Депаразитация; Демилитаризация; Денационализация; Декол лективизация; Демонополизация; Деиндустриализация -- экологическая; Деанархизация. 4 страница



44 Преступления коммунизма

цию во Франции11 (правда, потом он публично сожалел об этом и порой выступал с критикой сталинизма).

Йозеф Бергер, бывший функционер Коминтерна, «вычищенный» из партии и побывавший в лагерях, цитирует письмо одного из бывших узников ГУЛАГа, оставшегося членом партии и после возвращения из лагерей: «Коммунисты моего поколения приняли власть Сталина. Они одобряли его преступления. Я имею в виду не только советских коммунистов, но и членов других коммунистических партий во всем мире, и это пятно лежит на каждом из нас в отдельности и на всех вместе. И стереть это пятно мы можем только единственным путем: добиться, чтобы такое никогда не повторилось. Что же произошло? Потеряли ли мы разум или теперь мы можем считаться изменниками делу коммунизма? Правда заключается в том, что все мы, включая наиболее близко стоящих к Сталину товарищей, принимали эти преступления за полную противоположность тому, чем они были на самом деле. Нам они представлялись самым большим вкладом в дело борьбы за решающую победу социализма. Мы истово верили, что чем больше растет значение коммунистической партии в Советском Союзе и во всем мире, тем ближе победа социализма. Мы никак не могли представить себе, что внутри самого коммунизма возникнет такое противоречие между политикой и этикой»12.

Бергер со своей стороны вносит необходимое уточнение: «Я считаю, что если можно осуждать позицию тех, кто принял политику Сталина, то это осуждение не стоит распространять на всех коммунистов огульно; еще труднее упрекать их в том, что они допустили все эти преступления. Думать, что эти люди могли противодействовать замыслам Сталина, значит, ничего не понимать в его византийском деспотизме». Бергера «извиняет» то, что он находился в Советском Союзе и потому оказался захваченным сатанинской машиной, вырваться из чрева которой не было ни малейшей возможности. Всё это, возможно, и так, но как быть с коммунистами Западной Европы? Они не находились под непосредственным владычеством НКВД, так какое же ослепление вынуждало их попрежнему превозносить систему и ее главаря? Надо было отцеживать информацию поистине колдовским фильтром, чтобы держать их в столь впечатляющем подчинении! В своем замечательном труде о русской революции Советская трагедия 13Мартин Мала приподнимает краешек занавеса, говоря о «парадоксе великого идеала, приведшего к великому злодеянию». Другой крупный исследователь коммунизма Анни Кригель настаивает на почти не известной взаимосвязи двух ликов коммунизма: один источает сияние, другой — покрыт мраком.

Цветан Тодоров первым дал объяснение этому парадоксу: «Живущий в условиях западной демократии склонен считать, что тоталитарная система совершенно чужда устремлениям человека. Однако тоталитаризм не мог бы продержаться столь долго, не мог бы увлечь за собой стольких людей, если бы дело обстояло именно так. Но устрашающий механизм тоталитаризма, напротив, работает на редкость эффективно. Коммунистическая идеология рисует перед нами соблазнительную картину прекрасного будущего и побуждает нас стремиться к его созиданию: желание переделать мир во имя идеала — не есть ли это неотъемлемое качество человеческой личности? <... > Более того, коммунистическое общество освобождает индивидуума от ответственности: всё решает оно. А ответственность зачастую представляется весьма тяжким бременем. <... > Для многих привлекательность тоталитарной системы проистекает из неосознанной боязни свободы и ответственности — вот где причина популярности


 

 

Преступления коммунизма 45

 

 

всех авторитарных режимов (такова мысль Эриха Фромма, изложенная им в Бегстве от свободы); а о существовании добровольного рабства говорил еще Ла Боэси»14*.

Причастность тех, кто вовлечен в добровольное рабство, к злодеяниям никогда не носила и не носит абстрактного характера. Сам факт принятия и (или) ведения пропаганды, призванной скрывать правду, означал и будет означать активное соучастие в преступлениях. Ибо существует единственное средство — хотя не всегда действенное, как только что показала трагедия в Руанде, — борьбы против массовых преступлений, замышляемых и творимых втайне, и это средство — гласность.

Анализ сути феномена коммунистической власти — диктатуры и террора — не слишком легкая задача. Жан Элленштейн определил сталинизм как гибрид методов греческих тиранов и восточных деспотов. Формула соблазнительная, однако она не объясняет своеобразия этого опыта новейшей истории, его всеохватности, весьма отличной от диктатур, знакомых нам по прошлым периодам. Посмотрим же, каково оказалось в реальности коммунистическое правление в разных странах.

Прежде всего стоит напомнить о русской традиции подавления инакомыслия. Большевики боролись с самодержавным режимом царской России, но жестокости этого режима бледнеют в сравнении с ужасами большевистского господства. Российский император предавал своих политических противников суду, где защита могла излагать свои аргументы наравне с обвинением (если не в большем объеме) и призывать в свидетели общественное мнение страны, которого при большевиках вообще не существовало, а также общественное мнение всего мира. Как на предварительном следствии, так и после осуждения с арестантами обходились в соответствии с установленным регламентом, а режим ссылки был сравнительно легким. Ссыльные имели право взять с собой семьи, им было позволено читать и писать что угодно, государство определяло на их содержание известную сумму денег, они могли заниматься охотой и рыбной ловлей, свободно встречаться с товарищами «по несчастью». И Ленин, и Сталин могли убедиться в этом на собственном опыте. Даже Записки из мертвого дома Достоевского, так поразившие в свое время многие умы, представляются довольно безобидными на фоне коммунистических злодеяний. Разумеется, в царской России жестоко подавлялись бунты и восстания. За период 1825—1917 годов в России было приговорено к смертной казни за политические преступления бЗбО человек, в 3932 случаях приговоры были приведены в исполнение: 191 — с 1825 по 1905 год и 3741 — с 1906 по1910 год. Но большевики превысили эти цифры уже к марту 1918 года, всего за четыре месяца пребывания у власти. Число жертв царских репрессий не идет ни в какое сравнение с жертвами коммунистического террора.

В 20—40-е годы коммунисты яростно клеймили террор фашистских режимов. Но даже при беглом рассмотрении выясняется, что и здесь сравнение не в пользу обличителей. Итальянский фашизм, первым появившийся на исторической сцене и открыто называвший себя «тоталитарным», сажал в тюрьмы и подвергал жестокому обращению своих политических оппонентов. Тем не

 

 

* Этьсн Ла Боэси — французский гуманист XVI века, автор трактата Рассуждение о добро-
вольном рабстве (Прим. перев. )

 

46 Преступления коммунизма

менее крайне редко дело доходило до убийств, и в середине 30-х годов в Италии насчитывалось несколько сотен политических заключенных и несколько большее число confinati — лиц, высланных под гласный надзор полиции на острова Средиземного моря. Правда, число политических изгнанников достигало нескольких десятков тысяч.

Накануне войны нацистский террор был направлен против нескольких групп: противников режима, в первую очередь коммунистов, социал-демократов, анархистов и деятелей профсоюзов — они подвергались открытому преследованию, их сажали в тюрьму, но главным образом, помещали в концентрационные лагеря, где они подвергались весьма жестокому обращению. С 1933 по 1939 год в тюрьмах и концлагерях было уничтожено, по суду или без суда, 20 тысяч левых активистов; мы не будем говорить здесь о жертвах сведения внутренних нацистских счетов («Ночь длинных ножей» в июле 1934 года). В другую категорию обреченных на смерть попали немцы, не отвечавшие критерию «представитель здоровой арийской расы», — психически больные, беспомощные инвалиды, старики. Гитлер осуществил страшную акцию в связи с началом войны:. 70 тысяч немцев стали жертвами программы эвтаназии, погибнув в газовых камерах с конца 1939 по начало 1941 года. Программа была свернута ввиду резкого протеста Церкви, но газовые камеры пригодились для ликвидации третьей группы жертв — евреев.

Перед войной меры, направленные на ограничение прав евреев, были широко распространены в Германии, их апогеем стал погром, известный как «Хрустальная ночь», в результате которого несколько сот человек были убиты и 35 тысяч заключены в концлагеря. Однако с началом войны и особенно после нападения на СССР нацисты развязали подлинный террор, итогом которого стали: 15 миллионов убитых среди гражданского населения оккупированных стран, 5, 1 миллиона уничтоженных евреев, 3, 3 миллиона советских военнопленных, 1, 1 миллиона умерших в концентрационных лагерях, сотни тысяч цыган. Добавим к этим жертвам 8 миллионов человек, депортированных для принудительных работ в промышленности и сельском хозяйстве Германии, и 1, 6 миллиона выживших узников концлагерей.

Нацистский террор поражал воображение людей по трем причинам: вопервых, он непосредственно затронул европейцев; во-вторых, нацисты были побеждены, а их главари осуждены в Нюрнберге, их деяния были официально квалифицированы как преступления и заклеймены. И, наконец, разоблачение геноцида оказалось шоковым, преступления потрясали своим внешне иррациональным характером, своей масштабностью и жестокостью.

Мы не ставим себе целью заниматься этой мрачной сравнительной арифметикой, двойной бухгалтерией ужаса, устанавливать иерархию жестокостей. Но факты упрямы, и они показывают, что преступления коммунистов затронули около ста миллионов человек, тогда как нацисты расправились с 25 миллионами. Это простое сопоставление побуждает задуматься о сходстве между режимом, который начиная с 1945 года рассматривается как самый преступный режим нашего века, и другим, который пользовался до 1991 года международным признанием, до сих пор является правящим в некоторых странах и сохраняет своих приверженцев по всему миру. И хотя многие коммунистические партии запоздало осудили преступления сталинизма, они, по большей части, не отреклись от принципов Ленина и не задались вопросом о своей собственной причастности к феномену террора.

 

 


 

Преступления коммунизма 47

Методы, пущенные в ход Лениным и возведенные в систему Сталиным, не только схожи с методами нацистов, но являются их предтечей. Нацисты были во многом подражателями коммунистов. Рудольф Гесс, организатор лагеря в Освенциме, ставший затем его комендантом, оставил знаменательное свидетельство: «Руководство Имперской Безопасности распорядилось доставить комендантам лагерей достаточно подробную документацию, касающуюся русских концентрационных лагерей. Свидетельства очевидцев, беглецов из этих лагерей, дали нам ясную картину условий тамошней жизни. Следует особенно подчеркнуть, что путь, выбранный русскими для уничтожения целых популяций, заключался в использовании людей на каторжных работах»15. Однако тот факт, что масштабы и методы массовых насилий были впервые введены коммунистами и наци могли лишь перенять этот опыт, не означает всё же, по нашему мнению, что можно установить прямую связь между приходом большевиков к власти и появлением нацизма.

На рубеже 20-х и 30-х годов ГПУ положило начало методу квотирования: каждая область, каждый район должны были арестовать, выслать или расстрелять определенный процент лиц, принадлежащих к «чуждым социальным группам». Этот процент спускался сверху как партийная директива. Безумие планирования и учета, мания статистики захватили не только сферу экономики, но и определили тактику и стратегию террора. Начиная с 1920 года, с победы Красной Армии над белыми в Крыму, стали применяться эти статистические, даже социологические методы: жертвы отбирались по строго определенным критериям, на основании анкет, заполнения которых никто не мог избежать. Тот же самый «социологический» метод применялся Советами при организации массовых высылок из Балтийских государств и оккупированной части Польши в 1939—1941 годах. Перевозка высылаемых в товарных вагонах — непременная деталь таких акций — представлялась настолько важной, что в 1943—1944 годах, в самый разгар войны с нацистами, Сталин счел возможным отозвать с фронта тысячи вагонов и десятки тысяч солдат специальных войск НКВД, чтобы в кратчайший срок провести массовую депортацию народов Кавказа. Эта логика геноцида, когда можно пожертвовать на какое-то время успехами в борьбе с внешними врагами ради уничтожения части своего народа, объявленной врагом внутренним, нашла свое крайнее выражение в пароксизмах Пол Пота и его красных кхмеров.

Мысль о сходстве нацизма и коммунизма в том, что касается их методов уничтожения людей, многим кажется кощунственной. Но вот Василий Гроссман, чья мать была убита нацистами в Бердичевском гетто, первым написавший о Треблинке, один из составителей Черной книги об истреблении евреев на территории СССР, заставляет одного из персонажей повести Все течет, украинскую крестьянку, так рассказывать о голоде на Украине: «... и писатели пишут, и сам Сталин, и все в одну точку: кулаки, паразиты, хлеб жгут, детей убивают, и прямо объявили: поднимать ярость масс против них, уничтожать их всех, как класс, проклятых <... > И никакой к ним жалости: они не люди, а не разберешь «что за твари». А дальше рассказчица переходит к другому: «Как немцы могли у евреев детей в камерах душить?.. » И героиня повести заключает: «Кто слово такое придумал — кулачье, неужели Ленин? Чтобы их убить, надо было объявить — кулаки не люди. Вот также как немцы говорили: жиды не люди... »

Как мы видим, удар наносится не столько по отдельной личности, сколько по группе людей. Эта группа, определяемая деятелями террора как «вражес-


 

48 Преступления коммунизма

кая», является частью общества, и, согласно логике геноцида, она искореняется именно как группа. И тогда механизмы сегрегации и отторжения, свойственные «классовому тоталитаризму», становятся удивительно похожи на методы «расового тоталитаризма». Нацисты предполагали выстроить свое общество будущего на основе «чистоты расы», коммунисты — на основе пролетариата, очищенного от всякой «буржуазной скверны». Переделка обоих обществ замышлялась в похожей манере, даже если критерии отторжения неугодных и были разными. Поэтому несостоятельны претензии коммунизма на универсальность, всеобщность: коли план предназначен для осуществления в мировом масштабе, а какая-то часть человечества провозглашается недостойной этого нового идеального мира, то отличие от нацизма лишь в одном: здесь — страты (классы), там — раса. Злодеяния последователей Ленина, Сталина, маоистов, опыт Камбоджи ставят перед человечеством — и перед правоведами и историками в частности — новую проблему: как квалифицировать преступления по политико-идеологическим мотивам, направленные на уничтожение не только отдельных личностей или ограниченных групп оппонентов, но и огромных масс людей, являющихся частью всего общества? Надо ли вводить новое определение? Некоторые англо-саксонские авторы полагают, что надо, и предлагают термин «политицид». Или следует пойти по пути чешских юристов, называющих все преступления, совершенные при режиме коммунистов, просто «коммунистическими преступлениями»?

Что мы знаем о преступлениях коммунизма? Что хотим узнать? Почему надо было ждать конца века, чтобы эта тема стала предметом научного исследования? Ведь очевидно, что изучение преступлений сталинизма и коммунизма идет с огромным опозданием в сравнении с изучением нацистских преступлений, несмотря на то что на Востоке немало трудов посвящено этой теме.

Здесь нельзя не обратить внимание на поразительный контраст. Победители 1945 года законно поставили в центр своего приговора нацизму его преступления, и особенно геноцид евреев. С тех пор многочисленные исследователи во всем мире работают в этой области. На эту тему написаны сотни книг, сняты десятки фильмов — в их числе такие знаменитые и разные по стилю, кяк Ночь и туман, Выбор Софи, Шоа, Список Шиндлера. Так, Рауль Хильберг поставил в центр своего важнейшего произведения подробное описание методов умерщвления евреев в Третьем рейхе16.

Однако нет подобных же исследований коммунистических преступлений. И если Гиммлер или Эйхман стали для всего мира символами современного варварства, то многим и многим ничего не скажут имена Дзержинского, Ягоды или Ежова. Что же касается Ленина, Мао, Хо Ши Мина и даже Сталина, то, как ни удивительно, о них говорят порой чуть ли не с благоговением. Лото, государственная организация Франции, легкомысленно соединила с именами Сталина и Мао Цзэдуна одно из своих публичных мероприятий. Возможно ли использование имен Гитлера или Геббельса для подобных акций?

Исключительное внимание к преступлениям гитлеризма полностью обоснованно. Оно отвечает стремлению тех, кто стал жертвой этих преступлений, свидетельствовать против них, стремлению ученых понять их, помогает нравственным и политическим авторитетам еще раз утвердить демократические ценности. Но почему так слаб отклик на свидетельства преступлений коммунизма? Что мешает политикам разомкнуть уста? И, главное, откуда это «академическое»


 

Преступления коммунизма 49

молчание о катастрофе, охватывавшей на протяжении восьми десятков лет треть человечества на четырех континентах? Откуда эта неспособность поставить в центр изучения коммунизма прежде всего такую важную проблему, как проблему массовых и систематических преступлений против человечности? Неужели все дело в нашей неспособности их понять? Или, может быть, стоит говорить о намеренном отказе от знания, о боязни проникнуть в суть?

Причины расплывчатости наших представлений о преступлениях коммунизма сложны и многообразны. Главную роль играет здесь извечное стремление преступников стереть следы своих преступлений и оправдать то, чего не удалось утаить. «Тайный доклад» Хрущева в феврале 1956 года, ставший первым признанием коммунистического вождя в преступлениях, совершенных коммунистической властью, представлял собою также и попытку палача замаскировать и скрыть свои собственные злодеяния в период нахождения на посту руководителя коммунистов Украины, где террор свирепствовал особенно люто, возложив вину за них на одного Сталина, вынуждавшего подчиняться его приказам. Помимо этого утаивалась большая часть преступлений — говорилось только о жертвах среди коммунистов, число которых было гораздо меньше, чем среди других групп населения. Да и преступления эти были затуманены эвфемизмом «последствия культа личности» Сталина с целью продлить существование системы с теми же принципами, теми же структурами и теми же кадрами.

Сам Хрущев ярко засвидетельствовал это в своих Воспоминаниях, рассказывая, на какое сопротивление он наткнулся при подготовке «тайного доклада» со стороны своих коллег по Политбюро и, в частности, со стороны одного из самых доверенных лиц Сталина: «Каганович <... > Такой подхалим, как Каганович, да он отца родного зарезал бы, если бы Сталин лишь моргнул и сказал бы, что это нужно сделать в интересах какого-то сталинского дела. Сталину и не требовалось втягивать Кагановича: тот сам больше всех кричал, где надо и где не надо, из кожи вон лез в угодничестве перед Сталиным, арестовывая налево и направо и разоблачая «врагов» <... > Это были позиции <... > шкурные. Это было желание уйти от ответственности, и если состоялось преступление, то замять их и прикрыть»17. Полная недоступность архивов в коммунистических странах, всеобщий контроль над прессой, средствами масс-медиа, связями с заграницей, пропаганда «достижений» режима — вся система дезинформации была вправлена в первую очередь на то, чтобы воспрепятствовать раскрытию правды о преступлениях.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 149; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!