ИЗ ХРОНИКИ КОНСТАНТИНА МАНАССИИ 1 страница
Подготовка текста М. А. Салминой, перевод и комментарии О. В. Творогова
ВСТУПЛЕНИЕ
Распространенным жанром древнерусской литературы являлись переведенные или составленные на Руси хроники и хронографы, в которых излагалась всемирная история: повествование о сотворении мира и библейских временах, о странах Востока, о походах Александра Македонского, история Рима и Византии; в поздних хрониках XVI—XVII вв. содержалось также изложение истории Руси и славянских государств.
Стихотворная хроника, написанная в XII в. византийским поэтом Константином Манасси (Манассией), была в XIV в. переведена на болгарский язык. Этот болгарский перевод не позднее начала XVI в. стал известен на Руси. Здесь он подвергся небольшой языковой правке (преимущественно орфографической) и был широко использован при составлении «Русского хронографа». Существовала и русская версия болгарского перевода «Хроники», которая дошла до нас в трех списках XVII в.
В данной публикации приводятся шесть фрагментов из этой версии «Хроники» (в переводе они обозначены римскими цифрами).
Первый фрагмент содержит рассказ о сотворении мира: скупой библейский рассказ (Книга Бытия, 1, 1) хронист пытается превратить в страстный панегирик красоте и богатству мироздания. Второй фрагмент содержнт рассказ о Троянской войне. Автор обращается к осведомленному читателю (каким и был византийский читатель XII в.), поэтому в ряде случаев он опускает важные сюжетные подробности, не называет имен персонажей или, напротив, упоминает того или иного героя без каких-либо пояснений. Эта глава «Хроники» была использована древнерусским книжником при составлении «Повести о создании и попленении Тройском...», вошедшей в состав «Русского хронографа» и переписывавшейся в сборниках (она издана в наст. изд., т. 8). Четыре остальных фрагмента повествуют о истории Византии. Хронист озабочен созданием увлекательного и динамичного повествования. Он весьма экспрессивен: то с восхищением, то с неприязнью оценивает поступки и характеры своих героев, демонстрирует свое литературное мастерство, прибегая к ярким сравнениям, широко употребляя неологизмы, созданные по архаичным моделям гомеровского эпоса, прибегает к реминисценциям из античной мифологии. Следует учитывать при этом, что характеристики, даваемые хронистом историческим деятелям, крайне субъективны и неточны. Его труд интересен не как исторический источник, а как широко известный и популярный на Руси литературный памятник, недаром стилю и манере изложения Манасси подражали русские писатели XVI—XVII вв.
|
|
|
Первый фрагмент из «Хроники» воспроизводится по списку СПбФИРИ, ф. 11, № 140, остальные четыре по списку РНБ, Софийское собр., № 1497. Исправления вносятся по фототипическому изданию (Летописта на Константин Манаси. София, 1963) болгарского перевода из библиотеки Ватикана (Slav, II), как наиболее близкому к протографу русских списков, а в первом фрагменте по Синодальному списку болгарского перевода (ГИМ, Синодальное собр., № 38), так как в Ватиканском списке этот текст отсутствует. При цитировании Ватиканского списка (из которого восполняются пропуски Софийского списка) при замене букв «юс большой» и «юс малый» буквами ю, у и а последние выставляются в соответствии с нормами древнерусской орфографии, игнорируя их смешение, характерное для среднеболгарской орфографии XIV в.
|
|
|
Текст «Хроники» весьма труден для понимания, поэтому при переводе на современный русский язык допускалась в необходимых случаях корректировка по греческому оригиналу. Для удобства читателей в переводе имена исторических лиц и мифологических персонажей приводятся в традиционной форме.
ОРИГИНАЛ
I
I
ЗАЧАЛО. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
НАЧАЛО. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Божие всесовершенное и мирожиждителное Слово небо безвездное приведе в началѣ, безчисленою добротою сияющи лучами божественными, и землю всепитателницу, и с ними свѣтъ. Земля же неукрашена и невидима бѣ, и тма належаще на тою плещу глубока. Свѣту же восиявшу и повсюду пролиявшусе, и свѣтлостию исполненому и свѣтозарну дню бывшу, явишася преже невидимая, и мрачная тьма прогна бысть сияниемъ свѣтлых луч. В сѣхъ убо претече первый днем.
|
|
|
Всесовершенное и мир созидающее божественное Слово сотворило вначале небо беззвездное, неизмеримой красотой сияющее лучами божественными, и землю, всех питающую, и с ними свет. Земля же была неукрашена и невидима, и тьма глубокая лежала на плечах ее. Когда же воссиял свет и разлился повсюду и настал день, полный света и светозарный, явилось прежде невидимое, и мрачная темнота была прогнана сиянием светлых лучей. Вот так прошел первый день.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Оку же восиявшу дне втораго, небо второе утверди премудре, егоже земный всекровен содѣлав покров, нарече твердь Богъ доброхудожный, паче первыя безвездныя, вторую, другу твердь. Тогда и вселѣтное естество водное и бездны разделив, ово убо горѣ к высоте недовидимый легцы вознесъ, ово же на земли оставль, постави по средѣ сихъ небо яко преграду и яко тверду стѣну. Зеница же убо захождаше дню второму, а третий паки восияваше.
|
|
|
Когда же засветилось око дня второго, второе небо создал Бог премудро, сделав его всей земли покровом, и нарек его твердью Бог преискусный: создал он вторую, другую твердь совершеннее первой, беззвездной. Тогда же и разлившуюся повсюду стихию водную и бездну разделив, часть ее вверх легко вознес, в высоту необозримую, а часть на земле оставил, воздвиг между ними небо, словно преграду и словно твердую стену. Зеница скрылась дня второго, а третий за ним воссиял.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
И паки художникъ всезиждитель премудрый и другимъ внимаше дѣломъ. И понеже убо проливашеся по земли всей елико от небесных вод остала бѣ вода и все лице ея покрываше езерьствие, все пролитие воедино совокупи внезапу, якоже нѣкто млека бела влагу сладкопролитну, яко да усырить и сырный кругъ сотворитъ. Отделившу же ся убо первие належащему, явися лице земленое, и красота восия каменю, и горамъ, и брегомъ глубокодолнимъ. От сего убо состав водный и моря нарече; сушное же естество, елико каменемъ составлено и елико толстобраздно, земли хитрецъ нарече Богъ вседѣтель. Премногую же свою силу являя, не восиявши еще зари исполина солнца, многоразличному повелѣ былию прозябнути, ово убо на сладость токмо красоту очима, ово же и живопытно и сущимъ на земли потребно. Тогда первие красотами земля украсися, паче отроковица младе внове уневещаемее, златоносящую и сияющую пестротами бисерными. Сияще яко благоуханный шипокъ. Якоже шар[1] многоразличный всюду смияшеся, белозрачная и всебагрена, червлена же инюду. Ово убо багрено паче шипокъ зрима бяху, ово же беляхуся сладце сияху. Бяше кринъ снѣгообразне, бяху агалиды. Иакинфъ восхождаше, бяше наркису доброта и все первоносие пролѣтных даров. Возращаху класы отягчени пшеницею. Бяше просо мудролиствино стеблиемъ колиблемъ. Добра вся и росна и доброты лучами богатящися и землю облагоухающи ростворенными благоуханми. Распростерта бѣ трава мякка, зеленящися и говедо кормящии, коня питающия и воловы росная пажить. Таковую красоту преиспещрена земля ношаше, таковою одеждою доброцветущее и добротканною одияна. Бяху и множество садовиямъ, прозебаху и древеса добролиственная и доброцветуща и овощноносная веия. Бяху и яблони доброрастныя, и свѣтлоплоднии стебле, маслены тукоточныя, и услажающия смокви, тополие толтостебленое, елие, дубие, брестие. Приложися никий тополеву вѣтръ листвие и сладокъ шепет творяше листвиемъ. Тако бѣ и чрешна добрая, и финикъ медовный, гроздная мати виноград, и состави лознии, гроздъ, месть точащии, растиша на лозахъ. Все совершенаплодна и пресовершена вся; ничтоже бо неодарованно и несовершено приведено бысть. В сих же убо заиде и свѣтъ дне третяго.
И снова искусный и премудрый созидатель всего к другим обратился делам. И так как разлилась по всей земле вода, оставшаяся после отделения небесных вод, и весь лик земной испещрен был озерами, все разлившееся собрал мгновенно вместе, словно бы некто — сладкую влагу молока белую, чтобы в сыр превратить ее и сделать сырный круг. Когда же отделилось то, что прежде покрывало землю, явился лик земной, и засверкали красотой своей камни, и горы, и склоны крутые долин. И с той поры собрание вод морем нарек, а сушу, все, что из камня сложено и что почвой покрыто, нарек землею премудрый Бог-всесоздатель. Великую же свою силу являя, еще когда не воссиял свет исполина солнца, разнообразнейшим травам повелел прорасти, одним лишь для услаждения очей красотою своей, другим же на пропитание живого и на нужды сущим на земле. Тогда впервые земля красотою украсилась, словно отроковица юная, вступившая в возраст невесты, вся в золоте и сверкающая переливающимся жемчугом. Сияла она, словно благоуханная роза. Словно разнообразие красок отовсюду смеялось белозрачное, и багровейшее, а там — червленое. Одно казалось алее розы, другое сияло чудесной белизной. Были лилии снегу подобны, виднелись ирисы. Гиацинт взошел, был прекрасен нарцисс и все первые дары весны. Поднимались колосья, отягченные зернами пшеницы. Колыхало стеблями просо темнолистое. Прекрасно было все, омытое росой и залитое благостными лучами и землю наполняющее разлитым повсюду благоуханием. Расстилалась трава, мягкая и зеленеющая и тельцов кормящая; коней и волов питали росистые луга. Такую многоцветную красоту земля на себе носила, в такую одежду яркоцветную и добротканную была она облечена. Повсюду в рощах произрастали деревья с пышной листвой и цветами, с ветвями, отягощенными плодами. Были и яблони густолистые со светлоплодными ветвями, маслины, источающие масло, и сладкие смоквы, тополя толстоствольные, ели, дубы и березы. Пробегал ветер по листве тополей и нежный шепот будил в листьях. Росли там и черешня прекрасная, и финик медовый, виноград, рождающий грозди: сила лоз растила на них грозди, истекающие соком. Все плоды были совершенством и все совершеннейшим было, ничего не осталось неодаренным и несовершенным. Тогда померк и свет дня третьего.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Восияваше же лице четвертаго дне, и паки дѣломъ начатокъ, и повелѣние зиждителево небу добровенчану звездами быти. Тогда звѣздное небо добротою просветися, яко одежда, бисериемъ обнизана, и златотканная риза, и яко тканица, украшенная сияющимъ камениемъ. Тогда первие восия зѣница дневная, великий исполин Солнце, иже живопитателный свѣтилникъ, источникъ свѣту неиздаемый, дом огня бездровнаго. Тогда первие начат свѣтити нощъ лунный белосвѣтлый и светоносный кругъ, скорообходный, и всесвѣтлый, и многоразличный, и совершенный. Тогда первие небо звѣзды великие доброокруглы виде предъспевающе другъ друга и украшающе его, яко цвѣтия юдолия.
Засиял лик четвертого дня, и снова делам начало, и повелено созидателем — небу быть звездами увенчану. Тогда звездное небо засияло красотой, словно одежда, жемчугом расшитая, и златотканая риза и словно ткань, украшенная сияющими камнями. Тогда впервые засияло око дневное, великий исполин Солнце, живопитательное светило, неисчерпаемый источник света, вместилище огня бездровного. Тогда впервые начал светить в ночи лунный белосветный и светоносный круг, быстро бегущий по небу, и пресветлый, разноликий, и совершенный по форме. Тогда впервые увидело небо звезды, огромные и круглые, соперничающие друг с другом и украшающие его, словно цветы долину.
ИМЕНА ЗВЕЗДЪ ВЕЛИКИХЪ
ИМЕНА ЗВЕЗД ВЕЛИКИХ
Крон бяше мудръ и оловен образомъ; блещашеся Завсе, яко сребро; Ар же пламенем зряшеся. Сияше Солнце, яко доброкоренно злато. Светяше же ся, яко касытер, кругъ Афродитин; яко мѣдь чермнозрачная, Ермие сияше;[2] свѣтло, яко иел, сиааше Луна. Сице одежда небесная преиспещрена зрима бѣ. Крон мудряшеся, яко акинфов зракъ; яко кринъ бѣлияшеся Завсе. Ар же яко огнь, яко щипокъ червленый Солнце сияше; яко бѣлоцвѣтная агалидо сияшеся Денница.[3] Яко свѣт чермнозрачнь, Ермие блещашеся. Наркис добролиственный являшеся Луна. Таковая нѣкая цвѣтная пестрота небо украшаше, таковая нѣкая належаше небесному лицу многоразлична и радостна и доброзрачная красота. И вертоград новосажден небо творяше, емуже вертоградарь Богъ, яко садовия же и отрасли, и яко цвѣтия многоразличная звѣздные светлости. Тогда первие Солнцу восиявшу и просветившуся, явльши же ся красотѣ небесней и добротѣ дневной, послужиша повелѣнию сотворшаго и преклонив свершеный день четвертый. Сице убо свершися яже о звездахъ и учинено бысть Солнце, звезда день здержащия, лунное же бревно просвещаше нощь.
Кронос был темен, видом подобен олову, сверкал Зевс, как серебро, Арей же виделся пламенным. Сияло Солнце, подобно чистому золоту. Светился оловянным блеском диск Афродиты, словно темная медь Гермес сиял, ярко, как кристалл, сияла Луна. Таким разноцветным виделось одеяние небесное. Кронос синевой напоминал гиацинт, подобно лилии белел Зевс, Арей же был словно огонь, как алая роза сияло Солнце, как белоцветный ирис сияла Денница. Словно огонек красный Гермес блестел. Нарциссом с прекрасными лепестками казалась Луна. Такая разноцветная пестрота украшала небо, таковой была лика небесного многообразная, и радостная, и доброзрачная красота. И саду новонасажденному уподобилось небо, в нем же садовник — Бог, словно сады и рощи, и цветы различные были светлые звезды. Тогда впервые Солнце засияло и засветило, явилась же красота небесная и красота дня, послужив повелению создателя, и склонился к концу день четвертый. Таковое свершено было со звездами и создано было Солнце — звезда, днем сияющая, лунное же око освещало ночь.
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Животное же ни едино живяше на земляных широтах, ни по водѣ пловущее, ни по суху ходящее, ниже по аеру летящее. Но всесвершеный Богъ водному естеству крѣпость вложив одушевленую и силу рождественную, живи души оттуле повелѣ произыти, яко из чрева внове зачатымъ младенцемъ болящаго и обременена рожествомъ свершена отрочате, яко сѣмя бо Божие повелѣния спадши, водоточныя струя творяше многоплодны. От сего простокрилнии птице аеропарнии, имѣяху свободно перо, на летании борзаа, и легцы возвышахуся к ширинамъ воздушнымъ, обтичюще пролития его тонкопролитная. Ово убо великокрилни и великобедри, и ключатаноктии, и яко стрѣлы нокте протяжуще, остри клюнове имуще паче ножев, имъже хотяше снѣдь мяса быти, и дружина быти на снидение плотемъ птицами владущи орел, ястребы суровоядцы, и всѣ, имъже и нѣстъ потребен огнь, плоть ядущимъ. От сего птица пѣснивыя и былия ядущия, малоперие и худотрупие; различно возглашаху дрозгове, славие, бригорие, синице, скворцы и всяко перо, селная былие обходящее и оттуду нетрудную снѣдь и красную збирающе. Тогда и звѣрие на земли явишася страшнии: львове частогривии, медвѣди, пардуси, тигры, кози стремозубые,[4] птищонозеи заецы, и пси острозубии, твердоперсий елифантинъ, и всяка птица, и всяко ползающее, елико в водах живет, и елико в мори, и в горах вкупе елико. Толиким же животными мокрую исполнив и сушу, еще же и нерукотканную одежду, аер, егоже божественых испрядоша перстъ тонкодѣлания, яко град твердонырен и простран распространив плотосниднымъ птицамъ и былия ядущимъ, дне соверши течения пятого.
Живое же ничто не обитало на шири земной, — ни в воде плавающее, ни по суше ходящее, ни по воздуху летающее. Но, исполненный всех совершенств, Бог наделил водную стихию способностью давать жизнь и силой рождать, повелел из нее выйти живым существам, как из чрева, носящего вновь зачатого младенца и ожидающего рождения отрока, и словно семя пало божественное повеление, и струи водоточные стали плодоносящими, И поэтому обрели способность к полету легкокрылые птицы, на летание быстрые и легко возносящиеся к небосводу, купаясь в легких воздушных струях. Одни — сильнокрылые, с могучими лапами и острыми когтями, которые они вонзали словно стрелы, с клювами острее, чем ножи, им же мясо служило пищею, и стаями слетались терзать плоть и птицами повелевающий орел, и ястребы-сыроядцы, и все, поедающие мясо, которым не потребен огонь. Есть еще и птицы певчие, кормящиеся травами, с маленькими крылышками и щуплые; по-своему поют дрозды, соловьи, жаворонки, синицы, скворцы и всякие пернатые, летающие по травам полевым и там без труда обретающие пищу. Тогда и звери страшные явились на земле: львы густогривые, медведи, пардусы, тигры, козлы большегубые, быстроногие зайцы, и псы острозубые, мощногрудый слон, и всякие птицы, всякие пресмыкающиеся, которые в воде живут и которые в море, и в горах. Такими животными воду морскую наполнив и сушу, а также и нерукотканную одежду — воздух, спряденный искусством божественных перстов, словно город крепкобашенный и обширный распростер Бог птицам хищным и злаками питающимся, и окончил течение дня пятого.
ДЕНЬ ШЕСТЫЙ
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Шестый же день паки облистоваше шипкозрачен, и вертоград добродревен Богъ насаждаше, не мотыками раскопав, ни рылми, ни разорав доброту прекрасные земля, ниже дланми насадителными, но словомъ единым. И древо всяко прозябаше доброплодно тамо, благовонно, добросѣнно, листвено, добровѣтвено и сладкоуханно. И кто убо доброту едемскую пред лицемъ представит? Ово бо стеблия садовиямь бѣху овощноноснымъ, ово же множество древес, благоуханнымъ и присноцветущих, ово медоточныя прозябаху овощия, ово же на красоту изращаху небесемъ точныя высотою древеса: елешия водами питаемая, и островерхое елие, превысокая тополия, и кипарисия, и брестия. Листвия сражахуся вкупе древняя, вѣия смешахуся и соединяхуся стеблия. Подобляхуся якоже самохотне древняя листвия пригренующася друг со другомъ сплетенми любезнейшими. Солнце восияваше и к садовию приближашеся, сметаше долу тихо листвие их кротко, елико же частина отверзашеся листвию. Восияваху шипкими доброты, и крином святяшеся бѣлость. Небодливии же и бес трении шипцы они, елико багро и белозрачно в нихъ, яко звѣзда луча испущающи сияющи от земля. Ово же земленое лице зеленяшеся травами, ово же мудрияшеся росокаплеными цвѣтовы и многоразличными доброзрачнии. Зефир тиходыходателнии подыховаше отвсюду, и цвѣтными вонями наполняше воздух. <...>
Шестой же день снова засиял, подобно розе, и сад дивных деревьев насадил Бог, ни мотыгами землю вскопав, ни лопатами не вспахав красоту прекрасной земли, ни дланями сеятеля засеяв, но одним только словом. И дерево всякое произрастало там доброплодно, благовонное, с красивой кроной и ветвями, источающее сладкий запах. И кто может представить себе красоту Эдема? Там стволы деревьев плодовых, там множество деревьев, благоуханных и вечно цветущих, там спеют вкуснейшие плоды, там, красуясь, растут, достигая небес, высокие деревья: платаны водолюбивые и островерхие ели, превысокие тополя, и кипарисы, и березы. Сливается вместе листва деревьев, сплетаются ветви и тянутся друг к другу стволы. И кажется, что листья деревьев по собственной воле обнимают друг друга, нежно сплетаясь. Солнце воссияло и, сады озаряя, осторожно и бережно сметало на землю листья, чтобы реже была густота тени от крон. Сияла красота роз, и светилась белизна лилий. Не кололись еще лишенные шипов эти розы и так алели и белели они, словно это звезды испускали лучи с земли. Где лицо земное зеленело травой, где темнело орошенными росой цветами и многоразличными красотами. И нежно веяли повсюду зефиры, подобные легкому дыханию, и наполняли воздух запахами цветов. <...>
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 252; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!