Летучие (джен, Чонин, Чанёль)
Tales of the silent city (part I)
https://ficbook.net/readfic/3113148
Автор: RedSamhain (https://ficbook.net/authors/184939)
Пейринг или персонажи: Лухан, Кай, Крис, Сухо, Лэй, Чанёль, Чон Сучжон, Сюмин, для каждой части свои персонажи
Рейтинг: G
Жанры: Мистика, AU, Songfic
Предупреждения: Элементы гета, Элементы слэша
Размер: Драббл, 12 страниц
Описание:
У Тихого Города в запасе множество историй // сборник сказочных драбблов
Великан (джен, Минсок, Хань)
Поле)
Минсок сидит на берегу, босые ступни почти касаются прохладной воды, но он не шевелится, опасаясь разрушить завлёкшее его в свои силки дремотное состояние. Солнце село несколько часов назад, а луна взошла бледная, мутная, словно больная, и теперь пускает по волнам дорожки. Минсок молчит и вокруг тихо - мир восторжествовавшего безмолвия, лишь кажущийся безмятежным.
Говорят, это озеро вечное. Его зеркальная гладь отражала небо тогда, когда Города ещё не существовало, и будет отражать тогда, когда Города не станет. Минсоку это часто снилось раньше – как Город появлялся, камень за камнем, дом за домом, изгородь за изгородью; как Город исчезал, оплетаемый дикими травами, пускающими по камням трещины. А озеро не менялось, ему совсем не было дела до людей и их творений. Оно старше и мудрее, словно геймановский океан в конце дороги; целебный источник, причина всех причин, первоначало. Именно благодаря ему Город такой непостижимый, странный, всегда разный, старый и молодой одновременно, таящий в себе бесконечное множество троп и дверей во все стороны, поди рассмотри да разгадай. Минсоку нравятся узкие улочки, мозаичные мостовые, разноцветная черепица на трехэтажных домах, флюгеры в виде петухов, мчащихся на мётлах ведьм и золотых драконов, витражные окна в соборе и вид на вечно туманные горы далеко за городской чертой.
|
|
|
Но озеро нравится ему больше.
Оно безымянное, но он называл его сотней имён. Зеркальное, Келед-Зарам, прямо по Толкиену; путь к Авалону; Звёздное, потому что в нём так ясно отражается вселенная, будто оно является её частью. Но имена приходили и уходили; Безымянное не менялось. Озеру хорошо не иметь названия, и Минсок однажды с этим смирился, ведь возле его берегов он всегда был только гостем.
Ветер разносит запах ночных фиалок, взъерошивает волосы Минсока и волнует воду рябью. Если не считать этого, ничто не нарушает притаившегося здесь спокойствия, будто само время замедлило ход. Минсок не хочет уходить, даже если ночная прохлада гонит его прочь. Он сквозь ресницы смотрит на озеро, наслаждаясь каждым проведённым рядом с ним мгновением.
Когда-то давно он слышал сказку о великане, который собирал волны, окрашенные лунным светом, и варил из них волшебное зелье, чтобы однажды стать человеком.
|
|
|
Руки великана были такими длинными, что он мог обнять городской собор, но люди бежали от него в ужасе
В детстве Минсок верил, что такое возможно, закрывал глаза и видел сны, в которых окутанная темнотой фигура медленно брела по озеру, зачерпывая воду в свои большие ладони.
И влага серебрилась на его неуклюжих пальцах, потому луна была к нему милостива
Каждую ночь, перед тем, как лечь в кровать, Минсок прибегал к берегу, высматривая сказочное чудище; разумеется, никогда его не видел, пусть и страстно желал. Только тени плясали на воде; Минсок вглядывался в них, но они были безмолвны и чужды, эти извечные хранители тайн.
Великан научился становиться невидимкой, потому что людской страх жалил его так, как могут жалить разъярённые осы
Минсок писал ему письма, сворачивал их трубочками и пропихивал в болотно-зелёные бутылки с узкими горлышками, после чего, хорошенько разбегаясь и размахиваясь, бросал их в озеро, как бросал бы в почтовый ящик. Он писал о том, что не боится; о том, что у великана всё получится, ведь не могут же неудачи преследовать его вечно? Минсок знал, что значит быть одиноким, и ему казалось, что они с ним могли бы подружиться. Но у Минсока были родители, иногда вспоминавшие о том, что у них есть ребёнок; у великана не было ни папы, ни мамы, и это всегда казалось очень-очень грустным.
|
|
|
Город дарит чудеса тем, кто в них верит, плетёт из пространства и времени изящное и тонкое кружево, ведает о многих историях - тех, что уже случились и тех, что могут случиться.
Неужели великан за сотни лет так и не смог осуществить свою мечту?
Неужели лунное зелье бесполезно?
Луна подсвечивает воду, а Минсок всё больше погружается в дрёму, когда ему чудится слишком большая фигура, движущаяся в его сторону с середины озера. Он вздрагивает, широко открывая глаза, но понимает, что то была дурная шутка неуёмной фантазии, сонный морок: светловолосый парень, который выходит на берег, не намного его выше, только выглядит как-то странно... восторженно, что ли?
- Привет, - улыбается он, и Минсок почему-то не может не улыбнуться в ответ.
Неуклюжие пальцы, поправляющие взлохмаченные волосы, серебрятся от влаги.
- Привет, - отвечает Минсок и даже не спрашивает, что незнакомец делает ночью на берегу, ведь не ему о таком судить.
А тот просто садится рядом, на песок, и продолжает светиться счастьем, потому что...
|
|
|
Неудачи не могут преследовать кого-то целую вечность.
Летучие (джен, Чонин, Чанёль)
Шуршику)
Небо – оно Океан, это давно всем известно.
Такое же синее, временами умиротворённое, временами опасное, но неизменно прекрасное в любой своей ипостаси. У океана свои шторма, у неба свои. Чонин любит их неразделимо, и они любят друг друга, ведь на далёкой линии горизонта воздушная и влажная синева гармонично сливаются в нежном поцелуе.
Чонин несчастен, потому что он может часами плавать, подобно самой быстрой рыбе, но небо его не принимает.
Перья с загубленных крыльев давно погребла под собой немая мать-земля, которой нет дела до того, как вольно дышится там, наверху. Память предков дразнит во снах лихим ощущением полёта и вкусом ветра на губах, но поутру всё рассеивается, словно детская фантазия, не имеющая под собой основы. Чонин лежит на кровати, как упавший без сил; гравитация, о которой рассказывают мудрые учителя, крепко держит в своих сетях, невыносимо. Бывает, ночами он сбегает к Океану, и тот ласково омывает тёплыми волнами его босые ступни, утешает в своих объятиях, оглаживая искалеченные лопатки.
Но Чонин – не Океан. Чонин – потерянное Небо.
Когда он родился, вместо пары крыл на его спине обнаружилась пара деформированных обрубков с тусклыми перьями, которые опали уже через неделю. Другие дети и вовсе рождались с нормальными спинами, обыкновенными лопатками, отсутствием стремления взмыть вверх; летучее племя вымерло на раз-два. Говорят, воздух уже не тот; говорят, крылатых прокляли; говорят, им однажды расхотелось летать, как будто они внезапно разлюбили Небо – как будто его можно разлюбить так просто!
Говорят, что Небо мёртвое, а Океан – всего лишь очень большое озеро.
А Чонин не столько несчастен, сколько одинок.
Он спрашивал других детей, но они смотрели на него так, словно он говорил с ними на неведомом языке. Хуже того, они смотрели на него, будто на ожившую диковину или – и такое бывало – на сбежавшего из бродячего цирка уродца. А лопатки чесались ужасно; то ли от недоразвитых крыльев, пытавшихся оторвать его от земли, то ли от косых взглядов, в которых никогда не было ни капли любви. Для детей он был странным существом, слепленным из иной глины; для взрослых - напоминанием о вырождении и жизни на чужбине.
Немало воды утекло, прежде чем последний ребёнок, имеющий зачатки крыл, окончательно понял, что у него никого нет.
Ноги Чонина часто приводят его в сердце Города, к стрельчатым аркам и контрфорсам Китового собора, к его узким и высоким башням, витражным окнам и древним фрескам. Туда давно никто не ходит, прихожане разбежались, у них теперь другая вера; там пахнет пылью, солью, сухими травами и былыми надеждами. Чонин ложится на холодный каменный пол, прижимается к нему щекой; Чонин закрывает глаза, и зуд в лопатках ненадолго стихает.
С витражей и фресок на него смотрят могучие летучие киты, целое племя. Когда-то они беспрепятственно и легко кружили над Городом, величаво проплывали над колесом обозрения в Пёстром парке, скорбно и медленно двигались над Погостом, пели песни над Весёлой площадью во время праздников. Они были вольными, связывали Океан и Небо точно так же, как крылатые люди, да только канули эти времена в Лету. Чонину холодно на камнях, но он подолгу не уходит, разглядывая изображения летучих китов, представляя, как поднимается вместе с ними всё выше.
Именно в Китовом Соборе Чонин встречает Чанёля.
Тот спит под скамьёй, большой и нескладный, с пепельными волосами, похожими на волосы Чонина. На мгновение мелькает мысль – а вдруг? – но спина у Чанёля ровная, никаких следов крыльев или их подобия. Хотя... Чонин садится на скамью, прижимает коленки к груди и ждёт, когда незнакомец, невесть как залетевший в собор, проснётся. Он даже сам успевает задремать, но торопиться некуда, можно сидеть хоть всю ночь напролёт.
У Чанёля волосы взъерошены, уши торчат, а глаза смотрят восторженно. Чонин сонно моргает, а тот уже кряхтит и улыбается, забираясь на скамью. Нос к носу – странно; в соборе никогда так сильно не пахло Океаном, как сейчас.
- Я не знал, что сюда ещё приходят люди, - озадаченно говорит Чанёль.
- Они и не приходят, - чуть виновато отвечает Чонин, себя не считая.
Чанёль понимающе улыбается, ведь он и не ожидал ничего другого. Он смотрит Чонину за спину, и уголки его губ печально опускаются.
- Можно?
Никто и никогда не спрашивал о подобном, но Чонин согласно кивает. И вздрагивает, когда большая ладонь ложится на спину, осторожно касаясь лопаток.
- Говорят, раньше киты и крылатые люди, они... путешествовали вместе, - быстро, а потому немного сбивчиво, начинает Чонин. – Говорят, раньше их было много-много. Небо и Океан любили их одинаково. А потом летучие просто уплыли, неизвестно куда. Говорят, последний кит...
- ... переродился человеком, похожим на одного из крылатых, - тихо продолжает Чанёль. – Говорят, что иногда он посещает Китовый собор, горюя о том, чего нельзя вернуть.
Чонин кусает губы, глядя на него. Он уверен.
В Китовый собор никто не приходит, кроме него и... самого последнего кита на всём белом свете.
- Как тебя зовут?
- Чанёль. А тебя?
Чанёль – потерянные Океан и Небо.
- Я Чонин.
Чонин – деформированные крылья и отчаянная надежда.
Большая ладонь продолжает гладить лопатки, и неведомое ранее чувство заставляет Чонина уткнуться лицом в чужое плечо и всхлипнуть.
Возможно, он больше не будет таким одиноким.
Возможно, последний на свете кит заберёт его с собой.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 108; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!