ВНЕШНЕЕ СЦЕНИЧЕСКОЕ САМОЧУВСТВИЕ 5 страница
По утрам актерам некогда упражняться, так пусть взамен работают по своим уборным, группами или в одиночку над исправлением элементов самочувствия: внимания, воображения, чувства правды, общения и проч. Пусть работают над дикцией и словом. Пусть делают логично, последовательно, правдиво беспредметные действия и проч. Пусть доводят эти занятия до того предела, где вступает в работу природа с ее подсознанием.
Словом, пусть повторяют всю программу первого курса. [Сценическая техника] должна развиваться и укрепляться ежедневно в течение всей карьеры артиста.
А вот и еще, штука-то какая, ваши выходы на сцену будут производиться во внеурочное время, после школьных занятий. Когда же вы, дорогие мои, будете учить уроки?! Уроки-то учить когда?!
-- В перерывах между выходами,-- ответили мы в унисон с Пашей.
-- Устанете! Штука-то какая! Отразится на школьных занятиях!-- сомневался Иван Платонович.
-- Ничего, не устанем, мы люди молодые!
-- Бесплатный труд-то, заметьте, дорогие мои. Бесплатный.
-- Нам самим платить надо за такую роскошь. Шутка сказать: публичный урок!
-- Похвально, похвально, дорогие мои!-- еще раз умилился нашему усердию Иван Платонович.
-- А что скажут другие ученики? -- вдруг вспомнил и сообразил он.
-- Коли захотят пожертвовать свое время, то и им надо предоставить такое же право и ту же возможность, что и нам,-- ответили мы.
-- Не всем, не всем, дорогие мои, можно это дозволить, -- запротестовал Рахманов.-- Не все достаточно сознательны для этого. Не все! И вам, коли не будете относиться сознательно,, придется запретить. Штука-то какая досадная!
|
|
|
Нагорит мне из-за вас от Аркаши, дорогие мои! --- вздохнул он... -- Скажет, зачем из учеников статистов делаю? Пусть сначала пройдут с умом и толком всю школьную программу, а уж после практикуются. Нельзя соединять службу с учением! Вначале учение прежде всего. Статисту не хватит времени толком пройти школьную программу. Из статиста выходит полуграмотный актер-практик. А нам нужны вполне, до конца грамотные и подготовленные артисты. Практике-то научатся в свое время. Для нее будет много времени в будущем, вся жизнь, а на учебу, дорогие, время ограничено четырехлетним курсом. Штука какая сложная, дорогие мои.
Вот что скажет мне Аркаша. Уж и достанется мне от него! -- опять вздохнул Рахманов.
В результате сегодняшней беседы было решено, что
1) Иван Платонович выхлопатывает разрешение от режиссера мне и Шустову на право меняться ролями солдата и просителя в спектакле "Горячее сердце";
2) Иван Платонович контролирует нашу работу и переводит нас на сцену;
3) Иван Платонович выхлопатывает разрешение ввести нас в другие акты той же пьесы;
|
|
|
4) я с Пашей обязуемся наладить наши совместные занятия по подготовке задаваемых нам школьных уроков и упражнений по "системе" в антрактах между актами и выходами на спектакле "Горячее сердце";
5) мы обязуемся кроме своей уборной и сцены никуда не ходить.
На этом и закончился наш разговор.
XII. [ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ БЕСЕДЫ]
То, чему мы учимся, принято называть "системой Станиславского". Это неправильно. Вся сила этого метода именно в том, что его никто не придумывал, никто не изобретал. "Система" принадлежит самой нашей органической природе, как духовной, так и физической.
Мы родились с этой способностью к творчеству, с этой "системой" внутри себя. Творчество -- наша естественная потребность и, казалось бы, иначе, как правильно, по "системе", мы не должны бы были уметь творить. Но, к удивлению, приходя на сцену, мы теряем то, что дано природой, и вместо творчества начинаем ломаться, притворяться, наигрывать и представлять.
Что же толкает нас на это?
Условия публичного творчества, насилие, условность и неправда, которые скрыты в театральном представлении, в архитектуре театра, в навязывании нам чужих слов и действий поэта, мизансценах режиссера, декорациях и костюмах художников.
|
|
|
Насилие и навязывание чужого не исчезнет до тех пор, пока сам артист не превратит навязанное в свое собственное. Этому процессу и помогает "система". Ее магическое "если б", предлагаемою обстоятельства, вымыслы, манки делают чужое своим. "Система" умеет заставлять верить несуществующему. А где правда и вера, там и подлинное, продуктивное, целесообразное действие, там и переживание, и подсознание, и творчество, и искусство.
* * *
...-- Пора привыкнуть к тому, что вначале новое только
мешает, так как берет на себя все внимание, отвлекая его от более важного,-- говорил Торцов1.
304
-- Но со временем ухо и язык привыкнут к правильному пользованию ударением и вы будете говорить хорошо, не думая об этом. Это случится, когда новое станет привычным, привычное -- легким, а легкое -- красивым.
Есть счастливцы, которые не учась чувствуют природу своего языка и по интуиции говорят правильно. Но таких немного, единицы. Подавляющее же большинство говорит ужасно. Но и эти обиженные природой иногда, правда редко, говорят прилично, по интуиции. Она ведь грамотная! Это случается, когда у них речь становится орудием действия. Когда необходимо добиться словом важной цели. Тогда сама природа помогает, а для [нее] законы не писаны. Но в искусстве нельзя полагаться на одну природу и интуицию. Поэтому очень важно подумать о приобретении хороших знаний. Их дадут законы речи.
|
|
|
Когда вы их вберете в себя так, что они сделаются вашей второй натурой, тогда вы окажетесь гарантированными от прежних ошибок как при пользовании своими собственными словами, так и в чужом тексте роли.
Но люди -- косны. Они не могут понять собственной пользы.
Сколько людей погибает от оспы и других болезней, против которых гениальные люди придумали спасительные сыворотки, вакцины и лекарства. В Москве жил старик, который хвастался тем, что он никогда не ездил по железным дорогам и никогда не говорил по телефону!
Человечество ищет. С неимоверными муками и напряжениями находит великие истины и открытия, а люди из-за косности не хотят протянуть руки и взять то, что им заботливо подается.
Какое варварство! Какая некультурность!
И в области речи происходит то же самое. Народы, сама природа, лучшие умы ученых, гениальные поэты веками создают свой язык. Он не придумывается, как воляпюк2, а рождается из самых недр нации, изучается великими знатоками в веках и поколениях, очищается гениями, вроде А. С. Пушкина, а актеру лень вникнуть в готовое. Ему кладут в рот разжеванное, а он не хочет проглотить!
Какая некультурность в области одного из самых культурных искусств!
Посмотрите, как музыканты изучают законы и теорию своего искусства, как они ухаживают за своим инструментом: за скрипкой, виолончелью или роялью. Почему же драматические артисты не делают того же? Почему они не изучают законов речи, почему не ухаживают за своими голосами, речью, телом?! Они -- их скрипка, виолончель, их тончайшие орудия выразительности! Их создал самый гениальный мастер -- сама волшебница-природа!
Актерам мешает их "гениальность" в кавычках,-- съиронизировал Аркадий Николаевич.-- Чем бездарнее актер, тем эта "гениальность" больше и она-то не дает ему возможности сознательно подойти к изучению своего искусства и, в частности, речи. Эти люди, подражая Мочалову, живут расчетами на "вдохновение". Им удается иногда, хотя и редко, интуитивно почувствовать и неплохо сыграть тот или другой спектакль, ту или другую сцену.
Этого довольно, чтоб основать все свои актерские расчеты на случайных удачах.
Благодаря лени или глупости такие "гении" убеждают себя, что актеру довольно "почувствовать", для того чтобы все само собой сказалось.
Но творческая природа, подсознание и интуиция не приходят по заказу. Как же быть, когда они дремлют в нас? Обойдется ли актер в эту минуту без законов речи и, в частности, без правил для ударения?
Откуда вы заключаете, что все то, что я говорю вам в классе, должно быть тотчас же воспринято вами, усвоено и применено к делу? Я вам говорю на всю жизнь. Многое из того, что вы услышите в школе, будет вами до конца понято через много, много лет, на самой практике. Она вас приведет к тому, что [вы слышали] здесь, и только после этого вы вспомните, что вам об этом уже давно говорили, но мысль не проникала до самого конца в ваше сознание. Тогда сравните то, чему научит вас опыт, с тем, что вам говорили в школе. Тогда каждое слово ваших школьных записей заживет и заиграет подлинной жизнью и откликнется во всех частях вашей артистической природы3.
-- Вот новая статья С.............. Прочтите из нее что-нибудь, -- сказал Аркадий Николаевич, войдя сегодня в класс и протянув мне раскрытую книгу, которую он держал в руках.
Я начал читать:
"Приветствую всякое направление в нашем искусстве и всякие приемы творчества, если только они помогают верно и художественно передавать "жизнь человеческого духа роли", выполнять сквозное действие, стремящееся к сверхзадаче произведения поэта.
Но... одно условие: искренно верьте тому, что говорите или делаете на сцене, и будьте убедительны".
Выслушав мое чтение, Торцов сказал:
-- Вы формально доложили, а я формально понял мысль автора. Но разве в этом состоит искусство чтения и речи? Артист должен быть скульптором слова. Поэтому я хочу, чтоб вы мне вылепили излагаемую мысль так, чтоб я ее не только услышал и понял, но и так, чтоб я ее увидел и почувствовал. Для этого необходимо что-то выделить на первый план, другое отодвинуть; что-то сделать выпуклее и красочнее, другое стушевать. А все вместе сконструировать и сгруппировать.
Какие же из только что прочитанных вами слов следует выделить или отодвинуть, окрасить или стушевать? Какие фразы отделить и расположить по планам и по этажам?
На это я ответил, что часть зависит от всего целого. Поэтому, чтоб судить об отрывке, необходимо знать всю статью.
На мое заявление Аркадий Николаевич указал какое-то место в книге и предложил познакомиться с его содержанием. Там говорилось о многочисленности направлений, созданных в других искусствах и особенно в живописи; вспоминались бесконечные этапы, пройденные художниками, начиная с примитива и кончая импрессионизмом, футуризмом и всеми другими модными "измами". Для того чтоб овладеть последними завоеваниями, живописцам пришлось на протяжении веков пережить бесконечные количества творческих стремлений, мук, увлечений, разочарований, надежд и отречений от них.
Сравнивая этот славный путь других искусств с тою неподвижностью и рутиной, которая царила и продолжает царить в театре и особенно в области творчества самих артистов, автор статьи восклицает с грустью: "Мы не дошли еще даже до "передвижничества" в нашем искусстве! Мы не умеем даже сказать на сцене просто, реально, убедительно и сильно: "Я хочу!", или "Я могу", или "Здравствуйте, как вы поживаете?" Мы отстали от других искусств на несколько веков, а теперь хотим итти с ними вровень. Нельзя перепрыгивать через столетия и через целые ряды этапов, которые постепенно ведут искусство вперед, к новым творческим завоеваниям, к новому большому и глубокому содержанию, к усовершенствованию техники, к обновлению форм!
Не почувствовав еще в них необходимости, не овладев ими, мы уже хотим творить по-новому, но вместо того неумело копируем чужое и чуждое нам или внешне подделываемся под него, чтоб казаться новаторами.
Но мало казаться -- надо стать ими".
Познакомившись с этими мыслями автора, я прочел по-новому ту же первую выдержку из статьи.
Но Аркадий Николаевич сказал:
-- Выходит так, что С............ признает в нашем искусстве все новые и чуждые нам направления, до которых, по его мнению, мы еще не доросли.
Это не сходится с тем, что вы только что узнали из другого места той же статьи.
Значит, в выбранных нами строках у автора совсем иная цель. Чтоб понять это, стоит прочесть другое место статьи.
И Торцов указал мне его. Там говорилось о жизни человеческого духа роли и восхвалялись сверхзадача и сквозное действие.
В соответствии с этим, при новом повторении отрывка, я выделил лишь те слова, которые говорят о жизни человеческого духа, о сквозном действии и о сверхзадаче4.
Но Торцов остановил меня и сказал:
-- Теперь выходит так, что С............ пишет только что повторенные вами строки для того, чтоб в сотый раз твердить одно и то же об излюбленном сквозном действии и сверхзадаче.
Но у него более важные цели. Чтоб убедиться в этом, прочтите новое место статьи.
Аркадий Николаевич указал мне и его. Там прославлялась правда и вера в искусстве.
На основании этого, при новом повторении того же отрывка, я выделил слова о вере в то, что говоришь и делаешь на сцене и об убедительности игры актера.
-- А, наконец-то!-- воскликнул радостно Аркадий Николаевич.-- Только теперь вы добрались до настоящего смысла этих строк. В самом деле, цель автора статьи -- предостеречь актеров от вывиха. Для этого он вводит коварную оговорку: "Делайте, что хотите, выполняйте сквозное действие и сверхзадачу любыми средствами, но только и_с_к_р_е_н_н_о в_е_р_ь_т_е т_о_м_у, ч_т_о г_о_в_о_р_и_т_е и д_е_л_а_е_т_е н_а с_ц_е_н_е, и б_у_д_ь_т_е у_б_е_д_и_т_е_л_ь_н_ы. Для этого необходимо, чтоб ложь и условность превратились для говорящего в подлинную правду". Против этого и я не возражаю. Но до какого совершенства надо довести свою психотехнику, чтоб поверить условности и лжи. Ведь для этого необходимо подлинно пережить и оправдать, поверить им. А как это трудно!
Заметили ли вы, как новые мысли автора по мере знакомства с ними влияли на ваше чтение и на выделение тех или иных слов отрывка? Что же будет, когда вы познакомитесь со всей статьей в целом?
Только тогда вы сможете вложить в слова читаемого вами отрывка весь внутренний смысл, принадлежащий им. Тогда они зазвучат с той убедительностью, силой и импозантностью, которые им присущи.
Как видите, звук, слово существуют в произведении не сами по себе и для себя, как у плохих концертных декламаторов, а они живут и зависят от всего целого, от того, что было раньше и будет потом.
Надо уметь глубоко проникать в суть слов для того, чтоб выражать ими все, что они означают, чтоб передать то, что они несут в себе. И чем лучше, чем точнее стараешься изложить мысль, тем глубже приходится вникать в ее общую внутреннюю сущность.
Вот какую работу нужно проделать, для того чтоб превратить мертвую букву в живое слово, передающее то глубокое, что скрыто в них.
Прочтите всю пьесу так, как вы только что прочли несколько строк. Только тогда вы узнаете роль, которую вы собираетесь создавать, и поймете не только ее текст, но и подтекст. Вот о каком глубоком понимании, о каком чтении, о какой речи мы говорим в нашем искусстве...5
* * *
"Система" -- путеводитель. Откройте и читайте. "Система"-- справочник, а не философия.
С того момента, как начнется философия, "системе" конец.
"Система" просматривается дома, а на сцене бросьте все.
"Систему" нельзя играть.
Никакой "системы" нет. Есть природа.
Забота всей моей жизни -- как можно ближе подойти к тому, что называют "системой", то есть к природе творчества.
Законы искусства -- законы природы. Рождение ребенка, рост дерева, рождение образа -- явления одного порядка. Восстановление "системы", то есть законов творческой природы, необходимо потому, что на сцене в силу условий публичной работы природа насилуется, и ее законы нарушаются. "Система" их восстанавливает, приводит человеческую природу к норме. Смущение, боязнь толпы, дурной вкус, ложные традиции уродуют природу.
Одна сторона техники -- заставить работать подсознание. Вторая -- умение не мешать подсознанию, когда оно заработает.
* * *
-- Боже мой, как все это трудно и сложно!6 -- вырвалось у меня невольное восклицание.-- Не осилить нам этого!
-- Ваши сомнения от молодого нетерпения,-- сказал Аркадий Николаевич.-- Сегодня узнали, а завтра уже хотите овладеть техникой в совершенстве. Но "система" не поваренная книга. Понадобилось такое-то блюдо, посмотрел оглавление, открыл страницу -- и готово. Нет. "Система" не справочник, а целая к_у_л_ь_т_у_р_а, на которой надо расти и воспитываться долгие годы. Ее нельзя вызубрить, ее можно усвоить, впитать в себя так, чтобы она вошла в плоть и кровь артиста, стала его второй натурой, слилась с ним органически однажды и навсегда, переродила его для сцены. "Систему" надо изучать частями, но потом охватить во всем целом, хорошо понять ее общую структуру и остов. Когда она раскроется перед вами, точно веер, тогда только вы получите о ней верное представление. Всего этого не сделаешь сразу [...].
Во всей этой кропотливой работе огромную роль играют п_о_с_т_е_п_е_н_н_о_с_т_ь, п_р_и_у_ч_е_н_н_о_с_т_ь, доводящие каждый новый приобретаемый прием до механической привычки, до органического перерождения самой природы.
В таком виде вновь воспринятое не требует более напряжен- . ного внимания со стороны артиста, благодаря чему с каждым новым завоевываемым приемом часть нашей заботы отпадает, и внимание освобождается для более существенного.
Так по частям "система" входит в человека-артиста и перестает быть для него "системой", а становится его второй органической натурой.
-- Как это трудно, как трудно! -- твердил я больше для того, чтобы вызвать дальнейшие ободрения Торцова.
-- И годовалому ребенку трудно делать первые шаги и его пугает сложность владения мышцами неокрепнувших еще ножек. Но он не думает об этом через год, когда начинает бегать, шалить и прыгать.
И виртуозу на рояле тоже трудно вначале и он пугается сложности пассажа. И танцору трудно на первых порах разбираться в сложных, запутанных па.
Что было бы, если бы им пришлось думать во время публичных выступлений о каждом движении мускула и производить их сознательно? Труд виртуоза и танцора оказался бы непосильным. Нельзя запомнить каждый удар пальца о клавиши на протяжении длинного фортепианного концерта. Нельзя сознательно сократить каждый мускул ног в течение всего балета.
По удачному выражению С. М. Волконского, "трудное должно стать привычным, привычное -- легким [а легкое -- красивым]". Для этого нужны неустанные систематические упражнения.
Вот почему виртуоз и танцор месяцами долбят один и тот же пассаж или па, пока они однажды и навсегда не войдут в их мускулы, пока усваиваемое не превратится в простую механическую привычку. После этого уже нет нужды думать о том, что было так трудно и что так долго не давалось вначале.
Покончив с одним сложным пассажем, проделывают то же и с остальными, пока привычка не завоюет всего целого.
При выработке техники актера и при восприятии "системы" происходит то же самое.
Во всей нашей работе также необходимы неустанные систематические упражнения, долбление, тренинг, муштра, терпение, время и вера, к которым я и призываю вас.
Слова "привычка -- вторая натура" ни в какой области не применимы так, как в нашем деле.
П_р_и_у_ч_е_н_н_о_с_т_ь настолько нам необходима, что я прошу для окончательного признания узаконить ее особым флажком с надписью: "В_н_у_т_р_е_н_н_я_я п_р_и_в_ы_ч_к_а и п_р_и_у_ч_е_н_н_о_с_т_ь".
Пусть его повесят на этой стене, там, где уже красуются другие элементы внутреннего сценического самочувствия.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 205; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!