Часть 2 Советский сексуальный эксперимент 4 страница



Из этих примеров (длинные волосы у мужчин, брюки у женщин) можно подумать, что партия боролась против нарушения полоролевых стереотипов. Но одновременно с длинными волосами, которые можно было трактовать как признак женственности, советские моподые люди стали увлекаться ношением усов и бороды - явные признаки мужественности, да еще можно было сослаться на основоположников марксизма-ленинизма и героического Фиделя Кастро! Тем не менее с бородами боролись так же сурово. Когда Брежнев назначил на пост главы советского телевидения своего любимца В. Г. Лапина, тот первым делом упразднил центр социологических исследований и запретил появление на голубом экране "волосатиков" и бородатых. А в Сочи арестовывали, показывали по телевизору и затем административно высылали как "стиляг" только за то, что молодые люди щеголяли в пестрых рубашках. То есть преследовали не столько тело или пол, сколько все нестандартное, индивидуальное.

Командно-административные методы управления, наложившись на старые традиции общинной жизни, главным правилом которой было - не выделяться, глубоко пропитали общественное сознание, включая и его представления о моде. Для западного человека, за исключением подростков, мода - лишь ориентир, который не только не исключает индивидуальных вариаций, но даже требует их. Никто не хочет быть похожим на других. Для совка мода - своего рода обязательная униформа: надо одеваться, говорить и действовать, "как все".

Кстати сказать, вопреки либеральным стереотипам, униформа не всегда плоха. Иногда она не деиндивидуализирует человека, а наоборот, выявляет его индивидуальность. В "Артеке" и "Орленке", все дети, и мальчики, и девочки, ходили в одинаковой форме: короткие шорты, рубашка и галстук. Это было очень красиво. Пока дети были в домашней одежде, на первый план выступали их социальные и материальные различия, один одет хорошо, другой плохо. В форме они сразу же исчезали. Кроме того, одинаковость одежды высвечивала индивидуальность лиц. Пока дети не переоделись, вы запоминали мальчика в красной рубашке или девочку в пестрой юбке. Теперь вы видели и запоминали имена, лица и фигуры. Очень жаль, что сейчас, под флагом борьбы за индивидуальность (и еще по причине бедности), от формы отказались.

Однако в ситуации неопределенности и выбора, когда нет "правильных" и "неправильных" ответов, человек, ориентированный на единообразие, теряется. Вспоминаю свою первую поездку во Францию в 1966 г. Мы зашли на небольшую студенческую танцульку на улице Юшетт и с удивлением увидели молодого человека в костюме с галстуком-бабочкой и девушку с ним, одетую так же элегантно, а рядом другую пару - в нарочито дырявых джинсах. Причем они нисколько не стесняют друг друга. У нас это было бы невозможно: если двое одеты по-разному, значит кто-то из них одет неправильно, и нужен если не милиционер, то какой-то третейский судья. А французам все равно, они не раздражают друг друга...

Второе впечатление были мини-юбки. Разглядывая хорошенькие ножки, - мне объяснили, что во Франции это не считается дурным тоном, - я все время ждал, когда увижу нечто отталкивающее, чтобы можно было дома со спокойной совестью сказать, что не так уж эта мода хороша. Не увидев, я стал смотреть выше колен, и обнаружил, что самые минимальные юбки носят преимущественно молоденькие девушки, которым есть, что показать, а женщины постарше и те, у кого ноги не столь хороши, несмотря на моду, носят юбки подлиннее. Когда вскоре мини появились в СССР, их стали носить все подряд, в том числе те, кому свои ноги лучше было бы прикрыть.

Эта ориентация на единообразие распространялась не только на одежду. Люди привыкли, что все регулируется путем запретов. Если запрет снят - значит можно, а если можно - то и должно. В результате люди начинают делать многое такое, что им не идет, не нужно и даже не нравится. Конечно, со временем этот конформизм проходит, но сколько с ним сопряжено эстетических, моральных и даже политических издержек!

В повседневной жизни русские не особенно стыдливы и не склонны к ханжеству. На любом общественном пляже, если нет кабинок для переодевания или туда стоит очередь, мужчина может переодеть плавки под полотенцем, и никто не сочтет это неприличным. На

Кубе это абсолютно невозможно, да и в США рискованно. Зато в изобразительном искусстве...

Марк Поповский рассказывает, как в 1960-х гг. один московский писатель пригласил к себе в гости мезенского мужика, страшного похабника и бабника, и повел его в музей. У картины Карла Брюллова деревенский гость остолбенел. "Остановившись перед картиной, изображающей нагую женскую фигуру, Василий Федорович вдруг густо покраснел, закрыл лицо согнутым локтем и отвернулся. У него от волнения даже голос пропал. "Вот уж не ожидал... - просипел он. - Такое уважаемое учреждение и такой стыд показывают.[95]

Такое же искреннее негодование по поводу картины Рубенса "Союз Земли и Воды", репродукцию которой случайно завезли в сельмаг, проявляют деревенские бабы в повести Василия Белова "Привычное дело": "Бабы как взглянули, так и заплевались: картина изображала обнаженную женщину. - Ой, ой, унеси лешой, чего и не нарисуют. Уж голых баб возить начали! Что дальше-то будет?"[96]

Примитивное восприятие всякой наготы как "неприличия" существовало не только в деревне. В одном из залов Ленинградского Дома политического просвещения на Мойке (бывший особняк Елисеевых) был когда-то плафон, на котором беззаботно резвились и обнимались голенькие путти. Никто не обращал на них внимания. Но однажды, после очередного ремонта, случайно взглянув наверх, я обнаружил, что детишек приодели, на них появились штанишки и пионерские галстуки. И плафон сразу же стал непристойным: одно дело - целующиеся путти, другое дело - пионерчики. Видимо, это заметил не только я. Через некоторое время плафон вообще закрасили.

Собственное ханжество советские вожди передавали своим восточно-европейским сателлитам. Когда-то в Праге мне рассказали такую историю. В новом Доме чешских детей в Градчанах стояла статуя голого мальчика, у него было все, что мальчику положено, и дети спокойно проходили мимо. Но какое-то высокое начальство решило, что голый мальчик - это неприлично, и мальчика лишили мужского естества. После этого вокруг статуи стали собираться толпы детей, которые спорили, - мальчик это или девочка. В конце концов, скульптуру убрали.

Ханжеское отношение к телу практически блокирует эстетическое воспитание детей. Школьные учительницы, приводившие своих воспитанников в Эрмитаж, сплошь и рядом пытались собственным телом заслонить обнаженную натуру на картинах Рубенса или Веласкеса. Группа московских шестиклассников на экскурсии в Музее изобразительных искусств имени Пушкина заявила экскурсоводу, что им "неприлично на это смотреть" (имелись в виду "Дискобол" Мирона и "Копьеносец" Поликлета). Перед изображением Мадонны с младенцем, где у Богоматери приоткрыта грудь, подростки начинали хихикать и толкать друг друга локтями. На лекции для старшеклассников одной из школ Рязани демонстрировался слайд "Женщины с зеркалом" Джованни Беллини (Сидящая перед окном молодая женщина рассматривает свою прическу при помощи двух зеркал. Обнаженная грудь прикрыта рукой, на бедра наброшен платок - все вполне "благопристойно"). Зал разразился истерическим хохотом и улюлюканием. Эти подростки увлеченно смотрят эротические и порнографические видеофильмы, а целомудренная нагота классического искусства их смущает и вызывает защитную реакцию.

Искусство было первой, самой ранней жертвой большевистской сексофобии. Вильгельм Райх, посетивший Москву в 1929 г. в надежде найти там Мекку сексуальной свободы, был поражен обнаруженными там "буржуазно-моралистическими установками".[97]В начале 1930-х годов крестовый поход против секса приобрел глобальный, всеохватывающий характер. Одна репрессивная мера следовала за другой.

Прежде всего было восстановлено и усилено, по сравнению с отмененным Октябрьской революцией царским законодательством, уголовное преследование мужской гомосексуальности. Инициатива отмены антигомосексуального законодательства принадлежала (после Февральской революции) не большевикам, а кадетам и анархистам. Тем не менее, после Октября, с отменой старого Уложения о наказаниях соответствующие его статьи также утратили силу. В уголовных кодексах РСФСР 1922 и 1926 гг. гомосексуализм не упоминается, хотя там, где он был сильнее всего распространен, а именно в исламских республиках Азербайджане, Туркмении и Узбекистане, а также в христианской Грузии соответствующие законы сохранились.

Советские медики и юристы очень гордились прогрессивностью своего законодательства. На Копенгагенском конгрессе Всемирной лиги сексуальных реформ (1928) оно даже ставилось в пример другим странам. В 1930г. Марк Серейский писал в "Большой Советской Энциклопедии":

Советское законодательство не знает так называемых преступлений, направленных против нравственности. Наше законодательство, исходя из принципа защиты общества, предусматривает наказание лишь в тех случаях, когда объектом интереса гомосексуалистов становятся малолетние и несовершеннолетние.[98]

Официальная позиция советской медицины и юриспруденции в 1920-е годы сводилась к тому, что гомосексуализм - не преступление, а трудноизлечимая или даже вовсе неизлечимая болезнь:

Понимая неправильность развития гомосексуалиста, общество не возлагает и не может возлагать вину за нее на носителя этих особенностей... Подчеркивая значение истоков, откуда такая аномалия растет, наше общество рядом профилактических и оздоровительных мер создает все необходимые условия к тому, чтобы жизненные столкновения гомосексуалистов были возможно безболезненнее и чтобы отчужденность, свойственная им, рассосалась в новом коллективе[99]

Надежды на "радикальное излечение" всех гомосексуалов Серейский возлагал на возможность пересадки им семенников гетеросексуальных мужчин.

Формальная декриминализация мужеложства не исключала возможности преследования и дискриминации гомосексуалов и лесбиянок под разными другими предлогами, а открывшиеся в начале XX века возможности серьезного философского и художественного обсуждения этой темы постепенно были сведены на нет.[100] Тем не менее формально однополая любовь между взрослыми людьми была легальной. Однако 17 декабря 1933 г. было опубликовано Постановление ВЦИК, которое 7 марта 1934г. стало законом, по которому "мужеложство" снова стало уголовным преступлением и эта норма вошла в уголовные кодексы всех советских республик. Согласно статье 121 Уголовного кодекса РСФСР, оно каралось лишением свободы на срок до 5 лет, а в случае применения физического насилия или угроз, или в отношении несовершеннолетнего, или с использованием зависимого положения потерпевшего, - на срок до 8 лет.

В январе 1936 г. нарком юстиции Николай Крыленко заявил, что гомосексуализм - продукт разложения эксплуататорских классов, которые не знают, что делать; в социалистическом обществе, основанном на здоровых принципах, таким людям, по словам Крыленко, вообще не должно быть места. Гомосексуализм был, таким образом, прямо "увязан" с контрреволюцией.[101]

Позже советские юристы и медики говорили о гомосексуализме преимущественно как о проявлении "морального разложения буржуазии", дословно повторяя аргументы германских фашистов. Характерна в этом плане анонимная статья "Гомосексуализм" во втором издании "Большой Советской Энциклопедии" (1952). Ссылки на биологические истоки гомосексуализма, которые раньше использовались в гуманных целях, как довод в пользу его декриминализации, теперь отвергаются:

Происхождение Г. связано с социально-бытовыми условиями, у подавляющего большинства лиц, предающихся Г., эти извращения прекращаются как только субъект попадает в благоприятную социальную обстановку". В советском обществе, с его здоровой нравственностью, Г. как половое извращение считается позорным и преступным. Советское уголовное законодательство предусматривает наказуемость Г., за исключением тех случаев, где Г. является одним из проявлений выраженного психич. расстройства. В буржуазных странах, где Г. представляет собой выражение морального разложения правящих классов, Г. фактически ненаказуем.[102]

Точное число жертв этого бесчеловечного закона не знает никто. Первая официальная справка на этот счет опубликована лишь в годы перестройки и касается 1987 г., когда по статье 121 был осужден 831 человек. В предыдущие годы жертв было, по-видимому, больше.

Статья 121 была направлена не только против гомосексуалов. Ее нередко использовали также для расправы с инакомыслящими, набавления лагерных сроков и т.д. Порой из этих дел явственно торчали ослиные уши КГБ. Так было, например, в начале 1980-х годов с известным ленинградским археологом Львом Клейном, процесс которого с начала и до конца дирижировался местным КГБ, с грубым нарушением всех процессуальных норм. Это делалось, чтобы запугать интеллигенцию.

Применение закона было избирательным. Известные деятели культуры, если они не вступали в конфликт с властями, пользовались своего рода иммунитетом, на их сексуальные наклонности смотрели сквозь пальцы. Но стоило человеку не угодить влиятельному начальству, как закон тут же пускался в дело. Именно с его помощью сломали жизнь и судьбу великого армянского кинорежиссера Сергея Параджанова, причем следователь Киевской прокуратуры, который вел его дело, и поныне гордится своей работой.[103] Во второй половине 1980-х годов подвергли позорному суду, уволили с работы и лишили почетных званий главного режиссера Ленинградского театра юного зрителя народного артиста РСФСР Зиновия Корогодского и т. д. Таких примеров очень много.

Интересна беспринципность, проявленная в этом вопросе Максимом Горьким. В 1907 г. в письме Леониду Андрееву Горький писал по поводу тогдашнего русского литературного авангарда: "Все это - старые рабы, люди, которые не могут не смешивать свободу с педерастией, например, для них "освобождение человека" странным образом смешивается с перемещением из одной помойной ямы в другую, а порою даже низводится к свободе члена и - только"[104]

Однако двадцать лет спустя он опубликовал теплое предисловие к русскому переводу рассказа Стефана Цвейга "Смятение чувств". По словам Горького, "Цвейг, первый в литературе, изображает мучения однополой любви, и магия его таланта ставит читателя перед лицом еще одной тяжкой человеческой драмы"[105] Вроде бы писатель что-то понял и подобрел?

Но 23 мая 1934г. он напечатал в "Правде" и "Известиях" статью "Пролетарский гуманизм", в которой приветствовал новое репрессивное законодательство и даже утверждал, что легализация гомосексуализма явилась одной из причин победы германского фашизма[106]

Антигомосексуальным законом сексофобия не ограничилась. 17 октября 1935 года был принят Закон СССР "Об ответственности за изготовление, хранение и рекламирование порнографических изданий, изображений и иных предметов и за торговлю ими". Расплывчатые и неточные формулировки этого закона позволяли возбуждать уголовные дела и отправлять людей в тюрьмы по самым пустяшным поводам.

27 июня 1936 года были запрещены и стали уголов-но наказуемыми искусственные аборты, за исключением тех случаев, когда их делают по медицинским показаниям. Подготовка к этому велась давно. С конца 1920-х гг. в стране систематически снижалась рождаемость. Количество рождений на тысячу населения уменьшилось с 45 в 1927 до 31,1 в 1935 г.[107] Это объяснялось многими причинами, но в глаза бросалось совпадение во многих районах (Брянск, Москва, Ленинград, часть Украины, Северный Кавказ и др.) снижения рождаемости с увеличением числа абортов. В Ленинграде количество абортов на тысячу населения с 1924 по 1928 г. выросло более чем в б раз; в 1924 г. на 100 рождений приходился 21 аборт, а в 1928 г. - 138. В Москве в 1930-х абортов было вдвое больше, чем рождений. Если добавить сюда нелегальные аборты, проблема оказалась действительно серьезной.

В 1920-х гг., легализуя аборты, власти понимали бесполезность репрессий и пытались стимулировать рождаемость оказанием материальной помощи матери и ребенку. В 1930-х гг. выяснилось однако, что рождаемость снижается не из-за бедности: более состоятельные городские семьи рожали меньше детей, чем бедные. Более образованные работающие женщины не хотели рожать много детей. Но желания женщин были властям глубоко безразличны. В спорах об абортах теперь, в отличие от 20-х гг. фигурировали преимущественно демографические аргументы: государству нужны новые работники (и, хотя об этом не говорили вслух, солдаты). Женщинам, которые протестовали против запрещения абортов, а таких писем было очень много, Николай Крыленко ответил, что считать "свободу аборта" одним из гражданских прав женщины - это большая ошибка. О том, что так считал сам Ленин, нарком юстиции, естественно, умолчал. Другой руководящий товарищ объяснил, что материнство - не только биологическая, но и общественная, государственная функция.

То, что запрещая аборты, думали не о здоровье женщин, а только о примитивно и ложно понятых интересах государства, доказывается тем, что запрещение абортов не было компенсировано заботой о создании более гуманных и цивилизованных форм контрацепции, как это предлагали русские медики еще в 1913 г.

Существенно поднять рождаемость репрессивными мерами Советской власти, разумеется, не удалось: после кратковременного подъема, уже в 1938г. рождаемость снова стала снижаться, и уже в 1940 г. вернулась к уровню 1935 г., до запрещения абортов. Зато доля внеболь-ничных абортов достигла 80-90 процентов. Тем не менее репрессивное антиабортное законодательство оставалось в силе до 23 ноября 1955 г.

Изменилось и отношение к науке. В 1920-х гг. в СССР было много исследований по проблемам пола, как биолого-медицинских, так и социальных. Я уже упоминал сексологические опросы, но было и многое другое. Выдающиеся этнографы Владимир Богораз-Тан и Лев Штернберг были пионерами в исследовании "сексуального избранничества", ритуального трансвестизма и смены пола у народов Сибири и Севера. Филолог-классик Ольга Фрейденберг (двоюродная сестра Бориса Пастернака) изучала половой и сексуальный символизм в античной литературе. Михаил Бахтин вырабатывал свою концепцию средневековой смеховой культуры и телесного канона (его классическая книга о Рабле вышла в 1965 г., но была подготовлена задолго до войны).

Огромной популярностью в 1920-х годах пользовался фрейдизм. Как писали в 1925г. крупнейшие советские психологи Л. С. Выготский и А-Р.Лурия, "у нас в России фрейдизм пользуется исключительным вниманием не только в научных кругах, но и у широкого читателя. В настоящее время почти все работы Фрейда переведены на русский язык и вышли в свет. На наших глазах в России начинает складываться новое и оригинальное течение в психоанализе, которое пытается осуществить синтез фрейдизма и марксизма при помощи учения об условных рефлексах".[108]

"Все мы были под влиянием Фрейда", - вспоминала о своем поколении известный психиатр и психофизиолог Н. Н. Трауготт. Среди студентов даже ходила частушка:

Аффекты ущемленные и комплексы везде. Без Фрейда, без Фрейда не проживешь нигде[109]

В стране активно функционировали Русское психоаналитическое общество, Государственный психоаналитический институт и Детский дом-лаборатория. Большим достижением московских психоаналитиков было издание многотомной "Психологической и психоаналитической библиотеки" под редакцией профессора Ивана Ермакова. Ермаков интересовался не только медицинскими, но и культурологическими аспектами психоанализа, о чем свидетельствуют его книги "Этюды по психологии творчества А. С. Пушкина" (1923) и "Очерки по анализу творчества Н. В. Гоголя" (1924). Психоанализу покровительствовали Лев Троцкий и знаменитый ученый-полярник и организатор советской науки Отто Юльевич Шмидт. Существенную дань психоанализу, с теми или иными теоретическими коррективами и критическими замечаниями, отдали такие выдающиеся деятели русской культуры как Сергей Эйзенштейн, Всеволод Иванов, Николай Евреинов, Евгений Замятин, Михаил Зощенко, Михаил Бахтин и другие.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 137; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!