КРАСНАЯ ГВОЗДИКА — СИМВОЛ ГУТТУЗО



Не могу не вспомнить выдающегося художника Рената Гуттузо. Его творчество — это более полувека итальянской живописи, вклад в сокровищницу мировой культуры. Его искусство ценят и любят миллионы людей во всем мире. Человек огромного таланта, доброго и щедрого сердца, коммунист и член ЦК Итальянской компартии в течение более чем тридцати пяти лет — таким его знала Италия.

Он жил на земле, где когда-то процветало Возрождение — искусство титанов, к творениям которых человечество до сих пор примеряет свои духовные ценности.

В мир итальянского изобразительного искусства в тридцатые годы ворвалась живопись Гуттузо — динамичная, тесно связанная с жизнью. И сразу же ее автор четко определил свою нравственную и политическую позицию — находиться всегда в гуще событий. Тогда же он начал закладывать школу неореализма, а потом ее создал.

Итальянский неореализм в послевоенные годы обычно связывают с киноискусством, с появлением в мире кинематографа этой страны славной плеяды крупных имен, в первую очередь режиссеров, а затем и актеров. Витторио де Сика, Джузеппе де Сантис, Федерико Феллини и ряд других стали гордостью итальянского кино.

А в живописи был один Ренато Гуттузо. Он сказал новое слово и повел за собой тех художников, которые хотели своим творчеством откликаться на нужды народа.

Его спрашивали:

— В чем суть вашего неореализма? Он спокойно отвечал:

— Действительность в развитии — его основа.

Трудился он исступленно и весело. Каждый день с раннего утра стоял у мольберта. Он, как певец, воспевал радость жизни и пафос борьбы за нее.

— Писать для меня — праздник,— откровенничал он с друзьями.

В этих праздничных буднях он и прожил жизнь. С самозабвенностью и огромной отдачей: три тысячи его полотен и десять тысяч рисунков хранятся в наиболее значительных музейных коллекциях мира и в частных собраниях.

— Без рисунка нет живописи,— утверждал художник. Потому и рисовал тысячи эскизов к своим картинам. Многие

102

из этих рисунков сами по себе — законченные самостоятельные произведения.

Социальная нравственность его искусства звенит в названиях его произведений — «Горняк», «Каменотес», «Рыбаки Калабрии», «Занятие пустующих земель в Сицилии», «Девушка, поющая «Интернационал», «Рабочий, читающий газету».

Еще до войны он написал свою знаменитую картину под названием «Распятие». Тема звучала как евангельская, но ее решал антифашист. Вот и получилось, что в один из эскизов картины, которая создала автору славу борца-патриота, на первый план вынесен главный палач народов — Гитлер. Тогда молодой Гуттузо находился под сильным влиянием Пабло Пикассо, и не случайно «Распятие» итальянского мастера так часто сравнивали с «Герникой» великого испанца, работавшего в Париже.

Путь выразителя дум народа и борца за его интересы привел Гуттузо в 1940 году вряды компартии. В годы войны он активно участвовал в движении Сопротивления. Именно в то мрачное время фашизма в мастерской художника среди этюдов и незаконченных полотен римская организация компартии укрывала свой типографский станок, на котором печатались листовки, поднимавшие народ на борьбу с ненавистным режимом.

Политическое содержание творчества Ренато Гуттузо с особой силой раскрылось в послевоенный период, когда солнечный художник проявил себя как подлинный гуманист и стал известен далеко за пределами Италии.

Он создает реалистические, созвучные времени полотна, откликающиеся на животрепещущие социальные проблемы времени. В галерее его картин — многоликая и многокрасочная панорама жизни послевоенной Италии с ее трагизмом и социальными противоречиями. Его волнует разобщенность людей в буржуазном мире, нищета и бесправие народных масс. С картин смотрят шахтеры, рыбаки, крестьяне-виноградари. Как бы подводя итог жизни, он написал книгу «Профессия художника». В ней сконцентрирован богатый и сложный опыт его труда на ниве искусства в пользу общества.

Если попытаться обобщить его деятельность во все послевоенные годы, то перед нами предстанет яркий образ Ренато Гуттузо как выдающегося общественного деятеля и борца за мир, подлинного интернационалиста и огромного друга Советского Союза.

Он почетный член Академии художеств СССР, обладатель Золотой медали мира Всемирного Совета Мира и лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами».

Я знал Ренато Гуттузо. Несколько лет назад в советском посольстве в Риме у меня с ним состоялась продолжительная бе-

103

седа. Гуттузо проявлял живой интерес к состоянию дел в мире. И конечно, ему хотелось знать, как развиваются отношения между Италией и Советским Союзом. Как человек и гражданин, он высказывал серьезную тревогу в связи с навязанной империализмом гонкой вооружений, особенно ядерных.

— Как это ответственные государственные деятели в ряде стран могут проводить политику, толкающую весь мир в пучину, где не видно дна? — спрашивал он.

Ни один здравомыслящий человек не может не понимать,— отвечал он сам себе,— что ядерная катастрофа привела бы к гибели человечества со всем тем, что оно создало за всю свою историю в условиях того, что мы сегодня называем цивилизацией.

Например, в Италии,— продолжал художник,— сохраняется немало древних руин и великое множество произведений искусства прошлого. Но та катастрофа, об опасности которой сейчас в полный голос говорят Советский Союз, братские партии других государств и все люди здравого смысла, не оставит на Земле ничего.

В высказываниях Гуттузо звучала глубокая убежденность в том, что деятели культуры независимо от их мировоззрения должны быть на стороне народов, требующих положить конец гонке вооружений и стоящих на позициях упрочения мира. Я сказал:

— Выражаю вам глубокую признательность за те слова, которые от вас услышал. Это — слова правды. Голос деятелей культуры — а в Италии их немало — является сильным подспорьем в борьбе за мир. Имя художника Гуттузо в нашей стране хорошо известно. Его знает не только большой круг людей, к которому принадлежите вы, но и те, кто непосредственно не связан с искусством, так как советские газеты и журналы о вас написали немало. Да и книги хорошие о вашем творчестве вышли в Советском Союзе.

Он ответил:

— Да, мне известно отношение советских людей к моему искусству. Хочу им через вас выразить большую благодарность за всю их теплоту и сердечность.

И далее Гуттузо заявил:

— Как художник, я, конечно, имею свое лицо. Иначе и быть не может. Я и впредь желаю оставаться самим собой. Никогда не принадлежал к модернистским завихрениям в живописи, к тем направлениям, картины которых в музеях стран Запада посетители часто рассматривают, пожимая плечами. А то еще и начинают размахивать руками, делать какие-то жесты, выражающие неодобрение в адрес полотен такого искусства.

104

Он преподнес мне на память свой небольшой рисунок с изображением красных гвоздик. Красная гвоздика — символ его живописи. И это широко известно.

Поблагодарив Гуттузо, я и советский посол в Италии Н. М. Луньков, который тоже присутствовал на беседе, пожелали ему творческих успехов.

Те краткие высказывания, которые он давал в адрес советского искусства, особенно живописи, были безоговорочно положительными. Он не упоминал имен художников, но, обобщая свои высказывания, отметил:

— В Советском Союзе искусство как в целом, так и его отдельные виды, в частности живопись, развиваются в правильном направлении. Об этом свидетельствует огромный интерес широких слоев народа к творчеству художников.

Распрощались мы с Гуттузо очень тепло.

В середине января 1987 года из Рима пришла печальная весть о том, что Ренато Гуттузо скончался.

В Риме был траурный митинг. Выступавшие добрым словом вспоминали большого художника, коммуниста, борца за мир.

— Смерть товарища Ренато Гуттузо,— отметил Генеральный секретарь ИКП Алессандро Натта,— лишает Италию выдающегося художника и гражданина.

— Память об активном борце за мир, за счастье всех людей на Земле, против безумной гонки вооружений не умрет в сердцах итальянцев — так выразила чувства многих друзей художника председатель палаты депутатов итальянского парламента Леонильде Йотти.

— Жизнеутверждающее творчество Гуттузо навсегда останется в памяти благодарного человечества,— заявил известный итальянский писатель Альберто Моравиа.

«Наша партия, все советские люди потеряли в его лице большого друга Советского Союза»,— написал М. С. Горбачев в телеграмме на имя Генерального секретаря ИКП.

Свои картины Гуттузо завещал Итальянской Республике.

Родом он был из Сицилии. Этот остров постоянно раздирается социальными конфликтами, сотрясается как извержениями Этны, так и злодеяниями мафии. Но он любил землю Сицилии, там его и похоронили. За прахом живописца шли сицилийцы, в том числе и крестьяне — вечные бедняки, униженные и непокоренные, которые часто служили моделями для его картин.

Трудно себе представить, что выдающегося художника современности, с которым, кажется, совсем недавно тепло и по-дружески общался, уже нет в живых. Мир потерял одного из самых знаменитых мастеров кисти XX века.

 105

ДВЕ ТАТЬЯНЫ

Добрым словом хочу вспомнить внучку Льва Николаевича Толстого, с которой мне довелось познакомиться в Риме. Она сейчас, пожалуй, одна из немногих, кто видел живого Льва Николаевича. Родилась она в 1905 году на том же кожаном диване, где родились и сам писатель и его дети. Ей было уже почти пять лет, когда дедушка в летней Ясной Поляне с ней разговаривал, рассказывал сказки, гулял. Несколько четких, прекрасно сохранившихся фотографий с изображением нежного дедушки и хорошенькой внучки — тому доказательство. А осенью, как известно, Лев Николаевич ушел из своего родового имения и на станции Астапово умер.

Татьяна — единственный ребенок старшей дочери писателя Татьяны Львовны Сухотиной-Толстой (а сама Татьяна Львовна — второй ребенок из тринадцати детей Льва Толстого). Отец девочки являлся старым другом семьи Л. Н. Толстого. Он женился на Татьяне Львовне, когда оказался вдовцом с шестью взрослыми детьми, а новой супруге — на пятнадцать лет моложе его — было уже тридцать шесть. Он умер через четыре года после смерти самого Льва Николаевича, когда Татьяне-младшей было всего девять лет.

По свидетельству многих очевидцев и биографов великого писателя, известно, что три дочери Льва Николаевича — Татьяна, Мария и Александра — еще при жизни их отца подолгу находились в Ясной Поляне, помогали ему, как могли, и уж во всяком случае гораздо больше, чем сыновья. Помощь состояла прежде всего в том, что они набело переписывали его рукописи с учетом огромного количества исправлений, вставок, переделок. Писатель забирал эту чистую рукопись с собой, и вскоре она передавалась дочери в очередной раз с новыми переделками, делалась зачастую совсем неузнаваемой по сравнению с первоначальным текстом. Самой аккуратной и самой любимой помощницей отца стала старшая дочь — Татьяна. Не случайно именно ее портрет, и только он, висел в последние десятилетия жизни писателя над кроватью Льва Николаевича в его спальне.

Л. Н. Толстой всегда выделял Татьяну из своих детей. Даже перед тем как окончательно уйти из Ясной Поляны в ту тяжелую осеннюю пору 1910 года, в последней записке он написал своим детям: «...простите за то, что все-таки я причина вашего страдания. Особенно ты, милая голубушка Танечка...»

Татьяна Львовна неплохо рисовала — в Школе живописи, ваяния и зодчества в Москве ее учил сам Илья Репин. Последний

106

прижизненный портрет Льва Николаевича — он сидит и работает — написан именно ею, его дочерью.

Известно, что в сентябре 1919 года Председатель ВЦИК М. И. Калинин посетил Ясную Поляну, где он встретился с семьей Л. Н. Толстого, в том числе с Софьей Андреевной — вдовой писателя, с Татьяной Львовной и ее дочкой — юной Татьяной. С 1923 по 1925 год Татьяна Львовна работала директором музея Л. Н. Толстого. Ее дочь жила все время с нею.

В 1925 году Татьяна Львовна с дочерью по разрешению наркома А. В. Луначарского уехали за границу. Они побывали в Праге, Вене, Париже.

И тут стоит обратить внимание на одну немаловажную деталь. Дело в том, что Л. Н. Толстой еще при жизни отказался от авторских прав. Он утверждал, что не хочет получать деньги за свои мысли и чувства. А этот отказ означал, что и его наследники не будут получать никаких гонораров.

Поэтому дочь Льва Николаевича Татьяна за границей стала сама зарабатывать — она читала лекции о своем отце, и эти выступления пользовались большим успехом в разных аудиториях. А ее дочь, уже взрослая девушка, изучила стенографию и поначалу работала техническим секретарем. Но она мечтала о театре и очень обрадовалась, когда ее мечта осуществилась: ее приняли в одну из трупп. На гастролях в Италии она и познакомилась со своим будущим мужем.

Так в 1930 году, когда Татьяна Михайловна вышла замуж, судьба забросила ее на постоянное жительство в Италию. Вскоре туда приехала и Татьяна Львовна. Хотя и жили они на разных квартирах — мать не хотела мешать «молодым»,— но часто бывали друг у друга. Вместе пережили тяжелые годы фашизма и второй мировой войны, вместе были и в послевоенные годы до смерти Татьяны Львовны в 1950 году.

Но никогда не забывали своего великого отца и деда. В Риме у Татьяны Львовны была «комната Толстого», где собиралось все связанное с его именем и произведениями: книги на многих языках, присланные со всех концов мира, и прежде всего на русском — из Советского Союза, газетные и журнальные вырезки, фотографии, пластинки, шкатулка с прядью из бороды Льва Николаевича, его портфель для рукописей и многое другое. Здесь же находился и ее архив писем, полученных от знакомых и незнакомых почитателей Толстого в разных странах.

И хотя мать и дочь долгие годы прожили за границей, однако связи с родиной они не порывали. Не порывает Татьяна Михайловна Альбертини (такой стала ее фамилия по мужу) эти связи и ныне.

107

Она не раз за последнее время бывала в Москве и, конечно, в Ясной Поляне. В 1975 году она приехала в Советский Союз вместе со своим сыном Луиджи, у которого в свою очередь уже трое сыновей. В 1977 году она побывала у нас в стране вместе со своей дочерью Кристиной, у которой тоже растет дочь. В 1979 году она приезжала с дочерью Мартой, матерью двух сыновей и двух дочерей. Наконец, в 1982 году она побывала в Москве и Ясной Поляне, на этот раз уже со своими повзрослевшими внуками — Пьером и Андреем.

Мне же, как я уже написал, довелось встретиться с ней в Италии. Внучка великого русского классика обращала на себя внимание дружелюбием по отношению к советским людям и непосредственностью общения с ними. Уже тот факт, что она не пропустила ни одного случая, чтобы посетить советское посольство и встретиться с нами каждый раз во время визита в Италию, говорит сам за себя.

Особенно теплый разговор состоялся у меня и Лидии Дмитриевны с нею во время приезда в Рим в феврале 1985 года. Татьяна Михайловна очень тепло отзывалась о своих поездках в Советский Союз, благодарила за то внимание, которое оказывается советскими людьми к сохранению памяти о Льве Николаевиче Толстом.

— Вы тем самым сохраняете для человечества память не только о Толстом,— говорила она,— но и о русской культуре в целом.

Она особенно была тронута тем, что делается по реставрации заповедника «Ясная Поляна», по бережному отношению к природе вокруг дома писателя.

— Да, мы сохраняем толстовский дух,— сказал я,— которым пропитано заповедное место, и для народа нашей великой страны, породившей этого гения, и для всех друзей русской литературы, которые едут к нам с открытым сердцем.

Татьяна Михайловна рассказывала о своих посещениях московских музеев Л. Н. Толстого. Их в Москве два, и оба глубоко почитаемы.

Внучка писателя сказала:

— У меня был семейный сувенир — драгоценное кольцо, оставшееся в наследство от деда. Он мне сам его подарил, когда я была совсем маленькой, и сказал: «Вырастешь большой — будешь носить». Я его и носила в течение многих десятилетий. А вот недавно передала это кольцо в дар московскому музею Льва Николаевича как реликвию.

Эта щедрой души женщина подарила московскому музею не только золотое кольцо, но еще и браслет, который ее мать получила

108

на память от отца. Передала она в музей также бесценный архив матери. В нем имеются письма Ивана Бунина, Федора Шаляпина, Марины Цветаевой, Ромена Роллана, Андре Моруа, Бернарда Шоу и даже такой личности, как Феликс Юсупов,— одного из участников покушения на царского прихвостня Распутина. А еще раньше Татьяна Михайловна подарила Советскому Союзу подлинные дневники своей матери — 24 тетради из 27. Они были опубликованы в Москве в 1979 году; в них Татьяна Львовна рассказывает о своей жизни с 1878 по 1932 год и, конечно, много пишет о самом Льве Николаевиче.

Спорить не берусь, но, вероятно, Татьяна Михайловна Сухотина-Толстая (Альбертини) — единственная из оставшихся в живых на земле людей, с которыми лично близко общался Лев Николаевич Толстой. Она не только помнит его, но, что наиболее ценно, через всю жизнь пронесла его основные идеи, проповедовала их близким ей людям. Она была в Ясной Поляне и когда он умер.

Как-то во время встречи с Татьяной Михайловной — этой умной и обаятельной женщиной — я мысленно перенесся на несколько десятилетий назад.

Работал я тогда в США, а в районе Нью-Йорка в то время еще проживала младшая из дочерей Л. Н. Толстого — Александра. Она немало сделала в угоду тем кругам русской белоэмиграции, которые не без поощрения наиболее враждебных сил американской реакции занимались постоянной клеветой в адрес советского народа. Это происходило в то время, когда лучшие его сыны и дочери сначала преградили путь фашистскому агрессору, а затем поставили его на колени.

Александра Львовна в отведенной ей резиденции организовала нечто вроде убежища и пыталась туда всячески заманивать советских людей, используя в качестве приманки нетленное имя ее отца. Разумеется, успеха она в этом «деле» не достигла.

Два человека — Татьяна и Александра, близкие, даже очень близкие ко Льву Николаевичу, но какая гигантская пропасть их разделяла! Они шли по жизни двумя разными путями.

Одна, а за ней и ее дети, поняла, что советский народ помнит и ценит величие и гуманизм Толстого, а вторая так и не захотела увидеть того, что стало очевидным всему человечеству. Она — эта вторая — все время старалась «оторвать» Льва Толстого и память о нем от нашей страны, от его родины, от его народа, видя в нем только графа и проглядев человека-исполина, человека-гуманиста.

Самого Льва Толстого метко охарактеризовал В. И. Ленин, который еще после первой русской революции написал:

109

«Его мировое значение, как художника, его мировая известность, как мыслителя и проповедника, и то и другое отражает, по-своему, мировое значение русской революции» *.

Разве можно сказать точнее и лучше?

А что касается самой Татьяны Михайловны, то рассказ о ней можно завершить фразой из дневника ее матери — Татьяны Львовны: «Это удивительно, сколько это маленькое существо распространяет вокруг себя любви» **.

«Маленькое существо» выросло и живет на свете много лет. И продолжает распространять вокруг себя любовь. Только теперь уже не просто любовь, а осмысленную, направленную, конкретную любовь. К людям, к своему народу и его культуре. Ко Льву Толстому.

БЕСЕДЫ В ВАТИКАНЕ

Мало найдется иностранцев, которые, побывав в Риме с официальным визитом или в качестве туристов, не посетили бы собор святого Петра в Ватикане, где сосредоточены ценнейшие сокровища культуры и искусства.

Особое место здесь занимают произведения Микеланджело, с именем которого связано и сооружение собора. Впечатляет спроектированный им центральный купол, стоя под которым в полной мере осознаешь грандиозность этого архитектурного памятника. Не менее эффектным представляется внутренний вид собора, открывающийся сверху, со специально оборудованной террасы под куполом. Гиды провели нас и на крышу собора, по которой, учитывая ее размеры, можно свободно прогуливаться, созерцая панораму Вечного города.

Росписи Сикстинской капеллы — выдающееся творение Микеланджело. Это одна из величайших ценностей, которую оставил мастер XVI века последующим поколениям людей. Нельзя не удивиться тому, как мог этот титан Возрождения выполнить такую работу. В капелле мне и Лидии Дмитриевне приходилось бывать не один раз. Но каждое очередное посещение в определенном смысле становилось и открытием новых сторон этих росписей.

Ввиду недостатка времени нам так и не удалось подольше за-

* Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 20. С. 19.

** Сухотина-Толстая Т. Л. Дневник. М., 1979. С. 446.

110

держаться в Станцах * Ватикана. Но фрески Рафаэля, которыми расписаны Станцы, и сейчас живы в моей памяти во всей своей красоте. Разве можно забыть, например, сложную многофигурную композицию «Афинская школа»? В центре фрески — Аристотель и Платон, а справа и слева — их ученики и последователи. Великий живописец сумел найти такое изображение двух выдающихся умов античности, по которому нетрудно распознать особенности мировоззрения одного и другого: жест Платона устремлен к небу, Аристотель же указывает на землю, красноречиво давая понять, что человек неотделим от земли, от природы. Простота художественного решения в сочетании с силой экспрессии и сочностью красок поистине поражает.

Начиная с 1963 года мне неоднократно доводилось встречаться и беседовать с главой римско-католической церкви и государства Ватикан — папой. Всего этих встреч было восемь. Один раз с Иоанном XXIII (1963 г.), пять раз с Павлом VI (1965, 1966, 1970, 1974, 1975 гг.) и дважды с Иоанном Павлом II (1979 и 1985 г.). Одна из этих встреч состоялась в Нью-Йорке (1965 г.), остальные — в Ватикане.

Инициатива по их проведению во всех случаях исходила от Ватикана. Как правило, подобная инициатива проявлялась в своеобразной форме: достаточно неопределенной, чтобы назвать ее официальным приглашением, но вполне определенной, чтобы понять, что глава римско-католической церкви хотел бы обменяться мнениями с министром иностранных дел СССР по некоторым проблемам. В общем, это совпадало и с нашей точкой зрения, так как хорошо известно, что Ватикан вовсе не стоит в стороне от мировой политики.

Нью-йоркская встреча, например, происходила следующим образом. Мы обменялись приветствиями, а затем я сказал Павлу VI: — Мысль, высказанная в вашей речи на сессии Генеральной Ассамблеи ООН о необходимости избегать военных столкновений между государствами, созвучна с нашим мнением. Советский Союз исходил и исходит из того, что идеологические разногласия между государствами, религиозные убеждения людей не должны побуждать их стремиться к военным конфликтам. Люди различных идеологий и религий могут и должны быть в одном ряду в борьбе за мир.

Папа Павел VI с полным пониманием отнесся к этим соображениям и высказался следующим образом:

* Так со времен Рафаэля в Италии называют парадные залы папского дворца. Прим. ред.

111

— Святая церковь видит пользу в поиске путей для сотрудничества в этой борьбе.

Вопросы войны и мира оставались главными темами и во время моих бесед с Павлом VI в Ватикане, когда я еще наносил ему визиты, находясь в Италии. Последняя такая встреча состоялась в июне 1975 года. Папа высоко отзывался об активной внешнеполитической деятельности Советского Союза в интересах развития отношений дружбы, взаимопонимания и согласия между людьми. С обеих сторон мы выразили удовлетворение ходом работы Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе и решимость содействовать его успешному завершению.

Перед встречей с Павлом VI в Ватикане священник из папской курии — один из приближенных главы католической церкви предупредительно нам сообщил:

— Мы просили бы учитывать возраст и здоровье святого отца. Каждая встреча для него — это нелегкое испытание.

Предупреждение оказалось весьма кстати. Во время беседы ощущалось, что папа говорит медленно, с затруднением. Так общаются с окружающими только нездоровые люди.

Я учитывал это обстоятельство и несколько раз давал понять, что готов беседу закончить. Но каждый раз папа спокойно, с достоинством высказывал пожелание:

— Нет, кончать, по-моему, пока рано. Давайте продолжим беседу.

Встреча с папой Иоанном Павлом II * состоялась в январе 1979 года после осмотра Ватикана. Вместе с Н. С. Рыжовым, который являлся в то время нашим послом в Италии, мы долго шагали по коридорам и комнатам, пока не вошли в парадный зал, где папа обычно принимает иностранных гостей.

Это торжественный и большой зал, под его высокими сводами люди выглядят совсем маленькими. В глубине зала — стол, за которым сидит папа. Чуть в стороне от него — переводчик, а на некотором удалении — один или два кардинала. Как правило, когда приходил я, то присутствовал епископ Казароли, который вел в Ватикане все международные дела.

Иоанн Павел II приветствовал нас и отметил:

— Я хочу подчеркнуть важность контактов на благо упрочения мира на Земле.

Со своей стороны я сказал о главном:

— Нам необходимо сделать все, чтобы устранить угрозу новой войны, особенно ядерной.

*До посвящения в сан — польский кардинал Кароль Войтыла.— Прим. ред.

112

Затем я изложил и некоторые крупные внешнеполитические инициативы Советского Союза, направленные на достижение этой цели, в частности предложение о неприменении силы в отношениях между государствами.

— Насколько можно судить,— сказал я,— католическая церковь придавала и придает важное значение укреплению мира, разоружению, ликвидации оружия массового уничтожения. Мы это высоко ценим. Советское руководство считает, что такая позиция имеет большое положительное значение, расширяет возможности людей в борьбе за мирное будущее. Что касается идеологии, религиозных убеждений и вообще мировоззренческих проблем, то они не должны мешать сотрудничеству во имя этой благородной цели.

Когда мы беседовали с папой Иоанном Павлом II, глава внешнеполитического ведомства Ватикана Агостино Казароли имел сан епископа. В кардиналы его возвели позднее. Но он отличался всегда необыкновенным вниманием, казалось, что он ловит каждое слово беседы.

Папа заявил:

— Я разделяю ту точку зрения, что сегодня нет более актуальной задачи в мировой политике, чем задача устранения угрозы войны. Католическая церковь действует на благо мира на Земле.

В ходе беседы папа, коснувшись вопроса о религиозных убеждениях людей, сказал:

— Возможно, не везде еще устранены препятствия, ограничивающие свободу вероисповедания.

Он сделал потом осторожный намек:

— По некоторым источникам, кое-что в этом смысле иногда, возможно, встречается и в СССР.

Такого рода заход не явился для нас неожиданностью, хотя бы уже потому, что и предшественник Иоанна Павла II высказывался примерно в том же духе. В ответ на это я сказал:

— Не всегда и не все слухи заслуживают внимания, тем более доверия. Особенно это относится к области мировоззрения людей и религии. На Западе иной раз распространяются разные небылицы о положении церкви в Советском Союзе, даже предпринимаются попытки выдать уголовных преступников за великомучеников. Во всем этом, разумеется, нет ни грана правды. С первых дней своего существования Советское государство гарантировало и гарантирует свободу вероисповедания.

А затем я вспомнил Великую Отечественную войну.

— В тяжелые годы второй мировой войны русская православная церковь,— сказал я,— оставалась на стороне Советского го-

113

сударства и по-своему тоже вела борьбу с фашизмом. Разве это оказалось бы возможным, если бы церковь в нашей стране находилась в ненормальных условиях? Люди религиозные у нас есть, но это не создает никаких проблем ни для них, ни для нашего строя, ни для жизни советского общества.

Папа, а вместе с ним и Казароли слушали с интересом. А потом Иоанн Павел II заявил:

— В общем мы так и понимаем этот вопрос. Дальше обе стороны его не развивали.

Наша встреча с Иоанном Павлом II происходила до известных событий в Польше. По отношению к ним Ватикан занял позицию, которая, конечно, преступает грань, отделяющую политику от проблем мировоззрения людей, и употребил свой вес не в пользу социалистической Польши.

По манере Иоанна Павла II говорить чувствовалось, что он привык к определенной тональности, своим оборотам речи, которые точнее всего можно назвать полуцерковными. Правда, высказываниям он старался придавать общепринятую светскую форму, и тогда создавалось такое впечатление, что обсуждение вопросов войны и мира идет не в Ватикане, в окружении скульптур и портретов святых отцов, а на каком-либо обычном узком заседании ООН. Я обратил также внимание на то, что папа представлял собой человека крепкого сложения, который, видимо, поддерживает хорошие отношения со спортом.

Было это все еще до покушения на папу.

27 марта 1985 года, находясь с официальным визитом в Риме, я в сопровождении заместителя министра иностранных дел СССР Н. С. Рыжова и посла СССР в Италии Н. М. Лунькова прибыл в соответствии с ранее согласованной программой в Ватикан. Этот визит стал моим седьмым посещением духовной цитадели католической церкви.

Предупредительность в отношении нас проявлялась исключительная. Я заметил, что мы шли по тем же бесконечным коридорам. Только если раньше мы мало осматривались по сторонам, то теперь, наоборот, смотрели внимательно. В коридорах Ватиканского дворца находится много замечательных картин великих мастеров прошлого. По мере приближения к залу, в котором проходила аудиенция у папы Иоанна Павла II, встречавшие нас священнослужители из ватиканской иерархии располагались таким образом, что, чем ближе мы подходили к дверям парадного зала, тем все более пышные по одеждам и, очевидно, старшие по чину попадались на нашем пути. А у входа в покои папы стояли два епископа. Я знал их по предыдущим визитам в Ватикан.

114

Вступив в зал, мы сразу же увидели перед собой энергично шагавшего навстречу папу Иоанна Павла II и обменялись с ним приветствиями, как давние знакомые. Я сразу проявил инициативу и спросил:

— Как вы предпочитаете вести беседу и не будет ли у вас пожеланий насчет круга проблем, которые целесообразно обсудить?

Видимо, из соображений такта он сказал:

— Готов согласиться с любым порядком, который будет для вас более приемлемым.

Я напомнил:

— Во время предыдущей беседы мы главное внимание уделили проблеме войны и мира.

Папа кивнул, подтвердив это, а потом сказал:

— Считаю данную тему наиболее актуальной и острой. Я воспринимаю близко к сердцу все, что касается устранения опасности войны и упрочения мира.

Затем Иоанн Павел II высказал такое пожелание:

— Пожалуйста, изложите взгляды своей страны на международную обстановку и на то, что нужно предпринять, чтобы предотвратить ядерную катастрофу.

Разумеется, мною это было сделано. Кратко, но откровенно. А потом, в частности, я обратил внимание на следующее обстоятельство:

— Ватикан, как нам кажется, использует далеко не все свои возможности в борьбе за мир. Мы знаем, что раньше с его стороны делались заявления в пользу мобилизации сил верующих на эту борьбу. Однако в последние годы такие высказывания стали реже и беднее.

Далее я говорил:

— Особенно хочу подчеркнуть опасность распространения гонки вооружений на космическое пространство.

При этом мне пришлось заметить:

— Верующие люди в соответствии с постулатами религии, которую они исповедуют, с неба ожидают только добра. А ведь в настоящее время определенные круги в некоторых странах хотят превратить небо в источник страшных бед для людей, а то и их гибели. Адрес тех, кто желает распространить гонку вооружений на космос, всем известен.

Я внимательно наблюдал как за самим главой католической церкви, так и за присутствовавшими на беседе кардиналом Казароли и архиепископом Сильвестрини. Собеседники не высказали какой-либо обиды или смущения тем, что было им сказано. Напротив, папа заметил:

115

— Мы относимся к вашим словам с полным пониманием. Далее папа заявил так:

— Ватикан желает собрать полную информацию по этой острой проблеме, и свое слово он еще скажет.

Все, что им говорилось, излагалось в выражениях, свойственных главе католической церкви. Он избегал категоричных высказываний. Четко собеседник высказал такую мысль:

— Хочу выразить вам признательность за «ясное изложение политики Советского Союза и за рассказ о его усилиях.

С нашей стороны в беседе подчеркивалась такая идея:

— Религиозные деятели, какую бы веру они ни исповедовали, не должны злоупотреблять своим положением и заниматься не свойственными им функциями, иначе говоря, не должны вмешиваться в государственные дела стран. Так мы понимаем и деятельность тех священнослужителей, кстати немногочисленных в Советском Союзе, которые представляют католическую веру. Что касается отношения государства к религии в нашей стране, то группы населения, даже те небольшие, которые являются католиками, не испытывают у нас ущемления своих прав на ее исповедование.

Это я сказал в связи с тем, что папа Иоанн Павел II высказал в тактичной форме некоторую озабоченность:

— Католики в СССР все же испытывают какое-то ущемление прав, не так ли?

Папа спокойно выслушал наши разъяснения, и к этой теме мы больше не возвращались.

Как и раньше при посещениях Ватикана и в беседах с главами католической церкви, так и на сей раз я пытался разгадать, чем же действительно руководствуется папа, когда он говорит на тему о войне и мире. Делать твердый вывод о том, что Ватикан последовательно стоит на позиции мира, борется против угрозы войны и осуждает тех, кто ее готовит, пожалуй, нельзя.

На основе того, что известно о роли Ватикана в международных делах, и исходя из опыта моих собственных встреч с тремя папами: Иоанном XXIII, Павлом VI и нынешним Иоанном Павлом II, правильно было бы сказать так. В Ватикане отдают отчет о том, какими катастрофическими последствиями для человечества обернулась бы ядерная война. В беседе со мной Иоанн Павел II сказал прямо:

— Я полностью разделяю ту оценку последствий ядерной войны, которую дал форум с участием советских ученых, состоявшийся недавно по инициативе папской академии наук.

— Эта оценка форума ученых,— сказал я,— объективна. Но в то же время нельзя не видеть, что Ватикан, как нам кажется, не делает всего, что он мог бы сделать для прекращения гонки воору-

116

жений, для осуждения политики и философии тех кругов, которые работают на дело подготовки мировой войны.

Далее я отметил:

— Принцип мирного сосуществования государств, независимо от их общественного строя, в общем находит сочувствие со стороны католической церкви и Ватикана. Но из этого пока не делаются четкие выводы. Практическая деятельность Ватикана несколько смещена в сторону культивирования настороженности в отношении государств социалистического строя. В целом налицо противоречие между признанием необходимости борьбы за мир, против войны, во имя интересов всех государств, независимо от их общественного строя, с одной стороны, а с другой — вмешательством в известных формах во внутренние дела государств.

Итак, несколько раз пришлось мне посетить чертоги главы римской католической церкви и провести беседы со святыми отцами. Каждый раз, покидая Ватикан, я задумывался: «К какому же общему знаменателю следует привести беседу, оценивая ее? Что в ней основное и что второстепенное?»

Главный вывод, который получался,— в основном совпадение взглядов по вопросу о войне и мире. Это, собственно, основной положительный капитал у Ватикана, если он будет последовательно его отстаивать. Насчет последовательности, однако, не все обстоит так просто. И не потому, что главный штаб католиков, находящийся в сердце Вечного города, дрогнул в прямой постановке фундаментального вопроса о войне и мире. Вовсе нет. Дело в другом.

Католическая церковь традиционно раздвигает рамки своей деятельности далеко за границы основного вопроса, который сегодня кровно интересует всех людей, живущих на Земле: «Будет ли сохранен мир и жизнь?» Ватикан ориентирует свою паству через множество каналов и методов влияния на поддержку в повседневной жизни всего, что выгодно классу имущих. Можно сказать, тонко, обходными путями, с черного хода временами поощряется идеологическое единение с классом эксплуататоров.

Вместо того чтобы доносить до каждого католика мысль о необходимости всеми силами не допустить новой мировой войны, ядерной катастрофы и на этой основе объединять людей, независимо от их идеологических и религиозных воззрений, Ватикан нередко направляет верующих фактически на сочувствие и содействие тем силам, которые несут ответственность за обострение положения в мире и за подготовку войны. Но делает это через сочувствие политике правящего класса в вопросах повседневной жизни.

117

Всякие оговорки, которые руководство католической церкви высказывает насчет того, что, дескать, миллионные массы католиков сочувствуют правящему классу — буржуазии только в вопросах мировоззренческого характера (религии, идеологии), не имеют особого веса.

Ведь это тот же самый класс, который кует оружие для войны.

Если бы Ватикан захотел по-настоящему посмотреть правде в глаза, то всю аргументацию он должен был бы повернуть как раз в обратном направлении, а именно: несмотря на разницу в религиозных и идеологических взглядах, несмотря на различия в общественном строе, люди в высших интересах всего человечества должны сплотиться и вести борьбу против войны, против угрозы ядерной катастрофы и за сохранение жизни на Земле.

Именно такой объективный вывод напрашивается в связи с ролью в мире католической церкви и ее духовного штаба — Ватикана.

МАДРИД СЕДАЯ ДРЕВНОСТЬ И ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ

На всю жизнь в моем сознании отложились сообщения, поступавшие из Испании в конце тридцатых годов. Это было время, когда испанский фашизм решил потопить в крови народную власть. Из черной тарелки репродуктора непрерывно доносились новости, сначала ободряющие, а потом все более печальные. Солидарность с Франко диктатуры германской свастики и ее креатуры — режима Муссолини сделала свое кровавое дело. У советских людей возрастали гнев и презрение к франкистским палачам, которые расправлялись с народом Испании. Росли любовь и уважение к ее патриотам. Недаром советские интернационалисты героически сражались на испанской земле в защиту республики. Недаром в конце тридцатых годов немало прославленных бойцов-республиканцев нашли убежище в Советской стране.

Нельзя не выделить тридцатые годы. Я хорошо помню то время. Глубокое чувство интернациональной солидарности проявили советские люди в дни национально-революционной войны — борьбы ее народа против франкизма. Наша страна оказывала этой борьбе посильную поддержку.

В годы минувшей мировой войны Испания каудильо фактически шла за Гитлером. Шел не народ, а франкистская клика. Ее

118

так называемая «голубая дивизия», направленная в Советский Союз, входила в состав фашистских войск.

Неизгладимый след оставили в памяти народов ужасы войны. Советские люди познали их, как никто иной. Знакомы эти ужасы и испанцам. Разве случайно, что символом общечеловеческого протеста против войны, против звериной сущности фашизма стала бессмертная «Герника» Пабло Пикассо? А «Голубь мира» этого же выдающегося художника, сына испанского народа, превратился в иной, светлый символ, который и сейчас служит людям напоминанием о том, что мир — бесценное достояние и за него необходимо всеми силами бороться.

С крушением гитлеровского рейха Испания долго находилась в состоянии некой политической конвульсии до самой кончины диктатора Франко. После того как этого фашистского последыша не стало, для страны открылась возможность вздохнуть более свободно. Реакционный военный переворот в 1981 году, как известно, не удался. Общая атмосфера в стране стала иной по сравнению со временем франкизма.

Помнится мне много баталий в ООН по испанскому вопросу после войны, когда требовалось дать оценку происшедшего в этой стране и оценку преступлений франкистской клики. У Советского Союза совесть чиста. Он отдавал должное ее народу, но требовал сурового политического осуждения тех, кто заковал этот народ в кандалы. Не все страны занимали такую позицию. Были и такие, кто сочувствовал режиму каудильо.

Если говорить об отношениях двух стран после Великой Октябрьской социалистической революции и образования Советского государства, то они по ряду известных причин складывались неровно. Были в них и нелегкие времена, и длительные паузы напряженности.

Период, когда между СССР и Испанией поддерживались дипломатические отношения, составляет в общей сложности чуть более полутора десятков лет: 1917—1918 годы, затем 1933—1939 годы и, наконец, с февраля 1977 года по настоящее время.

Когда мы налаживали отношения с Испанией, приходилось считаться с тем, что в политике ряда других государств имелись и свет и тени. Но руководящей нитью для нашей страны и ее представителей оставалась историческая правда, справедливость. У советских людей никогда не исчезало глубокое уважение к испанскому народу.

Советский Союз и Испания с обоих концов стали наводить мосты для развития отношений. Мы понимали, что для этого потребуется время. Понимала это и другая сторона.

119

Сегодня можно сказать, что наши отношения развиваются нормально.

Хотя до первой поездки в Испанию представителей этой страны я встречал немало, тем не менее когда сходил с трапа самолета, то ощутил определенное волнение. Ведь я ступил на ту землю, деятели которой вписали немало ярких страниц в историю мировой культуры.

Знал я, что это лишь мечта, но все же пытался увидеть хоть кого-то похожего на озорную красавицу цыганку Кармен. Нет, во время пребывания в этой стране не удалось увидеть на улицах людей, поющих серенады и танцующих, но само сознание, что это те улицы, по которым ходили и на которых жили герои прекрасной испанской литературы, значило многое.

Вспоминалось и то, что через эту страну в свое время провел армию прославленный карфагенский полководец Ганнибал, прежде чем в грозной позе встать у стен Вечного города. Рим тогда замер в тревоге.

В 1979 году состоялся мой официальный визит в Испанию. Запомнилась и оставила благоприятные воспоминания встреча с королем Хуаном Карлосом I. Он производит впечатление человека, хорошо сознающего свою роль в осуществлении отхода страны от франкистского прошлого. Король подчеркивал необходимость для Испании и Советского Союза по-новому подойти к развитию отношений между ними и полнее использовать возможности.

Всю нашу беседу с королем можно назвать дружественной. Закончилась она тем, что Хуан Карлос I заявил:

— Хочу выразить благодарность советскому руководству за приглашение посетить СССР. Я давно мечтаю побывать в вашей великой стране.

После беседы с королем в Мадриде состоялись встречи с премьер-министром Адольфо Суаресом и министром иностранных дел Испании Марселино Орехой, которые проходили в деловой обстановке. Главное, что подчеркивали наши собеседники,— это необходимость развития отношений между двумя странами. Они говорили о стремлении Испании укреплять с Советским Союзом торговлю, культурные и иные связи.

Имел я возможность беседовать с королем и в сентябре 1983 года во время пребывания в Мадриде на заключительном этапе встречи представителей государств — участников общеевропейского совещания. Испания немало сделала как страна-хозяйка для положительных итогов работы этой встречи.

Испанское руководство оказало советским представителям должное внимание. В частности, премьер-министр Фелипе Гон-

120

салес всячески подчеркивал значение дальнейшего углубления советско-испанских отношений.

Одним из интереснейших политических деятелей Испании являлся министр иностранных дел Фернандо Моран. Будучи сторонником развития советско-испанских отношений, он считал, что им не должны мешать внешние силы.

Это — хорошие слова, и далеко не конъюнктурного значения.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 214; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!