарядка.
Упала девушка-брюнетка. Она была поразительна похоже на ту…
Я встретил первый день Катастрофы дома. Как обычно бывает в таких ситуациях – ничего не предвещало беды. Я встал, позавтракал, сел смотреть телевизор. Было очень рано, так что работали только некоторые центральные каналы, да спутниковые. Смотреть было решительно нечего, да и дел в тот день у меня было немного. Суббота. Та часть недели, когда я мог себе позволить отдых от повседневных дел. Однако, по иронии судьбы, именно такой день стал для меня роковым. Именно тогда я повстречал впервые этих тварей. Зомби, ожившие мертвецы, ходячие трупы – называйте их как угодно. Их суть одна, и имя ей – это вечный голод. Нет ничего ужаснее и противоестественнее самой жизни, чем-то, что сейчас стаями бродит по уже мертвым городам. Я видел, как сын моего соседа рвал отца на части в буквальном смысле этого слова. Та жуткая сцена на лестничной площадки моего этажа до сих пор сниться мне в кошмарах. И только какой черт дернул меня тогда выйти из квартиры и проверить, что за шум в соседней квартире? Любопытство? Чувство долга? Желание помочь человеку, общение с которым у меня сводилась лишь к паре дежурных фраз, всякий раз, когда я встречал его на своём пути? Или же меня выгнал за прочную железную дверь страх, так своеобразно повлиявший на инстинкт самосохранения? Точного ответа нет, да и есть ли смысл его искать? Все равно это уже ничего не изменит. Однако я взял туристический нож в руку – на всякий случай. Лишняя защита лишней не бывает. Эта тварь пошла на меня, стоило её окликнуть. Медленно, тяжело и в то же время неотвратимо, как сама Смерть. Тогда я серьезно перепугался, попятился назад, споткнулся, упал. Сосед успел дойти до меня и уже тянул руки к моему горлу. В его глазах явственно читались желание сделать со мной тоже, что и с тем стариком. Съесть. Тогда я в каком то диком остервенении вонзил в глаз этого, как я тогда думал, сумасшедшего свой нож и он упал замертво. О, каких мне сил стоило тогда не провалиться в обморок и не поддаться истерике. Я, законопослушный гражданин, убил человека! Пусть и сделал это в целях самообороны.
Еще одна тварь показалась в пределах видимости моей оптики.
Выстрел. Перезарядка.
В тот день я попытался дозвониться до своих друзей, до службы спасения – но ответом мне были только гудки. Никто, вообще никто не отвечал. И вот тогда истина обрушилась на меня отбойным молотком – все погибли, превратились в этих отвратительных существ. Возможно, лишь я один остался в живых… Я сел за компьютер. Интернет дал мне много информации. Эпидемия началась в Африке и, с невероятной быстротой, вирус распространился по всему земному шару. Вымирание человечества произошло даже не за дни – за какие-то считанные часы. Только некоторым повезло остаться в живых. Действие вируса не распространялась на несколько сот тысяч населения планеты Земля, однако число живых быстро сокращалось. В этом помогали родственники, соседи или просто другие прохожие, которым повезло гораздо меньше. Все это я узнал из небольших статей и видеороликов, которые попытались выложить выжившие. Первой моей мыслью было, что все это – кошмарный сон и я вот-вот проснусь. Но труп под моими дверями красноречиво доказывал реальность всего происходящего. И тогда я решил бежать. Тогда идея убрать подальше от крупного города показалась мне разумной. Ведь если уехать в глушь, туда, где нет людей, то и опасности можно избежать. Я стал быстро собираться. Я нашел свой походный рюкзак, сложил в него все, что могло мне помочь выжить в дикой местности. Там был и нож, бензиновая зажигалка, спальник, вода, даже противогаз со сменным фильтром. Единственной проблемой было полное отсутствие еды. В магазин я хотел ехать вечером, просто было лень. И, как бы глупо это не звучало, моя лень меня спасла. Я видел, что происходило на улицах, когда зараженные нападали на здоровых. Это была даже не паника, это была резня. И неясно, отчего погибло больше людей – от вируса или от давки. Так что очень много людей с иммунитетом были убиты и съедены буквально в первый день. Я вышел на улицу и еще раз поразился от увиденного. Город горел. Пожаров было немного, но столбы черного дыма были очень хорошо видны. Некому было тушить огонь. Я видел машину пожарных в паре кварталах от моего дома. Она въехала в древнюю городскую стену. Я видел, как что-то одетое в форму пожарных еще шевелиться в кабине машины. Вдалеке раздались выстрелы. Длинная очередь, видимо, пулеметная. Я забрался на крышу здания по пожарной лестнице и увидел, что стреляют из центра города. Первым моим порывом было бежать туда, но тут я увидел… Огромную толпу мертвецов. Они мерным шагом шли в строну стрелявшего. Их было сотни, возможно даже тысяча. И к этой толпе все прибивались и прибивались новые твари. Я развернулся и зашагал в противоположную сторону. Примерно через три часа стрельба стихла.
Какая-то древняя старуха вышла к моей позиции.
Выстрел. Перезарядка.
Я ограбил ближайший супермаркет. Мне повезло, в нем мертвецов не оказалось. Наконец-то, я смог набить рюкзак провизией. Выбирал я с умом. Консервы, сухофрукты, другие продукты долгого хранения – все это стало моей добычей. Следующим моим шагом стал поиск автомобиля. Своего я не имел, однако недостатка в пустых машинах не наблюдалось. И практически все были открыты, много где были и ключи. Мой выбор пал на новенький «УАЗ Hunter» . Топлива в нем было много, так что я дал по газам. О, как же я хотел выбраться из города, из этих мертвых высоток. Подумать только, ещё неделю назад в них кипела жизнь, а теперь там можно найти только смерть. Я не знаю, как объяснить то, что произошло с человечеством. Можно назвать это карой за грехи, можно сетовать на оплошность в испытании вирусного оружия. Причина не важна. Гораздо важнее следствие. Следствие, жутким мертвым шагом идущее добивать последних живых существ. Эпидемия поразила только людей, но они, в свою очередь, распространили её дальше. Я видел, как стая мертвецов загоняет бедных дворняг и буквально рвет их на куски, не обращая внимания на их ответные укусы. Эти твари, верно, хотят уничтожить саму жизнь в любых её проявлениях. Так ли они отличаются от людей? Они, как и мы, ради удовлетворения собственных потребностей уничтожают природу, убивают её. Только в отличие от живых, в них нет ограничителя в виде разума, рассудка, морали. Зато есть животное желание свежего мяса. И ради него они не остановятся не перед чем. Еще я не встречал человека, обращенного в зомби, из-за укуса. Да я думаю, что укусы людям не страшны, они не станут превращаться в подобных зомби. Но если такая тварь добралась до человека, то единственный способ её остановить – это пустить пулю в лоб. К сожалению, тогда я еще об этом особо не думал. Моё единственное желание на тот момент было выжить, убежать как можно дальше. Я не представляю, как мне удалось в тот момент не сойти с ума от всех тех событий. Видимо, сознание быстро адаптировалось к наступившим переменам, или же это был банальный шок. В любом случае, я направил машину на выезд из города. Похоже, много людей попытались так же убраться из города. Но вирус достиг их и в машинах. Они обратились в этих тварей, но те уже были довольно глупы, и не смогли ни выйти из машины, ни, тем более, управлять ей. Я вспомнил мерзкий трупный запах, которая источала убитая соседка, и представил, какое амбре должно висеть в салонах всех этих автомобилей. Я лавировал между рядами, иногда приходилось сталкивать некоторые из них в кювет. Фары я разбил, но машина выполняла это задание на ура. Таким вот образом я удалялся от города, и, надо признать, в машине чувствовал себя куда уверенней. Высота окружавших меня домов все падала, вот уже вокруг меня мелькают элитные коттеджи. Но и на их территории ходят ожившие трупы. Вирусу, похоже, неважно богат ты или беден – он поразит всех. Только я еще жив, не знаю, случайность ли это или судьба. Сейчас, я думаю, что это была насмешка судьбы. Я преодолел все трудности там только для того, что бы умереть на этой проклятой базе. Машины мелькали за окном, я не имел ни малейшего желания проверять, есть ли кто в них живой. Потому что и так все было ясно. Видимо, кто-то смог выбраться из своего автомобиля до того момента, когда его поразила инфекция. Так что некоторые трупы бродили по дороге. Интересным был тот факт, что они не обращали на мой краденый автомобиль никакого внимания. Я даже переехал одного из них – нет реакции. Видимо они не воспринимают живое существо внутри холодной железной коробки автомобиля.
И тут кое-что привлекло мое внимание. Из кабины одного из внедорожников виднелось охотничье ружье, с виду новое. Одно препятствие отделяло меня от оружия. Точнее сказать два – два крепких обратившихся в монстров мужика. По внешнему виду – охотники. Я аккуратно открыл дверь и тут все окружавшие меня мертвяки будто получили разряд тока. Они повернулись в мою сторону и зашагали к автомобилю. Наплевав на все предосторожности, я распахнул внедорожник, схватил ружье и какую-то тяжелую сумку. Хотел быстро переместиться обратно в свою машину, но тут этот чёртов охотник вцепился руками в мою ногу. Я взял ружье и сделал свой первый выстрел.
Выстрел. Перезарядка.
На этот раз упал мужик в форменной спецовке. Мне показалось, он держал нож в руке. Не важно. От пули его нож не спасет.
Ехал я долго. Вечерело. Радио в машине ловило одни лишь помехи. Ни сигнала тревоги, ни обращения правительства – ничего этого не было. Я проезжал мимо очередного поселка и ожидал увидеть ставшую уже привычной картину смерти и опустошения. И я её видел. Только в этот раз все было иначе. Зараженные не слонялись по улицам. Никого вообще не было видно. И тут я увидел вдалеке фейерверк! Маленький красный цветок дешевой ракеты, которая размерами не превышала пальчиковую батарейку. Кто-то еще остался жив! У кого-то есть иммунитет к этой заразе! Я свернул на проселочную дорогу и вдавил в пол педаль газа. Ситуация очень скоро прояснилась – на крыше дома стояла девушка и отчаянно махала руками, пыталась привлечь моё внимание. А вокруг дома ковыляло три десятка мертвецов, не меньше! Девушка была в ловушке. Пришлось импровизировать, я схватил винтовку, сумку, которой, как я и думал, лежали патроны к винтовке. Очень много патронов. Когда-то я читал о таком оружие, так что представление о принципе её работы я имел. Я начал планомерно отстреливать ходячих. Мазал я довольно часто с непривычки. Однако недостатка в патронах я не имел. Так что, истратив где-то сотню, я привык к отдаче и отрегулировал прицел под себя. Всё это заняло примерно полчаса, однако новых мертвяков не поступало. Но я так думал, что это будет ненадолго, и скоро сюда подтянутся их товарищи – выстрелы довольно громкие, слышно наверняка хорошо. Особо не мешкая, я подъехал вплотную к дому. Девушка быстро выбежала к машине
-Спасибо! Спасибо вам огромное! – почти кричала она – Я уже было попрощалась с жизнью, а тут вы…
-Ты не представляешь, как я рад тебя встретить – моё волнение можно было понять. - Ты первый живой человек, которого я встретил за этот день!
- А что, в городе больше никого не осталось? – сдавлено спросила она. Впрочем по моему помрачневшему виду все и так было понятно. – Боже…
Следующие десять минут я её успокаивал.
- Меня зовут Александра… Саша…
Я представился. Я сказал ей, что лучше бы она собирала вещи, так как я планирую уехать как можно дальше из города.
Она кивнула:
- Это разумно. Здесь недалеко военный блокпост или что-то вроде того. Его построили недавно, так что людей будет немного. Там работает… работал… мой… -девушка снова зарыдала.
Когда я кое-как её успокоил, мы сели в машину и отправились в путь.
О, какую глупость я тогда совершил. Ну, теперь я-то знаю, что лучше обходить выживших стороной. Только не понимаю, почему я ещё…
Выстрел. Перезарядка.
Это был врач? Или в таких же белых одеяниях ходит мясник? В любом случае кровь из раны была не видна ни на лице, ни на одежде. Они и так были полностью пропитаны кровью.
Мы ехали уже два часа. Стало совсем темно. Но был и плюс – мы выехали в глухую местность, так что шанс встретить зомби был невысоким. Я решил остановиться на ночь. Я натаскал веток и развел костёр. Не думал, что разогретая тушёнка может быть такой вкусной. Поговорив на отвлеченные темы, девушка стала укладываться спать в машине. Мы договорились, что я разбужу её через четыре часа на смену. А утром – снова в путь. Уже лежа, она сонно сказала мне:
- Как прекрасно, что мы встретились. Вместе мы сможем преодолеть напасть. И всё будет хорошо…
Я лишь улыбнулся, глядя во тьму…
Выстрел. Промах. Перезарядка. Выстрел. Попал. Перезарядка – удивительно, как я разнервничался, стал промахиваться.
Я подошел к машине. Сначала я подумал, что у Саши снова шалят нервы. Девушку можно понять – массовые смерти, воскрешение умерших в виде зомби – от такого не то что начнется истерика – сойти с ума можно легко. Однако девушка вела себя как-то странно. Совсем как… Не додумывая мысли, я распахнул дверь автомобиля. Она вышла. Она стала такими, как и те. Зомби. Медленно, неестественно медленно она пошла на меня. Я попятился, не веря глазам.
-Н.. К.. Гр-хрр.. – на секунду мне показалось, что она пытается произнести мое имя. Саша схватила край моей куртки, а я лишь просто её отталкивал, не веря глазам.
-Как – шептал я. – Не может быть… Она же… Иммунитет…
Я не смог застрелить её. Просто оставил на месте нашей ночёвки. Иногда я думаю, что она выйдет к моей позиции, и я опять не смогу выстрелить. Опять убегу, как трус, как предатель. Тогда я просто вскочил в машину, даже не забрал спальник, нажал на педаль газа и помчался вперед, по трассе. Лишь одно слово пульсировало в моей голове: “почему-почему-почему”. Она была здорова, её даже не кусали, я видел. Значит ли, что невосприимчивость к вирусу – явление временное? И значит ли это, что скоро я и стану… таким же.… Самое отвратительное состояние, состояние неведенья относительно своей дальнейшей судьбы. Пока человек знает, что ждет его завтра, знает, что он точно пойдет на работу, сможет встретиться с друзьями, сможет улыбнуться смешной шутке – этот человек спокоен. Но как только он помещается в состояние неопределенности своей судьбы, когда он не знает, будет ли жив в следующий момент – тут не до спокойствия. Я сужу по себе, но думаю, многие согласятся со мной. Когда становишься бомбой замедленного действия, трудно быть хладнокровным. Хотя может я и ошибаюсь. Может, я такой трус и мое состояние продиктовано моим малодушием? Даже если это и так, от этого факта мне ни разу не легче. Каких-то тридцать часов назад я думал, что мой привычный мир будет существовать очень долго, в перспективе – вечно. Я не мог предположить, что буду, возможно, последним живым на земле.
Выстрел. Перезарядка.
Пуля прошла сквозь каску строителя. Оранжевая, она была прекрасной мишенью.
День набирал силу. Один раз я видел, как из большого дома на дорогу выбежал какой-то пацан с матерью. Они махали руками, просили остановиться. Но я лишь судорожно передернул плечами и добавил газа. Нет, еще одного превращения я не выдержу. Уж лучше путешествовать в одиночку. Так безопаснее, так будет правильнее.
Я наконец доехал до военного блок поста. Это на самом деле была база группы быстрого реагирования. Такая большая территория, огороженная забором и колючей проволокой. С виду – надежная, как средневековая крепость. Но это не спасло её обитателей. Я видел, как люди в военной форме молча бредут по бетонному покрытию базы. Я насчитал человек двадцать. Что ж, последняя надежда рухнула. С разгону я протаранил заграждение из сетки-рабицы, попутно задавив какого-то лейтенанта. Зомби начали подходить ко мне, привлеченные звуком удара. Я осмотрел базу – несколько казарм, какие-то трех этажные здания административного назначения. И всюду мертвецы. Среди них много гражданских. Не я один искал спасения у военных. И вся эта разношерстная армада шла прямо на меня. Я огляделся и увидел дозорную вышку. Наверно, это узел связи – вон сколько антенн. И тут я наехал на заградительную ленту. Шины гулко хлопнули. “Ну, все, приехал, – с огромной тоской подумал я. – Один путь - наверх”
Путь действительно отрезали. Зараженные начали окружать, поэтому я, не мешкая, схватил свои нехитрые пожитки и поковылял на вышку. Громадных усилий мне стоило затащить сумку с патронами наверх – пришлось делить на две кучи. Но мне повезло. Я успел до того, когда зомби дошли до вышки. И вот странность – зараженные потеряли ко мне интерес и разбрелись по базе сразу, как только я залез наверх. Видимо потеряли след. Я сразу попытался связаться хоть с кем-нибудь с помощью рации, но тщетно. Знаний не хватало и все, чего я смог добиться – это вызвать шипение, то есть просто включить устройство. Я обессиленно упал на пол.
Это конец. Уехать я не смогу. Вокруг – зараженные, которые кинутся на меня, как только я попытаюсь побежать к бронетехнике. И вот я уже шестой час развлекаю себя тем, что описываю свои злоключения в тетради, найденной здесь же, да отстреливая мертвецов, которых становится все больше и больше. Приходят, видимо на звук выстрелов. Некуда бежать. Если и здесь все погибли, т, что уж и говорить о других гражданах. Их или съели, или они превратятся скоро в таких же ходунов. Надежды уже нет.
Я чувствую, как страх сменяется безразличием. Всё бессмысленно, все уже мертвы. Я остался один в этом мире. Отчаянье завладевает мной. Я приставляю ствол к виску. Руки сами действуют, видимо, они знают, что для меня лучше. Ну что ж, видимо, это моя судьба, мой рок.
Выстрел.
Перезарядка.
Александр «Shita» Стасенко
Здравствуй, Ужас
Есть своя прелесть в ночном дежурстве. И пусть поначалу было немного страшновато - находиться одному, в огромном здании, стоящем обособленно возле парковой зоны, но человек так устроен, что приспосабливается ко многому. Вот и я – то ли сторож, то ли контролер – находил все больше плюсов в своей работе. Особенно в ночных сменах. Одиночество иногда полезно, а временами даже необходимо. Суета большого города, бывает, сильно напрягает, утомляет, раздражает. Здесь же есть возможность отдохнуть от всего этого. Спокойно почитать книгу, посмотреть фильм или поразмыслить, выстроить планы выходные дни. И никто тебе не указ. Ты – «ночной директор». Да, зарплата была, мягко говоря, терпимой. Но график мне подходил более чем. Дневная смена – сутки отдыха, ночная – трое. За выходные умудрялся зарабатывать столько же, как на основной работе, плюс оставалась куча свободного времени.
Сложности были в самом начале. На дежурстве хотелось спать, а дома не мог заснуть. Ночью казалось, что именно на моей смене должно что-то случиться. Кто-то хочет проникнуть в здание. Выжидает и знает, когда именно я задремлю или отлучусь в уборную. Если делаю обход, то обязательно, в противоположном, самом дальнем месте, возможно, уже присутствуют чужаки. И не важно, что установлена внутренняя сигнализация, что не так просто бесшумно проникнуть сквозь окна, что мало чем серьезным здесь можно поживиться.
Ночные страхи имеют очень солидный возраст. Корни их сидят в глубокой древности. Той, когда первобытные люди еще жили в пещерах, прячась от ночных хищников и темноты. Но наступает утро, и они исчезают. И уже самому становится смешно при воспоминаниях о них. Проходит немного времени и уже ни потрескивание пластика, ни мигание светильников, ни резонанс в трубопроводе не пугают тебя. Даже иногда проснувшийся после «корпоративчика» или усталости забытый офисный сотрудник не может испугать, а вызывает лишь удивление и понимающую ухмылку. Все же это не режимный объект, для охраны которого нужно, как минимум лицензированное ЧОП, а еще лучше Гос.служба охраны при МВД.
И руководители и владельцы организовали свою внутреннюю охрану, нанимая людей с улицы. Они любят считать свои деньги и вот - решили на этом сэкономить. Но смысл моего нахождения здесь мне не совсем понятен, случись что – я не имею права - ни на оружие, ни на задержание, осмотр нарушителя. Как говорил мой знакомый: «Сторож сейчас имеет право носить только свисток для привлечения внимания прохожих, либо обозначения своего местоположения – вдруг преступник испугается и убежит». Свистка у меня не было, но как только оформился на эту работу, принес из дому газовый баллончик, и фонарик-дубинку.
Функция же моя сводилась к контролю пульта сигнализации. Или, к тому, чтобы просто быть пугалом. Ну а если что случится, то вызвать милицию, сообщить руководству и давать свидетельские показания.
В эту весеннюю ночь было жарковато. С улицы доносился запах сирени. В окна иногда бились майские жуки. Эта весна была поздней, но тепло наступило очень резко и быстро. И вот не успели отцвести вишни, а уже яблони, сирень и каштаны наполняют воздух своими ароматами. Скоро будет дождь, если синоптики опять не ошиблись. Я совсем недавно заступил на смену, но уже начал бороться со сном. У меня выработалась привычка спать урывками. Непродолжительный сон давал какой-то отдых. Еще несколько минут, и я усну, откинувшись на спинку кресла.
Уже засыпая, я услышал, что начался ливень и почувствовал неприятный сладко-тошнотный запах. Грянул гром, и в этот же момент сработала сирена. Она звучала всего несколько секунд и умолкла одновременно с отключением света. Сработало аварийное освещение. Красное, слабое, тусклое. Я едва успел разглядеть номер помещения на мониторе до отключения компьютера. Старенький UPC выдал совсем короткую серию писков и заголосил, требуя отключения. Сон моментально прошел, и стало как-то жутковато. Посидев в тишине, я неохотно поднялся для вынужденного обхода.
Что могло случиться в правом крыле, занимаемом фирмой «Искусственная печень», представить было сложно. Даже доступа в эти помещения у меня не было. Наличие сигнализации там уже было удивительным. Тем не менее я поднялся по ступенькам и направился по темному коридору. Дойдя до приоткрытой двери с электронным замком замер, размышляя о своих последующих действиях. Как быть? Заходить туда – не имею права. Но и осмотреть помещение в такой ситуации не будет лишним. По инструкции при возникновении нестандартной ситуации я должен доложить руководителю подразделения. Будить Петровича совсем не хотелось, но я потянулся за мобильным. Связи с сетью не было. Я был готов уже шагнуть в помещение, когда усилившийся неприятный запах и какое-то шарканье дальше по коридору заставили меня двинуться в их направлении. Запах усиливался, а звуки приближались. И вот в свете фонаря появился силуэт человека.
– Стоять! Не двигаться! Стреляю на поражение! – проорал я, пытаясь взять неизвестного на испуг.
Силуэт замер. Стараясь ослепить нарушителя лучом фонаря, я постепенно сам осторожно приближался к нему. И тут же инстинкт завопил об опасности. Тело еще делало шаги, а волосы уже стали дыбом.
– Мля, - только и смог выговорить я, замерев на полушаге.
Парализованный ужасом, я не мог пошевелиться. На меня смотрел мертвыми, стеклянными глазами уже не человек. Старые грязные пижамные штаны, голый, синюшного оттенка торс, весь покрытый шрамами и швами. Безжизненное лицо с приоткрытым ртом и выпученными белесыми глазищами. Струйка желтоватой слюны тянулась из серых губ. Я хотел бы, чтоб это оказалось сном. Кошмаром, навеянным фильмом ужасов, но краешком еще живого сознания понимал – это реальность. Мы стояли, не двигаясь, казалось, вечность. За это время я успел порадоваться сухим штанам, поблагодарить судьбу, что не рухнул без сознания под ноги этому порождению ужаса. Оценив ситуацию и не придумав ничего другого, я сайгаком понесся прочь. А что мне оставалось делать? Ведь не с газовым же баллончиком бросаться на ожившего мертвеца.
Домчавшись до дверей, я лихорадочно начал искать ключи по карманам. Увы, я вспомнил, что выложил их возле пульта. Отдышавшись и прислушиваясь, тихонечко пробрался к месту дежурства. Кругом была полная тишина. Ливень прекратился, а запах был только весеннего цветения после дождя. Достав из рюкзака бутылку семилетнего армянского коньяка и разорвав подарочную упаковку, я прилично отхлебнул. Начальнику на завтрашний день рождения куплю другую, если, конечно, доживу.
Если учесть, что после ста грамм у меня кружилась голова, и наступало хмельное состояние, то ничего удивительного, что через какое-то время, набравшись храбрости, я последовал в тот же коридор. Мертвец был всё там же.
– Ты кто такой? – я попытался сделать так, чтобы голос мой звучал наиболее грозно.
– Т-такой, – скрипуче, хрипло и глухо повторило оно.
– Что тебе надо?
– А-адо, – прозвучало противное эхо.
– Дразнишься, урод?
– У-о – оу-д.
Я грозно вертел фонариком, а он смотрел своими глазищами, не шевелясь, только желтоватой слюны становилось больше. Неуклюже подняв руку, он попытался заслониться от света. Я тут же опустил луч ниже на уровень его груди. Страшные шрамы не были приятным зрелищем и не добавляли мне смелости. Опустив луч к ступням, я невольно обратил внимание на пальцы ног собеседника. Длинные ногти закручивались в когти. Ну я и влип.
Шло время, а мы стояли. Он не бросался на меня и не убегал, а я не знал, что делать. Но алкоголь продолжал делать свое дело.
Как же быть? Вроде как он не агрессивный. Да и царь зверей – все же я, а не он.
– Ну, здравствуй, Ужас. Я буду тебя так звать, – напустив на себя бесшабашной храбрости, вальяжно промолвил.
А в ответ – тишина.
– Есть хочешь?
– Е-сть.
Мне показалось или в глазницах загорелся огонек?
– Ну, тогда пошли, дружище.
Развернувшись и сделав несколько шагов, я услышал сзади знакомые шаркающие звуки. Они были равномерными, и по звуку я учитывал разделяющее нас расстояние. Дойдя до пульта охраны, я занял дальнее место и стал поджидать Ужаса. Он дергано и медленно двигался ко мне. Вылитый зомби.
– Стой.
Ужас замер.
Подтащив для него стульчик к внешнему краю пульта, я сел с другой стороны. Все же не до конца ему доверяю.
– Садись туда.
С трудом, но он уселся. Понимает русскую речь, отметил я для себя. Достав кружки и бутерброды, я вежливо повёл рукой, приглашая его к трапезе.
– Пей, Ужас.
Его рука потянулась было к закуске.
– Стоп. Еду не брать.
Он замер.
- Вначале выпить. Так у нас, у христиан, заведено.
Я опрокинул в себя крохотную металлическую стопочку. Он не двигался, а потом, казалось, подумал и повторил мое движение в точности.
– А теперь налетай на еду.
И мы дружно начали закусывать. Я понял, что ему мой бутерброд, как мне капля коньяка. Пришлось открыть сардину. Потом шпроты. Закончилось тем, что я сварил гречневую кашу, приправив её маслом из-под консервы. Если я уже чувствовал переедание, то Ужас был таким же голодным, как и вначале трапезы. Закончилось все чаепитием и столь не любимым мною галетным печеньем.
Когда мы закрепили прием пищи еще порцией коньяка, мой страх вроде полностью прошел, и мы с Ужасом начали беседу. Вернее, я говорил всякую всячину, а он внимательно слушал.
Что только люди не рассказывают случайному слушателю. Бывает, так изольют душу, что родной человек никогда не услышит такого, никогда не узнает даже доли поведанного. А если слушатель внимательный и немногословный, можно так увлечься, что самому себе в таком признаться не осмелишься.
Время летело легко и быстро. Уже включились основной свет и связь. Я вдруг заметил, что мне нравилось его общество. Хороший слушатель! А его редкие слова-повторения давали ощущение живого собеседника.
Еще в самом начале нашего общения я принес старую заношенную форму неизвестного мне предшественника. Надеть куртку не составило труда, а вот со штанами пришлось помучиться. Теперь же, если кто забредет в дебри парка и с темноты аллеи посмотрит на центральный вход здания – два охранника мило беседуют.
Всему приходит когда-то конец. Вот и эта ночь стала плавно сдавать свою смену утру. Начинало светать, и нужно было решать, что делать дальше. Что бы с ним ни делали в этой «клинике» – отдавать им своего нового друга мне не хотелось. Неважно, что именно там было – делали они над ними опыты или просто спрятали труп – мне его жалко. И потом, мы в ответе за тех, кого приручили.
Поначалу я хотел открыть двери и выпустить его в город. Дать напутствие – избегать людей, продвигаться в лес. Но, представив себе реакцию загулявшихся прохожих или наряда патрульных, передумал.
– Слушай меня. Я тебе зла не желаю. Не все, такие, как я – некоторые могут сделать тебе больно или плохо. Понимаешь?
– Д-да.
Я опешил. Впервые услышал, казалось бы, осмысленный ответ.
- Главное, ты им ничего не делай плохого. А люди – они все не плохие. Они могут испугаться или по глупости вести себя плохо. Но они все хорошие.
Он молчал. Мне почему-то представились «хорошие» люди, делающие опыты над моим другом.
– В общем, так. Я тебя прячу и через день-два забираю к себе. Только сиди тихо-тихо. Окей?
– К-кей.
– Ну вот и порешили. А там поедем в лес, на рыбалку. И еды у меня много всякой и вкусной. А шпротов – просто завались.
– От-ты, оты.
– Много шпротов и печенья.
Обрадовавшись придуманному решению, я кинулся искать убежище.
– Сиди и ничего не трогай.
После осмотра всех закоулков, выбор мой остановился на подвальном закутке возле широченной трубы.
– Сиди здесь и никуда. Понял?
– Н-нял.
– Вот и славно. А я приду и мы уедем. Честно. Только ни с кем не говори и никому не показывайся. Понял?
– Он-нял.
– Вот и молодец. Давай, дружище.
Передача смены прошла стандартно. Приехав в свою «гостинку», я попытался уснуть, но минут через сорок понял бесполезность затеи.
Помыв и заправив «буханку», я сделал рейд в супермаркет. Часть консервов и печенья завез в свою деревню, часть в квартирку. Прикупил и развесил плотные шторы в обеих жилищах. Потом, немного успокоившись, занялся обычными делами.
Вопреки дурным ожиданиям, никто с работы не звонил. Замирая от страха, я сам набрал начальника безопасности фирмы. Наплел ему о срочной необходимости внепланового отпуска и попросил выхода на работу в ночную смену.
Нервы шалили. Забыл даже поздравить с днем рожденья.
На внутреннюю стоянку я заехал резво и, заметив удивление парковщиков нашей фирмы, постарался успокоиться. «Я не дам тебя в обиду, дружище» – твердил я про себя, нарочито медленно вылезая из машины.
И вот началась смена. Только последний служащий покинул здание, и я помчался к месту убежища Ужаса. Там было пусто. Я метался по зданию, кричал возле дверей клиники, стучал, но в ответ – молчание.
Под самое утро в небывалую рань пожаловали гости. Здесь были, как и знакомые мне по фотографиям наши руководители, так и сотрудники фирмы «Искусственная печень». Народу было много. Взгляд сразу выделил нескольких иностранцев и большое количество телохранителей. Был и Петрович. Да и куда при таком переполохе без начальника службы внутренней безопасности. Он все крутился возле меня, расспрашивая о дежурстве. Листал журнал. Смотрел на мониторе реестр срабатывания датчиков.
Все посетители направились только в одно место – правое крыло, первый этаж. Долго никого не было. Затем телохранители начали выносить какие-то ящики. Затем и все остальные вышли и быстро разъехались.
Сменившись, я сидел в своей «буханке» на парковке и наблюдал, как уже рабочие вывозили оборудование, мебель, документы из правого крыла здания. Фирма «Искусственная печень» поспешно съезжала.
Сгрызя до «цубриков» толстую шариковую ручку, я отправился к своему начальнику. Все-таки Петрович наш мужик.
Он молча меня выслушал. Достав из сейфа бутылку коньяка, щедро плеснул нам по пол стакана. Закурив, сказал:
– Сашка, я не спрашиваю, зачем он тебе сдался, а ты не спрашивай меня, что с ним. Поверь, если бы можно было что-то сделать, слово офицера…
Он еще раз налил, но пить не хотелось.
– Я видел записи и уничтожил их. Никто больше их не увидит.
– Но он же живой!
По щекам покатились скупые слезы, но ни капельки не было стыдно. Петрович засуетился. Опять открыл сейф и на стол упала пачка баксов крупного номинала.
– Вот, забирай и забудь. В твоих же интересах – ничего не было.
Я встал и пошел на выход. Начбез догнал меня уже у двери, сунул в карман пачку ассигнаций.
– Ты нормальный, Сашка. Настоящий и правильный. Только слишком поздно. Уже ничего не исправить. Честно!
Я брел, не замечая ничего и никого вокруг. Мельтешение, крики, голоса. На душе было гадко как никогда. Забредя в супермаркет, долго стоял, ничего не видя, возле стойки с алкоголем. Девушка что-то рассказывала о достоинствах тех или иных марок. А я смотрел, не видя, и вспоминал молодого страшного парня, доверившегося мне. Он мог возненавидеть всех людей, всех живых, а доверился мне. А я …
Взяв самую дорогую бутылку, я побрел, заплетающимися ногами, к кассе. Денег не хватило. Вспомнив, нащупал пачку ассигнаций.
– Нам запрещено отпускать товар за валютные средства.
Охранник-контролер, наверное, давно наблюдавший за мной, приблизился.
– Люба, все нормально. Отпусти. Под мою ответственность.
Я шел к пруду через парк. Город просыпался. Неимоверно красивый ранний утренний майский парк. А на душе становилось все гаже.
Присев на пустынном берегу, я отхлебнул прямо с бутылки.
– Прости, Ужас, – еще один затяжной глоток. – Прощай, дружище!
Евгения «Hunta» Гаврилова
Оружие. Задача выжить
«Мир погрузился во мрак, и пришли они…» - гость прикрыл глаза, предвкушая удовольствие от предполагаемой лапши на мои светские уши.
- Прошу меня извинить, официальную версию уже озвучивали. Меня интересуют факты. Оформление в единый сюжет, украшение, это уже моя работа.
Собеседник нахмурил брови, изобразил подобие обиды. Откинувшись на спинку стула, он погрузился в себя, и на лице отразилась гамма чувств, связанных с болью пережитого.
Наша часть располагалась в паре километров от города. В 4 утра нас подняли по тревоге, и мы привычно выстроились на плацу. Но обыденных речей так и не прозвучало.
- Поскольку мы находимся в непосредственной близости от города, принимаем первый бой. Выступаем.
Идя через лес, я слышал, как солдаты обсуждали между собой очередное незапланированное учение. Они будто не обращали внимания на изменившийся лес. Нет, он не молчал. Лес звенел от напряжения. Всё вокруг застыло в одном состоянии, и ничего, совершенно ничего не было видно. Свет фонарей заполнял лишь пространство тропы, забывая рассеиваться.
Когда мы подошли к черте города, все резко остановились. Город дрожал. Его сотрясала не земля, а крики и страх жителей. От непонимания ситуации, страха перед неизвестным, ноги отказались идти. Но ведь там наши семьи.
- Ваша задача - уничтожить противника. Всё, что движется, отдаленно напоминает человека, что покажется вам неживым, но способным существовать. И вот что. Берегите себя, возможно уже завтра стрелять будут в вас.
Нас распределили по участкам города, подлежащим зачистке. Через час ожидалось подкрепление. Наш отряд был брошен на северную часть города. Возможности продумывать тактику ведения боя не было. Мы прикрывали спины друг друга, убивали. Я слышал только выкрики, когда возникала необходимость перезарядить автомат. Тогда мы перестраивались.
Гость закурил. В комнате повисло напряжение. Я решил не прерывать ход мысли вопросами, продолжая делать пометки в блокноте.
Они не похожи ни кого, ни на что. Люди, ставшие ничем, бывшие «человеки». Существа, которых не должно быть в нашем мире, мясо на убой.
Поначалу выстрелы были одиночными. Сначала каждый задавался вопросом: имеем ли мы право на убийство? Но жизнь, она берет своё. Где-то внутри время остановилось, забросило свои непосредственнее обязанности. Ведь бессмысленно отсчитывать промежуток между выстрелом и столкновением пули с плотью.
Медленно отряд продвигался по заданной траектории к укрытию, которым послужил одинокий домишко. Изредка мы отстреливали приближающихся зомби. А как ещё можно назвать созданий, тупо бредущих на тебя, с одним лишь желанием убить, сожрать. Постепенно выстрелы умолкли. Мы занялись ранеными. Стрелка часов уже приближалась к 8, а рассвет потерялся за мрачным куполом, накрывшим город. Не было помощи, жизнь оставила город, только мрак и тишина. Приказ – оставаться на месте. В слабом сумраке, созданном уцелевшими фонарями, время играло с нами. Мы не знали чего ожидать.
Снова звон. В бою я и не заметил его отсутствия после того, как мы выбрались из леса. Крики. Тело разрывало, крутило мышцы, будто кто-то заставлял мой мозг выполнять миссию самоуничтожения. Кричать не было сил. Воздух снова задрожал, я ощутил его всем телом, гул прекратился. Я открыл глаза. Ничего не видно. Дело было совсем не в отсутствии света, я ослеп. Тело наполнилось жизнью, но другой, механической. Я слышал, чувствовал рядом своих товарищей. Теперь же от них исходила угроза. Не знаю, не помню, тело, оно будто двигалось само. Сознание раздвоилось. Один из его обрывков отвечал за сохранение жизни. Я убивал. Чем? Рвал плоть руками. Она поддавалась мне, моей новой сущности. Я не видел, но чувствовал тепло тел, слышал хруст костей. Машины тоже иногда устают. Я остановился. Запрыгнул на крышу прямо с земли. Наверно я спал.
Мой собеседник перестал ходить по комнате. Закончилась еще одна пачка сигарет. Он посмотрел на то, как огонь оставляет ожог на пальце.
- Я до сих пор не чувствую боли.
Открыв глаза, я увидел сумрак. Вспомнил кто я, чувство силы, накрывшее меня в тот момент. Присел и осмотрел город. Уловил речь в ближайшем дворе. Может, есть такие как я, те, кто смог выжить. Рядом с домом ночная бабочка билась о лампу фонарного столба, не способная побороть смертельный инстинкт. Воздух по-прежнему дрожал и заполнялся запахом смерти.
Во дворе зомби тыкали друг в друга переломанными пальцами.
- Больно.
- Жив. Жив.
Нет. Мы уже мертвы, и мы не чувствуем боли. Я ушел. Пересек кордон. Только когда его успели поставить? Похоже, никто не ожидал таких передвижений за границу, поэтому я прошел спокойно в старый мир.
Но он меня не принял. Я пил, не знаю сколько. Вышел из дома и понял, что здесь мне не место, я стал никем. Но почему-то желание жить осталось. Пусть и вести странный образ жизни, но продолжать жить. И тогда услышал, как меня зовет Город.
Гость замолчал. Я решился задать пару вопросов.
- Прибыл ли отряд на помощь?
- Их решили не «тратить» на мертвый город.
- Из-за чего произошла катастрофа?
- Проблема в том, что мы привыкли жить в состоянии постоянной готовности к войне. Тратим миллионы на создание нового оружия, забывая о жизни, что для неё тоже нужно что-то делать. Новое оружие решили сделать из людей. Пси-излучение. Под его влиянием мы должны были стать сильными, выносливыми убийцами, сознанием которых будет управлять кто-то выше. Они не учли, что люди разные, эксперимент не удался. Только часть людей выжили, стали сильнее. Но всё равно мы зомби. Земля зовет нас, мы не можем жить в обычном мире, мы находимся под её влиянием.
- Что вы хотите этим сказать? Разве зомби не были уничтожены?
- Нет, более того земля зажила своей жизнью. Животные и растения мутировали. Зомби без сознания бродят там до сих пор. Таким как я там самое место.
Гость встал. Разговор закончен.
- Вы не боитесь? Вас могут поймать.
- Я зомби, я оружие. Но мною управляют не они, а город.
***
Я вернулся, Город. Ты ждал меня?
Там, за кордоном мне было тяжело. Когда я чувствовал, что моей жизни угрожает опасность, я становился машиной, которой управлял Город, пусть издалека, но я был под его властью.
У меня было имя, сейчас же я дитя Города. Вся его территория и прилежащий лес стали отдельным миром, со своими законами. Людей больше нет. Есть зомби, бродящие по территории города в поисках пищи, гниющие на глазах; есть те, кто продолжает жить и служить. Ходить нужно осторожно, ведь повсюду раскинулись участки зараженной земли. Такие язвы выкидывают такие фокусы, что не позавидуешь тому, кто в нее попадет. Покинув территорию бывшей части, я понял, что во мне нет чувств. Я кукла Города, и что он захочет со мной сотворить, то и будет. Я начал забывать прошлое, и в один момент мне стало страшно. Я не хочу становиться безмозглым собратом. Ненависть захлестнула сознание. «Убей!».
Группа шпаны, возомнивших себя сталкерами на зараженной земле. Меня удивило, как они смогли пройти настолько далеко. Конечно, пропустить их могли вполне спокойно, ученым нужно новое мясо для опытов, но сама земля, язвы. Группе как-то удавалось пройти мимо них. До тех пор, пока они не встретили меня. Два парня, идущие впереди вскинули ружья. Мне стало смешно и жаль их одновременно.
- Решили прогулять по городу с ружьями, из которых стреляли только по уткам. Что ж, добро пожаловать.
- Ты один из выживших? Проводи нас в город.
- Зачем мне это?
В этот момент моя сущность рвалась наружу: «Убей!». Но ведь они всего лишь шпана, мне стало их жалко и в то же время я порадовался, что не все мои чувства атрофировались. Что ж, если их съедят другие зомби или мутанты, моя совесть будет чиста, да и надо ведь разнообразить себе существование.
- Город расширяет свою территорию, мы должны уничтожить установку!
- Как дерзко и глупо, сказок начитались, герои. Возвращайтесь, пока живы.
Я развернулся к ним спиной, уже зная, что группа пойдет за мной. Здесь можно идти только в одном направлении – площадь.
- Как тебя зовут хоть?
- Стоять!
Ребята остановились больше от неожиданности. Это позволило избежать лишних жертв – впереди была язва. Вокруг нее мрак развернулся вширь, это участок выделялся волнами напряжения над землей. Не знаю, выдели ли это другие.
- Что это?
- Язва. Я не энциклопедия, отвечать на ваши вопросы. Просто идите за мной.
***
Конечно, утка не выдержала проверки, никакой установки не было. Я помог группе устроиться в том доме, где уничтожил весь свой отряд, там уже ничего не осталось, всё растащило зверье.
- Располагайтесь. И не выходите из дома, оставьте часовых. Сейчас время мутантов, пойдете им на корм.
Я вышел из дома. Точно, никаких чувств, даже воспоминания, такие насыщенные в рассказе тому журналисту, сейчас не вызывали беспокойства. Но эти дети, они не виноваты ни в чем. Существо внутри меня почувствовало опасность. К дому подходила стая собак. Они шли, не таясь, ведь пока человек это легкая добыча. Часовой заметил их. Но, к сожалению, их ружьями невозможно отбиться от такого количества. Монстр внутри меня проснулся, защитить, я должен их защитить. Как и в прошлый раз, тело само ворвалось в стаю, полетели куски шерсти, собаки стали нападать на меня. Я слышал выстрелы и вой. Я не мог остановиться, сила во мне бурлила. Один из ребят вышел из дома, я набросился на него. Мою руку отбила пуля. Нет боли, но вернулось сознание. Теперь мне в грудь смотрело уже несколько ружей.
- Стойте, без него мы не выйдем! – кто-то выскочил из дома и встал передо мной.
- Расскажи нам кто ты, спаси свою жизнь.
Жизнь, хочу ли я так жить. Да, пока мое сознание при мне, а потом, потом уже не важно.
- Зомби.
Я ушел на крышу, оставив шпану думать и сравнивать примитивное мнение о зомби, привитое им привычным обществом с моим образом.
…………
- Это правда?
Этот вопрос задал мелкий, защищавший меня вчера. Мы вышли утром, по биологическим часам, ведь сумрак так и не отступил. Сегодня у меня не было настроения отвечать. Я просто хотел поскорее избавиться от детей, от воспоминаний. Им здесь не место, они нарушают гармонию Города. Мы шли, обходя тропы зверей, я бы не успел защитить их всех в противном случае, да и зачем. После того, что они здесь видели вчера, пока искали устройство, сидели в доме, все притихли, но не сводили дрожащих рук с ружей. Конечно, они не выстрелят в человека. А я? Кто я?
Мальчишка не отставал. Шел радом со мной и ждал ответа.
- Я не отвечаю на глупые вопросы. Ответ у тебя перед носом.
- Я понимаю, что по-другому ты и не выжил бы здесь. Но мне интересно, что чувствуешь.
- Ничего, иди позади меня.
Почти у самого кордона мы наткнулись на зомби. Они почувствовали пищу и двинулись на нас. Их было немного. Для меня. И я смог остановиться. Больше вопросы задавать никто не стал.
***
Кто я? Зачем я здесь? Уже месяц я брожу по городу. Бывало, встречал сталкеров, но каждый раз обходил их стороной. Территория стала расширяться, ещё раз был звон, земля дрожала, тогда появилась новая волна безмозглых зомби. Город разрушался без людей. Я успел изучить несколько «семей» на основе сохранившегося быта. Постоянно я задумывался, зачем нас кинули сюда, не дали нам прожить свою собственную жизнь. Ведь жизнь, она наполнена эмоциями, чувствами, болью. Я же не испытываю подобного. Я зомби. Моя жизнь – бродить и защищать Город. У меня есть сила, я машина, движимая чьим-то влиянием.
Дмитрий «RDS» Рябинин
Неугомонный зомби
Для Долговца без денег скука -
Банкета требует нутро.
Пусть будет “соложне” наука.
Я заработаю хитро…
Вот вспоминаю тот случай, и до сих пор жутко… Надо же такому случиться именно со мной. Натерпелся - на всю жизнь. А ведь не выкинешь из памяти-то. Накрепко засело, да… Что твой гвоздь - по самую шляпку.
Ну да ладно, поведаю без утайки. А впредь постараюсь избегать лирических отступлений…
…К складам Свободы мы пробирались небольшим отрядом - человек шесть, не считая группы прикрытия. В самое логово пролезли, скажу я вам без утайки, да и гладко всё вышло, так как заранее всё спланировали, а не с бухты-барахты, вот. Не углубляясь в детали, да и незачем вам знать «служивые» некоторые цели и тонкости, рановато ещё… В общих чертах, приказ получили мы не двусмысленный, и со всех сторон обоснованный. Тёмной ноченькой, как исстари принято, следовать за языком. С этого-то и началось…
Убил я тогда часового. Грамотно сработал – как учили, по всем правилам.
Я давненько за Долг воюю, если прикинуть: четыре с лишним года. Понасмотрелся, знаете ли, на художества Свободовцев. Вот и нарисовал вражине улыбку на всю шею, без сантиментов всяческих. Куда уж тут диверсанту денешься, не впервой рученьки пачкать по приказу вышестоящего. На то он и есть «Долг»… Конечно не любитель я кровь соотечественников проливать, но что уж тут поделаешь… Всё по необходимости, понимаете? То-то.
Ну, убил да удил. Не бог весть какое событие. Они наших шлёпают – ничего? Вот и мы их, так сказать, за правое дело.
Не буду расписывать все злоключения, потому что, это отдельная тема, из неё можно целый эпос оформить или кинофильм снять, но к нашей истории это не имеет отношения.… Выбраться с языком всё же сумели, вчетвером правда, остальных – пусть земля им будет пухом – даже и похоронить не смогли бы, не то местечко. Но добрались и боевую задачу выполнили.
Отчитался я, выслушал нравоучения отцов-командиров, как и положено старшине. Благо мы не совсем армия, особенно писаниной не гоняли, чай не враги лютые, а одной идеей сплочённые, к тому же, победителей - не судят. А выходило как раз так. На потери сквозь пальцы смотрели. Хоть и муторно на душе - Зона всё спишет, не впервой…
На ночлег нас расквартировали к младшему составу, да не в каком-нибудь полуразвалившемся сарае, а в капитальном строении с решётками на крохотных окнах. Точно знаю, что не так давно, не многим меньше, чем пару месяцев назад, строеньице служило продовольственным складом. Запахи так и витали в воздухе, но ничего съестного, конечно, не имелось. Но любой расторопный солдат, любой армии мира, ни за что не пройдёт мимо стойкого запаха копчёностей, по этому, местечко облюбовано многими…
Собрались мы вечерком небольшой компанией, как и положено, по славянскому обычаю, помянули не злоупотребляя и разошлись по койко-местам.
Спалось в ту ночь плоховато - хоть сто грамм и не «наркомовские», а самые что не наесть заслуженные - но, к сожалению, не долго. Снились павшие товарищи, да житие до второй аварии на ЧАЭС. Да братцы, бывал я в этих местах в молодости, когда ни аномалий, ни монстров не было и в помине. Даже по Припяти прогуливался, держась за мамину юбку. Вот и снятся сюрреалистические пейзажи, да перемежаются страхи войны с обычными для солдата буднями, что уж тут поделаешь, привыкаешь со временем от неизбежности нынешнего бытия. Но разбудило как раз не это…
Пахло вокруг уж слишком привычно и неприятно. Я бы даже сказал – насквозь знакомо: душный такой, сладковатый запашок разложения. Меня аж передёрнуло…
Открыл я глаза, и сердце моментально в пятки ухнуло от неожиданности. Стоит значиться передо мной часовой давешний, и сказать что-то пытается. А вместо слов, на нём ведь противогаз «Хомячок» напялен, только кровь из горла булькает. Он её ладонью зажимает, но помогает мало, конечно. Лишь хрип и бульканье, хрип и бульканье…
И не сон это, ни какой был, чем хошь вам клянусь. Слишком уж реально бил в нос трупный запах, и руки потели, и испарина со лба, да и доски, покрытые шерстяным одеялом били жёсткими, привычными, и всё вокруг, абсолютно всё было реальным, не сон это братцы… Ой не со-он…
Я как заору – чисто механически. С соседних коек поднялось несколько голов, но тут же упали, ни кто не проснулся, бывает такое братцы, каждую ночь кто-нибудь да орёт, привыкли…
И я не просыпался, перекрестился даже пару раз, но не исчезло наваждение. А значит и не спал я вовсе. А покойничек, зомбак, мираж твою мать, так и стоял, активно жестикулируя, хрипя и булькая.
Вскочил с постели, да как припустил по импровизированной казарме, только пятки мои и видели, если кого разбудил ненароком. За дом забежал и отдышался. Сердце ещё бешено колотилось. Вроде прекратилось всё. Выглядываю из-за угла, а этот прёт в мою сторону. Вот тогда я не на шутку пожалел, что впервые в жизни автомат без присмотра оставил. Так и хотелось садануть по нему очередью. Но и в простак попал бы несказанный. Это средь ночи-то палить, да на режимном объекте, по-армейски выражаясь. Но кто ж знал, что этакое чудо пожалует…
Я опять на лыжи встал и к часовому, отдышался, конечно, не далеко, а потом и к нему вышел. Чиркнул спичкой, припалил, затянулся, успокаивая нервы и себя заодно. Перекинулись парой фраз, благо знакомы не один год, и тут этот - давешний тащится. Ну, я Серпу и говорю: «Вон, ещё кому-то не лежится спокойно».
Он на него глянул, потом на меня и опять на него, и вокруг него и опять на меня. Похлопал по плечу по-отцовски, хоть чина и меньшего, но другу простительно, а особенно боевому товарищу, и сказал задушевно: «Притомился дружище, отдохнуть тебе надобно, мерещится уже от усталости. Нет там никого…».
Вот тут-то меня и проняло по-настоящему. Нечего ему сказать, если не видит. А палить бы я начал? Нет уж... Лучше помалкивать и на усталость свалить.
Кивнул Серпу, развернулся спокойненько и обратно потащился, другого слова и не подобрать. А «зомбак», мать его за ногу, так и прёт на меня, шаркая сапожищами по выбоинам и расплёскивая кровь по асфальту. Притом, след за ним тянулся на метр, не больше - освещена у нас база добротно, так что разглядеть можно не хуже, чем днём – и чем ближе он, тем запах смердит всё больше, а след обрывается и исчезает за ним, как раз, через тот самый метр. Выходит галлюцинация, научно выражаясь, только с запашком не добрым. Слыхивал я выражения позаковыристее от «научников», но это в самую точку.
Прошёл мимо, бочком-бочком, сторонясь, как можно непринуждённее, вдруг увидит кто, хлопот не оберёшься и репутацию потеряешь. А второе гораздо важнее первого. Вот и приходится соответствовать, благо и не такое видеть приходилось. А он всё за мной движется как на верёвочке. Ему бы за бабами бегать, а не за старшиной Долга победоносной поступью ступающего и прочее-прочее…
Успокаивал себя, как мог, конечно. Куда уж из аркана денешься, только в лапы сна не далее.
Так и поступил. Прилёг на своё местечко и добросовестно стиснул веки. Через пару минут и «болванчик» припёрся. Опять началось: запахи, звуки и прочие непонятные гадости. Благо душить не пытался или ещё как-то коснуться, только шумел и портил воздух.
Проворочался всю ночь с бока набок. Стоит отвернуться, он на другую сторону чешет и опять перед глазами маячит. Я отвернусь, он опять. Так и не поспал, как не трудно догадаться.
Под утро исчез как-то незаметно. Радости просто не было предела. День провёл в заботах и повседневных тяготах, как это обычно бывает у старшины, а потом и спать улёгся пригубив не мало. Благо нашёлся повод, хоть и не значительный, но сыгравший мне на руку.
Только двенадцать пробило, как он опять явился. Я хоть и пьян был, но почувствовал, как же не почувствовать. Схватил я «кирзач» и по морде ему со всего размаху. И представляете братцы, словно шашкой махнул наотмашь, ни следа, ни пореза, конечно, ни какого эффекта вообще. Насквозь прошёл, я сам чуть вверх тормашками с кровати не грохнулся, а ему хоть бы хны. Ну, плюнул на всё в сердцах и покрыл его трёхэтажным. Кто-то явно слышал, но виду не подал, не те ребятки. В общем, эту ночь я провёл приглядно, хоть и просыпался изредка. Алкоголь своё дело знает, хоть и мешали порядком удушливый запах, от которого воротило и бесконечное бульканье с хрипом.
Под утро всё исчезло, как по мановению волшебной палочки. Денёк я вам скажу, выдался сложным и ничуть не привлекательным. Мысли постоянно блуждали и меня, в общем-то, не принимали всерьёз в этот день, понимали, списали на упаднические настроения после потери бойцов. Да и скорее всего, наслышаны были о ночном инциденте. Ничего умнее, чем напроситься в караул под вечер я не придумал. Да и рады были помочь, разрешили и одобрили без подначек всяческих.
Без пяти двенадцать глянул на часы и, перехватив «Грозу» поудобнее пристроился у будочки затягиваясь очередной цигаркой, уж не припомню, какой по счёту, но три пачки улетело за день, это точно, не сводил взгляда с циферблата постоянно прислушиваясь.
Прошла минута, затем вторая, но не чего не происходило. Воспрянув душой и телом, достал последнюю сигарету из пачки, с собой ещё пара пачек, так что нечего беспокоиться. Прикурил от спички, смял пачку в бесформенный комок и швырнул в «бездонную мусорку». Так мы называли жарку неподалёку, почти у самого КПП. Ярко вспыхнув, она тут же превратилась в труху, а огненный столб так и бил в воздух требуя добавки. Потихоньку «бездонная мусорка» успокоилась и иссякла в слабом колебании воздуха.
Уже было отвернулся, но послышалось какое-то необычное шуршание листвы. Тут-то и насторожился, сомнительны галлюцинации на посту. Лучше уж перебдеть чем не добдеть. Насторожился в общем как в карауле и положено. Передёрнув затвор, направил ствол в сторону звука…
«Хыр-хыр-хыр» зазвучало столь мучительно знакомо, что даже очередь не заглушила упрямого гомона. Он также брёл, не останавливаясь ни на секунду, но чуть подёргиваясь от пуль. Но на этот раз он выглядел более ужасающе, и разило мама дорогая. Но он чувствовал! Серьёзно вам говорю! Очередь прошила его, и он почувствовал!
Не колеблясь, вынул магазин и бросил в него. И попал по голове. Попал! Он почувствовал! Вблизи послышался топот ног, значит и подмога уже близко. Ну уж нет… Ты мне, гадина, поспать не давал, мучил, облобызал с ног до головы, падаль этакая… А вот хрена тебе лысого.
Не на шутку я разъярился тогда. Не менял магазин, некогда и не успел бы. С подствольника шарахнул. Только ухнуло, да разнесло на куски…
Подоспели друзья товарищи, но помогать не требовалось – своими силами управился. Дружно осмотрели они место, а я в стороночке курил, но рука предательски подрагивала. Подошёл ко мне Серп и говорит: «Ну, пронесло вроде». Ну, я ему и выдал, смягчая ситуацию: «Не знаю как вас, а меня точно» Поболтали ещё немного и подменили меня. Какая уж работа после дела. Отправили спать и накатить позволили. Вот тогда я выспался.
Но не конец это солдатушки. Конец истории через пару месяцев нежданчиком нагрянул.
Пригубили мы как-то с Серпом по рюмочке, ну как по рюмочке, литры по полтора на каждого. И рассказал я ему историю, о которой и по пьяни языком не чесал. Пригорюнился он, но я-то увидел, что-то неладное, ну и выпытал.
В общем, чахлык этот, как кощеев на Украине называют, оказался не такой уж нэвмирущий. Это был Володька «Сиплый». Ну, был у меня в подчинении солдатик один – Сипов Володя. Исчез он полгода тому…. Перебежчиком оказался, падла.
Сменщики поглядеть захотели, что за зомби свежеиспечённый, ведь свободовец, как-никак. Сняли с него противогаз и на рожу знакомую наткнулись. А меня решили не расстраивать… Так бы и не докопался никогда до истины, но у Зоны свои пути-дороженьки…
Вот и получилось, что я ему за предательство отомстил. Но всё же помянул я его пократче от остальных. Извиняться, как-никак, приходил. Видимо, личной встречи требовал. Я так считаю. Такова братцы Зона в своём истинном обличии: кого-то судит и наказывает, а кому-то напоминает и благоволит.
Вот и вся история от первоисточника. Так что, заслуживает ваш старшина бесплатную рюмочку гранёного размера, а, новобранцы?
Иван "Marked_One" Климов
Надежда
Самое неинтересная часть ловли – это ожидание. Когда ловушка поставлена, то контрактнику приходится просто сидеть несколько часов в темноте, и ждать, когда более-менее пригодный мертвяк пройдёт в обозримом пространстве по улице. И это должен быть не абсолютно любой, а то бы можно было бы просто связать первого попавшегося зомбака и отвезти в центр. Нет. Док платит только за целого, без видимых повреждений, порядком оголодавшего, но ещё более-менее активного зомби. Даже бумагу заставляет подписать, где всё прописано от и до. Ясно дело, что это даже не формальность, а сущий бред, подписывать сейчас договора, как будто они имеют какую-то силу. Но бюрократическая формальность заставляет чувствовать некоторую ответственность, и приходится следовать ей. К тому же ещё репутация - Ник считался лучшим контрактником во всех трёх ближайших резервациях выживших, его уважали за то, что мог выполнить любое задание. По этим причинам он сейчас сидит в темноте, рядом с выходом на улицу из чужого дома, а позади в чужой квартире на первом этаже, находится конструкция, которую можно принять за некое подобие ловушки, и ждёт. Ясно дело, что занять себя абсолютно нечем.
Нужно сидеть тихо – ни в коем случае нельзя, что бы тебя услышал свежак. Если после заражения человека прошло меньше суток, такой может бегать так быстро, что отбиться от него будет большой проблемой. Боеприпасов всегда не хватает, а возможность убежать или использовать окружение бывает далеко не всегда. Один раз его засёк совсем только заражённый, и пришлось забежать в первый попавшийся подъезд со сломанной входной дверью. Единственная открытая квартира была на девятом этаже, и пришлось в ней сидеть три дня почти без еды и ждать пока зомбик достаточно не оголодает, и не замедлится до того, что его можно было бы забить табуреткой, которая стояла там же, в прихожей квартиры. Вот такое оно, весёлое настоящее.
Ник мотнул головой, сбрасывая неприятные воспоминания. Неужели задремал у выхода? Плохо. Усталость всё больше накапливает. Что бы ни вырубиться окончательно, он поднялся, разминая одеревеневшие конечности, и пошёл в квартиру, что бы в десятый раз за вечер проверить ловушку. Система проста, топорна, и надёжна – поперёк косяка в двери, на уровне ступней натянут толстый белый провод, а прямо под ним лежит раскрытый пластиковый мешок для трупа. К нему привязан трос, который выходит в окно и прикреплён к лебёдке в кузове пикапа, который стоит прямо у стены. Под окном в квартире лежит стол без ножек так, что бы получился пандус с пола к подоконнику. Он первый раз делал такую ловушку, но не сомневался что прокатит. Убедившись, что всё готово и настроено, он вернулся к своему посту у двери ждать дальше.
Через полчаса всё ещё никого не было, а уже начинало потихоньку светать. Да, в городах искать всё тяжелее – мертвяки ведомые голодом уходили за город, и искать кого-либо здесь всё тяжелее. Это и хорошо, и плохо – с одной стороны в домах можно найти много чего интересного, но с другой в резервациях людей за городом приходится выдерживать всё больше атак из городов. Но там люди уже подготовились, так что шансы протянуть подольше есть, при том не плохие.
Посмотрев ещё раз на часы и собравшись уже уезжать (днём на улицах лучше не показываться - Зомби может и тупы, но со зрением у них всё в порядке), Ник заметил движение справа. Осторожно выглянув, он увидел три идущих тела. «Ну, была, не была», подумал он, и пронзительно свистнув, закричал:
- Эй, уроды! Кто тут ещё покушать хочет?!
Зомби повернули к нему головы, и, издав неидентифицируемые звуки разной степени отвратительности, довольно шустро зашагали к нему. Теперь их можно было более-менее хорошо разглядеть. Два парня, одна девка. Срок у них – пара недель. Одеты они были в порванные шорты, и цветастые футболки.
- Ну что же вы, залётные. Забыли где живёте? На пикник ездили, да нежданчик нашли? Сейчас, успокою, подождите.
Отходя постепенно к подъезду и держа их головы на прицеле, он подобрал камень с клумбы у двери, и коротко размахнувшись, кинул в лицо крайнему справа. Камень попал хорошо – негромко хрустнув, сломались шейные позвонки, и тело без звука упало на землю. Подобрав второй камень, Ник кинул его в лицо второму. На этот раз не повезло, и он всего лишь снёс ему пол лица. Но от этого зомби развернулся, и, озираясь, побрёл в другую сторону.
- Вот все бы так. – Тихо сказал Ник вслух, наблюдая за этой картиной. Потом обернулся к последней из оставшихся. – Ну что, красавица. Пойдём, домой отвезу.
Медленно поднимаясь по лестнице и аккуратно заходя в квартиру, Ник не сводил прицел от её лица. Она была, наверное, довольно симпатичная, когда была жива. Сейчас же на него глядели только налитые кровью глаза, на сильно подпорченном лице.
- И что же вас потянуло куда-то? – С досадой повторил он свой вопрос. – Может, просто жить надоело?
Выйдя на середину комнаты, ему оставалось лишь подождать. Девушка зашла за ним, и, неловко зацепившись за провод, рухнула вниз, прямо в мешок. Ник быстро подбежал к ней, засунул её всё ещё торчащую ногу в мешок, и резко застегнул молнию на нём. Потом выпрыгнул в окно в кузов пикапа, и включил лебёдку. Негромко зашуршав, она начала тащить дёргающийся мешок в машину. Оглядевшись вокруг, Ник увидел, как из прилегающих улиц медленно выходят несколько человекоподобных силуэтов.
- Ну, вот и где выбыли раньше? На шум вышли, что ли? – Сказал он, оглядывая эту стихийную процессию. – Ладно, и так задержался.
С этими словами он сел в кабину, завёл двигатель, и, едва груз был затащен, тут же двинулся с места, аккуратно объезжая зомби. До лаборатории путь был не то что бы далёкий, но лишние неожиданности в виде непредвиденных поломок совсем ни к чему.
***
Уж что, а с безопасностью в этом комплексе был полный порядок. Для того что бы попасть внутрь, необходимо было дождаться пока опустится мост, который был над канавой вокруг комплекса. Потом проехать немного вглубь, в промежуток между двумя воротами – внешними и внутренними. После того, как за тобой закроются внешние ворота, нужно было подождать, пока сканирующие устройства минут пять будут со всех сторон исследовать внутреннее пространство и выдадут на какую-то консоль внутри здания всю полученную информацию. Ну, а тут уж дело случая, захочет Док (насколько известно, вроде единственный из по-настоящему живых обитателей станции) с тобой разговаривать, или нет. Если да, то он выйдет. Если нет, то ворота сзади откроются, и придётся просто уехать. Ну, а если предположить худшее, и окажется так, что Док сам помер, то до конца своих дней ты будешь сидеть в этом коридоре, пока не сдохнешь от голода. На этот раз повезло – внутренние двери распахнулись, и вышел сам хозяин комплекса – всклокоченный седой человек в белом халате, в длинных резиновых перчатках, вымазанных в какой-то дряни, и осунувшимся лицом человека, который не спал уже очень давно.
- Добрый… Что там сейчас? День? Добрый день молодой человек… - Он нахмурился, и несколько раз щёлкнул в воздухе пальцами. Из-за перчаток звук получился глухой. – Простите, забыл, как вас зовут?
- Ник. – Подсказал он.
- Ах да. Ник. – Док достал из широкого кармана несколько сложенных листов бумаги, нашёл нужный, и зачитал. – Так… Контракт, заключён три дня назад на доставку в течение недели одного обращённого, без серьёзных повреждений, и сроком обращения не больше шестнадцати дней. Груз доставлен? – Ник кивнул, указав на кузове. – Давайте проверим.
Док вынул из другого кармана шприц с длинной иглой, подошёл к мешку, нащупал ногу, и без церемоний вколол всё содержимое. Находившееся в мешке существо задёргалось, и полностью успокоилось. Док осторожно расстегнул молнию, и осмотрел груз.
- Да, жалко. Молодая совсем была. Помогите мне сейчас. - Он зашёл внутрь, и выкатил тележку, на которой стояла средних размеров коробка. Он поднял её и поставил на капот. – Вот, согласно контракту оплата. Двадцать банок консервов, пара аптечек, пятьдесят патронов разного калибра. А за то, что был выполнен второй пункт контракта, что обращённый должен быть женского пола, я добавил от себя бонус, плитку шоколада. Чем богаты. Помогите мне.
Ник помог Доктору погрузить мешок на тележку, и поставил на освободившееся место коробку.
- Ну, спасибо. За бонус особо, давно не видел шоколада. Ну, раз я больше не нужен, я поеду?
Док кивнул, и, пятясь, потащил тележку внутрь комплекса и закрыл за собой дверь. Через несколько секунд тишины внешние ворота с тихим скрипом отворились, и мост над канавой опустился. Выезжая задним ходом, и разворачиваясь по направлению к одному из поселений.
- Странный мужик. – Сказал он, задумчиво разглядывая глухую бетонную стену. – Но, вроде, обошлось сейчас. Кто знает, что от него можно ожидать? Может через недельку заехать, ещё за работой?
Натужно скрипя старыми рессорами, пикам поехал по пыльной боковой дороге куда-то в сторону. Эту неделю необходимо ещё пережить.
***
Закрывая сложным паролем внешние ворота за приехавшим чужаком, Док тяжело вздохнул. Кто знает, что можно ожидать от этих контрактников? Но без них никак, самому ходить по окрестностям в поисках образцов он не может, нет опыта. Хотя, и он никогда не был ни с одним из них откровенным до конца. Например, у него под халатом был лёгкий бронежилет, который хоть и не гарантирует абсолютную защиту от всего, но спасти жизнь сможет. А так же уверенности давали пара пулемётов связанных с датчиками сердцебиения у доктора в том пространстве, в котором они сейчас разговаривали. Случись с ним что, и они превратят в фарш все, что находится в том пространстве. А даже если и выживет кто, ни через одну дверь им всё равно не пробраться – все коды у Дока в голове, а замки завязаны на его отпечатки пальцев и сетчатку глаза. Так что ни до одного из забитых под завязку хранилища им не добраться. И раздавать всем подряд он не может – всех всё равно много, а вот на оплату контрактов в самый раз.
Убедившись, что всё закрыто, он толкнул тележку, и покатил её по длинному коридору в одну из комнат, освещённых ярким светом. В каждой комнате в середине стоял большой, три на три на три метра стеклянный «аквариум», с уймой научной аппаратуры под потолком, а так же всем необходимым для исследований снаружи. Закатив тележку внутрь, он затащил всё ещё находящееся под наркозом тело прямо на пол, и, выйдя, включил стоящую рядом камеру, сев напротив неё. На секунду задумался, а потом уже в который раз начал запись.
- Девяносто третий день всеобщей пандемии. Восемьдесят девятый день исследований по поиску лекарства. Сегодня будет испробована двадцать шестая модификация противовирусного препарата, под тестовым названием «надежда 1001-49М-26». Гипотеза эксперимента – вирус войдёт в стадию ремиссии. Подопытная - женщина, возраст двадцать – двадцать пять лет, вероятный уровень заражения одиннадцать дней, добыта сторонними силами на контрактной основе. Оплата была произведена согласно договору.
Док повернул камеру на «аквариум», после поднялся, взял со стоящего стола шприц с жидкостью бежевого цвета, вошёл внутрь и вколол его в вену зомби. После вышел, плотно запечатал вход, и сел за стол ждать. Не прошло и десяти минут, как девушка заворочалась, после, начала неловко подниматься и медленно обводить комнату взглядом. Остановившись взглядом на внимательно изучавшем её докторе, она, издав дикий крик, ринулась на него. Три раза ударившись о прочное стекло и разбив при этом голову, она упала на пол, и начала в припадке выгибать конечности так, что явно послышался звук ломающихся суставов. Не обращая внимания на её стенания, он сел перед камерой.
- Двадцать шестая модификация противовирусного препарата, под тестовым названием «надежда 1001-49М-26» не оправдал ожиданий. Гипотеза доказана не была, эксперимент считать проваленным. Требуется дальнейшее изучение действия соединений препарата на ткани заражённых. Данный образец подлежит уничтожению.
Он взял со стола пульт с множеством кнопок. Когда он нажал на большую красную снизу, из потолка сверху спустился шланг огнемёта, и, облив всё ещё дёргавшегося зомби огненной струёй, превратив всё окружающее герметичное пространство «аквариума» в горящий ад. Через пару минут, о заражённой напоминала горстка пепла. После нажатия Доком другой, синей кнопки сверху пульта, по стеклу изнутри потекла дезинфицирующая жидкость, смывая всё в открывшийся слив на полу. Забрав карту памяти из камеры, и записи, которые он делал в ходе эксперимента, он, включив ионизирующее освещение и вышел из комнаты. Дойдя до лифта в конце коридора, он нажат на этаж, подписанный как «лаборатория». Выйдя на нём, он вошёл в комнату, в которой стояло несколько столов с компьютерами и его сумбурными записями. Сев за стол он начал скидывать видео с карточки, и раскладывать записи по столу, для удобства изучения. Но в какой-то момент он осознал, что толку от него сейчас немного. Уже третьи сутки он без сна на ногах он работал над этим бестолковым препаратом, который всё равно нужно доделывать. Нет, так нельзя. Спать, спать, и ещё раз спать. Даже на энергетиках он долго не протянет.
Дождавшись окончания загрузки, он выключил компьютер, поднялся, и опять вошёл в лифт. Несколько секунд держал дрожащий палец на кнопке «жилые помещения», но потом сместил его в самый низ, и нажал на этаж помеченный как «стазис». Ему ещё необходимо сделать кое-что.
Подвал встретил его тенью и прохладой. Включённой оставалась только одна колба, в которой в глубокой заморозке, в искусственном анабиозе была женщина. Медленно подойдя к ней, он положил руки на стекло, и, прижавшись лбом закрыл глаза, и тихо сказал:
- Прости меня… Это я во всём виноват… Прости… Я подвёл всех, подвёл тебя… Ну ничего, я всё исправлю! Я найду лекарство, у нас есть ещё несколько месяцев что бы всё исправить… Только дождись…
Он посмотрел в её замёрзшее лицо в последний раз, и, развернувшись побрёл обратно в лифт, поднялся в жилые помещения, рухнув в постель, и забылся глубоким, беспокойным сном.
***
Всё это время, каждую ночь, что удавалось поспать, ему снился всё один и тот же сон. Он был как проклятье, как напоминание. Этот сон, точные, отрывки последних трёх последних месяцев с того самого, последнего дня.
Вот он узнаёт последние новости, которые вихрем прокатываются по всему комплексу, начиная от директора и главных руководителей и заканчивая последними лаборантами и охранниками, и наводя на каждого жуткую мысль: «Упустили, упустили…»
Вот он срывается при эвакуации, прыгает в машину, и едет домой, забегает внутрь и срывающимся от волнения голосом сообщает своей дочери, единственному родному человеку в этом мире ужасную новость о том, что штам боевого вируса который они разрабатывали, был утерян при транспортировке. А теперь уже третий день идёт эпидемия и новость о ней уже невозможно скрывать. Что им теперь необходимо ехать в безопасную зону. И то, как дочь, смущаясь, показывает укус на руке, которым её наградила пару часов назад девушка в магазине.
Вот он приходит в ужас, хватает дочь за руку и сажает в машину, а она кричит, что забыла сумочку, а он в этот момент понимает, что все вещи в их доме, в том числе эта дурацкая сумочка не имеют больше смысла. Вот они, надрывая машину, подъезжают к комплексу, и по пока действующему пропуску забегают внутрь, а он запечатывает двери, ограждаясь от всего внешнего мира, оставаясь один на один с пока ещё живым человеком. Вот они бегут вниз, и он засовывает её в стизис-камеру в надежде замедлить заражение, и выиграть несколько месяцев для разработки противовирусного препарата.
Вот хаос первого месяца, когда по телевизору, радио и интернету передавали только новости о всемирной катастрофе, бесплодных попытках её остановить и потери связи между странами. Потом пошли заранее записанные ролики на такой случай, свой для каждого канала, сайта, или радиоволны. Потом один и тот же правительственный ролик на такой случай по всем источникам. А потом эфирная тишина. Абсолютная.
Но, на исходе третьей неделе в радиоэфире, на одной общедоступной волне начал вещать один парень. Сначала он лишь обвинял всех подряд, не стесняясь в выражениях, заканчивая всё фразой: «Я предупреждал!». Выходил каждый день, постепенно переходя от выхода эмоций к конкретным советам по выживанию в этом мире. Наверное, немало жизней спас. Сейчас, правда, стал выходить всё реже, выживает где-нибудь, что же ещё.
Всё это время Док работал. Он трудился всё время, благо запасные склады были заполнены всевозможным для нормальной жизни, и даже был генератор, хоть и работал на износ, питая электричеством всю станцию. Это помогало не отвлекаться по пустякам и постоянно экспериментировать на имеющихся в камерах образцах тканей, вирусов и даже инфицированных животных. Но всё тщетно. В конце концов, ему пришлось выйти, повесить на дорожном знаке объявление о щедрой награде для всех, кто привезёт ему обращённых. Люди всё равно приезжали сюда в поисках запасов, пусть хоть пользу принесут. Откликнулось несколько человек, самым продуктивным стал Ник. Он единственный, кто пока смог привести несколько зомби, и при этом выполнял всегда все условия.
***
Внезапно из сна его выдернул не громкий механический, кряхтящий звук. Док приоткрыл ещё слипающиеся глаза, и увидел мигающее красное освещение. Работает аварийный генератор. А значит, надсадно работающий последние три месяца основной таки помер. А значит, что когда он проснётся, придётся идти его и чинить, вместо того, что бы изучать последние записи.
Внезапно простая, логическая мысль током прошла через всё тело Дока, и буквально подбросила в воздух и прогнала остатки сна. Если работает аварийка, значит, питаются только основные системы жизнеобеспечения комплекса. А значит, второстепенные отключаются. Стазис! Стазис отключён! Док, на ходу натягивая халат, побежал в лифт, и нажал на нижний этаж. Господи, как же медленно он едет. Но вот он опускается, двери медленно раскрываются, и перед ним предстаёт самая ужасная картина в жизни. Залитый красным светом коридор, и раскрытая капсула в конце. И девушка, сидящая на полу, и медленно озирающаяся вокруг. Сколько же времени она отключена? Час? Десять? Сколько он спал? Сколько времени она и вирус в ней разморожены? Док в нерешительности сделал к ней пару шагов.
- Надя?! Наденька?! Как ты? Ты в порядке?
Она медленно повернула к нему голову, посмотрела долгим, тяжёлым, чуть укоряющим взглядом, и, издав дикий крик, кинулась прямо на него. И хотя тело ещё не до конца слушалось, это не помешало ей с такой силой влететь в старика, что удалось закинуть его в лифт и яростно вгрызться в плечо. Кое-как, перехватив её руки, он ногами оттолкнул её вглубь коридора, и наугад хлопнул по панели лифта. Когда двери закрылись, и он медленно поехал вверх, Док уронил лицо в раскрытые ладони, и зарыдал. Всё пропало. Теперь точно не успеет. Он не смог. Он подвёл, и весь мир, и самого родного человека в мире. Теперь всё точно не имеет смысл.
Тем временем, лифт поднял его на самый верх, и открыл двери. Перед учёным открылся коридор, ведущий к выходу. Пару минут он тупо смотрел вперёд, наблюдая, как двери лифта пытаются закрыться, но натыкаются на его ногу, и отъезжают обратно. Нет. Ещё не всё кончено. Он может хоть как то помочь людям выжить. Хоть как то, на одну миллиардную искупить вину. Он откроет комплекс, и все запасы будут доступны всем! С трудом поднимая враз отяжелевшее тело, он вышел из лифта, и первое что он сделал, это достал маркер, и написал на закрывшихся дверях: «Осторожно. В подвале сидит Надежда. Пожалуйста, не убивайте её». После развернулся, и медленно пошёл к выходу. Аварийки хватит на месяц-другой. За это время можно подчистую вынести всё. А даже если и не хватит времени, люди найдут способ пройти. Двери лифта выламываются, там есть аварийная лестница, справятся. Жизнь заставит, и не туда залезешь.
Он подошёл к пульту защиты, и ввёл код полной разконсервации. Он был простой, день рождения дочери. Прислушался, как в стены уходят все сканеры и пулемёты, как с лязгом раздвигаются и блокируются двери, и как внутрь впервые за долгое время влетает ветер. Док сделал несколько нерешительных шагов, и всё смелее пошёл к выходу.
Снаружи его ждал сюрприз – привлечённые красным сиянием лампы аварийного освещения, к входу подошли несколько зомби.
- Ну, вот и отличный способ поставить точку в моей жизни. – Док сделал пару шагов и раскинул руки. – Давайте, жрите!
Но зомби не двигались. Они смотрели на него, наклонив изуродованные головы, и не двигались.
- Ну что же вы! Давайте! – Учёный подбежал к одному, и пнул его. Зомби не обратил на него никакого внимания.
- Да давайте же! Это я вас создал! Вы должны хотя бы меня слушаться! – В бессилии теряя рассудок, закричал он, и, схватив ближайшего зомби за руку, попытался себя ею ударить. Не получилось. Рука просто повисла как раньше. Ещё через несколько секунд, как по команде, все инфицированные развернулись и разошлись в разные стороны. Учёный лёг на землю, и, глядя на звёзды безудержно рассмеялся.
- Это потому что я теперь как вы? – Хохоча, он схватил пульсирующее, горячее плечо. – Ну что же, тогда и я пойду.
Он поднялся, закрыл глаза, раскрутился пару раз, и, посмотрев вперёд на дорогу, пошёл по ней, туда, где его больше никто, и никогда не увидит.
***
Через неделю скрипя старыми тормозами, к входу подъехал старенький пикап. Ник, уже издалека заметив следы борьбы в придорожной пыли и полностью раскрытый комплекс ехал медленно и осторожно. Аккуратно добравшись до мостика, он из водительского кресла заглянул вглубь здания. Оно выглядело пустым, хотя и освящённым.
- Мда, как я уже далеко не раз говорил за последнее время, я предупреждал. Но, как бы то ни было, надо осмотреть. Нельзя же что бы пропадала надежда, выраженная в барахле.
Стараясь не греметь, он вышел из машины, и осторожно пошёл внутрь. Да, как бы то ни было, а жизнь, пусть и выраженная сейчас в выживании, должна идти дальше.
Денис «Intar» Курочкин
Крепость
Роман Терешенко проснулся, когда на часах ещё не было шести. Хотя как сказать «проснулся»? Это был скорее не сон, а забытье.
Роман вылез из ванной и прислушался. Тишина. Осторожно приоткрыл дверь в коридор и снова прислушался. Тихо. Покинув ванную комнату, где он прятался, Терешенко первым делом скользнул к входной двери. Заперто. На все замки. А за ней… Ни звука. Роман облегчённо вздохнул.
- Приступим к выполнению ежедневного плана, - тихо произнёс он.
Роман уже привык мыслить вслух и говорить шепотом. Он уже забыл, как звучит его обычный голос. Да и, наверное, уже не сможет больше говорить не шёпотом.
Для начала Терешенко начал осматривать квартиру. Окна заклеены газетами и плотно завешаны занавесками. Электричества как не было, так и нет. Хотя вот вода из крана, пусть тоненькой струйкой, но всё равно льётся, и газовая плита работает. Но, кто знает, как долго? Маленькая комната – бывшая спальня – была заставлена большими, плотно закрытыми банками с водой. Неприкосновенный запас. Пока вода не зацветёт. А если газ перестанут подавать, то придётся жечь костры в ванной.
Роман уже третью неделю не выходил из дома. С того самого момента, когда объявили об эпидемии. Он потерял все связи с реальным миром. Телевизор, радио и телефон не работали. Ну, а из окон много не увидишь. А что твориться за границами вымершего города – вообще загадка.
По логике, уже три недели, как на месте города должна быть огромный кратер. Ядерная бомбёжка, напалм и отряды зачистки должны были выжечь тут всё и вся. Но ничего такого не было. Когда ещё было электричество, по телевизору Роман видел репортаж, в котором какой-то генерал говорил о том, что к городу направляются войска. И всё. Где эти войска? Почему над зоной карантина не летают вертолёты? Терешенко предполагал лишь одно – зараза вырвалась за периметр карантинной зоны и сейчас у военных есть дела посерьёзнее. Но об этом думать нельзя. Ведь всё это время Роман держался за одну единственную мысль – прибудут спасатели и вытащат его отсюда.
Сейчас он был единственным обитателем в пятиэтажном доме. Хотя, может, в какой-то квартире живёт такой же человек, как он. Он так же старается не шуметь и не привлекать к себе внимания… Первая неделя взаперти прошла на удивление незаметно. Роман упражнялся во владении ножом и самодельным копьём, отжимался и потягивался, пока были силы. Он был готов дать отпор врагу, если тот ворвётся в его убежище, или, если самому Терешенко придётся покинуть его.
Но время шло, а снаружи всё оставалось прежним. Не было слышно ни выстрелов, ни шума вертолётов - ничего, что говорило бы о том, что войска ведут зачистку города от нечисти. А квартира №:69 превращалась в подобие грязного барака. Еда заканчивалась. С электричеством возникали перебои. А потом оно и вовсе вырубилась. Вода бежала тонюсенькой струйкой и странно пахла. Но, всё же, воду и газ давали постоянно. Зомби не хватало ни ума, ни фантазии, ни сил, чтобы повредить трубопроводы. Это подсказывало Роману, что в городе наверняка жив не он один, и там, за периметром, ещё думают о них. И уже это поддерживало в Терешенко волю к жизни.
Тогда, в начале эпидемии, когда люди в спешке бежали из города, он думал какое-то время отсидеться. Когда же обстановка ещё более усугубилась, то покидать дом стало слишком опасно. Первое время он гадал, как долго ему осталось прежде чем дом будет уничтожен в ходе бомбёжки. Это занимало его, и когда он ложился спать, и когда просыпался. Но время шло, а он всё ещё жил. Звуков извне доносилось всё меньше. Как-то в его голову пришла мысль, что, возможно, через какое-то время тишина поглотит полностью всё редеющие звуки. От этой мысли он испытал такой ужас, перед которым страх быть заживо погребённым под руинами рухнувшего дома показался ему ничтожным. Всё угодно, только не тишина. Оглушающая, бесконечная, липкая тишина, сводящая с ума своей обманчивой безмятежностью. Тишина, которая когда-то – в самый неожиданный момент – разорвётся чьим-то криком, скорее всего, его криком. Лучше жить в постоянном напряжении, слышать звуки – всё равно, какие, которые как предупреждение, сигнал чего-то, к чему можно как-то – хотя бы мысленно – подготовиться, чем в вязкой тишине. Терешенко пытался приспосабливаться к новым условиям жизни. И, по его мнению, он с этой задачей вполне справлялся.
Ему пришлось экономить на всём. Забыть, что значит быть чисто выбритым и чисто вымытым. Сидеть на голодном пайке. И всё время бояться. Бояться того, что твориться за дверями дома.
Роман, стараясь как можно меньше шуметь, открыл дверь. Воздух в подъезде был значительно свежее, чем у него в квартире. Взяв пакет с мусором, Терешенко осторожно полез по железной лестнице на чердак. На чердаке устраивали гнёзда голуби. Роман надеялся, что они не переносят вирус, и их варёное или жареное мясо безвредно.
Но, может, птицы станут агрессивными и нападут на него? К сожалению, других источников пищи у него практически не было. Так что ему теперь приходилось, трясясь от страха, подниматься на крышу.
Вывалив содержимое пакета в дальний угол чердака, Роман тихо пошёл обратно. Голубей сегодня ловить нельзя. Он одного из их рода поймал вчера и боялся, что птицы станут очень пугливыми.
Из-за перебоев с электричеством хранить еду в холодильнике было невозможно. Поэтому голубиное мясо Роман съедал в первый же день. Потом ел хрящи, и какое-то время варил похлёбку на костях. В конце концов, кости разваривались и тоже шли в пищу.
Иногда на чердак залетали вороны, но с ними у Романа был своего мир. Он их не трогал и они его не боялись. Вороны – птицы умные и хитрые. Но, несмотря на это, в городе сейчас им живётся трудно. Они привыкли к тому, что человек их снабжает пищей. Не специально, но кормит. А когда людей в городе не осталось, то и корм на свалках и помойках быстро закончился. Осталась лишь падаль. Но и за неё приходилось бороться с жадными заражёнными. Будучи по природе трусливыми, вороны эти сражения проигрывали и им оставались лишь объедки.
Мусор, который Терешенко выкидывал на чердаке, предназначался именно воронам. Несмотря на наглость, птицы быстро поняли, насколько важны для них немногочисленные выжившие. Но Роман ждал, что в какой-нибудь день вороны начнут стучать клювом в его окна, а на чердак, вместо небольших групп, прилетят все вороны города. И тогда это станет сигналом для инфицированных. А снабжать пернатых едой было трудно – Терешенко сам жил впроголодь.
Спустившись с чердака, Роман сел на порог своей квартиры, переводя дыхание и отгоняя дурные мысли.
Теперь ему нужно проверить соседские квартиры.
Роман свесился через лестничные перила и посмотрел вниз. Жил он на последнем, пятом, этаже. На первом этаже было темно. Терешенко когда-то сам заклеил там окна. Если темно – значит, окна целы. Дверь имела домофон. Только вот электричества не было, а значит, он был бесполезен. Вспомнив об этом, Роман поёжился. Конечно, он смог надёжно заклинить дверь и замок. Но особой надежды на неё у него было. Ведь как он это сделал, уже не помнил. Тогда ему было страшно. Очень страшно. Гораздо страшнее, чем сейчас.
- Надо спуститься вниз и проверить, как там… Потом… Когда подготовлюсь…
Ведь, как знать, может, инфицированные вышибли окна в квартирах на первом этаже? От этой мысли внутри у Романа всё сжалось. Его затрясло. Он попятился обратно к себе в квартиру. И уже оказавшись в душном, но таком родном коридоре, заваленном всяким тряпьём. Роман перевёл дух. Помедитировав несколько минут, он, наконец-то, успокоился и снова, медленно, на цыпочках, вышел на лестничную площадку.
- Нужно в ближайшее время сделать баррикаду на втором этаже!
Мысленно успокаивая себя, он прошёл в квартиру напротив. Дверь у соседа, который тут жил, была старая. Терешенко её открыл давно. Другая дверь на площадке была металлическая, и замок там был сложнее. Да и, наверное, дверь была двойная.
Когда он открыл первую квартиру, то сразу почувствовал отвратительный запах – издох соседский кот. Есть его, даже проваренным и прожаренным, Роман не собирался. Выкидывать из окна он побоялся. Это может привлечь лишнее внимание инфицированных. Поэтому останки он решил уничтожить. Для этого он положил его в ванную соседей, а потом залил и засыпал всякими химикатами, в надежде, что в итоге мёртвое животное раствориться. После этого Роман закрыл ванную комнату и уже две недели туда не совался. Запаха гниющей плоти не чувствовалось. Зато ощущался резкий запах хлора. Но от него защищал намоченный платок.
Избавившись от останков животного, Роман начал вытаскивать из квартиры всё необходимое. Крупы и макаронные изделия, консервы, спички, одежда, постельное бельё… Даже деньги. Если газовая плита перестанет работать, то они пойдут в качестве растопки. Сосед жил небогато, но, когда тебе требуется абсолютно всё, то даже такая квартира кажется роскошными хоромами. Но сейчас она уже выглядит облезлой и пустой. Больше поживиться здесь нечем. Осталась лишь мебель. Но вытаскивать её Роман не мог. Да и боялся это делать. Слишком много шума. И где она может сейчас потребоваться? Только на баррикады и может пойти.
Терешенко проверил окна. Всё закрыто и заклеено. Ничего не вызывало опасений. Всё было как всегда. Вернее, как всегда в этой новой, изменённой до неузнаваемости реальности.
Роман вышел из квартиры. Из кармана грязных треников он достал кусочки тонкой проволоки. Ему нужно продолжить попытки вскрыть замок.
Время до двенадцати прошло незаметно. Он провёл его, ковыряясь в замке. Не столько даже из потребности добраться до новых жизненных ресурсов, сколько из азарта, ставшим единственным его развлечением. Ведь единственный житель дома даже не надеялся, что замок вообще можно вскрыть. Дверь новая, металлическая. И замок, значит, должен быть соответствующий, надёжный. Он уже неделю возился с ним. Скорее всего, Терешенко вообще разворотил его.
И, когда дверной замок щёлкнул и поддался, Роман не сразу понял, что произошло. Он рефлекторно обернулся, прижавшись к стене и испуганно озираясь. В следующее мгновение он почувствовал ни с чем несравнимый восторг, почувствовав каждой клеточкой разливающуюся по телу приятную волну тепла, от которой голова его как будто бы захмелела. Он присел на корточки, уткнувшись носом в колени и обхватив голову руками, и какое-то время медленно покачивался всем телом вперёд-назад, как если бы пытался сам себя убаюкать. Справившись с захлестнувшим его волнением, он смог понять, что, наконец-то, вскрыл замок.
Встав с пола, он потянул на себя ручку. Дверь медленно открылась. В следующее же мгновение опьяняющая радость сменилась привычной уже тревожной настороженностью. Роман метнулся в свою квартиру за оружием – шваброй, к ручке которой был примотан изолентой кухонный нож. Кроме этого импровизированного копья и ножей из оружия у Терешенко ничего не было. Ну, ещё молоток и отвёртки могут сгодиться на эту роль. Топора дома не оказалось. Как и у соседа. Как-то, от нечего делать, Роман пытался смастерить лук из вешалки и резинки от штанов. Но получил только поломанную вешалку, а штаны стали окончательно напоминать половую тряпку. Попытки сделать рогатку успехом тоже не увенчались. Резинка ослабла уже после пары пробных выстрелов.
Терешенко был готов отдать многое, только бы получить хотя бы пневматическое ружьишко. А лучше травматический пистолет. Ну, или хотя бы газовый пистолет или баллончик. Ведь заражённые, хоть и психи, но, всё же, физически являются людьми, и это должно на них хоть как-то подействовать.
Когда пальцы сжали древко копья, и тревожность чуть спала, Терешенко вернулся на лестничную площадку. Он медленно открыл дверь. Внутренняя дверь оказалась незапертой. Аккуратно ступая, Роман вошёл в квартиру. В нос ему ударил тошнотворный запах испорченных продуктов. Он приступил к осмотру квартиры.
Пусто. Опасности не было. Все живые существа тут уже умерли – в аквариуме к верху брюхом плавали две золотые рыбки. Похоже, они погибли от голода совсем недавно. Странно, что они вообще продержались так долго. Учитывая хотя бы то, что вода в аквариуме жутко грязная. Хотя Роману было не до этого. Пара начавших разлагаться рыб сгодится в качестве праздничного ужина. Выбирать не приходится.
Цветы в доме засохли и превратились в солому. Держались лишь пожелтевшие кактусы. Их Терешенко взял с собой. Еды они не требовали. Только воды, а с неё проблем особых не возникало. Тем более, они должны были хоть как-то поспособствовать очистке воздуха в квартире , – растения, всё-таки. Да и в еду, на худой конец, могут пойти. Главное, чтобы они опять не засохли.
В холодильнике вся еда превратилась в зловонные куски, покрытые плесенью. В кухонных шкафах тоже не оказалось ничего, что могло бы хоть как-то сгодиться в пищу. Единственная полезная находка - старый батон, поросший плесенью. Если его размочить, то им можно попытаться подкармливать голубей – заморышей – в надежде, что они не отравятся.
Несмотря на не очень-то ободряющее начало, в кладовке Роман обнаружил несколько банок тушёнки, сопроводив свою находку подобием крик, точнее сказать, хрипом. И тут же зажал рот рукой и ужом скользнул к стене. Терешенко не понимал, чего он испугался больше: того, как прозвучал его крик, или того, что инфицированные могли его услышать.
Дрожа от страха, он чуть подвинулся к окну и, стараясь особо не высовываться, посмотрел в него.
По улице, между машин, бродил один инфицированный. Он шёл, выставив вперёд покрытые кровоточащими язвами и синяками руки. Так их изображали в фильмах. В данной ситуации это связанно не с попыткой дотянуться до жертвы, а с тем, что мозг этого инфицированного окончательно превратился в кисель, и, должно быть, держать равновесие по-другому уже не получается. Из одежды на нём были только рваные джинсы и рубаха, превратившаяся в грязные лохмотья. Обычно зомби на таком уровне мутации уже остаются без одежды.
- Была бы зима – вымерзли бы все, гады!.. Правда, и мне тогда пришёл бы конец – без отопления околею. Хотя, у газовой плиты греться можно... И тряпьё на одеяла нашлось бы… Да, жаль, что сейчас не зима…
Насколько Роман знал, вирус передаётся с кровью и слюной. Он быстро распространяется по всему организму, поражая органы и сильнейшим образом влияя на их работу. Надпочечники становятся гипертрофированными. Вирус воздействует на гипофиз и лимбическую систему. Ускоряется обмен веществ. Человек деградирует и становится крайне агрессивным. А вскоре начинается разрушение нервной системы. Заражённый окончательно скатывается до животного состояния.
Сколько живут инфицированные, Роман не знал. Скорее всего, не так уже долго. С такими повреждения головного мозга жить трудно.
К тому же вирус делает всё, чтобы его носитель заразил как можно больше других людей. Но это истощает и ослабляет организм заражённого. Только Роман об этом не думал. Он верил, что инфицированные в конце–концов сдохнут. Но когда это будет? И пусть они размножаться не могут, зато достаточно укуса, чтобы превратить здорового человека в упыря.
Терешенко, пригнувшись, отошёл от окна и продолжил осмотр квартиры. Постельное бельё и одежда хозяев, посуда, стулья и табуреты, книги, инструменты и всё остальное, что он мог унести без лишнего шума в одиночку, перешло в собственность Романа.
- Вот этот день удался! – заключил он, возвращаясь в квартиру №69.
Когда Терешенко закончил перетаскивать вещи соседей себе в квартиру, в опустевшем городе начало темнеть.
Выживший после эпидемии Роман Терешенко спешил закончить этот день с максимальной пользой. Он чуть приоткрыл все окна, что бы хоть немного проветрить квартиру. Поменял постельное бельё в ванной – его импровизированной кровати. Рассортировал все принесённые им вещи. На радостях даже вышел из квартиры, дабы птицы на чердаке получили свою порцию заплесневелого хлеба. На лестнице в районе четвёртого этажа он установил растяжку–шумелку. Стуча зубами он страха, он спустился на третий этаж. Установил там ещё одну растяжку и разложил на полу битое стекло, от случайно разбитой банки и специально раздавленных перегоревших лампочек.
Вернувшись в квартиру, он запер все замки.
Роман за весь день практически ничего не ел, если не считать пары сухарей, что он сгрыз, когда мародёрствовал в квартире соседей. И теперь он решил исправить такое положение дел. За проделанную сегодня работу полагалось хорошее вознаграждение. И Терешенко занялся жаркой золотых рыбок.
Параллельно с этим делом он составлял план на будущее.
- Нужно будет спихнуть как-то соседскую мебель вниз. Заражённые ведь не всегда тут околачиваются, - решил Роман.
В голову выжившего тут же пришли планы разных ловушек и средств умерщвления или хотя замедления продвижения инфицированных. А на втором этаже надо установить растяжку. Только вместо гранаты там будет висеть связка ложек. Для этого подойдёт рыболовная леска. Она прочная и прозрачная. Если кто-то заденет её ногой, то раздаться звон. Раньше всякий шум в подъезде было хорошо слышно, а теперь, когда в доме остался лишь один житель, и подавно. Роману казалось, что его органы чувств сильно обострились, и теперь, даже сидя в ванной, он смог бы услышать всё.
Если Роман хочет продержаться до прибытия спасателей, ему нужно потрудиться. Иначе прибывшие на помощь люди обнаружат в квартире ещё одну сумасшедшую тварь, но не инфицированную вирусом.
Ему нужно точно знать, что его дом - это действительно крепость. Вот только его страх…
Александр "Gudron" Падерин
Мост
Из города двигалась большая толпа людей. Для нынешнего времени даже огромная. Под охраной десяти человек шло не меньше полусотни конвоируемых. Они не были пленниками. Напротив, их освобождали.
Предполагалось, что на трех грузовых «Уазиках» военные вывезут своих близких и друзей. Военная часть, которая находилась за городом, насчитывала малый состав. Раньше они охраняли зеков. Но за неделю до катастрофы все бойцы вместе с заключенными куда-то перебросили. Поэтому теперь где-то бойцов было предостаточно, а здесь недоставало.
Москва передавала, что у них организована эвакуация гражданских. Людям выдавали оружие, зачищали выезды из города. Здесь же такого не было. Катастрофически не хватало людей. Да и те, кто остались живы, не очень хотели примыкать к военной силе. Сбивались в банды, оседали на продовольственных складах. Им этого хватало.
***
В нынешний ситуации люди превратились в очень ценный ресурс. Речь шла не о рабовладельческом порядке. Когда бойцы покидали расположение, то работа внутри стен совершенно вставала. Каждый боеспособный мужчина укреплял ограждение или работал над техникой - да много еще занятий было. А потом без отдыха несся с сослуживцами либо на какой-нибудь склад, либо на зачистку близлежащих территорий. Солдаты уставали. Поэтому командование стало принимать к себе всех желающих.
И теперь, заехав в совершенно мертвый район города, майор Сазонов не посмел бросить людей. Взяли и тех, кого знали, и всех, кого просто встретили на пути. Такой ресурс бросать нельзя. Но вряд ли майор пользовался только этой логикой.
По рации сообщили, что основные силы сцепились с какими-то бандитами на складе дизелей. Рация кричала: "Требуется поддержка группы со стороны города. Удар с тыла по взявшему оборону бандформированию".
Сазонов решил, что отправит две трети людей на грузовиках, а с остальными бойцами выведет гражданских из города.
***
Толпа беженцев медленно, но верно приближалась к окраине. Все время постреливали. Мертвецы только "просыпались", поэтому сейчас не представляли большой угрозы. Бойцы двигались слаженно и уверенно. Выжившие же были в никудышном физическом состоянии. Многие недоедали в последнее время. У кого-то были травмы. Даже если и несерьезные, то без медицинской помощи быстро доканывающие людей осложнениями.
Вдалеке виднелась речка. Человеку переплыть можно за две минуты, но для зомби эта преграда непреодолима. Через реку есть только единственный мост. В полторы полосы и с двумя пешеходными дорожками. На том берегу будка, на которой серебристыми буквами красуется надпись «ДПС».
- Так, бойцы, за мостом на пересеченной местности наша скорость снизится. Говоря "наша", я подразумеваю всю эту ватагу. Мертвяки не устают. Из не зачищенного района их куча за нами пойдет. Кто-то должен остаться прикрыть мост... - майор окинул взглядом людей, а про себя добавил: «Давно говорил, закупорьте этот участок, поставьте кордон. Нет же!»
- Я останусь, - голос подал, выходя вперёд, невысокий мужичок. Две недели назад его подобрали вояки, когда он уже сам почти выбрался из города. Грязный, глаза безумные. В монтировку вцепился. Но ничего - привезли в часть, накормили, помыли. Вроде в норму пришел. Ходил только злой какой-то все время, набученный. Мертвецов чуть ли не голыми руками рвал, всегда на зачистку рвался. Конечно, причина такого поведения была, но ей пока не интересовались.
- Димон? В одного?.. - Сазонов неуверенно помялся. Что-то прикинул в уме. Об этом говорили сдвинутые мохнатые брови. Он цокнул языком и ответил:
- Ладно.
Командир отошел к трем бойцам, которые контролировали вход на мост. Из диалога Дима услышал только: "Половину боезапаса! Я сказал!" Потом показал на шлагбаумы. Подчиненные разбрелись на оба конца моста. С ближнего к городу разнеслись короткие очереди. Сазонов подошел к Димычу.
- В общем, так, - майор скинул рюкзак с автоматом. - Здесь пятнадцать магазинов. Стреляешь экономно. Слишком близко не подпускаешь. Второй автомат на всякий случай.
- Да ясно, - буркнул Дима, уставившись на свои ботинки.
- Через три, максимум через пять часов за тобой приедут, - Димон ухмыльнулся. - Если командование не выделит машину, я на своей «девятке» за тобой приеду.
- Может, я сам тогда лучше с места снимусь?
- Вряд ли получится. Устанешь. А их все больше и больше будет накапливаться. Связи, сам знаешь, нет. И еще кое-что... - Сазонов нагнулся, открыл рюкзак, достал две пачки сигарет и зажигалку, показал.
- Это чтоб не скучал.
Майор протянул руку, Дмитрий подал в ответ:
- Спасибо.
- Ну ладно, с Богом... Все сделали? Шлагбаумы опустили? Бегом тогда! - народ засуетился. - С нашей стороны вряд ли мертвяки придут. Если чего, то услышишь. Они ползать умеют, шлагбаум не преграда. Но когда опускаются, так громко это делают. Любо просто бухнутся, либо по асфальту застучат ногами, некоторые вообще ворчать начинают. Ну ладно, держись!
Толпа двинулись. Кто-то успел притащить два стула и пожелать Димону удачи.
***
Дима разложил магазины на стуле, два оставил в разгрузке. Всего насчиталось двадцать две штуки - Димон подложил свои. Второй автомат прислонил к ограждению моста. Вытянул сигарету, прикурил, затянулся. По мосту уже шли два мертвеца. Для себя Димыч решил, что не пропустит их дальше середины. Первый был в джинсах и ветровке. Второй в форме, которую обычно носят всякие продавцы-консультанты. На футболке виднеется название магазина. Дима подпустил их поближе. Продавец свалился с первой пули. Во второго пришлось выстрелить два раза. Сигарета уже почти кончилась.
Пальцы полезли в пачку за второй. Никак не получалось выудить. Картонный коробок был туго набит, цилиндрики плотно прилегали друг к другу. В голове увлечённого этим монотонным занятием Димы эхом пронеслась мысль, что ему нравится смотреть на мертвых мертвецов. Да, именно так.
Руки подняли автомат. Еще одно тело упало на потрескавшийся асфальт. Затяжка. Человек сел на стул.
Вдалеке ковыляла небольшая кучка мертвецов.
- Ну что ж. Понеслась... - Дима встал и отщелкнул бычок, попав в голову одному из валяющихся неподалёку трупов.
***
Двое последних из этой толпы. Выстрел. Магазин опустел. Теперь остался только один. Дима пнул его в живот, мертвяк начал перебирать ногами и упал. Тяжелый ботинок надавил на грудь и не давал встать мертвецу. Дима отсоединил магазин. И вдруг подумал, что может просто размозжить череп неудачливому зомби. Занести автомат и резко опустить. Мертвяк трепыхался. Глаза, только что бешенные, сейчас стали как будто грустными, какими-то серыми. Вроде как в сети не хватает напряжения, и пыльная лампочка с трудом освещает угол комнаты. Дима перезарядил калаш, дернул затвор. Попадание пришлось чуть выше переносицы.
Пустой магазин был закинут в рюкзак, а из дополнительного отдела Димон достал фляжку с водой и упаковку галет. Не мешало бы перекусить, как раз время обеда. Весна еще не вступила полностью в свои права, поэтому полуденное солнце было скрыто за толстой пеленой туч. Дождя не было, но, судя по промозглой погоде, скоро начнется. Вода показалась необычайно вкусной. Так всегда бывает, когда очень хочешь пить.
За мостом опять виднелись угловатые фигуры. Только теперь они шли не толпой, а группами по три-четыре... Особи? Дима оглянулся и увидел отдаляющуюся кляксу уходящих людей на фоне серого неба.
***
Некоторые мертвецы останавливались рядом с валяющимися сородичами и начинали методично их есть. Это зрелище заставило вспомнить Дмитрия то, что он всячески пытался забыть.
Был обычный конец рабочего дня. Он возвращался со смены. Жена в это время должна гулять с детьми во дворе. Пацану чуть больше трех лет, девочке пять. Завернув за угол дома, Дима увидел то, чего нормальному человеку видеть не положено. Как и тогда, сейчас зомбяк сидел на корточках и обгладывал чью-то руку. Другой, кажется, отрывал куски от торса. Только тогда Дима знал, кто лежал на асфальте... И тогда уже поздно было помогать, что-то делать. Но он все-таки не бездействовал. Слишком реально в голове прозвучал фантомный треск ребер, потом какие-то хлюпающие звуки.
***
Человек на мосту поудобней перехватил автомат и открыл огонь. Казалось, что это не машина стреляет, а он сам, срубая ковыляющие фигуры одну за другой. Вдруг показалась собака. Но она одна, это не проблема. Две короткие очереди с легкостью разрешат эту трудность. Некоторые мертвецы поняли, что их положение безнадежно, и начали разворачиваться.
- Э, куда! - прострелив двум мертвецам затылки, Дима осекся. Надо беречь патроны.
***
В последней пятерке мертвецов шла молодая девчушка. В юбке до колена, какой-то легкой кофточке. Вся чистая, даже колготки не подраны. Длинные волосы, раньше заправляемые за уши или придерживаемые ободком, теперь закрывали почти все лицо. Четыре ее компаньона уже лежали на земле, но с ней Дима медлил. Совсем не похожа на зомби. Глаз, к тому же, не видно. А именно в них лучше всего улавливается нечеловеческая сущность.
Она остановилась, причудливо завернув ногу. Правую руку поднесла к лицу, как будто задумалась.
- Кыш! Пошла отсюда! - Дима мотнул стволом автомата куда-то в сторону. На секунду ему показалось, что она проследила за указываемым направлением. Мертвая девушка сделала один шаг. Потом начала падать, но подставила вторую ногу. Постояла. Вновь возобновила движение. Медленно, спотыкаясь, но она приближалась к Диме.
Звук выстрела прозвучал непривычно громко. Дмитрий закурил еще одну сигарету.
***
Осталось шесть магазинов, половина пачки сигарет, а вода во фляжке плескалась совсем на донышке. Сейчас время измерялось чуть другим образом. Но на настоящих наручных часах было четыре часа дня. Дима до сих пор оставался один на мосту. Потрескавшийся асфальт уже почти весь был устлан телами. Некоторых утаскивали другие мертвецы, какие-то падали в воду.
Начинал накрапывать дождь. Скоро он превратится в капитальный ливень. Странное дело, но в дождь мертвяки становились более агрессивными и подвижными. Это плохо.
Поднялся ветер. Вдалеке он начал забавлялся с металлическим забором. Поднялся грохот.
Мутант шел, не скрываясь. Кажется, успел оценить обстановку. До него метров сто, не больше. Но для уродливой фигуры это расстояние как два шага. Его привлекала та горка трупов, которая покрывала мост. А дождь и подавно подстегнул к охоте. Ну и на десерт всего один человек с ничтожной огненной палкой.
- Вот черт...
Попасть в сустав не получилось, а попадания в грудь морфу не приносили большого вреда. Длинные очереди притормаживали его движение, но не могли заставить его остановиться. Грузная туша подскочила к Диме. Тот высадил в нее оставшуюся половину магазина, подхватил второй автомат. Мускулистая конечность, некогда бывшая рукой, больно ударила в бедро. Дима припал на одно колено и из такого положения дал по монстру короткую очередь. Хорошо попал. Тварь взвизгнула, скребнула задними лапами по асфальту. Еще очередь и еще. Обезумевший мутант с короткого прыжка боднул человека в грудь, при этом неловко поскользнувшись на мокром асфальте.
Дима упал. Вдалеке ветер все так же играл с железным листом. Или это все же грохот двигателя? Дмитрий приподнялся на локте, дал длинную очередь по встающему монстру. Наконец-то удалось попасть в конечности: одну переднюю и одну заднюю. Страшный хищник опять упал на землю.
Как можно больше всадить в него пуль! Изрешетить серую тушу. Начинавший заливаться автомат осекся. Дима отсоединил магазин, потянулся за другим. Мутант, быстро смекнувший, в чем штука, молниеносно подполз к человеку, ударил наотмашь. Дима защитился автоматом. Хищнику, кажется, это не понравилось. Теперь он целенаправленно ударил сбоку, чтобы выбить калаш. Мутант схватил клешней левую руку Димы и начал поднимать человека с земли, намереваясь одним ударом об асфальт покончить с ним. Дмитрий вынул «ТТ» из кобуры, выстрелил три раза в острую морду. Попал в глаз. Тварь инстинктивно попятилась назад. Она все же отпустила человека, но перед этим придала ему ускорение. Дима больно ударился тазом о камень.
Дождь шпарил уже с полной силой. Воздух стал влажным, даже приятным. Где-то там до сих пор громыхал лист железа. Глаза закрывались сами собой. Слишком больно. Рука совсем не слушается. Картинка медленно поплыла и наконец исчезла.
Уши как будто набиты ватой. Тварюга хрипит и скребется. Далекий грохот становится все громче и громче. Гулко разнеслась очередь башенного пулемета. В голове умирающего она отразилась, как эхо из колодца. Мутант визжит. Еще пара очередей. Кто-то хватает Диму подмышки. Схватили больно, но тащат аккуратно. Вдруг раздается знакомый голос:
- Кончай его! Не дай за угол уковылять! - да, очень знакомый. Кажется, его обладатель дал Диме две пачки сигарет.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 97; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!