Различные версии всемирной истории 7 страница



То, что в еврейской религии содержится в абстрактном виде — презрение к теории, искусству, истории, презрение к человеку, как самоцели, — это является действительной, сознательной точкой зрения денежного человека, его добродетелью. Даже отношения, связанные с продолжением рода, взаимоотношения мужчины и женщины и т.д. становятся предметом торговли! Жен­щина здесь — предмет купли-продажи.

Химерическая национальность еврея есть национальность купца, вообще денежного человека[92].

Беспочвенный закон еврея есть лишь религиозная карикатура на беспочвенную мораль и право вообще, на формальные лишь ритуалы, которыми окружает себя мир своекорыстия.

Также и в этом мире своекорыстия высшим отношением человека является определяемое законами отношение, отношение к законам, имеющим для человека значение не потому, что они — законы его собственной воли и сущности, а потому, что они господствуют и что отступление от них карается. [93]

Еврейский иезуитизм[94], тот самый практический иезуитизм, который Бауэр находит в талмуде, есть отношение Мира своекорыстия к властвующим над ним законам, хитроумный обход которых составляет главное искусство этого мира.

Самое движение этого мира в рамках этих законов неизбежно является постоянным упразднением закона.

Еврейство не могло дальше развиваться как религия, развиваться теоретически, потому что мировоззрение практической потребности по своей природе ограничено и исчерпывается немногими штрихами.

Религия практической потребности могла по самой своей сущности найти своё завершение не в теории, а лишь в практике — именно потому, что её истиной является практика.

Еврейство не могло создать никакого нового мира; оно могло лишь вовлекать в круг своей деятельности новые, образующиеся миры и мировые отношения, потому что практическая потребность, рассудком которой является своекорыстие, ведёт себя пассивно и не может произвольно расширяться; она расширяется лишь в результате дальнейшего развития общественных условий.

Еврейство достигает своей высшей точки с завершением гражданского общества; но гражданское общество завершается лишь в христианском мире. Лишь при господстве христианства, превращающего все национальные, естественные, нравственные, теоретические отношения в нечто внешнее для человека[95], — гражданское общество могло окончательно отделиться от государственной жизни, порвать все родовые узы человека, поставить на их место эгоизм, своекорыстную потребность, претворить человеческий мир в мир атомистических, враждебно друг другу противостоящих индивидов.

Христианство возникло из еврейства. Оно снова превратилось в еврейство.

Христианин был с самого начала теоретизирующим евреем; еврей поэтому является практическим христианином, а практический христианин снова стал евреем.

Христианство только по видимости преодолело реальное еврейство. Христианство было слишком возвышенным, слишком спиритуалистическим, чтобы устранить грубость практической потребности иначе, как вознёсши её на небеса.

Христианство есть перенесённая в заоблачные выси мысль еврейства, еврейство есть низменное утилитарное применение христианства, но это применение могло стать всеобщим лишь после того, как христианство, в качестве законченной религии, теоретически завершило самоотчуждение человека от себя самого и от природы.

Только после этого смогло еврейство достигнуть всеобщего господства и превратить отчуждённого человека, отчуждённую природу в отчуждаемые предметы, в предметы купли-продажи, находящиеся в рабской зависимости от эгоистической потребности, от торгашества.

Отчуждение вещей есть практика самоотчуждения человека. Подобно тому как человек, пока он опутан религией, умеет объективировать свою сущность, лишь превращая её в чуждое фантастическое существо, — так при господстве эгоистической потребности он может практически действовать, практически создавать предметы, лишь подчиняя эти свои продукты, как и свою деятельность, власти чуждой сущности и придавая им значение чуждой сущности — денег.

Христианский эгоизм блаженства необходимо превращается, в своей завершённой практике, в еврейский эгоизм плоти, небесная потребность — в земную, субъективизм — в своекорыстие. Мы объясняем живучесть еврея не его религией, а, напротив, человеческой основой его религии, практической потребностью, эгоизмом.

Так как реальная сущность еврея получила в гражданском обществе своё всеобщее действительное осуществление, своё всеобщее мирское воплощение, то гражданское общество не могло убедить еврея в недействительности его религиозной сущности, которая лишь выражает в идее практическую потребность. Следовательно, сущность современного еврея мы находим не только в пятикнижии или в талмуде, но и в современном обществе, — не как абстрактную, а как в высшей степени эмпирическую сущность, не только как ограниченность еврея, но как еврейскую ограниченность общества.

Как только обществу удастся упразднить эмпирическую сущность еврейства, торгашество и его предпосылки, еврей станет невозможным, ибо его сознание не будет иметь больше объекта, ибо субъективная основа еврейства, практическая потребность, очеловечится, ибо конфликт между индивидуально-чувственным бытиём человека и его родовым бытиём будет упразднён.

Общественная эмансипация еврея есть эмансипация общества от еврейства» (приведено по публикации:
http://www.avtonom.org/lib/theory/marx-engels/juden.html; см. также типографски изданный текст: К. Маркс, Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2, т. 1, с. 382 — 413).

Приведённый фрагмент из статьи «К еврейскому вопросу» К. Маркса (внука двух раввинов, т.е. вероучителей иудаизма, его законников — отметим мимоходом) — прекрасная иллюстрация того, что представляет собой «дьявольская логика», обращённая к калейдоскопическому или мозаичному Я-цен­три­ч­ному миропониманию субъектов, не владеющих личностной культурой диалектического познания.

Приведённый фрагмент (и тем более, статья в целом) позволяет увидеть, как средствами воздействия на бездумно внимающую авторитету такого рода психику [96] закрыть нежелательную для рассмотрения тематику путём возведения в калейдоскопическом или мозаичном Я-центричном миропонимании следствий в ранг причин и представления причин в качестве следствий. Кроме того, в приведённом фрагменте статьи наличествует и недостоверная информация о становлении исторически реального христианства и его взаимоотношениях с иудаизмом, а также и некоторая другая недостоверная информация, что создаёт заведомо ложное представление о затронутой К. Марксом проблематике.

Если же принимать как свидетельства то, что пишет К. Маркс и что сообщают авторы цитируемых в его статье работ, то:

К середине XIX века власть заправил библейского проекта над Европой (вне России) и Соединёнными Штатами Америки была почти полной и почти безраздельной, и уже тогда заправилы проекта, как казалось, были близки к безраздельной власти над всем остальным миром (колониями «великих держав» библейской региональной цивилизации к тому времени была вся Африка, Австралия и изрядная доля Азии, включая островные архипелаги, а бывшие их колонии в Северной и Южной Америке, обретя государственную самостоятельность, уже принадлежали библейской культуре).

Т.е. если свидетельства К. Маркса и цитируемых им авторов соотнести с приведённой выше подборкой цитат из Библии, то в соответствии с принципом «практика — критерий истины» остаётся сделать вывод о том, что библейский проект порабощения человечества показал к середине XIX века свою работоспособность и достиг определённых успехов.[97] Однако о проблемах, которые он породил, — для всего человечества, а также и для самих заправил проекта, — К. Маркс на протяжении всей его дальнейшей жизни говорил крайне поверхностно, не вдаваясь в рассмотрение их сути и происхождения. (Эта проблематика и роль марксизма в истории рассмотрена в Приложении 2[98]).

При этом уход Маркса от рассмотрения вопросов вероучения и религиозной жизни человека вообще и, в частности, иудаизма, влияния вероучений на формирование психики личности и культуры соответствующих социальных групп, — обратил его статью в образчик расизма и ксенофобии по отношению к евреям: если согласиться с К. Марксом, то евреи от природы — такие паразиты, а в иудаизме — они всего лишь выразили свойственный им от природы агрессивный паразитизм.

И потому расист Гитлер вполне мог бы подписаться чуть ли не под каждым абзацем этой статьи, в которых даётся характеристика еврейству и воздействию его на жизнь изначально не библейских по культуре обществ. Различие между Марксом и Гитлером только в том, что Маркс провозглашал идею некой «эмансипации» еврейства и человечества от торгашества, а Гитлер намеревался изолировать евреев от остального человечества на Мадагаскаре, а потом — после начала сотрудничества с сионистами[99] — в Палестине (во всяком случае, первоначально планов геноцида у него не было либо они публично не оглашались — соответствующие документы за его подписью не найдены либо не публикуются на протяжении всего времени, прошедшего после завершения второй мировой войны ХХ века).

Непреодолённость советским обществом к началу перестройки (1985 г.) запрета на изучение роли Библии во всемирной истории, запрограммированного К. Марксом более, чем за сто­летие до этого времени, стала одной из идейных причин краха СССР в 1991 г.[100]

И сказанное выше о целенаправленной защите Библии от изучения и критики её богословия и социологии в бытность СССР — не вымыслы, а историческая реальность, подтверждаемая фактами. Стоило уже упоминавшемуся ранее (раздел 1.4) советскому писателю-фантасту и настоящему коммунисту И.А. Ефре­мову в своём романе «Час быка» дать оценку социологической доктрине библейского проекта:

«Подавление индивидуальности сводит людей в человеческое стадо, как было в Тёмные Века Земли, когда христианская церковь фактически выполнила задачу Сатаны, озлобив и сделав убийцами множество людей... К несчастью, главная религиозная книга наиболее техничной и могущественной из прошлых цивилизаций — белой — была Библия, наполненная злом, предательством, племенной враждой и бесконечными убийствами...»

— и этот роман практически сразу же был запрещён.

Но был избран предлог, скрывающ­ий истинные причины, однако вполне правдоподобный для того, чтобы предложенную мотивацию запрета романа признали соответствующей истине невежественные простые обыватели и советские номинально властные бюрократы, нравственно-мировоззренчески далёкие от проблематики управления глобальным историческим процессом:

«В романе “Час Быка” Ефремов под видом критики общественного строя на фантастической планете “Торманс” по существу клевещет на советскую действительность….» (докладная записка в ЦК КПСС председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова — приводится по тексту книги А. Кон­стан­тинова «Светозарный мост» по публикации на сайте:
http://noogen.2084.ru/Efremov.htm).

Если бы дело состояло только в обличении советской бюрократии, то ей было бы проще не признавать обличений в свой адрес, а публично расценить этот роман как критику политической практики маоизма в Китае, — тем более, что в самόм тексте романа наличествует соответствующая атрибутика: культ змея («род­ственник» драконов китайской мифологии) на фантастической планете Торманс и прямое порицание маоизма:

«Муравьиный лжесоциализм создался в Китае, тогда только что ставшем на путь социалистического развития, путём захвата власти маленькой группой, которая с помощью недоучившейся молодёжи разгромила государственный аппарат и выдвинула как абсолютно непререкаемый авторитет “великого”, “величайшего”, “солнцеподобного” вождя»[101].

Однако именно прямое порицание в романе Библии и проистекающей из неё политической практики, воплощённой в истории человечества, данное в русле изложения альтернативы, вызвало и прямой запрет со стороны периферии заправил библейского проекта переизданий романа и изъятие его из общего доступа библиотек. Кроме того за пределами СССР был сорван проект экранизации романа «Час быка» Стэнли Кубриком.

Но в то же самое время отношение идеологов и искусствоведов от КГБ и ЦК КПСС к братьям А.Н. и Б.Н. Стругацким, воспевавшим «просвещённый» интеллектуальный тоталитаризм Комиссии по контактам (фантастический аналог «глобального супер-КГБ» и тайных организаций будущего) в своих повестях «о странниках и прогрессорах» («Жук в муравейнике», «Трудно быть богом» и др.), было по существу поощрительным. Даже их повесть «Сказка о тройке», предшествовавшая циклу произведений «о странниках и прогрессорах» и представлявшая собой весьма едкую сатиру на советскую бюрократию, прошла для братьев-писателей без сколь-нибудь ощутимых неприятных последствий. Бюрократия сделала вид, что «Сказка о тройке» просто не существует, поскольку она не издавалась в СССР официально до 1987 г. (хотя она была издана за рубежом) и в СССР ходила только в списках…

Это различие в судьбах названных писателей — выражение того, что отношение идеологов и искусствоведов от КГБ и ЦК КПСС к тем, кто не приемлет библейский проект, и к тем, кто всего лишь высмеял и без того всем очевидную и в принципе неустранимую дурость бюрократии, — было действительно принципиально различным.

Примерно в тот же период исторического времени (в 1950‑е — 1960 гг.) АН СССР был из­да­н 12‑том­ни­к «Все­мир­ная ис­то­рия». В нём не найти ни слова о расистских бреднях и рабовладении в мировых масштабах цензоров и редакторов ветхо- и новозаветных Откровений — заправил библейского проекта порабощения человечества от имени Бога. Но Кораническому вероучению нагло приписываются рабовладельческие воззрения, прямо противные смыслу стратегической Коранической доктрины общественной жизни, и сопровождается эта ложь неопределёнными (т.е. без указания аятов и цитирования) ссылками на Коран.

Обратимся к названному 12-томнику. Раздел «Основы идеологии раннего ислама», главы VII «Аравия к началу VII в. Арабские завоевания и арабский халифат (VII — X вв.)», том III, с. 108 — 109 сообщает (вся орфография цитируемого источника сохранена):

«Ислам возлагал на верующих мусульман пять обязанностей («пять столпов ислама»): исповедание догмата единобожия и признание пророческой миссии Мухаммеда, выраженные в формуле «нет божества кроме бога (аллаха), и Мухаммед — посланник божий»[102], ежедневное совершение молитв по установленному обряду, отчисление закята (сбор 1/40 доли дохода с недвижимого имущества, стад и торговых прибылей) формально в пользу бедных. Фактически же в распоряжение арабо-му­суль­манского государства, соблюдение поста в месяце рамадане и паломничество в Мекку (хадж), обязательное впрочем, только для тех, кто был в состоянии его совершить. Учение ислама об ангелах, о страшном суде, о загробном воздаянии за добрые и злые дела, о дьяволе и аде было таким же, как и у христиан. В мусульманском раю верующим обещались всевозможные наслаждения.

Ислам предписывал мусульманам участие в священной войне (джихад) с «неверными». Учение о войне за веру и о спасительном значении участия в ней для душ верующих развивалось постепенно в процессе завоеваний. По отношению к иудеям и христианам (а позднее и к зороастрийцам) допускалась веротерпимость, однако при условии, что те подчинятся, станут подданными мусульманского (т.е. арабского) государства и будут платить установленные для них подати.

Священная книга мусульман — Коран («Чтение»), по учению ислама, существовала извечно и была сообщена богом Мухаммеду, как откровение. Речи Мухаммеда, выдаваемые им за «откровения от бога», записывались согласно преданию, его последователями. Эти записи в дальнейшем, несомненно, подвергались обработке. В Коран вошли также многие библейские сказания. Коран был собран в единую книгу, отредактирован и разделён на 114 глав (сур) уже после смерти Мухаммеда, при халифе Османе (644 — 656). Влияние мекканских рабовладельцев и купцов отразилось на их языке, и на идеях Корана. Слова «обмеривающие», «кредит», «долг», «лихва» и им подобные не раз встречаются в Коране. В нём оправдывается институт рабства. В основном идеология Корана направлена против общественных институтов первобытно-общинного строя — межплеменной борьбы, кровной мести и т.п., а также против многобожия и идолопоклонства.

В Коране есть специальная глава «Добыча», которая стимулировала в воине-арабе желание идти в поход: 1/5 военной добычи должна была поступать пророку, его роду, вдовам и сиротам, а 4/5 выделялись в раздел войску из расчёта: одна доля пехотинцу и три доли всаднику. Военная добыча состояла из золота, серебра, пленников-рабов, всякого движимого имущества и скота. Завоёванные земли не подлежали разделу и должны были поступать во владение мусульманской общины. Убитым на войне — «мученикам за веру» ислам обещал райское блаженство. Считалось, что в рабство можно обращать лишь иноверцев. Однако принятие ислама людьми, уже обращёнными раньше в рабство, не освобождало от рабства ни их, ни их потомков. Дети господ и рабынь, признанные своими отцами, считались свободными. Ислам разрешал мусульманину иметь одновременно до 4 законных жён и сколько угодно рабынь-наложниц.

Для начального ислама не существовало разницы между духовными лицами и мирянами, между мусульманской общиной и государственной организацией, между религией и правом. Сложившееся постепенно между VII и IX в. мусульманское право первоначально основывалось на Коране. К этому главному источнику права с конца VII в. присоединился ещё и другой — предание (сунна), состоявшее из хадисов, то есть рассказов из жизни Мухаммеда. Много этих хадисов было сочинено в среде «сподвижников пророка» — мухаджиров и ансаров, а также их учеников. По мере того, как арабское общество развивалось и жизнь его становилась всё более сложной, выяснялось, что Коран и хадисы не дают ответа на многие вопросы. Тогда появились ещё два источника мусульманского права: иджма — согласованное мнение авторитетных богословов и правоведов и кыяс — суждение по аналогии.

Советские историки по-разному трактуют социальную основу раннего ислама. Согласно указанной выше первой концепции, в раннем исламе отразился процесс разложения первобытно-общинного строя и сложения рабовладельческого уклада в североарабском обществе. Только впоследствии, в связи с феодализацией арабского общества, ислам постепенно развился в религию феодального общества. Согласно же второй концепции, ислам с самого начала был идеологией раннефеодального общества, хотя более ярко социальная сущность его выявилась позже, после арабских завоеваний».

Вот такие похотливые и алчные мракобесы и агрессоры эти мусульмане, чуть ли не хуже нацистов, если верить академической науке времён СССР. И с той поры мало что изменилось в позиции политологии РАН.

Рассматриваемый академический 12-томник совершенно правильно сообщает, что «слова “обмеривающие”, “кредит”, “долг”, “лихва” и им подобные не раз встречаются в Коране». Однако он подло умалчивает о том, как они в нём упоминаются. Поэтому, чтобы показать подлость и заведомую лживость авторского коллектива этого 12-томника[103] и их анонимных кураторов, приведём некоторые выдержки из Корана.

Сура 2: «275 (274). Те, которые издерживают своё имущество ночью и днём, тайно и явно, — им их награда у Господа их; нет страха над ними, и не будут они печальны! 276 (275). Те, которые пожирают рост, восстанут только такими же, как восстанет тот, кого повергает сатана своим прикосновением. Это — за то, что они говорили: “Ведь торговля — то же, что рост” (в переводе Г.С. Саблукова: «лихва — то же, что прибыль в торговле»). А Бог разрешил торговлю и запретил рост. К кому приходит увещание от его Господа и он удержится, тому прощено, что предшествовало: дело его принадлежит Богу; а кто повторит, те — обитатели огня, они в нём вечно пребывают!


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 125; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!