Кравченко Василиса Руслановна
«Просто и ясно» (2014г.)
Нам часто кажется, что в нашем окружении есть человек, который ведёт себя глупо и просто нелогично. И правда, есть такие люди, но их куда меньше, чем мы думаем. Часто нелогичных и глупых мы путаем с мудрыми и очень необычными людьми. У меня есть добрый знакомый, и он один из таких мудрых, которых считают дураками. Видимо, это внезапно сложившееся общественное мнение аргументированно тем, что он любит странные вещи и думает о том, о чём «нормальные» люди никогда бы не задумались.
Он любит касаться губами и кончиком языка горячих настольных ламп. Он думает, что я никогда не замечал его за этим занятием, как не замечают и другие. Однажды я спросил его, зачем он это делает, ведь он может обжечься. А он ответил просто и ясно: «Люди очень часто не замечают то, что кажется абсурдным и опасным, но зато банальные и будничные вещи замечают постоянно. Ссорятся, ругаются из-за них вместо того, чтобы помогать тем, кто вот-вот может попасть в беду из-за своего безрассудства. Ты заметил, что я могу причинить себе вред, ты спас меня, ты заметил, что в мире есть что-то кроме обыденности. Я хочу, чтобы это заметили и другие». После этого разговора мой приятель больше не касался губами и кончиком языка настольных ламп в моем присутствии. Но его губы по-прежнему были частенько обожжены. Видимо, он ждал, пока кто-нибудь ещё заметит эту его странную привычку и снова «спасёт его».
|
|
|
Мой знакомый знал, почему молчат рыбы. Я тоже знал, но мои познания были целиком и полностью взяты из учебника биологии и пары энциклопедий. Мой знакомый считал, что написанное в этих книгах – ложь. Когда я спросил его, почему же рыбы молчат, он ответил просто и ясно: «Они молчат из-за того, что у них нет ушей. Они не слышат голосов других существ, и не могут их воспроизводить». Я знал, что кто-то и когда-то говорил, что у рыб все же есть уши, только где-то внутри, и сказал об этом моему знакомому. На что он ответил просто и ясно: «Если ты когда-нибудь найдёшь говорящую рыбу с ушами, которые «находятся где-то внутри», я буду очень за тебя рад». После мы больше не говорили о рыбах, и я не искал ту самую, умеющую говорить.
Мой знакомый говорил, что умереть в этом мире можно даже боясь смерти и не подозревая о ней. Я удивился, сказав ему, что человек, боящийся смерти, будет стараться отсрочить ее всеми правдами и неправдами. А еще я сказал, что умереть, не подозревая о смерти, невозможно. Ведь перед концом обязательно появляются какие-то болевые ощущения, дискомфорт, да и просто какое-то странное и нехорошее предчувствие. На что он ответил мне просто и ясно: «Умереть можно множеством способов: от естественных причин до насилия со стороны, но самым эффективным из способов убийства являются человеческие слова. Ими можно перерезать горло, из них можно сплести веревку и затянуть ее на собственной шее, и даже лечь под них, как под поезд». После я начал следить за каждым сказанным мной словом, а мой знакомый замолчал навсегда. Но я почему-то уверен, что все, что он мог бы сказать в будущем, было бы произнесено просто и ясно.
|
|
|
Мазепина Екатерина Дмитриевна
«Тайна бабушки» (2014г.)
Глава 1
«Я – самый несчастный в мире человек!» - думала Вика.
На улице шел дождь, иногда обрывались с деревьев и пролетали мимо грязно-позолоченные листья, а она сидела в своей комнате и выводила на слегка запотевшем стекле какие-то одной ей известные иероглифы.
«Ну почему все, как назло, складывается против меня?» - она уже в сотый раз повторяла этот вопрос для малочисленной аудитории, коей являлись любимый кактус и кот Барсик, удобно расположившийся на Викиной тахте…
А, между тем, все складывалось не так уж плохо. Да и свое несчастье Вика явно преувеличивала. Все дело было в том, что на осенние каникулы ее отправляли «на деревню к бабушке». С бабушкой она виделась раз в год, а то и реже. Ведь обычно, когда родители ездили в деревню, Вика была занята либо подготовкой к очередной олимпиаде, либо конкурсами, либо еще чем-то, да она уж и не помнила чем, но всегда находились какие-то предлоги, мешавшие поездке в деревню.
|
|
|
А на этих каникулах ее одну отправляли к бабушке. Дело в том, что учебный год только начался, следовательно, не было причин не навестить бабулю. Опять же родители затеяли ремонт в одной из комнат, и, уверенные, что ребенок будет «болтаться под ногами», решили отправить ее в деревню. Вика была крайне недовольна. Во-первых, у ее подруги скоро День рождения. Во-вторых, двоюродная сестра приглашала ее в гости с ночевкой. В-третьих, погода портилась... Ну, и в- четвертых, у бабушки не было ни компьютера, ни Интернета.
Как ни пыталась возражать Вика, родители были непреклонны. А по сему, ей оставалось лишь повиноваться, собрать вещи и завтра утром на автобусе отправиться в заранее нелюбимую деревню Полянка…
Глава 2
- Девушка, Ваша остановка! – раздался над ухом голос старушки, пристально следившей за всеми пассажирами и озвучивавшей их выход. Вика открыла глаза, сонно посмотрела вокруг, пробурчала старушке что-то, отдаленно напоминающее «спасибо», и стала вытаскивать с верхней полки свой огромный, набитый всяким барахлом рюкзак.
|
|
|
Когда она вышла из автобуса, то увидела, что на остановке ее ждет бабушка. Вика была этому рада: хотя бы не придется одной искать дорогу. Бабушка помогла внучке вытащить из автобуса вещи, и они не спеша побрели в сторону небольших одноэтажных домиков…
Прошла неделя… Вернее сказать, она пролетела. У бабушки оказалось совсем не скучно, а о любимом Интернете Вика вспомнила только в день отъезда. За это время бабушка научила ее колоть дрова, топить печку, вязать и готовить самые вкусные в мире щи. И даже бабушкин дом, казавшийся в первые дни таким неуютным и чужим, под конец недели посветлел, потеплел. «Видно, принял он тебя!» - сказала как-то бабушка. Однако Вика не придала значения этим словам. «Как же дом может принять или не принять, он же не живой…» - подумала девочка, но вслух ничего не сказала.
Уезжая, Вика хотела вновь встретиться с бабушкой и как можно скорее. Она и не подозревала, что встреча наступит так скоро…
Глава 3
Был конец ноября. И соответствующая этому времени погода – холодно, дождливо и пасмурно. Настроение абсолютно не подавало признаков жизни, уроков задавали немерено, контрольные были каждый день, полкласса ушло на больничный. В общем, осень не радовала.
Казалось бы, что же ещё могло ее омрачить? Однако неожиданно родители сказали, что едут за бабушкой, так как она приболела и неважно себя чувствует.
Вике совсем не хотелось, чтобы бабушка болела, но она обрадовалась её приезду, потому что соскучилась. Бабушке становилось всё хуже, и мама отвезла её в больницу. Вика каждый день после школы навещала её, пыталась подбодрить, говорила о скором выздоровлении. Но бабушка уже не была ни в чем уверена, она написала даже завещание, по которому дом после её смерти отходил Викиной маме. И все-таки как Викины родители с врачами ни старались, эта зима оказалась для бабушки последней…
Как-то за грустными хлопотами незаметно прошла зима. Наступила весна. Вика с родителями приехали в деревню, чтобы осмотреть Дом и подготовить его для продажи. Дом, казалось, почувствовал уход из жизни свой хозяйки: крыша местами протекала, пол кое-где поскрипывал, а окна, затянутые паутиной, как-то уныло смотрели на мир. После того как Вика прибрала комнаты, папа залатал крышу, а мама вымыла окна, Дом стал выглядеть поновее. Еще он, видимо, узнал Вику и, как сказала бабушка еще осенью, «принял ее».
Девочке здесь очень понравилось, но ее родители не хотели держать этот Дом, несмотря на его неплохое состояние. Делать было нечего, к тому же, объявление было уже дано. Через неделю стали приходить люди, чтобы осмотреть дом перед возможной покупкой. Однако все уезжали ни с чем. Кому-то не нравилась печь, кто-то хотел бы дачу поближе к водоему, а кому-то вообще не нравилась атмосфера внутри дома.
Казалось, сам Дом не хотел переходить к другим хозяевам и нарочно «строил им козни». Первая об этом догадалась Вика. Пожалуй, только сейчас она поняла слова бабушки. Дом и вправду жил, он все понимал, все чувствовал и, как мог, высказывал свое мнение.
После доброго десятка неудачных попыток продать Дом Вика решила поговорить с родителями и попросить оставить его в качестве дачи. «Ухаживать» за ним девочка уже умела. Казалось, бабушка специально учила ее этому на каникулах. И родители, отчаявшись продать Дом, согласились.
Появлению дачи в Викиной семье обрадовались все, даже, казалось, само жилище. Пауки перестали оплетать сеткой окна и углы, крыша больше не текла, а половицы больше не скрипели, а лишь дружелюбно поскрипывали, приветствуя входящих. Весь Дом преобразился. Казалось, он даже помолодел, радуясь приходу новой хозяйки. Так и стали жить. Викина семья полюбила свой Домик, а Домик радушно принимал у себя гостей в любое время года.
***
Вот и верьте после этого, что нас окружают неживые предметы…
Мосин Кирилл Николаевич
«Танец» (2014)
Глаза. Ресницы. Под вуалью пряди
твой взгляд. Прикосновенье рук и плеч
изгиб. Как белое перо в тетради
ты движешься промеж разлук и встреч,
образовавшихся меж нами ради
того, чтоб смежные тела облечь
в нежнейший саван. Ты огонь, вода,
четыре элемента в воплощенье
движения фигуры и сращенье
десятка пальцев, раз и навсегда.
Начинкин Олег Константинович
«В могучей слабости» (2014)
"... - но ведь он поэт, стало быть, не далек от сумасшедшего"
(префект из произведения "Украденное письмо" Эдгар Аллан По)
"Я убил её..." - ужас правдивости этих слов бросал меня в дрожь... в полу истерии, с трясущимися руками сидел я теперь под величавым дубом где-то в лесу. Вокруг ничего не было слышно, кроме шума листвы деревьев, которых качал ветер... "Я убил её..." - снова и снова произносил я полушепотом пытаясь признать, осознать, свыкнуться и принять эту ужасающую правду. На мгновение, наконец, придя в себя, - я достал с кармана свои любимые карманные часы - они остановились на без четверти одиннадцати ночи... Ужас, снова нахлынул на меня, ведь первая мысль об остановке часов сопоставила с остановкой сердца моей любимой, обожаемой, несравненной...
Я видел свое отражение в стекле часов, бледнющий - как смерть, испуган до мозга костей, и неспособный что-либо осознать - истеричен... слишком истеричен, хотя то, что я взялся описывать свое болезненное состояние - уже говорило о том, что разум мой начал приносить мне нотки сознания. "Успокойся..." - призывал я самого себя, но мотивации для этого было явно недостаточно... я хотел бежать, дальше и дальше, не останавливаясь, бежать пока не упаду без сил, без дыхания, без чувств... без чувств...
Но не убежишь от самого себя, от гнетущей тебя и приводящей в маразм мысли о чудовищном злодействе, что допустили эти руки... эти руки, что так долго не поднимали ничего тяжелее ручки или чашки кофе. А этот разум! Как он мог совершить такое попустительство, вольность и мракобесие? Как он мог так злостно покинуть и оставить самой себе на дела мою бедную душу?..
«Да! Всё стихи, все они, проклятые…» - подумал я, - «всё в них, весь бред, весь стыд и все дьявольские помыслы… они её убили, убили мою любовь…». Ведь я писал и писал их без устали, творя все новые и новые "шедевры", гоняясь за пресловутой славой и не менее боязливым - вдохновением. Я снова и снова продавал свою душу дьяволу за пару новых строк, я увлекал себя игрой в любовь, иллюзией, мнимостью и какой-то романтической фантазией… Я изображал чувства, чтоб описать любимую забаву читателя: о любви нелюбимого и любви нелюбимой.
Я помню, как однажды окончив учебное заведение, зажил по-настоящему широко, свободно, счастливо!... Достопочтенная, моя обольстительная В.В. согласилась стать моей женой, и все было как у людей. Дом, хотя за него я и был весь в кредитах, любимая жена, о которой я мечтал столько лет и работа, которую мне дал один мой приятель весьма почтительная в нашем городке. Иначе говоря, счастье просто должно было, нет, обязано было поселиться в моей душе и заменить все, что до того терзало последнюю... Казалось, свет должен одолеть нетерпимую тягу к писанине, погасить огонь тщеславия, заглушить нетрезвость гнусной и подлой душонки, но я ошибался… ох, как я ошибался…
Тут меня снова бросило в жар, я встал, начал ходить кругами вокруг дуба. Меня, очевидно, потряхивала сама атмосфера, само понимание самого себя, осознание своих действий ужасало меня своей действительностью... Я вновь почувствовал в себе силы и побежал... по лесу, не зная куда, без смысла, направления, пути, тропинок... я просто бежал... по моим щекам текли слезы, сердце бьющееся все чаще, казалось, вот-вот выпрыгнет из моей груди... час, два, три - не знаю на сколько меня хватило, ибо я не мог ориентироваться во-времени, но заметил, что солнце, когда я наконец остановился, уже совсем скрылось за линию горизонта, и больше ничего не было видно. Наступила непроглядная тьма...
Я изрядно износил свои кроссовки, что один из них порвался на пятке, и бежать дальше стало не комфортно, да и я ощутимо подустал. Добежав до лежащей на земле осины, я снова остановился, сел на лежавшее дерево и горько, и неудержимо заплакал...
Снова и снова, уходя в прошлое, я проклинал этот вечер, проклинал эту ночь... я жаждал всем своим нутром вернуть время назад, но не мог сделать уже ничего... ни-че-го... И снова, вместе с понесшимися слезами и добавившемся довольно сильном насморке на меня нахлынули воспоминания... Она, моя В.В., её тонкие нежно-розовые губы, длинные косы, темно-зеленые глаза, её румяные щеки, маленькая милая ручка... она обнимала меня улыбаясь, когда я снова... снова и снова, сидел на стуле пустив в ход все мое воображение, творя эти злобные строфы, стишки... я писал о ней, о ней, посвящая ей строчку за строчкой. Лист за листом, отдавал я ей первой на прочтение, каждый при том, подписывая своей размашистой подписью, будто отдавал творения не жене, а какому-то знатному критику или обезумевшему поклоннику.
"Я погубил её... я... я..." - снова, вновь приходило мне на ум это ужасное бесчинство... бешенство, остервенение завладело мной безгранично... я бил кулаками все, что попадалось мне под руки, разбивая последние в кровь и рыдая, искренне рыдая... А когда, наконец, я немного успокоился – осмотрелся, как мог, обойдя все вокруг осины, место под которой я выбрал для своего ночлега.
Забрел я, очевидно, в очень глухое место... где давно не ступала нога человека, все вокруг обременяло густыми, бледными, труднопроходимыми зарослями. Сломанных веток практически не было, атмосфера ночного леса навевала некоторую тревогу своим гробовым безмолвием... но эта тревога была для меня малозаметной в сравнении с вновь и вновь тревожащими меня эмоциями моего сегодняшнего вечернего происшествия. Моей вольности и попустительства рассудка, и сущего безумия души.
Собравшись с мыслями в очередной раз, я залез в свою сумку, которую захватил с собой, суматошно бежав из дому... изучив досконально все содержимое я осознал, что ни воды, ни еды у меня нет, только лишь куча барахла, никому ненужного... и, вытряхнув все содержимое на мох я обнаружил три черных гелиевых ручки, тетрадь в клеточку, на коей я и пишу все это, парочка стикеров, пачка сигарет (хотя, я права, не курю...) по-видимому, она осталась с тех времен, когда я покупал сигареты своему приятелю и очевидно, я забыл тогда ему их отдать. В маленьком левом кармашке, очень кстати, я обнаружил зажигалку, что хранил у себя в сумке лет 5 уже ("на всякий случай" - как объяснял я тогда себе) и все это навело меня на мысль - покурить, хоть раз-то в жизни.
Но сигареты не пришлись мне по вкусу, хотя и на минуту отвлекли меня от моего болезненного состояния... Но тем не менее, - решительно не понимаю, как и за что их так обожает мой отец... Но я отвлекся, в сумке, я также обнаружил визитницу - наполовину пустую и зажим с суммой в 1300 рублей, а в самом глубоком кармане все свои документы, что я всегда носил с собой... Меня не мог сильно радовать перечень найденного мной, но все это внушало немного оптимизма...
Поначалу я подумал о разведении костра, но потом мне показалось, что и так не холодно, на дворе все-таки стояло лето... Согретый этой дурной мыслью я улегся спать, беспечно отдавшись завтрашнему дню, в котором, как я считал, этот кошмар, если не закончится, то хотя бы прояснится.
Но, к моему сожалению, не прошло и пяти минут, как меня разбудил вой волка... Нет, каюсь, может прошло и больше, но ни звезд, ни луны еще не было видно, только мрак леса окружал меня и веял какую-то беспрестанную злобу. В эту минуту мне начал охватывать озноб... я же ждал... ждал, жаждал рассвета, как искупления, как казни, но до него очевидно, еще было очень далеко. Я снова и снова слышал протяжный гул, вой, то и дело, как мне казалось, приближался ко мне... в страхе и ожидании неминуемой смерти я закрыл глаза и вновь... передо мной открылась ужасная картина, где моя обожаемая жена лежала мертвой на полу в луже крови... "Я убил её..." - снова прошептал мне внутренний голос...
Я в неописуемом страхе выполз из-под дерева, чтобы доказать самому себе, что я здесь один, что вокруг – никого. Пытаясь хоть на минуту отвлечься от кромешного ужаса, я начал вспоминать себя совсем юным, себя лет восемнадцати, когда мною только начал овладевать недуг, который я назову «поэзия»... Я написал первое стихотворение в 18 лет, а после… а после я год купался в собственном характере, побужденный истинной графоманией я писал и писал с такой чистотой и усидчивостью, что друзья мои и родня в слух позволяли себе называть меня гением современной поэзии, хотя, по правде сказать, качество моих стишком оставляло желать лучшего. В университете я писал огромнейшему числу девушек, их невозможно было перечесть, из-за чего участились мои ссоры с молодыми людьми и даже ссора с лучшим другом, также из-за девушки и моего несправедливо завышенного внимания к ней. Несколько раз я был жестоко избит за свои стишки до полусмерти, но мания, азарт этого занятия, захвативший меня, не утихал ни на мгновение... Одной из таких муз и стала моя обожаемая В.В... хотя, каюсь, она производила на меня какое-то особое впечатление и в сравнении с остальными была в лучшем свете для меня и всегда - предпочтительнее.
Спустя годы именно её я вытащу в Свет после разлуки с её молодым человеком, я помогу ей, за что она осчастливит меня на долгих пять лет... пять лет... пять лет её мучения, на самом деле. Она слишком великодушна, чтоб играть чужим сердцем и не способна на обман или самообман, потому, когда я женился на своей любви, я уже знал, что она поступает так из благодарности за долгие годы моей поддержки и заботы. Я пытался подарить ей счастье, пытался...
Опомнившись вновь, и понимая, всю отчаянность текущей ситуации я снова забился в свою нору под осиной, попытался уснуть, но снова и снова мне это не удавалось. Ветер завывал все крепче, тьма казалось, кружила надо мной, и сам воздух был пропитан запахом смерти. Перед глазами представала последняя счастливая секунда моей жизни, когда я обнимал мою нежную, обольстительную, обожаемую В.В.... тогда я снова в очередной раз преподнес ей свое стихотворение (со своей длиннющей подписью), напоминавшее и мнящее отголоски о её прошлом молодом человеке.
Я помню, как сильно тогда изменилась она в лице, как нахмурилась, погрустнела и покинула меня с листком в руке, уйдя на кухню. Спустя пару мгновений я снова обнимал её, теперь леденящее тело... её темно-зеленые глаза - тускнели, густые ресницы - опускались ниже, губы - бледнели... И мне вдруг становилось снова очевидно, где хранится любовь моей В.В.. Я снова становился героем своего творения, автором «без пера», которого переполняли эмоции. И какое же неописуемое трепетание завладело мной, как я начал дрожать от нестерпимой ненависти, «я жизнь ей отдал, а она… не со мной… не моя…» - пронеслось тогда в моей голове. Я не помню, как схватил нож, что лежал на столе, как моя ярость так сорвала меня с цепи, но я нанес этот удар, прямо в сердце... Дальше все было будто в тумане - я схватил сумку и вылетел из дома, не заперев дверь, убежав, куда глаза глядят... Через двор в лес, не зная куда, без смысла, направления, пути, тропинок... я просто бежал... И вот я здесь...
Тут мои размышления прервал хруст веток, ветер засвирепствовал и я явственно ощутил недостаток тепла и начал замерзать... «Это дух смерти пришел за мой…» -пронеслось у меня в голове. Попытка развести огонь с подручных средств не возымела успеха. Во-первых, в лесу было слишком сыро, а во-вторых, мне было жалко бумаги, на которой я принялся писать этот рассказ... И мне вечно казалось, что мне не хватит этой тетради, отчего я начал мельчить в почерке, хотя это делать было непросто ввиду моей привычки не экономить бумаги и легким дрожанием моих рук.
Я боялся высунуться из своей норы. Я жаждал смерти как освобождения, как кары, и в то же время – я боялся её до ужаса. Самолюбие не давало мне сил и держало под осиной... час, два - не знаю! Да и не важно, все равно это время казалось мне вечностью, но судя по тому, что я успел написать так много - здесь я провел немало времени и скоро должен быть рассвет...
Собравшись с мыслями, я все таки вышел из норы, на небе светились звезды, луна - полная, бледная, была прямо надо мной. Я смотрел на нее, пытаясь окончательно освободиться от разума, тронуться умом, чтобы я снова сумел оправдать себя в своих же собственных глазах, но ничего не выходило. Я то и дело отвлекался на пугающие звуки вокруг... я ждал... ждал, жаждал рассвета или чудовища, искупления или казни… В то же время боялся и того и другого до ужаса.
И вот тогда мне показалось - я видел взгляд волка, этой бродячей собаки... Вот сейчас, вижу, взгляд убийцы, за тем огромным дубом... И он показался мне до боли знакомым - я снова, в последний раз посмотрел в свои любимые карманные часы и увидел там точно те же глаза, тот же взгляд в отражении на стекле… Подняв глаза снова и закружив головой я судорожно и молчаливо начал вновь искать эти глаза, я смотрю вокруг – и не нахожу их, но я отчетливо чувствую на себе его взгляд, взгляд моего палача... дрожу от каждого шелеста, но молю, проклинаю... и жажду последнего вздоха… жажду моего спасителя… и мне кажется, он где-то рядом, он меня видит... - он здесь...
Полозаева Ольга Викторовна
«Сиреневые отблески» (2014)
- Любовь. Ненависть. Беспокойство. Влюблённость. Гнев. Злость. Страх. Скука. Радость. Счастье. Душевные терзания. Уверенность. Неопределённость. Презрение. Боль. Угнетение. Вина. Удивление. Обида. Забота. Оскорбление. Нежность. Привязанность. Влюблённость. Страсть. Чувство прекрасного…
- Сколько красок. Сколько эмоций. Какое разнообразие чувств каждый из нас переживает ежедневно и ежесекундно. Но все они меркнут и уходят в никуда, когда вдруг остаёшься один на один с собой, со своими мыслями и размышлениями, на целую вечность…
- Я думал об этом уже сотни раз. И мысль эта потеряла всякий смысл. Остались только апатия, безразличие, пофигизм. Давняя история больше не волнует и не беспокоит, как тогда. В самый первый момент. Там всё случилось так внезапно…
- Обычный рабочий день обычного офисного сотрудника. Я сидел на работе, болтая с Яшкой, – коллегой и другом детства, – вертел в руках ручку и собирался пить кофе. Но в следующее мгновение послышался далёкий гул взрыва, за ним пришёл гул сирены, пожарная тревога, сиреневое сияние вокруг кресел сотрудников. Сквозь цветную пелену я видел, как вжался в кресло и исчез Яшка. Услышал, как вскрикнула и уселась в кресло Марина – секретарь Ивана Владимировича – нашего шефа. А потом была темнота. Она опустилась так резко и неожиданно, что я вскрикнул. Но так и не услышал собственного голоса. Тела я тоже не чувствовал. Не мог определить, где руки, где ноги и есть ли они вообще. Поначалу терпел. Потом начал орать, пытаться двигаться, сделать хоть что-то. Ничего не вышло. Были только мысли. Их одних я слышал, чувствовал, ощущал. Система Телепортации В Будущее – СТВБ – сработала безотказно…
- В самом начале моей работы в офисе, лет пять назад, к Ивану Владимировичу пришли какие-то серьёзные люди с красно-фиолетовыми корочками. Я видел, как беспокойно поглядывала на них Марина. Её выгнали из секретарского закутка в общий зал, чтобы наверняка не слышала разговора. А потом они ушли. И шеф объявил, что зарплата в этом месяце будет в минимальном размере. Каждому из нас поставят СТВБ и в случае срабатывания сирены, все должны быть на своих местах...
- На следующий день пришли монтажники. Они долго плевались, устанавливая и настраивая СТВБ поколения 2. Помню, как встретил среди них своего знакомого – Стаську. Он тогда отвёл меня в сторону и шепнул: «Начальник-то ваш – жмот. Самую дешёвую систему заказал. Самую нестабильную. Четвёртое поколение в сотню раз мягче переносит, а стоит-то всего в полтора раза дороже. Кстати, себе ваш шев такую и поставил. Валил бы ты с этой работы. Случись что, замучаешься вусмерть раньше, чем перенесёт куда-то. Если вообще живым останешься». Я пригласил его вечером в ресторан, где собрал всех, кому желал добра. Мы долго обсуждали случившееся, перспективы будущего и политики. Стаська утверждал, что они настроили систему максимально правильно, но окончательной гарантии не давал никому. Людей охватило волнение, страх и неопределённость. Но решили, что пока ещё рано делать поспешных выводов. Обстановка спокойная и можно не торопиться с новым местом работы…
- Мы ошиблись. Я понял это сразу, как только оказался в темноте. Проклинал себя. Проклинал шефа. Проклинал Стаську. Проклинал тех серьёзных людей с красно-фиолетовыми корочками. Больше некого. Меня грыз страх. Я больше никогда не увижу жену, дочь и маму. Больше никогда не выпью кофе с Яшкой. Больше никогда не услышу нервный смех Марины. Больше никогда… Страшно. Меня нет. Я застрял в вечности. Могу только думать. Думать и паниковать. Но это ни к чему не приводит. Меня просто стёрли. Заперли где-то в параллельном пространстве, через которое проходит СТВБ. Я исчез. Исчез, как Яшка. Исчез навсегда… Но теперь мне это безразлично…
- Степан Фёдорович? – Удивлённый и обрадованный голос Марины…
- После темноты наступило буйство красок. Вначале казалось, что меня выбросило в пустыне. Потом я оказывался в лесу, в поле, в море, снова в лесу, в офисе, дома, в парке. Иногда казалось, что я могу шевелиться, ходить, чувствую прикосновение летнего ветерка. Слышал я и голоса…
- Стёп, очнись. Мы на месте. – В голосе Яшки читалось беспокойство…
- Где-то я был один, где-то с друзьями, где-то с семьёй, где-то среди незнакомцев и даже инопланетян и животных. А потом я осознал, что всё это миражи. Плод моих фантазий и игр мозга. Значит, мозг у меня остался. Только мозг. Только мысли. И я подчиняюсь тому, чему хочу подчиняться. И вижу то, что хочу видеть…
- Стёпа. Очнись! – Яшка был так близко…
- Я не знаю, сколько прошло времени. Времени не было вообще. Всё вокруг залилось сиреневым цветом. Вначале он был ровный, нежный и мягкий. Потом добавились вкрапления светлых и тёмных тонов. Вскоре я уже отличал фиолетовые прожилки, голубые неправильные круги и насыщенно синие кривые. За ними появились жёлтый, зелёный, красный, белый. Цвета множились и нарастали, заставляя играть сиреневый фон множеством незабываемых отблесков…
- Степан Фёдорович! Пожалуйста. Пожалуйста. Откройте глаза. – Кажется, Марина плачет…
- Стёпка. Не дури. – Голос друга очевидно дрогнул…
- Мне так понравилось любоваться этими отблесками, выискивать новые цвета, пытаться их описать, придать каждому форму, что ни о чём другом и думать не мог…
- Степан? Слава Богу. Минус один. Он жив? – Иван Владимирович как всегда наигранно беспокоится о других…
- Похоже, жив, но в себя не приходит. Да, перестань ты реветь! – В голосе Яшки заиграли презрение и забота…
- Как же давно я не слышал голоса своих друзей, знакомых, голос шефа, голос жены, звонкий смех дочки, ворчание матери. Я уже почти забыл, кто они, как выглядят и как говорят…
- Очень плохо. Приведите его в чувство и немедленно. А ты перестань реветь! – Отдавать приказы шефу нравилось всегда…
- «Слушаюсь и повинуюсь». – Съёрничал Яшка. – Сам возьми и попробуй. Мы тут ничего сделать не в состоянии. И в этом виноват ты…
- Яшка разошёлся не на шутку. Наверное, он повёл бы себя именно так, если бы я не очнулся, но был. Всё это плод фантазий. Как и многое другое до того. Как же я скучаю по миру. Миру, где есть люди, ветер, вода, моё тело…
- Не хами! Ты всё ещё в моём распоряжении. И именно благодаря мне сейчас стоишь тут. – Шеф явно раздражён. И не мудрено…
- Что за спор? Ммм. Стёпка? Ты шивой? – Вечно жующий и вмешивающийся во всё Олег и теперь не изменяет своим привычкам…
- Он дышит. – Голос Марины, звучащий сквозь слёзы, трогал до глубины души…
- Сейчас бы подойти к ней, ущипнуть за длинноватый нос и сказать: «О, он здесь. А мне показалось, на вешалке». Это работало всегда и безотказно. И не только на Марине. Я терпеть не мог женских слёз.
- Ты сказал? Стёпа! Миленький! – Кажется, Марина навалилась на меня всем телом и нежно обняла за шею. Интересно, Яшка не ревнует? Они же, вроде, встречались…
- Эй, кто-нибудь, Данька вернулся! – Далёкий голос нашего завхоза – Леонида Петровича…
- Теперь все. – Шеф немногозамялся. – Почти все. Дотормошите его. – Послышались удаляющиеся твёрдые и решительные шаги…
- Да, уж без тебя разберёмся. – Яшка ещё был раздражён. – Отлипни. Дай, я попробую. – Нежность нельзя прикрыть ни чем…
- Кажется, плечо стало сыроватым. Тяжесть, которую я чувствовал в последние мгновения, исчезла. Вроде бы лёгкий, но холодный ветерок сбил прядку волос, и она упала на веки. Надо её убрать, а то будет колоться. Давно уже надо было подстричься, да всё лень…
- Так дешшать. Тфигайся, Стёпа. Ты шифой. А мы настояшшие. – Каким же забавным кажется голос Олега, когда он что-нибудь ест...
- Интересно, что на этот раз? Да. Тушёнка. Я чувствую её запах. «Дай и мне немного. А то всё ешь и ешь, смущаешь голодных трудоголиков».
- А я не смущаю. Хошь, иди и возьми себе. Там ешшо мноко. – Словно бы услышал мои слова…
- Погоди. Говорить он научился. Судя по всему, чувствует запахи, слышит. Надо заставить его открыть глаза и пошевелиться. – Голос Яшки был рассудительный и деловой, как у начальства. Сколько же раз он меня этим веселил…
- Думаешь, он тоже не понимает, что всё кончилось, и не видит смысла шевелиться? – Прозрение! Какая же наивность – наша Марина. Если не по характеру, то по голосу точно…
- На веки опустились холодные грубые пальцы. Они слегка скользнули к ресницам, зацепились за их основание ногтями и осторожно дёрнули веки вверх... Хлынул свет. Я дёрнул головой, чтобы высвободиться и зажмурить глаза. Во всём теле отразилась боль онемения, рука соскочила с чего-то мягкого и прикоснулась к холодному металлу, по ноге скатилось что-то лёгкое и с глухим стуком упало на землю. Глаза слезились. Онемевшая моя рука, лежащая до того на колене, потёрла один, потом другой. Неудобно…
- Ну же! Давай! Подъём! – Яшка явно взял меня за шиворот и стал тормошить, потому как онемевшая шея болью возвестила о движениях головы…
- Может, не надо так? Сильно. – Марина беспокоится. И голос её такой милый от этого…
- Погоди. Пусть трясёт. Его тоже так трясли и ничего. – Неужели Олег перестал жевать? А, нет. Показалось…
- Ещё чуть-чуть и моя голова отвалится. Надо это прекращать. Я попытался остановить голову. Открыл глаза и проморгался. Передо мной висел чёрный бант на синей рубашке, явно принадлежащий Яшке…
- Ты что творишь? – Мой голос звучит как-то хрипло и неуверенно. Я поднял глаза и взглянул в лицо другу. Он был взволнован. Не видел его таким с момента первых свиданий с секретаршей…
- А ты что творишь? Тебе так сложно очнуться, офисный планктон? – Говорил точно Яшка. И обращался ко мне…
- А ты?.. Настоящий? – Во мне росло возбуждение. Я чувствовал, как всем телом дрожу. Яшка отпустил меня. Он явно слышал мой голос. Явно видел меня. А рядом стояли Марина и Олег. Я со страхом опустил голову вниз. Там было моё тело. Туловище, ноги крест на крест, руки. А подо мной моё же офисное кресло. Царапина на покрашенной металлической части, его точно отличало от других. Уж больно фигурная и преднамеренная…
- С возвращением, Друг! – Яшка протянул мне руку. Я поворочал ещё немеющей рукой и протянул свою. Рукопожатие было приятным ощущением…
- С возвращением! – Марина тихонечко прикоснулась тёплыми губами к моей щеке. Никогда ещё не видел и не чувствовал такого. Особенно порадовал ревнивый взгляд Яшки.
- Вот ты и с нами! – Олег обтёр руку о штанину и протянул для рукопожатия. Я с удовольствием вдохнул заманчивый запах еды, принесённый от него ветром…
- Вокруг было много кресел, образовывающих ровные ряды. Однако возле них копились лишь небольшие групки людей. Жующих тушёнку, болтающих, тормошащих друг друга живых людей. Кто-то плакал. Кто-то пытался приободрить. Кто-то смеялся и чуть ли не прыгал от счастья. Кто-то спал. Или мне показалось, что спал. Но больше всего народа было в двух противоположных концах отгороженного участка. Что там было такого интересного, разглядеть за спинами не удавалось. Да, и далеко. Отгороженный лентами участок находился на поляне, окружённой могучими берёзами и низенькими рябинами. Деревья росли не слишком густо, поэтому можно было увидеть соседнее поле, тоже усыпанное креслами и огороженное лентами. Вокруг, кажется, царила весна. Деревья только распустились, а трава едва проклюнулась из земли, но было тепло. Лишь холодил ветерок, налетавший в след падающему на горизонт солнцу…
- Голоден, наверняка? Пошли со мной. – Яшка взял меня за руку. – Только осторожно. С непривычки первые шаги могут быть трудноваты. – Действительно, непросто вновь встать и идти. Ноги всё ещё немели…
- Ой, осторожнее. – Марина прицепилась к свободной руке Яшки, став противовесом…
- Шеф… - Констатировал неизбежное Олег. – Сколько радости-то. – В его голосе я уловил усмешку…
- Степан? Очень рад, что ты с нами. – Иван Владимирович протянул ему руку. – Покажите ему всё. У Леонида уже времени на всех не хватает. Да, что там ещё? – Мы обернулись на вскрики справа. Кажется, кто-то упал в обморок. Шеф поспешил туда, разбираться…
- Что там? – С замиранием сердца спросил я Яшку, указывая направо…
- А, Статист. Помнишь инструктаж? А там, - друг указал на лево, - Кормилец. – Инструктаж я помню. «Статист» - устройство-маяк, оповещающее всю округу о нашем присутствии, а по совместительству – сборщик информации обо всех и каждом. Можно подойти, назвать себя и узнать, нашлись ли и где твои родные и знакомые. Все установленные где-либо «Статисты» общаются между собой и вызывают помощь властей. А «Кормилец» - это обычный склад продовольствия, медикаментов и ещё всяких походных вещей и мелочей типа пледа, фонариков и свистков…
- Ты уже был у Статиста? – Ответ я понял сразу. Лицо Яшки явно было смущённым…
- Я замёрзла. Займу нам очередь за пледами? – Марина явно хотела оставить друзей наедине…
- Да, я с тобой. Может, у них и тёплые носки есть. Надо выспросить. – Олег поддержал инициативу девушки. Яшка благодарно кивнул…
- Не был… Ждал тебя. А то как-то несправедливо бы вышло: я знаю о своих, а ты – нет! – Друг слишком усердствовал, убеждая больше себя…
- Страшно? – Я спросил серьёзно. Спокойно. Ни на что не намекая…
- Есть немного. – Признался он…
- Мне тоже. – Не хотелось оставлять всё на плохой ноте. – Но я дико голоден. Тут вообще кормят? – Я нарочито бодро пошёл в сторону Кормильца и встал в крайнюю очередь…
- Интересно, Зенит выиграл у Динамо? – Вдруг спросил Яша…
- А что? Никто не знает? – Я спросил так по привычке. А самому стало вдруг до жути интересно, есть ли вокруг мир вообще? Есть ли футболисты? Есть ли стадионы? Магазины? Дом…
- Новостные подшивки привезут только через три часа. – Друг с явным трудом посмотрен на наручные часы. – Тебе ещё нужно подвести свои под местное время. К слову, на дворе 3178-ой и 4 часа вечера. Добро пожаловать в будущее. – Хлопок по плечу явно должен был вывести меня из ступора…
- Офигеть. – Только и вырвалось. Это ж если я родился в 3000-ом году, то мне сейчас уже 178 лет! – Но когда всё случилось, мне было 28! Кто отнял от меня эти 150 лет? Кто сделал долгожителем? Что за взрыв я тогда слышал?..
- Тихо, тихо. Ты говоришь это вслух, но ответов пока нет. – Яшка как-то нежно похлопал меня по плечу. Похоже, он сам повёл себя точно также, когда узнал. Теперь понятно, почему он боится Статиста. Никто из родни не выжил бы за такое время, не попади они в СТВБ. Да, и вообще, выжил ли кто-то? Где-то был взрыв…
- Ты чего нос повесил? Или мне поступить с тобой также, как ты с моей Мариночкой? – Он вполне мог. И грозно поднял руку, чтобы ущипнуть меня за нос…
- Успокойся. – Я отмахнулся от него. – Ты помнишь взрыв? Как думаешь, где он был? – Мы подошли к Кормильцу. Заведовала всем повариха – Семёновна. Как много имён на «С» в нашем отделе, вдруг подумалось мне…
- По две банки в одни руки. И без возмущений. Иначе голодать будем, если помощь задержится. – Голос у поварихи чуть ли не более властный, чем у шефа. И это подняло настроение. Мы с удовольствием взяли банки, ложки и хлеб, расписавшись карандашом в получении…
- Я слышал взрыв, но не знаю, где он был. – Видимо, Яшку тоже беспокоил этот вопрос…
- А вот и мы! С пледами. – Марина весёлым и звонким голоском возвестила о своём приближении. – Яшечка, ты замёрзнешь. Укутайся. – «Яшечка» улыбнулся и притянул девушку к себе на колени…
- Ты голодна? – Спросил он. – Эта банка тебе. Я уже открыл. Ложечка осталась? – Он нежно погладил возлюбленную по плечу…
- Нет. То есть, осталась. Но ты голодный. И замёрзший. Накинь плед. – Смотреть на смущение секретарши и заботу Яшки было одно удовольствие. Мы с Олегом присели на кресла недалеко от них. Я принялся открывать свою банку…
- Хочешь, поделюсь? – Серьёзно спросил я коллегу. Ведь, тот, постоянно жующий, сейчас наверняка был зверски голоден. И хоть я и не был альтруистом, всё равно не мог допустить, чтобы кто-то жадно смотрел мне в рот, когда я ем. Тем более, банки были увесистые, а содержимое жирным…
- Если не жалко… – Олег словно ожил. Взял из моих рук подарок. Неведомо откуда достал ложку. И стал наслаждаться. А я смотрел на него и удивлялся, как же забавно он смотрится…
- Пошли что ли к Статисту? – Мы уже давно съели тушёнку, налюбовались ласками Яшки и Марины, согрелись в тёплых пледах и носках. На поляне зажгли походные фонарики. А к нам пару раз уже заходил шеф и просил зарегистрироваться у Статиста. Друг мой, Яша, каждый раз посылал шефа ко всем чертям и нарочно страстно целовал свою любимую. Тот уходил, ворча и ни с чем…
- Думаешь, пора? – Неуверенно спросил друг, выпуская девушку из рук…
- Да, вроде. – Я передёрнул плечами. А глаза направились к спящему Олегу. И как он может тут спать? Впрочем. Это же Олег…
- Сходи. Тебе же это важно. То есть… Ты понял. – Секретарша уселась на соседний стул, подобрала ноги и закуталась в плед целиком. – Только быстро. А то я замёрзну. – Её ласковая улыбка светила лучше любого фонаря…
- Ладно. Пошли. – Яшка, наконец, сдался и встал. Скинув с себя плед, он накинул его на Марину. – Там может быть очередь. – Слегка передёрнулся от вечерней прохлады и пошёл за мной…
- Мда. И впрямь очередь. – Я взирал на вздрагивающие, неуверенные и взволнованные спины своих коллег…
- Они тут уже в сотый раз торчат. Надеются, что их близкие найдутся. – Пожал плечами мой спутник. – Вы позволите и нам посмотреть? – На его слова обернулась заплаканная Снежанна…
- Он нашёлся! – Радостно возвестила она. – Мой любимый жив! – Как прекрасны объятия девушки. Жаль, в этот раз они предназначались не мне. Но на душе стало значительно легче. Её муж работал на стройке и выжил. Значит, шанс есть и у остальных…
- «Введите свои Ф.И.О., год рожд., точный адрес и место работы и жительства, укажите своё состояние» - Статист требователен как никогда. После ста пятидесяти летнего забытья не так просто вспомнить всё необходимое, но я справился. А состояние определил как хорошее. – «Укажите Ф.И.О. человека, которого хотите найти, и по возможности его год рожд., точный адрес и место жительства. Но не более 10 человек». – Мне и не надо более. Я ввёл жену – Фёдорову Надежду Анатольевну. Дочь – Фёдорову Антонину Степановну. Маму – Фёдорову Зинаиду Алексеевну. И, немного подумав, ввёл отца Яшки – единственного родного человека, который был у друга, - Григорьева Валентина Игнатьевича. Нажал на кнопку поиска…
- «Фёдорова Надежда Анатольевна и Фёдорова Антонина Степановна находятся на поляне номер 34566. Состояние обоих людей хорошее. Григорьев Валентин Игнатьевич находится на поляне номер 9845. Состояние человека среднее. Фёдорова Зинаида Алексеевна в списках не значится. Попробуйте найти её поздне». – Вердикт, которого я страшился, но ожидал…
- Спасибо. – Едва слышно проговорил друг. – Я бы не смог. А тебя можно поздравить. Жена и дочь в порядке. А мама наверняка найдётся. Она же была в школе. Учителем, вроде, у тебя? – Я кивнул. Но и прекрасно понимал, что урок мог быть окончен, а учитель обязан был вначале загнать в СТВБ всех учеников, а потом уйти сам. И мог не успеть…
- Да. Найдётся. – Я пытался улыбнуться. Верить в плохое – последнее дело...
- О, новости! – На поляне возникло заметное оживление. Это заметил не только Яшка. Все повскакивали со своих мест и устремились к новым людям. А они всё прибывали откуда-то из рощи. Вооружённые. В масках. С какими-то приборами в руках…
- Спокойно. Сейчас мы раздадим вам новый паёк продовольствия и новостные ленты. Но за пределы поляны никому не выходить. Здесь назначается карантин. – Мужчина, явно назначенный главным, не кричал, но его услышали все. В толпе зароптали. – Это необходимо для вашей же безопасности. Мы должны определить наличие у вас болезней и привить всех от вирусов, с которыми вы ещё не сталкивались. Пожалуйста. Проявите уважение к сотрудникам. Сдайте кровь на анализы и пройдите процедуры прививания. – Возле меня тяжко вздохнула Сёмка – бухгалтер нашего отдела. Она всегда боялась прививок и уколов. Но ничего не попишешь…
- Хотя бы принесли больше тёплых вещей. – Заметил Яшка, когда мы отошли от пункта военных. Руки зудели от уколов, но это было ещё не всё. Поутру предстояло вновь привиться. А отпустить с поляны обещались и того лишь через неделю и не раньше. Нужно было набраться терпения…
- Зато нам дали средства связи с близкими и привезли палатки. Сразу за ними пойдём? – Я привык во всём искать положительные стороны. Лишь бы нашлась мама…
----
- Как думаешь, теперь точно всё или опять мозги пудрят? – Яшка очень волновался. Сегодня за нами пришли солдаты. Всем приказано собирать вещи и относить их к прибывшей машине. А сами они были уже без масок и одеты достаточно свободно…
- Наверняка, уедем. Только вот куда? Думаешь, сохранились наши дома? – Я прекрасно понимал, что друг не знает ответа. Но спросить было необходимо. Меня охватывало волнение…
- Нас загрузили в машины, потом пересадили в автобусы, и мы ехали. Ехали долго. Практически в полной тишине. Вокруг было нечто невообразимое. Сказочное. Что никто и никогда не мог представить…
- Это был наш новый мир. Наш новый дом. Спустя ста пятидесяти лет. И в это невозможно было поверить. И не хотелось верить. Все молчали…
- Место, в котором остановился наш автобус, чем-то напоминало знакомые нам, старые дома. А потом был стол, за которым сидел робот. Мы называли себя, он что-то сверял и ставил нам на руку прошитый металлом и нескольких миллиметров в диаметре штамп. Из аппарата возле него выходила пластиковая карточка. На ней отмечались паспортные данные и адрес проживания. Мне достался дом по улице Михайловской с номером тридцать восемь. Квартира шестьсот восемьдесят шестая. Забавный номер…
- Распрощавшись с друзьями и с трудом отыскав нужный дом, я поднялся на лифте и замер возле двери. Чтобы войти, требовалось всего лишь взяться за необычную ручку и оттолкнуть от себя этот кусок обитого чем-то мягким металла. Но мне было страшно. Так страшно, как не было никогда до этого. И я стоял…
- Дверь распахнулась сама. На пороге стояла молодая и красивая женщина лет двадцати пяти и мило улыбалась. На руках она держала восторженную девочку лет пяти от роду…
- А вот и папа вернулся с работы. – Она потрепала девочку по голове и выпустила из рук. – Тебе разогреть? Я приготовила ужин уже пол часа назад. – Она с нескрываемой радостью наблюдала за тем, как я обнимаю нашу дочь. А в глазах стояли слёзы…
- Я сам разогрею, если надо будет. – Мои губы произносили эту коронную фразу уже в забытьи. Руки сами притянули к себе любимую. Дочь на руках чуть пискнула, недовольная внезапной теснотой. Но всем было хорошо. Мы были вместе. Мы были стары, но молоды. Мы жили в мире, которого не должно было существовать для нас. Мы жили. И жизнь продолжалась…
Скаборг Александр Эдуардович
«Мысли просебя и вслух» (2014г.)
Время от времени, по вечерам, я откладываю подальше все гаджеты, достаю свой верный, прошедший со мной много километров, велосипед, и отправляюсь навестить свою бабушку. Разговаривая с ней, я как будто начинаю путешествовать во времени. У меня появляется возможность заглянуть в прошлое и попробовать понять, что из себя представляла молодежь 40-50 лет тому назад. Совсем недавно бабушка заговорила о праздниках, об обычных праздниках, когда родные, близкие, соседи собирались за одним столом. Это были застолья, где не было пьяных людей, не слышно было бранных слов. Люди дружили, умели радоваться малому и быть счастливыми. Взрослые рассказывали о своей работе, успехах, неудачах, а дети, слушая эти рассказы, мечтали о таких же профессиях, о своем месте в жизни. Им хотелось продолжать дело своих самых близких людей.
Сейчас я смотрю на своих сверстников, на ребят помладше и понимаю, что время действительно изменилось. Молодежь все чаще хочет легких и быстрых денег. Сплошь и рядом сталкиваешься с людьми, у которых ярко выражено желание властвовать, унижать, делать только то, что нравится или то, что выгодно. Я не в праве осуждать их за это, но задуматься над этим надо. Когда речь заходит о будущем, то большинство молодых людей думают не о том как стать квалифицированным специалистом в избранной области, а о должностях руководителей. Если раньше дети и подростки мечтали быть космонавтами, учёными, инженерами, строителями, шахтёрами, то теперь почти все хотят быть высокооплачиваемыми юристами, топ-менеджерами, риелторами, банкирами. И это еще не самое худшее. Например, сейчас у большинства молодых парней появилась новая мечта — стать киберспортсменами! Вот это действительно достойно: просиживать целыми днями штаны за компьютером, играя в игры и зарабатывая на этом деньги. Ведь совершенно никого не волнует, что достичь этого и пробиться на киберспортивную арену удается лишь единицам, а те единицы, у которых это получилось, променяли свою жизнь, на круглосуточную игру. Я считаю, что наше общество разделилось на богатых и бедных, на людей везучих и неудачников. Как, впрочем, и всегда. Да, молодежь имеет возможность обучаться в высших учебных заведениях, но очень часто после учебы молодые люди работают не по своей специальности. В результате важные отрасли производства не получают грамотных специалистов, не наблюдается реального прогресса, мало новых технологий, открытий. Многие выпускники вузов мечтают о работе в газовой или нефтяной компаниях, где платят большие деньги. Кто же тогда будет лечить больных людей, учить детей, обувать и одевать население страны, строить дороги? Наверно нужно больше рассказывать детям о различных профессиях, о их важности и необходимости, устраивать встречи с профессионалами своего дела. А вот о престижности этих специальностей должно побеспокоиться государство и каждому труженику обеспечить достойную жизнь.
Я с уважением отношусь к молодежи, проживающей в сельской местности. В деревне ребенок с малых лет постоянно видит, что делают его родители, он рано начинает помогать им по хозяйству, дома и в поле. В деревне всякому найдется работа, только не ленись. В городе же дети зачастую не только не видят, что их родители делают, но и не знают, где и кем они работают. Вот порой и получается из городского ребенка лоботряс и нахлебник.
Учась в 11 классе, я невольно начинаю размышлять над тем, являюсь ли я достойным представителем своего поколения, могу ли я быть уверенным в том, что будущее действительно за нами, как постоянно говорят нам ведущие с голубых экранов? Мне бы очень этого хотелось. Но, очевидно, что для того, чтобы все это было реальностью, нужно хотя бы иногда об этом будущем задумываться.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 244; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!