СОВЕТСКАЯ РУСОФОБИЯ. МЕМЫ КРАСНОЙ ПРОПАГАНДЫ-2
Quot;ШТЫК - В ЗЕМЛЮ!" Наталья Иртенина 29.07.2017 - 22:07 Краснопатриотическая среда в последние годы породила несколько мемов-ярлыков, которые широко используются в пропагандистской войне смыслов. Один из них — «власовец». Этим словом у идейных продолжателей дела Ленина-Сталина ныне принято называть людей правоконсервативных, православно-имперских, монархических взглядов. Как говорится, чья бы корова мычала. Товарищи красные пропагандисты и стоящая за ними массовка из соцсетей честно не понимают, что этот термин — типичный смысловой перевертыш, характерный для советского агитпропа. Они постарались накрепко забыть, что успешная борьба большевиков за власть сопровождалась самой радикальной «власовщиной» — если опрокинуть это понятие в прошлое. Большевистская «власовщина» начала XX века — это подпольная деятельность на поражение России в Русско-японской и Первой Mировой войнах, вторая из которых которая имела характер и носила имя Второй Отечественной. Это активные действия по разложению русской воюющей армии и запасных частей. Это коллаборационизм: сотрудничество с немцами при перемещении большевистской эмиграции из Швейцарии в Россию через немецкую территорию, принятие от германских банков финансирования на диверсионную и пропагандистскую работу в России. Наконец, как итог и следствие всего перечисленного, — заключение сепаратного мира с Германией на позорных условиях национального поражения со сдачей врагу громадных русских территорий и с выплатой огромной контрибуции. Стоит ли после всего этого говорить о такой «мелочи», как призывы к гражданской войне в то время, когда страна вела тяжелую, затяжную внешнюю войну, и практическое разжигание таковой после прихода большевиков к власти? Генерал-предатель Власов со своей РОА не сделал и сотой доли того, чего удалось добиться в 1917-1918 годах большевикам во главе с Лениным. Советская пропаганда никогда не скрывала предательской и диверсионной деятельности РКП(б) в годы Первой Vировой войны. Только использовала смысловые перевертыши, подобные этому: «для нас, русских с. -д., не может подлежать сомнению, что с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражении царской монархии» (Ленин, «Манифест ЦК РСДРП об империалистической войне», 1914). Поражение «царской монархии» было возможно без поражения России? Без отторжения русских территорий, на что изначально зарились, затевая войну, кайзер Вильгельм и его Генштаб? Без политического, экономического, военного ослабления страны? Без огромного материального и морального ущерба, нанесенного всему народу? Без того, чтобы погибшие солдаты царской армии, около миллиона, не сделались в результате бессмысленными жертвами? Советская пропаганда никогда не стеснялась и не стыдилась печатать в Полном собрании сочинений Ленина высказывания коммунистического «обер-власовца»: «Революционные действия во время войны против своего правительства несомненно, неоспоримо означают не только желание поражения ему, но и на деле содействие этому поражению» (ПСС, изд. 5-е, т. 26, с. 286). А вот еще одно: «Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг» (Ленин, «Манифест ЦК РСДРП об империалистической войне», 1914). С точки зрения советской власти, не было никакой крамолы и в таких исторических экскурсах: «Большую работу провели большевики против военно-промышленных комитетов, обслуживавших войну… Большую работу развернули большевики также в армии и флоте. Они разъясняли массам солдат и матросов, кто виноват в неслыханных ужасах войны и страданиях народа… Партия на фронте вела агитацию за братание между солдатами воюющих армий, подчеркивая, что враг — это мировая буржуазия и что войну окончить можно, только превратив войну империалистическую в войну гражданскую и направив оружие против своей собственной буржуазии и ее правительства. Все чаще повторялись случаи отказа отдельных войсковых частей идти в наступление. Такие факты имели место уже в 1915 году и особенно в 1916 году» («История ВКП(б). Краткий курс», 1938). Вопрос в том, чем процитированное выше формально отличается от таких вот пассажей: «Мой долг заключается в том, чтобы призвать Русский народ к борьбе за свержение власти большевиков, к борьбе за мир для Русского народа, за прекращение кровопролитной, ненужной Русскому народу войны, за чужие интересы» (Власов, «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом», 1943); «большевики обрекли народы нашей родины на постоянную нищету, голод и вымирание, на духовное и физическое рабство и, наконец, ввергли их в преступную войну за чуждые им интересы» (Манифест Комитета Освобождения Народов России, 1944). В 1914 году Ленин писал видному большевику А.Г. Шляпникову: «Для нас, русских, с точки зрения интересов трудящихся масс и рабочего класса России, не может подлежать ни малейшему, абсолютно никакому сомнению, что наименьшим злом было бы теперь и тотчас — поражение царизма в данной войне. Ибо царизм во сто раз хуже кайзеризма». Проведем эксперимент? «Для нас, русских, с точки зрения интересов народа России, не может подлежать ни малейшему, абсолютно никакому сомнению, что наименьшим злом было бы теперь и тотчас — поражение большевизма в данной войне. Ибо большевизм во сто раз хуже гитлеризма». Обстоятельства в обоих случаях — схожие: немецкий дранг нах остен, масштабная, кровопролитная война с агрессором, большие человеческие потери, зверства германцев над мирным населением. Плюс наличие недовольных существующей властью и войной якобы за чужие интересы. Только одни — предатели, а другие почему-то герои… «Я пришел к твердому убеждению, что задачи, стоящие перед Русским народом, могут быть разрешены в союзе и сотрудничестве с германским народом. Интересы русского народа всегда сочетались с интересами германского народа, с интересами всех народов Европы» (Власов, там же). А если вот так? «Партия большевиков твердо убеждена, что задачи, стоящие перед пролетариатом России, могут быть разрешены в союзе и сотрудничестве с германским пролетариатом. Интересы русского пролетариата всегда сочетались с интересами германского рабочего класса, с интересами всего пролетариата Европы». Аутентично? А кто-нибудь слышал о том, чтобы Ставка верховного главнокомандования СССР в 1941—1945 годах призывала советских солдат бросать оружие и брататься с немецкими пролетариями в фашистской форме, чтобы война скорее окончилась? Ну да, у Ленина и его соратников по революции отечества не было, а ко временам генеральства Власова оно у большевиков появилось, как объявил о том в середине 1930-х Сталин. Поэтому безотечественному вождю пролетариата вольно было делать с Россией что угодно. Хоть через мясорубку пропустить и из фарша слепить котлету. «Пролетариат не может любить того, чего у него нет. У пролетариата нет отечества» (Ленин, «Пролетариат и война», 1914). Из этого «нет отечества» вырос капитулянтский Брестский мир. В чистом виде «власовщина». «Наша революция боролась с патриотизмом. Нам пришлось в эпоху Брестского мира идти против патриотизма. Мы говорили: если ты социалист так ты должен все свои патриотические чувства принести в жертву во имя международной революции» (Ленин, ПСС, изд. 5-е, т. 37, с. 213). Или: «В эпоху Брестского мира… советская власть поставила всемирную диктатуру пролетариата и всемирную революцию выше всяких национальных жертв, как бы тяжелы они ни были» (Там же, т. 38, с. 133). Лозунг Гражданской войны «Социалистическое отечество в опасности», запущенный Лениным и Троцким для облегчения мобилизации в Красную армию, — характерный случай переобувания в воздухе ради выгоды момента, когда огонь уже поджаривает… скажем так, седло. Для истинного большевика, верного ленинца единственное отечество — его партия, мать и отец ему — коммунистическая идеология. Изменить он может только им. Поэтому клички сталинской эпохи «враг народа», «изменник Родине», использовавшиеся при уничтожении и партийцев, и беспартийных масс — это такая же манипуляция сознанием населения, которому для лучшего усвоения формулы «враг народа» внушалось, что «народ и партия едины». Этот яд до сих пор действует в умах и душах тех, кто считает себя «советскими». Все, кто не с ними, — предатели страны и народа. Народом они считают себя со товарищи, родиной — свои узкопартийные интересы. Но ведь это победа большевизма в России в результате переворота и Гражданской войны стала отречением большой части народа от своего отечества, от России (чье имя тоже репрессировали и изъяли из употребления), от всего русского национального. Поэтому «власовщина», понимаемая как предательство родины, — это и есть то, что сотворили большевики, на чем вырос СССР. Духовными соками «власовщины» советская власть питалась все свои 70 лет, пока ее глубинная сущность — предательство и ложь — не стала тем гноищем, на котором она отдала концы. С ленинской «власовщины» советская власть началась, горбачевской «власовщиной» завершилась. Все правильно и закономерно. Политическая истерия современных красных, их постоянное тревожное чувство вражеского окружения приводит к необыкновенной легкости, с какой они навешивают ярлыки «враг народа» и «изменник Родине» на людей иных политических, культурных и идейных предпочтений. Это родовая болезнь узурпаторов власти, передающаяся и последователям. Они даже не понимают, что изменить тому, к чему человек не принадлежит, невозможно. В истории Гражданской войны, например, встречаются такие удивительные приговоры к расстрелу (в частности, священников) — «за измену социалистическому отечеству». Эта политическая тревожность, одержимость поиском врагов — явление социально опасное, приводящее к тому, что страна пережила в 1930-х годах. Впрочем, когда этот симптом активизируется у красных идеологов, лишенных всякой реальной власти, он свидетельствует об их беспомощности, о том, что устроить Красный октябрь—2 у них не хватит силенок. Ну, а кличка «власовец» с подачи неосоветских товарищей превратится в конце концов в такую же всеохватную пустышку, как «фашист» в устах либерала. 01.08.2017
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
СОВЕТСКАЯ РУСОФОБИЯ. МЕМЫ КРАСНОЙ ПРОПАГАНДЫ-2
В арсенале пропагандистов советского «рая» часто встречается идеологический «перевертыш»: «антисоветчик всегда русофоб». Это такая же манипуляция с подменой смыслов, как и разобранный в предыдущей статье мем «власовец». Манипуляция, проводимая ради того, чтобы черного кобеля отмыть добела, представив советскую власть русофильской, да и вообще глубоко русским явлением.
Возможно, автор этого ярлыка имел в виду те несколько процентов «свободных граждан мира», живущих в России, которых принято называть «либералами». Тех, которые сначала «метили в СССР, а попали в Россию», а затем целенаправленно стали метить и в Россию. Возможно. Но этот мем с радостным улюлюканьем направили и против того множества русских людей, для которых СССР (как и любая его реинкарнация) неприемлем по иным причинам, нежели для упомянутых «граждан мира». Против тех, для кого советская власть — могильщик России, а СССР — могучий, развесистый лопух, что вырос на ее могиле. И доныне неупокоенный дух Страны Советов сторожит гроб той русской, православной России, мешая ей воскреснуть.
У этой правоконсервативной части российских граждан попытки красных идеологов представить большевизм-коммунизм как стихийную русскую силу вызывают лишь брезгливость. СССР — государство, созданное революцией. А в революции нет ничего русского. В русской крови, бывает, вскипает бунт – хаос вольной воли, которая сама, разгулявшись, ищет затем себе усмирения. Но революция — безродный космополит, инфернальный выродок, враждебный русскому духу. В начале XX века революция взнуздала и оседлала русский бунт, как та панночка — Хому Брута в гоголевском «Вие».
Ведь все уже было сказано в XIX веке: «Революция и Россия… Между ними невозможны никакие соглашения и договоры. Жизнь одной из них означает смерть другой… Прежде всего Россия — христианская держава, а русский народ является христианским не только вследствие православия своих верований, но и благодаря чему-то еще более задушевному. Он является таковым благодаря той способности к самоотречению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы. Революция же прежде всего — враг христианства. Антихристианский дух есть душа Революции, ее сущностное, отличительное свойство» (Ф. И. Тютчев, «Россия и Революция»).
Сменив веру, сделав своей цивилизационной сверхценностью не Христа, а идол Ленина, продав крест за красную звезду, русские оборотились советскими, чьим культурным кодом стала безбожная ложь революции. Советская власть началась с зачистки русского культурного поля, с масштабного истребления русской культуры, подобного тому, как варвары стирали с лица земли культуру Древнего Рима. Она началась с насильственного разделения русского народа границами и фальшивыми этническими маркерами. С ограбления русских, которые вынесли на себе основную тяжесть бандитской политики большевиков, с 1917-го и по крайней мере до конца 1930-х обозначавшейся, гласно и негласно, словом «грабь».
Да и попросту советская власть началась с геноцида русского народа, который был создателем и хребтом Российской империи, столь ненавистной ленинцам. Русский народ — «великодержавный шовинист» и «держиморда» по определению большевиков — на протяжении четверти века, до начала Великой Отечественной, подвергался децимации, т.е. истреблению каждого десятого через красный террор Гражданской, расказачивание, раскрестьянивание, расцерковление, физическую ликвидацию дворянства, духовенства, прочих сословий.
Объектом лютой ненависти советской власти и, соответственно, методичного истребления стала Русская Церковь, напрямую во все века отечественной истории определявшая нравственный облик русского православного человека. То, что столетиями было свято для русских, вытаптывалось, осквернялось, опохабливалось и высмеивалось бешеной советской пропагандой. Под запрет попали русские правители, наши великие полководцы, национальные герои, святые, писатели, поэты, историки. Сокровища русских музеев разбазаривались, за бесценок уходя за границу. Само слово «Россия» исчезло с карт.
Советская власть с 1917-го и до самого своего конца носила откровенно русофобский характер. Робкие попытки поднять русский парус в советском море оканчивались репрессиями, как в случае с «Ленинградским делом», когда были расстреляны партийные деятели, составившие группу «русского возрождения» в ВКП(б), желавшие повысить статус РСФСР, пораженной в правах по сравнению с другими союзными республиками. Либо же подобные попытки девальвировались все тем же советским искажением смыслов. К примеру, возраставший в позднем СССР интерес к религии советские идеологи старались направить в русло замаскированного возрождения славянского язычества — когда на детских площадках рядом с песочницами и горками вырастали, как грибы, деревянные идолы-чуры с резными мордами. Что угодно, хоть самый экзотический оккультизм, доморощенное ведьмачество и шамбаломания, расцветшие в 1980-х, – только б не православие.
Все русское в СССР пребывало в убитом или задавленном состоянии, униженном и оскорбленном. Высокая русская культура была музеефицирована, превращена в «память» либо, в качестве некоторой уступки, подменена малыми формами (народными промыслами, фольклором, «песней и пляской»). Русскую историю исковеркали мегатоннами лжи. Русские способы хозяйствования, русское меценатство, русская духовная (церковная) жизнь, русская литературная и вообще художественная традиция, русская традиционная нравственность были запрещены как антисоветские явления либо же изувечены — убить совсем православную нравственность коммунистам не удалось, и она со временем была встроена в официальную советскую мораль.
«Национал-большевизм» эпохи Сталина сейчас ошибочно представляют русским патриотизмом в противовес ленинской интернационалии. Но даже само название неверно — ничего национального в сталинском изводе большевизма нет. Правильнее называть это явление этатистским большевизмом, в котором акцент перенесен с мировой революции и конечного упразднения государства на построение сверхгосударства, коммунистической супердержавы. Сталинский «национал-большевизм» — это патриотизм советского государства, но не России. Подмена любви к отечеству (стране отцов, предков) приверженностью к советской идеологии, создавшей могучее «царство социализма» на обломках «разрушенного до основанья» старого мира.
Советское — по природе и по происхождению безнационально, т. е. безлико, бездушно, бескультурно, бесчеловечно — каким и было в довоенном СССР, особенно в первые годы установления соввласти. Лишь потом, вынужденно, советское отчасти заимствовало лицо, душу, культуру и некоторый гуманизм из национальной русской достоевской «всечеловечности».
Вряд ли кто-то из советских патриотов понимал и понимает, что социалистическое отечество в масштабе русского тысячелетия — исторический огрызок, несамодостаточный, не имевший в себе духовного стержня, продержавшийся свои скромные 70 лет лишь на остатках недоубитой русской православной культуры.
Советская власть беззастенчиво пользовалась лучшими качествами русского характера (теми самыми, о которых упоминал Тютчев), силой русского духа. Даже православие коммунисты, уразумев, что покончить с ним не удалось, пытались поставить себе на службу во время Великой Отечественной. Мощь русской религиозности, веры во Христа утилитарно использовали для победы в войне. Но сама по себе русскость, возрождение ее были для коммунистических вождей нестерпимы. Русскость можно было применять в агитпропе и в жизни лишь закамуфлированно, как советскость, в советских одежках, в искусственной советской коже.
Вот он, советский камуфляж:
Веру в Царство Небесное подменила вера в утопическое светлое будущее.
Русскую соборность — коллективизм, пропитанный духом доносительства.
Русскую нравственность, основанную на евангельских заповедях, — моральный кодекс коммуниста, перевравший те же заповеди.
Русскую монархию — кровавый культ советского «царя» Сталина.
Русскую национальную государственность, т. е. империю — советская конфедерация, псевдоимперия, в которой представители самого крупного, русского народа имели меньше прав, чем любой нацмен, а РСФСР была всегдашним донором для остальных 14 республик.
Русский литературный психологизм был подменен соцреализмом, пропагандистской «инженерией человеческих душ».
А русская крестьянская община (отжившая к ХХ столетию свой век и начавшая проходить через реформирование задолго до 1917 г.) оказалась законсервирована в злой пародии на саму себя — колхозах.
Созданная Сталиным «империя советской нации» — это советский «плавильный котел», в котором этносы могли лишь вырождаться со временем, когда из национальных культур лепили чудище коммунистического мультикультурализма. «Дружба народов» в этом котле означала не единство в цветущем многообразии, а вываривание до состояния серой массы. Этой серой массой была общая для всех народов СССР заземленная, убого материалистическая, единообразная советская культура. Однако злее всего вывариванию подвергалось русское.
И современный западный, и советский опыт демонстрируют, что в мультикультурализме, порожденном конкретной идеологией, будь то либеральная или коммунистическая, не бывает декларируемого равноправия культур. Мультикультурализм всегда делается за счет умаления и медленного умерщвления культуры государствообразующей нации. Эта культура всеми способами выхолащивается, ее иммунитет намеренно ослабляется. Характерно, что и нынешний западный, и советский мультикультурализм прежде всего и сильнее всего бил и бьет по христианской основе культуры. Что свидетельствует об их общей природе, единой сути вне зависимости от того, где находятся их творцы – в Париже или в Москве.
Что в итоге? Формула «антисоветчик всегда русофоб» может совпадать с реальностью в 2-3 % случаев, о которых сказано в начале статьи. В остальных случаях она равнозначна тому, как если волка в овечьей шкуре счесть прекрасной овечкой, а тех, кто хочет эту «овечку» прогнать в темный лес, назвать живодерами. Обратная же формула «советофил — обыкновенный русофоб» верна как минимум на все 95 %. Недаром красная массовка в соцсетях всегда так дружно набрасывается с воплями «ату!» на все, что связано с попытками поднять из пепла величие Российской империи.
Наталья Иртенина
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 101; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!